Стеклянная тетрадь

ПЛОХАЯ НОЧЬ (ТРЕВОЖНАЯ БЫЛЬ, ВЗЫВАЮЩАЯ К СМЕРТИ)

Музыка играла долго. Сначала она звучала не очень громко, затем гулявшей во дворе молодёжи показалось, видимо, что в их веселье должны принять участие все окружающие дома, и музыка грохнула с удвоенной силой. Она буквально врывалась в окно, сотрясала стёкла, заставляла дребезжать дверцы шкафов.

— Вот ведь суки! — воскликнул Алексей, поднимаясь из кровати.

Уже третью ночь продолжалось одно и то же.

— Теперь до осени мучиться, — подала голос сестра с соседней кровати.

— Почему до осени? — мрачно спросил Алексей.

— Так ведь каникулы начались.

Алексей подошёл к окну, шлёпая босыми ногами по холодному паркету. Сквозь густую листву проглядывались автомобили на стоянке. Возле одной из машин собралась небольшая группа молодёжи, подростки. Они жестикулировали, живо обсуждая что–то, притопывали под музыку и разговаривали почти криком, но их голоса съедались шквалом музыки.

— И что, у вас в Москве так всегда, Ириш? — недоумённо спросил Алексей.

Он давно не был в столице, почти десять лет. Когда сестра уехала в Москву учиться, ему едва исполнилось четырнадцать. Вместе с мамой он приехал навестить сестру, получив от неё телеграмму об успешно сданных экзаменах, и с тех пор не появлялся тут. Алексей не приехал, даже когда Ирина вышла замуж. К тому времени он ушёл в армию, затем подрядился контрактником в Чечню и коптился там почти три года.

— Это же бардак! — Он ткнул пальцем в стекло. — Это же настоящие свиньи, а не люди.

— Брось ты, — отмахнулась Ирина и повернулась лицом к стене.

— А твой муж что? — настаивал Алексей. — Он же в МВД работает, верно? Неужто не может навалять по шее этим охломонам? Таким пацанам ведь если волю дать, так они всю страну в танцплощадку превратят. А кто будет выступать против их танцулек, того они затопчут ногами. Разве вы не понимаете, что из таких вот оторвышей вырастают самые настоящие ублюдки? Они же уверены, что никто им перечить не смеет, что всё им дозволено.

— Ложись спать. А у Фёдора, — устало сказала она про мужа, — и без того хватает забот. Вот и сейчас, видишь, опять срочно вызвали в управление.

— В управление… Понятно… Только вчера–то он был дома и позавчера тоже. Но он не вышел к ним, не наступил им на горло. А он, между прочим, власть представляет.

— Он из другого ведомства, — попыталась возразить сестра.

— Когда прикажут, все сразу в нужном ведомстве становятся. Бесхребетные вы все какие–то, Ириш. Никто на себя не хочет ответственность взять. Тряпки вы городские! Отсюда до отделения милиции не более двухсот метров, менты тоже слышат этот шум, но ни хрена не делают. Задницу им ломотно от стула оторвать. Тоже мне — служители закона. Вот потому страна в говне и прозябает, что никто ни черта делать не желает. Давно бы дружину могли организовать, сейчас бы уж руки этим соплякам скрутили и сдали бы ментам! Или думаете, всё само собой решится?

— Нервы у тебя, Алёшенька, после твоей войны ни к чёрту стали. Всё ты хочешь силой решить. Зря ты подался в контрактники. Испортили тебя там.

— Это уж не тебе судить, сестрёнка.

Он громко вздохнул и вышел в коридор. Ирина услышала, как он залез в свою вещевую сумку.

— Ты чего, Алёша? Помочь?

— Сигареты ищу. Пойду прогуляюсь. Всё равно спать не получается.

Она села в кровати:

— Куда прогуляешься? Ночь на дворе!

— Ты спи. Тебе на работу утром.

Она услышала, как щёлкнула входная дверь.

«Ругаться пошёл с мальчишками, — решила она. — Только бы драться не начал, а то покалечит их».

Она была на четыре года старше брата, но чувствовала себя несмышлёным ребёнком рядом с ним. От Алексея веяло холодной решимостью и угрюмостью. Он был словно наполнен свинцом, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: человек этот мог без колебаний ввязаться в схватку. Ирина побаивалась брата…

Он неторопливо спустился по лестнице и вышел во двор. На ярко освещённом под фонарным столбом пятачке стояли четверо подростков лет шестнадцати и три девушки того же возраста, но смотревшиеся чуть старше за счёт яркого макияжа.

— Парни, чья музыка играет? Чей это драндулет?

— А тебе–то чего?

— Громко очень. Привернули бы звук. Народ спать хочет.

— А мы тоже народ. И мы хотим оттянуться по полной. Какой–то части народа придётся потерпеть.

— Приглуши граммофон, пацан, — заметно повысив голос, сказал Алексей.

— Да пошёл ты!

На асфальте возле автомобиля поблёскивали пустые бутылки. Ребята были заметно охмелевшие от выпитого пива, ничто не могло испугать их. Алексей был невысокого роста и выглядел очень молодо. При дневном свете на его лице хорошо различались морщины и сразу угадывался человек, прошедший нелёгкий путь. Но в мутном ночном освещении мальчишки приняли Алексея за своего сверстника. Ну, может, решили, что он на пару лет старше, только им–то без разницы, старше он или нет. Их было четверо, и они чувствовали себя уверенно, как шакалы в стае.

— Выруби бандуру, сопляк!

— Может, тебе ещё и отсосать? — криво усмехнулся ближайший к Алексею парень. У него были длинные волосы, в ухе тускло вспыхивала серьга.

— Это уж если успеешь! — рявкнул Алексей.

И в его руке появился пистолет. Ствол ткнулся длинноволосому в лоб. Тут же раздался выстрел, но он был почти неразличим за барабанившей музыкой. Длинноволосый отшатнулся, развернулся и рухнул на бок. Алексей сразу повернулся к второму подростку и выстрелил в него. Тот взмахнул руками, беспомощно хватаясь за воздух, и тяжело привалился к борту автомобиля. Третий парень испуганно отступил на шаг, стукнулся локтем о распахнутую дверцу и, испугавшись ещё больше, метнулся в сторону. Алексей направил оружие на него и снова надавил на спусковой крючок. Полыхнувшее пламя на долю секунды озарило лицо жертвы, подросток споткнулся и опрокинулся навзничь.

Все остальные, ошарашенные происшедшим, застыли неподвижно. Одна из девочек начала громко всхлипывать, готовая перейти на истеричный крик, но Алексей жёстким голосом остановил её:

— Молчать, щенки! Тихо!

— Они убиты? — пролепетал едва слышно последний из мальчишек.

— Выключайте музыку. Сколько можно просить вас? — Теперь голос Алексея прозвучал ровнее. Он холодно посмотрел на девушек. — А вы, твари недозрелые, забейте в свои тупые мозги одну очень нужную мысль: надо помнить о других людях, а не только о собственном удовольствии! А теперь брысь отсюда, шалавы, не то и вас нашпигую!

На автомобильной площадке наступила тишина. Четвёртый подросток по–прежнему стоял перед Алексеем, заворожённо глядя на пистолет в руке Алексея.

— Что уставился, малец? — Алексей достал сигарету и закурил. — Страшно?

— Да.

— Не трясись, теперь уж не застрелю, раз сразу не кончил тебя… Вообще–то можно было и на одном остановиться. Но я машинально…

— Зачем ты?.. Почему вы?

— Потому что ваш брат не понимает человеческой речи. Вы — худшее, что может быть. Даже бандиты лучше вас, несмотря на то, что они грабят и убивают. Они понятны, видны как на ладони. Они хотят денег и прут к деньгам напролом. Их поступки ясны. А вы что? Вам вообще ничего не надо, только бы потусоваться. У вас за душой нет ни хрена. Вы не заслуживаете жизни…

— Это неправда.

— Не спорь, малец.

— Но не убивать же за это, — подросток обессилел и опустился на дрожащие колени возле мёртвого приятеля, из–под которого уже начала растекаться лужа крови.

— А что с вами ещё делать? Если вам наплевать на других, то вы должны получить такое же отношение в ответ. Вы ничем не отличаетесь от мусора, вас надо сметать, — Алексей обошёл неподвижные тела. — Ладно, хватит лясы точить…

Он сунул пистолет за ремень и, пыхая дымом сигареты, неторопливо пошёл прочь. Он был спокоен и удовлетворён…