знаешь, я все же бывала в твоем париже,
ласкала рыжие кудри девочки из ротонды.
здесь небо много суровей, нежней и ниже,
и как-то настойчивей, что ли? зеленого сыра тонны
скупают в лавках юркие парижане
десятки лет отмечаясь привычным бонжуром.
от этого очень спокойно, хотя мне жаль их:
подобное постоянство уютно-жутко.
они глазеют на всех проходящих мимо,
сидя в кафе, выходящих на мостовые.
здесь неприлично влюбляться и быть любимой
до крови в горле, до жаркой раны навылет.
но, что очевидно донельзя, в почете учтивость
пардон заменяет дуэли, мерси – перчатки,
летящие в лица. меня никогда не учили
ножам и вилкам для рыбы. зеленого чая –
в пиалу, съемной квартиры холодная ванна,
и спят покроватно мои любимые лица.
зеленого чая – в пиалу, почти отвара.
и вряд ли получится нотр даме молиться,
и вряд ли получиться плакать у трапа, прощаясь.
я съела париж, как отраву, немного морщась.
а ты в это время – в питере. вряд ли чая,
скорее – абсента, а может, чего попроще.
но это неважно ни мне, ни тебе, ни спазмам
желудка, которые режут на половины.
ты помнишь про бога, про эти игрушки с паззлом?
так вот, доигрался. Veritas только in Vino.
и я его пью беззастенчиво, как в пустыне,
стараясь забыться, а, может быть, стать порочней.
хотя – это поза. приятным комочком стынет.
предложишь абсента? а, может, чего попроще.
ты знаешь. я все же бывала в твоем париже.
и пусть не с тобой, это вряд ли тебя волнует.
здесь небо много суровей, нежней и ниже,
и как-то настойчивей, что ли? непререкаемей? ну и
черт с ним.
2001/05/11