Стихотворения

Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье,

Как сон пленительный, вся жизнь моя текла.

Но я тобой забыт, — где счастья привиденье?

Ах! счастием моим любовь твоя была!

Когда я был любим, тобою вдохновенный,

Я пел, моя душа хвалой твоей жила.

Но я тобой забыт, погиб мой дар мгновенный:

Ах! гением моим любовь твоя была!

Когда я был любим, дары благодеянья

В обитель нищеты рука моя несла.

Но я тобой забыт, нет в сердце состраданья!

Ах! благостью моей любовь твоя была!

Дубрава шумит;

Сбираются тучи;

На берег зыбучий

Склонившись, сидит

В слезах, пригорюнясь, девица-краса;

И полночь и буря мрачат небеса;

И черные волны, вздымаясь, бушуют;

И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.

«Душа отцвела;

Природа уныла;

Любовь изменила,

Любовь унесла

Надежду, надежду — мой сладкий удел.

Куда ты, мой ангел, куда улетел?

Ах, полно! я счастьем мирским насладилась:

Жила, и любила… и друга лишилась.

Теките струей

Вы, слезы горючи;

Дубравы дремучи,

Тоскуйте со мной.

Уж боле не встретить мне радостных дней;

Простилась, простилась я с жизнью моей:

Мой друг не воскреснет; что было, не будет…

И бывшего сердце вовек не забудет.

Ах! скоро ль пройдут

Унылые годы?

С весною — природы

Красы расцветут…

Но сладкое счастье не дважды цветет.

Пускай же драгое в слезах оживет;

Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась;

Одна о минувшем тоска мне осталась».

Мой друг, хранитель-ангел мой,

О ты, с которой нет сравненья,

Люблю тебя, дышу тобой;

Но где для страсти выраженья?

Во всех природы красотах

Твой образ милый я встречаю;

Прелестных вижу — в их чертах

Одну тебя воображаю.

Беру перо — им начертать

Могу лишь имя незабвенной;

Одну тебя лишь прославлять

Могу на лире восхищенной:

С тобой, один, вблизи, вдали,

Тебя любить — одна мне радость;

Ты мне все блага на земли;

Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость.

В пустыне, в шуме в городском

Одной тебе внимать мечтаю;

Твой образ — забываясь сном,

С последней мыслию сливаю;

Приятный звук твоих речей

Со мной во сне не расстается;

Проснусь — и ты в душе моей

Скорей, чем день очам коснется.

Ах! мне ль разлуку знать с тобой?

Ты всюду спутник мой незримый;

Молчишь — мне взор понятен твой,

Для всех других неизъяснимый;

Я в сердце твой приемлю глас;

Я пью любовь в твоем дыханье…

Восторги, кто постигнет вас,

Тебя, души очарованье?

Тобой и для одной тебя

Живу и жизнью наслаждаюсь;

Тобою чувствую себя;

В тебе природе удивляюсь.

И с чем мне жребий мой сравнить?

Чего желать в толь сладкой доле?

Любовь мне жизнь — ах! я любить

Еще стократ желал бы боле.

С тех пор, как ты пленён другою,

Мальвина вянет в цвете лет;

Мне свет прелестен был тобою;

Теперь — прости, прелестный свет!

Ах! не отринь любви моленья:

Приди… не сердце мне отдать,

Но взор потухший мой принять

В минуту смертного томленья.

Спеши, спеши! близка кончина;

Смотри, как в час последний свой

Твоя терзается Мальвина

Стыдом, любовью и тоской;

Не смерти страшной содроганье,

Не тусклый, безответный взгляд

Тебе, о милый, возвестят,

Что жизни кончилось страданье.

Ах, нет!.. когда ж Мальвины муку

Не услаждает твой приход;

Когда хладеющую руку

Она тебе не подаёт;

Когда забыт мой друг единый,

Мой взор престал его искать,

Душа престала обожать:

Тогда — тогда уж нет Мальвины!

«Роза, весенний цвет,

Скройся под тень

Рощи развесистой!

Бойся лучей

Солнца палящего,

Нежный цветок!»

Так мотылёк златой

Розе шептал.

Розе невнятен был

Скромный совет!

Роза пленяется

Блеском одним!

«Солнце блестящее

Любит меня;

Мне ли, красавице,

Тени искать!»

Гордость безумная!

Бедный цветок!

Солнце рассыпало

Гибельный луч:

Роза поникнула

Пышной главой,

Листья поблекнули,

Запах исчез.

Девица красная,

Нежный цветок!

Розы надменныя

Помни пример.

Маткиной-душкою

Скромно цвети,

С мирной невинностью

Цветом души.

Данный судьбиною

Скромный удел,

Девица красная,

Счастье твоё!

В роще скрывайся,

Ясный ручей,

Бури не ведая,

Мирно журчит!

О Нина, о мой друг! ужель без сожаленья

Покинешь для меня и свет и пышный град?

И в бедном шалаше, обители смиренья,

На сельский променяв блестящий свой наряд,

Не украшенная ни златом, ни парчою,

Сияя для пустынь невидимой красою,

Не вспомнишь прежних лет, как в городе цвела

И несравненною в кругу прелестницей слыла?

Ужель, направя путь в далекую долину,

Назад не обратишь очей своих с тоской?

Готова ль пренести убожества судьбину,

Зимы жестокий хлад, палящий лета зной?

О, ты, рожденная быть прелестью природы!

Ужель, затворница, в весенни жизни годы

Не вспомнишь сладких дней, как в городе цвела

И несравненною в кругу прелестницей слыла?

Ах! будешь ли в бедах мне верная подруга?

Опасности со мной дерзнешь ли разделить?

И, в горький жизни час, прискорбного супруга

Усмешкою любви придешь ли оживить?

Ужель, во глубине души тая страданья,

О Нина! в страшную минуту испытанья,

Не вспомнишь прежних лет, как в городе цвела

И несравненною в кругу прелестницей слыла?

В последнее любви и радостей мгновенье,

Когда мой Нину взор уже не различит,

Утешит ли меня твое благословленье

И смертную мою постелю усладит?

Придешь ли украшать мой тихий гроб цветами?

Ужель, простертая на прах мой со слезами,

Не вспомнишь прежних лет, как в городе цвела

И несравненною в кругу прелестницей слыла?

Ангел был он красотою!

Маем кроткий взор блистал!

Все великою душою

Несравненный превышал!

Поцелуи — сладость рая,

Слитых пламеней струя,

Горних арф игра святая!

Небеса вкушала я!

Взором взор, душа душою

Распалялись — все цвело!

Мир сиял для нас весною,

Все нам радость в дар несло!

Непостижное слиянье

Восхищенья и тоски,

Нежных ласк очарованье,

Огнь сжимающей руки!

Сердца сладостные муки —

Все прости… его уж нет!

Ах! прерви ж печаль разлуки,

Смерть, души последний свет!

Счастлив тот, кому забавы,

Игры, майские цветы,

Соловей в тени дубравы

И весенних лет мечты

В наслажденье — как и прежде;

Кто на радость лишь глядит,

Кто, вверяяся надежде,

Птичкой вслед за ней летит.

Так виляет по цветочкам

Златокрылый мотылек;

Лишь к цветку — прильнул к листочкам,

Полетел — забыл цветок;

Сорвана его лилея —

Он летит на анемон;

Что его — то и милее,

Грусть забвеньем лечит он.

Беден тот, кому забавы,

Игры, майские цветы,

Соловей в тени дубравы

И весенних лет мечты

Не в веселье — так, как прежде;

Кто улыбку позабыл;

Кто, сказав: прости! надежде,

Взор ко гробу устремил.

Для души моей плененной

Здесь один и был цветок,

Ароматный, несравненный;

Я сорвать!.. но что же рок?

«Не тебе им насладиться;

Не твоим ему доцвесть!»

Ах, жестокий! чем же льститься?

Где полобный в мире есть?

Дней моих еще весною

Отчий дом покинул я;

Все забыто было мною —

И семейство и друзья.

В ризе странника убогой,

С детской в сердце простотой,

Я пошел путем-дорогой —

Вера был вожатый мой.

И в надежде, в уверенье

Путь казался недалёк.

«Странник — слышалось — терпенье!

Прямо, прямо на восток.

Ты увидишь храм чудесный;

Ты в святилище войдешь;

Там в нетленности небесной

Все земное обретешь».

Утро вечером сменялось;

Вечер утру уступал;

Неизвестное скрывалось;

Я искал — не обретал.

Там встречались мне пучины;

Здесь высоких гор хребты;

Я взбирался на стремнины;

Чрез потоки стлал мосты.

Вдруг река передо мною —

Вод склоненье на восток;

Вижу зыблемый струею

Подле берега челнок.

Я в надежде, я в смятеньи;

Предаю себя волнам;

Счастье вижу в отдаленьи;

Всё, что мило — мнится — там!

Ах! в безвестном океане

Очутился мой челнок;

Даль по прежнему в тумане;

Брег невидим и далек.

И вовеки надо мною

Не сольется, как поднесь,

Небо светлое с землею…

Там не будет вечно здесь.

Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,

Он спит — на зыбкий одр песков пустынных пал.

О путник, со мною страдания дели:

Царь быстрого бега простёрт на земли;

И воздухом брани уже он не дышит;

И грозного ржанья пустыня не слышит;

В стремленьи погибель его нагнала;

Вонзённая в шею дрожала стрела;

И кровь благородна струёю бежала;

И влагу потока струя обагряла.

Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,

Он спит — на зыбкий одр песков пустынных пал.

Убийцу сразила моя булава:

На прах отделенна скатилась глава;

Железо вкусило напиток кровавый,

И труп истлевает в пустыне без славы…

Но спит он, со мною летавший на брань;

Трикраты воззвал я: сопутник мой, встань!

Воззвал… безответен… угаснула сила…

И бранные кости одела могила.

Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,

Он спит — на зыбкий одр песков пустынных пал.

С того ненавистного, страшного дня

И солнце не светит с небес для меня;

Забыл о победе и в мышцах нет силы;

Брожу одинокий, задумчив, унылый;

И меня доселе драгие края

Уже не отчизна — могила моя;

И мною дорога верблюда забвенна,

И дерево амвры, и куща священна.

Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,

Он спит — на зыбкий одр песков пустынных пал.

В час зноя и жажды скакал он со мной

Ко древу прохлады, к струе ключевой;

И мавра топтали могучи копыта;

И грудь от противных была мне защита;

Мой верный соратник в бою и трудах,

Он, бодрый, при первых денницы лучах,

Стрелою, покорный велению длани,

Летал на свиданья любови и брани.

О друг! кого и ветр в полях не обгонял,

Он спит — на зыбкий одр песков пустынных пал.

Ты видел и Зару — блаженны часы! —

Сокровище сердца и чудо красы;

Уста вероломны тебя величали,

И нежные длани хребет твой ласкали;

Ах! Зара как серна стыдлива была;

Как юная пальма долины цвела;

Но Зара пришельца пленилась красою

И скрылась… ты, спутник, остался со мною.

Сей друг, кого и ветр в полях не обгонял,

Он спит — на зыбкий одр песков пустынных пал.

О спутник! тоскует твой друг над тобой;

Но скоро, покрыты могилой одной,

Мы вкупе воздремлем в жилище отрады;

Над нами повеет дыханье прохлады;

И скоро, при гласе великого дня,

Из пыльного гроба исторгнув меня,

Величествен, гордый, с бессмертной красою,

Ты пламенной солнца помчишься стезёю.

О милый друг! теперь с тобою радость!

А я один — и мой печален путь;

Живи, вкушай невинной жизни сладость;

В душе не изменись; достойна счастья будь…

Но не отринь в толпе пленяемых тобою,

Ты друга прежнего, увядшего душою;

Веселья их дели — ему отрадой будь;

Его, мой друг, не позабудь.

О милый друг, нам рок велел разлуку:

Дни, месяцы и годы пролетят,

Вотще к тебе простру от сердца руку —

Ни голос твой, ни взор меня не усладят.

Но и вдали моя душа с твоей согласна;

Любовь ни времени, ни месту не подвластна;

Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь,

Меня, мой друг, не позабудь.

О милый друг, пусть будет прах холодный

То сердце, где любовь к тебе жила:

Есть лучший мир; там мы любить свободны;

Туда моя душа уж всё перенесла;

Туда всечасное влечёт меня желанье;

Там свидимся опять; там наше воздаянье;

Сей верой сладкою полна в разлуке будь —

Меня, мой друг, не позабудь.

Озарися, дол туманный:

Расступися, мрак густой;

Где найду исход желанный?

Где воскресну я душой?

Испещрённые цветами,

Красны холмы вижу там…

Ах! зачем я не с крылами?

Полетел бы я к холмам.

Там поют согласны лиры;

Там обитель тишины;

Мчат ко мне оттоль зефиры

Благовония весны;

Там блестят плоды златые

На сенистых деревах;

Там не слышны вихри злые

На пригорках, на лугах.

О предел очарованья!

Как прелестна там весна!

Как от юных роз дыханья

Там душа оживлена!

Полечу туда… напрасно!

Нет путей к сим берегам;

Предо мной поток ужасной

Грозно мчится по скалам.

Лодку вижу… где ж вожатый?

Едем!.. будь, что суждено…

Паруса её крылаты

И весло оживлено.

Верь тому, что сердце скажет;

Нет залогов от небес;

Нам лишь чудо путь укажет

В сей волшебный край чудес.

Минутная краса полей,

Цветок увядший, одинокий,

Лишен ты прелести своей

Рукою осени жестокой.

Увы! нам тот же дан удел,

И тот же рок нас угнетает:

С тебя листочек облетел —

От нас веселье отлетает.

Отъемлет каждый день у нас

Или мечту, иль насложденье,

И каждый разрушает час

Драгое сердцу наслажденье.

Смотри… очарованья нет;

Звезда надежды угасает…

Увы! кто скажет: жизнь иль цвет

Быстрее в мире исчезает?

Над прохладными водами

Сидя, рвал Услад венок;

И шумящими волнами

Уносил цветы поток.

«Так бегут лета младые

Невозвратною струей;

Так все радости земные

Цвет увядший полевой.

Ах! безмерною тоскою

Умерщвлён мой милый цвет.

Все воскреснуло с весною;

Обновился божий свет;

Я смотрю — и холм веселой

И поля омрачены;

Для души осиротелой

Нет цветущия весны.

Что в природе озаренной

Красотою майских дней?

Есть одна во всей вселенной —

К ней душа, и мысль об ней;

К ней стремлю, забывись, руки —

Милый призрак прочь летит.

Кто ж мои услышит муки,

Жажду сердца утолит?»

В тени дерев, над чистыми водами

Дерновый холм вы видите ль, друзья?

Чуть слышно там плескает в брег струя;

Чуть ветерок там дышит меж листами;

На ветвях лира и венец…

Увы! друзья, сей холм — могила;

Здесь прах певца земля сокрыла;

Бедный певец!

Он сердцем прост, он нежен был душою

Но в мире он минутный странник был;

Едва расцвел — и жизнь уж разлюбил

И ждал конца с волненьем и тоскою;

И рано встретил он конец,

Заснул желанным сном могилы…

Твой век был миг, но миг унылый,

Бедный певец!

Он дружбу пел, дав другу нежну руку, —

Но верный друг во цвете лет угас;

Он пел любовь — но был печален глас;

Увы! он знал любви одну лишь муку;

Теперь всему, всему конец;

Твоя душа покой вкусила;

Ты спишь; тиха твоя могила,

Бедный певец!

Здесь, у ручья, вечернею порою

Прощальну песнь он заунывно пел:

«О красный мир, где я вотще расцвел;

Прости навек; с обманутой душою

Я счастья ждал — мечтам конец;

Погибло все, умолкни, лира;

Скорей, скорей в обитель мира,

Бедный певец!

Что жизнь, когда в ней нет очарованья?

Блаженство знать, к нему лететь душой,

Но пропасть зреть меж ним и меж собой;

Желать всяк час и трепетать желанья…

О пристань горестных сердец,

Могила, верный путь к покою,

Когда же будет взят тобою

Бедный певец?»

И нет певца… его не слышно лиры…

Его следы исчезли в сих местах;

И скорбно все в долине, на холмах;

И все молчит… лишь тихие зефиры,

Колебля вянущий венец,

Порою веют над могилой,

И лира вторит им уныло:

Бедный певец!

Вихрем бедствия гонимый,

Без кормила и весла,

В океан неисходимый

Буря челн мой занесла.

В тучах звездочка светилась;

Не скрывался! я взывал;

Непреклонная сокрылась;

Якорь был — и тот пропал.

Все оделось черной мглою;

Вколыхалися валы;

Бездны в мраке предо мною;

Вкруг ужасные скалы.

«Нет надежды на спасенье!»

Я роптал, уныв душою…

О безумец! Провиденье

Было тайный кормщик твой.

Невидимою рукою,

Сквозь режущие валы,

Сквозь одеты бездны мглою

И грозящие скалы,

Мощный вел меня хранитель.

Вдруг — все тихо! мрак исчез;

Вижу райскую обитель…

В ней трех ангелов небес…

О спаситель — провиденье!

Скорбный ропот мой утих;

На коленах, в восхищенье,

Я смотрю на образ их.

О! кто прелесть их опишет?

Кто их силу над душой?

Все окрест их небом дышит

И невинностью святой.

Неиспытанная радость —

Ими жить, для них дышать;

Их речей, их взоров сладость

В душу, в сердце принимать.

О судьба! одно желанье:

Дай все блага им вкусить;

Пусть им радость — мне страданье;

Но… не дай их пережить.

Роща, где, податель мира,

Добрый Гений смерти спит,

Где румяный блеск эфира

С тенью зыбких сеней слит,

Где источника журчанье,

Как далекий отзыв лир,

Где печаль, забыв роптанье,

Обретает сладкий мир:

С тайным трепетом, смятенна,

В упоении богов,

Для бессмертья возрожденна,

Сбросив пепельный покров,

Входит в сумрак твой Психея;

Неприкованна к земле,

Юной жизнью пламенея,

Развила она криле.

Полетела в тихом свете,

С обновленною красой,

В дол туманный, к тайной Лете;

Мнилось, легкою рукой

Гений влек ее незримый;

Видит мирные луга;

Видит Летою кропимы

Очарованны брега.

В ней надежда, ожиданье;

Наклонилася к водам,

Усмиряющим страданье…

Лик простерся по струям;

Так безоблачен играет

В море месяц молодой:

Так в источнике сверкает

Факел Геспера златой.

Лишь фиал воды забвенья

Поднесла к устам она —

Дней минувших привиденья

Скрылись лёгкой тенью сна.

Заблистала, полетела

К очарованным холмам,

Где журчат, как Филомела,

Светлы воды по цветам.

Все в торжественном молчанье.

Притаились ветерки;

Лавров стихло трепетанье;

Спят на розах мотыльки.

Так молчало всё творенье —

Море, воздух, берег дик —

Зря пенистых вод рожденье

Анадоимены лик.

Всюду яркий блеск Авроры.

Никогда такой красой

Не сияли рощи, горы,

Обновленные весной.

Мирты с зыбкими листами

Тонут в пупурных лучах;

Розы светлыми звездами

Отразилися в водах.

Так волшебный луч Селены

В лес Карийский проникал,

Где, ловитвой утомленный,

Сладко друг Дианы спал;

Как струи ленивой ропот,

Как воздушной арфы звон,

Разливался в лесе шопот:

Пробудись, Эндимион!

Зачем так рано изменила?

С мечтами, радостью, тоской,

Куда полет свой устремила?

Неумолимая, постой!

О дней моих весна златая,

Постой… тебе возврата нет…

Летит, молитве не внимая;

И всё за ней помчалось вслед.

О! где ты, луч, путеводитель

Веселых юношеских дней?

Где ты, надежда, обольститель

Неопытной души моей?

Уж нет ее, сей веры милой

К твореньям пламенной мечты…

Добыча истине унылой

Призраков прежних красоты.

Как древле рук своих созданье

Боготворил Пигмалион

И мрамор внял любви стенанье,

И мертвый был одушевлен —

Так пламенно объята мною

Природа хладная была;

И, полная моей душою,

Она подвиглась, ожила.

И, юноши деля желанье,

Немая обрела язык:

Мне отвечала на лобзанье,

И сердца глас в нее проник.

Тогда и древо жизнь прияло,

И чувство ощутил ручей,

И мертвое отзывом стало

Пылающей души моей.

И неестественным стремленьем

Весь мир в мою теснился грудь;

Картиной, звуком, выраженьем

Во всё я жизнь хотел вдохнуть.

И в нежном семени сокрытой

Сколь пышным мне казался свет…

Но ах! сколь мало в нем развито!

И малое — сколь бедный цвет.

Как бодро, следом за мечтою

Волшебным очарован сном,

Забот не связанный уздою,

Я жизни полетел путем.

Желанье было — исполненье;

Успех отвагу пламенил:

Ни высота, ни отдаленье

Не ужасали смелых крыл.

И быстро жизни колесница

Стезею младости текла;

Ее воздушная станица

Веселых призраков влекла:

Любовь с прелестными дарами,

С алмазным Счастие ключом,

И Слава с звездными венцами,

И с ярким Истина лучом.

Но ах!.. еще с полудороги,

Наскучив резвою игрой,

Вожди отстали быстроноги…

За роем вслед умчался рой.

Украдкой Счастие сокрылось;

Изменой Знание ушло;

Сомненья тучей обложилось

Священной Истины чело.

Я зрел, как дерзкою рукою

Презренный славу похищал;

И быстро с быстрою весною

Прелестный цвет Любви увял.

И всё пустынно, тихо стало

Окрест меня и предо мной!

Едва Надежды лишь сияло

Светило над моей тропой.

Но кто ж из сей толпы крылатой

Один с любовью мне вослед,

Мой до могилы провожатой,

В душевном мраке милый свет,

Ты, Дружба, сердца исцелитель,

Мой добрый гений с юных лет.

И ты, товарищ мой любимый,

Души хранитель, как она,

Друг верный, Труд неутомимый,

Кому святая власть дана:

Всегда творить, не разрушая,

Мирить печального с судьбой

И, силу в сердце водворяя,

Беречь в нем ясность и покой.

Откуда ты, эфира житель?

Скажи, нежданный гость небес,

Какой зефир тебя занес

В мою печальную обитель?

Увы! денницы милый свет

До сводов сих не достигает;

В сей бездне ужас обитает;

Веселья здесь и следу нет.

Сколь сладостно твое явленье!

Знать, милый гость мой, с высоты

Страдальца вздох услышал ты —

Тебя примчало сожаленье;

Увы! убитая тоской

Душа весь мир в тебе узрела,

Надежда ясная влетела

В темницу к узнику с тобой.

Скажи ж, любимый друг природы,

Все те же ль неба красоты?

По-прежнему ль в лугах цветы?

Душисты ль рощи? ясны ль воды?

По-прежнему ль в тиши ночной

Поет дубравная певица?

Увы! скажи мне, где денница?

Скажи, что сделалось с весной?

Дай весть услышать о свободе;

Слыхал ли песнь ее в горах?

Ее видал ли на лугах

В одушевленном хороводе?

Ах! зрел ли милую страну,

Где я был счастлив в прежни годы?

Все та же ль там краса природы?

Все так ли там, как в старину?

Весна сих сводов не видала:

Ты не найдешь на них цветка;

На них затворников рука

Страданий повесть начертала;

Не долетает к сим стенам

Зефира легкое дыханье:

Ты внемлешь здесь одно стенанье,

Ты здесь порхаешь по цепям.

Лети ж, лети к свободе в поле;

Оставь сей бездны глубину;

Спеши прожить твою весну —

Другой весны не будет боле;

Спеши, творения краса!

Тебя зовут луга шелковы:

Там прихоти — твои оковы;

Твоя темница — небеса.

Будь весел, гость мой легкокрылый,

Резвяся в поле по цветам…

Быть может, двух младенцев там

Ты встретишь с матерью унылой.

Ах! если б мог ты усладить

Их муку радости словами;

Сказать: он жив! он дышит вами!

Но… ты не можешь говорить.

Увы! хоть крыльями златыми

Моих младенцев ты прельсти;

По травке тихо полети,

Как бы хотел быть пойман ими;

Тебе помчатся вслед они,

Добычи милыя желая;

Ты их, с цветка на цвет порхая,

К моей темнице примани.

Забав их зритель равнодушный,

Пойдет за ними вслед их мать —

Ты будешь путь их услаждать

Своею резвостью воздушной.

Любовь их — мой последний щит:

Они страдальцу провиденье;

Сирот священное моленье

Тюремных стражей победит.

Падут железные затворы —

Детей, супругу, небеса,

Родимый край, холмы, леса

Опять мои увидят взоры…

Но что?.. я цепью загремел;

Сокрылся призрак-обольститель…

Вспорхнул эфирный посетитель…

Постой!.. но он уж улетел.

Вспомни, вспомни, друг мой милый,

Как сей день приятен был!

Небо радостно светило!

Мнилось, целый мир делил

Наслаждение со мною!

Год минувший — тяжкий сон!

Смутной, горестной мечтою

Без возврата скрылся он.

Снова день сей возвратился,

Снова в сердце тишина!

Вид природы обновился —

И душа обновлена!

Что прошло — тому забвенье!

Верный друг души моей,

Нас хранило Провиденье!

Тот же с нами круг друзей!

О сопутник мой бесценный!

Мысль, что в мире ты со мной,

Неразлучный, неизменный, —

Будь хранитель в жизни мой!

В ней тобою все мне мило!

В самой скорби страха нет!

Небо нас соединило!

Мы вдвоем покинем свет!

Засни, дитя, спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твоё стенанье!

Ужель страдать и над тобой?

Ах, тяжко и одно страданье!

Когда отец твой обольстил

Меня любви своей мечтою,

Как ты, пленял он красотою,

Как ты, он прост, невинен был!

Вверялось сердце без защиты,

Но он неверен; мы забыты.

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твоё стенанье!

Ужель страдать и над тобой!

Ах, тяжко и одно страданье!

Когда покинет лёгкий сон,

Утешь меня улыбкой милой;

Увы, такой уж сладкой силой

Повелевал душе и он.

Но сколь он знал, к моей напасти,

Что всё его покорно власти!

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твоё стенанье!

Ужель страдать и над тобой?

Ах, тяжко и одно страданье!

Моё он сердце распалил,

Чтобы сразить его изменой;

Почто с своею переменой

Он и его не изменил?

Моя тоска неутолима;

Люблю, хотя и нелюбима.

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твое стенанье:

Ужель страдать и над тобой?

Ах, тяжко и одно страданье!

Его краса в твоих чертах;

Открытый вид, живые взоры;

Его услышу разговоры

Я скоро на твоих устах!

Но, ах, красой очарователь,

Мой сын, не будь как он, предатель!

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твоё стенанье!

Ужель страдать и над тобой?

Ах, тяжко и одно страданье!

В слезах у люльки я твоей —

А ты с улыбкой почиваешь!

О дай, творец, да не узнаешь

Печаль подобную моей!

От милых горе нестерпимо!

Да пройдёт страшный жребий мимо!

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твоё стенанье!

Ужель страдать и над тобой?

Ах, тяжко и одно страданье!

Навек для нас пустыня свет,

К надежде нам пути закрыты,

Когда единственным забыты,

Нам сердца здесь родного нет,

Не нам веселие земное;

Во всей природе мы лишь двое!

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твое стенанье!

Ужель страдать и над тобой?

Ах, тяжко и одно страданье!

Пойдём, мой сын, путём одним,

Две жертвы рока злополучны.

О, будем в мире неразлучны,

Сносней страдание двоим!

Я нежных лет твоих хранитель,

Ты мне на старость утешитель!

Засни, дитя! спи, ангел мой!

Мне душу рвёт твоё стенанье!

Ужель страдать и над тобой!

Ах, тяжко и одно страданье!

Есть старинное преданье,

Что навеки рай земной

Загражден нам в наказанье

Непреклонною судьбой!

Что дверей его хранитель

Ангел с пламенным мечом;

Что путей в сию обитель

Никогда мы не найдем.

Нет, друзья! вы в заблужденье!

Есть на свете Божий рай!

Есть! И любит Провиденье

Сей подобный небу край!

Там не виден грозный мститель,

Ангел с пламенным мечом —

Там трех ангелов обитель,

Данных миру Божеством!

Не страшит, но привлекает

Их понятный сердцу взор!

Сколь улыбка их пылает!

Сколь их сладок разговор!

В их приюте неизвестно —

Что порок, что суета!

Непорочностью небесной

Их прекрасна красота!

Ты, который здесь уныло

Совершаешь путь земной,

К ним приди — их образ милой

Примирит тебя с судьбой.

Ах! друзья, кто здесь их знает,

Кто им жертвует душой,

Тот отдать не пожелает

За небесный рай — земной!

Не узнавай, куда я путь склонила,

В какой предел из мира перешла…

О друг, я всё земное совершила;

Я на земле любила и жила.

Нашла ли их? Сбылись ли ожиданья?

Без страха верь: обмана сердцу нет;

Сбылося всё: я в стороне свиданья;

И знаю здесь, сколь ваш прекрасен свет.

Друг, на земле великое не тщетно;

Будь твёрд, а здесь тебе не изменят;

О милый, здесь не будет безответно

Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд.

Не унывай: минувшее с тобою;

Незрима я, но в мире мы одном;

Будь верен мне прекрасною душою;

Сверши один начатое вдвоём.

Розы расцветают,

Сердце, отдохни;

Скоро засияют

Благодатны дни;

Всё с зимой ненастной

Грустное пройдёт;

Сердце будет ясно;

Розою прекрасной

Счастье расцветёт.

Розы расцветают —

Сердце, уповай;

Есть, нам обещают,

Где-то лучший край.

Вечно молодая

Там весна живёт;

Там, в долине рая,

Жизнь для нас иная

Розой расцветёт.

К востоку, всё к востоку

Стремлению земли —

К востоку, всё к востоку

Летит моя душа;

Далеко на востоке,

За синевой лесов,

За синими горами

Прекрасная живет.

И мне в разлуке с нею

Всё мнится, что она

Прекрасное преданье

Чудесной старины,

Что мне она явилась

Когда-то в древни дни,

Что мне об ней остался

Один блаженный сон.

Где фиалка, мой цветок?

Прошлою весною

Здесь поил ее поток

Свежею струёю?..

Нет ее; весна прошла,

И фиалка отцвела.

Розы были там в сени

Рощицы тенистой;

Оживляли дол они

Красотой душистой…

Лето быстрое прошло,

Лето розы унесло.

Где фиалку я видал,

Там поток игривой

Сердце в думу погружал

Струйкой говорливой…

Пламень лета был жесток;

Истощенный смолк поток.

Где видал я розы, там

Рощица, бывало,

В зной приют давала нам…

Что с приютом стало?

Ветр осенний бушевал,

И приютный лист опал.

Здесь нередко по утрам

Мне певец встречался,

И живым его струнам

Отзыв откликался…

Нет его; певец увял;

С ним и отзыв замолчал.

Птичкой певицею

Быть бы хотел;

С юной денницею

Я б прилетел

Первый к твоим дверям;

В них бы порхнул,

И к молодым грудям

Милой прильнул.

Будь я сиянием

Дневных лучей,

Слитых с пыланием

Ярких очей,

Щеки б румяные

Жарко лобзал,

В перси бы рдяные

Вкравшись, пылал.

Если б я сладостным

Был ветерком,

Веяньем радостным

Тайно кругом

Милой летал бы я;

С долов, с лугов

К ней привевал бы я

Запах цветов.

Стал бы я, стал бы я

Эхом лесов;

Всё повторял бы я

Милой: любовь…

Ах! но напрасное

Я загадал;

Тайное, страстное

Кто выражал?

Птичка, небесный цвет,

Бег ветерка,

Эха лесной привет

Издалека —

Быстры, но ясное

Нам без речей,

Тайное, страстное

Всё их быстрей.

Прошли, прошли вы, дни очарованья!

Подобных вам уж сердцу не нажить!

Ваш след в одной тоске воспоминанья!

Ах! лучше б вас совсем мне позабыть!

К вам часто мчит привычное желанье —

И слез любви нет сил остановить!

Несчастие — об вас воспоминанье!

Но более несчастье — вас забыть!

О, будь же грусть заменой упованья!

Отрада нам — о счастье слезы лить!

Мне умереть с тоски воспоминанья!

Но можно ль жить, — увы! и позабыть!

Легкий, легкий ветерок,

Что так сладко, тихо веешь?

Что играешь, что светлеешь,

Очарованный поток?

Чем опять душа полна?

Что опять в ней пробудилось?

Что с тобой к ней возвратилось,

Перелетная весна?

Я смотрю на небеса…

Облака, летя, сияют

И, сияя, улетают

За далекие леса.

Иль опять от вышины

Весть знакомая несется?

Или снова раздается

Милый голос старины?

Или там, куда летит

Птичка, странник поднебесный,

Всё еще сей неизвестный,

Край желанного сокрыт?.

Кто ж к неведомым брегам

Путь неведомый укажет?

Ах! найдется ль, кто мне скажет,

Очарованное Там?

Кольцо души-девицы

Я в море уронил;

С моим кольцом я счастье

Земное погубил.

Мне, дав его, сказала:

«Носи! не забывай!

Пока твое колечко,

Меня своей считай!»

Не в добрый час я невод

Стал в море полоскать;

Кольцо юркнуло в воду;

Искал… но где искать!..

С тех пор мы как чужие!

Приду к ней — не глядит!

С тех пор мое веселье

На дне морском лежит!

О ветер полуночный,

Проснися! будь мне друг!

Схвати со дна колечко

И выкати на луг.

Вчера ей жалко стало:

Нашла меня в слезах!

И что-то, как бывало,

Зажглось у ней в глазах!

Ко мне подсела с лаской,

Мне руку подала;

И что-то ей хотелось

Сказать, но не могла!

На что твоя мне ласка!

На что мне твой привет!

Любви, любви хочу я…

Любви-то мне и нет!

Ищи, кто хочет, в море

Богатых янтарей…

А мне мое колечко

С надеждою моей.

Заснув на холме луговом,

Вблизи большой дороги,

Я унесен был легким сном

Туда, где жили боги.

Но я проснулся, наконец,

И смутно озирался:

Дорогой шел младой певец

И с пеньем удалялся.

Вдали пропал за рощей он —

Но струны всё звенели.

Ах! не они ли дивный сон

Мне на душу напели?

Куда мне голову склонить?

Покинут я и сир;

Хотел бы весело хоть раз

Взглянуть на божий мир.

И я в семье моих родных

Когда-то счастлив был;

Но горе спутник мой с тех пор,

Как я их схоронил.

Я вижу замки богачей

И их сады кругом…

Моя ж дорога мимо их

С заботой и трудом.

Но я счастливых не дичусь;

Моя печаль в тиши;

Я всем весёлым рад сказать:

Бог помочь! от души.

О щедрый бог, не вовсе ж я

Тобою позабыт;

Источник милости твоей

Для всех ровно открыт.

В селенье каждом есть свой храм

С сияющем крестом,

С молитвой сладкой и с твоим

Доступным алтарем.

Мне светит солнце и луна;

Любуюсь на зарю;

И, слыша благовест, с тобой,

Создатель, говорю.

И знаю: будет добрый пир

В небесной стороне;

Там буду праздновать и я;

Там место есть и мне.

Дорогой шла девица;

С ней друг её младой:

Болезненны их лица;

Наполнен взор тоской.

Друг друга лобызают

И в очи и в уста —

И снова расцветают

В них жизнь и красота.

Минутное веселье!

Двух колоколов звон:

Она проснулась в келье

В тюрьме проснулся он.

Там небеса и воды ясны!

Там песни птичек сладкогласны!

О родина! все дни твои прекрасны!

Где б ни был я, но все с тобой

Душой.

Ты помнишь ли, как под горою,

Осеребряемый росою,

Белелся луч вечернею порою

И тишина слетала в лес

С небес?

Ты помнишь ли наш пруд спокойный,

И тень от ив в час полдня знойный,

И над водой от стада гул нестройный,

И в лоне вод, как сквозь стекло,

Село?

Там на заре пичужка пела;

Даль озарялась и светлела;

Туда, туда душа моя летела:

Казалось сердцу и очам —

Все там!..

«Скажи, что так задумчив ты?

Всё весело вокруг;

В твоих глазах печали след;

Ты, плакал, друг?»

«О чём грущу, то в сердце мне

Запало глубоко;

А слёзы… слёзы в радость нам;

От них душе легко».

К тебе ласкаются друзья,

Их ласки не дичись;

И что бы ни утратил ты,

Утратой поделись.

«Как вам, счастливцам, то понять,

Что понял я тоской?

О чём… о нет! оно моё,

Хотя и не со мной».

Не унывай же, ободрись;

Ещё ты в цвете лет;

Ищи — найдёшь; отважным, друг,

Несбыточного нет.

«Увы! Напрасные слова!

Найдёшь, — сказать легко;

Мне до него, как до звезды

Небесной далеко».

На что ж искать далёких звёзд?

Для неба их краса;

Любуйся ими в ясну ночь,

Не мысля в небеса.

«Ах! я любуюсь в ясный день;

Нет сил и глаз отвесть;

А ночью… ночью плакать мне,

Покуда слёзы есть».

Снова лес и дол покрыл

Блеск туманный твой:

Он мне душу растворил

Сладкой тишиной.

Ты блеснул… и просветлел

Тихо тёмный луг:

Так улыбкой наш удел

Озаряет друг.

Скорбь и радость давних лет

Отозвались мне,

И минувшего привет

Слышу в тишине.

Лейся, мой ручей, стремись!

Жизнь уж отцвела;

Так надежды пронеслись;

Так любовь ушла.

Ах! то было и моим,

Чем так сладко жить,

То, чего расставшись с ним,

Вечно не забыть.

Лейся, лейся, мой ручей,

И журчанье струй

С одинокою моей

Лирой согласуй.

Счастлив, кто от хлада лет

Сердце охранил,

Кто без ненависти свет,

Бросил и забыл,

Кто делит с душой родной,

Втайне от людей,

То, что презрено толпой,

Или чуждо ей.

Я знаю край! там негой дышит лес,

Златой лимон горит во мгле древес,

И ветерок жар неба охладит,

И тихо мирт и гордо лавр стоит…

Там счастье, друг! туда! туда

Мечта зовёт! Там сердцем я всегда!

Там светлый дом! на мраморных столбах

Поставлен свод; чертог горит в лучах;

И ликов ряд недвижимых стоит;

И, мнится, их молчанье говорит…

Там счастье, друг! туда! туда

Мечта зовёт! Там сердцем я всегда!

Гора там есть с заоблачной тропой!

В туманах мул там путь находит свой;

Драконы там мутят ночную мглу;

Летит скала и воды на скалу!..

О друг, пойдём! туда! туда

Мечта зовёт!.. Но быть ли там когда?

Что с тобой вдруг, сердце, стало?

Что ты ноешь? Что опять

Закипело, запылало?

Как тебя растолковать?

Всё исчезло, чем ты жило,

Чем так сладостно грустило!

Где беспечность? где покой?..

Ах! что сделалось с тобой?

Расцветающая ль младось,

Речи ль, полные душой,

Взора ль пламенная сладость

Овладели так тобой?

Захочу ли ободриться,

Оторваться, удалиться —

Бросить томный, томный взгляд!

Ах! я к ней лечу назад!

Я неволен, очарован!

Я к неволе золотой,

Обессиленный, прикован

Шелковинкою одной!

И бежать очарованья

Нет ни силы, ни желанья!

Рад тоске! хочу любить!.

Видно, сердце, так и быть!

Младый Рогер свой острый меч берёт:

За веру, честь и родину сразиться!

Готов он в бой… но к милой он идёт:

В последний раз с прекрасною сразиться.

«Не плачь: над нами щит творца;

Ещё нас небо не забыло;

Я буду верен до конца

Свободе, мужеству и милой».

Сказал, свой шлем надвинул, поскакал;

Дружина с ним; кипят сердца их боем;

И скоро строй неустрашимых стал

Перед врагов необозримым строем.

«Сей вид не страшен для бойца;

И смерть ли небо мне сулило —

Останусь верен до конца

Свободе, мужеству и милой».

И на врага взор мести бросив, он

Влетел в ряды, как пламень-истребитель;

И вспыхнул бой и враг уж истреблен;

Но… победив, сражён и победитель.

Он почесть бранного венца.

Приял с безвременной могилой,

И был он верен до конца

Свободе, мужеству и милой.

Но где же ты, певец великих дел?

Иль песнь твоя твоей судьбою стала?..

Его уж нет; он в край тот улетел,

Куда давно мечта его летала.

Он пал в бою — и глас певца

Бессмертно дело осветило;

И он был верен до конца

Свободе, мужеству и милой.

Знать, солнышко утомлено:

За горы прячется оно;

Луч погашает за лучом

И, алым тонким облачком

Задернув лик усталый свой,

Уйти готово на покой.

Пора ему и отдохнуть;

Мы знаем, летний долог путь.

Везде ж работа: на горах,

В долинах, в рощах и лугах;

Того согрей; тем свету дай

И всех притом благословляй.

Буди заснувшие цветы

И им расписывай листы;

Потом медвяною росой

Пчелу-работницу напой

И чистых капель меж листов

Оставь про резвых мотыльков.

Зерну скорлупку расколи

И молодую из земли

Былинку выведи на свет;

Пичужкам приготовь обед;

Тех приюти между ветвей;

А тех на гнездышке согрей.

И вишням дай румяный цвет;

Не позабудь горячий свет

Рассыпать на зеленый сад,

И золотистый виноград

От зноя листьями прикрыть,

И колос зрелостью налить.

А если жар для стад жесток,

Смани их к роще в холодок;

И тучку темную скопи,

И травку влагой окропи,

И яркой радугой с небес

Сойди на темный луг и лес.

А где под острою косой

Трава ложится полосой,

Туда безоблачно сияй

И сено в копны собирай,

Чтоб к ночи луг от них пестрел

И с ними ряд возов скрипел.

Итак, совсем немудрено,

Что разгорелося оно,

Что отдыхает на горах

В полупотухнувших лучах

И нам, сходя за небосклон,

В прохладе шепчет: «Добрый сон».

И вот сошло, и свет потух;

Один на башне лишь петух

За ним глядит, сияя, вслед…

Гляди, гляди! В том пользы нет!

Сейчас оно перед тобой

Задернет алый завес свой.

Есть и про солнышко беда:

Нет ладу с сыном никогда.

Оно лишь только в глубину,

А он как раз на вышину;

Того и жди, что заблестит;

Давно за горкой он сидит.

Но что ж так медлит он вставать?

Все хочет солнце переждать.

Вставай, вставай, уже давно

Заснуло в сумерках оно.

И вот он всходит; в дол глядит

И бледно зелень серебрит.

И ночь уж на небо взошла

И тихо на небе зажгла

Гостеприимные огни;

И все замолкнуло в тени;

И по долинам, по горам

Все спит… Пора ко сну и нам.

Над страшною бездной дорога бежит,

Меж жизнью и смертию мчится;

Толпа великанов ее сторожит;

Погибель над нею гнездится.

Страшись пробужденья лавины ужасной:

В молчанье пройди по дороге опасной.

Там мост через бездну отважной дугой

С скалы на скалу перегнулся;

Не смертною был он поставлен рукой —

Кто смертный к нему бы коснулся?

Поток под него разъяренный бежит;

Сразить его рвется и ввек не сразит.

Там, грозно раздавшись, стоят ворота:

Мнишь: область теней пред тобою;

Пройди их — долина, долин красота,

Там осень играет с весною.

Приют сокровенный! желанный предел!

Туда бы от жизни ушел, улетел.

Четыре потока оттуда шумят —

Не зрели их выхода очи.

Стремятся они на восток, на закат,

Стремятся к полудню, к полночи;

Рождаются вместе; родясь, расстаются;

Бегут без возврата и ввек не сольются.

Там в блеске небес два утеса стоят,

Превыше всего, что земное;

Кругом облака золотые кипят,

Эфира семейство младое;

Ведут хороводы в стране голубой;

Там не был, не будет свидетель земной.

Царица сидит высоко и светло

На вечно незыблемом троне;

Чудесной красой обвивает чело

И блещет в алмазной короне;

Напрасно там солнцу сиять и гореть:

Ее золотит, но не может согреть.

Минувших дней очарованье,

Зачем опять воскресло ты?

Кто разбудил воспоминанье

И замолчавшие мечты?

Шепнул душе привет бывалой;

Душе блеснул знакомый взор;

И зримо ей минуту стало

Незримое с давнишних пор.

О милый гость, святое Прежде,

Зачем в мою теснишься грудь?

Могу ль сказать: живи надежде?

Скажу ль тому, что было: будь?

Могу ль узреть во блеске новом

Мечты увядшей красоту?

Могу ль опять одеть покровом

Знакомой жизни наготу?

Зачем душа в тот край стремится,

Где были дни, каких уж нет?

Пустынный край не населится,

Не узрит он минувших лет;

Там есть один жилец безгласный,

Свидетель милой старины;

Там вместе с ним все дни прекрасны

В единый гроб положены.

Ах! если б мой милый был роза-цветок,

Его унесла бы я в свой уголок;

И там украшал бы моё он окно;

И с ним я душой бы жила заодно.

К нему бы в окно ветерок прилетал,

И свежий мне запах на грудь навевал;

И я б унывала, им сладко дыша,

И с милым бы, тая, сливалась душа.

Его бы я ранней и поздней порой

Я, нежа, поила струёй ключевой;

Ко мне прилипая, живые листы

Шептали б: я милый, а милая ты.

Не села бы пчёлка на милый мой цвет;

Сказала б я: меду для пчёлки здесь нет;

Для пчёлки-летуньи есть шёлковый луг;

Моим без раздела останься, мой друг.

Сильфиды бы лёгкой слетелись толпой

К нему любоваться его красотой;

И мне бы шепнули, целуя листы:

Мы любим, что мило, мы любим, как ты.

Тогда б встрепенулся мой милый цветок,

С цветка сорвался бы румяный листок,

К моей бы щеке распалённой пристал,

И пурпурным жаром на ней заиграл.

Родная б спросила: что, друг мой, с тобой?

Ты вся разгорелась, как день молодой.

«Родная, родная, сказала бы я,

Мне в душу свой запах льёт роза моя»

Откуда, звездочка-краса?

Что рано так на небеса

В одежде праздничной твоей,

В огне блистающих кудрей,

В красе воздушно-голубой,

Умывшись утренней росой?

Ты скажешь: встала раньше нас?

Ан нет! мы жнем уж целый час;

Не счесть накиданных снопов.

Кто встал до дня, тот днем здоров;

Бодрей глядит на божий свет;

Ему за труд вкусней обед.

Другой привык до полдня спать;

Зато и утра не видать.

А жнец с восточною звездой

Всегда встает перед зарей.

Работа рано поутру —

Досуг и песни ввечеру.

А птички? Все давно уж тут;

Играют, свищут и поют;

С куста на куст, из сени в сень;

Кричат друг дружке: «Добрый день!»

И томно горлинки журчат;

Да чу! и к завтрене звонят.

Везде молитва началась:

«Небесный царь, услыши нас;

Твое владычество приди;

Нас в искушенье не введи;

На путь спасения наставь

И от лукавого избавь».

Зачем же звездочка-краса

Всегда так рано в небеса?..

Звезда-подружка там горит.

Пока родное солнце спит,

Спешат увидеться оне

В уединенной вышине.

Тайком сквозь дремлющий рассвет

Она за милою вослед

Бежит, сияя, на восток;

И будит ранний ветерок;

И, тихо вея с высоты,

Он милой шепчет: «Где же ты?»

Но что ж? Увидеться ли?.. Нет.

Спешит за ними солнце вслед.

Уж вот оно: восток зажгло,

Свой алый завес подняло,

Надело знойный свой убор

И ярко смотрит из-за гор.

А звездочка?.. Уж не блестит;

Печально-бледная, бежит;

Подружке шепчет: «Бог с тобой!»

И скрылась в бездне голубой.

И солнце на небе одно,

Великолепно и красно.

Идет по светлой высоте

В своей спокойной красоте;

Затеплился на церкви крест;

И тонкий пар встает окрест;

И взглянет лишь куда оно,

Там мигом все оживлено.

На кровле аист нос острит;

И в небе ласточка кружит,

И дым клубится из печей;

И будит мельницу ручей;

И тихо рдеет темный бор;

И звучно в нем стучит топор.

Но кто там в утренних лучах

Мелькнул и спрятался в кустах?

С ветвей посыпалась роса.

Не ты ли, девица-краса,

Душе сказалася моей

Веселой прелестью своей?

Будь я восточною звездой

И будь на тверди голубой,

Моя звезда-подружка, ты

И мне сияй из высоты —

О звездочка, душа моя,

Не испугался б солнца я.

Светит месяц; на кладбище

Дева в черной власянице

Одинокая стоит

И слеза любви дрожит

На густой её реснице.

«Нет его; на том он свете;

Сердцу смерть его утешна:

Он достался небесам,

Будет чистый ангел там —

И любовь моя безгрешна».

Скорбь её к святому лику

Богоматери подводит:

Он стоит в огне лучей,

И на деву из очей

Милость тихая нисходит.

Пала дева пред иконой

И безмолвно упованья

От пречистыя ждала…

И душою перешла

Неприметно в мир свиданья.

Ты в дали, ты скрыто мглою,

Счастье милой старины,

Неприступною звездою

Ты мелькаешь с вышины!

Ах! звезды не приманить!

Счастью бывшему не быть!

Если жадною рукою

Смерть тебя от нас взяла,

Ты была б моей тоскою,

В сердце все бы ты жила!

Ты живешь в сияньи дня!

Ты живешь не для меня!

То, что нас одушевляло,

Эмма, как то пережить?

Эмма, то что миновало,

Как тому любовью быть!

Небом в сердце зажжено,

Умирает ли оно!

Скажи, кто ты, пленитель безымянный?

С каких небес примчался ты ко мне?

Зачем опять влечешь к обетованной,

Давно, давно покинутой стране?

Не ты ли тот, который жизнь младую

Так сладостно мечтами усыплял

И в старину про гостью неземную —

Про милую надежду ей шептал?

Не ты ли тот, кем всё во дни прекрасны

Так жило там в счастливых тех краях,

Где луг душист, где воды светло-ясны,

Где весел день на чистых небесах?

Не ты ль во грудь с живым весны дыханьем

Таинственной унылостью влетел,

Ее теснил томительным желаньем

И весельем волновал?

Поэзии священным вдохновеньем

Не ты ль с душой носился в высоту,

Пред ней горел божественным виденьем,

Разоблачал ей жизни красоту?

В часы утрат, в часы печали тайной,

Не ты ль всегда беседой сердца был,

Его смирял утехою случайной

И тихою надеждою целил?

И не тебе ль она внимала

В чистейшие минуты бытия,

Когда судьбы святыню постигала,

Когда лишь бог свидетель был ея?

Какую ж весть принес ты, мой пленитель?

Или опять мечтой лишь поманишь

И, прежних дум напрасный побудитель,

О счастии шепнешь и замолчишь?

О Гений мой, побудь еще со мною

Бывалый друг, отлетом не спеши;

Останься, будь мне жизнию земною;

Будь ангелом-хранителем души.

Отуманенным потоком

Жизнь унылая плыла:

Берег в сумраке глубоком;

На холодном небе мгла;

Тьмою звезды обложило;

Бури нет один туман;

И вдали ревет уныло

Скрытый мглою океан.

Было время — был день ясный,

Были пышны берега,

Были рощи сладкогласны,

Были зелены луга.

И за ней вились толпою

Светлокрылые друзья:

Юность легкая с Мечтою

И живых Надежд семья.

К ней теснились, услаждали

Мирный путь ее игрой

И над нею расстилали

Благодатный парус свой.

К ней Фантазия летала

В блеске радужных лучей

И с небес к ней прикликала

Очарованных гостей:

Вдохновение с звездою

Над возвышенной главой

И Хариту с молодою

Музой, Гения сестрой;

И она, их внемля пенье,

Засыпала в тишине

И ловила привиденье

Счастья милого во сне!..

Всё пропало, изменило;

Разлетелися друзья;

В бездне брошена унылой

Одинокая ладья;

Року странница послушна,

Не желает и не ждёт

И прискорбно-равнодушна

В беспредельное плывет.

Что же вдруг затрепетало

Над поверхностью зыбей?

Что же прелестью бывалой

Вдруг повеяло над ней?

Легкой птичкой встрепенулся

Пробуждённый ветерок;

Сонный парус развернулся;

Дрогнул руль; быстрей челнок.

Смотрит… ангелом прекрасным

Кто-то светлый прилетел,

Улыбнулся взором ясным

Подарил и в лодку сел;

И запел он песнь надежды;

Жизнь очнулась, ожила

И с волненьем робким вежды

На красавца подняла.

Видит… мрачность разлетелась;

Снова зеркальна вода;

И приветно загорелась

В небе яркая звезда;

И в неё проникла радость,

Прежней веры тишина,

И как будто снова младость

С упованьем отдана.

О хранитель небом данной!

Пой, небесный, и ладьёй

Правь ко пристани желанной

За попутною звездой.

Будь сиянье, будь ненастье;

Будь, что надобно судьбе;

Все для Жизни будет счастье,

Добрый спутник, при тебе.

Отымает наши радости

Без замены хладный свет;

Вдохновенье нашей младости

Гаснет с чувством жертвой лет;

Не один ланит пылание

Тратим с юностью живой —

Видим сердца увядание

Прежде юности самой.

Наше счастье разбитное

Видим мы игрушкой волн;

И в далёкий мрак сердитое

Море мчит наш бедный челн;

Стрелки нет путеводительной

Иль вотще её магнит

В бурю к пристани спасительной

Челн беспарусный манит?

Хлад, как будто ускоренная

Смерть заходит в душу к нам;

К наслажденью охлажденная,

Охладев к самим бедам,

Без стремленья, без желанья,

В нас душа заглушена

И навек очарования

Слез отрадных лишена.

На минуту ли улыбкою

Мертвый лик наш оживет,

Или прежнее ошибкою

В сердце сонное зайдет —

То обман; то плющ играющий

По развалинам седым;

Сверху лист благоухающий —

Прах и тление под ним.

Оживите сердце вялое;

Дайте быть по старине;

Иль оплакивать бывалое

Слез бывалых дайте мне.

Сладко, сладко появленье

Ручейка в пустой глуши;

Так и слезы — освеженье

Запустевшия души.

Милый сон, души пленитель,

Гость прекрасный с вышины,

Благодарный посетитель

Поднебесной стороны,

Я тобою насладился

На минуту, но вполне:

Добрым вестником явился

Здесь небесного ты мне.

Мнил я быть в обетованной

Той земле, где вечный мир;

Мнил я зреть благоуханный

Безмятежный Кашемир;

Видел я: торжествовали

Праздник розы и весны

И пришелицу встречали

Из далекой стороны.

И блистая, и пленяя —

Словно ангел неземной —

Непорочность молодая

Появилась предо мной;

Светлый завес покрывала

Оттенял её черты,

И застенчиво склоняла

Взор умильный с высоты.

Всё — и робкая стыдливость

Под сиянием венца,

И младенческая живость,

И величие лица,

И в чертах глубокость чувства

С безмятежной тишиной —

Всё в ней было без искусства

Неописанной красой.

Я смотрел — а призрак мимо

(Увлекая душу в след)

Пролетал невозвратимо;

Я за ним — его уж нет!

Посетил, как упованье;

Жизнь минуту озарил;

И оставил лишь преданье,

Что когда-то в жизни был.

Ах! не с вами обитает

Гений чистый красоты;

Лишь порой он навещает

Нас с небесной высоты;

Он поспешен, как мечтанье,

Как воздушный утра сон;

Но в святом воспоминанье

Неразлучен с сердцем он.

Он лишь в чистые мгновенья

Бытия бывает к нам,

И приносит откровенья,

Благотворные сердцам;

Чтоб о небе сердце знало

В темной области земной,

Нам туда сквозь покрывало

Он дает взглянуть порой;

И во всем, что здесь прекрасно,

Что наш мир животворит,

Убедительно и ясно

Он с душою говорит;

А когда нас покидает,

В дар любви у нас в виду

В нашем небе зажигает

Он прощальную звезду.

К востоку я стремлюсь душою!

Прелестная впервые там

Явилась в блеске над землёю

Обрадованным небесам.

Как утро юного творенья,

Она пленительно пришла

И первый пламень вдохновенья

Струнами первыми зажгла.

Везде любовь ее встречает;

Цветет ей каждая страна;

Но всюду милый сохраняет

Обычай родины она.

Так пролетела здесь, блистая

Востока пламенным венцом,

Богиня песней молодая

На паланкине золотом.

Как свежей утренней порою

В жемчуге утреннем цветы,

Она пленяла красотою,

Своей не зная красоты.

И нам с улыбкой ясной,

В своей веселости младой,

Она казалася прекрасной

Всеобновляющей весной.

Сама гармония святая

Ее нам мнилось бытие,

И мнилось, душу разрешая,

Манила в рай она ее.

При ней все мысли наши пенье!

И каждый звук ее речей,

Улыбка уст, лица движенье,

Дыханье, взгляд — все песня в ней.

Сто красавиц светлооких

Председали на турнире.

Все — цветочки полевые;

А моя одна как роза.

На нее глядел я смело,

Как орел глядит на солнце.

Как от щек моих горячих

Разгоралося забрало!

Как рвалось пробиться сердце

Сквозь тяжелый, твердый панцирь!

Тихих взоров светлый пламень

Стал душе моей пожаром;

Сладкошепчущие речи

Стали сердцу бурным вихрем;

И она — младое утро —

Стала мне грозой могучей;

Я помчался, я ударил —

И ни что не устояло.

Уже утомившийся день

Склонился в багряные воды,

Темнеют лазурные своды,

Прохладная стелется тень;

И ночь молчаливая мирно

Пошла по дороге эфирной,

И Геспер летит перед ней

С прекрасной звездою своей.

Сойди, о небесная, к нам

С волшебным твоим покрывалом,

С целебным забвенья фиалом,

Дай мира усталым сердцам.

Своим миротворным явленьем,

Своим усыпительным пеньем,

Томимую душу тоской,

Как матерь дитя, успокой.

Кто ты, призрак, гость прекрасный?

К нам откуда прилетал?

Безответно и безгласно

Для чего от нас пропал?

Где ты? Где твое селенье?

Что с тобой? Куда исчез?

И зачем твое явленье

В поднебесную с небес?

Не Надежда ль ты младая,

Приходящая порой

Из неведомого края

Под волшебной пеленой?

Как она, неумолимо

Радость милую на час

Показал ты, с нею мимо

Пролетел и бросил нас.

Не Любовь ли нам собою

Тайно ты изобразил?..

Дни любви, когда одною

Мир для нас прекрасен был,

Ах! тогда сквозь покрывало

Неземным казался он…

Снят покров; любви не стало;

Жизнь пуста, и счастье — сон.

Не волшебница ли Дума

Здесь в тебе явилась нам?

Удаленная от шума

И мечтательно к устам

Приложивши перст, приходит

К нам, как ты, она порой

И в минувшее уводит

Нас безмолвно за собой.

Иль в тебе сама святая

Здесь Поэзия была?..

К нам, как ты, она из рая

Два покрова принесла:

Для небес лазурно-ясный,

Чистый, белый для земли;

С ней все близкое прекрасно,

Все знакомо, что вдали.

Иль Предчувствие сходило

К нам во образе твоем

И понятно говорило

О небесном, о святом?

Часто в жизни так бывало:

Кто-то светлый к нам летит,

Подымает покрывало

И в далекое манит.

Поляны мирной украшение,

Благоуханные цветы,

Минутное изображение

Земной, минутной красоты;

Вы равнодушно расцветаете,

Глядяся в воды ручейка,

И равнодушно упрекаете

В непостоянстве мотылька.

Во дни весны с востока ясного,

Младой денницей пробужден,

В пределы бытия прекрасного

От высоты спустился он.

Исполненный воспоминанием

Небесной, чистой красоты,

Он вашим радостным сиянием

Пленился, милые цветы.

Он мнил, что вы с ним однородные

Переселенцы с вышины,

Что вам, как и ему, свободные

И крылья и душа даны;

Но вы к земле, цветы, прикованы;

Вам на земле и умереть;

Глаза лишь вами очарованы,

А сердца вам не разогреть.

Не рождены вы для внимания;

Вам непонятен чувства глас;

Стремишься к вам без упования;

Без горя забываешь вас.

Пускай же к вам, резвясь, ласкается,

Как вы, минутный ветерок;

Иною прелестью пленяется

Бессмертья вестник — мотылек…

Но есть меж вами два избранные,

Два ненадменные цветка:

Их имена, им сердцем данные,

К ним привлекают мотылька.

Они без пышного сияния;

Едва приметны красотой:

Один есть цвет воспоминания,

Сердечной думы цвет другой.

О милое воспоминание

О том, чего уж в мире нет!

О дума сердца — упование

На лучший, неизменный свет!

Блажен, кто вас среди губящего

Волненья жизни сохранил

И с вами низость настоящего

И пренебрег и позабыл.

«Ты видел ли замок на бреге морском?

Играют, сияют над ним облака;

Лазурное море прекрасно кругом».

«Я замок тот видел на бреге морском;

Сияла над ним одиноко луна;

Над морем клубился холодный туман».

«Шумели ль, плескали ль морские валы?

С их шумом, с их плеском сливался ли глас

Веселого пенья, торжественных струн?»

«Был ветер спокоен; молчала волна;

Мне слышалась в замке печальная песнь;

Я плакал от жалобных звуков ее».

«Царя и царицу ты видел ли там?

Ты видел ли с ними их милую дочь,

Младую, как утро весеннего дня?»

«Царя и царицу я видел… Вдвоем

Безгласны, печальны сидели они;

Но милой их дочери не было там».

В двенадцать часов по ночам

Из гроба встает барабанщик;

И ходит он взад и вперед,

И бьет он проворно тревогу.

И в темных гробах барабан

Могучую будит пехоту;

Встают молодцы егеря,

Встают старики гренадеры,

Встают из-под русских снегов,

С роскошных полей италийских,

Встают с африканских степей,

С горючих песков Палестины.

В двенадцать часов по ночам

Выходит трубач из могилы;

И скачет он взад и вперед,

И громко трубит он тревогу.

И в темных могилах труба

Могучую конницу будит:

Седые гусары встают,

Встают усачи кирасиры;

И с севера, с юга летят,

С востока и с запада мчатся

На легких воздушных конях

Одни за другим эскадроны.

В двенадцать часов по ночам

Из гроба встает полководец;

На нем сверх мундира сюртук;

Он с маленькой шляпой и шпагой;

На старом коне боевом

Он медленно едет по фрунту;

И маршалы едут за ним,

И едут за ним адъютанты;

И армия честь отдает.

Становится он перед нею;

И с музыкой мимо его

Проходят полки за полками.

И всех генералов своих

Потом он в кружок собирает,

И ближнему на ухо сам

Он шепчет пароль свой и лозунг;

И армии всей отдают

Они тот пароль и тот лозунг:

И Франция — тот их пароль,

Тот лозунг — Святая Елена.

Так к старым солдатам своим

На смотр генеральный из гроба

В двенадцать часов по ночам

Встает император усопший.

На поле бранном тишина;

Огни между шатрами;

Друзья, здесь светит нам луна,

Здесь кров небес над нами.

Наполним кубок круговой!

Дружнее! руку в руку!

Запьем вином кровавый бой

И с падшими разлуку.

Кто любит видеть в чашах дно,

Тот бодро ищет боя…

О, всемогущее вино,

Веселие героя!

Кто любит видеть в чашах дно,

Тот бодро ищет боя…

О, всемогущее вино,

Веселие героя!

Сей кубок чадам древних лет!

Вам слава, наши деды!

Друзья, уже могущих нет;

Уж нет вождей победы;

Их домы вихорь разметал;

Их гробы срыли плуги;

И пламень ржавчины сожрал

Их шлемы и кольчуги;

Но дух отцов воскрес в сынах;

Их поприще пред нами…

Мы там найдем их славный прах

С их славными делами.

Смотрите, в грозной красоте,

Воздушными полками,

Их тени мчатся в высоте

Над нашими шатрами…

О Святослав, бич древних лет,

Се твой полет орлиной.

«Погибнем! мертвым срама нет!» —

Гремит перед дружиной.

И ты, неверных страх. Донской,

С четой двух соименных,

Летишь погибельной грозой

На рать иноплеменных.

И ты, наш Петр, в толпе вождей.

Внимайте клич: Полтава!

Орды пришельца снедь мечей,

И мир взывает: слава!

Давно ль, о хищник, пожирал

Ты взором наши грады?

Беги! твой кань и всадник пал!

Твой след — костей громады;

Беги! и стыд и страх сокрой

В лесу с твоим сарматом;

Отчизны враг сопутник твой:

Злодей владыке братом.

Но кто сей рьяный великан,

Сей витязь полуночи?

Друзья, на спящий вражий стан

Вперил он страшны очи;

Его завидя в облаках,

Шумящим, смутным роем

На снежных Альпов высотах

Взлетели тени с воем;

Бледнеет галл, дрожит сармат

В шатрах от гневных взоров…

О горе! горе, супостат!

То грозный наш Суворов.

Хвала вам, чада прежних лет,

Хвала вам, чада славы!

Дружиной смелой вам вослед

Бежим на пир кровавый;

Да мчится ваш победный строй

Пред нашими орлами;

Да сеет, нам предтеча в бой,

Погибель над врагами;

Наполним кубок! меч во длань!

Внимай нам, вечный мститель!

За гибель — гибель, брань — за брань,

И казнь тебе, губитель!

Наполним кубок! меч во длань!

Внимай нам, вечный мститель!

За гибель — гибель, брань — за брань,

И казнь тебе, губитель!

Отчизне кубок сей, друзья!

Страна, где мы впервые

Вкусили сладость бытия,

Поля, холмы родные,

Родного неба милый свет,

Знакомые потоки,

Златые игры первых лет

И первых лет уроки,

Что вашу прелесть заменит?

О родина святая,

Какое сердце не дрожит,

Тебя благословляя?

Там все — там родших милый дом;

Там наши жены, чада;

О нас их слезы пред творцом;

Мы жизни их ограда;

Там девы — прелесть наших дней,

И сонм друзей бесценный,

И царский трон, и прах царей,

И предков прах священный.

За них, друзья, всю нашу кровь!

На вражьи грянем силы;

Да в чадах к родине любовь

Зажгут отцов могилы.

За них, за них всю нашу кровь!

На вражьи грянем силы;

Да в чадах к родине любовь

Зажгут отцов могилы.

Тебе сей кубок, русский царь!

Цвети твоя держава;

Священный трон твой нам алтарь;

Пред ним обет наш: слава.

Не изменим; мы от отцов

Прияли верность с кровью;

О царь, здесь сонм твоих сынов,

К тебе горим любовью;

Наш каждый ратник славянин;

Все долгу здесь послушны;

Бежит предатель сих дружин,

И чужд им малодушный.

Не изменим; мы от отцов

Прияли верность с кровью;

О царь, здесь сонм твоих сынов,

К тебе горим любовью.

Сей кубок ратным и вождям!

В шатрах, на поле чести,

И жизнь и смерть — все пополам;

Там дружество без лести,

Решимость, правда, простота,

И нравов непритворство,

И смелость — бранных красота,

И твердость, и покорство.

Друзья, мы чужды низких уз;

К венцам стезею правой!

Опасность — твердый наш союз;

Одной пылаем славой.

Тот наш, кто первый в бой летит

На гибель супостата,

Кто слабость падшего щадит

И грозно мстит за брата;

Он взором жизнь дает полкам;

Он махом мощной длани

Их мчит во сретенье врагам,

В средину шумной брани;

Ему веселье битвы глас,

Спокоен под громами:

Он свой последний видит час

Бесстрашными очами.

Хвала тебе, наш бодрый вождь,

Герой под сединами!

Как юный ратник, вихрь, и дождь,

И труд он делит с нами.

О, сколь с израненным челом

Пред строем он прекрасен!

И сколь он хладен пред врагом

И сколь врагу ужасен!

О, диво! се орел пронзил

Над ним небес равнины…

Могущий вождь главу склонил;

Ура! кричат дружины.

Лети ко прадедам, орел,

Пророком славной мести!

Мы тверды: вождь наш перешел

Путь гибели и чести;

С ним опыт, сын труда и лет;

Он бодр и с сединою;

Ему знаком победы след…

Доверенность к герою!

Нет, други, нет! не предана

Москва на расхищенье;

Там стены!.. в россах вся она;

Мы здесь — и бог наш мщенье.

Хвала сподвижникам-вождям!

Ермолов, витязь юный,

Ты ратным брат, ты жизнь полкам,

И страх твои перуны.

Раевский, слава наших дней,

Хвала! перед рядами

Он первый грудь против мечей

С отважными сынами.

Наш Милорадович, хвала!

Где он промчался с бранью,

Там, мнится, смерть сама прошла

С губительною дланью.

Наш Витгенштеин, вождь-герой,

Петрополя спаситель,

Хвала!.. Он щит стране родной,

Он хищных истребитель.

О, сколь величественный вид,

Когда перед рядами,

Один, склонясь на твердый щит,

Он грозными очами

Блюдет противников полки,

Им гибель устрояет

И вдруг… движением руки

Их сонмы рассыпает.

Хвала тебе, славян любовь,

Наш Коновницын смелый!..

Ничто ему толпы врагов,

Ничто мечи и стрелы;

Пред ним, за ним перун гремит,

И пышет пламень боя…

Он весел, он на гибель зрит

С спокойствием героя;

Себя забыл… одним врагам

Готовит истребленье;

Пример и ратным и вождям

И смелым удивленье.

Хвала, наш Вихорь-атаман,

Вождь невредимых, Платов!

Твой очарованный аркан

Гроза для супостатов.

Орлом шумишь по облакам,

По полю волком рыщешь,

Летаешь страхом в тыл врагам,

Бедой им в уши свищешь;

Они лишь к лесу — ожил лес,

Деревья сыплют стрелы;

Они лишь к мосту — мост исчез;

Лишь к селам — пышут селы.

Хвала, наш Нестор-Бенигсон!

И вождь и муж совета,

Блюдет врагов не дремля он,

Как змей орел с полета.

Хвала, наш Остерман-герой,

В час битвы ратник смелый!

И Тормасов, летящий в бой,

Как юноша веселый!

И Багговут, среди громов,

Средь копий безмятежный!

И Дохтуров, гроза врагов,

К победе вождь надежный!

Наш твердый Воронцов, хвала!

О други, сколь смутилась

Вся рать славян, когда стрела

В бесстрашного вонзилась,

Когда полмертв, окровавлен,

С потухшими очами,

Он на щите был изнесен

За ратный строй друзьями.

Смотрите… язвой роковой

К постеле пригвожденный,

Он страждет, братскою толпой

Увечных окруженный.

Ему возглавье бранный щит;

Незыблемый в мученье,

Он с ясным взором говорит:

«Друзья, бедам презренье!» —

И в их сердцах героя речь

Веселье пробуждает,

И, оживясь, до полы меч

Рука их обнажает.

Спеши ж, о витязь наш! воспрянь;

Уж ангел истребленья

Горе подъял ужасну длань,

И близок час отмщенья.

Хвала, Щербатов, вождь младой!

Среди грозы военной,

Друзья, он сетует душой

О трате незабвенной.

О витязь, ободрись… она

Твой спутник невидимый,

И ею свыше знамена

Дружин твоих хранимы.

Любви и скорби оживить

Твои для мщенья силы:

Рази дерзнувших возмутить

Покой ее могилы.

Хвала, наш Пален, чести сын!

Как бурею носимый,

Везде впреди своих дружин

Разит, неотразимый.

Наш смелый Строгонов, хвала!

Он жаждет чистой славы;

Она из мира увлекла

Его на путь кровавый…

О храбрых сонм, хвала и честь!

Свершайте истребленье,

Отчизна к вам взывает: месть!

Вселенная: спасенье!

Хвала бестрепетным вождям!

На конях окрыленных

По долам скажут, по горам

Вослед врагов смятенных;

Днем мчатся строй на строй; в ночи

Страшат, как привиденья;

Блистают смертью их мечи;

От стрел их нет спасенья;

По всем рассыпаны путям,

Невидимы и зримы;

Сломили здесь, сражают там

И всюду невредимы.

Наш Фигнер старцем в стан врагов

Идет во мраке ночи;

Как тень прокрался вкруг шатров,

Всё зрели быстры очи…

И стан еще в глубоком сне,

День светлый не проглянул —

А он уж, витязь, на коне,

Уже с дружиной грянул.

Сеславин — где ни пролетит

С крылатыми полками,

Там брошен в прах и меч и щит,

И устлан путь врагами.

Давыдов, пламенный боец,

Он вихрем в бой кровавый;

Он в мире счастливый певец

Вина, любви и славы.

Кудашев скоком через ров

И лётом на стремнину;

Бросает взглядом Чернышев

На меч и гром дружину,

Орлов отважностью орел;

И мчит грозу ударов

Сквозь дым и огнь, по грудам тел,

В среду врагов Кайсаров.

Вожди славян, хвала и честь!

Свершайте истребленье,

Отчизна к вам взывает: месть!

Вселенная: спасенье!

Друзья, кипящий кубок сей

Вождям, сраженным в бое.

Уже не придут в сонм друзей,

Не станут в ратном строе,

Уж для врага их грозный лик

Не будет вестник мщенья,

И не помчит их мощный клик

Дружину в пыл сраженья;

Их празден меч, безмолвен щит,

Их ратники унылы;

И сир могучих конь стоит

Близ тихой их могилы.

Где Кульнев наш, рушитель сил,

Свирепый пламень брани?

Он пал — главу на щит склонил

И стиснул меч во длани.

Где жизнь судьба ему дала,

Там брань его сразила;

Где колыбель его была,

Там днесь его могила.

И тих его последний час:

С молитвою священной

О милой матери угас

Герой наш незабвенной.

А ты, Кутайсов, вождь младой…

Где прелести? где младость?

Увы! он видом и душой

Прекрасен был, как радость;

В броне ли, грозный, выступал —

Бросали смерть перуны;

Во струны ль арфы ударял —

Одушевлялись струны…

О горе! верный конь бежит

Окровавлен из боя;

На нем его разбитый щит…

И нет на нем героя.

И где же твой, о витязь, прах?

Какою взят могилой?..

Пойдет прекрасная в слезах

Искать, где пепел милой…

Там чище ранняя роса,

Там зелень ароматней,

И сладостней цветов краса,

И светлый день приятней,

И тихий дух твой прилетит

Из таинственной сени;

И трепет сердца возвестит

Ей близость дружней тени.

И ты… и ты, Багратион?

Вотще друзей молитвы,

Вотще их плач… во гробе он,

Добыча лютой битвы.

Еще дружин надежда в нем;

Всё мнит: с одра восстанет;

И робко шепчет враг с врагом:

«Увы нам! скоро грянет».

А он… навеки взор смежил,

Решитель бранных споров,

Он в область храбрых воспарил,

К тебе, Отец-Суворов.

И честь вам, падшие друзья!

Ликуйте в горней сени;

Там ваша верная семья —

Вождей минувших тени.

Хвала вам будет оживлять

И поздних лет беседы.

«От них учитесь умирать!» —

Так скажут внукам деды;

При вашем имени вскипит

В вожде ретивом пламя;

Он на твердыню с ним взлетит

И водрузит там знамя.

При вашем имени вскипит

В вожде ретивом пламя;

Он на твердыню с ним взлетит

И водрузит там знамя.

Сей кубок мщенью! други, в строй!

И к небу грозны длани!

Сразить иль пасть! наш роковой

Обет пред богом брани.

Вотще, о враг, из тьмы племен

Ты зиждешь ополченья:

Они бегут твоих знамен

И жаждут низложенья.

Сокровищ нет у нас в домах;

Там стрелы и кольчуги;

Мы села — в пепел; грады — в прах;

В мечи — серпы и плуги.

Злодей! он лестью приманил

К Москве свои дружины;

Он низким миром нам грозил

С Кремлевския вершины.

«Пойду по стогнам с торжеством!

Пойду… и всё восплещет!

И в прах падут с своим царем!..»

Пришел… и сам трепещет;

Подвигло мщение Москву:

Вспылала пред врагами

И грянулась на их главу

Губящими стенами.

Веди ж своих царей-рабов

С их стаей в область хлада;

Пробей тропу среди снегов

Во сретение глада…

Зима, союзник наш, гряди!

Им заперт путь возвратный;

Пустыни в пепле позади;

Пред ними сонмы ратны.

Отведай, хищник, что сильней:

Дух алчности иль мщенье?

Пришлец, мы в родине своей;

За правых провиденье!

Отведай, хищник, что сильней:

Дух алчности иль мщенье?

Пришлец, мы в родине своей;

За правых провиденье!

Святому братству сей фиал

От верных братий круга!

Блажен, кому создатель дал

Усладу жизни, друга;

С ним счастье вдвое; в скорбный час

Он сердцу утешенье;

Он наша совесть; он для нас

Второе провиденье.

О! будь же, други, святость уз

Закон наш под шатрами;

Написан кровью наш союз:

И жить и пасть друзьями.

О! будь же, други, святость уз

Закон наш под шатрами;

Написан кровью наш союз:

И жить и пасть друзьями.

Любви сей полный кубок в дар!

Среди борьбы кровавой,

Друзья, святой питайте жар:

Любовь — одно со славой.

Кому здесь жребий уделен

Знать тайну страсти милой,

Кто сердцем сердцу обручен,

Тот смело, с бодрой силой

На всё великое летит;

Нет страха; нет преграды;

Чего-чего не совершит

Для сладостной награды?

Ах! мысль о той, кто всё для нас,

Нам спутник неизменный;

Везде знакомый слышим глас,

Зрим образ незабвенный;

Она на бранных знаменах,

Она в пылу сраженья;

И в шуме стана и в мечтах

Веселых сновиденья.

Отведай, враг, исторгнуть щит,

Рукою данный милой;

Святой обет на нем горит:

Твоя и за могилой!

О сладость тайныя мечты!

Там, там за синей далью

Твой ангел, дева красоты,

Одна с своей печалью,

Грустит, о друге слезы льет;

Душа ее в молитве,

Боится вести, вести ждет:

«Увы! не пал ли в битве?»

И мыслит: «Скоро ль, дружний глас,

Твои мне слышать звуки?

Лети, лети, свиданья час,

Сменить тоску разлуки».

Друзья! блаженнейшая часть

Любезных быть спасеньем.

Когда ж предел наш в битве пасть —

Погибнем с наслажденьем;

Святое имя призовем

В минуту смертной муки;

Кем мы дышали в мире сем,

С той нет и там разлуки:

Туда душа перенесет

Любовь и образ милой…

О други, смерть не всё возьмет;

Есть жизнь и за могилой.

В тот мир душа перенесет

Любовь и образ милой…

О други, смерть не всё возьмет;

Есть жизнь и за могилой.

Сей кубок чистым музам в дар!

Друзья, они в героя

Вливают бодрость, славы жар,

И месть, и жажду боя.

Гремят их лиры — стар и млад

Оделись в бранны латы:

Ничто им стрел свистящих град,

Ничто твердынь раскаты.

Певцы — сотрудники вождям;

Их песни — жизнь победам,

И внуки, внемля их струнам,

В слезах дивятся дедам.

О радость древних лет, Боян!

Ты, арфой ополченный,

Летал пред строями славян,

И гимн гремел священный.

Петру возник среди снегов

Певец — податель славы;

Честь Задунайскому Петров;

О камские дубравы,

Гордитесь, ваш Державин сын!

Готовь свои перуны,

Суворов, чудо-исполин, —

Державин грянет в струны.

О старец! да услышим твой

Днесь голос лебединый;

Не тщетной славы пред тобой,

Но мщения дружины;

Простерли не к добычам длань,

Бегут не за венками —

Их подвиг свят: то правых брань

С злодейскими ордами.

Пришло разрушить их мечам

Племен порабощенье;

Самим губителя рабам

Победы их спасенье.

Так, братья, чадам муз хвала!..

Но я, певец ваш юный…

Увы! почто судьба дала

Незвучные мне струны?

Доселе тихим лишь полям

Моя играла лира…

Вдруг жребий выпал: к знаменам!

Прости, и сладость мира,

И отчий край, и круг друзей,

И труд уединенный,

И всё… я там, где стук мечей,

Где ужасы военны.

Но буду ль ваши петь дела

И хищных истребленье?

Быть может, ждет меня стрела

И мне удел — паденье.

Но что ж… навеки ль смертный час

Мой след изгладит в мире?

Останется привычный глас

В осиротевшей лире.

Пускай губителя во прах

Низринет месть кровава —

Родится жизнь в ее струнах,

И звучно грянут: слава!

Хвала возвышенным певцам!

Их песни — жизнь победам,

И внуки, внемля их струнам,

В слезах дивятся дедам.

Подымем чашу!.. Богу сил!

О братья, на колена!

Он искони благословил

Славянские знамена.

Бессильным щит его закон

И гибнущим спаситель;

Всегда союзник правых он

И гордых истребитель.

О братья, взоры к небесам!

Там жизни сей награда!

Оттоль отец незримый нам

Гласит: мужайтесь, чада!

Бессмертье, тихий, светлый брег;

Наш путь — к нему стремленье.

Покойся, кто свой кончил бег!

Вы, странники, терпенье!

Блажен, кого постигнул бой!

Пусть долго, с жизнью хилой,

Старик трепещущей ногой

Влачится над могилой;

Сын брани мигом ношу в прах

С могучих плеч свергает

И, бодр, на молнийных крылах

В мир лучший улетает.

А мы?.. Доверенность к творцу!

Что б ни было — незримой

Ведет нас к лучшему концу

Стезей непостижимой.

Ему, друзья, отважно вслед!

Прочь, низкое! прочь, злоба!

Дух бодрый на дороге бед,

До самой двери гроба;

В высокой доле — простота;

Нежадность — в наслажденье;

В союзе с ровным — правота;

В могуществе — смиренье.

Обетам — вечность; чести — честь;

Покорность — правой власти;

Для дружбы — всё, что в мире есть;

Любви — весь пламень страсти;

Утеха — скорби; просьбе — дань,

Погибели — спасенье;

Могущему пороку — брань;

Бессильному — презренье;

Неправде — грозный правды глас;

Заслуге — воздаянье;

Спокойствие — в последний час;

При гробе — упованье.

О! будь же, русский бог, нам щит!

Прострешь твою десницу —

И мститель-гром твой раздробит

Коня и колесницу.

Как воск перед лицом огня,

Растает враг пред нами…

О, страх карающего дня!

Бродя окрест очами,

Речет пришлец: «Врагов я зрел;

И мнил: земли им мало;

И взор их гибелью горел;

Протек — врагов не стало!»

Речет пришлец: «Врагов я зрел;

И мнил: земли им мало;

И взор их гибелью горел;

Протек — врагов не стало!»

Но светлых облаков гряда

Уж утро возвещает;

Уже восточная звезда

Над холмами играет;

Редеет сумрак; сквозь туман

Проглянули равнины,

И дальний лес, и тихий стан,

И спящие дружины.

О други, скоро!.. день грядет…

Недвижны рати бурны…

Но… Рок уж жребии берет

Из таинственной урны.

О новый день, когда твой свет

Исчезнет за холмами,

Сколь многих взор наш не найдет

Меж нашими рядами!..

И он блеснул!.. Чу!.. вестовой

Перун по холмам грянул;

Внимайте: в поле шум глухой!

Смотрите: стан воспрянул!

И кони ржут, грызя бразды;

И строй сомкнулся с строем;

И вождь летит перед ряды;

И пышет ратник боем.

Друзья, прощанью кубок сей!

И смело в бой кровавой

Под вихорь стрел, на ряд мечей,

За смертью иль за славой…

О вы, которых и вдали

Боготворим сердцами,

Вам, вам все блага на земли!

Щит промысла над вами!..

Всевышний царь, благослови!

А вы, друзья, лобзанье

В завет: здесь верныя любви,

Там сладкого свиданья!

Всевышний царь, благослови!

А вы, друзья, лобзанье

В завет: здесь верныя любви,

Там сладкого свиданья!