Стихотворения

Предисловие к государю Максимилиану

Царь, которому скиптр латинский создателем вверен,

Царь, под чьею рукой — высшая власть на земле,

Эту поэму прими, в которой германские земли

Живописуются все — взором просторы окинь,

Рощи, горы, долы, моря, племена и народы —

Край, где Герцинский лес распространяется вширь.

Будь читателем этих стихов — недаром подвластны

Эти земли тебе, кесарь Максимилиан.

Есть в преданьях рассказ, что древний на свете когда-то

Хаос был заключен в Демогоргоновом чреве;[497]

Был несущий стар, и тяжестью целого мира

Больно расперло ему готовую к родам утробу,

Где от начала веков зачатое лелеялось бремя.

Больше не в силах терпеть и спеша наконец разрешиться

Всем, что праздно лежит, утесняя внутренность грузом,

Он, негодуя, гласит: «Изыди в пустые пространства,

О бесформенный мир, о Хаос, постыдный всевышним,

¹⁰ Полный зачатков всего, что само друг другу противно,

Столько несчитанных лет лежавший ненадобной тягой

В теле моем, причиняя ему столь острые боли,

И во взаимной вражде мои раздирающий недра!

Прочь, велю я вам, прочь, обернитесь прекрасным убранством

И образуйте собой светилами полное небо,

Дайте мне опустеть от ваших междоусобиц,

Между тем как вам самим предстоит созиданье

Вечного мира, который во всем согласен и связен!»

Молвив, встряхнул животом — и тотчас и суша и небо,

²⁰ Вечно мятежная хлябь морская и ветреный воздух,

И под холодной луной огонь, вдруг ставший знакомым,

Вышли и заняли каждый свое надлежащее место

В мире, а в животе оставили полости пазух.

Далее в сфере восьмой замерцали огнями фигуры,

Пять земных поясов означив своими лучами,

Чтобы потоки огня расчленили и землю и небо —

Овен здесь и Весы, где свет равняется с тьмою,

Здесь Козерог — предел темноты, и Рак, под которым

Света предел на Земле, и все иные созвездья,

³⁰ Коим дано кружить в небесах мерцательным светом,

В дважды двенадцать часов обходя неизменные круги.

Стали они рассевать дары в еще мягкую землю,

Разным светом лучась сквозь воздух на свежую сушу.

Сила в них такова, что все земные зачатки,

Бывшие прежде в смеси, в непроглядно сбившемся коме,

Стали они разделять, указуя каждому форму, —

И оттого-то земля облеклась в пестроцветные травы,

Злаки явились в полях и плоды на плодовых деревьях,

И человек скотину погнал на луга и на пашни;

⁴⁰ В воздух птицы взвились, моря наполнились рыбой,

Бег чешуйчатых тел плавниками, как крыльями, меря,

И наконец, вперекор восьмому предельному миру,

Все по своим кругам в небесах устремились светила:

Дальний Сатурн, за ним Юпитер, владычащий миром,

Марс, погубляющий рать за ратью нещадным железом,

Феб, Венерин сосед, и творец звучащей кифары —

Быстрый Меркурий, и всех ближайшая лунная сфера:

Все светила, чей бег то и дело попятным движеньем

Скован и медлит в своем блужданье по звездным дорогам —

⁵⁰ То задержавшись и встав, то вновь увлекаясь теченьем,

Как предназначено им непреложным велением рока

Двигаться взад и вперед, покуда в долгие веки

Мир, непрерывно кружась, не достигнет срока, который

Сам предписал Господь, блюдущий быстрые звезды.

Есть на земле победный народ, всеведомый свету,

Там, где шар земной выгибается к северным звездам:

Крепкий народ, привычный к труду и в зное и в стуже,

Праздную жизнь всегда почитавший низким позором,

Здешних мест исконный жилец, под своим небосводом

С тех обитающий пор, как Демогоргоново чрево

Ныне сущий мир извергло в просторы Вселенной.

Римское имя для них — «германцы» (по-гречески это

Значит «братья»,[499] затем что живут они истинно братски):

¹⁰ Имя, которым досель гордятся знатные немцы.

Мощное тело у них и подстать ему ноги и руки, —

Щедрой природа была, наградив их возвышенным ростом,

Крепкие члены им дав и молочно-белые шеи,

Огненный зрак и огненный взор и огнистые кудри.

Стройно они сложены, ни больше, ни меньше, чем нужно,

Голос и жест легко изъявляют любые их мысли.

Голос — зычный, мужской, самим звучанием грубым

Знак подающий, что в этой груди — дух буйного Марса.

Все они любят бродить по лесам, звериную ловлю,

²⁰ Конскую скачку, и этим себе добывают прожиток;

Или же Вакховы лозы взвивают на голые колья,

Или же плуг четверней взрывает им тучные пашни.

Но и не только в родных краях они провождают

Юность: нередко их путь ведет к ученой Минерве

Или в большие моря на судах, в быстропарусном беге

Разный товар из разных краев везущих в отчизну.

Здесь не во грех и разбой, когда разгораются войны

И за добычею рвется душа, обуянная Марсом;

Здесь и придворная служба в чести, в четырех королевствах[500]

³⁰ По четырем сторонам, меж которых тевтонские земли.

Любят они[501] по Герцинским горам, поросшим лесами,

На кабанов выходить клыкастых, и любят оленей

Быстрых разить на бегу и медведей вздымать из берлоги,

Любят стремить боевых соколов в высокое небо,

Чтобы дичину когтить, пуская по ветру перья,

И оттого-то для них ничто — любая опасность,

И не страшна им смерть, не страшно кровопролитье —

Ради отчизны и ради друзей отрадно им биться,

Любо им боя искать, когда завидят неправду.

⁴⁰ Каждый верность хранит, и надежно твердое сердце,

К вере святой прилежит и чтит всевышнюю силу,

Истину, правду и честь — что в мыслях его, то и в слове,

А от цветистой лжи он и мысль и язык отвращает.

Звездный бог Геркулес, каким он памятен людям,

Андромеда, и с нею Персей с кругового Олимпа

Сходят к сильным мужам укрепить им душу и тело;

С ними родитель Цефей у самого виден предела

Хладного круга, который простерт дотоле, где Солнце

В знаке Рака восстав, отстраняет ночные потемки.

Здесь застыл Волопас, краса и Феба и Вакха,

Здесь и Возничий, меж звезд пролагающий путь колеснице,

Двум Медведицам след перевит свирепым Драконом —

¹⁰ Вот светила, которые ввек не спускаются в волны

Синей Тефиды, а мечут лучи на германские земли.

Западный край страны пролегает по славной долине

Рейна, который, в пути омывая прекрасные грады,

В море впадает тремя устами и нас отделяет

От поселенцев[504] секванских равнин[505] — соседственных галлов.

А на восточном краю, где всходит багряное солнце,

Висла в сарматских полях несет свою громкую славу

И рукавами тремя втекает в Кодонские воды

Там, где пристань Брутен,[506] знаменитая в целой округе,

Манит без счета к себе корабли по Кодонскому морю[507]

¹⁰ С грузом того янтаря, который зовется электром

В греческой древней молве, а таится лишь в наших пределах.

Хищный в беге Дунай и Альпы, одетые в тучи,

Наш очертили полуденный край, а за ними простерты

Скифская даль, иллирийский предел и ломбардские земли.

Здесь родившись, Дунай поспешает под именем Истра

Свой широкий поток умчать в соседние нивы. —

Там он будет поить венгерца с варварским ликом

И метанаста-тевтона[508] — тех южных полей поселенца.

В этих местах, проложив себе путь по Молдавии пышной,

²⁰ Он, наконец, в понтийскую зыбь впадет, семиустый,

Не уступая количеством уст ни Гангу, ни Нилу —

Двум величайшим из рек, известных целому свету, —

Он впадет и пресной водой разбавит морскую.

И, наконец, Океан, который зовется Кодонским

Морем в этих местах, отделяет северной гранью

Нас от трех королевств: Британии, стынущей в стуже,

Фулы, вокруг которой лежат островами Оркады,

И ледяной страны, недавно открытой, в которой

Скиптру покорствуют даны, норвеги и пьяные шведы.

³⁰ Видят они застылых небес последние звезды,

Лета не знают, не знают весны, единой зимою

Живы в вечных снегах под безжизненным северным небом.

Все таковы племена в морозной земле приполярной

Между ними уместно назвать известных лаппонов,

Кои в пещерах влачат свою жизнь, в заснеженных чащах

Ловят оленей и бьют соболей мягчайшего меха;

С нами они не хотят иметь торгового дела,

Между собою живут все врозь, почти бессловесно —

Истинно варварский быт, подобие диких животных,

⁴⁰ Лютому Северу дань. Кто хочет их нрав и обычай

Ближе и лучше узнать, пускай обращается к книгам,

Изданным нами в недавние дни о Германии нашей.

Вот таков от Германии путь пролегает на север.

А на востоке она прилегает к азийским сарматам —

Там, где течет Танаис[509] в своем извилистом русле,

И ледяною волной проносясь по широким болотам,

К матери всех морей устремляет холодные воды.

Среднюю часть страны орошает великая Эльба,

Быстрые волны катя меж речными двумя берегами,

⁵⁰ Как от Рейна, так и от Вислы держась посредине;

В Кимврский пространный залив она изливает потоки,

Имя принявший свое от кимвров, которые рядом

В Датском живут Херсонесе, протянутом с юга на север,

Где с перешейка видны берега Кодонского моря

И Океана: сюда скандинавы, обильные рыбой,

Свозят рыбий жир в угоду целому свету,

А корабельщик-швед доставляет сушеных зобаток —

Рыб, прозванье свое получивших от явного зоба.

Есть Герцинский лес, и есть Альпийские горы;

Словно ветви, они свои распростерли отроги

Даже в западный край, вослед заходящему солнцу,

Вместе с тем на север и юг, но больше к востоку,

До берегов, где в Эвксинский Понт обрываются горы

И меж Боспорских теснин византийские плещутся волны.

Три, однако, хребта в Германии самых высоких,

Коих вершины взнеслись до небес к бродячим планетам,

Скрыли в густой туман на утесах стоящие замки

¹⁰ И по шершавым бокам клубят водопадные реки.

Первый из этих хребтов подставил северу спину

И озирает с высот италийцев, германцев и галлов,

Здесь рождается Рейн, и Рона, и Инн задунайский, —

В давние годы его называли предки Адулой.

С этих-то мест и берут начало Альпийские горы,

С южных склонов своих низвергая быстрый Атезис,[510]

Чтоб, в Адриатику впав, вблизи Венеции гордой,

Он присоветовал ей принять германское иго.

После Альпийских гор к востоку простерлись Карпаты,

²⁰ Снежной вершиной своей благой нам знак подавая;

В старых книгах они называются «Свевские горы»,

Золото в недрах таят, и медь, и иные металлы,

Щедро эти дары принося паннонскому роду.

И, наконец, посреди Германской земли полосою

Встал Герцинский хребет, раскинув цепи отрогов.

Там, где они сошлись, Сосновые черные горы

Подняли голову ввысь, на четыре стороны глядя

И с четырех сторон низводя текучие реки:

К западу быстрый Майн, гордящийся встречею с Рейном,

³⁰ К западу Зала течет, где знаки победные Друза;

Эльба на север ушла, а Наб устремляется к югу;

Эгра и Эус свои рога загибают к востоку,

А в вышине над ними — гряда Герцинского леса.

Лес, простерший свои урочища в дальние шири,

С севера в западный край и в восточный, под веянье Эвра,

Встал, по рощам и чащам дубы взрастив вековые,

Древней веры оплот, не забытый народной любовью.

Здесь язычник-друид в безмолвном сумраке чащи

До сих пор хранит величавых обителей кровы,

Где, окутавшись в черный покров, подземному Диту

Священнодейство творит, а вокруг речная долина

Ровным ропотом волн погружает душу в дремоту.

¹⁰ Так — в зарейнской земле; но выйдя за эти пределы,

Тянется лес меж несчетных племен германского края —

Здесь и свевы живут, и сугамбры, и дикие хавки,

И алгионский свирепый народ; у рейнских истоков

Между двух озер, минуя снежные Альпы,

Он по гельветским горам заходит к суровым херускам,

Он объемлет собой Винделикию, Ретию, Норик,[511]

В бойской безлюдной земле облегчает озера, к которым

С Альп стекает вода, и снова к северу тянет

Длинные руки свои — туда, где свевы, туроги,

²⁰ Франки, туда, где от Альп ответвились Абнобские горы,

В край саксонских холмов и в области пастырей-фризов,

В земли вестготов, остготов и древних жителей — кимвров,

Вплоть до тех берегов, где омыло Германию море.

В тех, однако, местах, где родятся истоки Дуная,

Он на багряный восток обращает и горы и чащи —

К Австрии, к Кетским горам, которые тоже начало

В облачных Альпах берут и одеты в косматые рощи,

Где двуязычный живет славянин, и карн, и штириец.

Здесь Дунай, спешащий назвать своим именем море,

³⁰ С правой своей стороны омывает Далматскую область,

А из нее изливаются в Истр и Драва и Сава.

Длинной спиной выгибается лес в Австрийских пределах,

Голым обрывистым лбом нависших над мчащимся Истром,

Много носящих имен, известных целому миру;

И, наклоняя стволы и ветви с темнеющих всхолмий,

Лес осеняет Дунай, осыпает в звериные норы

Листья, кустистый лоб венчает дубравной макушкой.

Лес этот рос и в Баварской земле, но раскидисто-редко,

А из нее он простер свои руки к австрийским владеньям,

⁴⁰ Дальним рогом своим достигнув прибрежия Вильса —

Вильса, который все в тот же Дунай несет свои воды.

А по Баварской земле, полосой к полосе изгибаясь,

Он достигает турогов, и франков, и буйных богемцев, —

Словно высокой стеной обводя родные их земли

И охраняя их тем от войн, в Германии частых.

Почвы тучны, богат урожай, леса вековечны —

Много германских рек вытекает из этого края:

Эльба меж них и Одер, в былом называвшийся Нигрой.

Дальше Герцинский лес на Карпатские смотрит вершины

⁵⁰ И пролегает в краях маркоманов, гепидов, язигов:

Там, где теперь ложатся под плуг трансильванские земли,

Он породил народ, языком и нравом немецкий.

Столь же мощный изгиб ответвляет лесные угодья

В Висбургский край, к племенам сабоков и диких гелонов,

Вплоть до прусской страны, богатою гаванью славной

И окруженной со всех сторон племенами сарматов,

И до последнего края земли, где живут агафирсы.

Дальше, переступив пределы Европы, простерся

Лес до Рифейских гор и истоков реки Танаиса,[512]

⁶⁰ Многих зверей и птиц питая в урочищах скрытых —

Даже дикий зубр в Мазовийской водится пуще.[513]

Мало того: со всех сторон подъемлются горы,

Золотом и серебром и прочим богаты металлом:

В дар человеку его приносят подземные жилы,

Полые печи[514] его принимают в быстрое пламя,

Пламя жарче горит, воздушным раздутое мехом,

По сторонам стучит ударами тяжкими молот,

Вверх и вниз его колесо водяное бросает,

Стук поднимая такой, что в небе колеблются звезды;

⁷⁰ Эта машина, как Бронт и Стероп, в различные формы

Плавленый льет металл и кует полосное железо.

Эта страна обильна людьми, плодовита скотиной,

В тучной почве богат прирост колосьев Цереры,

Подле цветущих лугов раскинулись сытные пашни,

Много обширных озер, прудов пространных и разных,

И полноводных рек, где водится вкусная рыба,

Солнцу открытых холмов, равнин и гор поднебесных,

Много места для лоз, несущих Вакховы грозди

В пору, когда веселой звездой обновленное солнце

Ближе к нашей стране и светом ее заливает.

¹⁰ Здесь города в красивых стенах и иные постройки;

Сам германский народ смягчил бывалые нравы,[516]

Дикую грубость забыв, которую в оное время

Варвар, рожденный в лесах, хранил в приречных долинах.

Вот каков, говорят, весь облик Германского края,

Где я ездил и жил без малого два пятилетья;

Вот каковым его с лесами, реками, горами

И с поселянами разных племен, наречий и нравов

В свете собственных звезд сотворили Господь и природа.