Стихотворения

А. Н. Немилов КОНРАД ЦЕЛЬТИС — ПОЭТ-ГУМАНИСТ И ЕГО ВРЕМЯ

Советскому читателю, даже образованному и интересующемуся историей культуры, в большинстве случаев поэзия Цельтиса совершенно не знакома. На русском языке появились однажды две его оды, переведенные С. Аптом[853], да в нескольких случаях небольшими цитатами сопровождались упоминания его в трудах по истории немецкого Возрождения[854]. Латинские тексты мало кому у нас доступны, а произведения Цельтиса, в новое время почти не издававшиеся, вообще-то представляют собой настоящую библиографическую редкость. Почему это так сложилось — не будем пока задумываться. Конечно, в первую очередь сыграла свою роль традиция: величайший латинский поэт немецкого Возрождения, «архигуманист», как вошло в обыкновение его называть[855], не дожил до Реформации, с событиями и ожесточенными спорами которой принято связывать Ренессанс в Германии[856]. Но именно поэтому особенно важно, наконец, в той мере, в какой это возможно, открыть читателю Цельтиса как поэта, как гуманиста, как человека. В самом деле, именно его поэзия, подобно тому, как мы это привыкли говорить в связи с изобразительным искусством о творчестве его великих современников — итальянца Леонардо да Винчи и немца Альбрехта Дюрера — впервые обращается к подлинно лирической теме, к передаче индивидуальных эмоций. Поэт любит и любуется, ревнует и ненавидит, презирает и высмеивает, его чувства лишены покрова лицемерной риторики и прорываются сквозь оболочку аллегорий и нормативов поэтической эстетики с присущим ей подражанием античным архетипам. Гуманистическое мировоззрение Цельтиса в самом существе своем эстетично, и поэтическая форма выступает по отношению к нему не как насильственно навязанная и даже не как частный способ выражения, а как наиболее естественный и в одном целостном сплаве составляющий органический материал, податливый и покорно служащий автору. Изящная легкость, удивительная внутренняя соразмерность свойственны и прозаическим произведениям Цельтиса, даже таким, казалось бы, дидактичным по своей задаче, как «Способ составления писем», написанный им еще в ранний период его творческой деятельности.

Своеобразный «лирический эстетизм» Цельтиса в такой же мере может рассматриваться, как его индивидуальное свойство и как черта, отличающая поколение Цельтиса в гуманистическом движении в Германии эпохи Возрождения. Первые немецкие гуманисты, еще в середине XV в. были далеки от подобной направленности. Николай Кузанский (1401 —1464) замечательный философ, математик, космолог, чьи идеи бесконечности Вселенной, экспериментального познания природы, этическая концепция нравственного совершенства, планы всеобщего религиозного мира и проекты реформ в системе образования, сыграли важнейшую роль в развитии и распространении гуманистического мировоззрения не только в Германии, но и в Италии, с которой была связана значительная часть его жизни, сам не был поэтом, а в изложении своих мыслей всегда стоял на позициях приоритета идеи по отношению к риторической форме. Николай Кузанский внес в гуманизм то натурфилософское начало, которого отнюдь не был чужд и Цельтис, но которое ярче всего проявилось в научной деятельности Венской школы астрономов-гуманистов, в том числе Георга Пейербаха и особенно Иоганна Региомонтана, которому Цельтис посвятил одну из своих од (III, 23). Современник Николая Кузанского, сперва его единомышленник в деятельности на Базельском соборе, а впоследствии политический противник, страстный борец против папских претензий на руководство политической жизнью Европы, Грегор фон Геймбург (ок. 1398—1472, ему посвящена Цельтисом ода 6 в кн. II) в своем письме молодому немецкому гуманисту, называвшему себя учеником Лоренцо Валлы, Иоганну Роту, прямо писал о достоинствах юриспруденции по сравнению с элоквенцией, нападая на стремление к эстетическим красотам речи. Во всех отношениях Геймбург гораздо ближе к представителям «гражданского гуманизма» в Италии начала XV в. И поэтому совершенно закономерно, что лавровый венец поэта впервые на немецкой территории и из рук немецкого императора Римской империи, Фридриха III, получил не немец, а итальянец, поэт и гуманист, а вместе с тем и крупный политический деятель своей эпохи, младший современник Кузанца и Геймбурга, итальянец Эней Сильвий Пикколомини (1405—1464), ставший впоследствии папой под именем Пия II.

Но уже следующее поколение гуманистов в самой Германии иное. Как будто прошла острота тех споров о взаимоотношениях церкви и светской власти, о политических правах папства и епископов (число их даже в течение XV в. значительно возросло), которые еще в середине XV в. составляли главное содержание политической жизни Германии. Голландец по происхождению (как, в дальнейшем и Эразм Роттердамский) Родольф Агрикола (1443 или 1444—1485), получивший образование в Эрфурте и в Кёльне, совершенствуется затем в итальянских университетах, в Павии и в Ферраре, где он вскоре начал читать лекции по логике и диалектике. Агрикола (его настоящее имя Гюйсман, — латинизация, именно после него ставшая почти обязательным элементом приобщения к гуманизму, является смысловым переводом) во всех отношениях был олицетворением общегуманистического идеала человека. Современники в один голос описывают его как красивого по внешности и всесторонне одаренного человека — музыканта (в Феррару он был первоначально приглашен как придворный органист), поэта (к сожалению, дошло лишь очень немногое из его творчества, что позволяет судить о его профессиональном мастерстве, но производит впечатление чрезмерной сухости, формальной построенности, в ущерб искренности чувства), рисовальщика (об этом мы совершенно не можем судить), но в первую очередь — оратора, мастера латинской элоквенции, и философа. В этой погруженности в вопросы формальной логики, восхищавшей впоследствии Ф. Меланхтона, выразилось все же нечто сближающее Агриколу со схоластицизмом. Друг и советник Вормсского архиепископа Иоганна фон Дальберга, с которым они вместе учились в Павии, принявший его приглашение и последние годы своей, трагически рано оборвавшейся жизни, Агрикола, по-видимому, не принимал монашеского обета, но самим своим интеллектуальным подвижничеством, преданностью идее ученой аскезы, наивным житейским идеализмом своей этической программы, он в своей преданности филологии выступает с позиций гуманизма, как бы связывая средневековье и гуманизм. Похоже, сама жизнь в Ферраре была связана с осознанной необходимостью изучения греческого языка. Агрикола был, по существу, первым настоящим эллинистом-немцем. В своих письмах к друзьям он говорит также о занятиях древнееврейским языком. Нечего и говорить о латыни — произнесенная им в Ферраре, в присутствии Баттисты Гварини, по случаю начала осеннего семестра 1476 г., речь «Во славу философии и остальных искусств» имела значение своеобразного шедевра, образца мастерства, по которому судили о праве его вести занятия со студентами.

Агрикола совершенно не затронут воздействием флорентийского неоплатонизма. Более того, подчас он активно выступает против «паганизма», увлечения язычеством. Возможно, что эти противоречия с постепенно укреплявшимися в Италии идеями «платоновского христианства», различными формами религиозно-философского синкретизма, и послужили одной из причин стремления Агриколы вернуться на родину. Написанные им в Вормсе благочестивые рассуждения о долге священнослужителя, религиозные гимны и т. п. подтверждают последовательность позиции Агриколы. Эту незавершенность гуманизма Агриколы как бы восполнил Конрад Цельтис — его младший современник.

Конрад Цельтис (1459—1508) принадлежал к тому счастливому поколению немецких гуманистов, которые вступили в жизнь, когда основы новой системы образования, нового мировоззрения были уже заложены, когда весьма распространено было убеждение, что средневековое варварство должно уступить свое место разносящемуся из Италии свету культуры учености. Эта мысль не казалась противоречащей той ненависти и презрению, которым подвергалось все римское — нравы католической церкви и политика папства. Считалось естественным, что свет воцарится в Германии, а в Италии наступит мрак, и как первые признаки этого мрака рассматривались черты маразма в римской церкви. Подобно тому, как некогда совершилось «Translatio imperii» — перенесение империи из Рима в Германию, так должно было осуществиться и переселение Аполлона и Муз в земли германцев. Этому посвятил свое раннее программное произведение Цельтис — оду «К Аполлону, изобретателю искусства поэзии, чтобы он пришел от италийцев к германцам» (Од. IV, 5).

Поэт был сыном простого крестьянина-виноградаря Иоганна Пикеля из Випфельда, в окрестностях Вюрцбурга, на побережье реки Майна. Он родился 1 февраля 1459 г., его старший брат вскоре после этого получил приход в качестве сельского священника, и это облегчило получение образования для него. 19-ти лет он был зачислен в Кельнский университет — с примечанием «бедняк» (pauper). Уже через год, в 1479 г. он получил степень бакалавра искусств, что дало ему возможность продолжить обучение и в то же время зарабатывать, как в те времена бывало нередко. Там он начинает писать стихи — видимо, это обычные средневековые вирши. Кельнский университет в эти годы — цитадель схоластики, центр немецкого доминиканства. Здесь можно было получить знания по теологии на основе учений Альберта Великого и Фомы Аквинского — но к ним у молодого поэта выработалось на всю жизнь лишь стойкое отвращение. Не захотел он и последовать примеру своего брата и принять монашеский обет, обеспечив себе тем самым спокойное существование на всю жизнь. Весенняя оттепель немецкого гуманизма неумолимо проникла в недра кельнского училища; слава некогда обучавшегося там Родольфа Агриколы, скандальные столкновения поборников схоластики с вагантами-учениками бродяги-гуманиста Петера Лудера (как, например, Вильгельм Суригон, появившийся в Кельне в 1471 г.) — все это служило стимулом к тому, что наиболее способные и обладавшие самостоятельностью мышления студенты предпочитали искать удовлетворения своей любознательности вдали от Кельна. В 1484 г. Конрад Пикель имматрикулировался в Гейдельбергском университете, там вскоре он стал называть себя, по образцу других гуманистов, латинским словом «Цельтис» — заступ, мотыга, т. е. переводом своего немецкого имени, напоминающего об орудии труда виноградаря. Год в Гейдельберге стал решающим в жизни Цельтиса. Здесь ему довелось слушать лекции Родольфа Агриколы, незадолго до того перебравшегося в Германию из Италии, где он и учился, и читал свои курсы в университете Феррары. В октябре 1485 г. Цельтис защитил свои тезисы и стал магистром искусств — к этому времени он уже был определившимся гуманистом, изучавшим греческий и древнееврейский языки. Возможно, что у Агриколы начал он и свои занятия музыкой.

По-новому в Гейдельберге происходило и приобщение к философским знаниям — здесь царил культ уважения к трудам Николая Кузанского, к которым враждебно относились доминиканцы в Кельне. Идея бесконечности Вселенной, совершенно новое понимание бога как математического абсолюта, стремление к познанию всей сферы земли и связанный с этим специфический интерес к географии и астрономии были порождены этими занятиями. Но уже в начале 1486 г. Цельтис снова отправляется в путь — неожиданная трагическая по своей внезапности смерть Родольфа Агриколы, очевидно, сделала для него дальнейшее пребывание в Гейдельберге лишенным интереса. Город для него опустел, он словно ищет теперь, где смог бы продолжить свое, наконец-то всерьез начатое, образование, в то же время стремясь и сам раздавать то, что имел счастье получить. Его путешествия теперь уже менее всего похожи на скитания ваганта: в 1486 г. он в Эрфурте, где когда-то начал свое образование Агрикола, оттуда он едет в Росток — в надежде, что в сравнительно молодом университете найдет подходящую обстановку для гуманистических штудий. Но занятия в Ростоке были прекращены в связи с начавшейся распрей между соборным капитулом и епископом. Поэтому Цельтис вынужден был уехать и оттуда, и свои лекции в зимний семестр 1486— 1487 гг. он начал уже в Лейпциге, где благодаря деятельности Петера Лудера обстановка для гуманистических занятий была лучше подготовлена. Лекции Цельтиса о теории латинской поэзии и занятия по драматургии Сенеки принесли ему в Лейпцигском университете настоящий триумф: молодой курфюрст Фридрих Мудрый оказался в числе его поклонников. По его представлению 18 апреля 1487 г., во время съезда князей в Нюрнберге, на торжественном празднике в нюрнбергском Кайзербурге (в данном случае игравшем роль римского Капитолия) дряхлый император Фридрих III короновал Цельтиса лавровым венком. Предшественниками сына франконского виноградаря были Эней Сильвий Пикколомини, а еще раньше — Петрарка...

Эта честь сразу поставила Цельтиса выше всех немецких гуманистов. В это время он принял эллинизированное имя «Протуций» (от греческого «про-тюпто» — «прорываться», «ударять на врага»; возможно, впрочем, что это — перевод его неблагозвучной фамилии, означающей, как мы уже знаем, «мотыга»).

В 1487—1488 гг. Цельтис отправился в Италию. Он побывал в Венеции, где познакомился с Сабеллико; в Падуе он занимался у Кальфурния и грециста Камеро; некоторое время находился в Ферраре, где познакомился с Гварино (видимо, не произведшим на него глубокого впечатления); и наконец, попал во Флоренцию, где оказался в кругу гуманистов Платоновской академии. Философские взгляды Марсилио Фичино, вся концепция флорентийских неоплатоников с их синтезом христианского и языческого мироощущения, оказали на него решающее воздействие. Здесь, озаренный знакомством с Родольфом Агриколой, кельнский бакалавр становится первым апостолом фичинизма среди немецких гуманистов.

Побывал после этого Цельтис и в Риме, где познакомился с Помпонием Лэто. Во время этих встреч зародилась в нем идея создания гуманистических «академий» как сотовариществ единомыслящих адептов распространения античной образованности, по типу школ древних философов. Одновременно он загорелся идеей возрождения древнего театра как средства привлечения внимания знатных меценатов к гуманистам.

Цельтис возвращается на родину через Венгрию и Польшу, возможно, имея в виду наладить знакомства с гуманистами при дворе Матьяша Корвина и в Ягеллонском университете Кракова. Именно здесь он пополнил свое образование, в течение двух лет (1489—1491 ) одновременно занимаясь как ученик у астронома Войцеха Брудзевского и сам читая курсы основ древней философии, поэтики и греческого языка. Летом 1491 г. он вновь появился в Нюрнберге — городе, с которым для него были связаны воспоминания о первом триумфе, но тут же направился в Ингольштадт, где в течение одного семестра он читал курс по «Пиру» Платона. Это был важный шаг реформы немецких университетов: взамен подготовительного курса тривиума, включавшего лишь скромный объем классических знаний, Цельтис ввел специальную гуманистическую подготовку. Помимо нее, он считал необходимыми также и естественнонаучные знания.

Находясь в Ингольштадте, Цельтис вел усердную переписку со своими коллегами в Германии и в Италии. На короткий срок он опять посетил Нюрнберг, где получил финансовую и моральную поддержку со стороны гуманистов того кружка, который некогда сложился там вокруг Региомонтана и Вальтера (Од. III, 23). Ему позволяют реорганизовать начальное обучение в школе при приходе св. Зебальда, а зимой 1492— 1493 г. — возглавить аналогичную школу в Регенсбурге. В Ингольштадтской школе он плодотворно продолжал занятия греческим языком, но вспышка чумы летом 1495 г. заставила его снова бежать в Нюрнберг.

Именно в это время он набрасывает план своего проекта «Четырех Германий». Затем до начала 1496 г. он оставался в Гейдельберге как прямой преемник своего учителя Агриколы — не столько при университете, сколько при дворе, и как советник и как учитель детей пфальцграфа Филиппа. Здесь вокруг Цельтиса создается первое гуманистическое «Рейнское литературное содружество». Рейхлин, Вимпфелинг, Тритемий, Вигилий, Йодок Галлий и ряд других имен с самого начала фигурируют здесь среди членов. Этому сообществу суждено было стать прообразом для аналогичных в других городах Германии. Оно возникло не при университете, не при дворе, но под покровительством могущественного Иоганна Дальберга, имевшего возможность отпустить средства на содержание своей Академии.

Тем временем официальное приглашение Максимилиана заставило Цельтиса покинуть приветливый Гейдельберг и направиться в Вену. 7 марта 1497 г. Цельтис получил назначение профессором красноречия и поэтического искусства в Венский университет. Диплом был подписан самим императором Максимилианом I — это было нарушением автономии университета, но это было шагом к превращению Венского университета в передовой центр культуры и образования в Европе.

В Вене Цельтису пришлось начать с создания такого же внеуниверситетского сообщества, как и в Гейдельберге. Следует обратить внимание, что в противоположность устоявшимся представлениям о том, что распространение гуманизма в Германии связано было с университетами, в действительности на каждом шагу, в том числе и тогда, когда при Цельтисе гуманизм одержал в основном победу над схоластикой, гуманистическое движение развивалось вопреки университетам, а не в университетах.

Созданное в 1497 г. «Дунайское литературное содружество» было подобием Рейнского общества, основанного в Гейдельберге. В это же время возникали уже аналогичные «содружества» в Нюрнберге («Норическое»), в Аугсбурге («Августинское»), в Оломоуце («Маркоманское») и др. «Дунайское содружество», по мысли Цельтиса, объединяло гуманистов не только Вены, но и всей Австрии и Венгрии, где еще сохранялся круг гуманистов, некогда сосредоточившихся при дворе Матьяша Корвина.

В 1499 г. Цельтис делает попытку превратить артистический факультет Венского университета в полноправное, стоящее наравне с богословским и юридическим факультетом, ученое заведение с правом присуждения высших ученых степеней. Это вызвало сопротивление корпуса докторов, а внутри артистического факультета по-прежнему сохранялась открытая оппозиция цельтисовским требованиям углубленного изучения филологии и древней философии. Борьба приобрела характер столкновения между поклонниками Аристотеля и Платона. Отказавшись от своего права совершить сразу переворот в структуре университета, Цельтис прибег к обходному пути: зимний семестр 1499—1500 гг. открывается параллельно с артистическим факультетом в самостоятельной «Коллегии поэтов и математиков». Здесь в обучении были объединены заимствованные из итальянских университетов (прежде всего из Феррары) принципы филологического образования на основе изучения трех древних языков, философии Платона, классической литературы, теории поэзии, латинского красноречия, драматического искусства, — с этой целью устраиваются школярские спектакли на сцене. Следуя традиции парижского номинализма, отражение которой Цельтис мог видеть и в самой Вене, среди последователей Пейербаха, в новом преподавании самостоятельное место заняла натурфилософия, и подлинный Аристотель изучался в сочетании с Птолемеем и Плинием Старшим.

В 1501 г. в Линце ученики «Коллегии» впервые разыграли перед императором — или, точнее, при императоре, поскольку он и сам был участником этого красочного представления, — «Игрище Дианы», текст и сценарий которого были написаны самим Цельтисом. Результатом этого было торжественное утверждение «Коллегии» императорским эдиктом, даровавшим ей также право присуждать поэтические лавры. В последующие годы, наряду с написанными самим Цельтисом, но не дошедшими до нас текстами сценических игрищ, создаются совместные произведения его учеников, выполненные под его руководством, — «Рапсодия» (1505), «Мелопеи» Петра Тритония (1507) и др. Это последние годы жизни Цельтиса, окруженного учениками, среди которых выделялся, сделавшийся ректором в 1502 г. и осуществивший постепенно превращение «Коллегии» в полноправную часть университета, Иоганн Куспиниан (Шписгеймер).

Незадолго до своей смерти Цельтис заказал, по-видимому, связанному с ним тесной дружбой аугсбургскому живописцу и граверу Иоганну Бургкмайру свой «посмертный» портрет, экземпляры которого он посылал и дарил своим друзьям. Он изображен опирающимся на четыре книги — очевидно то, что он считал трудом своей жизни. Здесь «Описание Германии в 4-х книгах» — труд, так и не завершенный при жизни Цельтиса, да собственно и оставшийся, по крайней мере в задуманном им объеме, не выполненным. Ниже идут три поэтические сборника: «Amores» — «Любовные элегии в 4-х книгах», «Эпиграммы в 8 книгах» (реально выполнены 5 книг) и «Оды в 4-х книгах», изданные уже после его-смерти. Из всех его книг только «Amores» были изданы в 1503 г. при жизни поэта. Еще раз побывал он в Нюрнберге, чтобы проследить за изданием «Любовных элегий» и найденного им текста произведений средневековой монахини Гросвиты; он делает для Дюрера композиционные наброски гравюр, которыми он хотел украсить книги, передает в Аугсбурге Пейтингеру найденную им римскую карту Средиземноморья, ведет интенсивную переписку, занимается с учениками — пока хватило сил и уже зная, что времени ему не остается. В 1508 г. Цельтис умер, в полном смысле этого слова в расцвете творческих сил и таланта.

Значение Цельтиса в культурной жизни Германии неизмеримо. Здание немецкого Ренессанса, в строительстве которого предшествующие поколения проделали, правда, труднейшую и подчас неблагодарную работу, именно при Цельтисе вознеслось, расширилось и приобрело свои самобытные черты. Гуманистическая культура Германии благодаря его предприимчивости, сочетанию рафинированной утонченности ученого с мужицкой грубоватой непосредственностью беспредельно одаренного человека, приобрела, наконец, целостность и завершенность.

ПРИМЕЧАНИЯ

Переводы сделаны по изданиям: 1) Celtis Protucius Conradus. Libri Odarum IV; Liber Epodon; Carmen saeculare / Ed. F. Pindter. Lipsiae, 1937; 2) Celtis Protuctus Conradus. IV libri Amorum secundum quattuor latera Germaniae; Germania Generalis / Ed. F. Pindter. Lipsiae, 1934; 3) Celtis Konrad. Fünf Bücher Epigramme / Hrsg. von K. Hartfelder. Berlin, 1881.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Аллегория Философии из «Четырех книг любовных элегий» К. Цельтиса (Нюрнберг, 1502). Гравюра на дереве А. Дюрера

Однолистка с изображением св. Зебальда, покровителя Нюрнберга, с текстом обращенной к нему оды К. Цельтиса (Од. III, 10) Конец XV—начало XVI в.

Аллегория «Венского сообщества гуманистов» с портретом К. Цельтиса. Гравюра на дереве Ганса Бургкмайра, 1507

К. Цельтис подносит свой труд курфюрсту Саксонскому Фридриху Мудрому. Гравюра на дереве А. Дюрера

Фронтиспис сочинения Альберта Великого «О свойствах трав и камней». Антверпен, Г. Бак, 1502

Титульный лист «Четырех книг од» К. Цельтиса (Аугсбург, Μ. Шюрер, 1513). Гравюра на дереве Ганса Бальдунга Грина

Портрет-эпитафия К. Цельтиса. Гравюра на дереве Ганса Бургкмайра. 1507

Вид города Брауншвейга. Гравюра на дереве из «Хроники саксов» Конрада Бото (Майнц, Петер Шеффер, 1492)

Титульный лист «Начальной грамматики по Донату». Кельн [Герман Бунгарт де Кетвих, ок. 1496]

Вид средневекового города (с гербами Бабенберга и Страсбурга) Гравюра на дереве из «Хроники саксов» Конрада Бото (Майнц, П. Шеффер, 1492)

Вид средневекового города (с гербами Аугсбурга и Регенсбурга) Гравюра на дереве из «Хроники саксов» Конрада Бото (Майнц, П. Шеффер, 1492)

Портрет нюрнбергской девицы в танцевальном платье Рисунок А. Дюрера. Начало XVI века

Портрет Виллибальда Пиркгеймера. Рисунок А. Дюрера

Аполлон. Гравюра на дереве Якопо деи Барбари (ок. 1450—1515), венецианского художника-гравера, работавшего в Германии (Нюренберг, Утрехт)

«Любовное колдовство». С картины неизвестного нидерландского художника второй половины XV в.

Иоганн Рейхлин. Гравюра на дереве неизвестного художника. Ок. 1515