Даже сам термин «рок-звезда» — уничижителен. Он означает маниакального, приверженного наркотикам, эгоцентричного подонка. Это может быть правдой, но ты делаешь все возможное, чтобы замаскировать это.
В ноябре 1992 года Стинг позвонил в полицию, после того как обнаружил, что более семи миллионов фунтов его огромного состояния «исчезли». Срочно была приведена в состояние готовности группа детективов, занимающаяся раскрытием случаев мошенничества. Стингу и Майлзу Копленду было сказано, что деньги, которые составляли одну треть личных активов Стинга, исчезли во время сложной серии сделок.
Финансист Кейт Мур, который неизменно находился при Стинге, несмотря на обвинения, выдвинутые против него другими его клиентами — рок-звездами, добровольно отправился в полицейский участок Холборн, где его допрашивали детективы в течение пяти часов.
Оказалось, что подозрения в мошенничестве впервые были высказаны в анонимном письме, направленном Стингу в сентябре 1992 года лицами, которые работали с Кейтом Муром и которые проводили свое собственное расследование. Стинг прочитал это письмо за завтраком в Дейк-Хаусе.
Он был потрясен тем, что произошло: «Это заставило меня серьезно взглянуть на саму идею благосостояния, и я пришел к заключению, что благосостояние — это вовсе не то, что у вас в банке. Баше богатство — это ваши друзья, семья, здоровье и счастье».
Мур был обвинен полицией в воровстве, но потребуется еще два года, прежде чем дело будет передано в суд при широкой огласке.
Стинг согласился играть во вступительной части концерта для легендарной «Grateful Dead» во время гастролей по Соединенным Штатам в 1993 году. Эти два лагеря никогда не встречались до этого турне, но член группы «Grateful Dead» Джерри Гарсиа (который умер в августе 1995 года) вспоминал: «Свою карьеру на сцене он мог использовать как пример нетрадиционной карьеры в шоу-бизнесе. Он не похож ни на кого в шоу-бизнесе: это совсем другой уровень. Я имею в виду, что Стинг умный парень. Он не Эксл Роуз. Он сообразительный парень».
Гарсия был убежден, что его публике Стинг понравится. «Поскольку до этих пор нашей аудитории нравились все, кого мы ей представляли».
Столь же легендарные поклонники «Grateful Dead» — «дидхеды»— все еще упивались ЛСД и другими вызывающими галлюцинации, снадобьями даже в девяностые годы.
Стинг был очарован этим явлением, но сопротивлялся искушению поэкспериментировать с серьезными наркотиками. В это время он все еще употреблял алкоголь, когда на него находил такой каприз, а также иногда не отказывал себе в удовольствии выкурить сигаретку с коноплей.
Отношение Стинга к наркотикам значительно изменилось за эти годы. К 1993 году его полный поворот во взглядах по этому вопросу, казалось, был завершен. Он сказал одному из коллег: «Я думаю, что никто не должен принимать наркотики ранее сорока лет. Я говорю строго об обычном применении. Если вы не попали в зависимость от наркотиков к моменту сорокалетия, то вы не станете зависимым от них».
В легком отступлении, которое суммировало его чувства к алкоголю, Стинг сказал, что, когда он пил (и что происходило только иногда), он становился счастливым, а затем забывался: «Я не представляю в действительности проблемы. И это не длится долго. Я «легкий» пьяница. Я не обхожусь дорого. Выведите меня! Напоите! Уложите! Ограбьте!»
В декабре 1993 года семнадцатилетний сын Стинга Джо впервые появился на публике вместе с группой «Australian Nightmare» на небольшой площадке в лондонском «Covent Garden».
Эта группа годом ранее была сформирована Джо и некоторыми его друзьями из университетской школы в Хемпстеде, где он учился на уровне А. Джо уже получил некоторые полезные навыки, путешествуя до Европе в турне своего отца еще за год до этого в качестве помощника. Один из членов группы высказался довольно-таки определенно: «У Джо сильная воля, и он решительно настроен сделать все самостоятельно, без помощи отца».
Вскоре после этого, как будто бы в подтверждение пристрастия Стинга к музыкальному экспериментированию, он согласился поработать над альбомом композитора Гершвина. Стинг работал вместе с восьмидесятилетним виртуозом аккордеона Ларри Адлером, чтобы привлечь высокоталантливого Элтона Джона и легендарного продюсера «The Beatles» — Джорджа Мартина. Результатом стало то, что альбом «Слава Гершвина» был тихо записан в Британии за два месяца в начале 1994 года. Стинг исполнил «Прекрасная работа, если ты можешь получить ее», а в альбоме были представлены также Шер, Элвис Кастелло, Шинед О'Коннор и Meat Loaf с аккомпанементом Адлера на каждой дорожке.
Дома Стинг и Труди продолжали, казалось, решительно доказывать всему миру, что они были самой крепкой парой в шоу-бизнесе. Они все еще обнимались в автобусах и на скамейках, как школьники, и ходили повсюду, наподобие сиамских близнецов, сросшихся бедрами. Они редко ссорились, но когда это происходило, то было это обычно по поводу предметов менее земных, чем те, которые вызывают стресс и страдание у менее знаменитых людей.
Самой большой проблемой, лежащей между Стингом и Труди, была разница во взглядах: что такое известность, знаменитость и звездность. Стинг объясняет: «Она не обязательно смотрит на это так же, как и я. Иногда быть знаменитостью — означает быть таким же, как и просто человек, но иногда, просто ради собственного выживания, мне приходится быть настоящей знаменитостью и защищаться по всему фронту. А ей это не нравится».
Однако к 1994 году Стинг серьезно начал пересматривать свой имидж и даже признавался одному коллеге, что те дни, когда он счастливо снимал перед фотографами рубашку, скоро канут в вечность.
Тем временем интерес Стинга к натуральным галлюциногенным веществам не ослабевал. Он предпринимал прогулки за город, искал, а затем съедал «псилоцибин» (гриб) и даже шутил по этому поводу с одним из своих друзей: «Они замечательны! Основой языческой религии было почитание гриба. Для меня Стоунхендж выглядит как гриб. Он так выглядит, когда вы его принимаете».
Стинг никогда не забывал те ощущения, которые он испытывал, принимая кокаин много лет назад. Он никогда не считал себя зависимым от наркотиков, но он достаточно попробовал их, чтобы знать, что они заставляют его испытывать агрессию. Ему более нравилась идея приема натуральных компонентов, содержащихся в растениях. Они обладали более мягким, разумным действием.
Его также беспокоил криминальный аспект незаконного приема наркотиков. Он чувствовал, да и теперь ощущает, что все наркотики должны быть легализованы, а их торговля регламентирована, чтобы уличные торговцы наркотиками навсегда были устранены из общества.
В марте 1994 года Стинг доказал, что он все еще главная звезда, получив награду «Лучшего поп-певца (мужчины)» в Соединенных Штатах на награждении «Грэмми» за свое утверждение силы любви в песне под названием «Если я когда-нибудь потеряю веру в тебя». Работа Стинга также привела к победе в номинациях «Лучший альбом» и «Лучшее видео».
В следующем месяце Фонд Стинга по спасению тропических лесов выступил в «Карнеги Холл» в Нью-Йорке с напоминанием общественности, что она должна помочь сохранить не только ту область, которая стала столь близка сердцу певца, но также и другие тропические леса, лежащие за пределами Бразилии.
Стинг и Труди совместно организовали шоу, в котором участвовали Лучано Паваротти, Тэмми Виннет, Элтон Джон и Джеймс Тейлор. Атмосфера была непринужденной, и полный зал наслаждался «звездным» исполнением музыки.
Дома Стинг определенно замедлял темп жизни. Его эгоцентричная сторона исчезла, хотя всегда правдивая Труди полагала, что все-таки некоторые привычки все еще остались. Она объясняет: «Он все еще примеряет на себя прежнюю звездность. Фактически он живет в зеркале. Втягивает щеки.
У меня довольно-таки крупный рот, и он выворачивает губы и придает себе карикатурный вид, становясь похожим на меня. Я нахожу это забавным. Если я злюсь на него, то как следует ударяю его по голове».
Труди определенно ни в коей мере не была полна благоговения к своему мужу. Стинг никогда не поднял на нее руку и даже сказал одному другу, что иногда чувствовал желание поколотить ее, но только шутил.
«Труди иногда может впадать в страшную ярость, и лучше всего в таком случае оставить ее в покое», — объяснял он своему другу. Но обычно Стинг принимает на себя всю силу удара, и всё заканчивается поцелуями и настоящим примирением.
Стинг точно не знает, когда это произошло, но он начал осознавать, что что-то не так со слухом во время записи своего альбома «Ten Summoner's Tales». Доктора заявили, что состояние было на грани тинита (звон в ушах). Куда бы он ни пошел, он начинал слышать в голове пение птиц, как будто возникала звуковая преграда из щебечущих воробьев, и ему иногда даже было трудно отличать одну запись от другой. Стинг даже нанял человека по имени Боб Людвиг, который наблюдал за накладкой дорожек для альбома, потому что он боялся, что сам не сможет этого сделать.
Стинг объясняет: «Я потерял значительную часть «среднего восприятия» в ухе. А «средняя» часть — именно та, где воспринимается речь, и мне приходилось очень внимательно слушать или же притворяться, что я слышу людей».
Сначала Стинг направился к специалисту во Францию на трехнедельный курс лечения, который включал прослушивание музыки Моцарта через специально настроенные наушники с тщательно отфильтрованными частотами, чтобы мозг мог заново потренироваться в чистом восприятии. Однако поставленный диагноз был зловещим. Он мог в конце концов стать глухим, хотя, возможно, и не навсегда.
Усугубляло дело то, что Стинг хотел приостановить гастрольную деятельность, но Майлз Копленд, боящийся упустить любую блестящую возможность, предупредил звезду, что продажи его записей будут снижаться, если он не поддержит их выступлениями. Майлза очень беспокоили интервью Стинга по поддержанию его недавних альбомов, потому что он считал, что слова Стинга, высказанные прессе, выставляли некоторые из его записей в мрачном свете, а это могло сильно сказаться на продажах.
На протяжении этого периода Стинг продолжал вести сражения с самим собой. При том, что оба его родителя умерли от рака, он озабочен, что у него тоже может возникнуть рак, и он проводит анализ крови на всевозможные недуги по крайней мере раз в шесть месяцев.
«Этому парню просто необходимы какие-нибудь вещи, из-за которых он должен волноваться. Он одержим идеей поддержания хорошего здоровья. Он редко ест мясо и убежден, что он умрет молодым, как его родители, если не будет осторожен», — объясняет его друг.
Тем временем занятия йогой быстро стали главным занятием Стинга. Он проводит по крайней мере по три часа в день, расслабляясь при помощи различных упражнений с наклонами.
Всего несколькими годами ранее его отношение к йоге было совершенно иным. «Я думал, что йога немного слабовата, ведь многие пожилые леди в трико сидят и спокойно медитируют, но это оказалось вовсе не то. Это фактически очень тяжелая физическая работа, как супер-аэробика. Когда я впервые начал, то был вымотан через пятнадцать минут».
Обращение Стинга к йоге вызвало и неординарный интерес к тантрическому сексу, поскольку Стинг и Труди получали удовольствие от эротических экспериментов. В начале девяностых годов они открыли тантрический секс через йогу и в результате могли иметь связь до десяти часов подряд за один раз.
Стинг объяснял одному своему другу: «Семя не выбрасывается, нет завершения. Ты удерживаешь его, и все происходит значительно дольше. Состояние эрекции поддерживается, живот прижимается как можно глубже к позвоночнику, но при этом дыхание сохраняется, и ты полностью контролируешь себя и просто продолжаешь».
За всеми этими марафонскими сексуальными сеансами лежала теория, которая не совсем приемлема для мужского населения. Стинг считает: «Цель секса в идеале — это получение оргазма женщиной, а не мужчиной. Я очень серьезен в этом. Я думаю, что всё дело в контроле. Например, мы не пользуемся контрацептивами. Мы используем метод ритма, который работает, но он требует контроля».
Когда дело коснулось вопроса моногамии, Стинг признался своим друзьям, что это было нелегко, но он работал над этим в течение многих лет. «Моногамия стала более понятной для меня, когда она стала более логичной, так что по мере взросления она приобретает для меня всё больший смысл».
Будучи молодым человеком, Стинг не мог понять логики привязанности к одному сексуальному партнеру: «Вокруг все эти женщины, которых ты хочешь иметь! И они прекрасны!»
В конце концов именно это и привлекло его к тантрическому сексу. Он объясняет: «Теперь я более спокоен. Теперь в этом есть смысл. Когда ты можешь контролировать свое поведение, секс намного лучше. Нет ничего хуже, чем пятиминутное изумление».
И по сей день Стинг остается неимоверно гордым по поводу своих сексуальных способностей. Он утверждает, что у него никогда не возникала проблема удовлетворения женщины. Он настолько горд своими марафонскими сексуальными сеансами с Труди, что хвастался друзьям, что он продолжает «так долго, насколько это возможно». Он даже добавил: «Вы слышали о пяти часах? Ну, я просто поскромничал».
Эксперт по тантрическому сексу Доминик Колльер утверждал, что Стинг способен к продолжению секса со своей партнершей в течение десяти часов. Это форма буддизма, где поклонение выражается через тело. Ключом является самодисциплина, и Стинг воспринимает это очень серьезно. Идея состоит в том, чтобы соприкоснуться с энергией, которой обладает ваше тело, и наиболее важными в этом являются половые органы. Тантрический секс — это по сути дела умственный процесс.
Когда Стинг и Труди направились на краткий отдых на курорт Мыс Антиб на французской Ривьере и остановились в роскошном отеле «Эден Рок» где номер стоит восемнадцать тысяч долларов в сутки, то они развлекали других гостей по утрам исполнением серии сложных упражнений йоги рядом с бассейном отеля.
Старый приятель Стинга Боб Гелдоф имел интересную точку зрения на приверженность Стинга к йоге и на изменение его характера за эти годы. «Мы оба давали концерт в Италии, когда он начал все эти упражнения по йоге. Я не особенно занят поддержанием формы и сказал ему: «Как ты это можешь делать?» Он просто рассмеялся. Он пять лет назад всего этого тоже не мог делать. Мне это в нем нравится».
В начале 1993 года Стинг выступал впервые в Южной Африке, после того как в течение многих лет отклонял все приглашения из-за своего неприятия апартеида. Сан-Сити — Лас-Вегас южного полушария с дурной репутацией — был местом выступления, и Стинг был одновременно озадачен и заинтересован страной, которая наконец-то обрела свободу при Нельсоне Мандела.
В том же году Стинг встретился со своим старым приятелем Бобом Гелдофом и позировал для самых забавных своих фотографий на протяжении марафонской шестичасовой встречи с выпивкой в пабе в Западном Лондоне, где он обсуждал «политику, славу и все, что есть под солнцем» для статьи в журнале «Q».
«К тому времени, когда пришла пора фотографироваться, мы были в ужасном состоянии, — объясняет гордый Стинг. — И когда я попросил его полизать мои ботинки, он тут же упал вниз», — вспоминал он несколькими месяцами позже в связи с фотографией, на которой запечатлен Гелдоф как раз за этим занятием.
Однако дружба Стинга и Гелдофа была чем-то совершенно уникальным в изменчивом мире рок-звезд. Стинг восхищался «чистым» подходом Гелдофа к жизни и завидовал его способности говорить без запретов о любом предмете.
Карьера Гелдофа никогда не достигала тех высот, что карьера Стинга, и он это знал. Его достойные восхищения усилия от имени «Живой Помощи» по спасению голодающих в Африке, возможно, навредили его музыкальной карьере, как ничто другое.
На протяжении панк-эры в конце семидесятых годов, как Стинг, так и Гелдоф, вряд ли рассматривались как нечто более значительное, чем пара «прокаженных», прыгающих из одного автофургона в другой. Стинг в конце концов вышел из джаза, а группа Гелдофа «The Boomtown Rats» существовала на границе между роком пабов и стилем «R&В».
Гелдоф никогда не смотрел на себя как на действительно знаменитую рок-звезду. Он признавался: «Моё творчество незначительно». Затем он обратился к Стингу в добродушном выпаде, который только Гелдоф мог себе позволить, когда Стинг спросил его, сексуален ли он (Стинг): «Нет, ты выглядишь как задница, но ты работаешь над своим телом из-за некоторого нарциссизма или тщеславия. Хотел бы я тоже быть таким озабоченным этими упражнениями, потому что мне это надо».
Затем Стинг раскрыл смелые подробности о своей недавно обретенной любви к тантрическому сексу. Гелдоф был потрясен: «Что за удовольствие в этом, черт возьми? Почему бы просто не кончить? Я люблю завершить все как можно быстрее! Десять секунд — это приблизительно мой максимум».
Разговор между ними становился все более основательным.
Стинг: «Но это же как будто ногу перебросить».
Гелдоф: «А что, собственно, в этом плохого?»
Стинг: «А почему бы не продлить это? В йоге секс — это духовная концентрация энергии».
Гелдоф был очень удивлен и продолжал спрашивать Стинга, когда же он в действительности решает прекратить заниматься любовью: «Так значит ты просто тянешь это в течение часов? Это немного скучновато для твоей подружки? Она что, тоже не кончает?»
Стинг парировал: «Не в этом дело. Мы все почему-то решили, что суть секса в оргазме и эякуляции. Я не считаю, что это правильное отношение». Он утверждал, что теперь он получает большее удовольствие от секса, чем до того, как занялся тантрическим сексом.
Затем разговор как-то повернулся вокруг того, не рассматривал ли Стинг возможность заняться сексом со своей женой Труди и еще какой-нибудь женщиной. Было трудно сказать, шутят оба певца или нет.
Но Стинг настаивал. «Да. Она серьезна. А Паола что, против? С тобой и мной..»
Даже Гелдоф потерял дар речи. «Что? Вчетвером, со мной и Паолой? Она бы не захотела с тобой». Это было ироничное замечание по поводу давнего интереса Паолы к Стингу и ее будущего решения оставить Гелдофа.
Стинг продолжал: «А ты об этом не фантазируешь? Я думаю, что Боб Гелдоф тайно хочет поиметь со мной секс».
Гелдоф: «Отвяжись».
Репортер журнала «Q» затем спросил Стинга и Гелдофа, будут ли они готовы понаблюдать, как с их женами сексом займется он (репортер), или согласились бы они поиметь гомосексуальные отношения с железным Майком Тайсоном.
Стинг был непреклонен: «Я бы предпочёл наблюдать, как он занимается любовью с женой. Я дал бы ему несколько указаний. Думаю, не хотел бы он это проделывать!»
Гелдоф: «Я бы не хотел видеть его с женой, потому что, я думаю, он такой отвратительный в этом деле. Если мой шанс в том, чтобы унести задницу от железного Майка Тайсона, то я бы лучше воспользовался той возможностью, потому что он был бы заинтересован».
Как можно догадываться, оказывается, у Стинга и Гелдофа были совсем земные отношения.
К лету 1993 года Труди дала друзьям понять, что брак со Стингом впервые дал ей почувствовать полную безопасность за все время их долгих отношений.
У пары даже вошло в привычку регулярно сидеть на ступеньках центрального входа в их огромный дом в Уолтшире так, как они оба делали, когда росли в своих крошечных домах, расположенных посреди улицы — у родителей.
До нынешнего времени Стинг никогда не разговаривает во время еды. «Как все парни с севера, — объясняет Труди. — Его научили молчать и есть свой обед».
Труди беспокоится о том влиянии, которое оказывает все это огромное богатство на их детей, которые никогда не знали иной жизни. «Когда моей дочери было пять лет, она гостила у моего отца в доме, там, где я выросла. Когда она вернулась, она сказала: «Правда, дедушкин домик маленький. Он как домик для куклы». Я была потрясена. Я не хочу, чтобы она так говорила. Я хочу показать своим детям, что за пределами их сада существует другой мир».
На следующее лето Стинг устроил свадьбу своей сестре Аните в Лейк-Хаусе. Она была, безусловно, намного скромнее, чем его собственная церемония, но это было прекрасным жестом, особенно потому, что он даже настаивал на том, чтобы увезти туда невесту, так как их отца уже не было в живых.
А в Бразилии все так же критиковали Стинга и его кампанию по спасению тропических лесов. Объясняет Гильда Матосо: «Стингу здесь стало не очень-то комфортно из-за прохладного отношения жителей и властей. Совершенно не было возможности собрать стадион, как мы делали это ранее на стадионе Макао, рассчитанном на сто тысяч человек, в 1987 году».
Гильда признает, что вся эта история с тропическими лесами до определенной степени отразилась на Стинге. Но она продолжает: «Ничто не могло помешать Стингу обожать Бразилию. Стинг ничто так не любит, как пробежаться по пляжу Копакобана, поесть макароны с морскими продуктами в «Сатирико» (его любимом ресторане в Ипанеме) и потренироваться в «Палас Отеле Копакобана». Он говорит, что будет приезжать сюда до конца своей жизни».
Приблизительно в это же время старший сын Стинга, Джо, сопровождал его в Бразилию, прежде чем отправиться в колледж в Бостоне. Понять Джо оказалось еще более сложным делом, чем попытаться совладать с его отцом.
Гильда Матосо описывает подростка как «очень странного». Она говорит: «Его волосы были наполовину черные, а наполовину белые, и один ноготь он красил в черный цвет. Он был очень спокойным, но, очевидно, он чувствовал, что находится под страшным внутренним давлением, потому что он — сын Стинга».
Другой из друзей говорил: «Джо было очень трудно примириться со славой отца, как только он перешагнул порог тринадцатилетия, но, пройдя все трудности, Стинг остался невероятно преданным и любящим по отношению к Джо».
Джо превратился в довольно-таки интересную личность, и он напряженно работает в области графического дизайна, также со своей музыкальной группой.
В июне 1994 года Стинга попросили сняться обнаженным для разворота американского журнала «Плейгёрл». Предложение было тщательно рассмотрено, прежде чем было отклонено после настоятельного совета поступить именно так со стороны его всегда осторожного менеджера Майлза Копленда. Сам Стинг считал, что у него вполне хорошее тело, чтобы предпринять такой шаг, но он понимал, что в возрасте почти что сорока пяти лет он, возможно, несколько староват, чтобы появляться в подобном виде на развороте журнала.
К сентябрю 1994 года отменил возложенный на себя запрет на выступления с концертными гастролями в Израиле из-за того прогресса, который наметился в продвижении к миру с Палестиной. «Я считаю, что очень важно быть чувствительным к сложностям политических ситуаций. Я рад, что все происходит таким образом, каким происходит, и поэтому я здесь», — сказал Стинг. Его гастроли включали три концерта в Израиле.
Менялись времена — и менялся Стинг.