Глава 30

Богдан разбудило какое-то покачивание, и ему показалось, что голова резко опустилась. Он открыл глаза и увидел, что уже рассвело – даже под кроной «баобаба» стало достаточно светло.

Спал Богдан как убитый – сказалось выпитое «баобабовое вино», хотя никакого похмелья и в помине не было. В том, что он проспал довольно долго, ничего страшного не было, если не считать что он только сейчас услышал гомон голосов, доносившийся снизу. То, что это были именно человеческие голоса, не вызывало никакого сомнения: что-то визгливо кричали женщины, более грубо выкрикивали мужчины, тоненько, взахлёб заплакал ребёнок. Создавалось впечатление, что внизу расположился какой-то табор.

Это уже само по себе создавало пока неясную, но очевидную проблему, но самое неприятное заключалось в том, что в паре метров на краю устроенного помоста сидели два человечка тёмно-коричневого, почти чёрного цвета. Их лица с вывороченными губами и выступающими челюстями свидетельствовали, что они полностью оправдывают название данного места как грани Африки. Люди эти были довольно щуплые и низкорослые, и к тому же совершенно голые, если не считать набедренных повязок из узких полосок кожи «зебронтеры». В руках они держали кремневые ножи – Богдан узнал эти древние орудия, много раз виденные на рисунках и в музеях.

Один из этих первобытных охотников держал его куртку и разглядывал её, даже нюхая. Очевидно, вытаскивание куртки, подложенной под голову, и разбудило Богдана, а иначе он спал бы и дальше.

«Ну и опростоволосился же я, – подумал Богдан. – В прошлый раз меня сонным снадобьем опоили, сейчас сам напился. Ладно, хоть глотку не перерезали или снова не связали. Наверное, можно будет договориться. Пообщаюсь с африканскими племенами…»

Увидев, что странный белый человек открыл глаза, тёмнокожие вскочили, но куртку не выпустили. Из внутреннего кармана выпал узелок с гравигранатами и, развернувшись, высыпался горсточкой шариков вниз.

– Да ты что, придурок, делаешь! – заорал Богдан, непроизвольно протягивая руку к куртке.

Африканцы пружинящее отпрянули и оскалились, а один из них, у которого были свободны руки, махнул кремневым ножом в опасной близости от пальцев Богдана. Второй закричал на гнусаво-гортанном языке. Ему ответили несколько голосов снизу, охотник крикнул что-то в ответ.

Несколько секунд полулежащий Богдан и эти охотники саванны смотрели друг на друга. Богдан потерял все гранаты, но у него по-прежнему оставались лучемёт и полевой нож, которые он засунул под свободную шёлковую рубашку.

Один из охотников, тот, что размахивал ножом, стал что-то визгливо говорить Богдану, тыкая своим каменным орудием вниз – видимо, приказывал спускаться.

– Ну, сейчас, как же! – пробормотал Богдан, вытаскивая лучемёт.

С пониманием возможных причинно-следственных связей у этих диких охотников, похоже, всё было в порядке. Как только Богдан начал шарить под рубахой, тот, что держал куртку, бросил её, и оба, выставив ножи, двинулись на землянина.

Насколько помнил Богдан, лучемёт был установлен на весьма жёсткий комбинированный ударно-импульсный режим, поскольку в саванне могли случиться инциденты с крупными зверями. Например, свалить тех же венценосных слонов лёгкими ударами просто не получилось бы. Но сейчас не оставалось времени что-либо переключать, и юноша нажал на спуск.

Темнокожих охотников, масса которых была невелика, одновременно подожгло и свалило с ног. Кусками горящей и верещащей плоти они рухнули с дерева. Внизу заорали и забегали.

Стараясь двигаться как можно тише, чтобы не качался весь навес, Богдан подобрал куртку и проверил потайной карман и всё вокруг. Его расчёт оказался верным: из развязанного узелка с гранатами одна завалилась в карман и там и осталась, а ещё одну он нашёл в плотном сплетении тонких веток и листьев. Все остальные полтора десятка провалились вниз.

Понимая, что сейчас в него могут полететь копья и даже стрелы, если этим людям знакомы луки, Богдан осторожно выглянул из-за края навеса.

Картина, представшая перед ним, удручала: внизу стояли человек шесть мужчин и держали наготове копья и луки, которые, к сожалению, у них имелись. Ещё двое осматривали дымящиеся останки первых повстречавшихся с Богданом членов племени, постоянно обмениваясь с копьеносцами и лучниками короткими крикливыми фразами. Чуть в стороне стоял седой мужчина, словно контролировавший действия более молодых охотников. В руке он тоже держал копьё.

Вокруг «баобаба», насколько позволяли ветви, можно было заметить несколько волокуш, какой-то скарб, завёрнутый в шкуры и уже частично распакованный. Рядом с кучами скарба околачивалось ещё человек тридцать мужчин – все с луками, копьями и дубинками. Из-за тюков на волокушах высовывались лица женщин и детей.

Как только голова Богдана высунулась из-за края навеса, воины чуть отскочили – они уже хорошо уяснили, что странного незнакомца стоит опасаться. Но вождь заорал на них и охотники вскинули луки, прицеливаясь, а копьеносцы угрожающе отвели копья для броска.

Богдан отпрянул назад, прижимаясь к стволу и стараясь, чтобы толстые ветви, на которых покоилось его временное убежище, хоть немного защищали его от стрел и копий. У него снова не осталось выбора. Это только в посредственных фильмах или книжках встречи с дикарями происходят на уровне доброжелательных улыбок и жестов, тыканий друг друга в грудь с целью обозначить собственные имена. Потом следует обмен знаками внимания, меновая торговля и прочие пошлые атрибуты придуманных сцен.

В реальности всё не так – разность культур и психологий поведения диктует несовместимость, и лучше всего это описал Джек Лондон в своих «Рассказах Южных морей». В данном же случае знакомство вообще пришлось начать с убийства двоих членов племени, и вряд ли теперь удастся договориться миром.

Но в любом случае, особенно после истории с Лао и Вэнем, Богдан и не отдался бы в руки местных жителей, тем более дикарей, не зная языка, не имея возможности что-то объяснить прямо сейчас и не понимая в дальнейшем, что против него могут замыслить.

«Если уж путешествовать здесь, то только маскируясь под местного, – подумал Богдан. – Хотя под этих мне вряд ли замаскироваться…»

Очевидно, пока он спал, кочевавшее племя решило устроить стойбище под «баобабом». Дикари заметили вырезанные в толстой коре дерева углубления, по которым Богдан залезал наверх, и взобрались вслед за ним. Они наткнулись на спящего Богдана и решили обследовать его вещи, пока хозяин этих вещей почивает.

Копий и стрел в него пока не летело, хотя внизу продолжал покрикивать вождь. Богдан снова осторожно выглянул и увидел, что к баобабу подошло ещё несколько охотников, а трое, видимо, подчиняясь приказам вождя, уже лезли вверх.

– Вот же ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – с досадой проворчал Богдан и бросил вниз гранату – ничего иного просто не оставалось.

Он думал, что придётся бросить и вторую гранату, чтобы положить как можно больше мужчин, а потом слезать и, прикрываясь огнём из лучемёта, просто убегать из расположения стойбища, которое ещё толком-то и не успели развернуть. План был довольно жесткий, но единственный, который обеспечивал ему более или менее гарантированное выживание. Как и в первый день встречи лицом к лицу с рыцарем Бафометом, Богдан не хотел никого убивать, но к настоящему времени суровая практика странствий приучила его к чёткому пониманию, что своя жизнь гораздо ценнее жизни чужих людей, а потому не нужно колебаться в вопросах защиты собственной жизни и свободы, пусть и самыми радикальными методами.

Граната сработала, но Богдан находился на предельном расстоянии от точки «взрыва», и его ощутимо ударило гравитационным импульсом. В глазах потемнело, но он не потерял сознания, а тем, кто находился внизу, пришлось плохо. Но тут случилось то, на что Богдан не рассчитывал: гравитационный импульс надломил одну из несущих ветвей, поддерживавших настил, сооружение накренилось и сползло вниз на останки дикарей.

Матерясь и чертыхаясь, Богдан шмякнулся о землю. Падение немного смягчили ветви настила, которые упали прежде него, но удар получился впечатляющим. Если бы не укреплённые во время первичной медицинской коррекции скелет и мышцы, скорее всего, он получил бы серьёзные травмы и переломы. В любом случае, правую ногу, кажется, он подвернул, а из носа лилась кровь, то ли от удара, то ли из-за контузии при распространении гравитационного импульса. Разорвавшийся при падении бурдюк окатил его водой, что немного помогло придти в себя.

Несмотря на это, Богдан не выронил лучемёт, а вот вторая оставшаяся у него гравиграната, вылетела изо рта при падении. Поэтому почти мгновенно он вспомнил про гранаты, рассыпанные из узелка, и начал шарить в траве и ветках упавшего настила в надежде найти хоть что-то. Ему повезло – он почти сразу нащупал одну горошину, которую снова сунул за щеку.

Дальнейшие поиски гранат ему пришлось оставить, так как в него полетели-таки стрелы, копья и дубинки, которые уцелевшие охотники и даже женщины начали пускать в него. Одно копьё чиркнуло по плечу, выдрав клок рубашки вместе с куском кожи. Попади оно на несколько сантиметров ниже, и землянин получил бы серьёзнейшее ранение.

Припадая на повреждённую ногу, Богдан схватил крутку, которая могла пригодиться, отбежал за дерево и, проверив установку лучемёта, переключил оружие на более низкий уровень, чтобы поберечь заряд и чтобы убивать поменьше людей, особенно уже теперь, когда племя и так понесло ощутимые потери. Быстро высунувшись из-за «баобаба», он поджёг лучом кучу шкур и каких-то шестов, наваленную метрах в двадцати от дерева, и побежал в саванну, укрываясь за стволом огромного дерева.

Его поразило, что выстрелы из лучемёта не вызвали какой-то поголовной паники среди дикарей. Видимо, большинство примитивных народов, как и животные, реагируют на звуки гораздо сильнее, чем на убийственные, но почти невидимые проявления. Будь у Богдана простая двустволка, она бы произвела, скорее всего, куда больший эффект, так же как когда-то малоэффективные, но громкие мушкеты испанцев в Америке.

Когда он достиг первых кустов, то изменил направление, возвращаясь на азимут движения к вожделенной точке перехода. Карта его осталась в куче упавших ветвей, но теперь она ему была уже не столь нужна – он точно знал, куда двигаться.

Когда прошёл адреналиновый выброс, Богдан почувствовал, как болят повреждённая лодыжка и рана от копья. Он всё сильнее припадал на правую ногу, из раны лилась кровь, а впереди было почти пятнадцать километров дороги через саванну.

Обернувшись, он увидел столб дыма, всё ещё поднимавшийся там, где осталось стойбище охотников. За ним никто не гнался, и Богдан пошёл шагом, ковыляя под лучами солнца, которое стояло уже высоко.

Всё сильнее давала себя знать боль в раненом плече. Осмотрев рану, Богдан увидел, что она глубже, чем он оценил сначала. Кровь не останавливалась, и ему пришлось оторвать оба рукава рубашки, чтобы хоть как-то перевязать себя и не слабеть от потери крови. Он понимал, что скоро захочется ещё и пить, но гнал эту мысль, теша себя сознанием того, что до точки перехода осталось не так уж далеко.

Ему пришлось оторвать от рубашки ещё кусок, чтобы изготовить повязку на повреждённую лодыжку. Китайский сапожок пришлось надрезать, поскольку обувь не надевалась на повязку, но теперь он мог идти чуть быстрее.

Из-за очередной группы кустов раздалось рычание, и оттуда показалась морда зверя. Это была огромная собака с большими ушами и чёрной мордой. Животное очень напоминало гиену, но имело два длинных клыка, торчавших вверх из нижней челюсти в противоположность тому, как у саблезубого тигра клыки торчали из верхней. Это и более вытянутая, чем у земной гиены морда, с почти плоским кончиком носа, делало зверя похожим одновременно и на кабана.

Насколько знал Богдан, гиены не нападали на живых, а довольствовались падалью. Эта же тварь, облизываясь, следила за ним, очевидно привлечённая запахом крови. Недолго думая, землянин выстрелил, и шкура зверя задымилась, а сама кабаногиена с трудом устояла на ногах от лучевого удара. Здесь Богдан лишний раз понял, что на примитивный мозг действительно лучше всего действует звук: даже получив сильный ожог и удар, но удар беззвучный, зверь упрямо попёр на предполагаемую добычу. Только будучи ослеплённой повторным выстрелом, кабаногиена заскулила и завертелась на месте, делая движения лапами, словно хотела очистить морду от чего-то, что жгло и мешало ей видеть противника.

Не тратя больше заряд лучемёта, Богдан продолжил путь, иногда оглядываясь, не помчится ли всё-таки зверь за ним по запаху. Но кабаногиена продолжала скулить в кустарнике, и визг её был слышен ещё очень долго. Неожиданно он оборвался – видимо, зверь просто издох.

Богдан шел по выбранному направлению уже более часа, когда в затылок ему ударила брошенная дубинка. Потом, разбираясь в произошедшем, Богдан много раз поблагодарил китайскую кожаную куртку с высоким стоячим воротником и себя за то, что надел её, несмотря на жару. Воротник в задней части был намного выше, чем по бокам, и удар пришелся не совсем в открытый затылок, а по двойному стеганому слою толстой кожи.

Тем не менее, удар был сильным и, главное, неожиданным. Он сбил Богдана с ног, и полуоглушённый землянин кувыркнулся через раненое плечо, взвыв от боли. Этот второй шок, к счастью, помог ему, как отрезвляющая пощёчина, и Богдан машинально вскинул лучемёт, пытаясь поймать направление, откуда был совершён бросок.

Он увидел, что к нему мчится свора давешних дикарей, размахивая копьями. Чуть в стороне от центра отряда резво, по-молодому, бежал уже знакомый вождь – как старый чёрт пережил «взрыв» гравигранаты, осталось загадкой!

Видимо, дикари пустились в погоню за беглецом, скрытно приблизились, чтобы дать тому возможность думать, что он в безопасности, а затем, улучив момент, бросили дубинку. Они, скорее всего, хотели захватить Богдана живьём – только этим объяснялось то, что в него не пустили стрелы из лука или не метнули копья.

Кривясь от боли и в плече, и в лодыжке, и в затылке, на котором вырастала здоровенная шишка, Богдан прорычал:

– Живого меня захотели, черти! – и вскинул лучемёт, успев сдвинуть регулятор в максимальное положение.

Устанавливать фокусировку точнее уже не оставалось времени, да этого и не требовалось. После того, как луч полоснул по первым бегущим и, по кустам и траве, всё, куда он попал, вспыхнуло, как от струи из огнемёта. Дикари оказались не таким уж тупыми: как только запылала суховатая растительность и несколько их товарищей, они кинулись врассыпную. Теперь туземцы уже чётко соотнесли действия странного белого человека и всеподжигающий, но почти невидимый в ярком солнечном свете луч.

Богдан вскочил, выставив перед собой оружие, но, кроме валявшихся в горящей траве пяти-шести тел, все остальные исчезли. Это были настоящие «люди кустов», потомки африканских бушменов, способные скрываться среди чахлой растительности саванн.

Стрелять было некуда, стоять и ждать нового броска дубинки, стрелы или пока тебя обойдут со всех сторон, не стоило, и Богдан побежал, ощущая противный холод в спине, несмотря на жару. Обидно и глупо было пройти столько по этой планете, чтобы оказаться забитым и, небось, съеденным дикарями в паршивой, хоть и очень красивой псевдоафриканской лесостепи.

Постоянно оглядываясь, он бежал и бежал, всё сильнее хромая, поскольку всё сильнее и сильнее болела нога, и каждый шаг отдавался в лодыжке острой болью. Пот заливал глаза, а куртка тёрла раненое плечо, с которого, как он чувствовал, сползла плохо наложенная повязка. Предательский страх отвратительным липким клубком ворочался в животе.

– Сволочи! – заорал Богдан, поворачиваясь и посылая веером позади себя очередной сжигающий импульс.

Это снова остановило дикарей, которые полукольцом трусили следом на некотором отдалении. Они уже начали приближаться на расстояние броска копья, но теперь снова поотстали, хотя и не отказались от погони. Так Богдан стрелял ещё несколько раз, удерживая туземцев на безопасном расстоянии. Это напоминало преследование раненого бизона волками, когда хищники понимают, что зверь рано или поздно ослабеет и рухнет, став лёгкой добычей.

Несколько раз Богдан видел среди бушменов вождя, который доказал, что не зря таковым являлся – и, как можно догадываться, уже немало лет. Старый хитрец пока даже ожогов не получил, умудряясь не подставляться под выстрелы.

Заряд кончился, и Богдан вынужден был установить последнюю обойму. Горошину гравигранаты, перекатывающуюся у него за щекой, он пока не использовал, решив приберечь на самый крайний случай. Единственное, чего он боялся, так это проглотить смертоносный шарик. Конечно, граната вряд ли могла в принципе взорваться в желудке или в кишечнике, а, учитывая её размеры, просто бы вышла при дефекации, но сознавать, что у тебя внутри оказался столь смертоносный предмет, никак не могло прибавить энтузиазма.

Меняя обойму, Богдан вынужден был остановиться, замешкался, отвязывая её, и тут ему в правую руку вонзилась стрела. Землянин закричал, но, кривясь от боли, вогнал чуть сплюснутый по оси цилиндрик в зарядную камеру оружия и начал полосовать лучом то направление, откуда прилетела стрела. Видимо, беглеца отчаялись поймать относительно невредимым, и вождь приказал стрелять.

В кустах снова заорали на множество голосов – Богдана попал в цель, и не единожды, но он сам теперь слабел с каждой минутой. Стрела прошла навылет через бицепс плеча и оцарапала бок. Рыча от боли и ярости, Богдан срезал полевым ножом древко и вытащил грубовато обструганную палочку из раны. Следовало наложить повязку и сюда, но нереально было пытаться сделать это сейчас – его бы точно или добили, или просто захватили в плен. Богдан мог только надеяться, что стрела не отравлена.

Избавившись от стрелы в ране, он снова поднял лучемёт и, не жалея заряда, жёг и жёг траву и кустарник вокруг. В этот момент среди языков пламени мелькнул вождь, и Богдан послал ему вслед порцию энергии, но так и не понял, свалил старого лиса или нет. В общем-то, его это интересовало постольку поскольку, и, не пытаясь выяснить, удалось ли подстрелить вождя, он побежал к своей цели на почти заплетающихся ногах.

Во рту появился противный привкус металла, а перед глазами уже мелькали тёмные круги. Кровь стучала в висках и текла из ран. Богдан очень боялся потерять сознание и сбиться с пути – это было немудрено в почти полуобморочном состоянии, и немудрено было получить копьё или стрелу от преследователей, есть они ещё остались поблизости. Подожжённая его выстрелами саванна горела, но, к счастью, ветер дул в другую сторону и пока гнал огонь так, что Богдану не угрожало сгореть заживо в пламени, порождённом им самим.

Возможно, он сжёг всех преследователей, а возможно, уцелевшие дикари отстали сами, особенно если пострадал или погиб вождь, но больше в него никто не стрелял и ничего не бросал. Зато путь преградил львиный прайд, и львы там выглядели самыми обычными земными львами. Несколько самок, крупный самец, пара подростков и выводок детёнышей расположились в произвольном порядке среди низкорослого кустарника. Богдан чуть не налетел на одну самку, которая играла с маленьким львёнком, шутливо таская его за загривок. В любое другое время Богдан полюбовался бы забавной сценкой, но сейчас, когда, завидев человека и, конечно, почуяв запах крови, звери зарычали, у него в который раз не осталось выбора. Тем более что он еле стоял на ногах. Самка и лев-хозяин могли броситься защищать своё семейство от непрошенного путешественника, а обходить стороной лишних полкилометра не оставалось сил, и Богдан снова пустил в ход лучемёт. Ему было очень жаль убивать гривастых красавцев, но пришлось так поступить для того, чтобы выжить самому.

Больше всего хотелось упасть и просто отдохнуть, но Богдан знал, что если только опустится в сухую траву саванны, с неё он может уже и не встать. Запах крови наверняка привлечёт хищников, и даже лучемёт, в котором остаётся всё меньше и меньше энергии, может не спасти, а уж если он потеряет сознание…

Что ему помогало, так это горевшая степь: огонь уничтожал кровавый след, тянувшийся за Богданом, и не давал возможности учуять добычу многим потенциальным охотникам. Но огонь легко мог превратиться из союзника во врага номер один, если бы переменился ветер.

Споткнувшись на вершине небольшого холма, Богдан упал на четвереньки, но раненая рука не держала, и он завалился на бок. Кажется, на несколько секунд он потерял сознание, но усилием воли попытался встать, опираясь на здоровую руку. Перед глазами всё качалось, голова раскалывалась, а сознание кусками, как на обрывках киноленты, фиксировало холмистую равнину, отдельные деревья и какую-то птицу, парившую в небе прямо над ним.

«Стервятник, – подумал Богдан, – уже слетаются, сволочи…»

И в этот момент впереди он увидел каменную проплешину в желтовато-зелёном океане травы под жёлтым океаном неба. Каменное пятно лежало гораздо правее, чем он думал, и если бы Богдан не упал на той возвышенности и не огляделся вокруг, вставая, он вполне мог бы пропустить то, что искал, и ещё долго блуждал бы по саванне. Впрочем, в таком состоянии он бы не протянул слишком долго.

Спотыкаясь, он спустился с холма и, скрипя зубами, из последних сил преодолел этот последний километр до спасительной точки.

Он плохо помнил, как дрожащей левой рукой, отставив палец и не выпуская рукоятки лучемёта, в котором оставались последние капли энергии, рисовал круг, как, боясь упасть, встал в него – и вывалился в том же самом зале, из которого почти полгода тому назад его перебросило на остров в Торцевом океане.

Это не могло не быть насмешкой – доставить его в то же самое место, откуда он так глупо отправился странствовать: он даже стоял на том же постаменте, забыть который было очень трудно.

Несмотря на предельную слабость, в душе у него закипела ярость. Он не был уверен, что во дворце по-прежнему никого нет из его хозяев, но не удержался и, чуть не плача, крикнул в пространство срывающимся голосом:

– Вы, сволочи, шутники поганые!..

Ответом ему была тишина.

Богдан не удержал равновесие на подгибающихся ногах, упал и, пытаясь удержаться, скатился по ступенькам вниз, больно ударившись несколько раз повреждённой рукой. Запёкшаяся было рана от стрелы снова открылась и стала кровоточить.

Несмотря на боль, он попытался встать, поскальзываясь в собственной крови на идеально чистом полу музея.

– Сервы, ко мне! – крик получился совсем слабым, но, теряя сознание, Богдан надеялся, что умные киберы, поддерживавшие порядок в огромных покоях, откликнутся на этот зов.

* * *

Автоматическая система лечения, которой располагал дворец, привела Богдана в отличное состояние чуть больше чем за трое суток, которые он благополучно проспал. Раны на плече и руке затянулись, нога не болела, на теле не осталось даже шрамов. Головная боль от сильного сотрясения после удара дубинкой, исчезла словно страшный сон.

Дворец по-прежнему был пуст, и Богдан оставался его единственным живым обитателем – похоже, что за время его отсутствия здесь так никого и не появлялось. А Богдану казалось, что он отсутствовал вечность.

Неделю он наслаждался сказочным комфортом, а потом вдруг почувствовал, что начинает скучать… но не по Земле, а по Граням планеты. Конечно, вместе с приключениями там ждали и опасности – он на собственной шкуре убедился в этом, едва не протянув ноги уже в самом конце своего пути во дворец, ну так что? Не сидеть же теперь здесь вечно?

Вернуться на Землю? Нет, пока ещё рано, никто его отсюда не гонит, да и вообще – чего он забыл на Земле? А здесь перед ним многогранный мир, который предстояло исследовать, несмотря на порой убийственную остроту его граней, которые он прошёл, оказавшись странником поневоле.

Язык пока не поворачивался назвать этот мир «своим домом», но теперь это – его мир.

Конец 1 книги

Загрузка...