Странствия хирурга: Миссия пилигрима

ГРАФ УЭРТИНГ

Вскоре после официальной церемонии присвоения титула Витуса со всей силой потянуло прочь из Лондона. Он устал от бесконечных торжественных приемов и банкетов, где ему все время вольно или невольно приходилось быть в центре внимания.

Когда спустя три дня, после утомительной скачки, он прибыл в Гринвейлский замок, захватив с собой лишь свой короб да посох в человеческий рост, на него поначалу никто не обратил внимания. Две служанки, стоявшие у конюшен, мимолетно взглянули на хозяина и преспокойно продолжили свою болтовню. «Наверное, повариха миссис Мелроуз наняла их в мое отсутствие», — усмехнулся Витус.

Он спешился и пошел к конюшням. Привычный запах конского пота и соломы ударил в нос. В полутьме радостно заржал жеребец. Это, должно быть, Одиссей! Витус подошел ближе и нежно погладил ноздри коня.

— Ну хоть до кого-то дошло, что я вернулся, правда, старичок?

— Что вы здесь делаете?

Витус резко обернулся и узнал Кита, своего молодого шталмейстера. Однако парень явно не признавал его. Неужели он действительно так сильно изменился?

— Здороваюсь со своим Одиссеем, — с улыбкой ответил он. — Надеюсь, Кит, ты хорошо за ним ухаживал?

В голове шталмейстера наконец что-то забрезжило.

— Ми… Милорд?! Я с ума сойду, неужели это вы, милорд?!

— Кажется, да, — ухмыльнулся Витус.

Не успел он это произнести, как Кит развил бешеную активность.

— Уотти! — заорал он что есть мочи. — Беги сюда, хозяин вернулся!

Пришел Уот, расшаркался и собирался было приступить к обстоятельному приветствию, но Кит тотчас резко оборвал его:

— Давай-давай, позаботься лучше о лошади милорда! — Потом шталмейстер спугнул двух служанок, все еще самозабвенно болтавших: — Эй, ты, беги к миссис Мелроуз и скажи, чтобы она приготовила хозяину поесть, а ты чеши к мистеру Кэтфилду и передай, что господин вернулся. Марш, марш, гусыни, не притворяйтесь, что с ног валитесь от усталости!

Когда все указания было розданы, Витус улучил момент и поинтересовался у шталмейстера, как тот поживает.

Кит расплылся в улыбке от уха до уха:

— Я, милорд? Прекрасно. Все здоровы, а моя Марта в положении!

— Рад слышать. Занимайся своими делами на конюшне, я один дойду до замка.

Чуть позже, когда Витус поднимался по большой наружной лестнице, ему навстречу выкатилась миссис Мелроуз, за которой высыпало несколько служанок, помогавших на кухне, и даже вечно медлительная Мэри поторопилась в честь такого торжественного момента, боясь пропустить сцену приветствия.

— Добро пожаловать в Гринвейлский замок, милорд! — Повариха, стоявшая на второй ступеньке сверху, сделала глубокий реверанс, потеряла при этом равновесие и, зашатавшись, едва не свалилась прямо в руки Витусу. Однако маленькая неприятность ее ничуть не обескуражила, она быстро встала на ноги. Улыбка сияла на обычно таком кислом лице, когда миссис Мелроуз радостно запричитала: — Хозяин вернулся! Бог ты мой, хозяин опять дома! И я дожила до этого счастливого момента! Что вам приготовить? Ой, да я же ничего не припасла! Только парочка свиных маринованных ножек и больше ничего. Ни жаркого, ни дичи, ни паштета, ни даже моего знаменитого миндального сыра! Извините, милорд, мне надо немедленно вернуться на кухню!

— Не беспокойтесь, миссис Мелроуз! — крикнул ей вдогонку Витус. — Я поем в Зеленом салоне!

Несмотря на то что маринованные свиные ножки были всего лишь «вынужденным», дежурным блюдом, что непрестанно подчеркивала миссис Мелроуз, они были восхитительно вкусны, и Витус наслаждался трапезой. Мэри степенно обслуживала его, принося и унося блюда и напитки с медлительностью улитки. Неожиданно в дверь постучали, и на пороге появился Кэтфилд, серьезное лицо которого лучилось непривычной радостью.

— О, вы еще едите, милорд. Простите, я думал, вы уже закончили.

— Заходите, Кэтфилд, искренне рад вас видеть. Как поживает ваша молодая супруга?

— Спасибо, милорд, очень хорошо. Да и все в замке благополучно с Божьей милостью. Я вам потом отчитаюсь по главным вопросам.

Витус проглотил последний кусок, запил его глотком красного вина и вытер губы.

— С этим можно подождать до завтра.

— Как прикажете, милорд. Скажите только, по крайней мере, дошло ли до вас письмо отца Томаса? Я послал его вам вслед с сопроводительной запиской.

— Да, я все получил, правда, уже только в Камподиосе.

— В Камподиосе? Простите, милорд, но разве вы собирались туда заезжать?

Витусу не оставалось ничего другого, как закончить трапезу и попросить Кэтфилда проводить его в каминную комнату, где он вкратце описал ему события последних полутора лет. Кэтфилд слушал, затаив дыхание, и только время от времени охал:

— Ох, как бы я хотел оказаться с вами, милорд, но с тех пор, как у меня есть моя Энн, с приключениями покончено раз и навсегда!

— Вы ведь сейчас переживаете главное приключение своей жизни — брак, — улыбнулся Витус. Он намеренно умолчал о своей любви к Нине, полагая, что это никого не касается.

Наконец Кэтфилд, заметив смертельную усталость хозяина, поднялся и откланялся, заметив напоследок:

— Несколько дней тому назад на ваше имя пришла посылка, милорд. Завтра я вам ее покажу.

— Посылка? Что же там внутри?

— Точно не знаю, поскольку я ее, естественно, не открывал.

— Да, конечно.

— Но полагаю, что это книги.

После плотного ленча, который ему опять сервировали в Зеленом салоне, Витус занялся посылкой. Как оказалось, она прибыла из Падуи, и это действительно были книги. Профессор Джироламо послал ему дюжину экземпляров «De causis pestis», вложив в пакет сердечное письмо. У Витуса уже был трактат, подаренный ему Уолсингемом, но держать в руках сразу несколько собственных книг было чрезвычайно приятно. Он не смог отказать себе в удовольствии полистать книги, однако все же заставил себя оторваться от них, прекрасно понимая, что население Гринвейлского замка имеет право лицезреть своего хозяина.

Вскоре, выйдя на наружную лестницу, новоявленный Витус Коллинкорт граф Уэртинг приветствовал собравшихся. Слова его утонули в криках радости и ликования. Однако, едва милорд заговорил о новых порядках, о том, что отныне все обязаны соблюдать чистоту и каждый должен чаще стирать свою одежду, слуги и крестьяне приуныли. Витусу потребовалось все его красноречие, чтобы просто и доходчиво объяснить им, почему правила гигиены жизненно необходимы. В конце просветительской лекции все торжественно поклялись следовать его указаниям, хотя кое-кто и ухмылялся про себя, недоумевая, что это хозяину взбрело в голову.

Распустив слуг, Витус собрался с духом и сделал то, что, собственно, собирался сделать еще вчера вечером: отправился в фамильный склеп и прочел длинную молитву у гробницы старого лорда. Потом, помедлив, с внутренним трепетом подошел к гранитной плите, на которой было высечено имя Арлетты, в ниже — слова, которые Магистр высек собственноручно, чтобы утешить друга:

OMNIA VINCIT AMOR

— Все побеждает любовь, — прошептал Витус. — Знаешь, Арлетта, что мне тогда сказал Магистр, когда мы вместе с ним стояли здесь? Он сказал, что слова «Все побеждает любовь» — это твое напутствие мне. Только теперь я понял их смысл, хотя раньше никогда бы не поверил, что твоя любовь может помочь мне обрести новую. Нина — чудная девушка, она настолько хороша, что я, право, не уверен, что заслужил ее. Она бы понравилась тебе, Арлетта, хотя она совсем другая, нежели ты, — мягче, спокойнее, уравновешеннее, но такая же сильная. Я люблю ее, Арлетта, и ничего не желаю так страстно, как твоего согласия.

Почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы, Витус быстро прочел короткую молитву и покинул склеп.

Поздно вечером он написал письмо Нине. Письмо получилось длинное и состояло исключительно из признаний в любви, он писал, что безумно любит ее и страшно скучает.

Так завершился его первый день в Гринвейлском замке.

Второй день также начался с одинокого завтрака в Зеленом салоне. Витус поспешно проглотил его и приказал седлать Одиссея.

Сначала он вместе с Кэтфилдом совершил продолжительную поездку по угодьям, во время которой управляющий в мельчайших подробностях доложил ему о состоянии и степени зрелости злаков, фруктов и овощей. Затем последовал подробный осмотр всех хозяйственных, скотных и складских помещений в сопровождении помощника управляющего Хартфорда, который посвятил графа во все хозяйственные тонкости. Обстоятельно осмотрев мастерские, досконально пройдясь по конюшням, заглянув в сводчатые подвалы, где хранились вина Гринвейлского замка, Витус наконец попал на кухню, где безраздельно царствовала миссис Мелроуз. То, что предстало его глазам там, потрясло молодого Коллинкорта до глубины души. Сварливая повариха приготовила не меньше десятка блюд, из которых он должен был выбрать те, что желал бы получить на обед.

— Но этого слишком много! — растерянно воскликнул он.

— Вовсе нет, милорд! Посмотрите, как вы страшно исхудали. Надо же наесть немного мясца, ох, извините, я не хотела… Ну вы сами все знаете. Вам нужно усиленно питаться. Лучше всего, я прикажу подать вам все эти блюда.

— Боже праведный, не надо! — Витус показал на три или четыре кушанья. — Этого будет вполне достаточно.

После обеда Витус удалился к себе, чтобы в тиши полистать свою книгу. Мысли его то и дело возвращались к королеве и к данному ей обещанию сделать все, чтобы в Англии никогда больше не разразилась эпидемия чумы. Поразмыслив, он решил написать обстоятельное письмо Уолсингему, где по пунктам изложит свою программу мер профилактики в масштабах всей страны. Впервые подписавшись своим новым титулом, он добавил, что был бы рад получить ответ, если, конечно, сэр Фрэнсис найдет время для письма.

Вечером Витус вновь в полном одиночестве сидел в Зеленом салоне, утопая в аппетитных ароматах. Но еда не лезла ему в горло: недоставало друзей.

А еще больше недоставало Нины.

Так закончился его второй день в Гринвейлском замке.

На третий день Витус отправился в Уэртинг и встретился с бургомистром и с уважаемыми людьми города. Местная знать была уже наслышана о новом пэре Англии и приветствовала графа многочисленными поклонами. Обратившись к ним, он тоже завел речь о чистоте и гигиене как лучших мерах профилактики чумы. Его заверили, что на следующем заседании городского совета рассмотрят его пожелания.

В завершение он отправился в банкирский дом, чтобы сделать то, до чего у него не дошли руки в Лондоне: подписал чек на сумму, которую оставался должен Джанкарло Монтелле, торговцу вином и вазами из Кьоджи, присовокупив привет и благодарность.

Вечером Витус, как обычно, в ожидании ужина пришел в Зеленый салон. Однако, к его удивлению, стол сервировала не Мэри, а миссис Мелроуз собственной персоной.

— А что, Мэри заболела? — удивился он.

— Нет-нет, милорд. — Подавая ему жаркое, дородная стряпуха неуклюже подыскивала слова. — Просто я… Ну, словом, вы ведь совсем один вернулись?

— Да, вы правы. Один.

— Вот я и хотела спросить… э-э… Вам достаточно соуса к жаркому? Хорошо… Ну, в общем, я хотела спросить, что стало с Энано?

Витус откинулся назад, с трудом сдерживая смех. Так вот откуда ветер дует! Оказывается, пышнотелая повариха все еще питает слабость к дерзкому Коротышке. Она скучает по нему!

— Думаю, у него все хорошо. Он обзавелся маленькой дочуркой.

— Что?! — Кэтрин Мелроуз чуть не задохнулась от ярости, глаза ее метали молнии.

Витус тут же поспешил объяснить, что Коротышка удочерил Неллу, а следовательно, не занимался ни с кем плотской любовью. И это сразу успокоило дородную ревнивицу.

— Когда же Энано вернется? — спросила она с горящими глазами.

— Не знаю. Надеюсь, что скоро.

— Главное, он жив. Значит, снова приедет. — Окрыленная, с пылающими щеками миссис Мелроуз выкатилась из салона.

Витус почти ничего так и не съел. У него совершенно не было аппетита.

Так закончился его третий день в Гринвейлском замке.

Спустя неделю Витус сидел в библиотеке и писал уже пятое или шестое письмо Нине. На этот раз он описывал свое прибытие в замок, здешних людей, их работу и повседневную жизнь; иногда ему казалось, что Нина сидит рядом, и у него возникала полная иллюзия, что он все это ей рассказывает. Ему даже чудились ее голос, янтарные искорки в глазах и запах розового масла, исходивший от ее волос.

Тем более одиноким чувствовал он себя, закончив письмо и скрепив его печатью. Что она сейчас делает? Вспоминает ли о нем? Как она себя чувствует? Вопросы, вопросы, вопросы — и ни одного ответа. Каждый день он надеялся получить от нее письмо, что было полным абсурдом, ведь с момента его прибытия в замок прошло совсем немного времени …

В дверь постучали, и вошел Кэтфилд в сопровождении Хартфорда, несшего целую гору бумаг.

— Мы не помешаем, милорд?

Охотнее всего Витус ответил бы, что помешают, но этого граф Уэртинг не мог себе позволить и вежливо пригласил обоих присесть.

Кэтфилд принялся долго и подробно объяснять милорду, каковы виды на урожай в этом году, если все будет благополучно, прошелся по каждой отдельной позиции, осветил рыночные цены и закончил тем, какие приобретения он хотел бы сделать на средства из ожидаемой прибыли. Витус слушал вполуха и на все давал согласие.

Когда деловая часть была закончена и посетители уже собирались уходить, Кэтфилд обернулся и, смущенно откашлявшись, спросил:

— Что я еще хотел спросить, милорд, — тут все интересуются, что стало с господином Магистром?

— Да, страшно интересно узнать, — подхватил Хартфорд.

— Когда я в последний раз видел господина Магистра, он был в полном порядке. Тогда он находился в Камподиосе вместе с малышом Энано и его дочкой. Я полагаю, уже все знают, что Энано стал отцом?

— Да, милорд, такие слухи доносились… из кухни.

— Я так и думал.

— Можем ли мы рассчитывать на скорое возвращение ваших друзей, милорд?

Витус горестно вздохнул:

— Я бы многое дал за то, чтобы самому узнать это.

— Понятно, милорд.

Оба поклонились и вышли. Витус остался один.

Через две недели Витус вновь поскакал в Уэртинг, чтобы выяснить, какие решения принял городской совет в отношении борьбы с угрозой чумы.

Его встретили весьма любезно и витиевато объяснили, почему до сих пор ничего не сделано. Главная причина крылась в финансовом положении города, которое сильно ухудшилось в последние годы, как ему наверняка должно быть известно, и так далее, и тому подобное… Вспышка графского гнева повлекла за собой тысячу извинений и поклонов — на этом все и кончилось.

Встреча с преподобным Паундом, старым другом семейства Коллинкортов, прошла в более радужных тонах. Они сидели в его доме возле церкви, и старый священник живо расспрашивал Витуса о Магистре и Коротышке, непрестанно гоняя свою экономку за едой и вином для высокого гостя. Витус с удовольствием рассказал бы ему о Нине, но не решился. В конце концов, он ведь сам не знал, как все у них сложится.

Поздним вечером он вернулся в замок. Чтобы чем-то занять себя, отправился к расположенному поблизости озеру и принялся наблюдать за утками и лягушками. И тех и других было очень много, и все Божьи твари явно радовались жизни.

Спустя еще две недели наконец прибыл долгожданный курьер с письмом. Однако, к разочарованию Витуса, оно было не от Нины, а от Уолсингема. Тот писал, что предложения милорда по вопросу предотвращения чумы чрезвычайно интересны, за что он выражает ему огромную благодарность. Правда, он сомневается в возможности их претворения в жизнь. Другие мероприятия — милорд, конечно, понимает, о чем речь, — выполнить, по его мнению, неизмеримо проще, и они принесли бы гораздо большую пользу Англии.

Витус послал ответ с обратной почтой. В нем он, проигнорировав намеки на военное применение Pulex pestis, подробно остановился на своих трудностях в Уэртинге и высказал новые предложения по наведению чистоты и соблюдению гигиены в крупных городах.

Потом он написал еще одно письмо Нине и одно Джироламо, отдал всю корреспонденцию курьеру и, не имея никаких других планов, отправился на длительный обход конюшен, мастерских и складов. Он бы с радостью взял кого-нибудь в спутники, но все были заняты. Каждый в замке имел свой строго очерченный круг обязанностей.

Только у хозяина их не было.

Прошло еще две недели, и, по обыкновению завтракая в Зеленом салоне, Витус сказал себе, что дальше так продолжаться не может. Уже начался сентябрь, и он потихоньку скисал, чувствовал себя, как лиса в западне, и до умопомрачения ждал хоть какой-нибудь весточки от Нины или от друзей, если письму когда-нибудь вообще суждено прийти. Пора действовать! Он решительно бросил на стол салфетку и послал за Китом.

— Чем могу служить, милорд? — спросил вскоре появившийся молодой конюший, вертя в руках шапку.

— Прикажи оседлать мне Одиссея.

— Слушаюсь, милорд.

— И двух запасных лошадей. Из тех, что повыносливей. Мне предстоит долгий путь.

После того как Кит бросился выполнять его указания, Витус стремительно отправился в свои покои, упаковал по старой привычке короб, опустив туда сундучок с инструментами, взял свой посох и, выйдя из замка, прямиком зашагал к фамильному склепу.

— Арлетта, — начал он, осеняя себя крестным знамением, — ты единственная, кто по-настоящему знает меня здесь, единственная, кому я могу довериться. Я больше не выдержу бездействия. Правильно ли я поступаю, решив уехать?

Он долго вслушивался в самого себя, зная, что ее голос все еще звучит в нем. Арлетта еще была с ним — ее ум, ее живость, ее надежность.

Витус понял ответ. Склонившись, он поцеловал плиту, на которой стояло ее имя.

— Неужели вы в самом деле хотите покинуть нас, милорд? — Кэтфилд держал под уздцы Одиссея. — Так внезапно?

— Да, Кэтфилд. Тревога о друзьях не дает мне покоя. — Витус не мог сказать, что не меньшую тревогу он испытывает из-за Нины. — Я хочу вернуться морем в Испанию. Если Бог даст, надеюсь разыскать там своих товарищей, если они еще живы.

— Понятно, милорд. А что же людям сказать? Ведь они так рады, что вы вернулись!

— Скажи им правду, Кэтфилд. Просто правду. Если все хорошо сложится, весной я вернусь. — Держась за седло, он зацепился кончиком сапога за стремя. Одиссей радостно зафыркал.

Кэтфилд успокаивающе похлопал жеребца по шее и заметил:

— Может, вам стоит подождать чуточку, милорд? Там едет какая-то карета.

— Карета? — Витус посмотрел в указанном направлении и увидел экипаж, запряженный парой лошадей, катившийся по разбитой проселочной дороге. — Кто бы это мог быть?

— Не могу сказать, милорд. Я этой кареты здесь никогда не видел.

Экипаж, которым управлял седовласый старик, остановился. Кучер степенно спустился с козел, не удостоив Витуса и Кэтфилда ни единым взглядом, открыл дверцу и откинул ступеньки. Он помог сойти молодой женщине — светловолосой, с лицом, начисто лишенным каких бы то ни было признаков интеллекта. Зато, как бы уравновешивая недостаток ума, природа позаботилась о естестве: платье женщины вздымала пышная грудь.

— Ну, щё там творится снаружи, молощная матушка? — пропищал вдруг чей-то голосок. — Погоди, папа с овещкой сейчас вылезут!

И в самом деле после этого в проеме появился Коротышка, держа на руках маленькую Неллу, которую он тут же передал кормилице. — Мое почтение всей честной компании!

— Все хорошо, что хорошо кончается. — Из экипажа выпрыгнул заметно щурящийся человек. — Consummation est![70] Эй, это ты, Витус? И вы, Кэтфилд? Как видите, мне опять приходится оплакивать утрату очередной пары бериллов. Ну да Бог с ними! Как сладостно вновь почувствовать под ногами знакомую землю!

— Старик, Магистр, ах ты сорняк! Энано, дружище! Дайте вас обнять!

Витус так порывисто прижал к себе друзей, что маленький ученый заохал:

— Даже хорошо, что мои линзы пропали, а то сейчас бы им пришел конец! Это, между прочим, Молли, она в некотором роде выполняет роль Бородача.

Витус мимолетно кивнул дородной кормилице.

— Послушай, Магистр, вы одни? Я хочу сказать, вы не…

Лицо ученого расплылось в широкой улыбке:

— Что мы «не»?

В этот момент в дверях появилась изящная рука. На пальце поблескивало кольцо леди Джейн. Не раздумывая ни секунды, Витус схватил эту руку и прижал к лицу. Потом поднял взгляд и, не говоря ни слова, долго не мог оторвать его от лица любимой, на котором янтарными искорками светились счастливые глаза.

Нина приехала.

Вот теперь он наконец был дома.