Страсть за кадром

Глава 22

В январе Бретт блистательно преодолела недоступную нью-йоркскую крепость моды, воздвигнутую от непрошеных гостей.

Бретт надеялась найти общий язык с Фозби, но, как и весной, та была любезна и дружелюбна, но по-прежнему уклонялась от любого разговора о деле. Несколько раз она пыталась дозвониться до Малколма, но он не отвечал на ее звонки. С тех пор как Бретт видела его в последний раз, она стала задумываться о его здоровье. Но его фотографии появлялись регулярно, а слухи о его нелепых проделках продолжались. Бретт не могла поверить, что он все еще обижался на то, что она не позвонила ему, когда приезжала на свадьбу Лизи, и относила поведение Малколма к странностям его характера.

Ее рекламный альбом с работами проделал круг. Однако она снимала только для журналов «Гламор» и «Селф», но и они поручали ей лишь внутренние стороны обложки. Это привело ее в рекламную межрегиональную компанию Алексы Старр.

Бретт тщетно пыталась доказать Алексе, что ее идея показа моделей на открытой площадке под звездным небом была неудачной для повседневных костюмов. Но у Алексы был уже составлен свой сценарий, поэтому в холодную темную ноябрьскую ночь они приступили к съемкам.

Реальность была далека от представлений Алексы, и это доводило всех до отчаяния. Она сама выбрала модель — стройную, тонкую девушку с копной огненно-рыжих мелких кудрей. Когда модель была уже готова, Алекса воскликнула:

— Ее волосы закрывают большую часть платья. Они так… похожи на проволоку. Можно что-нибудь сделать с этим?

После часового выпрямления волос с помощью горячего утюга бригада разместилась на поле с травой почти по пояс. Бретт было холодно и неуютно в куртке и сапогах и она понимала, что модель, на которой была только шелковая одежда, просто окоченела. Алексу это не волновало. Невзирая ни на что, реклама должна окупить коллекцию.

— Звезд недостаточно. И мне нужно, чтобы над ней горела звезда поярче, — зло сказала Алекса, будто могла приказывать звездам.

Чтобы охватить небо, полное звезд, поле и модель в одну рамку, Бретт использовала длинные линзы.

— Я едва различаю одежду. А она должна быть четкой, вот что я могу сказать! Алекса упорствовала на своем:

— Я точно обрисовала тебе, что я хочу. Почему ты не можешь этого сделать?

«Потому, что это невозможно, глупая ты сука», — вертелось на языке у Бретт, но она прикусила язык и работала до тех пор, пока Алекса не пришла в восторг.

К удивлению Бретт, ее портреты вызвали большой интерес. Бретт фотографировала для новостей и популярных изданий по всей стране разных людей, от астронавтов и евангелистов до зоологов. Это было не тем, в чем она хотела утвердиться, но она должна была влезть в американские журналы мод, чтобы доказать, что ее парижская практика была высокопрофессиональной. И все равно она гордилась своей работой, которая давала ей возможность платить Терезе жалованье. Несколько лет Бретт обеспечивала себя сама и гордилась этим.

Журнал «Нью-Йорк Стиль», претенциозное новое издание, заказал Бретт снять пять предпринимателей для одного из своих разделов под названием «Сладкая справедливость». Это должна была., быть краткая биография людей из Нью-Йорка, показавших уникальное мастерство в частном секторе рынка и увеличивших свой капитал до миллиона долларов. Бретт начала читать их рекламные листы, которые прислал ей редактор, но быстро остановилась, решив, что не должна иметь заранее составленного представления об этих персонажах, чтобы в процессе общения с ними непосредственно естественнее запечатлеть их на пленке.

Бретт всегда старалась найти таких людей, которые ни разу в жизни не фотографировались. Обычно они смотрели в камеру с трепетом, от легкого беспокойства до паники, и она проводила свои портретные съемки в условиях, отличающихся от съемок моделей.

Она поняла, что музыка помогает улучшить настроение, поэтому всегда имела кассеты с записями от классики до блюзов и предлагала клиенту самому выбрать мелодию. Она также предоставляла им возможность проявить свою индивидуальность в одежде и приходить на съемки в том, в чем они себя лучше чувствовали. Для женщин всегда предлагалась помощь парикмахера и гримера, а мужчинам — услуги почистить их костюм. Некоторые обижались на такие предложения, другие воспринимали это как приятный сеанс, как частную консультацию по их внешности.

Несмотря на сильный снегопад, который начался с утра и шел целый день, все пять клиентов оказались исполнительными и в основном менее спесивыми, чем она ожидала.

Наибольшей неожиданностью оказалась Маргарет Биль, президент и управляющий фирмы «Я сделаю это, Инк». Частный бизнес в сфере обслуживания, которым она занялась, чтобы заработать деньги во время летних каникул, процветал, и Биль упивалась своим успехом. Она приехала на полчаса раньше с двумя ассистентами, радиотелефоном, диктофоном и компьютером и превратила приемную в свой кабинет. Даже в гримерной она продолжала работать.

— Если я не буду думать о своем бизнесе, кто-то другой подумает о нем, — сказала она, и, пока Бретт налаживала освещение, диктовала заметки своему управляющему.

Потом Биль сообщила, что ей надо прерваться, чтобы дать пятиминутное интервью радиостанции в Сиэтле, новом отделении ее фирмы. Она принесла с собой телефон и начала оживленно рассказывать об истории ее компании. Бретт, понимая, что может сделать естественный снимок Маргарет Биль, принялась за работу. В течение ее разговора Бретт отсняла две пленки и была уверена, что именно эти фотографии будут самыми лучшими.

— Я рада, что день подходит к концу. Кто следующий? — спросила Бретт Терезу, которая поднялась, чтобы принести ей кофе.

— Ему не назначено время, Дэвид Пауэл, — прочла Тереза в книге записей, — его фирма…

— Дэвид Пауэл? Не может быть! Дай посмотреть его листок. Это он! Это брат Лизи. Она говорила мне, что штаб-квартира «Руки вверх» переезжает в Нью-Йорк, но я не ожидала, что он может оказаться в этом списке.

— Здесь говорится, что фирма открывается в марте. Это для мартовского выпуска журнала, да? Я думаю, очень хорошая реклама, он выглядит очень приятным, — сказала Тереза. — Я спущусь и провожу твоего друга наверх.

Впервые за этот день взглянув в зеркало, Бретт нырнула в гримерную, покрасила губы и завязала черным серебряным шнуром волосы в «конский хвост», поправила аметистовый фланелевый костюм и одернула красный кашемировый джемпер. «Лизи сказала, что он опять стал похож на самого себя», — подумала Бретт с надеждой.

— Дэвид! Я вижу тебя, но все еще не верю, что ты здесь! — Бретт обняла его и взяла его холодные руки в свои.

— Я удивлен, как и ты, но рад видеть тебя, Бретт. Ты прекрасно выглядишь. Это тебя надо фотографировать, а меня в паре с тобой в качестве отвратительного снеговика.

Он стряхнул снег с кожаной куртки, а снежинки на его волосах стали быстро превращаться в блестящие бусинки воды.

— Не переживай, мы позаботимся обо всем, — сказала она. — Когда ты приехал?

— Вчера ночью. Сегодня после полудня я впервые заглянул в карточку, которую дал мой помощник, когда я уезжал из Калифорнии. И там была ты, прямо в моем кармане!

Дэвид казался не таким напряженным, как на свадьбе Лизи, и Бретт подумала, что время делает свое благодатное дело.

— Мне нужно снова привыкать к этой погоде. Калифорния меня испортила.

— В твоей карточке написано, что «Руки вверх» открывается здесь в марте, а тогда все уже будет позади, — сказала Бретт.

— Ха, но я-то буду здесь все время. Поживу со своими стариками, пока не найду собственного жилья.

Бретт представила ему Роки, который должен был привести Дэвида в порядок, и они все болтали, пока Роки сушил ему волосы и припудривал нос и лоб.

— В инструкциях сказано надеть то, в чем ты хорошо себя чувствуешь. Надеюсь, это подойдет.

На Дэвиде были хорошо поношенные джинсы из грубой ткани и голубая рубашка с расстегнутым воротником.

— Это не фирменная одежда для успешного ведения дел, но я надеваю костюм и галстук в случае крайней необходимости, обычно на встречах с банкирами, но теперь, когда «Руки вверх» аккуратно возмещает все инвестиции, их не волнует, как я одет! — шутливо сказал он.

— Ты первый сегодня, кто не выглядит будто открыл Америку. Выбирай, где тебе удобнее.

Дэвид выбрал табуретку, сел, поставив ноги на ступеньку, рассматривая Бретт, устанавливающую освещение и отражатели.

— Я делаю так, чтобы увидеть твои глаза сквозь твои очки.

— Если это упрощает жизнь, я их могу снять. На самом деле они для профилактики. Когда я сбрил усы, вы с Лизи смеялись надо мной, и мне потребовалось что-то, что бы сделало меня старше и более похожим на владельца компании. Я так к ним привык, что по утрам сразу тянусь за ними.

— Отлично, мы сделаем несколько снимков с очками и без них.

Они говорили, а Бретт фотографировала, следя за беседой и давая Дэвиду возможность рассказать о его фирме. Она схватывала его мимику, когда он рассказывал о своих делах, и ловила себя на том, что его ответы помогают ей сделать снимки выразительными.

— Если бы я не знала, то подумала бы, что ты говоришь о какой-то игре или хобби, а не о полупроводниках! — заметила Бретт перед последним кадром.

— Работать администратором — необходимое зло. Мир думает, что это трудная работа, когда на самом деле она делает меня счастливым как ребенка с новой игрушкой.

Дэвид нетерпеливо ерзал на табуретке. Бретт вдруг поразилась, насколько он красив. Причем красив не как модели, с которыми она работала. Она невольно любовалась его характерным подбородком и вьющимися каштановыми волосами, которые, казалось, так и ждали, чтобы их потрепал ветер… или пальцы. Может, это из-за грубых джинсов и рубашки, но его широкие плечи и прямая осанка напомнили Бретт ковбоя в седле.

— В недалеком будущем каждому потребуется компьютер, и я мечтаю, что «Руки вверх» заставят смотреть на это, как на само собой разумеющееся, — сказал Дэвид.

— Конец! — сказала Бретт, делая последний кадр на пленке.

— Что ты сказала? — улыбнувшись спросил Дэвид.

— Извини, привычка. Мы закончили. Давай посмотрим, что там на улице, я умираю от любопытства.

Они подошли к окну. Два этажа под ними снег покрыл пушистым одеялом. Блестящая черная железная изгородь вокруг парка словно плавала в облаках, а снег все падал хлопьями, которые кружились вокруг уличных фонарей, перед тем как тихо приземлиться на мягкую подушку земли.

— Я собирался предложить тебе пообедать, но в такую погоду, наверно, это не самая лучшая идея. Посмотри, нет даже пешеходов, не видно следов! — сказал Дэвид.

— Прекрасная безлюдность. Но я голодная, и мы можем пообедать здесь, наверху.

— Наверху? — спросил Дэвид.

— Да, это мой дом, здесь — студия, а я живу на верхних трех этажах.

— Тогда, я полагаю, твоя работа — легкий ветерок.

— Кто бы говорил. Я наслышана о твоих разрастающихся владениях с теннисным кортом и бассейном.

— Я продал тот дом несколько лет назад.

— Извини.

— Все нормально. Я не терплю людей, вечно действующих с большой осторожностью. Мне было бы легче, если бы я мог говорить о смерти Кэт. Так что с обедом? Если это приглашение, то я его принимаю, но с одним условием: готовить буду я.

— Тебе Лизи рассказывала о моих кулинарных способностях? — рассмеялась Бретт.

Дэвид помог Бретт убрать оборудование в сейф, и они направились наверх в ее апартаменты. В освещенных нишах в блестящих вазах стояли пышные цветы.

— Очень красиво. XIX век, да? — спросил Дэвид, проведя рукой по крышке стола из вишневого дерева. — Не удивляйся, Кэт интересовалась антиквариатом, поэтому и мне пришлось изучать его.

— Да, это ампир или что-то вроде этого, как сказал Клаудио. На самом деле я не очень разбираюсь в стилях. Я знаю, что мне нравится, и мой архитектор предложил одного своего дизайнера, который вместо того, чтобы демонстрировать свои вкусы в моем доме, прислушался к моим.

— Я хотел бы узнать его имя и телефон. Когда я подышу себе квартиру, мне понадобится его помощь, — сказал Дэвид.

— Хорошо. А сейчас, не хочешь ли выпить стаканчик вина перед обедом?

Пока Бретт открывала шкаф-холодильник в японском стиле с бутылками вина, Дэвид опустился на диван и положил ногу на ногу.

— У тебя есть что-нибудь излюбленное? — спросила она.

— Сделай мне сюрприз. Я тебе доверяю, — и добавил:

— Я чувствую себя как дома, а не в центре Манхэттена.

В гостиной висели работы Лилиан, а также картины молодых художников, которые Бретт купила в Париже. Джо и Лилиан были восхищены талантами неизвестных художников. Песочные, розовые и персиковые тона мебели, шелковый ковер из Бессарабии, чаша из лиственных растений и папоротников и небольшое деревце с изящными цветами слегка озонировали воздух. Все это бесконечно повторялось в отражении зеркальных дверей во французском стиле.

— Это то, что я хотела, — оазис. Бретт поставила бокалы на кофейный столик, протянула Дэвиду бутылку «Чердоная» и расположилась в бархатном кресле напротив.

После первых глотков вина Дэвид сказал:

— Это ударяет мне в голову. Ты лучше покажи кухню, прежде чем я забуду, как делается яичница.

— Отлично, я знаю, что яйца у меня есть, но не ручаюсь за все остальное, — сказала она, провожая Дэвида на кухню.

— Я сдаюсь. А где у тебя холодильник? — спросил он.

— Вот здесь!

Бретт открыла дверь шкафа из бледного орехового дерева, выполненного в стиле английских деревенских кухонь. Он пошарил внутри.

— Думаю, мы можем сделать прекрасный омлет и салат, — сказал он, раскладывая на столе яйца, крошечный кусочек сыра, пучок из листьев салата, чеснок, полбанки сметаны и четыре гриба.

— Пойду принесу вина, — сказала Бретт, когда зазвонил телефон.

— Хм, Джефри, — сказала она, поднимая трубку. — Да, все в порядке. Погода прекрасная! Можно я позвоню тебе завтра? У меня гости. Брат Лизи, Дэвид, он только что вернулся из Калифорнии и был моим последним клиентом сегодня и до сих пор у меня… Хорошо, потом поговорим. Пока.

«Не представляю Джефри, готовящего еду», — подумала она, направляясь в гостиную. За все время, пока они встречались с Джефри, он ни разу не был на кухне.

Когда она вернулась, Дэвид хлопотал за небесно-голубым, ресторанного типа столом, вливая свою стряпню в эмалированную кастрюлю с металлической решеткой.

— Пахнет превосходно! — сказала она.

— Скоро узнаем! А теперь расскажи мне о Париже, — попросил Дэвид, когда они уселись за стол с эмалевым покрытием.

— Он мне понравился сразу. У меня там была прекрасная жизнь. Там я начала свою карьеру, и если честно, здесь я ее теряю. — Она облокотилась на стол. — Всегда буду помнить Париж как место, где я стала профессионалом. Там своя жизнь и свой стиль жизни. Некоторые считают французов снобами, думающими только о своем превосходстве, но в действительности они просто очень самоуверенные. Я путешествовала по всей Европе и всякий раз находила для себя что-то новенькое. Париж кажется местом, где люди держатся вместе, чтобы изучать жизнь и себя, — задумчиво сказала Бретт.

Она никому не рассказывала о своей жизни в Париже, но Дэвид расположил ее к этому.

— Мне кажется, тебе не очень понравился Париж, — сказал он, усмехнувшись. — Ты ешь, а то все остынет.

Бретт посмотрела на его почти пустую тарелку.

— Думаю, я увлеклась. — И она с аппетитом доела отварной омлет, а закончив, предложила сделать капуцино. — Не беспокойся, это я умею, — сказала она, указывая на кофеварку и кастрюлю для подогрева молока на пару.

Они взяли кофе в гостиную, беседуя о настоящем и будущем, о ребенке Джо и Лизи. Они слишком любили друг друга, чтобы касаться прошлого. Бретт почувствовала, что он вернулся в ее жизнь, и радовалась этому.

Не помню, когда мне было так хорошо, — сказал Дэвид. — Я не задумывался, как много я упустил, не общаясь со своими друзьями и родителями.

— Я понимаю. Даже при том, что я рассказала тебе о Париже, я рада, что дома.

— Интересно, идет ли еще снег? — Дэвид подошел к окну. — Кажется, кончился. Мне действительно надо уходить, Бретт, уже поздно, и я не высплюсь. Сегодня был чудесный сюрприз. — Он взял ее руки в свои и на мгновение задумался. — Я хотел бы позвонить тебе, увидеться еще раз, если ты не против.

Бретт была обезоружена. Она думала, что будет встречаться с ним от случая к случаю у Лизи, но за его словами и тоном скрывалось что-то большее. «Ничего не понимаю», — подумала она.

— Конечно, я бы тоже этого хотела, Дэвид. Мы, урожденные Ньюйоркцы, можем вместе заново знакомиться с городом.

В фойе, у входной двери, они стояли близко друг к другу, почти касаясь.

— Ты когда-нибудь думала приобрести компьютер для работы? У него очень широкий спектр применения: от расчетов до почты. Есть также компьютерная графика, которая выглядит так натурально, что не отличишь от фотографии. Они, конечно, не совсем те, что ты делаешь с помощью камеры, но все же очень интересны. Я был бы рад показать тебе это.

Мягкий звук его голоса перешел в бестелесное бормотание. Он застегнул куртку и замотал шарф вокруг шеи.

— Тебе тепло? Могу дать свитер или джемпер. У меня есть большие, буквально на быка, — сказала Бретт.

— Нет, спасибо, я не замерзну. Здесь всего один квартал до Третьей авеню. Думаю, поймаю машину.

Дэвид посмотрел в глаза Бретт и медленно протянул ей руку. Она пожала ее нежно, но твердо, на секунду задержав.

— Спокойной ночи, Дэвид.

— Тебе надо войти. Ты не одета, — сказал Дэвид.

— Спокойной ночи, — опять сказала она, затем тихо закрыла дверь и прильнула к ней изнутри. Она смотрела в эту бархатную темноту с радостной улыбкой на лице. Она чувствовала себя невесомой, словно вела машину по извилистой дороге при ярком майском солнце и играла ее любимая музыка, а ветер теребил ее волосы. «Держись», — подумала она, поднимаясь по лестнице. Неожиданно каждая ступенька показалась ей высотой в три фута, и она поняла, что день был очень длинным, и она устала.

Она машинально переоделась в тонкую белую батистовую рубашку, поднялась на две ступеньки к кровати из красного дерева с пологом и, как только ее голова коснулась подушки, моментально уснула.

Бретт показалось, что она проспала несколько часов, когда услышала звонок, который сначала звучал очень отдаленно, затем все ближе и ближе и, наконец, словно внутри нее. Проснувшись окончательно, она поняла, что это звонят в дверь.

— Дэвид, что случилось? — спросила она, впуская его.

Дэвид весь дрожал. Пытаясь унять дрожь в голосе, он сказал:

— Не знаю, как я мог быть таким дураком. Я должен был знать, что поймать машину будет невозможно. Прости меня, Бретт. Я совершенно не хотел будить тебя, но здесь ничего не ходит. Я ждал сорок пять минут и вот вернулся назад.

— Ты же замерз, — сказала Бретт, растирая его красные уши.

— И поделом. Надо сначала думать, а не разгуливать с головой в кармане.

— Не кори так себя. Ты мог обморозиться. Утром я отругаю тебя как следует за то, что так долго не возвращался. А сейчас давай согреваться.

Бретт дала ему синий кашемировый халат, безразмерную рубашку и пару лыжных носков и указала на ванную комнату для гостей.

После того как он позвонил родителям и сказал, чтобы его не ждали, Бретт проводила его в комнату для гостей и заставила лечь в постель, приготовив глинтвейн. Пока он пил согревающий напиток, она поправила ему одеяло, накрыла сверху пледом и села рядом на стуле.

Дэвид подтянул колени к груди и под грудой одеял стал похож на припавшего к земле бедуина.

— Я чувствую себя очень глупо, — сказал он. — Это не тот имидж, который я хотел оставить о себе, но ты спасла меня. Спасибо.

Бретт еще раз поправила одеяла.

— Ты очень желанный, — сказала она, и, выключив свет, вышла из комнаты.

Утром, когда Бретт проснулась, Дэвида уже не было. Она нашла постель убранной, а все вещи сложенными на стуле. Она быстро оделась и собрала пленки, которые надо было отнести в лабораторию. Открыв дверь, Бретт остановилась и расхохоталась: пухлый снеговик с пробкой от вина вместо носа и двумя сморщенными грибами вместо глаз сидел на тротуаре. В одной руке у него была палка с флажком, на котором было написано: «Дэвид говорит тебе „спасибо“.