Суд Джульетты

Глава 20

Он с трудом оторвал отяжелевшую голову от стола и обвел медленным взглядом грязные, выкрашенные масляной краской стены, закопченный серый потолок, обтянутые клеенкой столы и отвратительного вида барменшу, которая, навалившись грудью на барную стойку, выщипывала брови. Мирошников не мог вспомнить, как и почему оказался в этом мерзком баре. Перед ним стояла недопитая бутылка дешевого коньяка, и это объясняло, почему так ломит правый висок и слегка подташнивает. И еще он никак не мог вспомнить, какой сегодня день.

— Чашку кофе, пожалуйста, — прохрипел Мирошников, обращаясь к барменше.

Кофе у нее, наверное, дрянь, да еще и с бровями в придачу. Бог с ним, его все равно тошнит, выпьет залпом и ничего не почувствует. А иначе просто не хватит сил дотащиться до дому.

— Пятьдесят рублей, — нагло заявила барменша и поставила перед ним выщербленную по краям чашку.

Мирошников отхлебнул глоток теплой мутной жидкости и полез в карман, почти не сомневаясь, что деньги у него украли. В крайнем случае, оставит под залог часы, они стоят в десять раз дороже, чем вся эта мерзкая богадельня вместе с убогой утварью и хозяйкой в придачу.

Как ни странно, все было цело — согнутая пополам пачка наличных, кредитная карта и телефон. Мирошников выудил смятую купюру, и из потревоженной пачки вылетел аккуратный белый пакетик. Чек. Откуда он у него? Не иначе как Барби, маленький вертлявый пушер, промышляющий возле одного из отелей, исхитрился всучить ему свой товар, когда вчера вечером он объезжал знакомые точки, пытаясь разыскать если не самого Челентано, то хотя бы кого-нибудь из его клиентов. Все было напрасно: друзья Челентано долго не живут.

Превозмогая отвращение, Мирошников допил горькую бурду, сгреб ладонью сдачу со стола, секунду помедлил, глядя на белый квадратик, и, вздохнув, сунул его в карман вместе с деньгами. Слегка пошатываясь, парень вышел на улицу и с наслаждением вдохнул свежий утренний воздух, который отрезвил и взбодрил его лучше, чем кофе. Теперь он не сомневался, что сумеет вернуться домой.

Легко сказать — домой. Для начала неплохо определиться, где он находится. Придорожная забегаловка, где Виталий провел сегодняшнюю ночь, была ему решительно незнакома. Он мог поклясться, что не бывал здесь прежде. Вокруг лес на многие километры и никаких признаков человеческого жилья. От одной только мысли, что ему снова придется вернуться в грязную прокуренную лачугу, чтобы узнать у барменши дорогу, его затошнило. Мирошников вскочил в свой джип, с которого в этой глуши даже некому было снять запаску и зеркала, и выехал на шоссе, надеясь сориентироваться на местности.

Через несколько километров мрачный непроглядный лес сменился сельскохозяйственными угодьями, на дороге то и дело встречались тракторы и грузовики. Вскоре Мирошников проехал мимо дорожного указателя. Шувайлово. В то же мгновение он вспомнил, как здесь оказался.

Страшно хотелось курить. Он открыл бардачок и среди Таниного барахла отыскал пачку девчоночьих сигарет «Vogue». Плевать. Мирошников пощелкал зажигалкой, которую предусмотрительно увел у журналиста, и глубоко затянулся, скурив в одну затяжку почти половину сигареты. Он усмехнулся, глядя на маленького позолоченного «Оскара». Эта игрушка попала ему в руки в тот самый момент, когда он твердо решил найти и покарать убийцу. На ловца и зверь бежит. Теперь «Оскар» лежал на его ладони как вызов — попробуй покарай.

Шишкино. До Москвы оставалось не больше получаса. Мирошников разогнался до ста двадцати и, подставив свою разгоряченную голову встречному ветру, чувствовал ни с чем не сравнимое удовольствие от быстрой езды. Машин на трассе было немного, можно рулить не напрягаясь, одновременно думая о своем. Он думал о героине.

Маленький пакетик с порошком жег ему карман. Он физически ощущал его присутствие даже через одежду. Наркоман со стажем, Мирошников хорошо помнил это чувство. Когда ты на игле, думаешь об этом всегда — на работе, на улице, во сне и даже занимаясь любовью, ты думаешь только о наркотике. Мир сужается до размеров пакетика с вожделенным зельем. Единственный человек, в ком ты по-настоящему нуждаешься, — барыга, поставляющий товар. И только укол рождает восхитительное чувство свободы, одновременно все глубже и глубже затягивая в добровольное рабство.

Но все это в прошлом. Все кончилось в тот самый миг, когда прямо на его глазах от передозировки умер близкий друг. Виталий поклялся, что завяжет, если сумеет выйти сухим из этой переделки. И он сдержал слово. С тех пор больше не прикасался к порошку. А потом в его жизни появилась Настя, и мысли о допинге почти не посещали его. Но теперь она умерла, и в кармане его пиджака снова героин.

Осторожно, стараясь не просыпать ни крошки драгоценного порошка, он развернул пакетик и подхватил языком несколько микроскопических крупинок. Героин. И отменного качества. Настоящий «колумбиец». Пушер Барби не врал, расхваливая свой товар, как «ексклюзив», которого в Москве больше нигде и не сыщешь. Мирошников бережно сложил пакетик и вдруг вспомнил пятую заповедь реабилитационной программы для наркоманов: «Никогда не бери в руки наркотик, потому что, взяв его, ты можешь не найти в себе воли от него отказаться». Сегодня он нарушил эту заповедь и сделал еще один шаг к пропасти.

Впрочем, все еще можно поправить. Нужно только просунуть руку в окно и раскрыть ладонь навстречу ветру, позволив тому расправиться с проклятым порошком. Разожми ладонь — и ты свободен.

— Ты можешь не найти в себе воли от него отказаться, — прошептал Мирошников. Это звучало как приговор. И как оправдание. Он убрал руку, плотно закрыл окно и резко свернул с дороги в кювет.

Он сделает себе укол. Последний. Все равно он не успокоится, пока не оприходует эту спьяну купленную дозу. А с завтрашнего дня начнет новую жизнь. Он должен это сделать, раз убийца пощадил его и дал ему шанс. Он больше не будет врать. Бросит к чертовой матери этот «ВитаМир», славу гениального бизнесмена и уедет далеко-далеко, где его никто не найдет. Он больше не хочет быть послушной куклой в руках маменьки и Савченко. Ему до чертиков надоело открывать рот и выдавать чужие мысли за свои под аплодисменты восхищенных зрителей. Ему всего двадцать девять. Самое время начинать жизнь сначала.

В тайнике под сиденьем он нашел упаковку одноразовых шприцев и ложку с отломанным черенком. К счастью, Танька еще не добралась до его хозяйства. Пока. Потому что он частенько замечал, как она приходит по вечерам возбужденная, неестественно смешливая, с подозрительно блестящими глазами и насквозь пропахшая травой. Сегодня же серьезно поговорит с ней. Его падение тоже началось с безобидного косячка. Мирошников с нежностью подумал о младшей сестре. Они были лучшими друзьями до тех пор, пока между ними не встал «ужасный малыш» Круглов, с его невероятным обаянием и талантом влегкую разбивать женские сердца. Таня обвиняет его в том, что Круглов продался мафиозной семейке Станкевичей. Что ж, пора девочке узнать горькую правду о ее обожаемом брате. Это он хотел помочь Денису, но мать сумела убедить, что, если Круглова прикончат за долги, так будет лучше для всех.

Раствор готов. Мирошников опустил в него иглу, и шприц с жадностью всосал мутную жидкость. Глядя на прозрачную каплю, повисшую на острие иглы, Виталий думал, что вот он, пожалуй, последний момент, когда можно остановиться. И, опасаясь, что сможет найти силы передумать, с размаху всадил шприц и медленно выпустил наркотик в изголодавшуюся вену. Все. Он переступил черту.

Мирошников и не заметил, как снова оказался на дороге. Тогда он подумал, что не надо бы ему выезжать в таком состоянии, тем более что совсем рассвело и машин на дороге прибавилось. Но именно сейчас парень испытывал небывалое единение с машиной, словно его мозг и ее сила чудесным образом соединились. Автомобиль исполнял его команды легко и без принуждения, словно свои собственные. Виталий впервые в жизни испытывал истинное наслаждение от езды. Нет, он сам превратился в мощную гоночную машину!

Мирошников настолько осмелел, что позволил себе включить радио и с удовольствием слушал, как сладкоголосая американская девочка Бритни в очередной раз напоминала, что сегодня она сильнее, чем вчера. Увлекшись ездой, он давно бросил следить за дорожными указателями и, наверное, заблудился. Местность резко изменилась, и теперь автомобиль мчался по безжизненной, выжженной солнцем пустыне, напоминающей равнины Восточного Крыма.

Изменилась не только местность, но и время суток. Он точно помнил, что выехал на рассвете, а сейчас красное раскаленное солнце, завершая свой поход, медленно опускалось за горизонт. Неужели он гонит вот так уже целый день? И где он? Равнина казалась бесконечной, на дороге не было ни одной машины. Виталий и не заметил, что уже давно едет один, укрощая километр за километром эту странную, забытую Богом и людьми дорогу.

Мирошников с тревогой посматривал на показания датчика бензобака: топливо на исходе, а ни одной заправки он так и не встретил. Что за дикое место? Настоящее шоссе призраков. Он произнес эти слова вслух и вздрогнул. Окружающая местность была точно срисована с фильма ужасов с одноименным названием. Он вдруг почувствовал приближение страшной, животной паники, парализующей мозг и сковывающей движения. Только не поддаваться. Иначе он просто не сможет осилить бесконечную дорогу. И хорошо бы вспомнить, что же там было дальше с главным героем фильма.

Виталий испытал невероятное облегчение, когда в зеркале заднего вида появилась идущая следом машина. Мирошников с восторгом узнал автомобиль. Серо-голубой «кадиллак-эльдорадо», культовая модель 1957 года выпуска, с блестящей полированной крышей из нержавеющей стали, точь-в-точь как на красочном заграничном календаре, который висел в комнате у соседа по квартире в те далекие времена, когда он жил в многолюдной коммуналке. Маленький Виталик был влюблен в эту машину и каждый день приходил любоваться на нее, как на икону, мечтая когда-нибудь увидеть ее живьем. Не прошло и двадцати лет, как его мечта сбылась.

Машина приближалась с невероятной для ее возраста и класса скоростью. Не желая уступать какой-то там развалюхе, Мирошников резко взвинтил темп, и «кадиллак» принял вызов, тотчас повторив его маневр. Педаль газа упиралась в пол, спидометр показывал цифры, с которыми не стыдно было показаться на гоночном треке, а проклятый «кадиллак» упорно висел на хвосте. Может, «дедушку» по ошибке снабдили реактивным двигателем?

Потихоньку «кадиллак» начал отставать. Но не потому, что выдохся, как сначала показалось Мирошникову, а потому, что, вволю наигравшись с тяжелым, неповоротливым внедорожником, решился на атаку. Мирошников быстро разгадал несложный маневр и, не желая доставлять сопернику удовольствия вкусить победу в борьбе, демонстративно сбросил скорость и прижался к обочине. Давай проезжай, никто и не собирался с тобой гоняться.

«Кадиллак» не стал дожидаться повторного приглашения и мигом прибавил. Но, выходя на траекторию обгона, отмочил новый финт — прижался к корпусу машины Мирошникова и, «не разжимая объятий», обошел его, оставив на джипе широкую неровную борозду.

— Сукин сын, — выругался Мирошников вслед улепетывающему «кадиллаку». — Идиот! Твое место в дурдоме, а не за рулем!

Он не видел водителя, но не сомневался, что таким изуверским способом развлекается какой-нибудь безмозглый щенок, угнавший «кадиллак» у законного хозяина. Ни один нормальный не станет так обращаться с собственным автомобилем.

Возможность поквитаться с обидчиком предоставилась очень быстро. Через несколько километров унылой езды — пейзаж за окнами нисколько не изменился, а солнце будто замерло в одной точке, — он снова увидел знакомый «кадиллак». Тот черепашьим ходом плелся вдоль обочины. Мирошников возликовал. Доигрался, голубчик! Сдох! Теперь тебе долго придется путешествовать по пустыне и без всякой надежды на помощь, потому что, кроме меня, других желающих узнать, что там, в конце этой странной дороги, не предвиделось.

Мирошников в два прыжка догнал обессиленный «кадиллак» и, обходя его, не отказал себе в удовольствии максимально приблизиться к корпусу соперника, показывая тем самым, что и ему вполне по силам проделать тот же маневр. «Кадиллак» не сопротивлялся и покорно ждал, пока его обгонят, но в тот самый момент, когда его нос и задний мост джипа поравнялись, снова повторил свою шутку. Тр-р-р-к! На правом борту машины Мирошникова красовалась свежая глубокая вмятина. В завершение всего из окна «кадиллака» высунулась рука и показала Мирошникову неприличный жест средним пальцем. Вот это да! Мирошников мог поклясться, что рука была женской.

Он сбавил скорость, не сомневаясь, что «кадиллак» еще вернется. Знать бы, что все это значит. Может, «адская водительница» безраздельно правит на здешней дороге и поэтому сюда не заезжает ни одна машина? Он сошел с ума, если допускает подобный бред. Бред?! Тогда почему «кадиллак» на огромной скорости возвращается по встречной, намереваясь совершить лобовую атаку?

Дорога неширокая, но разойтись можно. Главное, раньше времени не обозначить своих намерений и не дать возможности противнику угадать, куда ты собираешься свернуть. Мирошников уже понял, что водитель «кадиллака» обладает невероятной реакцией и способен повторить его маневр за несколько метров до столкновения.

Невероятной, но не безграничной! Расстояние между дуэлянтами стремительно сокращалось. Их скорость была такова, что взаимный удар неминуемо разорвал бы обе машины на куски. Но за секунду до столкновения Мирошников резко крутанул рулем вправо и, сорвав задний мост, буквально пролетел несколько метров в воздухе, после чего благополучно приземлился на землю. В зеркале заднего обзора он видел, как проигравший схватку «кадиллак» трусливо удирает прочь залечивать свежие раны.

Уф, можно передохнуть. Что еще придумает эта сумасшедшая? Теперь Мирошников не сомневался, что за рулем преследовавшей его машины была женщина. В тот момент, когда они на скорости неслись навстречу друг другу, он успел разглядеть светлые длинные волосы, порывом ветра закрывшие ее лицо. Кто она? И почему совсем не боится смерти? Она должна понимать, что в этом безумном состязании не может быть победителей и побежденных. Конец игры будет одинаковым для них обоих.

Где-то вдалеке заблестела широкая гладкая полоса — им предстояло пересечь реку, невесть откуда взявшуюся в этой мертвой пустыне. В лучах заходящего солнца она казалась кроваво-красной, и Мирошников невольно поежился от пришедшего на ум сравнения. И все же встреча с рекой внушала некий оптимизм. Появилась слабая надежда, что наваждению, охватившему его, приходит конец.

Виталий нисколько не испугался, когда в зеркалах заднего вида узрел сверкающую точку, растущую прямо на глазах. Он все равно будет сопротивляться до последнего. Осталось только пересечь реку, а там — он почти убедил себя в этом — пустыня закончится. Он снова окажется среди людей, и террористка больше не сможет вести себя так нагло. Знать бы только, что она задумала на этот раз. Таран? Или снова лобовую атаку?

Оказалось — ни то ни другое. Без малейшего напряжения, словно Мирошников управлял не «тойотой», а троллейбусом, «кадиллак» спокойно обошел его и быстро исчез из вида, словно потерял к нему всякий интерес. Виталий прибавил газу, надеясь побыстрее проскочить реку, и, только въехав на мост, понял, что угодил в настоящую западню. Изрядно помятый, но ничуть не утративший элегантности «кадиллак» стоял перпендикулярно дороге, закрывая проезд своим телом. Мирошников еще не успел придумать способ спасти свою жизнь, как вдруг дверь «кадиллака» открылась и из машины вышла девушка, тряхнула головой, отбросив с лица спутанные ветром волосы, и спокойно пошла навстречу Мирошникову. Только теперь он понял, почему она совсем не боится смерти. Он резко ударил по тормозам, надеясь, что все же сумеет избежать столкновения, но с ужасом обнаружил, что машина больше не повинуется ему.

— Это ловушка, — прошептал Мирошников, судорожно цепляясь за руль.

На раздумья оставались считаные секунды.

«Она уже умерла, — шептал внутренний голос. — Ты больше не можешь ей навредить. Ее тело украли и теперь просто используют, чтобы напугать тебя. Нет — чтобы убить тебя! Тебе придется ехать прямо на нее, потому что столкновение с «кадиллаком» и есть твой единственный шанс усмирить свой взбунтовавшийся автомобиль. Пойми, ее больше нет.

Смело езжай вперед, и наваждение кончится, рассыплется, как кошмарный сон».

«Как же умерла, — возражал еще один внутренний голос, — когда вот она, идет тебе навстречу, такая красивая и счастливая, какой никогда не была с тобой. Ты хочешь раздавить, уничтожить ее, чтобы спасти свою собственную шкуру? И ты серьезно думаешь, будто сможешь спокойно жить дальше, зная, что своими руками убил единственную девушку, которую любил по-настоящему?»

«Она умерла!» — кричал первый.

«Она жива. Пощади ее!» — умолял второй.

Настя была уже так близко, что Мирошников без труда видел нежный румянец на бледном лице, искрящиеся серо-зеленые глаза и мягкую доверчивую улыбку. Сомнений нет. Она жива, и, значит, выбирать больше не из чего.

— Надеюсь, ты будешь счастлива, — прошептал Мирошников и бесстрашно повернул руль вправо.

Непокорный прежде джип не посмел ослушаться хозяина. Сметая на своем пути хлипкое ограждение моста, автомобиль неудержимо рвался в полет. На мгновение замер, балансируя в воздухе, и тяжело перевалился вниз. Секундное падение растянулось в вечность.

За несколько метров до столкновения с водой наваждение рассеялось, пустыня исчезла, и мир вокруг принял знакомый и привычный облик. Только река была настоящей. С размаху погружаясь в гибельную воду, Мирошников крепко зажмурился. Последнее, что он увидел в своей жизни, была строчка, высветившаяся, словно на мониторе компьютера:

GAME OVER[3].