Судебный дознаватель фараона

Глава 11

Оставив гостей на попечение пожилой рабыни, Бекмут исчезла в доме, откуда тотчас послышалась возня. Хозяйка спешно прятала признаки отступничества от царя и единого бога Атона. Рабыня же слащаво улыбалась Гормери, а вот на девчонку косилась настороженно и как-то недобро. Словно чуяла в ней опасность. Она притащила на голове огромную корзину со снедью, где кроме фруктов нашлись и свежайшие сладкие булочки, начиненные нежнейшим сливочным кремом и сухие крендельки в глазури и маке. А еще сыр трех сортов, подслащённое молоко, и несколько сосудов с прохладной водой разных вкусов. Живот Гормери тут же вспомнил, что еда последний раз попала в него лишь рано утром. А теперь уже конец рабочего дня, и все это время он провел, бегая по солнцепеку.

Сначала он разлил по двум стаканам молоко. Тамит не стала спорить. Они ели словно наперегонки, и она ему ничуть не уступала, вовсе не желая изображать птичку, которая нехотя клюет зернышки из золотой плошки, как это делали все девицы, которых он знал, включая и вдову Небет. Тамит работала челюстями с остервенением голодного крокодила. И глаза ее блестели восторгом живого и здорового человека. Писец невольно залюбовался ею, до того она была естественна и даже красива, поедая третью булочку и запивая теперь уже водой, настоянной на розовых лепестках.

— А если хозяйка дома спрячет девицу Неферет пока мы поедаем ее дары? — предположил Гормери.

Он подцепил кренделек с тарелки и, сунув его в рот, даже глаза прикрыл от удовольствия.

Рабыня убежала помогать хозяйке, и обсуждать свои дела они могли без опасения, что их подслушают. Гусыня, которая не сводила с них настороженного взгляда, время от времени высовываясь из кустов, не в счет. Даже если она их и поняла, то рассказать-то ведь никому не сможет. Говорящих гусей не бывает.

— Не выйдет, — девчонка пожала плечами и, повертев в пальцах крупный финик с прозрачной кожицей, сунула его в рот целиком. Поэтому заговорить у нее получилось не сразу. Спустя многие пы—пы-пы и бу-бу-бу она, наконец, прожевала, проглотила и смогла произнести внятно, — Следы девушки в доме совсем уж не скрыть. Обязательно что-то останется.

— Ты себе подыгрываешь. Я много раз был свидетелем обратного.

— А запах? У такой красотки как Неферет должен быть запах, который витает в ее комнате еще много дней, после ее ухода. Разве ты не почувствовал его в доме ювелира?

Гормери постарался припомнить, чем там пахло. Ароматы точно были приятные, но он и не подумал, что Неферет могла оставить свой персональный шлейф.

— Она использует «Утреннюю розу» — это сейчас самые популярные духи, — Тамит победоносно улыбнулась.

Писец усмехнулся и, наклонившись в ее сторону, демонстративно потянул носом. Она же замахала руками, заявив не без гордости:

— Я не такая!

— Не девица? — подначил он.

— Не девица, а маджой. Я весь день бегаю на жаре, бывает дерусь даже, в любой момент могу упасть в воду. Никакой запах на мне не удержится, кроме того едкого, которым воняет мой пот.

Он оглядел ее скептически и улыбнулся:

— Ничего не знаю, ветерок доносит до меня как раз аромат утренней розы.

— Это оттуда, — она дернула подбородком в сторону розовых кустов, но скрыть темный румянец не смогла.

— Пойдем, — он сунул последний кренделек в рот и поднялся, — Не стоит давать этим вероотступницам слишком много времени.

Тамит послушно подскочила со скамейки и побежала к дому впереди него. Наверное, так пыталась скрыть смущение.

«Все же не маджой, а девица» — заключил про себя Гормери и улыбнулся.

В доме писца Пеннута было ожидаемо сумрачно, но в этот час далеко не прохладно. За день солнечные лучи раскалили камень, превратив жилище в печку. Поэтому попав в гостевую комнату Гормери моментально покрылся липким потом, а идея Тамит устроить инспекцию всего здания теперь на казалась ему такой уж удачной. С осмотром надо было бы прийти ночью, когда станет хоть немного прохладнее. В последние декады сезона Шему и почти весь Ахет горожане вообще в свои дома стараются не заходить и а основном живут в павильонах, разбитых на крышах.

В календаре Древних египтян было три сезона по 120 дней каждый. На Шему и Ахет приходились современные месяца с начала марта по конец ноября. Соответственно с середины Шему (июнь) по середину Ахета (октябрь)в Египте самое жаркое время.

— Вот посмотрите-ка, господин писец храмового кебнета, наш семейный алтарь! — слащаво улыбаясь, хозяйка дома Бекмут распахнула двухстворчатые дверцы небольшого шкафчика в стене. Две его полки были плотно заставлены памятными стелами, величиною с ладонь, — Родители мои и Пеннута, его сестра и двое братьев, наши детки, тетушка, бабушка. Всех помним, почитаем и поминаем каждое утро.

Гормери кивнул и вытер взмокший лоб ладонью. Еще несколько минут, и он не то, чтобы запах розы почуять не сможет, он упадет прямо посреди это душной комнаты, где от стены к стене носятся ошалевшие от жары мухи.

— А где у вас главный алтарь? — нашлась Тамит.

— Так на крыше, конечно, — энергично подхватила Бекмут, — Как положено, повернут на восток. Перед ним мы встречаем каждый восход, воздавая царю нашему великому Неферхепрура Эхнатону, принося ему молоко, цветы и благовония! Да будет он жив, здрав и невредим!

— Похвально, — Гормери очень хотелось осмотреть именно этот алтарь. Его непреодолимо тянуло на крышу. Пусть и под все еще жаркие лучи солнца, только вон из сумрачной духоты.

Но по пути к свободе им пришлось осмотреть покои хозяев дома на втором этаже. Там тоже все было наскоро подчищено. Но от натренированного взгляда Гормери не укрылись едва заметные пятна, чуть более светлые, чем остальной пол. Аккурат по углам супружеского ложа. Не иначе, как еще несколько минут назад отсюда убрали статуэтки змей или лягушек — староверческих оберегов от болезней, сглаза и измены. И если бы в его задачу входило лишить Пеннута работы, он бы уже добыл нужные факты. В спальне супругов допускается стела царя Эхнатона с женой и тремя прекрасными дочками. А наличие изображений других богов, присутствие старинных амулетов или оберегов должно караться по всей строгости храмовых законов. Никакие лягушки не смогут защитить писца лучше, чем царь Неферхепрура Эхнатон! Но сейчас Гормери сделал вид, что не заметил кричащую улику. Его все это не касается. Ему нужно отыскать Неферет. А он кожей чувствовал, что с ней в этом доме многое связано.

И вот оно! В комнате младшего члена семьи — писца Менна они замерли, разглядывая красивые картинки на стенах. Птицы, стрекозы, бабочки и коты в зарослях прибрежного тростника. Знакомые мотивы.

— Красиво, — за всех восхитилась Тамит.

— Да… Подружка нашего Менны разрисовала. Талантливая девушка, — пояснила Бекмут и по мягкой нежности в ее маленьких глазках, сделавшей ее куда более привлекательной, стало понятно, что художницу она любит как дочь.

— Позовите немедленно девицу Неферет, — Гормери решил, что игр с него на сегодня достаточно, — Мне нужно с ней поговорить.

Однако Бекмут удивленно вскинула брови. Вполне естественно, словно и вправду удивилась.

— Я не могу позвать ее, господин. Она ведь пропала!

«Да что вы говорите⁈ Вот так новость!» — Гормери сжал челюсти, чтобы из него не вылетело лишнего.

— Ваш сын пишет прекрасные стихи.

Столичный гость и хозяйка дома уставились на Тамит, которая держала в руках небольшой свиток. Один из десятка, хранившихся на полке над рабочим столом молодого писца.

— Да, — Бекмут улыбнулась, обнаружив на щеках трогательные ямочки, — Менна очень талантлив. Они с Неферет подходили друг другу… Очень… Оба такие возвышенные, с искрой бога в сердцах. Если вы понимаете, о чем я.

В другое время Гормери бы с ней поспорил. Он-то отлично помнил похабные вирши ее сыночка. Но кто в трезвом уме примется разубеждать мать в способностях ее дитяти. Себе дороже!

— Менна очень переживает исчезновение Неферет. Ведь он ее так любит… — Бекмут вытерла большим пальцем блеснувшую слезу в уголке правого глаза.

«То-то он понесся от нас, петляя как заяц!»

Попутно дознаватель храмового кебнета обшаривал взглядом комнату подозреваемого писца. Но, к сожалению, ничего подозрительного не видел. А потому с отчаянием утопающего тянул носом, в надежде уловить обещанный Тамит женский аромат. И… ничего… Если в этой комнате и находилась когда-то девушка, то пахла она весьма прозаично — пылью, нагретым камнем и грязным мужским бельем. Похоже, версия Тамит не сработала.

«Стоит снять комнату в доме у Реки», — решило сердце Гормери. И он себя поздравил. Несмотря на столь длительное общение с сумасбродной Тамит, разум его еще не окончательно покинул. Пора было выбираться их этого кошмара.

— Нет, хозяин! Бегите! — истошно крикнула женщина на улице.

И тут все смешалось. Гормери дернулся к двери, но Бекмут навалилась на него, совершенно неприлично тесня к кровати сына. Тамит, свободная от родственных оков подозреваемого метнулась из комнаты, крикнув на ходу:

— Я догоню!

— Не пущу! — зашипела Бекмут в ухо распластавшемуся на кровати писцу. А он извивался под ней как девица в первую брачную ночь под нелюбимым мужем. Бес толку. Что сравниться с силой материнской любви.

— Она догонит его, — было слышно, как девчонка-маджой протопав по двору, перепрыгнула плетеный забор и понеслась следом за беглецом.

— Нет! — их лица были настолько близки, что в какой-то момент Бекмут коснулась щеки Гормери кончиком носа. Что заставило обоих вздрогнуть.

(Касание кончиком носа другого человека у древних египтян имело множественное значение: могло выражать почтение, приветствие и даже считаться поцелуем. Этот обычай до сих пор сохранился в некоторых регионах Ближнего Востока).

— Отпусти! — крикнул писец женщине, — У меня нет претензий к твоему сыну. Я просто хочу поговорить.

Она уперлась в него изучающим взглядом. Огладила руками его плечи. И вдруг отстранилась, прошептав:

— Помоги моему сыну. Он хороший мальчик.

«Настолько же хороший, насколько и возвышенный!»

— Если расскажешь, что случилось с Неферет, — так же прошептал ей Гормери.

Она снова склонилась, да так низко, что груди ее царапнули его сквозь легкую ткань затвердевшими сосками.

И накатила темнота. Душная, вязкая, чужая.

— Ну, самое же время! — возмутился Гормери, лихорадочно оглядываясь.

Он лежал на твердом полу, и не сразу сообразил, что не может от него оторваться. Чьи-то невидимые руки с силой держали его за плечи. Пальцы впились в кожу до боли.

— Эй!

— Уезжай домой, дознаватель! Будет хуже!

Голос из ниоткуда был сухим, неприятным, скрежещущим. Словно песок растирали каменной ступкой по медной тарелке. Кому он принадлежал: мужчине, женщине, да и человеку ли вообще, Гормери не мог понять.

— Это еще почему? — протестовать не получилось. Он задыхался, словно не воздухом дышал, а водой. Перед глазами заплясали золотые искры.

А темнота долго молчала, словно раздумывала.

— Ты красавчик… — наконец прошипело у самого его уха, и писец вздрогнул от неожиданности, — Обещай, что уедешь. А я к тебе ночами приходить буду.

— Вот этого вообще не нужно! — он еще раз дернулся. И опять безуспешно. Тот, кто его держал, был намного сильнее.

Пальцы существа, вдруг став горячими, заскользили вверх и обхватили шею Гормери, больно надавив на кадык:

— Хочу тебя, — губы обожгло чужим дыханием, — Сладкий… Вкусный… Будешь моим…

— Отцепись! — он хотел грозно крикнуть, но из груди вырвался лишь хрип.

Освободившейся рукой он попытался схватить того, кто сжимал ему горло, и словно попал рукой в кипящую воду. Не воздух, но и не плоть. А что-то среднее, и жутко горячее.

— Демон! — он отдернул руку, кожа саднила ожогом.

— Догадливый!

Гормери замер. Можно сказать оцепенел.

«Это сон. Просто ужасный кошмар. Я отключился на кровати в доме Пеннута…»

— Девчонку убил писец Менна. И в реку скинул. А с отцом ее пускай карлик разбирается. Нечего тебе здесь больше делать.

— Зачем писцу убивать Неферет? — он попытался разглядеть, кто с ним говорит. Но тщетно, темнота была непроницаемой. И она его убивала. Надо заканчивать разговор, обещать все, что этот демон просит и умолять вернуть его в нормальный мир. В конце концов, если это всего лишь сон… будет глупо умереть вот так, от кошмара. Но, с другой стороны, а вдруг он сейчас поймет куда пропала дочь ювелира, — Менна ее любил.

— И ревновал. Они повздорили, мальчишка толкнул ее неудачно. Глупая смерть, — темный некто, снова приблизился у его уху, обжигая дыханием.

По виску писца скатился крупная теплая капля. Дышать становилось все труднее. Местный воздух разъедал его изнутри, — А потом испугался, скинул тело в реку. Так многие поступают…

— И поэтому он бегает от меня?

— Почему же еще?

— А зачем на его стихах нарисован знак бывшего бога Хонсу?

— Баловство! Уезжай! Дело раскрыто!

— Но…

Дышать стало легче. Горло и рука все еще горели, но мрак начал сереть и рассеиваться как дым.

— Спрячем его в сокровищницу, госпожа. А ночью до реки дотащим, — тихо проскрипел женский голос.

— Да как это! Он же совсем молоденький. Не мог просто так за горизонт прыгнуть, — совсем рядом сокрушалась хозяйка дома Бекмут.

— А может и больной какой. Кто их разберет столичных-то. Ходят слухи, что они там все ненормальные. И кошек едят.

— Не говори так, Нахтет! Как можно произнести это ртом! Кошек есть! Это кощунство.

— О том и речь! Все они там безбожники. Подумаешь, какой-то выскочка из столицы от духоты окочурился. Туда ему и дорога.

Гормери понял, что лежит с закрытыми глазами, но в прежней комнате, все на той же кровати. И над ним склонилась женщина, пристально его разглядывая.

— И не дышит совсем, бедняга.

— Нашли кого жалеть! — не сдалась ворчливая рабыня, а это наверняка была она, — Явился в дом к чужим людям, чтобы оставить им тут свое тело. Разве приличные люди помирают в чужих домах⁈ Давайте-ка, я его за ноги потащу, а вы за плечи придержите. Чтобы голову на лестнице ему не расколотить и ступеньки кровищей не перепачкать.

Пора было просыпаться. Гормери распахнул глаза и обе женщины: хозяйка и чернокожая рабыня отлетели к стене с визгами. Он сел на кровати и уставился на них, тяжело дыша. По-хорошему стоило бы пригрозить им пригрозить им страшными карами. Это же надо, они всех жителей святейшего Ахетатона назвали безбожниками! Да еще такого наговорили… такого… а самого его хотели в Реку скинуть. Что же ждать от Менны, когда его домашние настолько порочны! Только вот злиться совсем не хотелось. Хотелось вдыхать полной грудью живой, а не мертвый, разъедающий изнутри воздух. Хотелось жить. И улыбаться.

Он поднялся с кровати, оглядел Бекмут с ног до головы, поправил на груди медальон:

— Если Менна не хочет потерять хорошее место в сокровищнице, пусть сам меня найдет. Дело серьезное и не терпит промедления.

С этим он вышел из комнаты, оставив двух женщин гадать, что с ним случилось. Можно ли вот так уйти за горизонт, а потом вернуться? И в отличие от них Гормери теперь знал — можно. Ведь у него это только что получилось. Еще он успел понять, что там, за горизонтом, ему не понравилось. А потому он постарается попасть за черту как можно позже. Желательно совсем уж дряхлым старцем, когда черный Дуат больше не будет ему казаться таким ужасным по сравнению с его земным бытием.