Они забрали Уинстона.
Государь по причине немощи душевной или телесной неспособен в настоящее время исполнять королевские функции.
Так они сказали. Они проголосовали за это. Как его жена, как королева, я возражала, но это не имело значения. Я была в меньшинстве, четыре к одному.
Теперь он проводил ночи в комнате десять на десять в старом поместье, которое было переоборудовано в элитное психиатрическое отделение. У него был телевизор с плоским экраном, оригинальные картины на стенах и бамбуковые простыни на кровати, но это была не более чем искусно оборудованная тюремная камера. Мне даже не разрешали навещать его.
Ночи я проводила беспокойно, сидя в комнате для завтраков и попивая горячий чай с молоком. Я не спала уже несколько дней. Энистон скоро будет назначена регентом. Что это означало для меня? Может быть, я и не хотела быть здесь, но последние двенадцать лет я выживала. Грей был прав. Уинстон был чудовищем. Но я знала, что он чудовище.
Что-то в моем нутре подсказывало мне, что его госпитализация не была совпадением. Грей хотел вернуть меня. Он хотел вернуть нас.
Ты моя, Сэди. Это все еще мое?
Когда мы были вместе, он заставлял меня поверить, что мы можем вернуться в то время и место, что мы можем продолжить то, на чем остановились. Были даже моменты, когда я думала, что это то, чего я хочу. Мы могли бы стать могущественными вместе. Но когда он узнает секреты, которые я от него скрывала, он не будет смотреть на меня так, как сейчас. Тогда я осталась бы одна.
Или еще хуже.
Что, если бы другой монстр завладел мной?
— Мне так жаль. Я не думала, что кто-то еще проснулся, — голос Энистон вырвал меня из моих мыслей. Она совсем не была похожа на своего отца. С длинными темными волосами и светлой кожей, она действительно была похожа на принцессу, с большими глазами лани и идеальной улыбкой. Внешность принцессы с уверенностью королевы, даже в ее клетчатой пижаме.
— Все в порядке. Не так много людей сидят и пьют чай в два часа ночи, — я натянуто улыбнулась.
Она пересекла комнату, держа в одной руке свою чашку чая, и села за стол напротив меня.
— Кошмары?
— Что-то вроде этого, — большинство кошмаров было связано с тем, чего люди боялись. Мой был сделан из воспоминаний.
Энистон поставила свою чашку на стол.
— Мой отец болен, Сэди, — это прозвучало так, как будто ей было больно произносить эти слова вслух. — Может быть, теперь он сможет получить помощь, в которой нуждается, — она положила свою руку поверх моей. — Я знаю, что это не оправдывает его действий и не отменяет той боли, которую он причинил всем этим девушкам… — она сглотнула. — Боль, которую он причинил тебе. Но, может быть, теперь, осознание того, что скоро все закончится, сможет прогнать все, из чего состоят твои кошмары.
Я рассмеялась.
— Почему ты так уверена, что это когда-нибудь закончится?
Она ничего не знала ни о моих кошмарах, ни о том, что я сделала, чтобы пережить их. На Энистон напали, и это было ужасно и мерзко, но то, через что она прошла, даже не царапало поверхность моей боли. Это была не та боль, от которой можно отмахнуться надеждой. Это была боль, которая изменила тебя, поглотила тебя, пока каждый раз, когда ты смотрела в зеркало, ты не узнавала женщину, смотрящую на тебя.
— Потому что, Чендлер и его друзья не остановятся, пока это так. — Энистон села прямо, сложив руки на коленях. — И я верю в них. Лео весь в темной паутине. Грей знает, что есть еще один дом с большим количеством девушек. Это лишь вопрос времени, когда он найдет его.
Мое сердце заколотилось от страха. Паника бурлила внутри меня, скручивая мой желудок в узлы.
Это был не дом.
Это была конюшня.
Кошмары ожили.
Я знала, что нахожусь в комнате для завтраков, окруженной светло-голубыми стенами, картинами с пейзажами и окнами с длинными занавесками канареечного цвета. Я знала, что я в безопасности. Здесь мне ничто не причинит вреда. Но все, что я видела, все, что я чувствовала, было это место. Я чувствовала кожу на своей коже. Я чувствовала запах кипариса и грязи. Все нахлынуло, как потоп: тишина и крики, звук бьющейся голой плоти, запах пота и крови. Я сжала руки в кулаки, чтобы они не дрожали.
Я снова была там, на кожаной скамье. Прямоугольник, вырезанный в деревянной двери, отделял верхнюю половину моего тела от нижней, обнажая меня от пояса вниз, оставляя меня уязвимой. Беспомощной. Я чувствовала, как тяжелый полиэстер жжет мне запястье, как ремни впиваются в кожу. Я слышала их голоса. Смех. Вульгарные слова. Я не могла видеть их, а они не могли видеть меня. Воспоминания о них плясали вокруг меня кругами, дразня меня, как маленькие демоны.
Я не могла дышать.
Я не могу дышать.
Я понятия не имела, что будет дальше. Или кто. Я могла только стиснуть зубы и терпеть, пока они брали то, что хотели, когда хотели и как хотели. Я была лишь полуобнаженным телом, лежащим на мягкой скамье с внешней стороны деревянной двери, пока они кончали в меня, на меня. Они мочились на меня. Они трахали меня предметами.
Я перестала пытаться представить, что это были за предметы, когда поняла, что реальность намного хуже, чем все, что я могла бы придумать.
Я чувствовала это… там… как будто это происходило прямо сейчас. Оно горело. Боже, оно горело.
Страх и паника управляли моим телом. Каждая клеточка была поглощена им, потеряна в нем, пока я не заметила, как ножки стула заскрежетали по кафельному полу, когда Энистон оттолкнулась от стола. Я не видела, как она опустилась передо мной на колени, не чувствовала, как она взяла обе мои руки. Звук ее голоса был далеким, как эхо под водой.
А потом она сжала мои руки. Ее нежный голос был громким и сильным, когда она назвала мое имя.
Я глубоко вдохнула, как человек, который тонет, и, наверное, так оно и было. Я тонула, и мой спасательный круг был заперт в психиатрической клинике.
Круглые глаза Энистон были полны беспокойства, когда она посмотрела на меня.
— Ты в порядке?
Я сглотнула желчь, подступившую к горлу. Я знала, каково это — быть израненной изнутри, быть разорванной на части и покрытой шрамами в скрытых местах. Иногда я обезвоживала себя, чтобы не захотеть в туалет, потому что было слишком больно. Нет. Я не была в порядке. Я никогда не буду в порядке. Я всегда буду сломлена.
Я тяжело сглотнула и заставила себя улыбнуться, создавая иллюзию спокойствия, хотя внутри меня все рушилось.
— Я в порядке. Просто думаю о тех девушках и о том, через что им, должно быть, пришлось пройти.
— Ты сказала, что это был не дом, — она отпустила мои руки и опустилась на корточки. — Ты сказала, что это была конюшня, а потом ты… застыла, — ее слова были прерывистым шепотом, она смотрела на меня так, словно я была призраком. — Откуда ты это знаешь?
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я произнесла эти слова вслух. Я позволила маске соскользнуть. Этого не должно было случиться. Никто не должен был знать. Я никогда никому не говорила. Единственные, кто знал, были я и Уинстон. Мужчины, которые насиловали меня, не знали, чье лицо было по ту сторону двери. Они не знали, что оскверняют королеву. В течение трех лет я терпела их пытки. Я терпела их боль. А потом я нашла способ стать свободной.
Я больше не была жертвой.
Я была королевой.
И я бы не вернулась туда. Я не могла. Я отказывалась принадлежать кому-либо еще, даже Грею. Когда он узнает правду, он никогда не будет воспринимать меня как равную, в отличие от Уинстона. Мне повезет, если он вообще посмотрит на меня.
Я понятия не имела, что будет дальше. Меня отправят обратно домой к родителям, где я проведу остаток жизни, гадая, не схватит ли меня кто-нибудь посреди ночи? Отдадут ли меня другому члену Братства в качестве утешительного приза? Отправят ли они меня в один из своих пыточных домов? Или, может быть, они убьют меня. Теперь я был обузой. Я знала слишком много.
Все выходило из-под контроля.
Энистон собиралась стать регентом. Чендлер был в Трибунале. Вместе они могли освободить меня. Больше никаких Судных дней. Никаких больше конюшен. Если я буду честна с ней, возможно, она поможет мне.
Я встретила ее взгляд.
— Потому что я была там. Когда-то я была одной из этих девушек.
Ее рот опустился.
— Господи, Сэди. Почему ты никому не рассказала?
— Потому что, Уинстон убил бы его.
Она свела брови вместе.
— Убил бы кого? Чья жизнь стоит того, чтобы подвергать себя такому аду?
Я глубоко вздохнула. Что еще я должна была потерять? Может быть, она поможет мне найти и его.
— Моего сына.
Его звали Киаран, и он стоил всего.