Судный день

ЭПИЛОГ

Год спустя…

Пот покрывал голую грудь и спину Линкольна. Его дикие вопли разносились по воздуху, соревнуясь с музыкой на заднем плане. Я прислонился к дверному косяку своего домашнего спортзала и наблюдал за его спаррингом с Киараном.

Линкольн показал моему сыну, как быть бойцом.

Я показал ему, как быть человеком, которого уважают и боятся.

Лирика показала ему, как быть человеком.

Это было сложно, и я не знал, понимает ли Киаран это в полной мере. Он знал, что Лирика была моей женой. Он знал, что Линкольн — мой друг. Мы не скрывали, кем мы были, но и не афишировали этого. Он был тринадцатилетним ребенком. Я объясню ему, когда он будет готов.

Мы не были идеальными, но мы были настоящими.

— Держи руки вверх. Вот так. Убедись, что ты дышишь, — рявкнул Линкольн, когда Киаран бросился вперед с кулаками, нанеся удар в челюсть Линкольна.

— Может, нам стоит провести следующий спарринг. Я умираю от желания надрать тебе задницу, — сказал я Линкольну.

Он отмахнулся от меня как раз в тот момент, когда Киаран нанес еще один удар.

— Черт, — сказал Линкольн, снимая перчатки и отходя от Киарана. — Думаю, на сегодня хватит, — он нагнулся и взял с пола бутылку воды. — Парень чертовски безжалостен. Я даже не смотрел, — он открутил крышку и сделал длинный глоток.

Это мой гребаный мальчик.

Киаран поднял перчатки, затем подошел, чтобы вытереть их и убрать, как раз когда Лирика подошла ко мне сзади.

— Это не совсем та музыка, которую должен слушать тринадцатилетний мальчик, — сказала она, хотя это был последний альбом ее отца.

Линкольн сделал еще один глоток воды и допил ее, подходя к дверному проему. Прежде чем заговорить, он увеличил громкость своего телефона.

— Он живет с мачехой и двумя ее мужьями, а ты беспокоишься о его музыке?

Она оскалилась.

— Пошел на хрен.

Он усмехнулся.

— Пойдем, поможешь мне.

— У нас собрание Братства через три часа. Что бы ты ни собирался делать, тебе нужно сделать это в душе, — я ухмыльнулся, обхватив рукой талию Лирики, а затем наклонился к ее уху. — А когда мы вернемся, ты будешь моей.

Линкольн бросил мне свое потное полотенце, а затем подмигнул Лирике.

— Иди, — сказал я ей. — Мне нужна минутка с Киараном.

Она наклонилась и нежно поцеловала меня в губы, а затем вышла вслед за Линкольном из комнаты.

Киаран выбросил перчатки в мусорное ведро, взял полотенце для лица и шеи, а затем встретил меня у двери.

— Давай. Пойдем со мной, — я перекинул руку через его плечо.

Снаружи листва только начинала разворачиваться. Воздух был хрустящим и прохладным. Солнце начало исчезать в ночном небе, уступая место луне. Удивительно, как это сработало, как каждый из них знал, что он именно тот, кто нужен земле в нужное время. Они грациозно уходили с дороги, чтобы другой мог получить свой момент, ни один из них не пытался затмить другого. Один процветал во тьме. Другой делал так, что его присутствие невозможно было игнорировать. И время от времени, в редких случаях, они сходились в столкновении космического масштаба. Они делили землю, и земля от этого становилась только лучше.

Я поднял правую руку с плеча Киарана. Кольцо на моем третьем пальце сверкнуло в угасающем солнечном свете.

— Однажды ты будешь носить такое же кольцо.

Кольца были новыми, это был физический символ, который мы с Каспианом придумали для членов Братства. Они были из чистого золота с выгравированным на лицевой стороне инициалом каждого мужчины и гладким кусочком обсидиана, вставленным в кольцо. Это была одна из многих вещей, которые мы изменили за последний год.

Консумация была первым ритуалом на отмене.

Судного дня больше не было, но была церемония, на которой мужчины представляли Трибуналу выбранных ими женщин (по обоюдному согласию) — не в качестве подношения, а в качестве индукции. Этого было не избежать, но их больше не заставляли подчиняться. Это был выбор, с обеих сторон. Женщины в нашем мире должны были быть так же сильны ментально, как и мужчины. Теперь они были партнерами, а не слугами.

Ритуал инициации претерпел некоторые изменения. Мы больше не допускали в Братство чужих кровных линий. Вас могли принять только в том случае, если кто-то из вашей родословной уже был членом Братства. Но процесс все равно был. Доверие нужно было заслужить, преданность доказать, силу проверить. На каждой руке, надевшей эти кольца, была кровь.

Мы по-прежнему собирались в Роще раз в год на ежегодную Охоту. Там был огонь и музыка, а затем погоня. Каспиану нравилось это первобытное дерьмо. Этот ритуал оставался здесь и сейчас. Разница была лишь в том, что теперь все и вся происходило по обоюдному согласию.

Мы заплатили цену кровью, пожертвовали своими душами и потеряли любимых на этом пути. Но мы добились большого прогресса, заложили прочный фундамент для наших сыновей.

Я убрал руку с плеча Киарана, остановив нашу прогулку недалеко от садов. Мой палец проследил за выгравированной золотом буквой.

— Это не просто кольцо. Это символ. Когда люди видят это кольцо, они видят силу. Они проявляют уважение. Они проглатывают страх.

Он молча смотрел на меня, давая понять, что он уже заинтересован в том, что я скажу. Он обернул полотенце вокруг своей руки, затем развернул и снова обернул, пока слушал.

— Сто или около того лет назад возникло братство. Оно возникло как способ сдерживать хаос, получать власть и держать ее там, где она должна быть, следить за тем, чтобы она не просочилась сквозь наши пальцы и не попала в чужие руки. Каждый человек, вовлеченный в это братство, проходил тщательный отбор через особый процесс. Они называли его обсидианом, как камень, образовавшийся из лавы. Потому что только сильнейший из сильных может быть поглощен огнем и остаться твердым, как скала. Он символизирует истину во всех вещах, красивых и уродливых, хороших и плохих.

Он остановился, затаив дыхание, совершенно очарованный.

— Мой прадед был одним из основателей этого общества. Мой дед помогал строить святилище, в котором проходили собрания. Мой отец рассказал мне обо всем этом, когда я был в твоем возрасте. Раньше все было по-другому. Раньше это было настоящее братство, объединенное одним делом. Но где-то по пути мужчины начали злоупотреблять своей властью, — я прочистил горло. — Мы вернули ее обратно. Братство снова принадлежит тем, кто его заслуживает. Мы поставили на место людей, которые принимают лучшие решения для мира в целом. Банкиры. Политики. Лидеры. Мы контролируем, какую правду видят люди, потому что люди не всегда могут воспринимать правду такой, какая она есть. И однажды тебе придется сидеть на трибуне и делать выбор — выбор, который дойдет до людей в тех местах, где ты даже никогда не был. тебе придется делать то, чем ты не гордишься. Ты увидишь то, чего не сможешь развидеть.

Большинство отцов учили своих сыновей заниматься спортом или стрелять перепелов. Я же рассказывал своему, как править миром. Его детство и так было далеко от нормального, и я чувствовал себя жестоким вором, лишающим его этого еще раз. Но наш мир, тот, в котором мы жили, тот, которым мы правили, никогда не должен был быть нормальным.

— Это не официально, пока тебе не исполнится двадцать пять лет. Я говорю тебе об этом сейчас, потому что, когда придет время, ты должен быть готов. Это не то, во что ты ввязываешься. Это то, для чего ты воспитан, — как и я. — Если нет, они съедят тебя заживо, — я не хотел этого допустить.

— Ты хочешь этого? Если нет, скажи мне сейчас, и я освобожу тебя от всего этого. Я больше никогда не буду упоминать об этом. Ты сможешь прожить остаток жизни, как все остальные люди, — это убьет меня, но это был его выбор, не мой. Это был выбор, которого у меня никогда не было. Ни у кого из нас не было.

Каспиан, Чендлер и Линкольн прошли инициацию в тринадцать лет через кровопролитие. В тринадцать лет я присутствовал на своем первом собрании Братства, где двое мужчин были вынуждены сражаться до смерти. Все могло пойти гораздо хуже.

— Я хочу этого, — он расправил плечи и посмотрел на меня с уверенностью мужчины, а не тринадцатилетнего мальчика. — Я хочу быть готовым.

Я обнял его, а затем поцеловал в макушку. Мое сердце забилось от облегчения. Тревога, которая держалась в моих легких, ослабила свою хватку на моей груди.

Я отпустил его, взяв его лицо в свои руки.

— Ты будешь. Я позабочусь об этом, — я опустил руки, когда Лирика и Линкольн нашли нас. — Иди и приведи себя в порядок перед ужином.

Я обвил рукой талию Лирики и притянул ее к себе.

— Ты сказал ему? — спросила она, когда мы все смотрели, как Киаран идет обратно в дом.

— Пришло время.

Она прислонила голову к моему плечу.

— Как ты думаешь, с ним все будет в порядке?

Линкольн поднес руку Лирика к своему рту, его пальцы переплелись с ее, когда он целовал ее кожу.

— У него два самых злобных ублюдка в мире, которые направляют его путь.

Я поцеловал ее в макушку.

— И самая свирепая женщина, которую я знаю, поддерживает в нем человечность, — я смотрел, как мой сын исчез в доме, как раз когда солнце скрылось в ночном небе. — С ним все будет в порядке.

Лирика поднесла свободную руку к животу, широко расставив пальцы.

— Хорошо. Потому что у нас на подходе еще один.

Я чуть не упал на колени.

— У нас?

Она пожала плечами, затем посмотрела на Линкольна.

— Или у нас.

— Пошел ты, — Линкольн посмотрел на меня, затем смягчил свой взгляд, вернувшись к Лирике. — Лучше бы у нее были зеленые глаза и кудрявые волосы.

Лирика усмехнулась, и мое сердце, блядь, разорвалось, взорвалось миллионом фейерверков в небе.

— У нас есть восемь месяцев, чтобы это выяснить.

Она. Он. Линкольна. Мой. Это не имело никакого значения. У Лирики был наш ребенок. Я поделился своим миром с Киараном, и он принял его свободно.

Это было доказательством того, что неважно, насколько ты сломлен, сколько теней окутало твое прошлое, или сколько демонов танцевало в твоем разуме, любовь всегда заставляет твою душу чувствовать себя как дома.

Когда дьявол влюбляется, это самая призрачная и прекрасная вещь на свете. И вам стоит ужаснуться, ведь ради нее он отправится в самые глубины ада. — Автор неизвестен.

КОНЕЦ

Дорогие наши читатели, спасибо вам, что читаете наши переводы, мы это ценим.

Если у вас возникли вопросы или пожелания — свободно пишите на канал t.me/ecstasybooks

ПРОДОЛЖАЙТЕ ЧИТАТЬ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ БОНУС!