Несмотря на протесты Бригиды, мама почти утащила ее из поместья. Они прошли по заснеженным полям, оставляя глубокие следы в свежих сугробах. Хватка мамы на ее предплечье не ослабла ни на миг. Она не видела поражение на лице Каспиана? Он был раздавлен. Она хотела обнять его, утешить так, как всегда делали мама и мамуся, когда она грустила.
Она пообещала маме, но это не значило, что она не могла попробовать переубедить ее.
— Мама, прошу, позволь остаться с ним. Ему больно, и у него никого нет.
— В деревне сейчас опасно, — выдавила мама, глядя на дом, который они проходили. — Ты не видела, как они на нас смотрели?
Видела. Может, ей стоило упомянуть подношение у огня. Обломок соломинки оставался в ее платье, судьба все еще была не решенной. Он должен был сгореть, если бы она согласилась с волей Велеса. Но так она доказала бы деревне, что из-за нее упал лорд Рубина, и тень невезения прилипла к их лорду и его семье.
— Что-то случилось на Коляду, да? — тихо спросила мама, не глядя ей в глаза.
Она вырвалась из хватки мамы, когда они вошли в дубовую рощу. Она должна была рассказать правду, но тогда ее не выпустят с земель ведьм, из дома. Она больше не увидит Каспиана. Она так не могла.
— Лорд Рубина упал, как я и рассказала.
Горечь лжи окутала ее язык, мама шагала быстро, игнорируя привычную тропу. Она оглянулась на Бригиду. Когда врать маме стало так просто? Пару месяцев назад их связь была сильной, и она могла соврать лишь насчет того, что смотрела на жителей деревни или дремала вместо дневных дел. Но теперь? Расстояние между ними росло, и ей это не нравилось, но она не могла это остановить.
Они пришли домой, Галина была снаружи, ее лошадь уже была с седлом, трясла хвостом.
— Я надеялась увидеть тебя перед тем, как уеду, — серьезно сказала она маме, которая подошла к ней. Они тихо говорили.
Бригида юркнула в дом, где мамуся напевала, пока толкла травы в ступке. Ее глаза засияли в приветствии, но она не остановила работу.
Мама и мамуся отвлеклись, и было идеальное время узнать, что делать с подношением. Бригида схватила гримуар, отнесла его в кровать, вытащила из тайника обломок соломинки.
Она как-то читала в гримуаре, что у смерти было много значений. Она могла быть концом жизни, а могла быть концом другого, какой-то части жизни, например, ее времени в деревне. Она листала страницы, искала контрзаклятие. Если символ означал то, что она думала, он предсказывал конец ее времени среди жителей деревни. И с Каспианом.
Нет, эти последние несколько недель с Каспианом и Стефаном были самыми счастливыми в ее жизни. Не бросив соломинку в костер, она, возможно, отогнала такую судьбу. Но деревня теперь плохо относилась к ней, к ее матерям. Мама была права — было опасно, и она не хотела, чтобы кто-то пострадал, они или жители деревни. Бригиде нужно было думать о защите.
Должен быть способ успокоить их, вернуться к тому, как было до Коляды. Некоторые жители деревни были насторожены до этого, но теперь они боялись.
Она отыскала в гримуаре первый подходящий абзац. Он был коротким, описывал, как нежелательную судьбу можно было изменить контрзаклятием и подношением. Ей нужны были особые ингредиенты. И место поклонения, Рот Велеса, глубокий овраг. Один вариант пришел в голову, но он был далеко от дома. Добраться туда без ведома мамы будет сложно, и она нарушит обещание.
Но это нужно было сделать. Может, так она изменит свою судьбу. Бригида закрыла книгу, пошла в главную комнату дома. Мамуся закончила толочь, а теперь вязала в углу, Бригида спокойно прошла к маминому запасу травы.
— Что-то нужно? — спросила мамуся.
Мама и Галина все еще говорили снаружи. Судя по тревоге в голосе Галины, что-то было плохо. Может, это отвлечет маму надолго.
— Что-нибудь от головной боли, — сказала Бригида и схватила нужную склянку трав.
— Ты принимаешь пустырник от головной боли? — спросила переливчатым голосом мамуся.
Ее ладонь застыла у склянки.
— Глупая я, — она взяла лист фиалки душистой.
Мамуся встала и подошла к ней у трав, а потом взяла склянку пустырника.
— Это используется для контрзаклятий. Что ты пытаешься предотвратить?
Ее сердце подпрыгнуло. Мамуся подозревала?
Мамуся взяла кровохлебку, золототысячник — склянки, которые нужны были Бригиде для контрзаклятия — и опустила их в сумку, которую вручила Бригиде, подмигнув.
— Похоже, у нас кончилась кора вяза. Можешь собрать для меня? — бодро спросила мамуся.
Это же не… или могло быть? Мамуся помогала ей. Она не сбегала, если мамуся дала ей поручение, да?
— Мама не будет злиться? — спросила Бригида, приподняв бровь. Она не должна была возражать, но не хотела оказаться меж двух матерей.
Мамуся опустила ладони на ее плечи.
— У меня был сон прошлой ночью. Красные глаза в ночном лесу вернулись, и их было больше, — он покачал головой. — Думаю, это нужно, с чем бы ты ни боролась. Эва не согласна и верит, что тебя нужно оберегать, и мы не можем понять, что делать. Но я ощущаю, что ты важна, ты можешь это остановить.
Слова мамуси беспокоили ее. Но у нее не было времени размышлять над этим. По просьбе мамуси она покинет дом — не сбежит — и она могла отыскать священное место Велеса. Она вышла сзади, пока мама прощалась с Галиной.
Зимний лес был беспокойным: дубы скрипели, ветви тянулись, сплетались, словно старались что-то не пустить. Свет дня был ценным в это время года, предупреждение Галины звенело в голове. Она не хотела задерживаться дольше необходимого. Угроза демонов заставляла Бригиду шагать быстрее, пока она направлялась к пещере.
Ивы охраняли вход, земные часовые Велеса. Она склонила голову перед ними и вошла.
Внутри было теплее, воздух был влажным. Бригида опустила капюшон, пока заходила глубже. Солнце проникало из бреши сверху, оттуда падали снежинки, с сосулек капала вода, стук не прекращался, капли били по каменным стенам. Брешь внизу была отчасти покрыта снегом, неровные камни по краю были в инее.
Она подготовила тут подношение. Начала с освящения, устроила самодельный алтарь на камне перед бездной. Она зажгла три свечи из сумки, а от третьей — четвертью. Она высоко подняла ее и обошла брешь.
— Святой Дажбог, Сияющее солнце, благослови это место, молю Тебя. Отдели его от остального мира, свяжи с небесами, домом Твоего отца.
Она опустила четвертую и последнюю свечу на алтарь, связала травы в благовоние. Она коснулась букетиком каждой свечи, подожгла его, и ароматный дым стал подниматься перед ней.
— Могучий Велес, приди ко мне и получи мой дар, я скромно прошу Тебя, Бродящий медведь, Волк Нижнего мира, Дед магии и музыки, услышь мой зов. Слава Тебе, Рогатый змей, который борется с громом без страха. Слава Тебе, Велес.
Она завернула обломок соломинки в лен и опустила его на алтарь.
— Я отдаю это соломинку судьбы Тебе, Велес. Прошу, прими ее.
Она раскрыла руки в подношении и ждала. Вода капала с тающего льда. Благовония заполняли нос сильным запахом вместе с дымом четырех свечей. Ветер шептал снаружи, играл с ветвями ив, а потом завыл в пещере. Он стал трепать ее капюшон, волосы, задул свечи по одной.
Соломинка в ткани задрожала, а через миг ветер унес ее в бездну.
Ее подношение… Велес его принял?
Она охнула.
— Велес, благодарю Тебя за то, что услышал мою молитву и принял мое подношение. Я прошу Тебя даровать новую судьбу, хорошую и процветающую, на месте сломанной.
Она надеялась, что этого хватит. Бригида склонила голову, трижды повторила слова, а потом очистила алтарь. Когда она закончила, стало темнеть, и холод усилился.
Снег падал большими снежинками на ее лицо. Бригида вдыхала лес, ловила голоса всех на деревьях, растений и духов, ослабевших от зимы, их запах гладил холодным пальцем ее спину, вызывая дрожь. Бригиде стало не по себе, и в воздухе раздался горестный вой.
Она вглядывалась в деревья. Не было ничего, кроме ее следов на снеге.
Вой приблизился, громкость сотрясала ее грудную клетку.
Бригида потянулась к флакону воды из озера.
Вороны сели на ивы — два, четыре, десять… двадцать. И когда они открыли клювы, вопли напоминали котов.
Женщина завизжала оглушительно, от звука стыла кровь.
Бригида бросилась на звук, готовая призвать гнев крови. Жительница деревни забрела в лес одна?
Среди деревьев, покрытых снегом, сжималась женщина спиной к Бригиде. А за ней…
За ней…
Безумные красные глаза сияли под огромными черными рогами. Тени капали с острой темной шерсти, торчащей дыбом на силуэте, что был большим на фоне дубов. Ветви стонали и ломались, пока он пытался пробиться.
Он щелкнул пастью, женщина подняла руку, чтобы защититься.
Взывая к гневу крови, Бригида потянулась к снегу на дубах и сугробам на земле. Белая пудра стала льдом, образовала копья, полетевшие к демону.
Шепот проник в ее разум, будто пальцы, гладил и царапал, рылся в ее мыслях, и лед замер перед демоном.
Бригида согнулась, сжала голову.
«Прочь, прочь!».
Женщина заскулила и побежала, но споткнулась и упала лицом в снег.
Женщина поднялась, капюшон упал. Светлые волосы с проседью. Леди Рубина?
Пальцы погрузились глубже в ее разум, как когти, красные глаза впивались в ее взглядом, были как угли в пепле. Она сжала флакон озерной воды так сильно, что он мог треснуть, разулась и погрузила босые ноги в снег.
Снег был кристаллизованной водой. А она была водной ведьмой.
С первобытным криком Бригида сделала из каждой снежинки копья льда, которые полетели к демону. Он бросился на нее, сосульки вонзились в его лапу, пока он проводил когтями по ее ладони.
Бригида отшатнулась, прижала к кровоточащей ране плащ. Демон приблизился в тишине — леди Рубина перестала кричать.
Бригида отползала от пасти демона, ощущала его горячее дыхание лицом.
Он встал на дыбы с ревом.
Кто-то схватил ее за руку, втащил ее на лошадь. Они понеслись по лесу.
— Ты в порядке? — спросила Галина, оглядываясь на демона. Они перепрыгивали павшие деревья, скрытые снегом, огибали дубы и сосны, задевали их ветви, с которых сыпался снег.
— Там женщина! — закричала Бригида. — Мы не можем ее бросить!
Галина покачала головой.
— Поздно. Она была укушена бесом.
Бригида боролась, но Галина была сильнее и шире. Она оглянулась, но ветер поднялся и носил снег, мешая видеть.
— Я служу Мокоше, я не могу ее бросить!
Галина покачала головой.
— Есть служба Мокоше, а есть глупость. Мы не можем спасти ее, не рискнув собой.
— Так отпусти меня! Мне решать, могу ли я рисковать своей жизнью.
— Этого не будет, маленькая.
О, будет.
Бригида быстро ударила локтем в живот Галины, и ее хватка ослабла.
Бригида выпала с седла, рухнула в снег возле копыт лошади, но Мокоша не дала ей погибнуть.
Через миг шока она поднялась на ноги, снег таял там, где ее голые пятки касались земли. Она побежала изо всех сил туда, где видела беса.
Но там ничего не было.
Только ее сапоги, капли крови на снегу… и следы беса, уводящие прочь.
Каспиан отлично умел убегать. Облака пара слетали с потрескавшихся губ с каждым выдохом. Снег растаял и замерз снова, и ему пришлось вонзить ножки мольберта в лед, чтобы он не упал.
В такую погоду работать приходилось быстро. Темные тучи собрались на горизонте, грозили снегопадом. Тусклый свет окрасил пейзаж в оттенки серого. Не лучшее время для рисования, еще и вдали от теплого огня. Но когда он не мог найти себе место, успокаивало только искусство.
Он пытался рисовать в своей комнате, но стоило поднести кисть к холсту, кашель папы или гул голосов доносились из спальни родителей, отвлекая его. И он не мог забыться на время, а думал и думал. Неделя. Молчание мамы. Вес ответственности. Каждая мысль преследовала другую, словно собака бегала кругами в будке. Если его мысли кружились бы еще минуту, он сошел бы с ума.
А в тишине и неподвижности зимы мысли замерли. Уголь стал продолжением его руки, и Каспиан изливал им все свои эмоции. Времени на работу почти не было — папа болел, и его работа упала на Каспиана. Он с трудом держал уголь в варежках.
«Ты неблагодарный ребенок», — сказала мама. Резкие слова, которыми они бросали друг в друга, становились толстыми линиями на холсте.
Она считала, что он мог привести в их дом того, кто навредил бы папе? А что насчет ее разговора с лордом Гранатом? Что это было? Дипломатический ход или… что-то еще? Всю жизнь он верил, что брак родителей был идеальным. Но уже многое, во что он верил, оказалось ложью.
Он сжал уголь так, что тот сломался пополам. Каспиан достал другой. Когда уголь коснулся холста, линии стали длинными и изогнутыми, словно медленный ручей. Понемногу тьма покрывала белый холст, и на его варежке осталось только темное пятно, когда он закончил, и его рука опустилась.
Неделя. Две, если боги сжалятся. Папе осталось прожить только их. Как уголь на холсте, его жизнь заканчивалась. Если бы он знал, что время Роксаны ограничено, убежал бы так? Закрыл бы голову и сердце от правды? Или пытался бы насладиться каждым последним мигом с ней, пока не поздно…?
Он снова возвращался туда. В то место, пытался нарисовать его. Там он в последний раз видел Роксану. Сколько раз он ни пытался, он не мог запечатлеть на холсте это место, миг, когда он отпустил ее. Сегодня черный размазался, линиям не хватало четкости, они были грязно-серыми. Дерево, которое он пытался нарисовать, было кривым и лишенным жизни.
Тяжко вздохнув, Каспиан провел ладонью по лицу. Ему нужно было выпить. Голова болела от выпивки прошлой ночью, и избавиться от этого можно было только новой выпивкой.
— Рисуешь в такую погоду? — спросил знакомый голос.
Он оглянулся. В тяжелом тулупе и с розовым шарфом на нижней половине лица Нина была почти неузнаваемой. Прядь светлых волос выглядывала из-под капюшона, лежала на румяной щеке. Что она тут делала?
Он так задумался, что не услышал, как она подошла. Странно, что она тут ходила. Многие запирались в морозные зимние дни дома.
Он закрыл спиной жуткий набросок от ее глаз. Ему не нравилось, когда кто-то видел работу в процессе, еще и такое поражение.
— Я могу с чем-то помочь? — спросил он, приподняв бровь. Почти вся деревня старалась избегать его, и он подозревал, что Нина, когда-то обвинявшая его, не захочет иметь с ним дела.
Поднялся ветер, холодил его спину. Может… это была ловушка? Жители деревни, которые распространяли про него слухи, решили напасть на него? Они ждали мига, чтобы броситься? Он вспомнил множество рук, держащих его на месте, его клинок далеко от руки, блеск ножа, поднятого над ним, готового распороть его плоть…
Сердце забилось в горле, он огляделся. Но, кроме них двоих, никого вокруг не было, только ветер выл над голыми полями, несколько деревьев стояло у ледяной дороги.
— Я просто увидела тебя тут и решила поздороваться, — она кашлянула и посмотрела на ферму семьи. Ее шарф сполз, стало видно рассеченную губу.
У края заснеженного поля грозно стоял за каменной оградой Дариуш. Разбитая губа и приветствие Нины явно были проделками ее отца.
Он хотел презирать Нину за мысли, что он мог убить, но жалел ее сильнее этого. Мужчина, которого она любила, врал ей, был монстром, с которым разобрались ведьмы. Ее отец был монстром, с которым еще не разобрались.
Если он прогонит ее, Дариуш точно ее накажет. В холодные зимние месяцы дел было мало, только сидеть у камина и пить. И все знали, что Дариуш колотил жену, когда выпивал. Теперь он бил и Нину?
Хоть папа не говорил вслух, он отворачивался, пока Дариуш давал монеты.
Но семья Волски так не делала. Больше нет. Он не мог спасти пока что Зофью и Нину, разобравшись с Дариушем, но, может, мог как-то забрать оттуда Нину.
— Если хочешь покинуть дом, для тебя найдется место в поместье. Работа, если хочешь, — он мог хотя бы предложить это.
Нина вжалась в шарф, натянула его до носа.
— Я нужна маме на ферме, но спасибо за предложение.
Конечно… она не хотела бросать маму одну с Дариушем. Если бы у него уже была власть, Каспиан уже заставил бы Дариуша заплатить за такое обращение с женой и дочерью. Как только он станет лордом, он накажет Дариуша.
Но пока что Дариуш послал дочь сюда не просто так, угрожал побить ее, если она не справится.
Нина стояла тихо. Что-то мелкое успокоит ее отца? Указание, что Нина может быть следующей леди Рубина?
— Я хотел уже идти к поместью. Проводить тебя домой?
— Ох, — она покраснела, но опущенный взгляд не был игривым. Ее плечи сжались, взгляд потух. Она студилась. — Ты не должен…
— Я не хочу для тебя проблем, — сказал он с тенью улыбки, надеясь, что это утешало.
Она медленно кивнула, пряча лицо. Они пошли бок о бок, снег хрустел под ногами, падали большие снежинки. Они завернули за угол и потеряли Дариуша из виду. Каспиану казалось, что нужно что-то сказать, нарушить неловкое молчание, но что можно было сказать женщине, из-за чьих слов его чуть не убили?
Он кашлянул.
— Похолодало, — погода всегда была безопасной темой.
— Точно.
Они снова притихли. Это не было уютным молчанием с Бригидой. Они могли идти бок о бок часами почти без слов, но ощущать себя так, словно обнажили души друг перед другом.
Что сейчас делала Бригида? Вот бы она спасла его от этой неловкой встречи… Пара проклятий, и Дариуш уже не будет лезть.
Снег посыпался сильнее, и они повернули к ее ферме. Они подошли к вратам, порыв ветра сдвинул капюшон Нины, открывая ее русую косу.
Роксана.
Волосы Нины были как позолота, а не золото Роксаны, но на миг показалось, что она снова была жива. Он много раз провожал Роксану вот так домой. Земли Баранов и Малицки граничили. Но Нина не была Роксаной.
Она поправила капюшон и склонила благодарно голову, прошла во врата. Она сделала пару шагов и повернулась к нему.
— Почему ты добр со мной? Ты мог прогнать меня, имел на это право. Уверена, Бригида рассказала, что, как мне показалось, я видела в ту ночь…
Он потер шею варежкой.
— Ты напоминаешь мне немного… ее, — хоть он не был близок с Ниной так, как с Роксаной, они были соседями и играли в детстве. У них была история, хоть и напряженная.
Она опустила голову на миг, сжала кулаки. Нина вскинула голову.
— Мой отец говорил с лордом Граната. Они переписывались месяцами. Я подумала, что тебе нужно знать.
Она быстро развернулась, поспешила по дороге к дому.
Каспиан остался на месте. Она застала его врасплох, и когда он осознал ее слова, она пропала в поместье.
Дариуш был шпионом лорда Граната? Он сообщил, что здоровье папы ухудшилось?
Если Дариуш был заодно с лордом Граната, он мог обратить деревню против семьи Волски. И с ослабевшим папой и деревней против наследника, который для них оказался убийцей, это был идеальный шанс захватить Рубин.
Но если это был блеф? Дариуш послал Нину к нему… Так он хотел свести их в браке? Дариуш был так хитер?
Снег пошел сильнее, поднялся ветер. Близилась буря. Ему нужно было домой.
Мама поймет, что делать с Дариушем. Никто не читал людей лучше нее. Но чтобы узнать ее совет, нужно было разбить молчание между ними, повисшее после ссоры.
Они оба говорили гадости, особенно он. Каспиан не гордился своим поведением, но он не мог сделать это один. Пора было перестать убегать, смириться с судьбой.
Он побежал к поместью, холодный воздух обжигал легкие. Снег хрустел под ногами, а ветер дул все сильнее, мешал видеть, и вскоре все вокруг него стало смесью белого и серого.
Он взбежал по дубовым ступеням крыльца поместья, распахнул дверь. Холодный ветер вошел с ним, снег засыпал пол. Люди собрались в главном зале, и он гудел активностью.
На пороге стоял Стефан, с хмурым видом разглядывал толпу.
— Стефан, — позвал Каспиан, и Стефан поймал его взгляд, странно хмурясь.
Его желудок сжался. Нет. Эва сказала, что у папы была еще неделя или две.
— Отец? Он в порядке? — его тело похолодело. Он даже не успел попрощаться…
Стефан подошел и опустил ладонь на плечо Каспиана.
— Лорд Рубина сейчас спит. Его состояние не менялось. Но…
Каспиан выдохнул, плечи опустились с облегчением. Если папа еще дышал, то другие слова Стефана не могли быть такими плохими.
— Тогда что такое?
— Леди Рубина. Она… пропала.