XIII. Старая, старая история о том, как пятеро мужчин ездили рыбачить (пер. А. Панасюк)

Перед вами просто отчет о рыбалке. Это не рассказ. Тут нет сюжета. Ничего не случилось, и все остались живы-здоровы. Главная ценность моего повествования в том, что оно совершенно правдиво. В нем говорится не только о нас — пятерых участниках, — но и обо всех тех, кто в это время года выползает из своих домов на просторах от Галифакса до Айдахо и скользит по нетронутой глади канадских и американских озер в мирной прохладе раннего летнего утра.

Да-да, именно утра, потому, что все знают: раннее утро — лучшее время для ловли окуня. Он, этот окунь, лучше всего клюет на рассвете. Наверное. Вроде бы даже научно доказано, что с восьми утра до полудня он вообще не клюет. И с полудня до шести вечера тоже. Не клюет окунь с шести вечера до двенадцати ночи. Все это — общеизвестные факты. Вывод прост: на рассвете окунь должен клевать просто оголтело.

Так или иначе, вся наша компания была настроена единодушно.

— Чем раньше — тем лучше, — провозгласил полковник, как только у нас зародилась мысль о рыбалке.

— Да-да, — подхватил Джордж Попли, управляющий банка, — к тому времени, как рыба начнет клевать, мы должны быть уже на месте.

При этих словах глаза заблестели у всех. То есть, у каждого. «Ко времени клева быть уже на месте» — слова, которые отзываются в сердце любого мужчины.

Если вы услышите мужской разговор в вагоне поезда, гостиничном холле, а еще лучше за столиком уютного бара, вам не придется долго ждать, прежде, чем кто-нибудь скажет: «Вышли мы рано, и на утренней зорьке были уже на месте», а если вам плохо слышно, вы наверняка увидите, как рассказчик разводит руки фута эдак на два, пытаясь поразить собеседников величиной добычи. Не пойманной, нет. Той, которая сорвалась. Разумеется, ее почти вытянули, она уже показалась над водой… Вообще, численность гигантских рыб, сорвавшихся с крючка в наших озерах, просто огромна. Во всяком случае, таковой она была в эпоху, когда в барах наливали дрянной шотландский виски и прочую гадость вроде коктейлей «Джин Рикки» и «Джон Коллинз». Тошнит при одном воспоминании. Зато рыбалка в этих барах всю зиму шла знатная.

В общем, мы решили выйти на заре.

Чарли Джонс, железнодорожник, сказал, что в детстве, в Висконсине, они уже в пять утра бывали на месте — не просыпались, нет, а именно садились рыбачить. Судя по всему, где-то в Висконсине есть рыбные места, где толпятся тысячи окуней.

Кернин, адвокат, припомнил, что мальчишкой — а жил он в это время на озере Росси — бывал на месте в четыре. Представляете, на озере Росси тоже есть рыбные места и окуней там таскаешь одного за другим, стоит только закинуть удочку. Найти их трудно — практически невозможно. Кернин, конечно, может — а больше никто. В Висконсине нужные места тоже так просто не отыскать. Найдете — значит, вам повезло, только найти очень тяжело. Чарли Джонс, конечно, может. Попадете в Висконсин — он покажет вам местечки, о которых ни одна живая душа не знает. Полковник Морз, в свою очередь, поведал нам о рыбных местах на озере Симко, где он удил много лет назад, и которые, как я понял, он до сих пор в состоянии указать.

Я уже говорил, что Кернин у нас адвокат, Джонс — железнодорожник, а Попли работает в банке. Хотя промолчи я — ничего б не случилось. Каждый читатель и так знает, что в любой компании рыбаков обязательно найдется адвокат. Его сразу видно. У адвоката всегда с собой сачок и стальная секционная удочка со специальным колесиком которое крутят, чтобы подвести рыбу к поверхности.

Следующим номером идет банкир. Его каждый узнает по одежке. Когда Попли направляется на работу, он надевает деловой костюм. Когда он идет удить, на нем костюм для рыбалки. Причем второй явно лучше первого, потому что деловой весь в чернильных пятнах, а на рыбацком рыбных пятен нет.

Что касается железнодорожника — и читатель знает это так же хорошо, как я сам, — тот таскает с собой удочку, которую самолично вырезал в лесу, с намотанной на нее десятицентовой леской. При этом Джонс утверждает, что наловит ею не меньше, чем Кернин своим фирменным спиннингом. Никак не меньше. Именно столько же.

А Кернин, в свою очередь, заявляет, что зато его фирменным спиннингом можно вываживать рыбу, когда та уже на крючке. Да в гробу он видел это вываживание, кричит Джонс, дайте ему рыбу, и он выдернет ее из воды без всяких выкрутасов. «Сорвется!» — спорит Кернин. «Не сорвется!» — отвечает Джонс. «Да на озере Росси я по полчаса рыбу вываживал!» — сообщает Кернин.

Честно говоря, я уже забыл, почему не дольше, возможно, рыбе надоело вываживаться.

Кернин и Джонс спорят об удочках — какая все-таки лучше — минут примерно тридцать. И все остальные, включая меня, вынуждены это слушать. Остановить их нет никакой возможности.

Пойти порыбачить мы сговорились, когда сидели на веранде небольшого гольф-клуба, летом, у нас в городе. Клуб как клуб, ничего особенного, поле не очень-то годится для гольфа, строго говоря, мы здесь почти не играем. Обедать, разумеется, в клубе тоже нельзя, и конечно никаких спиртных напитков — сухой закон! Поэтому мы тут просто посиживаем. Самое местечко для того, чтобы просто посидеть — а что еще остается делать, с нынешними-то законами?

Вот мы и размечтались о рыбалке.

Идея пришлась по вкусу всем. Джонс сказал, он ждет — не дождется, когда кто-нибудь из ребят вытащит его на озеро. Ему давно кажется, что это самое то. Что до меня, я был просто счастлив прибиться к компании таких бывалых рыбаков, как эта четверка, потому что сам не удил вот уже больше десяти лет, хотя люблю это дело до беспамятства. Нет в жизни ничего приятней, чем подцепить на крючок четырехфунтового окуня и тащить его из воды, радуясь тяжести. И все же, повторюсь, на рыбалке я не был уже лет десять. Нет, к воде я выезжаю каждое лето, но вот на воду почему-то не выхожу. Каждый рыбак знает, как оно случается. Год за годом, все как-то не хватает времени. Между тем, к моему удивлению, выяснилось, что и Джонс не забрасывал удочку лет восемь, не меньше. А мне-то казалось — он практически не вылезает из озера! Еще больше поразило меня признание полковника Морза и Кернина, что те не рыбачили уже двенадцать лет — фактически, как мы выяснили, с того самого дня, как они вдвоем ездили на озеро Росси и Кернин поймал истинное чудовище, сущего дьявола на пять с половиной фунтов, хотя, если не путаю, из воды он его так и не вытянул. Да, точно. Поймать — поймал и даже мог бы вытянуть, да не вышло. Верно. Так все и было. Помню, Кернин и Морз еще заспорили — по-дружески, конечно, — кто свалял дурака: Морз, который запутался в сачке, или — нет-нет, никаких ссор! — Кернин, который, как последний болван, вовремя не подсек. Разумеется, неудача случилась так давно, что оба могли говорить о ней спокойно, с легким сердцем, без всяких обид. Даже со смехом. Кернин сказал, что в жизни не видел ничего более потешного, чем старина Джек — так зовут полковника Морза, — пляшущий по берегу с перевернутым сачком. А Морз поведал нам, что никогда не забудет, как старина Кернин дергал удочкой туда-сюда без всякого толку. До сих пор хохочет, как вспомнит.

Они бы смеялись и дальше, но Чарли Джонс перебил веселье, сказав, что сачок, по его мнению — полная ерунда. С ним тут же согласился Попли. А без сачка рыба сорвется у самого края лодки, — немедля заспорил с ними Кернин. Не сорвется, сказал Джонс, дайте ему добрый крючок да крепкое удилище — и никуда она не денется. И Джонса Попли тоже поддержал. Мол, насадите рыбу покрепче на приличный крючок, а тот на прочную леску, да суньте эту леску в руки ему, Попли, и считайте, что добыча уже на берегу. И чтобы без всяких выкрутасов. А то Попли ей устроит. Вариантов немного: либо рыба попадается, либо Попли ей устраивает. При такой логике у нее просто нет выхода.

Возможно, кто-то из читателей и сам слышал подобные разговоры.

В общем, мы решили двинуться прямо следующим утром, причем как можно раньше. Насчет этого все ребята высказались единогласно. Говоря «ребята», я, как принято у рыбаков, имею в виду мужчин от сорока пяти до шестидесяти пяти. Рыбалка вообще делает людей бодрее. Когда человек на рассвете, забыв о делах и заботах, выбирается порыбачить, пусть не часто, пусть время от времени — скажем, раз в десять лет, — он не стареет.

Идти мы договорились на баркасе. Большом баркасе. Если быть совсем точным — самом большом баркасе в городе. Нет, можно было бы пойти и на лодках, но с них несподручно удить. Кернин сказал, что с лодок совершенно невозможно правильно вываживать рыбу. Борта такие низкие, что рыба может выпрыгнуть обратно в воду, не дождавшись, пока ее окончательно поймают. Да и неудобно в них, заметил Попли, а вот в баркасе можно как угодно вытянуть ноги. Там еще есть куда прислонить спину, добавил Чарли Джонс. А также приклонить голову — закончил Морз. Юные неопытные ребята вряд ли думают о таких мелочах. Поэтому они выходят на лодках, а через несколько часов у них ноют шеи, в то время, как ребята со стажем прислоняют, и приклоняют, и даже придремывают в перерывах, когда рыба перестает клевать.

Кроме того, все согласились, что у баркаса есть еще одно великое преимущество: можно нанять «человека», который нас отвезет. Тот же человек будет отвечать за червей, ему же мы поручим запастись леской, и он же, в конце-то концов, утром заберет нас из дома — все мы живем в разных местах побережья. Чем дольше мы обдумывали выгоды обладания таким вот «человеком», тем больше они нам нравились. Чем старше становишься, тем приятней иметь рядом с собой кого-нибудь, кто сделает всю работу.

Фрэнк Роллс, человек, которого мы решили нанять, владел самым большим в городе баркасом, и, что самое главное, хорошо знал озеро. Мы позвонили ему прямо в плавучий дом и пообещали пять долларов за то, чтобы на заре он отвез нас к месту клева, если, конечно, знает такое место. Знает, был ответ.

Честно говоря, не помню, кто первым заговорил о виски. В наши дни все осторожничают. Скорее всего, некоторое время мы хором думали про виски, прежде чем кто-то наконец упомянул его вслух.

Обычай велит, собираясь на рыбалку, захватить с собой спиртное. Каждый делает вид, что в шесть утра просто не может обойтись без холодного ржаного виски. О выпивке принято говорить с горящими глазами. Один утверждает, что нельзя ехать на рыбалку без того, чтобы не «дернуть», второй предлагает «накатить», а все остальные соглашаются, что рыбалка — не рыбалка, если они не «хлебнут», не «тяпнут» и не «пропустят». Про себя каждый решает, что он-то пить не будет, а вот «ребята», как все понимают, без стаканчика просто не обойдутся.

Именно это произошло и с нами. Полковник вызвался захватить с собой «бутылек», Попли ответил — нет уж, простите, но бутылек захватит он; то же самое сказали Кернин и Чарли Джонс. Оказалось, у полковника давным-давно припрятан превосходный шотландский виски; такой же виски, как ни странно, оказалось в доме Попли; и, что самое удивительное, в доме каждого из ребят. В конце концов, мы постановили, что каждый возьмет по бутылке. Каждый, соответственно, ожидал, что остальные выпьют за утро по бутыли с четвертью.

Насколько мне помнится, проговорили мы далеко за полночь. Расстались около двух. И все же планов решили не менять. Попли сказал, что для него трехчасовой сон — самое то, бодрит куда лучше десятичасового. Кернин сказал, что адвокаты привычны задремывать где и когда угодно, а Джонс сказал, что на железной дороге вообще редко удается поспать.

Поэтому ранний подъем нас вовсе не смущал. План был прост до неприличия. Попли заметил, что люди на ответственных должностях, вроде наших, вообще умеют организовать свое время. Собственно, именно эта черта и сделала нас теми, кто мы есть. Так что пусть Фрэнк Роллс в пять утра обойдет наши дома на баркасе и дунет в свисток у каждой пристани; по этому сигналу хозяин дома спустится к нему с удочкой и всеми причиндалами, так что рыбалка начнется вовремя и без опозданий.

И про погоду мы не забыли. Было решено, что даже дождь не сможет помешать нашим планам. Кернин сказал, что в ненастье рыба клюет лучше. Остальные добавили, что человеку, который хорошенько тяпнет, никакой дождь не страшен.

На том мы и расстались, пылая энтузиазмом. Мне до сих пор кажется, что все предприятие было спланировано и подготовлено просто идеально.


В какую-то дикую рань я услыхал, как Фрэнк Роллс дует в свой безумный свисток. Даже не вставая с кровати, в окно я увидел, что утро намечается вовсе не для рыбалки. Нет, моросить не моросило. Дело не в дожде, просто выдался один из дней — нет, и ветра тоже не было — так вот, один из дней, когда каждый, кто хоть что-нибудь смыслил в ловле окуня, видит: сегодня не сложится. Я прямо почуял, что клева не будет.

Мучась разочарованием, я слушал, как Фрэнк надрывается у других причалов. Успел насчитать тридцать свистков. А потом задремал — не заснул, нет, это была всего лишь легкая дрема — другого слова не подберешь. Стало ясно, что и остальные ребята махнули на рыбалку рукой. Не идти же одному! Я остался дома и проспал часов до десяти.


Днем, прогуливаясь по городу, я не мог не удивляться вывескам на магазинах и ресторанах.

«РЫБА», «СВЕЖАЯ РЫБА», «СВЕЖАЯ ОЗЕРНАЯ РЫБА».

И где, черт возьми, они ее достают?

Загрузка...