VI. На волю и обратно (пер. А. Панасюк)

Все лето меня тянуло в леса, наверное, потому, что из окна моей квартиры видно, как в Центральном парке колышутся макушки деревьев. В любителе природы от вида качающихся деревьев просыпаются мысли, которых ничто, кроме колыханья деревьев, не пробуждает.

Итак, меня охватили тоска и беспокойство. Днем, за работой, я погружался в мечты. Ночью вскакивал в тревоге. Вечерами выбегал в парк и, оказавшись под сумеречной сенью дерев, воображал, будто нахожусь в лесной глуши, вдали от тягот и безумств цивилизации.

Вот это непонятое томление и привело к событиям, описанным в рассказе. Однажды ночью меня осенило. Я просто вскочил с постели с готовым планом в голове. Отброшу-ка я на месяц печали и заботы современной жизни и сделаюсь дикарем — тем, кем на самом деле задумала меня Природа. Подамся в дремучие леса, куда-нибудь в Новую Англию, сброшу с себя одежду — разумеется, кроме трико — и нырну в самую чащу, а через месяц вынырну обратно. Для опытного следопыта вроде меня это раз плюнуть. Пропитанием меня обеспечит сама Природа, расстелив передо мной скатерть-самобранку с корешками, вершками, мхами, грибами, клюквой и брюквой; журчащий ручей и тихий пруд напоят водой, а компанию мне составят чибисы, черепахи, чероки, чух-чухи, чау-чау — в общем, тысяча и один обитатель безлюдных опушек и дремучих чащоб.

По счастливой случайности осенило меня в последний день августа. Завтра сентябрь, начало отпуска. Я свободен и волен ехать, куда захочу.

Утренние сборы оказались недолгими. Верней, их почти не оказалось: взять фотоаппарат и попрощаться с друзьями — да и эти нехитрые дела я постарался закончить как можно быстрей. Не хотелось возбуждать лишний интерес к моей опасной, если не сказать безрассудной, затее. Я надеялся проститься легко и беспечно, чтобы развеять вполне естественный страх, вызванный столь дерзким поступком.

Сам я, конечно, понимал, что, несмотря на солидный опыт путешественника, подвергаюсь серьезной опасности, и все-таки почти забыл о ней, захваченный невероятным любопытством и предвкушением нового. Сможет ли человек, избалованный благами цивилизации, выжить в самом сердце дремучего леса практически голышом, не считая трико? Да или нет? И если да — то что дальше?

Последний вопрос я отогнал. На него способно ответить лишь время.

Первым делом необходимо было появиться на работе и попрощаться с начальством.

— Уезжаю на месяц в леса, — заявил я. — Практически в чем мать родила.

— Что ж! — Босс дружелюбно поднял глаза. — Удачного отдыха.

— Думаю продержаться на грибах и ягодах, — продолжал я.

— Прекрасно, — отозвался он. — Желаю успеха, старина. До свиданья.

Затем я совершенно случайно налетел на старого приятеля.

— Вот, собрался в Новую Англию, — сообщил я. — Буквально в чем мать родила.

— Нантакет? — осведомился он. — Или Ньюпорт?

— Дремучие леса! — как можно беззаботней ответил я. — На целый месяц!

— Вот как! Ну до встречи, дружище.

Перекинувшись словом с еще двумя-тремя приятелями, я невольно почувствовал легкую досаду. Что за равнодушие?

— О, в дремучий лес? В чем мать родила? Что ж, пока-пока, счастливого пути, — бормотали они.

Человек собирается рискнуть жизнью ради великого — что уж тут прибедняться! — социологического эксперимента, а никто и ухом не ведет. Вот вам еще один пример упадка нашей цивилизации, которую я решил отринуть.

По дороге на поезд я столкнулся со знакомым репортером.

— Отбываю на месяц в Новую Англию, бродить в лесах нагишом — не считая, разумеется, трико. Уверен, вашей газете не помешает пара строк о моих приключениях.

— Спасибо, старина, но мы больше не печатаем походных баек. Ничего путного из них не состряпаешь — разве что с тобой что-нибудь стрясется. Тогда конечно, с удовольствием найдем для тебя местечко.

Несколько друзей все же додумались проводить меня на вокзал, и только один из них доехал со мной до самой Новой Англии, чтобы забрать одежду, часы и прощальные записки, которые мне, возможно, захочется нацарапать перед тем, как я устремлюсь в чащу.

Ранним утром мы прибыли на станцию и двинулись в сторону леса. На опушке я снял с себя всю одежду — разумеется, кроме трико. Откопал в чемодане банку коричневой краски и вымазал руки, физиономию и трико.

— Это еще зачем? — удивился друг.

— Маскировка. Неужто не слыхал, что животные обладают защитной окраской, которая делает их невидимыми? Гусеница похожа на листок, рыбья чешуя сверкает, подобно речной воде, медведь и опоссум, карабкаясь на дерево, сливаются цветом с корой. Ну вот! — воскликнул я, закончив работу. — Теперь и меня никто не заметит.

— Ха! — только и ответил друг.

Я отдал ему чемодан и пустую банку, опустился на четвереньки — на шее закачался фотоаппарат — и побрел в заросли.

— А почему не ногами? — окликнул меня друг.

Я лишь глянул на него вполоборота и зарычал. И рычал всю дорогу, пока не углубился в лес.

Минут через десять я обнаружил, что забрался в самые дебри. На сотни миль вокруг меня простиралась чаща. Дикая, безмолвная, глухая. Ни единого звука разве что стрекотал кто-то над моей головой, то ли белка, то ли беляк, да чуть слышно кричала гагара, парящая над лесным озером.

Что ж, самое место для стоянки.

Первым делом предстояло добыть огонь. Для беспомощного городского бездельника это стало бы непосильной задачей, для опытного путешественника вроде меня нет ничего проще. Стоило лишь как следует потереть сухую веточку о заднюю ногу, и вот уже пылает яркое пламя. Через полчаса возле меня уже потрескивал костер, на котором, в выдолбленном камне, булькало аппетитное варево из грибов и трав.

Я съел все без остатка, как истинное дитя природы, не заботясь о завтрашнем дне. Растянулся под деревом на подстилке из сосновой хвои под щебет птиц, гудение сотен насекомых и резкое цоканье белки в вышине. Время от времени я и сам издавал негромкий ответный клич, как сделал бы любой странник, желая подружиться с обитателями леса. Ни за какие сокровища мира я не поменялся бы сейчас с бледным, унылым горожанином. Лежу себе, довольный и сытый, вдали от суетного мира, наслаждаясь птичьим пением.

Но даже у такого любителя Природы, как я, пора отдыха и размышлений не может длиться вечно. Время не ждет! Пора поторопиться, а то сядет солнце, и наступит, если я ничего не путаю, темнота. До заката надо построить хижину, сшить одежду, запастись орехами, да и вообще подготовиться к зиме, которая тут, в лесу, может наступить неожиданно — буквально посреди лета.

Вскочив на четвереньки, я принялся за дело. Я собирался последовать примеру бобров, которых учила строить хатки сама Природа, а также пампасских гаучо, родезийских готтентотов и других дикарей. Нужно было всего лишь выбрать подходящую купу деревьев и подгрызть их зубами так, чтобы каждое бревно свалилось прямо на место, предназначенное ему в готовой постройке. Таким образом, мы получаем стены, а следующий ряд деревьев подгрызаем так, чтобы они, упав, образовали крышу.

Я ударился в работу и уже через полчаса удовлетворенно обозрел почти готовое жилище и с новыми силами набросился на стволы, когда вдруг услышал из-под куста низкое ворчание. По-звериному опасливо я отскочил за дерево и рявкнул в ответ. В кустах зашевелилось что-то большое, по-видимому, медведь. Судя по шуму, он явно подбирался ко мне, намереваясь напасть! Яростный восторг охватил меня, трико ощетинилось от холки до пят. Я испустил предупредительный рык и оскалил зубы, перебирая задними ногами. Ну подойди, подойди! В честной схватке побеждает тот, кто бьет первым, поэтому, как только медведь высунется из кустов, я накинусь на него и откушу передние лапы — одну за другой! Уверен, этот маневр принесет мне мгновенную победу.

Кусты раздвинулись. Мелькнуло длинное бурое тело, лохматая голова, и дикая тварь выскочила наружу и припала к ближайшему стволу. Господи боже мой! Да это не медведь! Человек!

Одетый, подобно мне, в одно лишь трико и вымазанный коричневой краской. Волосы длинные, спутанные, лицо заросло двухнедельной щетиной.

Еще минуту мы, порыкивая, мерили друг друга взглядами. Потом незнакомец с недовольным возгласом встал на ноги.

— Да бросьте, — сказал он. — Поговорим по-людски.

Он подошел ко мне, с явным отвращением сел на бревно и огляделся.

— И что вы тут делаете?

— Строю хижину.

— Это я заметил, — кивнул он. — А вообще — приехали-то зачем?

— Ну как же… — начал я. — Понять, сможет ли человек прожить в лесу в одиночку, без помощи и поддержки, своими силами, и умом, и…

— Ясно, ясно, — перебил меня мрачный собеседник. — Слиться с дикой природой и жить, как пещерный человек, беззаботно, вдали от проклятий цивилизации.

— Именно так, — с возрастающим энтузиазмом подтвердил я. — Именно за этим я и приехал; пищей мне станут дикие травы и коренья, коими Природа так щедро одаривает своих детей, а питьем…

— Знаю, знаю, — опять перебил меня человек. — Питьем — вода из ручья, постелью — охапка свежей травы, а пологом — темно-лиловый небосвод, усыпанный сияющими звездами. Знаю.

— Господи! — воскликнул я. — Точь-в-точь мои мысли! Да что мысли — даже фразы! Как вы смогли все так верно угадать?

Незнакомец лишь потерянно махнул рукой.

— Угадать! — сказал он. — Знаю, потому что сам такой. Я здесь уже две недели, тоже в дикаря заигрался. Все, сыт по горло! А это вообще выбило меня из колеи.

— Что? — не понял я.

— Что, что — встреча с вами! Да будет вам известно, вы девятнадцатый за последние три дня! И все в трико, и все бегают по лесу! Ступить некуда!

— Быть не может! — ахнул я.

— Может. Куда ни глянь, везде полуголые люди, и каждый мнит себя лесным жителем. Зайдите поглубже — тут же наткнетесь на объявления:

«ГУЛЯТЬ ГОЛЫШОМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ»

«РАЗДЕТЫМ В ЛЕСУ НЕ МЕСТО»

«ПРОСИМ ЛЮДЕЙ В ТРИКО ДЕРЖАТЬСЯ БЛИЖЕ К ШОССЕ» — ну и так далее. Видимо, вы вошли с другой стороны, а то бы заметили ларьки, которыми застроена опушки всех лесов Новой Англии. Их вывески гласят: «Трико — покупаем, продаем», «Прокат и продажа фотоаппаратов», «Лучшие цены на сброшенную одежду» и все в том же духе.

— Нет, — признался я. — Ничего такого я не заметил.

— Значит, наткнетесь на обратном пути. Что до меня — я умываю руки. Надоело. Возвращаюсь в город, чтобы выяснить, смогу ли я выжить в самом сердце цивилизации, зарабатывая на хлеб собственной головой и неумелыми руками. Эта будет посложней, чем без толку шататься по лесам. Здесь все слишком просто. Так что всем привет, я выхожу из игры.

— Минуточку! — взмолился я. — Если все, что вы говорите — правда, почему же я с самого утра никого не видел и не слышал?

— Ерунда. Наверняка все крутились вокруг вас, просто вы их не признали.

— Нет-нет, это невозможно. Я дремал под деревом и слышал лишь стрекотание белки да крик гагары вдали — ничего больше.

— Да уж конечно! Белки! Там, на дереве, сидел какой-то тип и стрекотал, пытаясь убедить остальных, что он — белка. Не сомневаюсь, что кто-то на озере точно так же прикидывался гагарой. Небось, ответили им?

— Да, — признался я. — Издал гортанный клич, как…

— Конечно-конечно. Как сделал бы любой странник, желая подружиться с обитателями леса. Вижу, вы прекрасно вызубрили роль. Итак, прощайте. Я умываю руки. И не трудитесь рычать. Мне все это уже поперек горла.

— Прощайте, — ответил я.

Он растворился в кустах. Я остался сидеть, как сидел, сбитый с толку, задумчивый, чувствуя, что меня охватывает глубокое разочарование. Так прошло несколько часов.

Вдали, на каком-то заброшенном болоте, заухала выпь.

— Выпь? — пробормотал я. — Наверняка какой-нибудь идиот, вообразивший себя птицей. К черту!

Я улегся и долго лежал, раздумывая, что же делать теперь, когда все мои мечты разбились вдребезги.

И тут до меня донеслись громкие голоса, людские голоса, резкие и энергичные, без всякого намека на звериный рык.

— Он тут! Я его вижу! — кричал кто-то.

В ту же секунду я с рычанием нырнул в кусты. Мгновенно пробудившееся звериное чутье подсказало, что охотятся именно за мной. Меня охватил звериный азарт. Трико встало дыбом от страха и ярости.

Как можно быстрее я рванулся в чащу, намереваясь забраться поглубже. Однако лес, как ни странно, начал редеть. Рыча, я припал к земле, в попытке спрятаться. Меня наполнял азарт, который испытывает каждый любитель природы при мысли о том, что его гонят, как дикого зверя, что буквально в двух шагах кто-то хочет поднять его на вилы. Восторг, с которым мало что может сравниться!

И вдруг я осознал, что преследователи окружили меня со всех сторон и сжимают кольцо.

Лес совсем поредел и стал похож на обычный парк, например, Центральный парк Нью-Йорка. Низкие мужские голоса смешивались с визгом мальчишек.

— Вот он! — верещал один из них. — Через кусты прет! Гляньте, как ломанулся!

— Что такое, что за шум? — допытывался кто-то.

— Да псих какой-то! Бегает по парку в одном белье, а копы — за ним.

И тут я разглядел синие мундиры и короткие дубинки полицейских. Через несколько минут меня уже вытащили из кустов, и я очутился на газоне в одной пижаме, встрепанный и дрожащий от утренней прохлады.

К счастью, в участке решили, что лунатизм не противоречит закону, и отпустили меня, ограничившись предупреждением.

Мой отпуск по-прежнему впереди, и я по-прежнему собираюсь провести его нагишом. В Атлантик-Сити.

Загрузка...