ГЛАВА 23

МАКСИМ

София на седьмом месяце, и ее бугорок отчетливо виден — круглое свидетельство жизни, которую мы собираемся принять. Мы находимся на старом пирсе — месте, куда я любил приходить в минуты одиночества, а теперь делюсь с ней. Морской простор отражает мои мысли, бесконечные и бурные.

— Как думаешь, ей понравится рыбалка? — Спрашиваю я, кивая в сторону моря, пытаясь представить себе семейные прогулки, которые не связаны с уклонением от пуль или переговорами о мире между враждующими группировками.

София смеется, положив руку на живот.

— С тобой в качестве отца? К пяти годам она, наверное, уже будет ловить акул.

Я хрюкаю несмотря на то, что меня это забавляет.

— Акулы, да? Если только она не принесет их домой.

Она придвигается ближе, ее присутствие успокаивает меня.

— Знаешь, она часто брыкается, когда мы находимся рядом с водой. Думаю, у нас появилась маленькая русалочка.

Я смотрю на нее снизу вверх, на наше будущее, завернутое в изгиб ее живота.

— Русалка или нет, но я обмотаю весь пирс защитными сетями.

Ее глаза закатываются, но она улыбается.

— Слишком заботливый?

— Чертовски верно, — говорю я, не терпящим возражений тоном. — Никто не будет связываться с моими девочками.

В этот момент волна разбивается о пирс, обдавая нас холодной морской водой. София визжит, и этот звук настолько полон жизни, что пробивается сквозь мою обычную мрачность, как солнечный свет сквозь тучи.

— Максим! — Восклицает она, наполовину раздражаясь, наполовину смеясь. — Ты сделал это нарочно!

Я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моих губах.

— Даже не мечтал об этом, дорогая.

Она качает головой, капли воды застывают в ее волосах, словно бриллианты.

— Ты невозможен.

— И тебе это нравится, — отвечаю я. Непринужденность наших шуток — редкое сокровище, которое я стал ценить больше всего на свете.

Прежде чем София успевает ответить, у меня звонит телефон, и, взяв трубку, я ставлю ее на видео.

— Мы прервали личную беседу? — Голос Ивана сух, на его губах играет намек на ухмылку, когда он смотрит на нас.

Виктор хлопает в ладоши, в его глазах появляется озорной блеск.

— Не позволяйте нам оставаться одним. Мы любим развлечения.

София закатывает глаза, но ее улыбка снисходительна.

— Максиму нужно было побыть в тишине и покое. Мы собирались отправиться в бассейн. Не хотите присоединиться к нам?

Идея провести день вместе, вдали от груза наших обязанностей, очень привлекательна. Бассейн, уединенный и безопасный, предлагает редкую возможность расслабиться, ненадолго отвлечься от повседневной жизни.

— Значит, сегодня день бассейна, — говорю я, вставая и протягивая руку, чтобы помочь Софии подняться на ноги. Беременность не сильно ее замедлила, но я всегда начеку, защитные инстинкты включены на максимум.

Пока мы идем к бассейну, настроение у нас легкое, смех и дразнящие шутки наполняют воздух. София, сияющая и живая, становится центром внимания, ее остроумие заставляет даже Ивана быть начеку.

Виктор ныряет в бассейн с эффектным всплеском, приглашая нас присоединиться к нему. Иван следует за ним, более сдержанно, но с точностью, говорящей о его дисциплинированном характере.

София сидит на краю, опустив ноги в воду, и смеется, брызгая водой на Виктора, когда он подплывает слишком близко.

— Веди себя хорошо, или я позабочусь о том, чтобы ты пожалел об этом, — предупреждает она, но за ее словами не чувствуется настоящего жара.

Я сползаю в воду и становлюсь рядом с ней, молчаливым часовым даже в минуты отдыха.

— Тебе стоит залезть, — предлагаю я. — Вода идеальная.

Она колеблется, в ее глазах мелькает неуверенность, но затем кивает. Осторожно она опускается в воду.

— Нам нужно делать это почаще, — комментирует Иван, плавая на спине и выглядя более умиротворенным, чем я видел его за последние месяцы.

— Да, пока мы не стали по колено в подгузниках и детской смеси, — добавляет Виктор, подплывая к нам с Софией.

София слегка обрызгивает его.

— Ты будешь отличным отцом, Виктор. Только не учи ее своим дурным привычкам.

— Кто, я? — Виктор притворяется невинным, но мы все знаем лучше. — Дурным привычкам? Я хочу сказать, что мои привычки просто образцовые, — протестует Виктор, в его тоне сквозит насмешливая обида.

Иван, парящий неподалеку, вмешивается:

— Образцовые в том, чтобы втянуть нас в неприятности, возможно.

Я не могу удержаться от хихиканья, наблюдая за этим легким подшучиванием.

— Давайте не будем пугать Софию. Мы будем образцовыми папами, не так ли? — Говорю я, адресуя свой вопрос Виктору и Ивану и бросая на Софию ободряющий взгляд.

— Конечно, — соглашается Иван, отталкиваясь от воды. — Мы научим ее всем важным вещам. Например, как наносить удары и как распознать хвост.

Виктор кивает, подплывая ближе.

— И искусству своевременного побега. Незаменимые навыки для любого нашего ребенка.

София качает головой, в ее выражении ясно читается веселье.

— Может, начнем с чего-нибудь попроще? Например, с детских стишков, а не с планов побега?

— Планы побега могут быть и детскими стишками, — язвит Виктор, заслужив от Софии укоризненный взгляд.

Я обхватываю ее рукой, нежно притягивая к себе.

— Не волнуйся, мы будем подбирать учебный материал в соответствии с возрастом. Во всяком случае, первые несколько лет.

Ее смех сливается с шумом воды — мелодия, которая ослабляет постоянное напряжение, пронизывающее всю мою жизнь.

— Я обязуюсь это сделать, — говорит она, ее голос легок, но в нем слышны нотки искренности. — Пообещайте мне кое-что, — внезапно говорит София, поворачиваясь, чтобы посмотреть на каждого из нас по очереди. — Пообещайте мне, что, несмотря ни на что, она будет знать жизнь за пределами этого. За пределами Братвы.

— Мы обещаем, — отвечаю я за всех нас, и груз наших обязательств оседает в моей груди. — Она познает любовь, она познает смех, и она познает семью, которая всегда будет поддерживать ее.

София улыбается, мягкая, сияющая улыбка освещает сгущающиеся сумерки.

— Спасибо.

Пока мы вытираемся и собираем вещи, вопрос Софии витает в воздухе, задумчивый и немного тревожный.

— Как вы думаете, что она подумает о том, что у нее три папы? — Спрашивает она, обматывая вокруг себя полотенце.

Иван, как всегда стратег, серьезно обдумывает этот вопрос.

— Она подумает, что она самая счастливая девочка в мире, — уверенно заявляет он. — Трижды совет, трижды защита и трижды любовь.

София улыбается словам Ивана, в ее глазах загорается веселье.

— Трижды совет, да? Будем надеяться, что это не слишком ее запутает.

Иван хихикает — редкий звук, наполняющий комнату теплом.

— Смущение — это лишь первый шаг к мудрости. Она будет мудрее своих лет.

Виктор вскакивает, не в силах удержаться от колкости.

— Только бы она не унаследовала твое чувство юмора, Иван. Мы хотим, чтобы девочка умела заводить друзей.

Я не могу удержаться от смеха, и напряжение в разговоре ослабевает, переходя в нечто более легкое.

— А как насчет твоих навыков вождения, Виктор? Мы ведь стремимся к безопасности, помнишь?

К нашему смеху присоединяется смех Софии, и ее прежние опасения исчезают перед лицом нашей шутки.

— Ну, с кулинарными способностями Максима, стратегическим умом Ивана и энтузиазмом Виктора она должна быть всесторонне развитой личностью.

Я киваю, чувствуя прилив гордости при этой мысли.

— А с тобой, как с матерью, она будет неудержима. Доброй, умной и сильной.

Эти слова повисают между нами, свидетельствуя о наших общих надеждах на маленькую жизнь, которую мы собираемся принять. Но затем голос Софии прорывается сквозь тепло, напоминая о холодной реальности, которую мы все пытались игнорировать.

— Но меня там не будет, правда? — Ее слова мягкие, едва ли выше шепота, но они приземляются с тяжестью тысячи кирпичей, заставляя комнату замолчать.

Смех стихает, сменяясь тяжелой тишиной. София смотрит вниз, и тень печали проступает на ее лице, являя собой разительный контраст с легкостью, которая была всего мгновение назад.

Я чувствую, как у меня в животе затягивается узел. Мы танцевали вокруг этой темы, позволяя себе забыть, пусть даже на мгновение, о тех условиях, о которых мы договорились. Присутствие Софии стало постоянным, ее смех — мелодией в мрачном саундтреке нашей жизни. Мысль о том, что она уедет, забрав с собой часть нас, — это реальность, с которой я не хотел сталкиваться.

Иван прочищает горло, нарушая тишину, но его обычная уверенность, кажется, пошатнулась.

— София, мы…, — начинает он, пытаясь найти слова, которые могли бы преодолеть пропасть, образовавшуюся в результате ее заявления.

Виктор неловко сдвигается с места, его взгляд устремлен в пол. Человек, который всегда готов пошутить или сделать легкомысленный комментарий, растерянно смотрит на ситуацию, лишаясь дара речи.

Я смотрю на Софию, на ее обнаженную уязвимость, и понимаю всю глубину принятого нами решения. Речь шла не только о том, чтобы защитить ее, дать ей свободу или обеспечить безопасность ребенка. Речь шла о нас, обо мне, смирившемся с предстоящей потерей ее присутствия, ее влияния в нашей жизни.

— София, — начинаю я, мой голос тверже, чем я чувствую, — мы заключили соглашение, да. Но это не значит, что оно незыблемо. Ты стала… Ты важна для нас. Для меня.

Ее глаза встречаются с моими, ища, возможно, уверенности в том, что это не конец, что связи, которые мы создали, не будут разорваны расстоянием или соглашениями, заключенными в другое время, при других обстоятельствах.

— Мы можем поговорить об этом, провести переоценку, — предлагаю я, и эта идея формируется по мере того, как я говорю. — Все изменилось. Мы изменились.

Иван кивает, поддерживая меня.

— Максим прав. Мы не предполагали… этого, — он делает неопределенный жест, охватывая пространство между всеми нами, — когда строили эти планы.

Она уйдет. Эта мысль проносится у меня в голове, как выстрел в пустом переулке, резкий и разрушительный. От нее у меня закипает кровь. Это неправильно, это чертовски несправедливо. Она должна быть здесь, с нами.

Я снова перевожу взгляд на Софию, и ее хрупкость пронзает мою закаленную внешность, как меткая пуля. Я не многословен, но к черту все, если я позволю ей уйти без боя.

— София, — раздается мой голос из глубины груди, в каждом слоге сквозит отчаяние и неоспоримая тоска. — Мы не должны зацикливаться на том, о чем договорились раньше. — Я приостанавливаюсь на мгновение, чтобы успокоиться и отступить от грани уязвимости, на которую я нечаянно ступил.

Ее глаза мерцают, встречаясь с моими, в поисках уверенности, в поисках утешения. Это зрелище вызывает в моем суровом сердце удивительную нежность.

Спустя вечность Иван говорит:

— Он прав, мы этого дерьма не ожидали. — Его руки широко взметаются, охватывая напряжение, Софию, меня — все.

Наступившую тишину нарушает Виктор, наконец обретший голос. Ему не нужно ничего говорить — сталь в его взгляде говорит сама за себя.

Мы глубоко погружаемся в наши страхи и надежды, каждое слово прокладывает путь к пониманию — по одному откровению за раз. Это нелегко, но это необходимо — чертовски важное осознание того, где мы находимся и где надеемся быть.

И все это время одна мысль остается в моем сознании, как заноза. Черт возьми, я хочу ее. Я хочу завладеть ею, заклеймить ее как свою. Эта мысль поглощает меня, становясь моим спасательным кругом в этой буре эмоций, грозящих утопить меня.

Загрузка...