Максим
— Явился! — всплескивает руками Нина, едва я переступаю порог отчего дома.
В нос ударяет запах выпечки и еле уловимый — кубинской сигары.
— Опоздал?.. — заключаю ее в объятия и смачно целую в пухлую щеку.
— Нет, еще не садились, — шепчет доверительно, — отец твой не в духе… в кабинете курит.
— Он всегда не в духе.
— Степан и Агния в гостиной. Ждут еще сестру Агнии… должна подъехать с минуты на минуту.
— Ясно, я тогда пока зайду к отцу за пиздюлями.
— Иди, — смеется, хлопая меня по плечу.
Отец курит, стоя у открытого окна, но под потолком все равно сизая дымка. В кабинете холодно и неуютно.
— Привет, — останавливаюсь рядом и протягиваю руку.
— Здорово, — покосившись на меня, здоровается и сразу закрывает окно.
Разворачивается к столу и, положив сигару на специальную подставку, устало садится в кресло.
Я падаю на диван и располагаю лодыжку правой ноги на колене левой.
— Что-то случилось?
— Володя в реанимации.
— Оллсон?.. Что с ним?
— Он все с гастритом мучился…
— Я помню, — жаловался мне при каждой нашей встрече.
— А недавно приступ схватил… — продолжает говорить негромко, — вызвали скорую, думали язва… а оказалось, рак!
— Твою мать! — вырывается у меня.
Его, бесспорно, жалко, но, осознав за мгновения всю степень ответственности за его бизнес и дочь, я просто застываю в шоке.
— Четвертая стадия… Делают с ним что-то, но… — машет рукой, — уже поздно.
— В Израиле хорошо рак лечат.
— Четвертую стадию?! Ее даже не оперируют, потому что метастазы везде!
Проведя ладонью по холодному, покрывшемуся испариной лбу, безуспешно пытаюсь надышаться. Воздуха не хватает.
— Стефа знает?
— Нет еще, — касается головой, — Володя просил не говорить, пока семестр не закончится.
— А если он не доживет?
— Доживет. Пару месяцев еще точно есть.
Поднявшись на ноги, наполняю стакан водой и выпиваю залпом. В горле все равно першит.
— Все, Макс, погулял и хватит, — произносит, наблюдая за моими метаниями, — пора браться за ум, сын. Благо, мозги у тебя имеются, было бы желание.
— Он подготовил приемника?
— Сука!.. — взрывается отец, — какого, нахрен, приемника?! Ты его приемник! Ты и я! Мы с тобой его приемники! И потом, он не собирался помирать!..
Да понимаю я все! Понимаю!.. Они оба, Оллсон и мой отец, планировали стоять у руля еще как минимум лет двадцать, а затем передать дела мне и нашим со Стефой детям.
Блядь!.. Но кто же думал, что тесть соберется на тот Свет так рано!..
— А если завтра со мной что-то случится?! — продолжает орать отец, — что делать будешь?.. Ты думал об этом?
— Нет.
— Я теперь постоянно думаю! Инфаркт, инсульт, ебаный тромб!.. Что ты делать станешь, Максимка?!
— Ладно, успокойся! — повышаю голос, — будешь так орать, точно инфаркт заработаешь!
Отец, резко выдохнув, замолкает. Откинувшись на спинку кресла, обеими руками растирает лицо.
— Если сольешься, я бегать за тобой не стану, — произносит вдруг, — введу в правление Степана. Он только этого и ждет.
— Не сольюсь.
За дверью раздаются женские голоса, а затем слышится деликатный стук.
— Юра, Ангелина приехала. Идем за стол, — тихо говорит Агния, переводит на меня взгляд и добавляет, — здравствуй, Максим.
— Добрый вечер.
При желании ее можно было бы обвинить в том, что она мечтает заменить меня своим сыном в качестве наследника отца. Возможно, мысли у нее такие есть, но по факту она никогда ничего для этого не делала.
Или достаточно умна, чтобы понимать, что с отцом это бесполезно, или очень хитра и терпеливо ждет, когда я сам выйду из игры.
Иду в гостиную, чтобы поздороваться с братцем. Отец задерживается в холле, чтобы поприветствовать сестру Агнии, которая бывает здесь нечасто.
— Стив…
Степан, отвлекшись от разговора по телефону, здоровается со мной кивком головы. Все тот же незаинтересованный взгляд и эмоциональный минимализм.
Обмениваемся рукопожатиями и расходимся в разные стороны.
Я помню, как часто твердили родители, что отныне мы братья, что должны подружиться, всегда и во всем друг друга поддерживать. Мы оба быстро поняли, что никому ничего мы не должны и попыток сблизиться ни я, ни он не предпринимали.
Компании у нас были разные, общих знакомых было мало. Потом он уехал в Европу, и наше общение сошло на нет.
— Степа, Максим, садитесь, — начинает щебетать Агния.
Заламывая руки, дожидается, когда все рассядутся, и только после этого занимает место справа от отца.
— Дед где?
— Отправил его в санаторий, а то он от скуки на стены скоро полез бы.
Сделав пометку в голове, набрать его завтра утром, сосредотачиваюсь на ужине. Вопросов ко мне, очевидно, больше нет, поэтому внимание всех присутствующих сконцентрировано на Степане, которого называют так только дома. Для остальных он давно Стивен.
Весь вечер сдержанно, будто нехотя, отвечает на вопросы отчима и матери.
— Еще раз убеждаюсь, что учиться тебе нужно было в Европе, — обращаясь ко мне, ворчит отец.
— А я не хочу в Европе.
— А где хочешь?.. — хмыкает он, — здесь, что ли?
Агния с сестрой деликатно молчат. Стив с отсутствующим видом жует мясо.
— Если бы учился в Европе, Стеше не пришлось бы быть там одной.
— У нее полно друзей.
— Я видел ее, когда приезжал по работе в Мюнхен, — подает голос Стивен.
— Правда?.. — оживляется Агния, — Вы говорили? Как она?
— Немного. Выглядела… нормально…
— Не говори ей про Володю, — просит родитель, — в случае, если встретишь ее снова.
— Вряд ли встречу, но… не скажу.
— Пусть девочка спокойно закончит семестр.
Я еле высиживаю ужин до конца. Кусок в горло не лезет, тошно. Куря на террасе после ужина вторую сигарету подряд, настраиваюсь. Убеждаю сам себя, что все нормально. Потяну, если захочу. Верю в собственный потенциал.
Скрипнувшая за спиной дверь выпускает из дома Стива. Встав в противоположном конце террасы, тоже закуривает. Выпуская первую струю дыма, молча смотрит на меня сощуренным взглядом.
Отвечаю тем же.
Амбициозный ублюдок. Вот, кто с радостью согласился бы мне помочь. Ни секунды не раздумывая, возглавил бы обе компании и женился бы на Стефе, ее старой няньке и их суке добермана, если бы потребовалось.
Пусть продолжает дрочить на мое наследство по ночам. Пока я жив, ему не отломиться ни кусочка.
— Возвращаться не собираешься? — спрашиваю, туша окурок в пепельнице.
— Не вижу причин.
— Их, действительно, нет.
Иду в дом, чтобы попрощаться с родней, а затем в числе первых сваливаю. Жанне не звоню — надо слезать с этой иглы.