Свет без тени

Глава XVIII

31 декабря с утра сыпал снег, а днем потеплело и пошел дождь.

Приема в амбулатории не было, но «скорая помощь» привезла пятерых человек. У троих оказалась простуда, четвертый пострадал в дорожной аварии – сильно ушиб колено, у последнего было небольшое растяжение связок. В общем, ничего серьезного. Их осмотрели, сделали кому надо уколы, назначили лечение и отправили по домам.

Когда в восемь вечера начался вечерний обход, дождь прекратился, небо очистилось, ярко светила луна. Токио оказался в зоне высокого атмосферного давления, воздушные массы с материка принесли похолодание.

Клиника была полупустой: на праздники большинство уехало к семьям, осталось не более одной трети.

В канун Нового года больные собрались в палатах маленькими компаниями, ели новогодние кушанья, соба.[21]

В девять часов вечера Норико пошла гасить свет. Во многих палатах ни души. Темно было и там, где недавно лежал Ёсидзо Исикура. Норико ощутила в груди жутковатый холодок, когда кинула взгляд в приоткрытую дверь этой палаты.

Лунный свет падал на кровать, на которой лежал Исикура. Труп унесли, простыни сняли; на голом матрасе кое-где остались вмятины и разводы.

Торопливо, почти бегом, она прошла мимо, завернула за угол и спустилась на третий этаж, в комнату медсестер. В ординаторской горел свет – значит, Наоэ еще там. И прекрасно: можно спокойно зайти к нему. Тем более что сегодня дежурит туповатая Уно, и, если сказать ей, что доктор нужен по делу, она не усомнится.

Перед дверью Норико в нерешительности остановилась, потом, набравшись храбрости, тихонько постучала.

– Войдите.

Норико с облегчением вздохнула: «Слава богу, голос Наоэ».

Она вошла в ординаторскую и аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Я прошла по палатам, выключила свет.

– Хорошо.

Наоэ отложил в сторону книгу, достал из кармана пачку сигарет.

– Хотите чаю?

– Спасибо. Не надо.

На столе перед Наоэ стояла бутыль с сакэ, рядом полупустой стакан.

– Когда проходила мимо палаты, где лежал Исикура, так жутко сделалось, аж мурашки по коже.

Наоэ прикурил сигарету, затянулся и посмотрел на Норико:

– Сядь рядом со мной.

– Что? – Норико не поверила собственным ушам. В клинике она слышала такое впервые.

Наоэ собрал газеты, освобождая место для Норико, которая села только после того, как вымыла пепельницу и вытерла стол.

– Хочешь сакэ? – спросил Наоэ.

– Нет, я ведь на работе…

– Да ладно, сегодня же праздник. Год кончается. Наоэ протянул Норико свой стакан. Норико, едва пригубив, поставила его на стол.

– Завтра едете в Саппоро?

– Да.

– А когда вернетесь?

– Буду там дня два-три.

– Так мало? – Норико сразу решила, что тогда и она вернется из Ниигаты пораньше.

– Саппоро, наверное, весь в снегу… Наоэ молча взял стакан, глотнул сакэ.

Норико представила, как он идет по заснеженным улицам Саппоро.

– Поехали вместе! – неожиданно предложил Наоэ.

– А? – Норико даже растерялась. Уж очень неожиданным было это предложение.

– Хочешь съездить в Саппоро, на Хоккайдо?

– Вы… серьезно? – Норико с изумлением глядела на Наоэ. – Хотите, чтобы я поехала с вами?

– Но только там сейчас очень холодно.

«Ничего! Пусть снег, пусть мороз, только бы вместе с ним!» – подумала Норико.

– Но ведь ты собиралась завтра в Ниигату?

– Могу и не ехать.

– Тебя там мать ждет?

– С ней я увижусь в любое другое время, когда захочу.

Наоэ снова пригубил сакэ.

А Норико удивлялась собственным словам. «С ней я увижусь в любое другое время… Как будто с Наоэ больше не увижусь».

– Тогда едем завтра.

– Завтра? – снова удивилась Норико.

«Что это? Каприз? Но упускать такую возможность нельзя!»

– А… Вы же едете к матери?

– Жить буду в гостинице.

– Как же так? В Саппоро у вас дом…

– У матери пробуду только один день.

– Я вам не помешаю?

– Нет. Только пока я буду у матери, ты посиди в гостинице.

Норико никогда не была на Хоккайдо и никогда не ездила вдвоем с Наоэ. От неожиданной радости она залилась румянцем.

– Во сколько мы выезжаем?

– Самолет вылетает в три. Билет для тебя я закажу сегодня по телефону.

– А номер в гостинице?

– Сейчас праздник, приезжих, наверное, много, но ничего, город не маленький, уладим.

Норико еще не верила своему счастью.

– Вы в самом деле берете меня с собой?

– Я же сказал.

– Я так рада…

Норико выглянула в окно. Ей казалось, что счастье бежит ей навстречу. Стоит только прислушаться – и можно услышать его приближающиеся шаги. Она боялась пошевельнуться, чтобы не отпугнуть его, боялась услышать сейчас: «Нет, ты не так поняла…»

– О чем задумалась?

– Да нет… ничего… – Норико засмеялась и прижалась к плечу Наоэ.

– Пальто не забудь.

– А сапоги?

– Не обязательно, достаточно взять ботики. Пальто у Норико было одно – тонкое, пригодное только для Токио. Ботики можно купить и в Саппоро. Чемоданчик, правда, потертый, да ничего, сойдет. Жаль, так и не сшила себе костюм, о котором давно мечтала. Собиралась к родителям в Ниигату, а туда наряды ни к чему. Но Хоккайдо – это, конечно, совсем другое дело… Жаль, что не знала заранее, тогда было бы время как следует собраться, а сейчас, уж конечно, ничего не успеть… Ну и ладно, что он раньше не сказал. Он ведь всегда такой. Может, сию минуту решил – и тут же пригласил.

– Наверное, в Саппоро очень красиво зимой? Дома, дороги – все снегом запорошено…

Норико вообразила тихие улочки, кружащийся в воздухе снег; дома, деревья, тротуары, дороги – все бело. И они идут вдвоем… Тишина и сверкающая белизна вокруг. Норико почувствовала, как у нее кружится от счастья голова.

– Вот и кончается год… – тихо сказал Наоэ и допил сакэ.

– Даже не верится…

Откуда-то доносилось пение. Наверное, больные смотрят по телевизору праздничную программу.

– Да, кончается год… как и все в мире кончается…

Последнее слово Наоэ произнес как-то особенно резко. Норико испуганно подняла лицо.

Наоэ чуть улыбнулся одними глазами. Такой мягкой улыбки Норико никогда у него не видела. Нежно глядя на улыбающегося Наоэ, Норико встала со стула.

– Ну, я пошла? Принести фруктов?

– Не надо. Лягу спать.

– Спокойной ночи.

Первого января была чудесная погода. На улицах – толпы людей. Женщины в праздничных кимоно. Все спешат в храмы. Во всем чувствуется праздник.

Обычно в «Ориентал» работают в две смены, но в праздники по предложению сестер работали в одну; хоть и долго, но дел мало, и потом можно подольше отдохнуть.

Первого дежурили Кобаси и медсестры Такаги и Наканиси.

Норико, сдав дежурство, уже собиралась домой, когда к ней подбежал Кобаси.

– Где Наоэ-сэнсэй? – взволнованно спросил он.

– Наверное, у себя в комнате. Сегодня я еще не видела его.

– Он проснулся?

– Не знаю, обычно он поздно встает.

– Сэнсэй уезжает?

– Кажется, да.

– Что же делать?!

– А что случилось?

– Три дня не был в клинике, сегодня пришел – и пожалуйста, получил вот это…

– Что это?

– Письмо. Уэно отказывают в плате за переливание крови.

– Кокити Уэно? У которого анемия?

– Да! А старуха-то у него тоже работать не может…

– Отказывают со следующего года? – спросила Норико.

– Да ведь сегодня как раз и начался этот следующий год.

– Но мы уже сделали переливание. Рано утром.

– Давать пособие не хотят. Пусть, мол, сам платит.

– Как же сам? У стариков ничегошеньки нет.

– Конечно. Как он заплатит почти сто тысяч иен в месяц? Тут хоть расшибись… – Кобаси возмущенно помахал конвертом.

– Почему вдруг отказали?

– Я и сам понять не могу.

– Может, ошибка?

– Какая ошибка… Все здесь предельно ясно сказано. Норико заглянула в письмо. Да, в самом деле: «…и потому предлагаем с нового года прекратить переливание крови больному Кокити Уэно».

– У них, видите ли, средств не хватает.

– О каких средствах можно говорить? – возмутилась Норико. – Без переливания он сразу умрет!

– В том-то и дело…

– Как же быть?

– Не знаю. Не понимаю, о чем думают эти чинуши.

– Надо выяснить все поточнее.

– Да ведь сегодня первое января!

– Ой, конечно, сегодня никто не работает…

– Придется ждать до четвертого, – сказал Кобаси.

– А что делать пока?

– Продолжать переливание крови. Сам буду платить. – Кобаси гордо выпятил грудь.

Его молодость и прямолинейность почему-то вызвали у Норико глухое раздражение.

– Может быть, посоветоваться с доктором Наоэ? – предложила она.

– Хорошо бы, конечно… – Кобаси, казалось, вот-вот попросит Норико разбудить Наоэ.

– Думаю, он уже проснулся. Можно позвонить ему.

– Попробую, – ответил Кобаси. Норико сбежала вниз по ступенькам.

Минут через десять Наоэ вошел в комнату медсестер. Он был в свитере и пиджаке; волосы взлохмачены, лицо невыспавшееся. Видимо, долго не мог заснуть, хотя лег рано, часов в десять.

– С Новым годом, – сказали Кобаси и Акико Наканиси.

Наоэ ответил на приветствие, только сейчас, видимо, осознав, что уже наступил Новый год. Похоже, ему было все равно – год новый, заботы старые.

– Извините, что разбудил вас…

– Ничего, все равно уже пора было вставать.

– Едете на Хоккайдо?

– Да. – Наоэ кивнул и полез в карман за сигаретами. – Ты что-то хотел мне сказать?

– Да. Такое дело… Вот, письмо пришло.

Наоэ раскрыл письмо и начал читать. Длинные тонкие пальцы казались на солнце прозрачными.

Дочитав, Наоэ перевернул листок, убедился, что на обороте ничего не написано, и еще раз заглянул в конверт.

– Безобразие! – заговорил Кобаси. – Обречь старика на верную смерть! Не могу понять, зачем чиновникам понадобилось направлять нам такое письмо.

– Кто-нибудь из муниципалитета справлялся об Уэно?

– Да нет… Вроде нет… – неуверенно пробормотал Кобаси и, ища поддержки, обернулся к стоящей за его спиной Акико.

– Да, никто им не интересовался, – подтвердила та.

– А счета отправляете?

– Конечно. Я составляю их каждый месяц.

– Вспомни, а не было ли запроса об эффективности лечения? Хотя бы по телефону.

Кобаси покосился на Акико.

– Вообще, однажды меня… спрашивали по телефону… – с запинкой ответил он.

– О чем?

– Может ли Уэно поправиться, если ему делать переливание крови.

– А ты что ответил?

– Сказал, что, конечно, нет. Переливание помогает, но не излечивает больного.

– Так… А бумаг никаких не писал?

– Писал. Примерно месяц назад мне прислали запрос, и я ответил то же самое.

Наоэ стряхнул пепел и покачал головой.

– Теперь все понятно.

– Что понятно?

– Это письмо – ответ на твою бумагу.

– Но я же был прав! Как врач я был абсолютно прав! Переливание крови дает только временное улучшение.

– Конечно, прав. Но и чиновники тоже правы.

– Как? – Кобаси оперся руками о край стола.

– Пособие запрещено выплачивать, если лечение неэффективно и к тому же длительно. А оно еще и очень дорогое.

– Это просто чудовищно! Он ведь сразу умрет! Не протянет и недели.

– Верно.

– Что вы предлагаете? Смириться?

– Это, безусловно, ужасно, но… довольно логично.

– Как врач я не могу примириться с этим!

– Правильно. Но пойми и другую сторону: если безоговорочно согласиться с неэффективным лечением, то иные врачи постараются нажиться на этом… В их рассуждениях есть своя логика.

– Что же теперь делать? Кобаси был бледен как полотно. Акико встревоженно наблюдала за ними.

– Разумнее было бы написать неправду.

– Солгать?

– Солгать. Написать, что переливание крови оказывает колоссальный эффект.

– Неужели так можно?

– Нужно.

– Ну что ж… Дело не трудное. Прямо сейчас и напишу.

– Нет, теперь уже поздно.

– Почему?

– Ты уже раз написал. Сообщил об истинном положении дел. Тебе не поверят.

– Как же быть?

– Никак.

У Наоэ пересохло в горле; он встал, налил воды из-под крана и одним глотком осушил стакан.

Кобаси стоял в той же позе, опираясь о стол, и молчал.

– Так. Все ясно, – выговорил он наконец. – За переливание крови я буду платить сам.

– Это ни к чему.

– Нет, я решил. Потому что сам виноват. Акико потянула Кобаси за рукав.

– Иначе мне не будет покоя, – осипшим от волнения голосом продолжал Кобаси.

– Ты же должен понять, что переливание продлит Уэно жизнь на месяц, самое большее – на два. И все. Ты считаешь, что это тебя успокоит?

– Успокоит. Пусть хоть на месяц.

– Зря выслуживаешься! – неожиданно проговорил Наоэ – тихо, но очень отчетливо. – Какой же ты все-таки маменькин сынок!

Кобаси удивленно взглянул на него, но тут же опустил глаза. Акико Наканиси, забыв о работе, испуганно смотрела то на одного, то на другого.

Наоэ взял со стола историю болезни, перелистал ее. Затем глухо сказал:

– Старуха знает, что он не поправится. Ставь капельницу.

– Какую капельницу?

– Вводи ему подкрашенную глюкозу.

– Подкрашенную? Зачем?

– Чтоб раствор был красного цвета.

– Не понимаю.

– Чтоб было похоже на кровь. – Наоэ не скрывал раздражения.

– Но это же надувате… – Кобаси осекся. Наоэ, сложив руки на груди, смотрел в окно.

– Вы предлагаете пойти на обман? Делать вид, что продолжаем переливание крови?

– Совершенно верно.

– Нет, это надувательство, обман. Это недостойно врача!

– Достойно, недостойно… Не в том проблема. Выхода другого нет.

– Но… – Кобаси смотрел на Наоэ так, будто видел перед собой чудовище. – Старик же сразу умрет… – Глупо было объяснять это Наоэ, но Кобаси не мог удержаться. – Неужели вам все равно?

– И переливание может продлить ему жизнь не более чем на несколько месяцев.

– Это бесчестно – приближать его смерть!

– Бесчестно? – Наоэ подошел к Кобаси вплотную. – Ты говоришь: бесчестно? – Он оглядел Кобаси с такой ненавистью, что тот даже попятился.

– Разве не так? – растерянно пробормотал Кобаси. – Разве подкрашенная глюкоза – это честно?

– Когда ничего сделать нельзя, надо дать человеку возможность умереть спокойно. Конечно, тебя подкрашенная глюкоза не обманет, ты знаешь всю правду. А Уэно и его жена – не знают. Пусть они верят, что было сделано все.

Кобаси задумался. Может, в словах Наоэ есть доля истины? Нет. Для врача этот путь неприемлем. Существует же чувство долга!

– Врач обязан оказать больному помощь – сделать для него все возможное, – упрямо сказал Кобаси. – А если возможности ограниченны – должен хотя бы на день продлить ему жизнь.

– Посылка верна. – Только посылка?

– К сожалению, наш мир не идеален.

Кобаси понимал это и все равно согласиться с Наоэ не мог.

– Врач, – возразил он, – должен быть прежде всего гуманистом.

– Ах, гуманистом? – Наоэ язвительно улыбнулся и сел поудобнее, нога на ногу. – А тебе хорошо известно, что значит быть гуманным?

– Известно. Это значит – бережно относиться к человеческой жизни вообще, значит – любить ближнего…

– Ты не путаешь гуманизм с состраданием?

– Нет, не путаю. Любому существу надо помогать поддерживать жизнь, пока она теплится в человеке.

– Поддерживать жизнь… Хм… – Наоэ криво усмехнулся. – Значит, гуманизм, по-твоему, состоит в том, чтобы поддерживать жизнь. Как жить – неважно, только бы жить.

– Конечно, могут быть особые обстоятельства, но как принцип все, что я сказал, верно.

– Да… Ты так ничего и не понял. В своих университетских клиниках вы оторваны от реальной жизни.

– Отчего вы так решили? – Кобаси недавно пришел в «Ориентал» из университетской клиники, и слова Наоэ задели его за живое.

– Чтобы стать настоящим врачом, мало изучить медицину; надо знать и философию, и разбираться в этике, и принципы медицинской практики помнить назубок. Надо еще знать, как помочь человеку умереть.

– Помочь умереть?!

– Именно. Порой больному нужно помочь примириться со смертью, чтобы ни он сам, ни его близкие не упрекали себя, да и нас…

– Такого курса нам в университете не читали. Программа не предусматривает…

– Если бы такой курс существовал, я бы наверняка был ведущим специалистом. – Наоэ потер ладонями впалые щеки.

– Курс по подготовке убийц?

– Увы!.. Каждый врач в чем-то убийца; пока еще весьма часто его профессиональные обязанности состоят в том, чтобы убедить безнадежно больного в неотвратимости смерти.

– Но наше призвание – спасать жизни! И действительно, мы же вырываем людей из когтей смерти!

– Спасаем? – Наоэ смерил Кобаси неприязненным взглядом. – Мы не спасаем. Спасается сам человек – тот, в ком еще не иссякли силы бороться. А врач лишь в нужный момент протягивает ему руку помощи. И не более.

– Во всяком случае, настолько принижать роль врача…

– К сожалению, порой приходится. – Наоэ поднялся со стула. – Ну, я пошел.

– А что же с Уэно?.. – начал Кобаси, но Наоэ не дал ему договорить.

– Ты его лечащий врач, и больше я тебе ничего не скажу. Делай как знаешь.

– Если я… последую вашему совету, что мне потом говорить Уэно и его жене?

– Через день-два состояние больного ухудшится. Вот и скажешь тогда: мы сделали что могли, но – увы! – бесполезно.

– А как часто вводить ему эту… красную жидкость?

– Как и до сих пор: утром и вечером. Двух раз, думаю, достаточно. Станет хуже – ставь капельницу чаще, увеличивай дозу. Главное, чтобы и больной, и старуха его были уверены, что проводится интенсивное лечение.

– Сколько он протянет без переливания крови?

– Думаю, дней пять-шесть.

– Вы вернетесь пятого?

– Возможно.

– А можно вам позвонить в Саппоро?

– Я остановлюсь в гостинице G., меня легко будет найти через справочное бюро.

– Возвращайтесь скорее.

– Да-да.

Наоэ направился к двери, но вдруг остановился. Резко обернувшись, он неожиданно ласковым, мягким взглядом оглядел всех – Кобаси, Акико Наканиси. Затем решительно распахнул дверь и вышел в коридор.