Глава 4: Разбитая вдребезги

Мы с Майклом Кларком Дунканом[53] повстречались в 2009 году в «Хол Фудс»[54] в Лос-Анджелесе. Он подошёл ко мне и заговорил. Я сразу узнала его по номинированной на «Оскар» роли в «Зелёной миле». Он сказал, что является фанатом «Ученика» и что хочет поближе познакомиться со мной. После того, как я вернулась из запланированной поездки на восточное побережье, мы отправились на наше первое свидание.

После того, как мы встречались несколько месяцев, мы были безумно влюблены и неразлучны. В Майкле я нашла ту любовь, которую искала всю свою жизнь, с человеком, которого уважала и обожала. Но ничто в жизни не идеально на 100 процентов. Настроение у Майкла было непредсказуемым, и он был с характером. Он был огромным человеком двухметрового роста и весом сто сорок килограммов. Видеть такого крупного мужчину в гневе было ужасным зрелищем.

Он настоял, чтобы я переехала в его дом в Вудленд-Хиллз, Калифорния, и просил меня сопровождать его в местах съёмок. Я помогала ему выбирать кинопроекты, читала сценарии и писала для него синопсисы. Со временем, как он и предпочитал, я стала ездить с ним так часто, как только это было возможно.

Я решила, что «Окончательное слияние» станет моим последним реалити-шоу. К тому времени я уже в течение шести или семи лет бронировала шоу одно за другим, одно за другим, и была готова сделать перерыв. Я больше времени стала посвящать преподаванию и начала заниматься миссионерской деятельностью. Я посетила сиротские приюты в Западной Африке и получила судьбоносный опыт. В той поездке я поняла своё предназначение. В тот момент я решила изменить свою жизнь. Вернувшись в Штаты, я всё отложила и поступила в Объединённую богословскую семинарию в Дейтоне, штат Огайо, чтобы получить религиозное образование и стать священнослужителем. Было определённое сопротивление со стороны людей, не считавших, что звезде реалити-шоу следует быть священником. Но я доказала свою преданность идеалам служения людям, вере и учёбе, и сомневающиеся замолчали. Программа обучения требовала, чтобы я раз в месяц примерно на неделю уезжала из Лос-Анджелес в Огайо, единственное время, когда мы с Майклом разлучались.

В этот период своей жизни я не поддерживала регулярную связь с Дональдом Трампом. Мы в 2010 году провели несколько совместных пресс-конференций в поддержку «Окончательного слияния», когда оно наконец стартовало на TV One, но я не была эмоционально привязана к его успеху. Я двигалась дальше. Был второй сезон шоу с моделью Токарой Джонс в главной роли, но я не принимала участия в его съёмках. Мы с Трампом обсуждали моё участие во втором сезоне, чего ему хотелось, но моя жизнь совершила поворот, и я больше не интересовалась реалити-телевидением. Я была сосредоточена на своём обучении, своей вере и своих отношениях.

Дональд также нашёл новую страсть своей жизни: движение теории рождения[55]. Искра его интереса к гражданству Барака Обамы, которую я наблюдала в 2007 году, выросла в пламя недовольства. В интервью шоу вроде «Взгляд»[56], Fox News, шоу «Сегодня»[57] он говорил: «Почему он не показывает своё свидетельство о рождении?», «Мне становится интересно, в этой ли стране он родился?», «Если он родился не в этой стране, что вполне возможно, тогда он провернул одну из величайших в истории политики афер».

В июне 2008 года кампания Обамы опубликовала копию его свидетельства о рождении, доказывавшую, что он родился в Гонолулу, в больнице материнства и гинекологии Капиолани. В марте 2011 года, обдумывая участие в президентской гонке, Дональд сказал, что у него есть «сомнения» насчёт этого свидетельства о рождении. Он больше, чем кто бы то ни было, продолжал нести этот факел теории рождения.

Президентство Барака Обамы приводило Дональда Трампа в ярость. В его глазах Обама был не просто чернокожим, он являлся иностранцем, чей отец был из Кении. Он с подозрением относился к непохожести Обамы, что является актуальным термином в исследовании «бледности». Эта непохожесть — не просто быть чернокожим; это быть африканцем. Иностранцем. Экзотичным. Другим. Став президентом, Барак Обама заставил Дональда Трампа выглядеть дураком. Трамп воспринял это лично, что страна выбрала Обаму, а не его, пусть он и не участвовала в выборах.

Однажды я спросила его: «Зачем ты продвигаешь эту глупость со свидетельством о рождении?».

Он ответил: «Это всего лишь политика. Это политика». Он заявлял, что это было частью его сбора компромата, чем все занимались. Так как он серьёзно обдумывал участие в президентской гонке 2012 года — так же, как он это говорил в 2004 и 2008 годах — то считал всё это честной игрой, просто тем, что нужно делать для ведения конкурентной борьбы.

Я вспомнила этот разговор пятью годами позже, когда появились новости о встрече Дона-младшего с тем российским юристом в «Башне Трампа», после того как ему пообещали в электронном письме «официальные документы и информацию, обличающие Хиллари и её дела с Россией, которые будут очень полезны Вашему отцу». Это тоже было просто ещё одним сбором компромата? Просто ещё одним примером того, что вам нужно делать для ведения конкурентной борьбы?


* * *


В 2011 году на ужин Ассоциации корреспондентов Белого дома в отеле «Хилтон» в Вашингтоне, округ Колумбия, приехал Обама и тотчас начал высмеивать Трампа за его увлечение свидетельством о рождении. Мы с Дональдом оба присутствовали там. На ужине я сидела где-то в семи или восьми столиках от Дональда. Обама шутил насчёт «мандата и обширного опыта» Дональда Трампа. Обама продолжил: «В одном из эпизодов ‘Ученика знаменитости’ в стейкхаусе мужская команда поваров не впечатлила судей из ‘Омаха Стейкс’. Там было много обвинений со всех сторон, но Вы, мистер Трамп, признали, что настоящая проблема была в нехватке лидерства. И в конечном счёте Вы не обвинили Лила Джона[58] или Мита Лоуфа[59], Вы уволили Гэри Бьюзи[60], и подобного рода решения не дают мне спокойно спать».

Я видела выражение лица Дональда Трампа.

Он побагровел.

Речь Обамы, его слова, его власть были не просто смешными, они были впечатляющими. Его шутка об «Ученике» заставила людей за моим столиком со смехом посмотреть на меня. Барак сказал с трибуны: «Хорошо справились, сэр. Хорошо справились», и обратился к толпе: «Что бы ни говорили о мистере Трампе, он, несомненно, привнесёт в Белый дом некоторые перемены. Давайте посмотрим, что получится». Затем на экране позади него появилось изображение Белого дома с табличкой Трампа на нём, как у «Башни Трампа».

Именно в тот момент, в том зале Дональд Трамп принял решение не только о том, что будет участвовать в президентских выборах 2016 года, но также о том, что отомстит за то, что Обама унизил его на глазах у всех тех влиятельных людей. Я была там, чтобы засвидетельствовать это. Немногие люди могут проследить эту связь, но я знаю, что я видела. Когда Сет Майерс[61] взял микрофон и назвал «шуткой» саму идею президентства Трампа, я через несколько столиков практически слышала мысли Трампа: «Смейтесь сейчас, но довольно скоро эта шутка вам аукнется».

Если бы Трамп смог, вопреки всему, стать президентом, единственным пунктом в его списке дел было бы стереть наследие Барака Обамы, сведя на нет его политику.

И это звучит мелочно, это звучит глупо, это звучит вредительски, но это просто реальность с моей точки зрения, и у меня была совершенно уникальная возможность наблюдать, как всё это разворачивалось.

Шесть месяцев спустя, в октябре 2011 года, моего брата Джека убили. Он спал в Янгстауне дома в своей кровати, когда бывший его подружки вломился в дом и хладнокровно застрелил его.

У моего брата в детстве были свои проблемы, но он изменил свою жизнь, нашёл призвание и заставил всех нас гордиться. Как вы понимаете, эта трагедия потрясла нашу семью. Сперва убили моего отца, а теперь моего брата. Похороны были мучительными. Я выступила на службе и почтила его жизнь.

Мы не знали, что «Нэшнл Инквайрер» для их освещения прислала репортёра, притворившуюся родственницей чернокожую женщину. Она надёргала слов из моего панегирика, превратила их в статью с цитатами и заявила, что взяла у меня интервью, пока мы стояли у гроба моего брата. Газета назвала её «эксклюзивным интервью».

Я наняла лучших адвокатов и в течение месяца предупредила таблоид, что готовлю иск, потому что была так расстроена, что моим горем лживым образом воспользовались. То, что они назвали это «эксклюзивным интервью», делало мой случай беспроигрышным. Неэтично использовать такой язык, если субъект не дал согласие на интервью.

Тогда мне позвонил Дональд Трамп. Мы не говорили с ним с ужина Ассоциации корреспондентов Белого дома. Мы перекинулись парой слов, и он сказал: «Омароса, ты должна отозвать этот иск против ‘Инквайрера’. Дэвид Пекер — мой близкий друг. Я говорил с ним, и он готов с тобой сотрудничать. Чего ты хочешь?»

Выяснилось, что Пекер, владелец «Нэшнл Инквайрер», позвонил Дональду Трампу и сказал: «Омароса — не одна из твоих подопечных? Можешь поговорить с ней, чтобы отозвала этот иск?»

Дональд в качестве личной услуги Пекеру согласился позвонить мне и отговорить от иска, но я была так зла, что они изобразили меня тем, кто стремится к известности над телом своего мёртвого брата, что мне очень не хотелось отказываться от него.

Дональд перезвонил Пекеру и выторговал для меня сделку. В обмен на урегулирование с «Американ Медиа, Инк.», родительской компанией «Нэшнл Инквайрера», они давали мне высококлассную работу и должность редактора Западного побережья.

Это был первый раз, когда в обмен на отказ от иска Дональд Трамп договорился насчёт руководящей должности для меня. Нельзя отрицать схожесть между этой сделкой и той, что мне предложили после ухода из Белого дома — в том случае моё молчание в обмен на работу. Схема была выработана шестью годами ранее. Неудивительно, что они полагали, что я во второй раз откушу яблоко.

Я всё ещё обдумывала предложение Дональда, когда Дэвид Пекер позвонил мне лично, чтобы извиниться. Он сказал: «Это была вина той тупой репортёрши. Она сделала это сама. Нам так жаль. Вы замечательная. Мы бы хотели, чтобы Вы присоединились к команде. Это касается реалити-шоу, а Вы — королева реалити».

Он говорил правильные вещи. Эта работа включала в себя путешествия, кабинет, команду фотографов и репортёров. Но что для меня оказалось решающим, это личная просьба Дональда Трампа принять её. Он очень повлиял на мою жизнь, и я была предана ему и вечно признательна за то, что он сделал для меня. Если бы он попросил меня в качестве услуги отозвать иск против ещё одного своего друга, мне бы пришлось это сделать.

Чем больше я думала об этом, тем больше мне это нравилось. Это была отличная возможность, простая и ясная. «АМИ», материнская компания для журналов «ЮС Уикли», «ОК!» и «Стар», издавала журналы о знаменитостях. У меня была степень по журналистике, которой я ещё не нашла хорошего применения. И я смогу увидеть внутреннюю работу машины. Моей логикой было: «Если не можешь победить их, присоединяйся к ним».

Я проработала там два года и изнутри изучила журнальный бизнес. Я видела все их грязные уловки. Конечно, оглядываясь назад, все мы теперь знаем отвратительную сторону дружбы между Дэвидом Пекером и Дональдом Трампом. Есть два известных нам примера того, как «Нэшнл Инквайрер» покупал эксклюзивные права на истории о Дональде и Карен Макдугал, а также портье в «Башне Трампа», заявлявшем, что обладает доказательствами того, что у Трампа был ребёнок от его бывшей домработницы. Таблоид тогда замял эти истории, так и не опубликовав их — приём, называемый «поймай и убей». В июне 2018 года Дэвид Пекер был вызван в суд федеральными прокурорами из-за их данных о плате Карен Макдугал, являвшихся частью их расследования в отношении Майкла Коэна. Подозревалось, что Коэн выступил посредником для Трампа в этой сделке.

Теперь, когда я смотрю на всё, я потрясена тем, что была вовлечена в подобного рода сомнительные сделки. Но я почти десять лет находилась в культе Трампа, и к тому времени охотно в нём участвовала. Подобного рода закулисные сделки принесли Дональду огромный успех.

Мои отношения с Майклом Кларком Дунканом были крепкими, и жизнь, казалось, двигалась в правильном направлении.


* * *


18 февраля 2012 года меня официально рукоположили в баптистского священника. Мне предстояло тестовое собеседование в совете по рукоположению, и я с блеском прошла его. Это был величайший момент в моём служении. Также в тот месяц Трамп объявил, что не будет участвовать в качестве независимого, если Митт Ромни станет республиканским кандидатом. Даже после того, как вышел из гонки и после того, как Президент Барак Обама, наконец, в апреле опубликовал своё «подробное» свидетельство о рождении, Трамп не прекращал сеять семена сомнений в нём. В мае он сказал по CNN: «Многие люди не считают, что это было подлинное свидетельство».

Оглядываясь назад, я думаю, что Трамп экспериментировал и испытывал доверчивость избирателей. Если он продолжит утверждать и твитить, что свидетельство о рождении было «подделкой», как он станет делать это в последующие годы, поверят ли ему люди? Превратит ли в правду повторение лжи? Если он скажет то, что хотел услышать определённый сегмент населения, побегут ли они к нему, точно собака на свисток?

Его движение теории рождения в сущности было самыми ранними этапами политической кампании, начавшейся в ноябре 2007 года и не заканчивавшейся до ноября 2016 года.

Пока Дональд появлялся в шоу на кабельном телевидении, оспаривая легитимность первого чернокожего президента, меня не было в стране, я была с Майклом в Шотландии для его участия в «Очень позднем шоу» с Крейгом Фергюсоном. Мы воспользовались возможностью осмотреть Северо-Шотландское нагорье. Мы с Майклом посетили знаменитый шотландский замок, и он удивил меня, сделав предложение. Я согласилась. По возвращению в Лос-Анджелес я тотчас принялась планировать нашу свадьбу. Что многие — даже в моей семье — не знали, это то, что я к тому времени была на втором месяце беременности.

В июле, спустя два месяца после нашей помолвки, я заболела. На протяжении двух дней у меня были сильные боли. Меня срочно доставили в больницу, и я узнала, что у меня выкидыш, и что мне нужна срочная операция, чтобы извлечь большую фиброму из матки. Мне провели операцию, и я вернулась домой для поправки. Из-за местонахождения фибромы лапароскопия не подходила, и шов протянулся от бедра до бедра. Я ходила, согнувшись пополам от сильной боли, неспособная поднять ничего тяжелее килограмма.

В ночь на 13 июля, спустя несколько дней после операции, я лежала в кровати с Майклом, всё ещё терзаемая болью, всё ещё горюя из-за потерянной беременности, когда заметила перемену в его дыхании. Его мягкий храп стал рваным, а затем совсем прекратился. Я положила руку ему на грудь и поняла, что он не дышит. Я в панике позвонила 911 и сказала оператору, что происходит, что мой жених не дышит и что, возможно, у него сердечный приступ. Оператор проинструктировал меня выполнить СЛР, что я и делала, как меня учили в колледже, пока не прибыли парамедики и не забрали Майкла в больницу.

Он всё ещё был жив — парамедики сказали мне, что если бы не мои усилия, он бы умер — но доктора из скорой сказали, что его срочно нужно перевезти в специализированное отделение сердечной травматологии Медицинского центра Седарс-Синай, в шести милях отсюда. Я наняла частную скорую помощь, чтобы доставить его туда, поехав с Майклом, полностью забыв про свою боль в животе.

Он задержался в больнице сперва на дни, потом на недели, более-менее оставаясь в сознании, но ни разу в полной мере не осознавая, где он, и что случилось. Я каждый день сидела рядом с ним и молилась, и не могла не вспомнить, как сидела у кровати отца, когда он продержался две недели, а затем покинул этот мир.

Я сосредоточилась на том, что требовалось сделать в данный момент. Что сказали доктора? Какие друзья навещали? Какую бумажную работу требовалось выполнить? Я не позволяла себе даже думать о чём-то другом, кроме как о его полном выздоровлении. Мои эмоции оставались под замком, защитный механизм, которому я научилась в детстве. Но каждый раз, приходя и уходя из нашего дома, я теряла свой высочайший контроль.

Майкл скончался 3 сентября 2012 года. Неделей позже на похоронах я рыдая шла за его гробом, разбитая вдребезги, сломленная, полностью опустошённая горем такой эмоциональной напряжённости, какой прежде никогда не испытывала. Панихида по нём была великолепной и невыносимо печальной для меня. Его семья и друзья, включая Тома Хэнкса и Джея Лено, произнесли трогательные панегирики. После панихиды я получила письмо от Трампа. В нём он писал: «Сожалею о твоей потере. Слышал, Майкл был хорошим парнем».

После панихиды я отправилась домой и обнаружила, что его фанаты устроили святилище у наших ворот, зажигая свечи и оставляя цветы. Оно было таким большим, что было трудно пройти сквозь него. Я села на наш диван, всё ещё в шоке от того, что потеряла его самого и наше будущее, как и нашего малыша, и своего брата, и своего отца. Я испытала так много потерь в своей жизни. Если бы не моя вера и моя семья, не знаю, как бы я смогла пережить то время. У нас с Майклом было две собаки, шарпей и ротвейлер, а также пара котов и рыбка. Мы были родителями для своего счастливого зверинца, и собаки с котами просто смотрели, как я плачу на диване, не зная, что происходит, но явно ощущая утрату. Она наполнила каждый дюйм нашего дома и каждое живое существо в нём.

Спустя месяц меня пришла навестить дорогая подруга и сказала: «В какой-то момент тебе нужно прекратить панихиду». Я согласилась с ней, но не могла просто взять всё и выбросить. Его фанаты любили его, так же как и я. Для меня было бы мучительно убрать их карточки и свечи. Всё это казалось слишком невыносимым. Я сказала себе, просто переживи сегодняшний день. Я закончила тем, что на два дня взяла собак в наше место отдыха по выходным на пляже. Когда я вернулась домой, святилище полностью исчезло. Мои друзья позаботились об этом для меня, даже соскребя с цемента воск. Я буду вечно признательна им за это.

Моя семья и друзья помогли, но жить одной в таком огромном доме и спать в кровати, в которой у него был сердечный приступ, было для меня мучительно. В дополнение мне пришлось разбираться с объявившимися из ниоткуда давно забытыми членами семьи и партнёрами Майкла, требовавшими денег и наследства. Его адвокаты и душеприказчик его обширного поместья одну за другой рассматривали претензии, пока те все не рассосались. Под воздействием стресса я ощущала, что само моё существование шло кругом. Я пребывала в состоянии глубокой скорби и депрессии, и мне нужно было всё изменить, прежде чем оно выйдет из-под контроля.

Ноябрьские выборы прошли как в тумане. Обама одолел Ромни, и Дональд разразился в Твиттере классической тирадой о «сфальсифицированных выборах». Я бы поддержала Обаму и радовалась его победе, но была так глубоко погружена в своё горе, что едва обратила внимание.

Я взяла отпуск на работе в журнале и теперь сожалела об этом решении. Работа всегда была всепоглощающей. Мне нужно было работать сквозь боль.

Той осенью Дональд лично позвонил мне и сказал: «Как ты, Омароса?»

«Не очень хорошо, господин Трамп». — Моя депрессия каждый день сгущалась. Она казалась бездонной.

— Мне жаль это слышать. Слушай, мне в кое-чём нужна твоя помощь. Я делаю ещё один сезон шоу. Мне действительно нужно, чтобы ты ещё раз вернулась.

Снова? Я не знала, смогу ли я. — «Я польщена…»

— Я не могу делать его без тебя. Ты мне нужна как главная звезда.

Я была не в состоянии делать телешоу. Но он упорствовал. — «Слушай, тебе будет полезно выбраться из дома, и ты можешь собрать деньги на благотворительность. Какой благотворительностью занимался Майкл? Ты можешь сделать это ради него, как способ почтить его».

Одна часть меня знала, что Дональд делает лишь то, что служит его собственной повестке дня. Он хотел, чтобы я была в его шоу, и он играл с этой целью на моём горе. С другой стороны, он был прав насчёт того, что мне нужно выйти из дома и подумать о чём-то ещё, кроме борьбы за то, чтобы удержаться от падения во всё расширяющуюся и всё углубляющуюся яму горя.

«Было бы здорово сделать что-то для благотворительной организации Майка», — сказала я. Это был Детский центр Сью Дункан. Мисс Дункан (не родственница) была матерью друга детства Майкла, министра образования Арне Дункана, и управляла центром для детей из Южных районов Чикаго[62]. Он завещал этому центру крупную сумму, и я могла бы добавить к ней собранные на шоу деньги. Даже мысль об этом облегчила моё горе.

— Здорово! Я скажу продюсерам позвонить тебе.

Да, он был своекорыстным. Но в этот раз его эгоистичность помогла мне.


* * *


В классическом стиле разжигания конфликта, кандидатов разделили на две команды, одна преимущественно белая (Трэйси Эдкинс[63], Гэри Бьюзи, Ди Снайдер[64], Пенн Джиллетт[65], Мэрилу Хеннер[66], Лиза Ринна[67], Стивен Болдуин[68]), а другая команда — преимущественно чернокожая и либеральная (я, Лил Джон, Ла Тойя Джексон[69], Деннис Родман[70] и другие). Была шутка о том, что мы чернокожая команда, и другая команда напоминала съезд Республиканской партии.

Для рейтингов шоу была обыграна расовая напряжённость нашей страны. Марк Бёрнетт был гением создания конфликтов. Бёрнетт служил в британской армии, где обучился тактике создания конфликта с целью разделения врага и его сокрушения. Меня с самого начала привлекли к участию во франшизе, и я видела, как он разделял команды по полу, по классу, по расе. Он оттачивал этот тип разжигания конфликта на социальном эксперименте «Последнего героя» и, естественно, принёс подобную тактику в «Ученика».

Гэри Бьюзи вызывал раздражение и интерес. От его тела исходил ужасный запах и жутко воняло изо рта, и он понятия не имел о концепции личного пространства. В своём оригинальном сезоне на шоу он создал пользовавшийся спросом образ сумасшедшего, упаковал и представил аудитории, которая это проглотила. Судя по его выходкам, на этот раз он решил удвоить ставку на свой образ.

Энергия Ла Тойи Джексон была очень тёмной. Каждый раз, когда кто-нибудь упоминал смерть моего Майкла, она заводила разговор о смерти в 2009 году своего брата, и как призрак её брата посетил её ночью.

У Денниса Родмана были проблемы с трезвостью. Его апартаменты в «Трамп Интернешнл» располагались всего лишь в паре дверей от моих, так что я могла буквально глядеть в свой глазок и видеть, как он выходит из лифта с кем-то, напоминавшими бродяг, наркодилеров и шлюх. На протяжении съёмок он по меньшей мере половину времени выглядел пьяным.

Я заметила противоречие в терпении и толерантности Дональда Трампа к Родману, будущему специальному дипломату в Северной Корее, и его пагубной привычке. У Трампа не было подобного сочувствия к Хлои Кардашян[71]. Он уволил её из восьмого сезона в 2009 году из-за того, что в прошлом её арестовывали за вождение в пьяном виде[72]. Вождение в пьяном виде случилось не во время съёмок, а несколькими годами ранее. Деннису Родману простили пьянство, а Хлои по национальному телевидению подвергли критике из-за её ареста и уволили. Я считаю, что свою роль сыграл сексизм, но ещё я думаю, что Дональд слегка ревновал к славе семьи Кардашян. Их франшиза реалити-шоу была на стремительном подъёме, в то время как «Ученик» едва держался.

Теперь легко так ясно увидеть его мелочность. Я вижу маленького человечка за занавесом. Но все те годы я прощала ему его неуверенность. Она вызывала у меня чувство сострадания к нему, что лишь усиливало дикость моей преданности.

В разгар съёмок тринадцатого сезона «Инсайд Эдишн»[73] анонсировал, что они собираются опубликовать запись моего звонка в 911 той ночью, когда у Майкла случился сердечный приступ. Любой не поленившийся кликнуть услышит отчаянное желание в моём голосе сохранить ему жизнь, всё, что я делала, всё, что инструктировал меня делать оператор. Ничего не могло быть более личным, чем то, что было записано на той плёнке. Идея о том, что это будет опубликовано, ощущалась словно физическое насилие. А эмоциональным оно определённо являлось. И это происходило, пока я снималась в шоу, и всё это шло по телевизору. Мне пришлось на пару дней покинуть конкурс, чтобы попытаться не допустить опубликования.

Когда в пятом эпизоде меня уволили, я почувствовала облегчение. Я смогла выиграть 40’000$ для Детского центра Сью Дункан, и это было ярким моментом. Ещё один положительный момент прозвучал во время заседания в комнате совещаний, когда Дональд сказал мне: «Могу я быть честным? Я практически считаю тебя другом». Когда в ответ я сказала, что благодаря нам это шоу станет номером один, он ответил: «Так и есть. Нравится ли мне Омароса? Я люблю Омаросу, ладно?».

Когда шоу вышло в эфир в начале 2013 года, я просто знала, что серии идут своим чередом. Был ещё один сезон с Трампом, но затем всё было кончено. Я оглядываюсь на свои три сезона в «Ученике» как на изменившие жизнь и, по большей части, позитивно. Что же касается моей дружбы с Дональдом — уникального вида рабочей дружбы, длившей уже десять лет — я тоже испытывала к нему глубокое уважение.

Когда люди пытаются понять динамику отношений между Дональдом и мной, она начинается с совместного триумфа. Дональду нравятся победители. Ему нравятся люди, делающие ему деньги и привлекающие к нему внимание и заголовки. Я делала всё это для него и для шоу. Буря «Ученика» в том первом сезоне была настолько невероятной, настолько определяющей для обеих наших карьер, что мы навсегда оказались ею связаны.

Как я уже сказала, у нас с Дональдом были симбиотические взаимоотношения. Я давала ему рейтинги, а он снова и снова давал мне, цветной женщине, шансы, которые, в свою очередь, давали ему возможность показать на кого-то пальцем и сказать: «Я не расист-женоненавистник! Взгляните на всё, что я сделал для Омаросы!»

Ни разу за время нашей обоюдовыгодной лояльной связи я не остановилась подумать: «Он меня использует?». Мы оба здорово выиграли от того, что долгое время были в жизни друг у друга, личной и профессиональной.

Я представить не могла, что это когда-либо изменится.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Кампания

Загрузка...