Мой черед заняться детективом Киндером настал только во вторник, под вечер, после того как обвинитель провел несколько часов, разбираясь в подробностях семейной жизни ответчика. Он остановился на продленном незадолго до убийства добрачном контракте и усилиях, которые Эллиот предпринимал, пытаясь определить, как много денег и какую степень контроля над «Арчвэй стьюдиоз» он потеряет в случае развода. Киндер показал также, что надежного алиби на определенное медицинскими экспертами время убийства у Эллиота не было. Кроме того, он рассказал о различных версиях следствия, которые были им проверены и сочтены несостоятельными.
Его дотошность играла мне на руку. Я полагал, что копание в подробностях должно было наскучить присяжным — и Жюли Фавро подтвердила это текстовым сообщением. Но в общем и целом Киндер и Голанц сумели создать впечатление, что работу они проделали исчерпывающую, а результаты ее позволяют назвать моего клиента убийцей — в итоге после полудня обвинитель счел себя достаточно удовлетворенным, чтобы сказать:
— Больше вопросов не имею, ваша честь.
Вот тогда и настал мой черед, и я вышел к кафедре.
— Детектив Киндер, я знаю, мы еще услышим об этом от медицинского эксперта, но, согласно вашим показаниям, после вскрытия вас проинформировали, что смерть миссис Эллиот и мистера Рильца наступила между одиннадцатью часами утра и полуднем.
— Совершенно верно.
— Случилась ли она ближе к одиннадцати или к полудню?
— Точное время назвать невозможно. От экспертов мы получаем только временны́е рамки.
— Получив эти рамки, вы продолжили расследование, дабы убедиться в том, что у человека, которого вы уже арестовали, алиби отсутствует, так?
— Я бы не стал формулировать это именно таким образом. Я сказал бы, что обязан был продолжить расследование дела. И выполняя эту обязанность, я установил посредством опроса многих свидетелей и с помощью записей, которые делает привратник «Арчвэй стьюдиоз», что в то утро мистер Эллиот покинул студию в десять сорок — в машине, которую вел сам. Это давало ему массу…
— Спасибо, детектив, вы ответили на мой вопрос.
Голанц встал и попросил дать свидетелю возможность закончить ответ. Стэнтон его просьбу удовлетворил. Киндер продолжил своим профессорским голосом:
— Это давало мистеру Эллиоту массу времени на то, чтобы доехать до дома на берегу, не выходя за пределы временны́х рамок убийства.
— Вы говорите, «массу времени»?
— Достаточное количество времени.
— Ранее вы показали, что несколько раз проделали этот путь сами. Когда именно?
— В первый раз через неделю после убийства. Я выехал из «Арчвэй» в десять сорок и оказался у дома в Малибу в одиннадцать сорок две.
— Вы уверены, что ехали одним с мистером Эллиотом маршрутом?
— Нет, не уверен. Я просто выбирал путь, который представлялся мне наиболее очевидным и быстрым.
— Движение в Лос-Анджелесе бывает чрезвычайно непредсказуемым, не так ли?
— Так.
— Именно потому вы и проделали этот путь несколько раз?
— Да, это одна из причин.
— Детектив, вы показали, что проехали по этому пути пять раз и неизменно приезжали к дому в Малибу до того, как закрывалось то, что вы назвали временны́м окном убийства, верно?
— Верно.
— Пожалуйста, скажите присяжным, сколько раз вы отправлялись в этот путь, но не доезжали до места назначения, поняв, что поспеть к «закрытию окна» вам не удастся.
— Ни разу.
Однако этот ответ Киндера сопровождался короткой заминкой, и я был уверен, что присяжные ее заметили.
— Детектив, если я представлю суду записи, показывающие, что из ворот «Арчвэй» вы выезжали в десять сорок не пять раз, а семь, назовете ли вы их подложными?
— Нет, но я не…
— Благодарю вас. Так скажите нам, детектив, сколько раз вы прерывали ваши пробные поездки, не добравшись до Малибу.
— Два раза.
— Какими они были по счету?
— Второй и последней — седьмой.
— Вы останавливались, поняв, что добраться до дома в пределах временны́х рамок убийства вам не удастся, так?
— Нет. Один раз меня отозвали в управление, чтобы я провел допрос, а в другой я услышал по радио вызов и отправился помогать помощнику шерифа.
— Почему вы не отметили эти случаи в ваших отчетах о тестовых поездках?
— Они же остались незавершенными, и я полагал, что к делу они отношения не имеют.
— Таким образом, в определении числа случаев, в которых вы останавливались, не добравшись до дома Эллиота, нам остается полагаться только на ваше слово, правильно?
— Да, пожалуй, правильно.
Что же, на этом фронте я потрепал его достаточно и надеялся, что смог хотя бы кого-то заставить усомниться в достоверности его показаний. Теперь же я собирался нанести Киндеру удар, которого он не ожидал.
Я попросил у судьи разрешения на секунду прерваться, подошел к столу защиты и наклонился к уху моего клиента.
— Кивайте, как будто я говорю вам что-то очень важное, — прошептал я.
Эллиот кивнул, а я, взяв папку, вернулся на прежнее место и открыл ее.
— Скажите, детектив, на каком этапе расследования вы установили, что главным объектом этого двойного убийства был Иоганн Рильц?
Киндер открыл было рот, чтобы ответить, затем откинулся на спинку кресла, подумал:
— Я не устанавливал этого ни на каком этапе.
— Следствие что же, вообще не проявляло к нему интереса?
— Ну, он был жертвой преступления. Это, безусловно, сделало его объектом нашего внимания, таковы правила.
— Стало быть, интересом к нему и объясняется то обстоятельство, что вы поехали в Германию, дабы изучить его прошлое, так?
— Я не ездил в Германию.
— А во Францию? В его паспорте указано, что он жил там, прежде чем перебраться в Соединенные Штаты.
— Мы не сочли такие поездки необходимыми. Попросили Интерпол проверить его прошлое, оно оказалось чистым.
— Что такое Интерпол?
— Так называется Международная организация уголовной полиции. Она осуществляет связь между полицейскими службами более чем ста стран.
— Вы не связывались напрямую с полицией Парижа, в котором Рильц жил пять лет назад?
— Нет. Для выяснения его прошлого мы использовали наши контакты в Интерполе.
— Интерпол проверил, не числятся ли за ним аресты по уголовным обвинениям, так?
— Да, в числе прочего. Хотя к чему это прочее сводится, я представляю себе довольно смутно.
— Если мистер Рильц работал на парижскую полицию как осведомитель в делах, связанных с наркотиками, Интерпол предоставил бы вам сведения об этом?
— Я не знаю.
— Органы охраны правопорядка, как правило, очень неохотно раскрывают имена своих тайных осведомителей, не так ли?
— Так. Это может поставить осведомителя в опасное положение.
— То есть быть осведомителем полиции, расследующей уголовное дело, опасно?
— В определенных случаях — да.
— Вам когда-нибудь приходилось расследовать убийство такого тайного осведомителя, детектив?
Голанц встал и попросил предоставить ему возможность провести короткое совещание между сторонами процесса и судьей. Судья поманил нас к себе, мы подошли.
— Мистер Голанц? — произнес он.
— Судья, в представленных нам мистером Хэллером материалах нет даже намека на то, о чем он сейчас расспрашивает свидетеля.
Судья подъехал вместе с креслом ко мне:
— Мистер Хэллер?
— Судья, следствие было проведено небрежно, поэтому…
— Оставьте эти разговоры для присяжных. Что у вас есть?
Я вынул из папки и положил перед ним компьютерную распечатку — так, чтобы Голанц видел ее вверх ногами:
— Это статья, четыре с половиной года назад напечатанная в «Ле Паризьен». Иоганн Рильц назван в ней свидетелем обвинения при разбирательстве крупного дела о торговле наркотиками. Управление уголовной полиции использовало его для покупки наркотиков и проникновения в сеть наркоторговцев. А следствие даже не…
— Статья написана по-французски, мистер Хэллер. У вас имеется ее перевод?
— Извините, ваша честь. — Я положил перед ним второй листок.
Голанц, изогнув шею, попытался прочесть его.
— Откуда вы знаете, что речь идет о том же самом Иоганне Рильце? Это же не официальный документ.
Я выложил последний листок:
— Это фотокопия одной из страниц паспорта Рильца, я взял ее из материалов, представленных мне обвинением. Она показывает, что Рильц уехал из Франции в Соединенные Штаты через месяц после этой истории. Вдобавок к этому в статье правильно указан его возраст и сказано, что он закупал для копов наркотики, пользуясь своим положением декоратора интерьеров. Это определенно он, ваша честь. И очень многие люди оказались из-за него в тамошних тюрьмах.
Голанц горестно покачал головой.
— Это нарушение правил предоставления материалов другой стороне. Вы не имели права скрывать эти документы, а потом без всякого предупреждения вываливать их на голову обвинения.
— Ваша честь, если кто-то и скрывал что-то, так именно прокуратура. Я полагаю, что ее свидетель обладал этими сведениями, но утаил их.
— Это серьезное обвинение, мистер Хэллер, — нараспев произнес судья.
— Судья, в мои руки эта информация попала совершенно случайно. В воскресенье я обратил внимание на то, что мой детектив, пользуясь компьютером, который достался мне вместе с практикой в наследство от Винсента, прогоняет все связанные с этим делом имена через интернетовскую поисковую систему. Поиск проводился только на английском. А поскольку я видел в материалах обвинения фотокопию паспорта Рильца, я расширил поиск до французского и немецкого языков и через две минуты получил эту статью. Мне трудно поверить, что в управлении шерифа, прокуратуре и Интерполе нет ни одного человека, который не знал бы о ее содержании. Так что пострадавшей стороной, судья, чувствует себя как раз защита.
Я не поверил своим глазам. Тем не менее судья повернулся к обвинителю и прищурился. Впервые за весь процесс. Я немного отступил вправо, чтобы дать большей части присяжных возможность полюбоваться этим зрелищем.
— Что вы на это скажете, мистер Голанц? — спросил судья.
— Абсурд. Все, что мы смогли установить, содержится в материалах обвинения. И я хотел бы спросить, почему мистер Хэллер не уведомил нас о существовании этой статьи еще вчера.
Я бесстрастно уставился на Голанца:
— Если бы я знал, что вы свободно владеете французским, то отдал бы вам ее сразу, Джефф. А перевод статьи мне принесли лишь сегодня, за десять минут до того, как я приступил к перекрестному допросу.
— Ну хорошо, — сказал судья. — Что вы собираетесь предпринять для проверки этой информации, мистер Хэллер?
— Я собираюсь попросить моего детектива заняться работой, которую управление шерифа должно было проделать еще шесть месяцев назад.
— Разумеется, мы тоже все проверим, — добавил Голанц.
Судья поднял вверх руку.
— Хорошо, — сказал он. — Мистер Хэллер, я разрешаю вам использовать эти сведения для защиты вашего клиента — при условии, что вы проверите истинность сказанного в статье и личность названного в ней Иоганна Рильца. Думаю, вопрос исчерпан, джентльмены.
Судья откатился в кресле на свое обычное место, мы с Голанцем вернулись на свои. Висевшие в зале суда часы показывали без десяти пять.
Я взошел на кафедру.
— Ваша честь, я намереваюсь в самом скором времени провести расследование деятельности мистера Рильца во Франции. Пока же у меня больше нет вопросов к детективу Киндеру.
Я сел. Судья отпустил присяжных до следующего дня.
Я посмотрел, как они покидают зал, потом повернулся, чтобы взглянуть на тех, кто в нем сидел. Все трое Рильцев смотрели на меня злыми, мертвыми глазами.
Киско позвонил мне домой в десять. Сказал, что он в Голливуде, неподалеку от меня, и хотел бы зайти. И добавил, что у него есть кое-какие новости насчет присяжного номер семь.
Повесив трубку, я сказал Патрику, что собираюсь выйти на веранду, поговорить с глазу на глаз с Киско. Затем надел свитер, взял папку, которую показывал в этот день судье, и отправился на веранду дожидаться детектива.
Над холмами горел, точно домна, Сансет-Стрип. Этот дом я купил в самый прибыльный год главным образом ради открывавшегося с веранды вида на город. Он никогда не переставал завораживать меня, ни днем ни ночью.
— Привет, босс.
Я вздрогнул. Киско поднялся на веранду и зашел ко мне за спину, а я этого даже не услышал. Должно быть, он заехал по Фэйрфакс-авеню на холм, заглушил мотор и спустился к дому накатом.
Я указал ему на маленький столик и кресла, стоявшие под свесом крыши. Он сел, заглянул в окно гостиной. Там работал телевизор — Патрик смотрел канал, посвященный экстремальным видам спорта. Какие-то люди делали сальто на снегоходах.
— Это что, спорт? — спросил Киско.
— Похоже что так — для Патрика.
— Как у тебя с ним все складывается?
— Нормально складывается. Да он здесь и всего-то на пару недель. Так расскажи мне о седьмом номере.
— Прямо к делу? Ладно. — Он завел руку за спину, достал из заднего кармана маленький блокнот. — Его зовут Дэвид Максуини, и почти все, что он указал в «джи-ведомости», вранье.
Заполнение «джи-ведомости» составляло часть процесса voir dire: кандидат в присяжные указывал в ней свое имя, профессию, почтовый индекс и отвечал на основные вопросы. В случае нашего процесса имя исключалось.
— Приведи примеры.
— Ну-с, согласно почтовому индексу, живет он в Палос-Верде. Вранье. Я проследил этого парня до его квартиры на краю Беверли, прямо за Си-би-эс. — Киско указал на юг, в сторону здания телецентра Си-би-эс. — Один мой знакомый проверил номерной знак его пикапа — Дэвид Максуини проживает как раз по этому адресу. Потом этот знакомый отыскал его водительские права и прислал мне фото. Фамилия нашего дружка — Максуини.
— Ты же черт знает как наследил, Киско.
— Спокойнее, приятель. Мой знакомый посылал все с чужого компьютера, а пароль он выклянчил у своего старика-лейтенанта. Так что с этой стороны нам ничто не грозит, понятно?
Коп крадет у копа. Почему меня это не удивляет?
— Хорошо, — сказал я. — Что еще?
— Еще мы проверили его заявление, что он никогда не попадал под арест. Вооруженное нападение в девяносто седьмом и сговор с целью совершения мошенничества в девяносто девятом. Правда, насколько мне известно, осужден ни разу не был.
Интересно было бы узнать, каким это образом в делах о вооруженном нападении и мошенничестве удалось обойтись без обвинительных приговоров. Впрочем, я понимал и другое: просмотреть эти дела, не предъявив удостоверения личности, Киско не мог.
— Ладно, это мы пока оставим. Что-нибудь еще?
— Да. Я же тебе говорю, по-моему, этот малый не написал ни слова правды. Указал, что он инженер, работает в «Локхиде», а в телефонном справочнике этой компании никакого Дэвида Максуини не значится. — Киско поднял перед собой обе ладони. — Так что происходит? Только не говори мне, что сукин сын обвинитель подсадил в жюри присяжных своего человека.
— Я тебе лучше ничего говорить не буду. Он с кем-нибудь встречался?
— Пока нет. Но я и ходил-то за ним всего лишь с пяти.
— Ладно, Киско, ты отлично поработал. Теперь оставь его и вернись вот к этому. — Я пододвинул к нему папку.
Он хитро улыбнулся:
— А что ты сказал судье?
Я и забыл, что он присутствовал в зале суда.
— Сказал, что повторю поиски и попробую подключить к делу французов. Я даже заново отпечатал в воскресенье ту статью, чтобы на распечатке стояла свежая дата. Где твоя переводчица?
— Да, наверное, в общежитии, в Вествуде. Я ее через Сеть нашел, она тут учится по обмену.
— Ну так вот, позвони ей и попроси встретиться с тобой, потому что сегодня тебе потребуется перевод. В Париже сейчас сколько — на девять часов больше, чем у нас? В полночь начни обзванивать всех жандармов, которые занимались делом о торговле наркотиками, и уговори одного из них прилететь сюда. Денег не жалей. Чем скорее он здесь окажется, тем лучше.
— Когда договорюсь с кем-нибудь, позвонить тебе?
— Нет. Мне нужно отоспаться. Позвони завтра утром.