Свинцовый вердикт

Глава четырнадцатая

В понедельник утром я надел костюм от Корнелиани. Я сидел рядом со своим клиентом, готовый приступить к представлению доказательств его невиновности. Джеффри Голанц тоже сидел за своим столом и был готов воспрепятствовать моим усилиям. Зал снова был набит битком. А вот стоявший перед нами судейский стол пустовал. Судья засел у себя в кабинете и уже почти час занимался там непонятно чем. Что-то случилось, но что именно, об этом нас пока не уведомили. Я видел, как судебные приставы провели в кабинет судьи незнакомого мне мужчину, а затем вывели его оттуда.

— В чем дело, Джефф, как вы думаете? — наконец спросил я у Голанца через разделявший нас проход.

Голанц повернулся ко мне. Он снова был в черном костюме, но, поскольку обвинитель надевал его каждый день, импозантным этот костюм больше не казался. Голанц пожал плечами:

— Понятия не имею.

Обвинение излагало свои доводы всю предыдущую неделю. Я провел пару длинных перекрестных допросов его свидетелей, однако большую часть этого времени занял все-таки Голанц, изо всех сил старавшийся уничтожить моего клиента. Почти целый день он продержал на свидетельском месте медицинского эксперта, излагавшего душераздирающие подробности того, как и когда умерли жертвы преступления. Еще полдня он допрашивал личного бухгалтера Уолтера Эллиота, который рассказывал о том, сколько денег должен был потерять ответчик в случае развода. И почти столько же времени он терзал технического эксперта управления шерифа, давшего показания о том, как он обнаружил на руках и одежде Эллиота значительное количество пороховой гари.

В промежутках Голанц проводил более короткие допросы менее важных свидетелей, а пятницу закончил попыткой выжать из присяжных слезу — женщина, с которой Митци Эллиот дружила всю жизнь, рассказала о том, как Митци поделилась с ней планами развода, о последовавшей за этим стычке супругов и о синяках, которые она видела на руках у Митци на следующий день. Свидетельница плакала и никак не могла остановиться.

В этот понедельник инициатива должна была перейти к защите. Я провел выходные, готовя к даче показаний двоих своих главных свидетелей — специалиста по пороховой гари и сильно страдавшего от разницы во времени капитана французской полиции. Теперь я готов был приступить к работе, да вот только судьи на месте не было.

— Что происходит? — шепотом спросил Эллиот.

Я пожал плечами:

— Мне об этом известно не больше вашего.

Лоб Эллиота рассекала глубокая морщина. Он понимал: случилось нечто непредвиденное. Я снова оглянулся на зал и только теперь заметил, что несколько мест за спиной обвинителя пустуют. Немцы отсутствовали. Я уже собрался спросить у Голанца, куда они подевались, когда к перегородке подошел облаченный в форму полицейский и поманил его к себе, помахав какой-то бумажкой.

— Простите, вы обвинитель? — спросил он. — С кем я могу поговорить вот об этом?

Голанц встал, приблизился к нему, взглянул на бумажку.

— Это повестка, которой защита вызвала вас в суд. Вы ведь помощник шерифа Столлуорт?

— Совершенно верно.

— Ну, тогда вы пришли куда следует.

— Не уверен. Я не имею к этому делу никакого отношения.

— Вы не были в том доме? Может быть, вы стояли в охранении?

Я видел, что в голове у Голанца уже завертелись колесики, однако, когда он поймет, что к чему, будет поздно.

— Да я вообще спал у себя дома. В тот день я работал в ночную смену.

— Секундочку. — Голанц отошел к своему столу, заглянул в список моих свидетелей.

— Что это значит, Хэллер?

— Что именно? Свидетель в списке указан. Его имя там уже две недели стоит. — Я встал, подошел к перегородке. — Я Майкл Хэллер, помощник Столлуорт, это я послал вам повестку. Подождите в коридоре, я вызову вас, как только начнется слушание дела.

Столлуорт взглянул, надеясь получить какую-то помощь, на Голанца, однако тот уже шептал что-то в сотовый телефон.

— Послушайте, — сказал я, — просто выйдите в коридор, и я…

Но тут секретарь позвал нас в кабинет судьи. Голанц закончил разговор, встал, и мы вместе пошли к кабинету.

Судья сидел в черной мантии за своим столом.

— Присядьте, джентльмены, — сказал он. — Я хочу рассказать вам о случившемся.

Мы с Голанцем сели бок о бок. Стэнтон прикрывал руками лежавший перед ним на столе листок бумаги.

— У нас необычная ситуация, связанная с неправомерным поведением присяжного, — сказал он. — В четверг в мой офис поступило письмо, прочесть которое я смог только в пятницу вечером, после суда. В письме говорилось… впрочем, вот оно. Я уже успел подержать его в руках, а вот вам к нему прикасаться не следует.

Он поднял перед собой письмо, дав нам возможность прочитать его.

Отпечатано письмо было, судя по всему, на лазерном принтере.

— Конверт, в котором оно пришло, вы сохранили? — поинтересовался я.

— Штемпель на нем стоит голливудский. Разговаривать с номером семь я не стал. Посоветовался с коллегами и был готов обсудить все с вами и с ним сегодня утром. Проблема только в том, что присяжный номер семь в суде не появился.

Некоторое время мы с Голанцем ошеломленно молчали.

— Не появился? — переспросил наконец Голанц. — А вы посылали полицейских в…

— Да, я послал домой к номеру семь судебных приставов, и его жена сказала им, что муж на работе. Они поехали в «Локхид», нашли его и привезли сюда. Но только он не был присяжным номер семь. В компьютере седьмой значится как Родни Л. Банглунд, а человек, который просидел две недели на скамье присяжных, — это вовсе не Родни Банглунд. Мы не знаем, кто он и куда подевался.

— И во что все это выливается? — спросил я. — Мы получаем повторное рассмотрение дела?

— Не думаю. Мы вызовем в зал присяжных, скажем, что седьмой исключен из их состава и заменим его кем-нибудь из списка запасных. Тем временем управление шерифа постарается убедиться в том, что каждый из них именно тот, за кого себя выдает, черт бы их всех побрал. Мистер Голанц?

— Обвинение готово к продолжению процесса.

— Мистер Хэллер?

Я утвердительно кивнул. Все складывалось так, как я и хотел.

— У меня появился свидетель из Парижа. Мой клиент пересмотра дела не хочет.

— Хорошо. Возвращайтесь в зал, я выйду через десять минут.

Эллиот набросился на меня с вопросами, как только я приблизился к столу защиты:

— В чем дело? Что происходит?

— Присяжный номер семь не явился на слушание, а судья выяснил, что он — обманщик, — прошептал я.

Эллиот опешил:

— Боже, и что это значит?

— Процесс будет продолжен с другим присяжным, однако предстоит расследование, которое должно выяснить личность седьмого номера. Надеюсь, Уолтер, оно не приведет к вашей двери.

— Но теперь мы не можем продолжать. Вы должны потребовать повторного рассмотрения дела.

Увидев умоляющее выражение его лица, я понял, что в защитника своего он никогда всерьез не верил.

— Судья сказал, что повторного рассмотрения не будет. Не беспокойтесь, Эллиот. Мы победим — открыто и честно.

Секретарь суда призвал всех к порядку, судья поднялся по ступенькам к своему месту.

— Процесс «Калифорния против Эллиота» возобновляется, — объявил он. — Введите присяжных.

Первым свидетелем защиты был Хулио Мунис, внештатный видеооператор-фрилансер из Топанга-Каньон, который в день убийства смог опередить все прочие средства массовой информации. С помощью нескольких вопросов я быстро установил, что Мунис прослушивал из своего дома и из машины полицейскую волну, узнавал адреса, по которым совершались разного рода преступления, вел там съемки, а затем продавал отснятые материалы местным телевизионным компаниям.

— Мистер Мунис, что вы сделали, приехав к дому Эллиота? — спросил я.

— Ну, я увидел, что в патрульной машине уже сидит какой-то подозреваемый, и сразу вытащил камеру.

Я представил суду — в качестве первого вещественного доказательства защиты — цифровую видеокассету, которой Мунис пользовался в тот день, воспроизвел запись с того момента, когда он начал снимать Эллиота, и остановил ее на кадре, который показывал, что мой клиент сидит в машине сзади, справа. Эллиот сидел, наклонившись вперед, потому что руки у него были скованы за спиной и сидеть ему было неудобно.

— Мистер Мунис, позвольте привлечь ваше внимание к крыше патрульной машины. Что на ней написано?

— Там стоит обозначение машины, «четыре-А», или «четыре-альфа».

— Вы узнаете это обозначение? Вы его видели прежде?

— Да, машину «четыре-альфа» я уже видел в тот день.

— И при каких обстоятельствах?

— Я услышал по радио о стрельбе в парке «Малибу-Крик», приехал туда в два часа ночи и провел съемку.

— То есть почти за двенадцать часов до того, как вы снимали происходившее у дома Эллиота, вы вели съемку в парке?

— Совершенно верно.

— И там тоже присутствовала машина «четыре-альфа»?

— Да. Когда около пяти утра подозреваемого наконец взяли, его увезли оттуда на «четыре-альфа». В этой же самой машине. Отснятый там материал тоже имеется на кассете.

— Давайте посмотрим и его, — сказал я.

Голанц тут же встал, внес возражение и попросил о совещании сторон и судьи. Судья подозвал нас к себе, я подошел к его столу, прихватив с собой список свидетелей.

— Ваша честь, — сердито сказал Голанц. — Защита опять преподносит нам сюрпризы. В их материалах ничего не сказано ни о показаниях этого свидетеля, ни о намерении заняться с его помощью исследованием другого преступления.

Я спокойно положил перед судьей список свидетелей.

— Здесь ясно указано, что Мунис даст показания о видео, которое он снимал второго мая, в день убийства. Съемки в парке велись второго мая. Мистер Голанц мог проверить это по имеющимся у него видеоматериалам.

Судья с секунду вглядывался в список, затем кивнул:

— Возражение отклоняется. Можете продолжать, мистер Хэллер.

Я вернулся на свое место, отмотал видео назад и начал воспроизводить его. Съемка велась ночью, поэтому изображение было зернистым. В конце концов на экране появился мужчина со скованными сзади руками, которого усаживали в патрульную машину. Помощник шерифа закрыл дверцу. Камера прошлась по машине, и я остановил воспроизведение. Прикрепленный к камере фонарик освещал крышу машины и человека на заднем сиденье.

— Какое обозначение стоит на крыше машины, мистер Мунис?

— Все то же, «четыре-А», или «четыре-альфа».

— А где сидит человек, которого она перевозит?

— На заднем сиденье справа.

— Он в наручниках?

— Ему сковали руки сзади. Я заснял, как это делалось.

— То есть он занимает в машине то же самое место, которое занимал мистер Эллиот, когда вы снимали его восемь часов спустя?

— Да, верно. Та же самая поза и то же самое место.

— Благодарю вас, мистер Мунис. У меня больше нет к вам вопросов.

Перекрестный допрос Голанц проводить не стал. Опровергать ему было нечего. Мунис покинул свидетельское место, а я вызвал помощника шерифа Тодда Столлуорта.

У вошедшего в зал Столлуорта вид был усталый. Я быстро установил, что в первую смену того дня, когда были совершены убийства, машину «альфа» водил по участку Малибу именно он. Голанц снова внес возражение и попросил о совещании с судьей, подняв перед собой руки с таким выражением, с каким обычно говорят: «Ну что же это такое?» Мне его повадки начинали понемногу приедаться.

На этот раз я просто положил перед судьей список свидетелей и провел пальцем по именам, пока не добрался до Тодда Столлуорта.

— Судья, он совершенно ясно указан среди свидетелей из числа полицейских. И в объяснении причин, по которым я его вызываю, опять-таки указано, что он расскажет о том, чем занимался второго мая. Я написал это, потому что никогда с ним не разговаривал.

Голанц явно делал над собой усилия, стараясь сохранить самообладание:

— Судья, с самого начала процесса защита полагается на обман и трюки, посредством которых…

— Мистер Голанц, — перебил его судья, — не говорите того, чего не можете доказать. Этот свидетель, так же, как и предыдущий, записан здесь черным по белому. А вы лучше следите за своими словами.

Голанц выслушал судью, понурившись.

— Ваша честь, обвинение просит о коротком перерыве, — негромко сказал он.

— Ваша честь, — вмешался я. — Я возражаю против каких бы то ни было перерывов. Он просто хочет обработать моего свидетеля, чтобы тот дал показания в его пользу.

— А вот против этого возражаю я, — заявил Голанц.

— Перерыва не будет, — постановил судья. — Возражение отклоняется.

Мы разошлись по своим местам, и я снова воспроизвел кусок записи, показывающий, как закованного в наручники человека усаживают в парке «Малибу-Крик» на заднее сиденье машины «4-альфа». И снова остановил воспроизведение.

— Помощник Столлуорт, это та самая машина, которую вы водили?

— Да, это она.

— Кто этот человек на заднем сиденье?

— Его имя — Эли Вимс.

— Наручники надеты на него потому, что он арестован?

— Да. Его арестовали за попытку убить меня — это во-первых. И во-вторых, за незаконную стрельбу.

— Сколько незаконных выстрелов он произвел?

— Точного числа я не помню.

— Как насчет девяносто четырех?

— Похоже на правду. Он расстрелял кучу патронов.

— Вы отвезли его в ближайший участок, в Малибу?

— Нет. Я отвез его в город, в тюрьму округа.

— Сколько времени это заняло? Я имею в виду вашу поездку.

— Около часа.

— А затем вы возвратились в Малибу?

— Нет. Сначала мне пришлось отремонтировать машину. Вимс разбил выстрелом фару. В городе я заехал на автосервис. Время было ночное, там работали только двое ребят, так что ремонт занял весь остаток смены.

— Так когда же машина возвратилась в Малибу?

— Как раз к пересменке. Я отдал ее парням из дневной смены.

Я заглянул в свои заметки:

— Помощникам шерифа Мюррею и Харберу?

— Совершенно верно.

— Скажите, помощник, когда вы передаете другой смене машину, вы чистите ее или дезинфицируете каким-либо способом?

— Вообще-то так оно и положено. Но на деле чистка не производится, если, конечно, никого не вырвет на заднее сиденье. Один или два раза в неделю машины ставят на техобслуживание, вот тогда техники их и чистят.

— А Эли Вимса в вашей машине не рвало?

— Нет. Я бы это заметил.

— Хорошо, помощник Столлуорт. Эли Вимса арестовали, сковали ему за спиной руки, и вы отвезли его в город. Видеозапись показывает, что мистер Вимс занимал заднее сиденье справа. Пока вы ехали в город, он на этом месте и оставался?

— Да, конечно. Я пристегнул его ремнем безопасности.

— Помощник, просматривая запись, я заметил, что вы не надели на кисти рук мистера Вимса пластиковый мешок. Почему?

— Я счел это ненужным. Улик, которые доказывали, что он стрелял из принадлежавших ему ружей, и так было предостаточно. — Столлуорт вдруг зевнул. — Остатки пороховой гари у него на руках нас не интересовали.

— Благодарю вас, помощник. Надеюсь, сегодня вам удастся выспаться.

Я сел, предоставив Голанцу возможность заняться свидетелем, однако теперь остановить меня ему было практически нечем. Он отказался от перекрестного допроса, и судья объявил обеденный перерыв.

Доктор Шамирам Арсланян была из тех свидетельниц, что производят на присяжных сильнейшее впечатление. Не самим своим присутствием на суде, но внешностью и особенностями личности. Ее имя и степень доктора судебной медицины создавали образ серьезной брюнетки, этакой ученой дамы. В белом лабораторном халате и с волосами, собранными сзади в тугой пучок. Она же была живой синеглазой блондинкой, очень улыбчивой. Телегеничной, умеющей четко выражать свои мысли, уверенной в себе, но не высокомерной. Одним словом, очаровательной женщиной.

С Шами — она предпочитала, чтобы ее называли именно так, — я провел большую часть уик-энда. Мы прошлись по уликам, отрепетировали показания, которые она даст, выступая в качестве свидетельницы защиты, и ее дальнейшие ответы во время перекрестного допроса — ответы, которые позволили бы избежать жалоб обвинения на то, что защита утаила какие-то материалы. Так что о моей «волшебной пуле» я рассказал ей лишь в самый последний момент.

Разумеется, стоила она, как и всякая знаменитость, не дешево. Став ведущей телевизионного шоу, Шами соответственно повысила свои гонорары. За четыре дня, которые ей предстояло потратить в Лос-Анджелесе на изучение материалов дела, подготовку и дачу свидетельских показаний, Шами потребовала десять тысяч долларов плюс оплату всех ее расходов. Впрочем, проведя с ней первые десять минут, я понял, что она стоит каждого потраченного на нее цента. Личность ее не могла не покорить присяжных, а факты, которые она изложит, решат исход процесса.

Стоило Шами появиться в зале, как по нему прокатился шепот узнавания, а когда она заняла место свидетеля, все уже только на нее и смотрели. На Шами был темно-синий костюм, облегавший все изгибы ее тела и подчеркивавший золотистость волос.

После того как ее привели к присяге, я взял блокнот и взошел на кафедру.

— Добрый день, доктор Арсланян, как вы себя сегодня чувствуете?

— Прекрасно. Спасибо, что поинтересовались.

— Вы — платный консультант защиты, не так ли?

— Мне заплатили за то, чтобы я выступила здесь, но не за дачу показаний, которые расходятся с моим мнением. Таковы мои условия, и я никогда не отступаюсь от них.

— Хорошо, расскажите нам, доктор, откуда вы родом.

— Сейчас я живу в городе Оссининге, штат Нью-Йорк. Родилась и выросла я во Флориде и много лет прожила в окрестностях Бостона.

— Шамирам Арсланян — это не похоже на имя уроженки Флориды.

Она ослепительно улыбнулась:

— Мой отец — стопроцентный армянин. Это делает меня на одну половину армянкой, а на другую флоридкой. Отец говорит, что в детстве мне подошла бы другая фамилия — Армагеддян.

В зале раздались сдержанные смешки.

— Какую подготовку по судебной медицине вы получили? — спросил я.

— Ну, в Массачусетском технологическом институте я получила магистерскую степень инженера-химика, затем Колледж Джона Джея удостоил меня степени доктора криминологии.

— Говоря «удостоил», вы имеете в виду почетную степень?

— Нет, ни в коем случае, — решительно произнесла она. — Я столько работала, что у меня едва задница не стерлась.

На этот раз в зале засмеялись в открытую, и даже судья, прежде чем постучать молотком, воспитанно улыбнулся. Я взглянул на присяжных и увидел двадцать четыре завороженно взирающих на мою свидетельницу глаза.

— А какие степени у вас еще имеются?

— Степень по инженерному делу, которую я получила в Гарварде, и еще одна, по музыке, эту я получила в Беркли.

— У вас имеется степень по музыке? — спросил я, приподняв в поддельном удивлении брови.

— Я люблю петь.

Снова смех. Один снайперский выстрел за другим. Голанц наконец встал:

— Ваша честь, обвинение попросило бы свидетельницу давать показания, касающиеся вопросов судебной медицины, а не музыки или иных вещей, не имеющих отношения к процессу.

Стэнтон неохотно предложил мне задавать вопросы по сути рассматриваемого дела. Победа осталась за Голанцем, зато теперь все взирали на него как на человека, испортившего людям удовольствие.

Я задал еще несколько вопросов, позволивших установить, что ныне доктор Арсланян ведет преподавательскую и исследовательскую работу в Колледже Джона Джея, а затем перешел к вопросам, касающимся проведенного ею исследования пороховой гари, обнаруженной в день убийств в Малибу на руках и одежде Уолтера Эллиота.

— Итак, доктор Арсланян, судебный эксперт штата показал, что пробы, взятые с рук, рукавов и куртки мистера Эллиота, позволили обнаружить определенные элементы, ассоциируемые с остатками пороховой гари. Вы с этим согласны?

— Да. Превышение уровней бария, сурьмы и свинца.

— Что значит «превышение уровней»?

— Некоторые из этих веществ можно обнаружить на человеке независимо от того, стрелял он или не стрелял. Они присутствуют в нашей повседневной жизни.

— То есть для положительного заключения о том, что это остатки пороха, требуется превышение уровней всех трех веществ?

— Да. Это плюс рисунок концентрации.

— Можете вы объяснить нам, что такое «рисунок концентрации»?

— Конечно. Во время выстрела в стволе происходит что-то вроде взрыва и из дула, равно как и из любых маленьких отверстий и щелей оружия, вырываются газы. Эти газы несут микроскопические количества веществ, которые оседают на теле стреляющего.

— Это произошло и в данном случае, так?

— Этого я, основываясь на всей совокупности моих исследований, не сказала бы.

Я наигранно удивился:

— Но, доктор, вы же только что согласились с выводом обвинения о том, что на руках и рукавах ответчика присутствовали остатки пороховой гари.

— Согласилась. Но вы ведь задали мне вопрос не об этом.

Я помолчал немного, словно припоминая заданный мной вопрос.

— Доктор Арсланян, вы хотите сказать, что наличие остатков пороховой гари на мистере Эллиоте может иметь какое-то иное объяснение?

— Да, хочу.

Ну вот. Пришло время выстрелить моей «волшебной пулей».

— Вы пришли к этому выводу, изучив материалы, предоставленные вам защитой?

— Да, именно так. По моему мнению, существует весьма высокая вероятность того, что эти остатки появились на ответчике вследствие переноса при непредумышленном контакте.

— Что означает «перенос при контакте»?

— Это означает, что после выстрела названные вещества оседают на определенной поверхности. Если эта поверхность приходит в соприкосновение с другой, на последнюю переносится некоторая часть осевших веществ. Именно поэтому с подозреваемых в преступлении с использованием огнестрельного оружия и снимают одежду для дальнейшего исследования.

— А может ли такой перенос происходить более одного раза?

— Да, может, но уровень содержания веществ уменьшается с каждым переносом. Это ведь твердые вещества. И в конце концов запас их иссякает. Проведенные мной исследования показали, что перенос может повторяться и повторяться. Тут все зависит от того, с какой концентрации веществ вы начинаете.

Я кивнул:

— Хорошо, доктор. Можете ли вы, исходя из этой теории, рассказать нам, что произошло в случае Эллиота?

— Могу. Когда на мистера Эллиота надели наручники, а затем усадили его на заднее сиденье патрульной машины «четыре-альфа», его ладони, предплечья и одежда пришли в непосредственное соприкосновение с остатками пороховой гари, относившимися к другому делу. И перенос их оказался неизбежным.

Голанц немедленно возразил, заявив, что я не создал оснований для такого вывода. Я сказал судье, что намереваюсь сделать это прямо сейчас, и попросил снова вернуть в зал видеоаппаратуру.

Доктор Арсланян загодя смонтировала из того, что снял Хулио Мунис, демонстрационный ролик. Используя его в качестве визуального пособия, я старательно провел свою свидетельницу по всем пунктам разработанной защитой теории переноса.

— На это сиденье был помещен человек, который сделал самое малое девяносто четыре выстрела, — сказала доктор Арсланян. — Девяносто четыре! Остатки пороховой гари должны были буквальным образом пропитывать его.

Наступило время поддержать показания доктора Арсланян еще одним серьезным доводом.

— Скажите, доктор, анализируя материалы, касающиеся этих остатков, вы пришли еще к каким-либо выводам, подтверждающим теорию переноса?

— Да, пришла. Могу я воспользоваться манекеном, чтобы продемонстрировать их?

Судья дал соответствующее разрешение (возражений со стороны Голанца не последовало), я вкатил в зал манекен и поставил его прямо перед присяжными. Это была выполненная в полный рост фигура человека с подвижными руками, ладонями и пальцами, сделанная из пластика и одетая сегодня в джинсы, темно-синюю рубашку и куртку с эмблемой футбольной команды университета штата Флорида.

Вручив доктору Арсланян деревянную модель пистолета и телескопическую указку, я вернулся к кафедре.

— Итак, доктор, что мы имеем?

— Это Манни, мой демонстрационный манекен. А это присяжные, Манни.

Новые смешки в зале, я тоже кивнул, приветствуя Манни.

— Манни болеет за «Флоридских аллигаторов»?

— Сегодня — да. На нем одежда, в точности повторяющая ту, которая была на мистере Эллиоте.

— А зачем нам понадобился Манни, доктор?

— Дело в том, что анализ образцов ОПГ, взятых с мистера Эллиота судебными экспертами управления шерифа для изучения с помощью СЭМ, может показать нам, что остатки эти появились на нем вовсе не потому, что он стрелял из какого-то оружия.

— Эксперт обвинения рассказывал нам на прошлой неделе об использованных им процедурах, однако я хотел бы, чтобы вы освежили их в памяти присяжных. Да, и что такое СЭМ?

— Для теста на остатки пороховой гари используются кружки́ с одной клейкой стороной — их помещают на тестируемую поверхность, с тем чтобы собрать имеющиеся на ней микроскопические количества вещества. Затем их рассматривают под сканирующим электронным микроскопом, или СЭМ, который позволяет увидеть либо не увидеть барий, сурьму и свинец.

— Хорошо, вы не могли бы показать присяжным, как это было проделано?

— Да, разумеется. — И доктор Арсланян раздвинула указку. — Эксперт управления шерифа, мистер Гилфойл, взял восемь обозначенных разными буквами образцов с тела и одежды мистера Эллиота.

И она начала указывать места, с которых брались образцы:

— Образец А взят с кисти правой руки, образец Б — с кисти левой. Образец В — с правого рукава куртки мистера Эллиота, образец Г — с левого. Затем были взяты образцы Д и Е — с груди куртки и образцы Ж и 3 — с тех участков рубашки, которые приходятся на грудь и торс.

— Так, и что же вы выяснили, проанализировав образцы?

— Я обнаружила, что концентрация остатков пороховой гари значительно меняется от образца к образцу.

— А именно?

— Наивысшая концентрация ОПГ была обнаружена в образцах А и Б, взятых с кистей рук мистера Эллиота. Затем начинается снижение концентрации — у образцов В, Г, Д и Е она значительно ниже, а в образцах Ж и 3 отсутствует.

— И о чем это сказало вам, доктор?

— Во-первых, сопоставимые результаты, полученные для кистей рук, показывают, что стрелявший держал оружие двумя руками. — Она соединила ладони манекена и вложила в них деревянный пистолет. — Однако при этом и на рукавах куртки, и на всей прочей одежде также должна была возникнуть высокая концентрация остатков гари. А результаты, полученные в управлении шерифа, указывают на обратное.

— По вашему мнению, что это может означать?

— Составной перенос остатков. Первый произошел, когда Эллиота со скованными руками поместили на заднее сиденье машины «четыре-альфа». После этого вещества оказались у него на ладонях и предплечьях, а затем, когда наручники сняли, часть этих веществ попала вследствие обычного движения рук на переднюю поверхность куртки.

— Скажите, доктор, по вашему мнению, существует ли какая-нибудь иная возможность получить такой рисунок ОПГ при применении огнестрельного оружия?

— Нет, ее не существует.

— Большое спасибо, доктор Арсланян. У меня вопросов больше нет.

Я возвратился на свое место за столом, и Уолтер Эллиот прошептал:

— Я еще ни разу в жизни не потратил десять тысяч с таким толком.

Я подумал, что и я сам неплохо поработал. Голанц попросил судью объявить перерыв на обед. И я понял, что оружия в его арсенале осталось немного, иначе Голанц выпалил бы из него сразу после показаний моей свидетельницы.

После того как судья и присяжные покинули зал, я подошел к столу обвинения. Голанц записывал в блокнот какие-то вопросы.

— Что? — спросил он.

— Ответом будет «нет».

— На какой вопрос?

— На просьбу, с которой вы собираетесь к нам обратиться, — о сделке с прокуратурой.

Голанц усмехнулся:

— Вы шутите, Хэллер. Да, ваша свидетельница произвела сильное впечатление. Но до конца процесса еще очень далеко.

— Кроме нее у меня имеется капитан французской полиции, который завтра покажет, что Рильц сдал семерых самых опасных и мстительных людей, какими этот капитан когда-либо занимался. И двое из них в прошлом году вышли из тюрьмы.

Голанц положил ручку на стол:

— Да, я разговаривал вчера с капитаном Клузо.

— А куда подевались немцы? — спросил я.

— Я попросил их приготовиться к тому, что вы построите защиту на попытках вывалять в грязи память об их сыне и брате, используя проблемы, с которыми Иоганн столкнулся во Франции, и изображая его немецким жиголо, совращавшим богатых женщин и мужчин по всему Малибу. И знаете, что ответил отец?

— Нет, но вы же мне сейчас скажете.

— Что они по горло сыты американским правосудием и хотят возвратиться домой.

Я попытался придумать какой-нибудь остроумный ответ. Не получилось.

— Ничего, — сказал Голанц, — о приговоре я их извещу.

Я вышел в коридор и увидел моего клиента в кольце репортеров. Он работал со своим «большим жюри» — с общественным мнением.

— Все то время, которое они потратили на меня, настоящий убийца разгуливал на свободе! — говорил Эллиот.

Я собрался было увести его от журналистов, но меня перехватил Киско.

— Иди-ка за мной, — сказал он.

Мы отошли по коридору от людской толпы.

— В чем дело, Киско? А я все думал, куда это ты подевался.

— Я получил сообщение из Флориды. Хочешь узнать, что в нем говорится?

Я уже пересказал Киско историю Эллиота о том, что он представляет здесь так называемую «организацию». Эллиот, когда он говорил об этом, казался мне искренним, однако на следующий день я напомнил себе о простом трюизме — врут все — и попросил Киско попытаться найти подтверждение этой истории.

— Слушаю, — сказал я.

— Я обратился к своему знакомому, полицейскому, который служит в Форт-Лодердейле. Человек он надежный, я ему доверяю. Так вот, семьдесят восемь лет назад дед Эллиота основал компанию, которая занималась морскими перевозками фосфатов; затем ею руководил отец Эллиота. Самому же Эллиоту марать руки не захотелось, и через год после смерти отца он компанию продал. В газетах писали, что он получил от продажи около тридцати двух миллионов.

— А что насчет организованной преступности?

— Ее в этой истории нет и в помине. Эллиот соврал.

Я кивнул.

— Хорошо, спасибо, Киско. Мы еще поговорим об этом.

Он направился к лифтам, а я остался стоять на месте, наблюдая за тем, как мой клиент разглагольствует перед репортерами. Что-то понемногу начинало жечь меня изнутри.

В конце концов я подошел к репортерам:

— Все, ребята. Больше комментариев не будет.

Я повел Эллиота по коридору, отгоняя от нас особенно привязчивых журналистов. Он, ликующе улыбаясь, выбросил вверх сжатый кулак:

— Дело в шляпе, Мик. Потрясающая женщина. Знаете, мне даже захотелось жениться на ней.

— Да, все это прекрасно, но посмотрим, как она выдержит перекрестный допрос. Послушайте, Уолтер, нам нужно поговорить. Мой частный детектив проверил вашу флоридскую версию, и я только что услышал от него, что она лжива. Вы соврали мне, Уолтер, а ведь я вас предупреждал: врать мне не следует.

Я загнал Эллиота в угол и видел, что это вызвало у него прилив раздражения.

— Почему вы соврали мне, Уолтер? Зачем придумали всю эту историю?

Он пожал плечами:

— Придумал? Вообще-то я ее в одном сценарии прочитал.

— Но я же ваш адвокат. Вы можете рассказывать мне все. Я просил вас говорить правду, а вы солгали, зачем?

Он наконец взглянул мне прямо в глаза:

— Просто хотел немного расшевелить вас. Бросьте, Микки. Давайте не будем…

Он повернулся, собираясь направиться в сторону зала суда, сделал шаг, но я схватил его за руку:

— Что значит «расшевелить»?

— Вы делаете мне больно.

Я немного ослабил свои пальцы, но руки Эллиота не выпустил. На лице у него появилась улыбка, словно говорившая: «Ну и черт с тобой».

— Послушайте, — сказал он. — Мне нужно было, чтобы вы верили: я этого не делал. Иначе я не мог рассчитывать на то, что вы будете работать в полную силу.

Теперь в его улыбке появился оттенок гордости.

— Я же говорил вам, Мик, что хорошо разбираюсь в людях. Я знал, вам нужно что-то, позволяющее вам верить мне. А если я окажусь виновным в мелком преступлении, но невиновным в большом, это придаст вам сил.

Говорят, что лучшие актеры Голливуда всегда стоят по другую сторону камеры. В этот миг я понял: так оно и есть. И понял, что Эллиот не только убил свою жену и ее любовника, но и гордится этим.

— Где вы раздобыли револьвер?

— Он был у меня уже давно. Я купил его в семидесятых — из-под полы, на блошином рынке. «Магнум» сорок четвертого калибра, я держал его в пляжном доме — на всякий случай, для самообороны.

— Что на самом деле произошло тогда в доме, Уолтер?

— Я приехал, чтобы застукать ее и того, с кем она в одно и то же время встречалась каждый понедельник. А оказавшись возле дома, понял, что это Рильц. Она выдавала его за гея, мы втроем ходили на обеды и приемы, а потом они, скорее всего, потешались надо мной. И это меня задело по-настоящему. Я разъярился. Вам стоило бы посмотреть, какие у них сделались лица, когда они увидели мою пушку.

Я довольно долгое время вглядывался ему в лицо. Клиенты делали мне такие признания и раньше, но Уолтер Эллиот оставался при этом спокойным и хладнокровным.

— Как вы от избавились от оружия?

— Со мной туда приезжала женщина, она забрала револьвер, резиновые перчатки и одежду, которая на мне была, дошла по пляжу до берегового шоссе и поймала такси.

Перед моим внутренним взором мелькнуло короткое видение: Нина Альбрехт, легко отпирающая дверь на веранду после того, как я, повозившись с ней, не смог понять, что для этого нужно сделать. И я вспомнил, что меня тогда удивило ее хорошее знакомство со спальней босса.

— О переносе остатков пороха я и подумать не мог. Считал, что я чист и что все закончится быстро. — Эллиот покачивал головой, словно удивляясь тому, в какую он угодил переделку.

Я смотрел в пол, истертый ногами миллионов людей, которые прошли по нему миллионы миль в надежде на правосудие.

— Это вы убили Джерри Винсента?

— Нет. Но я считаю, что со смертью его мне повезло, потому что в итоге я получил адвоката гораздо лучшего. Спасибо Господу за то, что он создает таких адвокатов, как вы.