Свинцовый вердикт

Глава пятнадцатая

В тот вечер я отправил Патрика в кино, потому что хотел побыть дома один. Не для того, чтобы подготовиться к следующему дню, которому, скорее всего, предстояло стать последним днем процесса. Просто у меня было противно на душе, потому что меня использовали. И потому что я ухитрился забыть о том, что врут все.

А еще потому, что никак не мог выбросить из головы отца и братьев Рильца, ожидающих, когда дорогого им человека начнут полоскать в сточных водах американской системы правосудия. Я не испытывал особо теплых чувств ни к себе, ни к работе, которую мне предстояло выполнить завтра.

Именно в такие минуты меня одолевало сильнейшее желание снова уйти далеко-далеко отсюда. Принять таблетку от физической боли, которая, как я знал, избавит меня и от боли душевной. Именно в такие минуты я понимал, что мне предстоит оказаться лицом к лицу с моим собственным жюри присяжных, что приговор они могут вынести только один: «виновен» — и что после этого я уже ни за какие новые дела браться не стану.

Я вышел на веранду. Ночь была прохладной и ясной. Лос-Анджелес расстилался передо мной, точно ковер, сотканный из огней, и каждый из них нес в себе приговор чьей-то мечте. Одни люди живут мечтами, другие нет. Одни продают свои мечты по десять центов за доллар, для других они священны, как эта ночь. У меня же были только грехи, в которых надлежало каяться.

Спустя какое-то время ко мне вдруг явилось воспоминание, и я даже улыбнулся. Одно из последних воспоминаний об отце. Под рождественской елкой был обнаружен разбитым старинный стеклянный шар, украшение, которое передавалось в семье моей матери из поколения в поколение. Мать привела меня к елке, дабы я увидел, что натворил, и дала мне шанс признаться в содеянном. Отец к тому времени был уже болен и на поправку не шел. Всю свою работу — то, что от нее осталось, — он перенес домой и занимался ею в примыкавшем к гостиной кабинете. И я услышал через открытую дверь, как он произносит нараспев:

— Хочешь жить, умей вертеться…

Я знал, что это значит. Даже в возрасте пяти лет я уже был сыном своего отца — и по закону, и по крови. И я отказался отвечать на вопросы матери. Отказался сам себя обличать.

И теперь я уже громко смеялся, глядя на город мечтаний. Я сгорбился, облокотился о перила веранды, низко опустил голову.

— Больше я это делать не могу, — прошептал я.

Тут из открытой за моей спиной двери понеслись звуки «Одинокого рейнджера». Я вошел в дом, взглянул на лежавший на столе сотовый телефон. На экране его значилось: «ЧАСТНЫЙ ВЫЗОВ». В последний момент я на него ответил.

— Это Майкл Хэллер, адвокат?

— Да. Кто вы?

— Говорит офицер полиции Лос-Анджелеса Рэндэлл Моррис. Скажите, сэр, вам известна женщина по имени Элейн Росс?

Я почувствовал дурноту:

— Лэни? Что с ней?

— Э-э-э, сэр, я нахожусь сейчас рядом с мисс Росс — на Малхолланд-драйв, а машину она вести не может. Собственно, она, что называется, отключилась после того, как вручила мне вашу визитную карточку.

Лэни Росс. Значит, она снова взялась за старое. А после ареста попадет в колеса системы и, скорее всего, получит новый срок тюремного заключения и новое принудительное лечение.

— В какую тюрьму вы ее повезете?

— Честно говоря, я только что получил вызов на место преступления, «код семь», и должен быть там через двадцать минут. Если я повезу ее в тюрьму, это отнимет у меня целых два часа. Может, пришлете за ней кого-нибудь, я готов ее отпустить.

— Спасибо, офицер. Дайте мне точный адрес, я сам приеду.

— Вы знаете смотровую площадку над парком «Фраймэн-Каньон»? Мы прямо на ней и стоим. Только приезжайте побыстрее.

Парк «Фраймэн-Каньон» находился всего в нескольких кварталах от переделанного под гостевой домик гаража одного из друзей Лэни, который бесплатно приютил ее у себя. Я мог отвезти Лэни домой, а потом вернуться пешком за ее машиной. И я выскочил из дома, уселся в машину, поднялся по бульвару Лорел-Каньон на верхушку холма, повернул налево, к Малхолланд, и уже проехал по извилистой дороге с полмили на запад, когда зазвонил, как я и ожидал, мой сотовый.

— Что ж вы так долго не звонили, Бош? — спросил я вместо приветствия.

— Я звонил, но вы ехали по каньону, а там сотовая связь не работает. Куда вы, к дьяволу, направляетесь? Вы же позвонили мне и сказали, что с делами на сегодня покончили.

— Да меня тут вызвали по срочному делу. Одна из моих… клиенток, ее задержали на смотровой площадке над «Фраймэн-Каньон», а это грозит ей вторым арестом. Коп готов дать ей поблажку, если я отвезу ее домой.

— Имя копа?

— Рэндэлл Моррис.

— Ладно. Остановите машину и подождите, пока я проверю его.

— Остановить? Я, собственно, уже приехал.

Смотровая площадка располагалась со стороны Вэлли. Я повернул направо, проехал мимо знака с ее названием. И ни машины Лэни, ни полицейской машины не увидел. Парковка была пуста.

— Проклятие!

— Что? — спросил Бош.

Я ударил ладонью по рулю. Моррис не дождался меня.

— Здесь пусто. Он повез ее в тюрьму.

Теперь придется выяснять, в какой участок доставили Лэни и, вероятно, потратить всю ночь на то, чтобы добиться ее освобождения под залог и отвезти беднягу домой.

Я заехал на парковку, вышел из машины, огляделся вокруг. Под обрывом расстилались на мили и мили огни Вэлли.

— Мне надо ехать, Бош. Попробую отыскать…

Я заметил слева от себя какое-то движение и, повернувшись, увидел, как из кустов выходит, пригибаясь, мужчина. В черном, в натянутой на лицо лыжной маске. Выпрямившись, он наставил на меня пистолет.

— Минутку, — сказал я. — Что это…

— Брось телефон!

Я выпустил из ладони телефон, поднял руки:

— Вы от Боша?

Мужчина быстро приблизился, толкнул меня в грудь. Я упал, и он тут же схватил меня за ворот куртки.

— Вставай! Быстро! — Он дернул меня за ворот.

— Хорошо-хорошо, встаю.

Как только я поднялся на ноги, он толкнул меня к фарам моей машины.

— Что вы делаете? Что все это…

Он еще раз толкнул меня:

— Слишком много вопросов задаешь, адвокат.

И он опять толкнул меня, на этот раз в сторону обрыва. Обрыв здесь почти отвесный, это я знал. Я упирался, но этот человек толкал меня все сильнее. Он явно собирался сбросить меня с обрыва в черную пропасть.

— Вы же не можете…

И тут раздался выстрел. Мужчина ойкнул и рухнул в кусты. За выстрелом последовали чьи-то крики.

Я ничком упал на землю, положил руки на затылок. Новые крики, топот бегущих ног, рев едущих по гравию машин. Открыв глаза, я увидел синие мигалки.

— Адвокат, — произнес надо мной чей-то голос, — уже можно вставать.

Я выгнул шею, взглянул вверх. Это был Бош, очертания его головы были отчетливо видны на фоне звездного неба.

— На сей раз вы были на волосок от гибели, — сказал он.

На мужчину в маске уже надевали наручники, он подвывал от боли:

— Рука! У меня рука сломана!

Я с трудом поднялся на ноги и сразу же увидел массу сновавших по холму, точно муравьи, мужчин в черных ветровках. На спинах некоторых из них значилось: «УПЛА», однако на большинстве стояла другая надпись: «ФБР». А вскоре над нами завис полицейский вертолет, осветивший светом своего прожектора всю площадку.

Бош подошел к столпившимся вокруг человека в маске агентам ФБР.

— Ранен? — спросил он.

— Нет. Пуля попала в пистолет, — ответил один из агентов. — Мы его до сих пор найти не можем.

И агент рывком поднял мужчину в маске на ноги.

— Ну-ка, посмотрим, кто это нам попался, — сказал Бош.

Маску мгновенно сорвали с лица. Бош обернулся, чтобы взглянуть на меня.

— Присяжный номер семь, — сказал я. — Он не явился сегодня в суд, теперь его разыскивает управление шерифа.

Бош еще раз посмотрел на задержанного:

— Подержите его пока здесь.

И, жестом велев мне следовать за ним, направился к моей машине. Впрочем, я исхитрился задать вопрос первым:

— Что здесь происходит?

— Да то, что мы минуту назад спасли вам жизнь.

— Это я понимаю, но откуда столько копов? Вы же сказали, что отпускаете ваших людей на ночь. И что здесь делают фэбээровцы?

— Сегодня просто особая ночь. Давайте поговорим о присяжном номер семь. Почему он не явился нынче в суд?

— Это уж вы у него спросите. Я знаю только одно: по словам судьи, ему прислали анонимное письмо, в котором говорилось, что это подставной присяжный. К тому же он наврал, утверждая, что никогда не был под арестом.

— Почему он хотел убить вас? — спросил Бош.

Я поднял перед собой руки:

— Не знаю. Может быть, из-за нашей статьи. План ведь состоял в том, чтобы выманить его из укрытия, так?

— По-моему, вы от меня что-то скрываете, Хэллер.

— Это вы от меня что-то скрываете. Что здесь делают фэбээровцы?

— Они с самого начала участвовали в операции.

— Ну да, а вы просто забыли сказать мне об этом.

— Я сказал вам все, что вы должны были знать.

— Хорошо, а теперь должен узнать все, иначе на этом мое сотрудничество с вами закончится. Я даже в свидетели к вам не пойду.

Он сокрушенно улыбнулся:

— Ну бросьте, дружище, остыньте. Зачем бросаться пустыми угрозами?

— Вот когда я не явлюсь в суд по повестке Большого федерального жюри, тогда вы и узнаете, пустые они или не пустые. Вы можете довести дело хоть до Верховного суда, я все равно буду ссылаться на конфиденциальность отношений между адвокатом и клиентом. И ваши приятели из Бюро сильно пожалеют, что вы не были честны со мной, когда у вас имелась такая возможность.

Бош ненадолго задумался, потом потянул меня за рукав:

— Ну хорошо, крутой парень, пойдемте.

Мы отошли подальше от толпы полицейских и фэбээровцев, и Бош приступил к рассказу:

— Люди из Бюро связались со мной после убийства Винсента, сказали, что он представлял для них интерес. Больше ничего. Представлял интерес. Они проверяли суды штата, и при этом всплыло его имя. Предположительно он говорил клиентам, что может сделать очень многое, что у него большие связи. Фэбээровцы предложили ему сотрудничать с ними, стать их свидетелем, он отказался. Они продолжали давить на Винсента, пока его кто-то не убил.

— И вы с ними объединили усилия. Какая прелесть.

— Я уже говорил: вам об этом знать не следовало. И кстати, если бы не Бюро, адвокат, вы сейчас лежали бы хладным трупом у подножия горы.

Я пытался смириться с новой для себя реальностью: меня с самого начала использовали, как пешку, — мой клиент, Бош, ФБР. А Бош тем временем подозвал к нам стоявшего неподалеку фэбээровца.

— Это агент Армстед. Он руководил операцией со стороны ФБР, и у него есть к вам вопросы.

— Пожалуйста, — сказал я. — На мои вопросы все равно никто не отвечает, так хоть я на ваши отвечу.

Армстед был молод, коротко, по-военному, острижен.

— Мистер Хэллер, мы будем очень признательны вам за помощь. Присяжный номер семь и был тем человеком, которому Винсент дал взятку?

Я взглянул на Боша, изобразив на лице вопрос: «Это еще что за фокусы?»

— Послушайте, откуда же я могу это знать? Я в делах Винсента участия не принимал. Задайте ваш вопрос задержанному.

— Зададим, конечно, не беспокойтесь. Но что делали здесь вы, мистер Хэллер?

— Я уже говорил об этом вашим людям. Говорил Бошу. Мне позвонил человек, назвавшийся копом. Сказал, что здесь находится женщина, которую я хорошо знаю, что она наглоталась какой-то дряни и я могу приехать за ней, отвезти домой — это спасет ее от второго ареста.

— Мы проверили имя, которое он назвал вам по телефону, — сказал Бош. — Рэндэлл Моррис работает в Южном Бюро, в управлении по борьбе с организованной преступностью.

Я кивнул:

— Да, думаю, теперь уже ясно, что звонок был обманом, однако этот человек знал имя моей знакомой и номер моего сотового.

— Как он мог узнать их? — спросил Армстед.

— Хороший вопрос. Понятия не имею. Спросите у Максуини.

И я мгновенно понял, что прокололся. Я не мог знать имя присяжного номер семь — если только не следил за ним. Бош смотрел на меня не без удивления. От дальнейших расспросов меня избавил кто-то, крикнувший из кустов:

— Оружие найдено!

Бош ткнул меня пальцем в грудь:

— Стойте на месте.

Я смотрел, как он и Армстед подошли к группе офицеров, склонившихся под освещенным фонарем оружием. Потом у меня за спиной зазвучала увертюра к «Вильгельму Теллю», и я, обернувшись, увидел свой сотовый телефон. Он лежал на гравии со светящимся, точно маячок, зеленым экраном. Я поднял его, ответил на вызов:

— Я перезвоню тебе, Киско.

— Только давай поскорее. У меня важные новости.

Закрыв телефон, я увидел, как Бош подошел к Максуини и прошептал ему что-то на ухо. Ответа Бош дожидаться не стал. Просто пошел в мою сторону. Даже в тусклом свете луны видно было, как он возбужден. За Бошем шел Армстед.

— У него была «беретта-бобкэт», такая же, из какой убили Винсента, — сказал он. — Скажите, чем это можно объяснить, Хэллер? Если результаты баллистического исследования покажут совпадение, возникнет вопрос, почему он хотел убить и вас тоже?

— Я этого не знаю.

— И от кого он получил имя вашей подруги, которое назвал по телефону?

— И этого я тоже не знаю.

— Тогда какой от вас вообще прок? — поинтересовался Бош.

Вопрос в самую точку.

— Послушайте, детектив, я…

— Ладно, не важно. Садитесь в машину и катитесь отсюда куда подальше. Нам пора браться за дело.

Он пошел к задержанному, Армстед за ним. Я поколебался, потом окликнул их. Бош возвратился один.

— Только давайте без выкрутасов, — нетерпеливо сказал он. — У меня нет времени.

— Хорошо, я хотел сказать лишь одно. По-моему, он собирался обставить все так, словно я сам спрыгнул с обрыва. Покончил с собой.

Бош обдумал мои слова и покачал головой:

— У вас на руках дело десятилетия, друг мой. Вы популярны. Вас показывают по телику. У вас ребенок, о котором вы не можете не думать. Версия самоубийства не проходит.

Я кивнул:

— В том-то и дело, что проходит.

Он молча смотрел на меня, ожидая объяснений.

— Я лечусь от наркозависимости, Бош. Все выглядело бы так, словно я не вынес связанного с процессом напряжения, всеобщего внимания и спрыгнул с обрыва. И это наводит меня на мысль, что…

— Что?

Я указал на присяжного номер семь.

— Что он и те, на кого он работает, знают обо мне очень многое. Они изучили мое прошлое. Обнаружили в нем наркотическую зависимость и имя Лэни — и разработали надежный план, позволяющий избавиться от меня. По-моему, они считают, что я слишком много знаю.

— А вы знаете?

Прежде чем я успел ответить, Максуини закричал:

— Эй! Эй, там! Я хочу договориться!

— Примите мой совет, — сказал я. — Куйте железо, пока горячо. Прежде чем он вспомнит, что ему полагается адвокат. Но сначала ответьте на один вопрос. Предполагалось, что по ночам наблюдение за мной будет вести только одна машина. А их с вами вон сколько прикатило. Что заставило вас передумать?

Бош махнул Армстеду рукой: ступайте к Максуини.

— Так вы действительно ничего не слышали?

— О чем?

— Завтра можете спать допоздна, адвокат. Процесс завершился. Ваш клиент мертв. Кто-то убил Эллиота и его подругу, когда они, пообедав в ресторане, возвращались домой. Электрический замок на его воротах не сработал, он вышел из машины, чтобы открыть их вручную, и получил пулю в затылок. Нину Альбрехт прикончили в машине.

Потрясенный, я отступил от него на полшага.

— Мне сообщил об этом знакомый судмедэксперт, и я понял: кто-то затеял сегодня большую уборку. И решил снова собрать всю команду. На ваше счастье.

Теперь я смотрел сквозь Боша.

— Да, — сказал я. — На мое счастье.

Процесс завершился, однако во вторник я все равно пришел в суд. Занял место рядом с креслом, в котором просидел последние две недели Уолтер Эллиот. Допущенным в зал фотографам кресло это, похоже, очень нравилось. Они фотографировали его и никак не могли остановиться.

По другую сторону прохода сидел Джеффри Голанц. Вот уж действительно самый удачливый обвинитель на свете. Вчера он покинул суд, полагая, что его ждет поражение, способное здорово подпортить ему карьеру, а сегодня вернулся сюда с незапятнанным послужным списком. Сказать мне ему было нечего, мы просто сидели и ждали судью.

А вот в зале, среди публики, разговоры велись во множестве. Новость об убийстве Уолтера Эллиота и Нины Альбрехт будоражила людей. О покушении на мою жизнь никто не судачил. Бош и Армстед попросили меня молчать о нем, чтобы они могли без спешки заняться согласившимся сотрудничать с ними подозреваемым. Ну и я тоже согласился сотрудничать с ними. До определенного предела.

Судья Стэнтон появился в зале ровно в девять. Глаза у него были припухшие, похоже, спал он этой ночью очень мало. В зал впустили присяжных, и, если кто-то из них и знал о случившемся, они ничем этого не показали. Взгляды нескольких из них, пока они усаживались, останавливались на пустующем рядом со мной кресле.

— С добрым утром, леди и джентльмены, — произнес Стэнтон. — Сегодня я собираюсь освободить вас от дальнейшей работы на этом процессе. Прошлой ночью ответчик стал жертвой убийства.

У половины присяжных одновременно отвисли челюсти.

— Я понимаю, для вас это новость шокирующая, — сказал, обращаясь к присяжным, Стэнтон. — Будем надеяться, власти сумеют быстро добиться того, чтобы тот или те, кто это сделал, предстали перед судом. Но обо всем этом вы узнаете из газет и теленовостей. Я же хочу поблагодарить вас за работу. Вы свободны.

Мы в последний раз встали, провожая присяжных. После того как все они вышли из зала, судья поблагодарил меня и Голанца за профессиональное поведение во время процесса и торопливо удалился в свой кабинет. А потом я долгое время простоял совершенно неподвижно. Голанц подошел ко мне, протянул руку, я машинально пожал ее.

— Никаких обид, Микки. Вы дьявольски хороший адвокат.

«Был им», — подумал я и ответил:

— Да. Никаких обид.

— Берегите себя.

Он хлопнул меня по плечу и пошел к двери. Я знал, в коридоре его поджидает целая толпа журналистов, и знал, что он им скажет: правосудие пусть и странным образом, но свершилось. Что посеешь, то и пожнешь.

Прождав еще какое-то время, я последовал за Голанцем. Журналисты действительно толпились вокруг него, и это позволило мне незаметно, вдоль стеночки, проскользнуть по коридору. Я спустился по трем лестничным маршам в коридор одиннадцатого этажа и направился к залу судьи Холдер.

Микаэла Джилл сидела в своем загончике. Я спросил, нельзя ли мне поговорить с судьей о некоторых делах Винсента, она сняла с телефона трубку, передала мою просьбу и пригласила меня пройти в кабинет.

Судья сидела за своим письменным столом.

— А, мистер Хэллер, — сказала она. — Нынешний день оказался богатым событиями. Присядьте.

Я уселся в уже ставшее для меня привычным кресло.

— Спасибо, что приняли меня, судья.

— Чем могу быть полезна?

И она начала быстро подписывать какие-то документы.

— Я хотел сообщить, что отказываюсь от всех остальных дел Винсента.

Она положила ручку, подняла на меня взгляд:

— Что?

— Ухожу в отставку. Я слишком рано вернулся, а может быть, мне вообще возвращаться не стоило. Так или иначе, с этой работой я покончил.

— Но это же нелепо. Здесь, в здании суда, все только и говорили о том, как хорошо вы ведете защиту Эллиота. Я видела часть процесса по телевизору. Думаю, мало кто из обозревателей полагал, что процесс не закончится оправдательным приговором.

Я отмахнулся от ее комплиментов:

— Так или иначе, я, вообще-то говоря, пришел по другому поводу. Я хочу, чтобы вы знали: мне все известно и вскоре это станет известно очень многим.

— О чем вы говорите, мистер Хэллер? Что вам известно?

— Что вы продажны и что вы пытались убить меня.

Она издала лающий смешок.

— Это что, шутка?

— Нет, это не шутка.

— В таком случае, мистер Хэллер, опомнитесь. Если вы будете расхаживать по этому зданию, выдвигая столь диковинные обвинения, последствия могут оказаться очень для вас неприятными. Возможно, вы правы. Возможно, вам не следовало так быстро покидать клинику для наркоманов, похоже, это довело вас до стресса.

Я улыбнулся. Она сразу поняла, что совершила ошибку, это было видно по ее лицу.

— Откуда вам известно, что я лечился в клинике, судья? И вопрос еще более интересный: откуда присяжному номер семь было прошлой ночью известно, как можно выманить меня из дома? Вы изучили мое прошлое, расставили западню и послали Максуини, чтобы он убил меня. Но, когда я его видел в последний раз, он играл с федералами в игру «Давайте договоримся».

Впечатление было такое, что я врезал ей кулаком под дых. Я понимал, Бош и Армстед не поблагодарят меня за это, однако мне было уже все равно.

— Мой детектив выяснил, кто такой Максуини, — сказал я. — Девять лет назад этого типа арестовали за вооруженное нападение, и кто же был обвинителем? Ваш муж, Митч Лестер. На следующий год Максуини снова взяли за мошенничество, и снова делом занимался Митч. А это уже связь. Получается симпатичный маленький треугольник, не так ли? Вы внедрили в мое жюри подсадную утку. Джерри Винсент заплатил вам, но передумал после того, как за него взялись фэбээровцы. Вы не могли рисковать тем, что Джерри попробует сдать им судью в обмен на свою свободу, и послали к нему Максуини. А когда вчера вся эта комбинация рухнула, натравили Максуини сначала на Эллиота и Альбрехт, а после на меня. Как вам мои рассуждения, судья? Я ничего не пропустил?

Она встала:

— Это абсурд. Покиньте мой кабинет!

— Весь ваш карточный домик скоро развалится. Максуини находится в руках ФБР. Вам вот-вот придется обменять эту черную мантию на оранжевый тюремный костюмчик.

— Убирайтесь, или я вызову охрану и прикажу арестовать вас!

Она указала пальцем на дверь. Я неторопливо встал.

— Разумеется, я уйду. И никогда больше не стану практиковать закон в этом здании, однако посмотреть, как вам будут выносить приговор, я приду. Вам и вашему мужу.

Судья молча смотрела на меня, и у нее во взгляде гнев сменялся страхом. Рука, которой она указывала на дверь, безвольно упала. Я ушел, оставив Холдер стоять у стола.

Спускался я по лестнице. Одиннадцать маршей. Добравшись до первого этажа, я протолкнулся сквозь двери здания, вытащил сотовый и попросил Патрика подъехать ко входу. А потом позвонил Бошу:

— Я не захотел ждать полтора года, пока Бюро закончит оформление дела. Иногда правосудие не может ждать, детектив.

— Что именно вы сделали, Хэллер?

— Поговорил с судьей Холдер — да, я обо всем догадался. На вашем месте я поторопился бы и взял ее под стражу. Она не похожа на человека, способного сбежать, но ведь всякое может случиться. Удачного вам дня.

Я закрыл телефон. Приятно было расплатиться с ним его же монетой, заставить Боша и фэбээровцев плясать на другом конце нити.