Свирепая справедливость

Она на огромной скорости вела повозку по узкой извивающейся тропе в саду, полном редких экзотических растений, искусно расположенных, так что за каждым поворотом ждал новый сюрприз.

Бунгало располагалось над самым берегом, песок начинался под верандой, а океан тянулся до горизонта; бунгало изолированное, словно это единственная постройка на острове. Девушка, как ребенок, взяла его за руку - жест полной невинности - и провела по бунгало, показывая, как включать кондиционер, свет и видео; все это она говорила на местном варианте французского языка и все время улыбалась.

Бар и кухня оказались заполнены продуктами, в небольшой библиотеке самые свежие бестселлеры и газеты и журналы, устаревшие всего на несколько дней. В видеоколлекции - несколько новых фильмов, лауреатов "Оскара".

- Робинзону Крузо следовало бы высадиться здесь, - засмеялся Питер, и девушка тоже засмеялась и изогнулась, как веселый дружелюбный щенок.

Два часа спустя она пришла за ним, после того как он принял душ, выбрился, отдохнул и переоделся в легкий холщовый тропический костюм с открытой рубашкой и сандалиями.

Она снова взяла его за руку, и Питер понял, что, если бы мужчина принял это за разрешение, девушка была бы обижена и смущена. За руку девушка провела его по тропе, освещенной искусно скрытыми фонарями, и вечер был полон рокотом океана и мягким шелестом пальмовых листьев на ветру.

Они подошли к зданию с крышей, как длинный корабль, тому самому, что он видел с воздуха. Изнутри доносилась негромкая музыка и смех, но когда он вышел на свет, смех прекратился и с полдюжины фигур в ожидании повернулись к нему.

Питер не знал, чего ожидал, только не этого веселого сборища, загорелых мужчин и женщин в дорогих элегантных нарядах, с высокими, с изморозью, бокалами, полными соков и фруктов.

- Питер! - Магда вышла из группы и пошла ему навстречу своей скользящей походкой.

На ней было мягкое блестящее цвета золотой спелой пшеницы платье, высоко собранное у горла тонкой золотой цепочкой, но оставлялвшее обнаженными плечи и спину почти до самых ягодиц. От него захватывало дух, потому что тело у нее было как розовый лепесток и загорело до цвета свежего меда. Темные волосы собраны в косу толщиной с запястье и уложены на верху головы, а к глазам она прикоснулась тенями, и они стали еще более раскосыми, зелеными и загадочными.

- Питер, - повторила она и легко поцеловала в губы. Прикосновение легкое, как крылышко мотылька, и он ощутил аромат ее духов и тепло и волшебство ее тела.

Чувства его смешались. Что бы он ни узнал о ней, он никак не мог спокойно реагировать на ее физическое присутствие.

Она была холодна, ухожена и уравновешена, как никогда; ни следа смущения или ужасного одиночества, которые он слышал в ее подавленных рыданиях за полмира. Она шагнула назад, склонила голову и быстро, легко улыбаясь, осмотрела его.

- О, cheri, ты выглядишь гораздо лучше. Я так о тебе беспокоилась после нашей последней встречи.

Ему показалось, что он заметил тень в глубине ее глаз, легкую напряженность рта.

- А ты еще прекраснее, чем я помню.

Это правда, он может говорить это вполне искренне, и она рассмеялась от удовольствия.

- Ты никогда не говорил мне этого, - ответила она, но манеры ее оставались сдержанными. Выражение привязанности и дружелюбия могло бы обмануть его в другое время, но не сейчас. - И я благодарна.

Она взяла его под руку, сжала пальцами локоть и подвела к группе ожидающих гостей, как будто не могла больше оставаться с ним наедине, опасалась что-то выдать.

Присутствовало трое мужчин с женами: американский сенатор-демократ, обладающий солидным политическим весом, человек с величественной седой гривой, глазами как мертвые устрицы и прекрасной женой, по крайней мере на тридцать лет моложе его, которая посмотрела на Питера, как лев смотрит на газель, и удержала его руку на секунду дольше, чем нужно.

Был автралиец с могучими плечами и большим животом. Кожа у него дочерна загорела, а вокруг глаз паутина морщин. Глаза его словно постоянно смотрели сквозь пыль и солнечный блеск на далекий горизонт. Ему принадлежит четверть известных мировых запасов урана, а также скотоводческая ферма площадью вдвое больше Британских островов. Жена у него такая же загорелая, и рукопожатие ее такое же крепкое, как у него.

Третий мужчина - испанец, фамилия которого стала синонимом шерри, вежливый и воспитанный дон, но с явными мавританскими чертами тонкого лица. Питер где-то читал, что шерри и коньяки, которые выдерживаются в погребах этого человека, стоят свыше пятисот миллионов долларов, и это только часть его огромного наследственного состояния. Жена его - смуглая испанская красавица с удивительной белой прядью в абсолютно черных волосах.

Как только группа приняла Питера, разговор вернулся к дневным занятиям. Австралиец утром поймал большого марлина, рыбу свыше тысячи футов весом и длиной от клюва до кончика хвоста в пятнадцать футов, и все общество было возбуждено.

Питер почти не принимал участия в разговоре, но украдкой следил за Магдой Альтман. Она заметила это, он видел это по тому, как она держит голову, по напряжению ее длинного стройного тела, но она смеялась вместе с остальными и на Питера взглянула только раз или два, каждый раз с улыбкой, но в глубине ее зеленых глаз оставалась тень.

Наконец она хлопнула в ладоши.

- Начнем пир.

Она взяла за руки сенатора и автралийца и повела на берег. Питеру пришлось вести жену сенатора. Она прижалась к его руке пышным бюстом и провела кончиком языка по губам.

Двое слуг полинезийцев ждали у длинной груды белого песка, по сигналу Магды они набросились на груду с лопатами, быстро обнажили толстый слой водорослей и банановых листьев, из-под которых вырывался густой ароматный пар. Под этим слоем стойка из банановой древесины, к которой подвешены блюда над еще одним словем листьев. Послышались радостные восклицания: аромат рыбы, цыплят и свинины смешался с запахом свежевыпеченного фруктового хлеба, подорожника и древесного угля.

- Получилось! - радостно объявила Магда. - Если внутрь проходит воздух, все пропадает. Остаются только угольки.

За едой и питьем смех и разговоры стали громче и свободней, но Питер единственную порцию выпивки растянул на весь вечер и спокойно ждал - не участвовал в разговоре и избегал льстивых речей жены сенатора.

Он ждал какого-нибудь указания, когда и где это произойдет. Не здесь, он знал, не в этом обществе. А когда произойдет, будет быстро и эффективно, как все, что делает Калиф. И неожиданно удивился, почему пришел, невооруженный и без поддержки, на арену, избранную и подготовленную врагом. Он знал, что лучшей защитой было бы ударить первым, может, сегодня же ночью, если представится возможность. Чем быстрее, тем безопаснее, и Магда улыбнулась ему через стол, поставленный под пальмами и нагруженный едой, которой хватило бы на пятьдесят человек. Он улыбнулся ей в ответ, она поманила его легким кивком головы и, пока мужчины спорили и громко хвастались, извинилась перед женщинами и незаметно скользнула в тень.

Питер посчитал до пятидесяти, потом последовал за ней. Она ждала на берегу. Он увидел ее белую обнаженную спину при лунном свете и пошел туда, где она стояла, глядя на взволнованные ветром воды лагуны.

Он подошел к ней сзади, она не повернула головы, но прошептала:

- Я рада, что ты прилетел, Питер.

- Я рад, что ты позвала.

Он коснулся ее шеи, сразу за ухом. Ухо у нее заостренное, почти как у эльфов, он не замечал этого раньше. Волосы на шее шелковистые на ощупь. Он легко нашел ось, тонкую кость в основании черепа, которую палач ломает, когда казнит на виселице. Он может сделать это пальцами, и будет так же быстро, как веревкой.

- Извини меня за остальных, - сказала она. - Но я собираюсь избавиться от них - боюсь, с неприличной поспешностью. - Она протянула руку за спину и сняла его пальцы со своей шеи, и он не сопротивлялся. Она расправила его руку и прижала открытую ладонь к своей щеке. - Они уедут завтра рано утром. Пьер летит с ними назад в Папеете, и тогда Les Nuef Poissons будут наши, твои и мои... - С хрипловатым смешком добавила: - И еще тридцать один слуга.

Он прекрасно понимал, как все будет. Единственные свидетели - верные подданные знатной дамы на островах.

- Теперь нам нужно вернуться. К несчастью, гости у меня очень важные, я не могу долго уходить от них, но наступит завтра. Слишком медленно для меня, Питер, но оно придет.

Она повернулась в его руках и поцеловала с неожиданной силой, так что губы его были прижаты к зубам, потом она оторвалась от него и прошептала на ухо:

- Что бы ни случилось, Питер, у нас есть нечто ценное, у тебя и меня. Может, самое ценное, что было у меня в жизни. И этого у меня не отнимут.

И с необыкновенной скоростью и ловкостью выскользнула из его объятий и скользнула по тропе назад к свету. Он медленно пошел за ней, смущенный, не зная, как понять ее последние слова, и заключил, что именно такова была их цель: смутить его и вывести из равновесия, и в этот моент скорее почувствовал, чем услышал движение за собой, мгновенно развернулся и нырнул.

Человек был в десяти шагах за ним, он двигался, как леопард, молча, под прикрытием лиан и цветущих вьюнков у тропы; только какой-то животный инстинкт предупредил Питера, и тело его тут же заняло боевую стойку, уравновешенное, напряженное, как стрела на тетиве, готовое и к нападению и к защите.

- Добрый вечер, генерал Страйд. - В последнее мгновение Питер сумел остановиться, медленно распрямился, но руки по-прежнему держал у боков, как лезвия ножей.

- Карл! - сказал он. Значит, серые волки были рядом, в нескольких футах от них, охраняли свою хозяйку даже в самые интимные моменты.

- Надеюсь, я не встревожил вас, - сказал телохранитель - и хотя Питер не мог видеть его лица, в голосе его звучала слабая насмешка. Если ему и нужно было подтверждение, полное и окончательное, то вот оно. Только Калиф нуждается в телохранителях во время романтического свидания. И Питер вне всяких сомнений теперь знал, что до наступления следующего вечера либо он, либо Магда Альтман будут мертвы.

Прежде чем уйти в бунгало, он осторожно обошел кусты, окружавшие его. Ничего подозрительного не обнаружил, но внутри постель была приготовлена, его бритвенный прибор вычищен и аккуратно расставлен. Грязную одежду унесли для чистки, а чистую разложили и развесили аккуратнее, чем делает он сам. Он не знал, обыскали ли остальное его имущество, но безопаснее предположить, что обыскали. Калиф не упустил бы такую элементарную предосторожность.

Замки на дверях и окнах слабые, вероятно, ими годами не пользовались, потому что в этом раю не было змеев. До последнего времени. Поэтому он расставил стулья и другие препятствия таким образом, чтобы вошедший наткнулся на них в темноте, потом смял постель и положил подушку и одеяла так, что они напоминали спящего, а сам отнес одно одеяло на диван в гостиную. Он вообще-то не ожидал нападения, пока гости на острове, но если оно произойдет, он хотел нарушить сценарий Калифа, насколько возможно.

Спал он тревожно, просыпался от каждого прикосновения пальмовых листьев к крыше, от отражения луны на стене. Перед самым рассветом заснул крепче, и сны его были кошмарными и бессмысленными, только пораженное ужасом лицо Мелиссы-Джейн и ее крик задержались в памяти, когда он проснулся. Это воспоминание вызвало в нем холодную жажду мести, которая слегка утихла за недели после ее освобождения, и он почувствовал новую уверенность, новую цель, решимость преодолеть размягчающий смертельный обман Калифа.

Он встал в предрассветной жемчужной полутьме и спустился на пляж. Проплыл милю за риф, потом долго возвращался против сильного течения, но выбрался на берег освеженный, чувствуя себя сильным и жестким, как не было уже много недель.

"Хорошо, - мрачно подумал он. Пусть приходит. Я готов, как никогда".

На сахарном песке пляжа, выглаженном ночным приливом, давался прощальный завтрак для улетающих гостей: розовое шампанское "Лоран Пьер" и оранжерейная клубника, доставленная самолетом из Окленда, Новая Зеландия.

На Магде Альтман были короткие зеленые брюки, демонстрировавшие великолепие ее длинных ног, и такого же цвета лифчик, прикрывавший маленькие груди, но живот и плечи у нее оставались обнаженными. Тело прекрасно тренированного спортсмена, но нарисованное великим художником.

Питеру она показалась необычно взволнованной, веселье ее было чуть принужденным, а хрипловатый негромкий смех чуть торопливым - и чуть резковатым. Как будто она приняла какое-то трудное решение и крепилась, чтобы осуществить его. Питеру они с Магдой казались подлинными противниками, которые тщательно готовились к предстоящей сзватке, подобно профессиональным боксерам перед взвешиванием.

После завтрака все в кавалькаде электрических машин поехали на летное поле. Сенатор, разогретый шампанским и начинающий потеть на жаре, слишком сердечно принялся прощаться с Магдой, но она искусно уклонилась от его рук и ловко, вслед за другими пассажирами, усадила в "трислендер".

Пьер, пилот Магды, в начале взлетной полосы проверил по очереди все три двигателя. Потом отпустил тормоза, и как только машина набрала скорость, поднял ее в воздух. Неуклюжая машина пролетела над пальмами в конце короткой полосы, на пятьсот футов не дойдя до ее конца, - и Магда оживленно повернулась к Питеру.

- Я почти не спала ночью, - призналась она и поцеловала его.

- Я тоже, - ответил Питер - и про себя добавил: - Я уверен, по той же самой причине.

- Я освободила для нас целый день, - продолжала Магда, - и не хочу терять из него ни секунды.

Старший лодочник уже подвел большую сорокапятифутовую рыболовную яхту Магды к концу причала. Прекрасная яхта, с обтекаемыми очертаниями, отчего казалось, что даже у причала она летит; совершенно очевидно, за ней ухаживали с любовью. Покраска безупречна, металлические детали надраены до зеркального блеска. Лодочник радостно улыбался, когда Магда что-нибудь говорила ему.

- Баки полны, госпожа баронесса. Баллоны заряжены кислородом, удочки готовы. Водные лыжи в кладовке, а шеф сам принес переносной холодильник.

Но его широкая улыбка поблекла, когда он узнал, что баронесса отплывает на яхте одна.

- Вы мне не доверяете? - рассмеялась она.

- О, конечно, госпожа баронесса... - Но он не смог скрыть свого разочарования, что приходится передавать команду - даже такому достойному капитану.

Он сам отдал швартовы, беспокойно давая последние советы и наставления Магде, когда брешь между яхтой и берегом начала увеличиваться.

- Ne t'inquiet pas! [Не беспокойтесь (фр.)] - со смехом крикнула она ему, но он сделал угнетенный жест, когда Магда включила оба двигателя и яхта двинулась, сразу словно оторвавшись от поверхности. След за кормой, глубокий, ясный и прямой, ясно виден в чистой зеленоватой воде лагуны; такой след - результат продуманнной формы корпуса. Яхта гладко повернула, Магда направила ее в проход между рифами и в открытый океан.

- Куда мы идем?

- За рифом на глубине в сто футов лежит старый японский военный самолет. В сорок четвертом его потопили янки. Там прекрасное место для погружения. Сначала поплывем туда...

"Как? - думал Питер. - Может, один из аквалангов частично заполнен окисью углерода. Сделать это просто. Пропустить выхлопные газы дизеля через угольный фильтр, чтобы лишить запаха, и окись углерода невозможно будет обнаружить. Заполнить цилиндр под давлением в тридцать атмосфер, потом добавить под давлением в сто десять атмосфер чистый воздух. Смерть быстрая, но не настолько, чтобы встревожить жеотву. Просто нежный долгий сон. Когда жертва выпустит нагубник, цилиндры сами очистятся от всяких следов газа. Прекрасный способ".

- После этого поплывем на Ile des Oiseaux [Птичий остров (фр.)]. С тех пор как Аарон заставил островитян перестать красть яйца, у нас образовалось одно из самых крупных гнездилищ крачек, гагарок и фрегатов в южной части Тихого океана...

А может, подводное ружье. Быстро и эффективно. На коротком расстоянии, допустим, в два фута, даже под водой копье пробьет тело человека - войдет между лопаток и выйдет из груди.

- Потом сможем покататься на лыжах...

Что может быть легче, чем включить на полную мощность оба дизеля и потащить ничего не ожидающего лыжника? Если он не разобьется о корпус, гребные винты, вращающиеся со скоростью пятьсот оборотов в минуту, разрубят его аккуратно, как ломоть заранее нарезанного хлеба.

Питер обнаружил, что его занимает эта игра в догадки. Он пожалел, что так никогда и не узнает, что она задумала, и оглянулся назад с высокого мостика, на котором они стояли вдвоем. Главный остров уже погррузился в воду, их не видно для всякого, у кого нет мощного бинокля.

За ним Магда сняла ленту с головы, и за ней устремилось по ветру темное волнующееся знамя ее волос.

- Пусть будет так всегда! - крикнула она поверх шума ветра и двигателей.

- Продано леди с сексуальным задом! - крикнул ей в ответ Питер, и ему пришлось напомнить себе, что она одна из наиболее подговленных убийц, какие ему встречались. И ее смех и красота не должны отвлекать его. И нельзя позволить ей нанести удар первой. В таком случае его шансы на то, чтобы уцелеть, очень малы.

Он снова оглянулся на землю. Теперь в любую минуту, подумал Питер и передвинулся, словно глядя в сторону, заходя ей чуть в тыл, но по-прежнему в поле ее периферийного зрения; она с улыбкой чуть повернулась к нему.

- Во время прилива здесь всегда есть желтохвосты. Я пообещала шефу привезти пару живьем, - объяснила она. Спустись, пожалуйста, вниз и возьми две удочки, cheri. Перьевые мушки в переднем правом ящике.

- Хорошо, - кивнул он.

- Когда повернем в пролив, я перейду на траловую скорость. Тогда забрасывай удочки.

- D'accord [Хорошо (фр.)]. - И в каком-то порыве добавил: - Но сначала поцелуй меня.

Она повернула к нему лицо, и он удивился, почему сказал это. Не для того чтобы попрощаться. Он в этом уверен. Чтобы успокоить ее, немного отвлечь, и однако, когда их губы встретились, он испытал глубокую печаль и сожаление. Ее губы медленно и влажно раскрылись перед ним, и ему показалось, что сердце его лопнет. На мгновение он подумал, что сам умрет, прежде чем сделает это, темные волны отчаяния поглотили его.

Он положил руку ей на шею, и она прижалась к нему всем телом, он продолжал гладить ее, отыскивая место, нашел его, расположил большой и указательный пальцы, прошли одна-две секунды, и она мягко отодвинулась от него.

- Эй! - хрипло прошептала она. - Перестань, или я налечу на риф.

Он не мог сделать это голыми руками. Просто не мог. Но нужно действовать быстро, очень быстро. С каждой минутой опасность для него все увеличивается.

- Иди! - приказала она и игриво ударила его в грудь. - У нас есть для этого время, все время в мире. Будем наслаждаться им, каждым мгновением.

Он не смог этого сделать и отвернулся. И только когда он по стальной лестнице спускался вниз, в кубрик, ему пришло в голову, что все время их поцелуя правые пальцы ее руки были любовно прижаты к его горлу под подбородком. Она могла раздавить ему гортань, парализовать его, всадив большой палец в чувствительную область горла при первом же нажатии его руки.

В кубрике у него появилась новая мысль. Другую руку она держала на его теле, нежно поглаживая в районе ребер. Эта рука могла ударить снизу вверх, разорвав ему диафрагму. Инстинкт, должно быть, предупредил его. Она была нацелена на удар, больше, чем он. Она была внутри его рук, он не мог защититься, она ждала - и он слегка вздрогнул на горячем утреннем солнце, сознавая, как близок был к смерти.

И это осознание превратилось в нечто иное и скользнуло по спине, как вода по тающей сосульке. Страх, не страх труса, но страх, который ожесточил его и сделал тверже. В следующий раз он не будет колебаться.

Обдумывая свои проблемы, он инстинктивно продолжал выполнять ее приказ. Поднял крышку закрытого ящика под сидением. В обитой мягкими тканями внутренности он увидел разнообразные принадлежности рыбной ловли: мотки медной и стальной лески пятидесяти различных размеров, грузила для разных типов воды и дна, наживки из пластика и перьев, из эмалированного и полированного металла, крючки для гигантских рыб и для мелочи - и в отдельном желобе сбоку - нож.

Сорокадолларовый нож ниндзя с наборной лексановой ручкой, пестрой и изогнутой, чтобы удобнее было держать в руке. Семидюймовое лезвие вогнутой притертой стали, шириной в три дюйма у рукояти и к концу заостряющееся, как стилет. Жестокое оружие, им можно, вероятно, перерубить дубовое полено, как рекламируют производители. Пробьет тело человека, его кости, словно сыр чеддер.

Питер пробно взмахнул ножом, он великолепно лег в руку. Лезвие свистнуло в воздухе, и, когда он слишком торопливо тронул край, оно ужалило, как бритва, и оставило кровавую красную полосу на подушечке пальца.

Питер сбросил брезентовые туфли, чтобы резиновые подошвы не скрипнули на палубе. Теперь на нем только тельняшка и плавки боксерского типа, одежда не помешает действиям.

Босиком неслышно поднялся он на первые три ступени лестницы и поднял глаза, глядя на мостик.

Магда Альтман стояла у приборов яхты, вводя ее в русло пролива, сосредоточенно глядя вперед.

Волосы ее по-прежнему летели по ветру извивающимися густыми спутанными прядями. Голая шея была обращена к нему, четко очерченная ложбинка спускалась по спине, по бокам ее твердые мышцы.

Короткие брюки на одной ноге слегка задрались, приоткрыв полумесяц круглой белой ягодицы, а ноги у нее длинные и стройные, как у балерины, и она легко балансирует на них, приподнявшись, чтобы заглянуть за нос корабля.

Питер ушел с мостика всего десять секунд назад, и она ничего не подозревает.

Питер не повторил свою ошибку, он одним быстрым рывком поднялся по лестнице, и шум дизелей перекрывал звуки его движений.

Действуя ножом, нужно помнить о возможности наткнуться на кость и правильно выбирать место удара.

Питер выбрал участок спины на уровне почек, где кость не защищала внутренности.

Необходимо нанести удар ножом изо всей силы. Это увеличивает шансы не попасть в кость и усиливает парализующее действие удара.

Питер вложил в свой удар всю инерцию прыжка.

Паралич еще усиливается, если в момент удара наполовину повернуть лезвие.

Мышцы правой руки Питера были напряжены в ожидании этого момента, он готов был повернуть нож, увеличивая размер раны.

Полоска из нержавеющей стали - приборная доска яхты - была отполирована до блеска, и в ней все отражалось искаженно, как в кривых зеркалах ярмарочной площади. И только в тот момент, когда он завершал движения, вкладывая в него всю силу, Питер понял, что она следит за ним по отражению, следила с того момента, как он спустился вниз.

Изогнутая поверхность искажала его лицо, казалось, оно состоит только из двух огромных глаз, это отвлекло его на тысячную долю секунды до того, как острие должно было погрузиться в тело. Он не видел ее движения.

Слепая цепенящая боль разорвалась в его правом боку и руке, она возникла в том месте, где ключица соединяется с предплечьем, в то же время что-то ударило его по руке, чуть ниже локтя. Удар ножа был отражен, лезвие прошло в дюйме от ее бедра, острие ударилось в сталь перед ней, проведя по металлу глубокую царапину, и онемевшие пальцы Питера не смогли удержать ручку. Оружие вырвалось у него из руки, со звоном ударилось о металлические перила и отлетело назад, в кубрик. Питер понял, что она ударила назад, не глядя на него, руководствуясь только отражением в контрольной панели, чтобы нанести точный удар в район плеча.

Боль охватила его, и самой естественной реакцией было схватиться за больное место. Но он с каким-то рефлексом выживания взмахнул левой рукой, чтобы защитить шею от следующего удара, тоже нанесенного назад, и почувствовал, словно его ударили бейзбольной битой. Он даже не видел этого удара, он был нанесен так быстро и жестко, мгновенным движением, как колебание крыла колибри, поразительно сильно она ударила его по мышце руки.

Если бы удар пришел в шею, куда был нацелен, Питер был бы мгновенно убит; но так у него была только парализована другая рука, и теперь Магда легко поворачивалась к нему, соединяя бычью силу со скоростью и координированностью движений.

Он знал, что должен попытаться удержаться возле нее, сдерживать ее весом своего тела, своим размером и силой, и ухватился согнутыми пальцами правой руки, но она легко вырвалась. Он сорвал легкую полоску эластичной ткани, прикрывавшей ее груди, а она повернулась, уклонилась от его другой руки, когда он отчаянно попытался ударить ее.

Он увидел, что лицо у нее смертельно бледное от хлынувшего в кровь адреналина. Губы она отдернула в гримасе концентрации и ярости, и зубы казались острыми, как у самки леопарда, попавшей в ловушку.

Все равно что сражаться с леопардом. Она с неослабной яростью снова бросилась на него - без всякого страха, больше не человек, нацеленная только на уничтожение.

Длинные волосы вились вокруг него, ударили мгновенно по глазам, ослепив и лишив равновесия, и в то же мгновение она снова ударила, как мангуст кобру, каждое движение плавно переходило в следующее, напряженные, с красными сосками груди дергались при каждом ударе.

С огромным изумлением Питер понял, что она побеждает его. Он едва успевал защищаться; снова и снова она била его ногами по бедрам и нижней части живота, каждый раз коленом ударяла его в промежность и кости таза, и он чувствовал, как тают его силы, становится медленнее реакция. Если повезет, он сумеет еще отражать ее удары, но каждое мгновение она может свалить его, потому что она не останавливалась ни на мгновение, била руками и ногами, сбивала его равновесие - а он еще ничего не сделал, не коснулся ее своими контрударами. По-прежнему не ощущал свои руки и пальцы. Ему нужна передышка, нужно оружие, и он в отчаянии подумал о ноже, упавшем за ним в кубрик.

Он отступил перед следующим нападением, и перила мостика уперлись ему в спину; в то же мгновение отразил еще один ее удар рукой - удар был нацелен ему в горло, а пришелся в нос. Глаза его мгновенно наполнились слезами, он почувствовал, как по верхней губе и горлу течет теплая кровь; он быстро согнулся и в тот же момент отскочил в сторону, как прыгун в повороте с трехметровой доски. Перила сзади помогли ему повернуться в воздухе, и он рассчитал правильно. Как кошка, он приземлился на ноги на палубе, в десяти футах под мостиком, согнув колени, чтобы смягчить удар, вытер слезы с глаз и принялся разгибать руки, чтобы восстановить кровообращение.

И тут же увидел нож. Нож скользнул по палубе и застрял в шпигате жолобе для отвода воды. Питер бросился к нему.

Прыжок застал ее врасплох, она как раз приготовилась к последнему смертельному удару в шею, но она тут же собралась и устремилась к лестнице, а Питер внизу пытался добраться до ножа ниндзя.

Она прыгнула к нему ногами вперед, пролетела десять футов, и голые подошвы ее ног ударили его, и инерция удара была усилена пинком.

Она попала ему в спину, его отбросило на палубу, он ударился головой о переборку, и на мгновение в глазах его потемнело. Чувства покидали его, и потребовалось невероятное усилие, чтобы быстро откатиться и подтянуть колени к груди, защищаясь от следующего - смертельного - удара. Он отразил этот удар голенью и снова устремился к ножу. Пальцы его распухли и потеряли чувствительность, только коснувшись пестрой рукояти, Питер распрямил свое согнутое тело, как стальную пружину, и ударил ногами. Это был удар вслепую, нанесенный в полном отчаянии.

Первый удар, который дошел до нее; в этот момент она собралась в готовности к новому нападению; ноги его коснулись ее живота под ребрами, и если бы плоть тут была мягкой и податливой, удар убил бы ее; но давление приняли на себя жесткие плоские мышцы - удар отбросил ее к кубрику, воздух со свистом вырвался из ее легких, и длинное стройное тело согнулось в болезненной конвульсии.

Питер понял, что ему повезло случайно, что это был его единственный шанс, но тело его разрывала такая боль, что он с трудом смог приподняться на локте, слезы и кровь мешали ему смотреть.

Он сам не понимал, как это ему удалось, каким-то невероятным усилием воли, но он снова встал на ноги с ножом в руке, инстинктивно защищая лезвием правый бок; пригнувшись, он двинулся вперед, согнув левую руку как щит. Он знал, что должен быстро прикончить ее, долго он не выдержит. Силы его кончались.

Но у нее тоже было оружие. Двигаясь с невероятной быстротой, она сорвала петлю, удерживашую у входа в каюту багор.

Восемь футов тяжелого лакированного ясеня, с красивой, но смертоносной медной головкой, и она просунула острие вперед, угрожая ему, не давая подойти, пока воздух не заполнит ее пустые легкие.

Она приходила в себя быстро, гораздо быстрее, чем сам Питер. Он видел, как в глазах ее снова вспыхнул огонек убийства. Он долго не выдержит. Нужно рискнуть и все силы вложить в последнюю попытку.

Он бросил нож, целясь ей в голову. Ниндзя не предназначен для метания, он повернулся в полете ручкой вперед, но ей все же пришлось поднять багор, чтобы отразить нож. Именно этого отвлечения он ждал.

Питер использовал инерцию своего движения, чтобы поднырнуть под багор, и ударил ее плечом, когда ее руки были подняты.

Обоих откинуло к переборке каюты, и Питер отчаянно пытался ухватиться руками. Опору нашел в густых блестящих прядях и впился в них пальцами.

Она сопротивлялась, как умирающее животное; он не поверил бы, что возможны такая сила, ярость и храбрость, но сейчас он смог непосредственно применить свои превосходящие вес и силу.

Он прижал ее у груди, зажав одну ее руку между телами, а другой за волосы смог оттянуть назад ее голову, обнажив длинный гладкий изгиб шеи.

Одновременно он скрестил свои ноги, как ножницы, чтобы она не могла ударить его своими сильными ногами, и она оба упали на палубу.

С невероятным усилием она сумела так переместить свой вес, что оказалась сверху, груди ее скользнули по его груди, липкой от пота и крови, текущей из носа, но Питер напряг изо всех остающихся сил плечи, перевернулся и навалился на нее.

Они прижались дргу к другу - грудь к груди, лоно к лону - в какой-то чудовищной пародии на любовный акт, их разделяло только древко багра.

Питер тянул ее за волосы, прижимая голову к палубе, и глаза ее были всего в шести дюймах от его глаз, а кровь из его носа и рта капала ей на лицо.

Никто из них не сказал ни слова, слышалось только тяжелое дыхание.

Они смотрели друг другу в глаза и в этот момент оба перестали быть людьми, превратились в двух зверей, борющихся за жизнь; Питер быстро передвинулся, так что древко багра легло на незащищенное горло. Она не была готова к этому и слишком поздно попыталась увернуться.

Питер знал, что не должен выпускать ее волосы, не может расслабить руку, сжимающую ее тело, и ноги, удерживающие ее ноги. Он чувствовал стальную упругость ее тела, она собиралась с силами. Если он хоть немного ослабит хватку, она вывернется, а у него не хватит силы, чтобы снова схватить ее.

Локтем руки, которой держал волосы, он начал давить на древко багра, медленно втискивая его ей в горло.

Она знала, что проиграла, но продолжала бороться. Однако постепенно слабела, и Питер мог все больше веса перемещать на багор. Медленно лицо ее краснело, темнело, губы дрожали при болезненных попытках вдохнуть воздух, на углах рта появилась пена и потекла по щекам.

Она умирала, и для Питера это стало самым страшным зрелищем в жизни. Он осторожно передвинулся, чтобы еще сильнее надавить на багор, который сломает ей шею, и она увидела это в его взгляде.

И впервые заговорила. Это был хрип, доносившийся из распухших губ.

- Меня предупредили. - Ему показалось, что он не понял, и он удержал последний нажим, удлинил на несколько мгновений ее жизнь. - Я не могла поверить. - Слабый шепот, едва различимый. - Не ты.

Она перестала сопротивляться, тело ее расслабилось, она наконец признала необходимость умереть. Свирепый зеленый огонь погас в глазах, в них появилось выражение бесконечной печали, словно признание невероятного предательства всего хорошего и верного.

Питер не мог заставить себя сделать последний нажим, который прикончит ее. Он скатился с нее и отбросил тяжелый багор к кубрику. Багор с грохотом ударился о переборку, а Питер с всхлипыванием пополз по палубе, повернувшись к Магде спиной, зная, что она еще жива и потому опасна, но теперь ему было все равно. Он зашел так далеко, как мог. Ему было все равно, если даже она убьет его, он даже приветствовал такой исход - это освобождение.

Он подполз к поручню и попытался встать на ноги, в любой момент ожидая смертельного удара в шею, когда она снова нападет на него.

Но этого не произошло, и он встал на колени, тело его дрожало так сильно, что застучали зубы; каждое измученное сухожилие, каждая напряженная мышца просили об отдыхе. Пусть убивает, подумал он, это уже неважно. Сейчас ничего не имеет значения.

Придерживаясь за поручень, он медленно повернулся, перед глазами все плыло, видны были темные пятна и вспышки алого и белого пламени.

Сознание покидало его. Помутившимся взглядом он увидел, что она стоит на палубе на коленях лицом к нему.

Ее обнаженный торс был испачкан его кровью, гладкая загорелая кожа блестела от пота близкой смерти. Лицо ее распухло и побагровело, волосы спутались. На горле ярко-алая полоска, там, где прижималось древко багра, и она дышала с трудом, и маленькие груди поднимались и опускались порывисто, в такт дыханию.

Они смотрели друг на друга, не в силах заговорить, доведенные до самого края существования.

Магда покачала головой, словно отрицала весь этот ужас, и наконец попыталась заговорить, но не смогла. Тогда она облизала губы и поднесла одну тонкую руку к горлу, пытаясь смягчить боль.

Попыталась снова и на этот раз сумела произнести одно слово:

- Почему?

Он целых полминуты не мог ответить, собственное горло казалось перекрытым, сросшимся, как старая рана. Он понимал, что не выполнил свой долг, но не мог возненавидеть себя за это. Мысленно он формулировал ответ, будто говорил на чужом языке, и когда заговорил, голос его звучал незнакомо и хрипло, в нем слышалось признание поражения.

- Не смог, - сказал он.

Она снова покачала головой и попыталась сформулировать следующий вопрос. И снова не смогла, произнесла только одно слово, то же самое:

- Почему?..

И у него не было ответа.

Она смотрела на него, потом ее глаза медленно заполнились слезами, слезы потекли по щекам, повисли на подбородке, как утренняя роса на листьях лозы.

Она медленно поползла вперед по палубе, и в течение многих секунд у него не было сил, чтобы последовать за ней, потом он подполз и опустился рядом с ней на колени; приподнял верхнюю часть ее тела, неожиданно придя в ужас оттого, что, может быть, он все-таки убил ее.

Почувствовал, что она дышит, и облегчение заполнило его измученное тело; она прижалась головой к его плечу, и он увидел, что из ее закрытых клаз по-прежнему катятся крупные слезы.

Он принялся укачивать ее на руках, как ребенка, - совершеннно бесполезный жест, и только тут смысл ее слов начал доходить до него.

- Меня предупредили, - прошептала она.

- Я не могла поверить, - сказала она.

- Не ты.

И он понял, что если бы не эти слова, он убил бы ее. Убил бы, привязал бы груз к телу и выбросил бы в море. Но эти слова, хоть он не понял их смысла, проникли куда-то в самые глубины его сознания.

Она пошевелилась у него на груди. Что-то сказала - похоже на его имя. И он вернулся к действительности. Яхта продолжала идти по проливу мимо рифов.

Он осторожно положил Магду на палубу и с трудом по лестнице поднялся на мостик. Вся ужасная схватка заняла меньше минуты - от удара ножом до того момента, как она потеряла сознание.

Яхту вел автомат, и она шла прямым курсом через пролив в открытый океан. Это подкрепило его уверенность, что Магда предвидела его нападение. Она изображала полную сосредоточенность у приборов, заставляла его напасть, а сама переключила яхту на автомат и готова была к удару.

Но это не имеет смысла. Он понял только, что допустил какую-то серьезную ошибку. Отключил автопилот и снизил обороты, прежде чем выключить главный двигатель. Дизели негромко урчали, яхта плавно повернула по ветру и пошла по траверзу к открытому океану.

Питер бросил взгляд назад, за корму. Острова превратились в темную полоску на горизонте. Он с трудом стал спускаться по лестнице.

Магда полусидела, быстро приходя в себя, и, когда он подходил к ней, увидел, как в глазах ее промелькнул страх.

- Все в порядке, - сказал он ей, голос его звучал еще неровно. Ее страх глубоко задел его. Он не хотел, чтобы она боялась его.

Он взял ее на руки, тело ее застыло в неуверенности, как у кошки, поднятой против воли, но она была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

- Все в порядке, - неловко повторил он и отнес ее в каюту. Все его тело было избито, каждая кость ныла, словно расколотая, но он нес ее так нежно, что ее решимость сопротивляться растаяла, и она прижалась к нему.

Он опустил ее на кожаный диван, но когда попытался выпрямиться, она обхватила его рукой за шею и удержала.

- Я оставила здесь нож, - хрипло прошептала она. - Это было испытание.

- Позволь мне взять медицинскую сумку. - Он попытался высвободиться.

- Нет. - Она покачала головой и сморщилась от боли в горле. - Не уходи, Питер. Останься со мной. Я так боюсь. Я должна была убить тебя, если ты возьмешь нож. Я почти сделала это. О, Питер, что с нами происходит? Мы оба сошли с ума?

Она отчаянно вцепилась в него, и он опустился на колени и склонился к ней.

- Да, - ответил он, прижимая ее к груди. - Да, должно быть, мы сошли с ума. Я не понимаю больше ни себя, ни происходящего.

- Почему ты взял нож, Питер? Пожалуйста - ты должен мне сказать. Не лги, скажи мне правду. Я должна знать, почему.

- Из-за Мелиссы-Джейн... из-за того, что ты с ней сделала...

Он почувствовал, как она вздрогнула, словно он снова ее ударил. Попыталась заговорить, но послышался только хрип отчаяния, и Питер стал объяснять.

- Обнаружив, что ты Калиф, я должен был убить тебя.

Казалось, она собрала все силы, но когда заговорила, послышался лишь хриплый шепот.

- А почему ты остановился, Питер?

- Потому что... - Теперь он знал причину. - Потому что неожиданно понял, что люблю тебя. И все остальное потеряло смысл.

Она ахнула и почти минуту молчала.

- Почему ты решил, что я Калиф? - спросила она наконец.

- Не знаю. Больше ничего не знаю... знаю только, что люблю тебя. И только это имеет значение.

- Что происходит с нами, Питер? - еле слышно пожаловалась она. - О Боже, что происходит с нами?

- Ты Калиф, Магда?

- Но, Питер, это ведь ты пытался убить меня. Ты не выдержал испытания ножом. Ты Калиф.

Под руководством Магды Питер провел яхту через узкий проход в коралловых рифах, окружающих Птичий остров, а над ним летали с хриплыми криками морские птицы, заполняя воздух ударами крыльев.

В пяти фантомах от берега, в укрытии от ветра, он бросил якорь, потом по высокочастотному радио связался с главным островом и поговорил с главным лодочником.

- Баронесса решила переночевать на борту, - объяснил он. - Не волнуйтесь о нас.

Когда он спустился в каюту, Магда уже настолько пришла в себя, что могла сесть. Из ящика достала бархатный купальный костюм, а горло закутала полотенцем, чтобы скрыть синяк, который выделялся на коже, как сок переспевшей сливы.

Питер отыскал медицинскую сумку в ящике над туалетом; она возражала, когда он дал ей две болеутолюящих таблетки и четыре таблетки бруфена, чтобы уменьшить воспаление и кровоподтеки на горле и теле.

- Прими, - приказал он и, когда она послушалась, дал ей стакан.

Потом осторожно снял полотенце с ее горла и кончиками пальцев покрыл синяк кремом.

- Мне уже лучше, - прошептала она, но теперь почти совершенно лишилась голоса.

- Посмотрим на твой живот. - Он осторожно уложил ее на спину и расстегнул молнию костюма. Синяк в том месте, где он ударил ее ногами, начинался сразу под маленькими грудями и доходил почти до пупа на плоской жесткой поверхности ее живота; он и его натер кремом, чуть помассировал, и она вздохнула и что-то прошептала, успокаиваясь. Когда он кончил, она смогла с трудом, болезненно согнувшись, передвигаться. Закрылась на пятнадцать минут, пока Питер занимался собственными ранами, а когда вышла, оказалось, что она вымыла лицо и причесалась.

Он налил в два старинных бокала бурбон "Джек Дэниэль" и протянул один ей. Она опустилась на диван рядом с ним.

- Выпей. Будет легче горлу, - приказал он, и она выпила и ахнула, когда горло обожгло алкоголем, и отставила бокал.

- А ты, Питер? - хрипло, с неожиданным беспокойством спросила она. Как ты?

- Одно беспокоит, - ответил он. - Как ты могла так рассердиться на меня? - Он улыбнулся, и она тоже засмеялась, но подавилась от боли и кончила тем, что прижалась к нему.

- Мы можем поговорить? - мягко спросил он. - Нужно кое-что выяснить.

- Да, я знаю, но еще нет, Питер. Подержи меня еще немного. - И он удивился тому ощущению спокойствия, которое охватило его. Теплое женское тело, прижимаясь к нему, смягчало боль тела и ума, он гладил ее волосы, она прижималась носом к его горлу.

- Ты сказал, что любишь меня, - прошептала она наконец. Произнесла вопросительно, искала уверенности.

- Да, люблю. Я думаю, что всегда знал это, но когда узнал, что ты Калиф, должен был глубоко похоронить это чувство. Только в самом конце я признался самому себе.

- Я рада, - просто ответила она. - Потому что, видишь ли, я тоже люблю тебя. Мне казалось, я никогда не смогу полюбить. Я отчаялась, Питер. До встречи с тобой. И тут мне сказали, что ты меня убьешь. Что ты Калиф. Я думала, что умру - найти тебя и тут же потерять. Это так жестоко, Питер. Мне нужно было дать тебе шанс доказать, что это неправда!

- Не разговаривай, - приказал он. - Просто лежи и слушай. Мой голос в порядке, поэтому я буду рассказывать первым. Как это было со мной, как я узнал, что ты Калиф.

И он начал рассказывать, прижимая ее к себе, говорил негромко, спокойно. В каюте слышались еще только мягкие всплески волн о корпус и приглушенный гул кондиционера.

- Ты знаешь все до того дня, как была захвачена Мелисса-Джейн, абсолютно все. Я все рассказывал, ничего не скрывая, не утаивая... - Он вздрогнул и потом стал подробно рассказывать о спасении Мелиссы-Джейн.

- Должно быть, что-то за эти дни нарушилось у меня в сознании. Я готов был поверить всему, испытать все, чтобы вернуть ее. По ночам я просыпался, шел в ванную, и меня тошнило при мысли о ее руке в стеклянной бутылке.

Он рассказал, как собирался убить Кингстона Паркера, чтобы выполнить требование Калифа, как он точно планировал это сделать, передавал подробности: когда, где, и она дрожала, прижимаясь к нему.

- Способность разлагать даже лучших, - прошептала она.

- Не разговаривай, - попросил он и стал рассказывать о телефонном звонке, который привел к Старому Поместью в Ларагхе.

- Увидев свою дочь в таком состоянии, я утратил последние остатки рассудка. Когда я увидел ее, ощутил жар ее тела, услышал, как она кричит от ужаса, я мог бы убить... - Он оборвал фразу, и они молчали, пока она чуть слышно не ахнула, и он понял, что сжал ее руку пальцами.

- Прости. - Он разжал пальцы, поднял ее руку и поднес к щеке. - Тогда мне рассказали о тебе.

- Кто? - шепотом спросила она.

- "Атлас".

- Паркер?

- Да, и Колин Нобл.

- Что они тебе рассказали?

- Рассказали, как отец ребенком привез тебя в Париж. Рассказали, что уже тогда ты была умной, красивой и какой-то особой... - Он продолжал рассказ. - Когда был убит твой отец... - Она беспокойно пошевелилась у него на груди, когда он сказал это. - Ты стала жить с приемными родителями, все они были членами партии, и ты так много обещала, что за тобой специально приехали из Польши. Кто-то выдал себя за твоего дядю...

- Я поверила, что это мой дядя... - Она кивнула. - Десять лет я в это верила. Он писал мне. - Она с усилием остановилась, помолчала немного и сказала: - Только он оставался у меня после папы.

- Тебя выбрали для отправки в Одессу, - продолжал он и почувствовал, как она напряглась у него в руках, и потому повторил более резко: - Тебя отправили в специальную школу в Одессе.

- Ты знаешь об Одессе? - прошептала она. - Думаешь, что знаешь. Кто там не бывал, не может знать...

- Тебя учили... - он смолк, представив себе снова прекрасную девушку в особом помещении, выходящем на Черное море; она учится использовать свое тело как ловушку и приманку, чтобы захватить и обмануть мужчину, любого мужчину. - Тебя учили многому. - Этого произнести он не мог.

- Да, - прошептала она, - очень многому.

- Например, как убить человека голыми руками.

- Думаю, что подсознательно я не могла бы убить тебя, Питер. Бог видит, ты не должен был выжить. Я любила тебя, и хоть в то же время ненавидела за предательство, не могла заставить себя...

Она снова вздохнула.

- И когда я подумала, что ты меня убьешь, это было почти облегчением. Я готова была принять это. Лучше смерть, чем жизнь без любви, которую, как мне казалось, я нашла.

- Ты слишком много говоришь, - остановил он ее. - Еще больше повредишь горлу. - Он пальцем коснулся ее губ, чтобы заставить замолчать, потом продолжал: - В Одессе ты стала одной из избранных, элитой.

- Все равно что войти в церковь, так прекрасно и загадочно... прошептала она. - Не могу объяснить. Я все сделала бы для государства, если бы знала, что это нужно "матери России".

- Это правда? - Он подумал, не станет ли она отрицать.

- Все правда, - кивнула она. - Я никогда больше не буду лгать тебе, Питер. Клянусь.

- И потом тебя послали назад во Францию, в Париж? - спросил он, и она снова кивнула.

- Ты делала свое дело даже лучше, чем от тебя ожидали. Ты была лучшей, самой лучшей. Ни один мужчина не мог устоять перед тобой.

Она не ответила, но и не опустила взгляд. Это был не вызов, а принятие того, что он говорит.

- Были мужчины. Богатые и влиятельные... - В голосе его теперь звучала горечь. Он не мог с собой справиться. - Много, много мужчин. Никто не знает, сколько именно, и у каждого ты собирала урожай.

- Бедный Питер, - прошептала она. - Это тебя мучило?

- Это помогало мне ненавидеть тебя, - просто сказал он.

- Да, это я понимаю. Я ничем не могу тебя утешить - кроме одного. Я никого не любила, пока не встретила тебя.

Она держала слово. Больше не будет обмана. В этом он был уверен.

- Потом решили, что тебя можно использовать, чтобы взять под контролль Аарона Альтмана и его империю...

- Нет, - прошептала она, качая головой. - Это я решила насчет Аарона. Он был единственным мужчиной, перед которым я не смогла... - У нее перехватило горло, она отпила бурбон и медленно проглотила, потом продолжила: - Он меня очаровал. Никогда не встречала такого. Такой сильный, такая свирепая сила.

- Ну, хорошо, - согласился Питер. - Ты могла к тому времени устать от своей роли... Куртизанкой быть очень трудно... - Она улыбнулась впервые с того момента, как он начал говорить, но улыбка была печальной и насмешливой.

- Ты все проделала правильно. Вначале стала для него незаменимой. Он уже болел, ему все больше нужен был костыль, кто-то, кому бы он смог полностью доверять. Ты дала ему это...

Она ничего не сказала, но по глазам видно было, что она вспоминает, словно солнечный луч осветил зеленые глубины неподвижного пруда.

- И когда он поверил тебе, не было ничего, что бы ты не могла дать своим хозяевам. Твоя ценность увеличилась многократно...

Он продолжал негромко говорить, а снаружи умирал день в буре алых и пурпурных вспышек, освещение в каюте слабело, и скоро в ней можно было различить только лицо Магды. Бледное напряженное лицо. Она внимательно выслушивала обвинения, перечисление предательств и обманов. Только иногда делала легкий отрицательный жест, качала головой или сжимала пальцами его руку. Иногда ненадолго закрывала глаза, словно не могла принять особенно жестокое воспоминание, и раз или два болезненным шепотом восклицала:

- О, Боже, Питер! Это правда!

Он рассказывал, как у нее постепенно вырабатывался вкус к власти, которой она владела как жена Аарона Альтмана, как это стремление к власти усиливалось по мере того, как слабели силы Аарона. Как она наконец в некоторых вопросах стала возражать самому барону.

- Например, в вопросе о поставке оружия правительству Южной Африки, сказал Питер, и она кивнула и сделала одно из своих редких замечаний:

- Да. Мы спорили. Один из немногих наших споров. - Она чуть улыбнулась, словно какому-то глубоко личному воспоминанию, которое не могла разделить даже с ним.

Он рассказывал, как вкус к власти, стремление к ее приметам постепенно развеивало ее прежние политические идеалы, как хозяева начали понимать, что теряют ее, о том, как они пытались вернуть ее под свой контроль.

- Но теперь ты была слишком сильна, чтобы поддаться обычному давлению. Ты проникла в связи Аарона с "Моссадом", и это давало тебе защиту.

- Невероятно! - прошептала она. - Все так похоже, так похоже на правду. - Он ждал, чтобы она пояснила свои слова, но она жестом попросила его продолжать.

- Когда тебе пригрозили, что выдадут барону как агента коммунистов, у тебя не оставалось выбора, Тебе нужно было избавиться от него... И ты сделала это таким образом, что не только избавилась от угрозы своему существованию, но и получила контроль над "Альтман Индастриз", а вдобавок свободные двадцать пять миллионов для дальнейших действий. Ты организовала похищение и убийство Аарона Альтмана, выплатила себе двадцать пять миллионов и лично проконтролировала их передачу, вероятно, на кодированный счет в Швейцарии...

- О, Боже, Питер! - прошептала она, и в темноте каюты глаза ее казались бездонными и огромными, как пустые пещеры в черепе.

- Это правда? - впервые спросил подтверждение Питер.

- Это слишком ужасно. Пожалуйста, продолжай.

- Все прошло так хорошо, что перед тобой открылся целый мир новых возможностей. Примерно в это время ты стала Калифом. Захват 070, вероятно, не первый удар после убийства Аарона Альтмана, могли быть и другие. Вена и министры ОПЕК, деятельность "Красных бригад" в Риме - но при взятии 070 ты впервые воспользовалась именем Калиф. И получилось бы, если бы один из офицеров не нарушил приказ. - Он указал на себя. - Только это остановило и тут я впервые привлек твое внимание.

В каюте теперь совершенно стемнело, и Магда протянула руку и включила свет для чтения, передвинула реостат, чтобы освещение было мягким и золотистым. И при этом свете серьезно разглядывала его лицо, а он продолжал.

- К этому времени через свои источники - вероятно, через "Моссад" и почти несомненно через французскую разведку - ты узнала, что на Калифа кто-то начал охотиться. Этот кто-то оказался Кингстоном Паркером и "Атласом", и я был идеальным человеком, который мог бы подтвердить, что охотник - Паркер. И я же легче других мог бы убить его. У меня есть специальная подготовка и способности к такой работе. Я мог подобраться к нему близко, не вызывая подозрений, и нужен был только сильный мотив...

- Нет, - прошептала она, не в силах оторвать взгляд от его лица.

- Все совпадает, - сказал он. - Все. - И она не ответила.

- Получив палец Мелиссы-Джейн, я был готов на все...

- Меня сейчас стошнит.

- Прости. - Он протянул ей стакан, и она отпила немного темной жидкости, слегка подавившись при этом. Потом немного посидела с закрытыми глазами, прижимая руку к горлу.

- Ну, как? - спросил он наконец.

- Прошло. Продолжай.

- Все складывалось прекрасно, если бы не этот звонок из Ирландии. Но этого никто не мог предвидеть, даже Калиф.

- Но ведь у тебя нет никаких доказательств! - возразила она. - Это все предположения. Нет доказательств, что я Калиф.

- Есть, - негромко ответил он. - О'Шоннеси, глава банды, похитившей Мелиссу-Джейн, дважды звонил по телефону. По номеру Рамбуйе 47-87-47.

Она молча смотрела на него.

- Видишь ли, он докладывал своему хозяину, Калифу. - Он ждал ее ответа. Его не было, и, помолчав минуту, он продолжал рассказывать о том, как готовился к ее убийству: места, которые он выбрал на скачках и на авеню Виктора Гюго, и она вздрогнула, словно ощутив прикосновение крыльев черного ангела.

- Я была бы там, - призналась она. - Ты выбрал два лучших места. Шестого на следующем месяце Ив специально показывает мне свои модели. Я обязательно была бы там.

- Но ты уберегла меня от забот. Пригласила меня сюда. Я знал, что это приглашение на смерть; ведь я знаю о тебе, знаю, что ты Калиф. Я видел это в твоих глазах во время нашей встречи в аэропорту "Орли". Видел это в том, как ты избегаешь меня, не даешь выполнить то, что я должен был сделать.

- Продолжай.

- Ты приказала обыскать меня, когда я вышел на Таити-Фааа.

Она кивнула.

- Ты и твои серые волки обыскали мою комнату вчера вечером, и ты все приготовила на сегодня. Я знал, что должен ударить первым, и ударил.

- Да, - прошептала она. - Ударил. - И потерла свое горло.

Он пошел снова наливать вино из бара за переборкой, вернулся и сел рядом с ней.

Она чуть пошевелилась, переместилась в его объятиях, и он молча держал ее. Рассказ измотал его, тело болело, но он был рад, что сказал все, все равно что вскрываешь опухоль - когда выходит гной, становится легче, теперь может начаться выздоровливание.

Он чувствовал, что и она устала, ее стройное тело обвисло, но ее истощение глубже, слишком многое она испытала. И когда он поднял ее на руки, она не возражала. Как спящего ребенка, он отнес ее в каюту хозяина и положил на койку.

В ящике под койкой нашел подушку и одеяло. Лег рядом с ней, под одним одеялом, и она аккуратно вписалась в изгиб его тела, слегка прижалась спиной к его груди, твердые круглые ягодицы придимались к его бедрам, голову она положила ему на руку, другой рукой он держал ее, и рука его естественно легла ей на грудь. В такой позе, прижавшись друг к другу, они уснули, и когда он повернулся, она, не просыпаясь, тоже пошевелилась, изменила позу, прижавшись к его спине, прижав лицо к шее, обхватив его одной рукой и ногой, словно пыталась поглотить его.

Однажды он проснулся, и ее не было, и его удивила сила тревоги; сотни новых сомнений и страхов окружили его в темноте, потом он услышал звук льющейся жидкости и успокоился. Вернувшись, она сняла свой костюм и легла нагая, и тело его казалось ему нежным и уязвимым.

Проснулись они вместе, когда каюту залили лучи солнца через левый иллюминатор.

- Боже, должно быть, уже полдень. - Она села и отбросила длинную гриву темных волос на загорелые обнаженные плечи. Но когда Питер попытался встать, он застыл и застонал.

- Qu'a tu, cheri? [Как ты, милый? (фр.)]

- Должно быть, побывал в бетономешалке, - застонал он. Синяки затекли за ночь, порванные мышцы и сухожилия протестовали при каждом движении.

- Для нас обоих есть только одно лечение, - сказала она. - Оно состоит из трех частей.

И помогла ему встать с койки, словно он старик. Он чуть преувеличивал свои страдания, чтобы она посмеялась. Смех ее звучал чуть хрипло, но голос стал чище и сильней, и на свои собственные ушибы она почти не обращала внимания, когда вела его на палубу. Она восстанавливалась, как молодая превосходно подготовленная породистая лошадь.

Они спрыгнули с доски для ныряния на корме яхты и поплавали.

- Действует, - признался Питер, когда теплая соленая вода смягчила боль в теле. Плыли они рядом, оба нагие, вначале медленно, потом быстрее, перейдя от спокойных гребков к закидыванию рук за голову, доплыли до рифа и здесь остановились, тяжело дыша от усталости.

- Лучше? - спросила она, и волосы плавали вокруг нее, как щупальца прекрасного водяного растения.

- Гораздо лучше.

- Обратно я тебя перегоню.

Они добрались до яхты одновременно и пошли в кубрик, смеясь, тяжело дыша и разбрызгивая воду. Но когда он потянулся к ней, она позволила только легкую ласку и оторвалась от него.

- Вторая фаза лечения.

Она работала на кухне, повязав только цветастый передник, который прикрыл темный крвоподтек на животе.

- Никогда не думал, что передник может быть таким провоцирующим.

- Тебе полагается готовить кофе, - укорила она его и подтолкнула игриво ягодицами.

Она приготовила золтистый мягкий омлет, и они ели его на палубе под солнцем. Пассат гнал по небу стаи пушистых серебряных облаков, а в промежутках небо казалось особенно ярко-синим.

Ели они с огромным аппетитом, потому что яркое новое утро, казалось, сняло настроение обреченности, охватившее их накануне. Никто из них не хотел нарушать это новое настроение, и они болтали какой-то несущественный вздор, восхищались красотой дня и бросали крошки хлеба чайкам, как дети на пикнике.

Наконец она села ему на колени и сделал вид, что считает пульс.

- Пациенту гораздо лучше, - заявила она. - Вероятно, он достаточно силен, чтобы выдержать третью фазу лечения.

- А что это за фаза? - спросил он.

- Питер, cheri, хоть ты и англичанин, но не настолько же туп. - И она поерзала у него на коленях.

Они любили друг друга в теплом солнечном свете, на одном из матрасов для плавания, и ветер словно гладил их тела невидимыми пальцами.

Началось все с подшучивания и смеха, легких вздохов открытия заново, приветственного и одобрительного шепота - потом все изменилось, налилось почти невыносимым напряжением, буря чувств уносила все безобразие и все сомнения. Поток захватил их и понес, беспомощных, в неведомые измерения, откуда словно нет пути назад. Все остальное казалось несуществующим.

- Я люблю тебя! - восклицала она, как будто отрицая все, что была вынуждена делать. - Я только тебя люблю! - Это был крик из самой глубины души.

Им потребовалось очень много времени, чтобы вернуться издалека, снова стать двумя отдельными людьми, но когда это произошло, оба почувствовали, что больше никогда не смогут разъединиться полностью. Их единство значительнее, чем просто единство двух тел, и это знание отрезвило их и в то же время дало новые силы и глубочайший подъем. Они не могли выразить это в словах, просто знали.

Они спустили с кормы большую надувную шлюпку "Авон С 650" и поплыли к берегу, подтянули свое резиновое судно выше уровня воды и привязали к стволу пальмы.

Потом, держась за руки, пошли в глубь острова, пробираясь между птичьими гнездами, выцарапанными в земле. С полдесятка разновидностей птиц генздились вместе, в одной большой колонии, занимавшей большую часть двадцатиакрового острова. Размеры и цвет яиц колебались от больших, с гусиное, холодно-синих до мелких, с куриное, пестрых, в свободном неповторящемся пятнистом рисунке. Птенцы либо уродливые, с телами, словно обваренными кипятком, либо привлекательные, как в мультфильмах Уолта Диснея. Остров заполнял неперывный шорох тысяч птичьих крыльев и крики и писк дерущихся и спаривающихся птиц.

Магда знала зоологические названия каждого вида, район обитания и привычки, а также шансы на гибель или выживание в изменяющейся экосистеме океанов.

Питер терпеливо слушал, чувствуя, что за этим лепетом и деланой веселостью скрывается желание подготовиться к ответу на обвинения, которые он предъявил ей.

В конце острова рос одинокий большой бальзамический тополь, его густая зеленая крона широко раскинулась над белым песком. Солнце светило уже нестепимо ярко, жара и влажность окутывали их, как шерстяным одеялом, которое окунули в кипяток.

Они с благодарностью устремились в тень тополя, сели рядом на песок, глядя через спокойные воды лагуны на силуэт главного острова в пяти милях от них. На таком расстоянии и под таким углом не видно было ни зданий, ни причала, и у Питера появилась иллюзия первобытного рая, где они только вдвоем: первый мужчина и первая женщина - на свежей и невинной земле.

Но первые же слова Магды сразу разрушили эту иллюзию.

- Кто приказал тебе убить меня, Питер? Как был отдан этот приказ? Я должна знать, прежде чем расскажу тебе о себе.

- Никто, - ответил он.

- Никто? Не было такого послания, как то, в котором тебе приказали убить Паркера?

- Нет.

- А сам Паркер или Колин Нобл? Они не приказывали этого? Не предлагали?

- Паркер подчеркнуто приказал мне не делать этого. Тебя нельзя трогать, пока тебе не будет предъявлено обвинение.

- Это было твое собственное решение? - настаивала она.

- Это был мой долг.

- Чтобы отомстить за дочь?

Он колебался, не хотелось так говорить, но потом откровенно признался:

- Да, это главное. Мелисса-Джейн. Но я считал также своим долгом уничтожить зло, способное на захват 070, похищение и убийство Аарона Альтмана и искалечение моей дочери.

- Калиф все о нас знает. Понимает нас лучше, чем мы сами себя понимаем. Я не трусиха, Питер, но сейчас я по-настоящему боюсь.

- Страх - его главное оружие, - согласился Питер, и она молча придвинулась, приглашая его к физическому контакту. Он положил руку на ее обнаженные загорелые плечи, и она легко прислонилась к нему.

- Все, что ты говорил обо мне вчера вечером, правда, только выводы и заключения неверны. Смерть папы, одинокие годы в чужих семьях... я помню, как лежала без сна ночами и пыталась приглушить одеялом звуки плача. Возвращение в Польшу, да, это было, и школа в Одессе - все было. Я тебе когда-ниубдь расскажу об Одессе, если ты захочешь...

- Не думаю, что захочу, - сказал он.

- Наверно, это мудрое решение; хочешь услышать о возвращении в Париж?

- Только если это необходимо.

- Хорошо, Питер. Были мужчины. Для этого меня отобрали и учили. Да, были... - Она замолчала, взяла его лицо в ладони, повернула, чтобы посмотреть ему в глаза. - Это как-то меняет наши отношения?

- Я люблю тебя, - твердо ответил он.

Она долго смотрела ему в глаза, искала признаки обмана, но не нашла.

- Да. Это так. Ты говоришь правду.

Облегченно вздохнула и прижалась головой к его плечу, заговорила негромко, со своим легким акцентом и редкими ошибками в построении фраз.

- Мне не нравились мужчины, Питер. Я думаю, именно поэтому я выбрала Аарона Альтмана. Один мужчина, да, я тогда могла уважать себя... - Она слегка пожала плечами. - Я выбрала Аарона, и Москва согласилась. Как ты сказал, это была трудная работа. Вначале я должна была завоевать его уважение. До этого он никогда не уважал женщин. Я доказала ему, что с любой работой, которую он мне поручал, справляюсь не хуже мужчин. А когда завоевала уважение, последовало все остальное... - Она помолчала и негромко рассмеялась. - Жизнь выкидывает забавные трюки. Вначале я обнаружила, что он мне нравится, потом я научилась тоже уважать его. Он был большой уродливый бык, но сила и власть... Огромная сила и власть, как космическая сила, она стала центром моего существования. - Она подняла голову и коснулась щеки Питера губами. - Нет, Питер. Я так и не полюбила его. Я благоговела перед ним, как первобытный дикарь благоговеет перед молнией и громом. Так это было. Он заполнил мою жизнь - больше, чем отец, больше, чем учитель. Как бог. Но все же меньше, гораздо меньше, чем любимый. Он был жесток и силен. Он не мог любить, он только насиловал, он покрывал, как бык.

Она замолчала и серьезно посмотрела на него.

- Ты понимаешь это, Питер? Может, я плохо объясняю?

- Нет, - ответил он. - Ты очень хорошо объясняешь.

- Физически он меня не трогал, ни его запах, ни волосатость. У него плечи поросли волосом, и на спине как шкура. Большой, но твердый, как железо, живот... - Она вздрогнула. - Но меня учили не обращать на это внимание. Переключаться на что-то другое в глубине сознания. Однако во всех остальных отношениях он меня очаровал. Он учил меня необычно, запретно мыслить, раскрывал такие области в сознании, которые были закрыты моей подготовкой. Да, он учил меня власти и ее украшениям. Ты обвинил меня в этом, Питер, и я это признаю. Вкус власти и денег понравился мне. Я это люблю. Очень люблю. И научил меня этому Аарон. Он показал мне, как ценить прекрасные вещи, потому что был быком только физически и сам глубоко ценил прекрасное в жизни... он оживил меня. И смеялся надо мной. Боже, я до сих пор слышу его громовой хохот и вижу, как трясется при этом его волосатый живот.

Она замолчала, вспоминая, почти с преклонением, и потом рассмеялась своим хрипловатым смехом.

- "Моя прекрасная маленькая коммунистка", так он насмехался надо мной. Да, Питер, это я была обманута. Он с самого начала знал, кто я такая. Знал и о школе в Одессе. Он принял меня как вызов, но он и любил меня - по-своему. Он принял меня, все зная, и полностью изменил мои политические взгляды. И только тогда я узнала, что вся информация, которую я передавала в Москву, тщательно редактировалась Аароном. Он переиграл меня, хотя я должна была переиграть его. Он был в "Моссаде", но это ты, конечно, знаешь. Он был сионистом, ты и это знаешь. И он заставил меня понять, что я еврейка и что это значит. Он показал мне все промахи доктрины всемирного коммунизма, он убедил меня в преимуществах демократии и западной системы, а потом ввел меня в "Моссад"...

Она замолчала и яростно покачала головой.

- Поверить, что ямогла захотеть уничтожить такого человека! Приказать похитить и изуродовать его... Когда дело шло к концу, он испытывал сильные боли, слабел, и тогда я ближе всего подошла к тому, чтобы любить его - как мать любит ребенка. Он стал зависеть от меня, говорил, что только мое прикосновение смягчает боль. Я часами сидела и растирала его волосатый живот - чувствовала, как эта ужасная штука внутри него растет с каждым днем, как цветная капуста или какой-то чудовищный зародыш. Он не позволил резать себя. Ненавидел врачей. "Мясники", так он их называл. "Мясники со своими ножами и резиновыми трубками..."

Она замолчала, и Питер увидел, что глаза ее полны слез. Прижал ее чуть сильнее к себе и ждал продолжения.

- Должно быть, в это время Калиф вступил в контакт с Аароном. Оглядываясь назад, я помню, как он пришел в сильное возбуждение. Для меня тогда это не имело смысла, но он начал произносить долгие обвинительные речи по поводу тирании справа, которая ничем не отличается от тирании слева. Имя Калифа он не упоминал; может быть, тогда сам Калиф еще им не пользовался. Я думаю, Аарон рассказал бы мне со временем все подробно, если бы остался жив. Таким он был. Даже со мной мог быть и подавляющим, и осторожным и хитрым. Он мог бы рассказать мне о Калифе, но Калиф позаботился, чтобы он этого не сделал.

Она отодвинулась от Питера, чтобы снова видеть его лицо.

- Ты должен понять, cheri, что многое я узнала только недавно, в последние несколько недель. И сейчас я должна складывать отдельные кусочки, как головоломалку... прошу прощения, как головоломку, - быстро поправилась она. - Но вот что должно было происходить. Калиф обратился к Аарону с определенным предложением. Предложение очень простое. Он предложил ему стать партнером Калифа. Аарон должен был внести крупный вклад в специальный фонд Калифа и предоставить все свои знания, связи и влияние в распоряжение Калифа. В обмен он получал возможность участвовать в создании прекрасного нового мира Калифа. Это была ошибка со стороны Калифа, может быть, его единственная ошибка до сих пор. Он неверно оценил Аарона Альтмана. Аарон отверг его предложение. Но что гораздо опаснее: Калиф допустил ошибку, раскрыв перед Аароном свою подлинную личность. Я думаю, он вынужден был это сделать, чтобы убедить Аарона. Видишь ли, Аарон не такой человек, чтобы участвовать в игре с шифрами и вымышленными именами. Это Калиф определил верно. Поэтому ему пришлось вести с Аароном переговоры лицом к лицу, а когда он обнаружил, что Аарон не собирается участвовать в его кампании убийств и вымогательств, каким бы похвальным ни был конечный результат, убил его после страшных пыток. Ему нужна была информация, наверно, в основном информация о связях Аарона с "Моссадом". А меня он заставил заплатить выкуп. Таким образом он убил сразу двух зайцев. Заставил замолчать Аарона и добавил к свом фондам двадцать пять миллионов.

- Как ты узнала все это? Если бы ты только объяснила мне раньше... Питер слышал горечь в собственном голосе.

- Я не знала этого, cheri, когда мы впервые встретились, пожалуйста, поверь мне. Я расскажу тебе, как узнала, но, пожалуйста, будь терпелив со мной. Позволь рассказать, как все произошло.

- Прости, - просто ответил он.

- Впервые я услышала имя Калиф в тот день, когда доставила выкуп. Я ведь рассказывала тебе об этом?

- Да.

- Сейчас мы подходим к твоей части. О тебе я услышала во время взятия в Йоханнесбурге 070. Я сразу подумала, что ты можешь помочь мне в охоте на Калифа. Я разузнала о тебе, Питер. Я даже смогла получить сведения из компьютера... - Она помолчала, и в глазах ее вспыхнул озорной огонек. Должна признаться, что меня поразил внушительный список твоих женщин.

Питер поднял обе руки, сдаваясь.

- Больше никогда, - пообещал он. - Ни одного слова больше - согласна?

- Согласна. - Она рассмеялась, потом: - Я голодна, и горло болит после всех этих разговоров.

Они снова пересекли остров, их голые ноги обжигал раскаленный песок и камень, и вернулись на борт яхты.

Шеф-повар забил холодильник едой, и Питер открыл бутылку "Вдовы Клико".

- У тебя дорогие вкусы, - заметил он. - Не знаю, смогу ли содержать тебя - на свое жалование.

- Я думаю, мы договоримся с твоим боссом о повышении, - заверила она его, подмигнув. По молчаливому согласию за едой они не упоминали о Калифе.

- Еще одно ты должен понять, Питер. Да, я в "Моссаде", но не я его контролирую. Он меня контролирует. Точно так же было и с Аароном. Мы оба были очень ценными агентами, может, самыми ценными в их сети, но не я принимаю решения, и у меня нет доступа к их тайнам.

- Единственная цель "Моссада" - безопасность государства Израиль. У него нет других причин для существования. Я считаю, что Аарон передал "Моссаду" всю информацию о Калифе, сообщил все сведения о его личности, и я думаю также, что "Моссад" приказал Аарону сотрудничать с Калифом.

- Почему? - резко спросил Питер.

- Точно не знаю, но, думаю, по двум причинам. Калиф, долно быть, такой сильный и влиятельный человек, что его поддержка очень ценна. И я думаю, что Калиф настроен произраильски, а может, просто утверждает, что так настроен. "Моссад" всюду находит союзников и не углубляется в их мораль. Я думаю, Аарону приказали сотрудничать с Калифом, но...

- Что но? - поторопил ее Питер.

- Но такому человеку, как Аарон, нельзя приказывать идти против его глубочайших убеждений. Под своей грозной внешностью Аарон был очень человечен. Я думаю, причиной его возбуждения был именно конфликт между долгом и убеждениями. Инстинкт предупреждал его, что нужно уничтожить Калифа, а долг...

Она пожала плечами, взяла рифленый бокал и, поворачивая тонкими сильными пальцами, смотрела на пузырьки, медленно поднимающиеся в бледно-золотом вине. А когда заговорила снова, изменила тему.

- Тысячу раз пыталась я понять, какая разница в наших с тобой отношениях и отношениях с другими мужчинами, которых я знала. Никто из них не мог тронуть меня... а с тобой это получается мгновенно... - Она снова взглянула на него, словно ждала ответа. - Конечно, я многое знала о тебе. У тебя есть качества, которыми я восхищаюсь в людях, и поэтому я была расположена к тебе... но есть такое, что не отражается ни в файлах компьютера, ни на фотографиях. Что-то в тебе заставляло меня... - Она сделала беспомощный жест, словно искала слово. - Заставляло меня звенеть.

- Какое хорошее слово, - улыбнулся Питер.

- А я никогда не звенела раньше. Поэтому мне нужно было быть очень уверенной. Для меня это нечто совершенно новое: хотеть мужчину, просто потому что он мягок, силен и... - она усмехнулась... - просто сексуален. Ты очень сексуален, Питер, но не только... - Она замолчала. - Нет, больше я не буду тебе льстить. Не хочу, чтобы ты зазнался. - Смешав французскую и английскую идиомы и на этот раз не поправившись, она продолжала: - Калиф, должно быть, понял, что я приобрела опасного союзника. Он сделал попытку убить тебя тем вечером на дороге в Рамбуйе...

- Они охотились на тебя, - вмешался Питер.

- Кто, Питер? Кто охотился на меня?

- Русские. Они к этому времени уже знали, что ты двойной агент.

- Да, знали. - Она наклонила голову и сузила глаза. - Я думала об этом, конечно. До этого были две попытки, но не думаю, чтобы на дороге в Рамбуйе были русские.

- Ну, хорошо, тогда Калиф - но за тобой, не за мной, - предположил Питер.

- Может быть, но опять я так не думаю. Инстинкт говорит мне, что они правильно вышли на цель. Им нужен был ты.

- Должен с тобой согласиться, - сказал Питер. - Я думаю, тем вечером в Париже за мной следили... - Он рассказал ей о "ситроене"... - Они знали, что я один в "мазерати".

- Тогда мы должны признать, что это Калиф, - сказала она.

- ...Или "Моссад", - прошептал Питер, и глаза ее медленно расширились и потемнели, а Питер продолжал:

- "Моссад", возможно, не захотел, чтобы человек из "Атласа" был близок к их лучшему агенту, не хотел, чтобы у тебя был союзник в охоте на "Калифа". Не хотел, чтобы я спутал их тщательно разработанный сценарий.

- Питер, это слишком мутная вода...

- ...и в ней много акул.

- Оставим на время этот вечер в Рамбуйе, - предложила она. - Он просто усложняет историю, которую я хочу рассказать тебе.

- Хорошо, - согласился Питер. - Можем вернуться к этому, если захотим.

- Следующий серьезный шаг - похищение Мелиссы-Джейн, - сказала она, и выражение еголица изменилось, лицо застыло, стало каменным.

- Выбор жертвы сделан гениально, - продолжала она. - Но для этого не нужно особенно знать тебя и твое семейное положение. Не секрет, что у тебя единственный ребенок, и нужно лишь поверхностно познакомиться с твоим характером, чтобы понять, какой это мощный рычаг... - Магда опустила кончики пальцев в шампанское, потом задумчиво облизала их, поджав губы и чуть нахмурившись.

- Ты должен понять, что к тому времени я осознала, что влюблена в тебя. Подарок должен был подтвердить это... - Она чуть покраснела под загорелой кожей, и это показалось трогательным и детским. Он никогда не видел, как она краснеет, и что-то перевернулось в его груди.

- Книга, - вспомнил он. - Первое издание Корнуэлла Харриса.

- Мой первый любовный подарок. Я купила ее, когда окончательно созналась себе... но решила не признаваться тебе. Я достаточно старомодна, чтобы считать, что мужчина должен сказать первым.

- Я сказал.

- Боже, я этого никогда не забуду, - горячо сказала она, и оба подумали о свирепой схватке накануне, которая неожиданно кончилась признанием в любви.

- Я пытался быть нетрадиционным, - сказал он, и она с улыбкой покачала головой.

- Тебе это удалось, mon amour, о, как удалось. - Тут она снова стала серьезной. - Я была влюблена в тебя. Твое горе стало моим. Девочка прекрасный ребенок, она очаровала меня, когда мы встретились. Но прежде всего я чувствовала себя ответственной за ее беду. Я завлекла тебя в свою охоту на Калифа, и из-за этого ты потерял дочь.

Он слегка склонил голову, вспоминая, как поверил, что она организовала это. Она поняла его жест.

- Да, Питер. Для меня это было жестоким ударом. Что ты считаешь меня виновной. Не было ничего, что бы я не сделала, чтобы вернуть ее тебе, но я ничего не могла сделать. Контакты с французской разведкой ничего не дали. Там ничего не знали о ребенке, где его содержат и почему, а со своим руководителем из "Моссада" я почему-то не могла связаться. У меня почему-то было ощущение, что у "Моссада" есть ключи к похищению. И если он не прямо с этим связан, то знает больше других. Я уже говорила, что считаю: Аарон сообщил о том, кто такой на самом деле Калиф. Если это так, то в "Моссаде" должны знать что-нибудь, что помогло бы тебе вернуть ребенка. Но в Париже я была бессильна получить эту информацию. Мне пришлось самой лететь в Израиль и добиваться встречи со своим руководителем в "Моссаде". Это была единственная возможность убедить их помочь. Они могли счесть, что моя ценность как агента стоит того, чтобы дать мне нить к Мелиссе-Джейн...

- Ты пригрозила, что уйдешь из "Моссада"? - удивленно спросил Питер. - Ты хотела это для меня сделать?

- О, Питер, как ты не понимаешь, я тебя полюбила... а я никогда до этого не любила. Я бы все для тебя сделала.

- Ты заставляешь меня робеть, - сказал он.

Она не ответила, подумала немного, словно наслаждаясь его словами, довольно вздохнула и продолжала.

- Я все бросила в Париже. Пьер отвез меня в Рим на "лире"; оттуда я позвонила тебе, но не могла сказать, куда отправляюсь. Потом я сменила личность и коммерческим рейсом прилетела в Тель-Авив. Задача в Израиле оказалась трудной, гораздо труднее, чем я предполагала. Только через пять дней мой руководитель согласился встретиться со мной. Это мой старый друг. Нет! Скорее, не друг, но мы знаем друг друга очень давно. Он заместитель директора "Моссада". Вот как высоко там ценят мою работу. Дали мне такого высокопоставленного контролера, но все же потребовалось целых пять дней, чтобы он встретился со мной, и он был холоден. Сказал, что они ничем не могут мне помочь. Они ничего не знают. - Она усмехнулась. - Ты никогда не видел, какова я, когда чего-нибудь действительно хочу, Питер. Ха! Это была схватка! Я знаю многое, что могло бы поссорить "Моссад" с его влиятельными союзниками на Западе - с Францией, Великобританией, США. Я пригрозила, что созову прессконференцию в Нью-Йорке. Он стал сердечнее, сказал, что безопасность государства превыше личных чувств, а я сказала что-то очень грубое о безопасности государства, напомнила о некоторых невыполненных делах, которые так и останутся невыполеннными. Он стал еще теплее, но все это заняло дни, много дней. Я сходила с ума. Вспомнила, каким выдали тело Аарона, и не могла спать по ночам, думая о ребенке. А ты, Питер, ты никогда не узнаешь, как я молилась Богу, в существовании которого не уверена. Никогда не узнаешь, как хотела быть с тобой рядом, утешать тебя. Отчаянно хотела хотя бы услышать твой голос, но не могла выдать себя, звоня из Тель-Авива. Не могла ни позвонить, ни послать письмо... - Она помолчала. - ...Я надеялась, что ты не поверишь дурным словам обо мне. Не поверишь, что мне было все равно. Что я не готова помочь тебе. Надеялась раздобыть для тебя информацию, которая поможет тебе найти дочь. Но мне и в голову не могло прийти, что ты поверишь, будто я похитила твою дочь и пытала ее.

- Прости, - очень тихо сказал он.

- Нет, Питер, не нужно просить прощения. Мы оба стали игрушками в руках Калифа. Ты не виноват. - Она положила руку ему на руку и улыбнулась. - Не ты один поверил в дурное. Наконец я заставила своего контролера по "Моссаду" сообщить мне кое-какую информацию. Вначале он полностью отрицал, что им вообще известно о Калифе, но я рискнула и солгала ему. Я сказала, что Аарон не скрыл от меня свое сообщение о Калифе. И он сдался. Да, признался он. Они знают о Калифе, но не знают, кто он такой. Я продолжала требовать, ежедневно я продолжала бить в точку, сводила его с ума, как сама сходила с ума, пока он не пригрозил, что вышлет меня из страны. Но каждый раз как мы встречались, я получала от него еще кое-что.

- Наконец он признался: "Хорошо, мы знаем Калифа, но он очень опасен, очень могуществен - и станет еще сильнее, если Господь позволит; он станет одним из самых могущественных людей в мире, и он друг Израиля. Точнее мы верим, что он друг Израиля".

- Я продолжала настаивать, и он сказал мне: "Мы поместили своего агента рядом с Калифом, очень близко к нему, и не можем подвергать его опасности. Это ценный агент, очень ценный и очень уязвимый по отношению к Калифу. Мы не можем допустить, чтобы Калиф проследил уходящую информацию и вышел на него. Нам нужно защищать своего человека".

- Я продолжала угрожать, и он сообщил мне кодовое имя агента, на случай, если мы вступим в контакт. Это кодовое имя - ЦВЕТОК КАКТУСА.

- И все? - разочарованно спросил Питер.

- Нет, мой контроль дал мне еще одно имя - как подачку и как предупреждение. Это имя человека, настолько близкого к Калифу, что практически это одно и то же. И опять предупредил меня, что сообщает это имя для моей же защиты.

- Кто это? - спросил Питер.

- Это было твое имя, - негромко сказала она. - Страйд.

Питер сделал раздраженный жест отрицания.

- Мое имя здесь ни при чем. Зачем мне похищать и калечить собственную дочь? А Цветок Кактуса? Это все равно, что сказать "Кентуккийские жареные цыплята".

- Теперь моя очередь сказать "прости".

Питер овладел собой, он понял, что слишком торопливо отметает эти обрывки сведений. Он встал и возбужденно зашагал по палубе, нахмурившись.

- Цветок Кактуса, - повторил он. - Ты до того о нем слышала?

- Нет. - Она покачала головой.

- А с тех пор?

- Тоже нет.

Он пытался вспомнить, найти какой-то отзвук. Ничего.

- Ну, хорошо. - Он решил, что пока это неважно. - Просто запомним это. Перейдем к моему имени... Питер Страйд. Как ты это восприняла?

- Я испытала шок. Странно, но я тогда подумала не о тебе, подумала о том, что смешались похититель и жертва.

- Страйд? - спросил он. - Не понимаю.

- Мелисса-Джейн ведь тоже Страйд.

- Да, конечно. Значит тебе не назвали имя Питер Страйд?

- Нет. Только Страйд.

- Понятно. - Питер остановился на полушаге, ему в голову пришла мысль. Он задумчиво смотрел туда, где океан встречается с горизонтом.

- Но позже мне назвали твое полное имя, - прервала она его мысли.

- Когда?

- После того, как стало известно об освобождении Мелиссы-Джейн. Я хотела немедленно вернуться в Париж, быть с тобой. Я могла бы улететь из аэропорта Бен Гуриона через шесть часов после получения новости. Сердце мое пело, Питер. Мелисса-Джейн в безопасности, а я была влюблена. В аэропорту, когда я проходила таможню, меня позвали в комнату досмотра. Там меня ждал мой контроль. Он прилетел из Тель-Авива, чтобы перехватить меня до того, как я вернусь домой, и он был очень встревожен. Они только что получили срочное сообщение от Цветка Кактуса. Генерал Питер Страйд действует, как Калиф, и при первой же возможности убьет меня, сказал мне мой руководитель. Я рассмеялась, но он был очень серьезен. "Моя дорогая баронесса, - сказал он. - Цветок Кактуса - первоклассный агент. Вы должны серьезно воспринять это предупреждение". Он все время повторял это.

Магда пожала плечами.

- Я по-прежнему не верила, Питер. Это невозможно. Я любила тебя и знала, что ты любишь меня - хотя, может быть, ты еще сам не понял этого. Это безумие. Но в самолете у меня было время подумать. Мой контроль по "Моссаду" до того никогда не ошибался. Можешь себе представить, какая передо мной встала дилемма. Я очень хотела тебя увидеть и в то же время была в ужасе - не от того, что ты убьешь меня. Это казалось мне неважным. От того, что ты можешь оказаться Калифом. Вот что на самом деле испугало меня. Понимаешь, я до того никогда не любила мужчину. И думала, что не вынесу.

Она немного помолчала, вспоминая свою боль и смятение, потом покачала головой, так что густой водопад темных волос заструился по ее плечам.

- Добравшись до Парижа, я прежде всего убедилась, что ты и Мелисса-Джейн в безопасности в "Тисовом Аббатстве". И тогда я начала собирать подтверждения предупреждения Цветка Кактуса. И пока не решу, насколько это безопасно, не могла рисковать оставаться с тобой наедине. Каждый раз как ты пытался связаться со мной, я вынуждена была отказывать и чувствовала, что понемногу умираю.

Она взяла его за руку, разжала пальцы, наклонилась и поцеловала ладонь, потом прижала ее к своей щеке и продолжала:

- Сотни раз я уговаривала себя, что это не может быть правдой, и готова была уже отправиться к тебе. О, Питер, я уже не выдерживала. Решила встретиться тобой в тот день в "Орли" и так или иначе покончить с этой ужасной неопределенностью. Как ты помнишь, серые волки были со мной, и я предупредила их, что возможны неприятности... я не приказывала им следить за тобой, - быстро объяснила она, как бы стараясь уничтожить всякое воспоминание о неверности, - но если бы ты попытался добраться до меня, они бы... - Она замолчала и позволила ему убрать руку от своей щеки. - И в тот момент, когда ты вошел в гостиную "Орли", я поняла, что это правда. Я увидела вокруг тебя ореол смерти. Это был самый ужасный и опустошительный момент в моей жизни. Ты выглядел совершенно другим человеком, не Питером Страйдом, которого я знала, твое лицо изменилось, на нем были ненависть и гнев. Я поцеловала тебя на прощание, потому что знала, что больше мы никогда не встретимся. - Воспоминания опечалили ее, словно темное облако прошло по лицу. - Я даже подумала, что должна защитить себя тем, что... Она подавилась словами. - Понимаешь, ты стал частью Калифа, и было бы разумно это сделать. Признаю, что подумала об этом, Питер. Ты был бы убит до того, как попытался бы убить меня... но это была только мысль, и дальше я не пошла. Напротив, продолжала жить по-прежнему, Работа всегда давала мне забвение. Когда я занята работой, я обо всем забываю. Но на этот раз так не получилось. Я уже говорила это, но скажу еще раз, потому что это многое объясняет. Я никогда не была влюблена раньше, Питер, и не могла так просто отказаться от любви. Я измучилась, меня терзали сомнения относительно предупреждения Цветка Кактуса и того, что я так ясно увидела в аэропорту "Орли". Не может быть, это просто не можжет быть правдой. Я люблю тебя, а ты любишь меня, и ты просто не можешь убить меня. Я почти убедила себя в этом.

Она коротко рассмеялась, но смех ее звучал невесело, в нем слышалась горечь разочарования.

- Я прилетела сюда, - она жестом указала на море и острова, - чтобы быть подальше от искушения прийти к тебе. Убежище, где я могла бы оправиться от ран и покончить с тобой. Но не получилось, Питер. Здесь стало еще хуже. Появилось больше времени для размышлений, я мучила себя рассуждениями и нелепыми теориями. Был только один выход. Наконец я признала это. Я приведу тебя сюда и дам тебе шанс убить меня. - Она снова рассмеялась, на этот раз в смехе звчала прежняя хрипловатая теплота. Ничего более безумного я в жизни не делала. Но слава Богу, что я это сделала.

- Мы подошли к самому краю, - согласился Питер.

- Питер, почему ты не спросил меня прямо, Калиф ли я? - хотела она знать.

- По той же причине, по какой ты не спросила, готовлюсь ли я убить тебя.

- Да, - согласилась она. - Мы оба попали в паутину, сплетенную Калифом. У меня только еще один вопрос, Питер, cheri. Если я Калиф, неужели ты подумал, что я настолько глупа, чтобы дать свой телефонный номер в Рамбуйе похитителю Мелиссы-Джейн и разрешить ему дружески болтать с собой, когда ему захочется?

Питер удивился.

- Я подумал... - начал он. Потом остановился. - Нет, я не думал. Я не был способен ясно думать. Конечно, ты так не поступила бы - и все же даже самые умные преступники совершают элементарные ошибки.

- Но не те из них, кто учился в Одесской школе, - напомнила она ему и, по-видимому, сразу пожалела о своих словах, потому что торопливо продолжила: - Такова моя сторона истории, Питер. Может, я что-то упустила. Если можешь что-то придумать, спрашивай, дорогой, и я постараюсь ответить.

И они начали снова с самого начала, подробно все рассматривали, ища того, что могли упустить во время первого рассказа, на этот раз тщательно рассматривая каждый факт со всех сторон, каждый из них напрягал всю силу своего тренированного мозга, но они так ничего нового и не смогли найти.

- Одно мы никогда не должны упускать из виду. Это возможность противодействия, - подвел итоги Питер, когда солнце уже спускалось к западной части горизонта, окруженное величественной процессией облаков. Облака поднимались над островами, как беззвучные атомные взрывы.

- Здесь слои за слоями, причины за причинами. Похищение Мелиссы-Джейн должно было заставить меня убить не только Кингстона Паркера, но и тебя два зайца из пословицы, а за ними шел бы и третий. Если бы у меня получилось, я бы навсегда попал во власть Калифа.

- Куда же мы с тобой пойдем отсюда, Питер? - спросила она, тактично предоставляя ему сформулировать решение.

- Домой, прямо сейчас, - предложил он. - Если, конечно, не хочешь еще одну ночь провести здесь.

Питер обнаружил, что его вещи уже перенесены незаметно из бунгало в великолепные частные помещения владельца на северном конце острова.

Туалетные принадлежности аккуратно разложены вванне с зеркалами, примыкавшей к ванне хозяйки. Одежда, вычищенная и выглаженная, оказалась в гардеробной хозяина; в ней сто пятьдесят пять футов полок были забраны жалюзи; Питер рассчитал, что тут можно повестить по крайней мере триста костюмов. Специально разработанные вращающиеся полки могли вместить еще триста рубашек. Бесконечные полки для обуви были совершенно пусты.

Его собственный светлый холщовый костюм казался одиноким верблюдом в глубине Сахары. Ботинки были начищены до такого блеска, какой никогда не удавался даже его денщику. Вопреки желанию, он быстро обыскал помещения искал следы прежних обитателей и испытал нелепое облегчение, когда ничего не обнаружил.

- Мог бы привыкнуть обходиться и без этих удобств, - сказал он своему отражению в зеркале, причесывая влажные темные волосы.

Гостиная в его помещениях располагалась на трех уровнях и была уставлена тростниковой мебелью и тропическими растениями, которые росли в греческих амфорах или в саду с декоративными камнями, и все это вписывалось в украшения комнаты. Вьюнки и большие глянцеватые листья перекликались по тону с занавесами с рисунком джунглей и густыми порослями экзотических растений за высокими окнами, дававшими отличный вид. В комнате было прохладно и приятно, хотя гудение кондиционеров скрывалось за шумом водопада, искусно сооруженного на одной стене. Тропические рыбы плавали в бассейне, куда падала вода, и комнату заполнял аромат цветов; цветы сверкали в приглушенном свете.

Одна из маленьких золотистых полинезийских девушек принесла поднос с четырьмя покрытыми изморозью высокими стаканами, чтобы Питер выбрал. Во всех стаканах были фрукты, и Питер слышал сладкий запах добавленного к фруктам рома. Он решил, что для него это смертельно, и попросил виски, потом пожалел об этом, потому что девушка была разочарована.

- Я сама это приготовила, - чуть не плакала она.

- В таком случае... - он отхлебнул, а она с тревогой ждала.

- Великолепно! - воскликнул он, и она благодарно хихикнула и завертела задиком под коротким парео, как довольный щенок.

Появилась Магда в шифоновом платье, таком легком, что оно плыло вокруг нее, как облако зеленого тумана, и сквозь платье просвечивало ее великолепное тело.

Питер почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда она подошла к нему, и подумал, сумеет ли когда-нибудь привыкнуть к ее красоте.

Она взяла у него из рук стакан и попробовала.

- Хорошо, - сказала она и вернула стакан. Но когда девушка принесла поднос, с улыбкой отказалась.

Они прошлись по комнате, Магда держала его за руку и указывала на редкие растения и рыб.

- Я построила это крыло после смерти Аарона, - сказала она, и он понял, что она хочет сказать, что тут нет воспоминаний о другом мужчине. Его позабавило, что она находит это важным, но тут же он вспомнил собственный торопливый обыск комнаты и теперь уже посмеялся над самим собой.

Магда приказала заменить сидения, чтобы они могли сидеть рядом на низком диване перед аквариумом.

- Я не хочу быть далеко от тебя, - объяснила она и стала накладывать лучшие кусочки ему на тарелку.

- Это специфическое блюдо Les Neuf Poissons. Больше нигде в мире ты не сможешь его попробовать. - Она выбирала маленьких глубоководных моллюсков из горячего креольского соуса со специями и кокосовым молоком, а в конце еды стала отрывать виноградинки с гроздьев, привезенных из Австралии, тонкими пальцами, с точностью хирурга отделяя розовыми ногтями стебельки и кладя ягоды ему в губы.

- Ты меня избалуешь, - улыбнулся он.

- Когда я была девочкой, у меня не было куклы, - с улыбкой объяснила она.

Спиральная каменная лестница вела на пляж в пятидесяти футах под столовой, и они оставили обувь на верхних ступенях и пошли босиком по ровному влажному песку, ставшему при отливе твердым, как камень. Луна несколько дней назад миновала полнолуние, и отражение ее отбрасывало до самого горизонта серебряную дорожку.

- Калиф должен поверить, что его план удался, - неожиданно сказал Питер, и она вздрогнула рядом с ним.

- Я бы хотела хоть на одну ночь забыть о Калифе.

- Мы не можем ни мгновение забывать о нем.

- Ты прав. Как заставить его в это поверить?

- Тебе придется умереть... - Он почувствовал, как она напряглась.

- ...ну, все должны в это поверить. Должно выглядеть так, словно я убил тебя.

- Расскажи, - негромко попросила она.

- Ты мне говорила, что специально приготовила себе возможность исчезнуть.

- Да.

- Как ты бы исчезла отсюда, если бы понадобилось?

Она немного подумала.

- Пьер увез бы меня в Бора-Бора. У меня там друзья. Хорошие друзья. На самолете островной линии с другим паспортом я бы добралась до Таити-Фааа, а оттуда обычным рейсом, но с тем же паспортом в Калифорнию или в Новую Зеландию.

- У тебя есть другие документы?

- Да, конечно. - Она так удивилась его вопросу, как будто хотела добавить: - А разве не у всех они есть?

- Прекрасно, - сказал он. - А здесь мы организуем несчастный случай. Неисправность акваланга, нападение акулы в глубине, трупа нет.

- Хорошо! - согласилась она.

- И ты официально будешь считаться мертвой, пока мы не выйдем на Калифа, - сказал Питер. Это прозвучало как приказ, но она не возразила, и он продолжал: - Если я исполню желание Калифа и убью тебя, я стану для него ценным приобретением. Я докажу свою нужность, и он будет ценить меня. И даст возможность подойти поближе. По крайней мере у меня будет возможность проверить несколько диких идей.

- Но не делай мою смерть слишком убедительной, любовь моя. Полиция Таити меня очень любит, - сказала она. - Мне бы не хотелось, чтобы ты кончил гильотиной в Туаруру.

Питер проснулся первым и, опираясь на локоть, стал рассматривать ее лицо, находя все новые и новые черточки, радуясь бархатистой коже, такой чистой, что поры становились заметными только с расстояния в несколько дюймов. Потом он перенес взгляд на изгиб ее ресниц, которые переплетались сплошной темной оградой, закрывая спящие глаза, но они неожиданно раскрылись, огромные черные бассейны зрачков быстро сократились, взгляд сфокусировался, и впервые он заметил, что радужная оболочка у нее не сплошь зеленая, в ней множество золотых и фиолетовых точек.

Удивление от того, что она увидела его над собой, сменилось удовольствием, она протянула руки за голову, изогнула спину, как делает пантера, когда встает. Сатиновая простыня соскользнула до пояса, а Магда потягивалась чуть больше, чем необходимо, сознательно демонстрируя свое тело.

- Теперь каждое утро, когда я буду просыпаться без тебя, для меня потеряно, - хрипло прошептала она и еще больше подняла руки, чтобы обнять его, грациозно охватила его руками за голову, по-прежнему изгибая шею, и выступающие темно-красные соски задели густые волосы у него на груди.

- Сделаем вид, что так будет вечно, - прошептала она, губы ее были в дюйме от его лица, и дыхание ее пахло розами, от нее исходил аромат зрелой, начинающей возбуждаться женщины; она широко раскрыла губы, прижалась к его рту, втянула глубоко его язык с низким стоном желания, ее смуглое стройное тело прижалось к нему, руки перешли с шеи на спину, длинные ногти впились в тело, остановившись на самом пороге боли. Его собственное возбуждение было таким быстрым и жестко твердым, что она снова застонала, напряжение покинуло ее тело, оно смягчилось, словно фигура из воска, которую слишком близко поднесли к огню, ресницы затрепетали и закрылись, бедра раздвинулись.

- Такой сильный... - прошептала она глубоким хриплым голосом, и он приподнялся над ней, чувствуя себя неуязвимым и могущественным.

- О, Питер! - воскликнула она. - Да, так. Пожалуйста, так! - Оба приблизились к моменту, когда каждый теряет себя и на краткое мгновение становится частью божества.

Потом они долго лежали рядом в огромной постели. Лежали на спине, вытянувшись, не касаясь друг друга, только переплетя пальцы рук.

- Я уйду... - прошептала она, - я должна уйти, но не сейчас. Еще нет.

Он ничего не ответил, такое усилие для него оказалось невозможно, а ее голос звучал томно от наслаждения.

- Я заключу с тобой сделку. Дай мне еще три дня. Только три дня для счастья. У меня это будет в первый раз. Я никогда такого не знала. И может, это и в последний раз...

Он пытался приподняться, чтобы возразить, но она сжала его пальцы, заставляя замолчать, и продолжала:

- ...может, в последний, - повторила она. - И я хочу все от него взять. Три дня, в которые мы не будем упоминать Калифа, не будем думать о крови, усилиях и страдании. Если ты дашь мне их, я сделаю все, что скажешь. Договорились, Питер? Скажи, что так будет.

- Хорошо. Мы так и сделаем.

- Тогда скажи мне снова, что ты меня любишь. Не могу сказать, чтобы ты говорил это слишком часто.

Он часто повторял это на протяжении трех волшебных дней и говорил правду; и каждый раз как говорил это, она воспринимала с такой же радостью, и все это время они находились рядом друг с другом.

Даже когда неслись по теплой гладкой поверхности лагуны, откидываясь назад, прямыми руками держа буксир, лыжи гневно свистели и разбрасывали сверкающие водные крылья, когда они разворачивались в па-де-де, смеясь сквозь ветер и гром двигателей яхты, а Хапити, лодочник-полинезиец сочувственно посматривал на них с мостика.

Когда спокойно плыли сквозь загадочные голубые и пятнистые глубины, и единственным звуком был только свист воздуха в аквалангах и мягкий шорох вечного пульса океана; держась за руки, они опускались к забытому корпусу японского самолета, заросшему водорослями и населенному множеством прекрасных маленьких существ.

Они молча опускались с крутого стального утеса наклонной рубки самолета, которая уходила, казалось, в бесконечне глубины, так что охватывал неожиданный страх перед возможностью лишиться опоры и падать туда, где свет с поверхности совсем тускнел и исчезал.

Останавливались и заглядывали сквозь стекло масок в отверстия, проделанные в корпусе снарядами и взрывчаткой, потом пробирались в эти отверстия, осторожно, как дети в доме с привидениями, и потом, торжествующие, выходили наружу с сумками, полными трофеев: монет, посуды, медных деталей.

Бродили по закрытым пляжам внутренних островов, рука об руку, обнаженные под ярким солнцем.

Рыбачили в проливе во время бурного наступления воды, кричали от возбуждения, когда большой золотой желтохвост, с блестящим, как зеркало, брюхом, выскакивалв из воды, чтобы схватить приманку, и фиберглассовые удилища кивали и дергались.

Или в океане, когда за гребнями волн на мгновения исчезали острова, и слышался только треск и шорох снастей, дрожал наполненный ветром парус, и двойной корпус катамарана рассекал с шумом волны.

На длинных изогнутых берегах в лунном свете, разглядывая небесные тела, которые так трудно увидеть в беспокойном небе Европы: охотник Орион и Плеяды; восклицая, когда всходили незнакомые созвездия южного полушария во главе с большим крестом.

Каждый день начинался и заканчивался чудом и загадкой большой постели, любовью, которая сплавляла их тела и души каждый раз все крепче.

Но на четвертый день, проснувшись, Питер обнаружил, что ее нет, и на мгновение испытал ужасное чувство потери.

А когда она вернулась, он в первое мгновение не узнал ее.

А потом понял, что она срезала длинные темные пряди, подстригла волосы так коротко, что они чуть поднимались над черепом, как лепестки темного цветка. От этого Магда казалась еще выше. Шея ее походила на стебель цветка, она стала длиннее, и изгиб горла оказался так подчеркнут, что напоминал лебединый.

Она увидела его выражение и прозаично заметила:

- Я подумала, что нужно изменить внешность, раз уж буду жить под новым именем. Отращу снова, если захочешь.

Она и сама как будто совершенно изменилась, томное любовное настроение уступило место резкой деловитой эффективности, как раньше. За последним завтраком из сладкой желтой папайи с свежим соком лайма она объясняла свои намерения и быстро просматривала содержимое конверта цвета буйволовой кожи, который секретать положил рядом с ее тарелкой.

В конверте оказался красный израильский дипломатический паспорт.

- Я буду жить под именем Руфи Леви, - она взяла толстую стопку авиабилетов, - и решила вернуться в Иерусалим. Там у меня есть дом. Он не на мое имя, и не думаю, чтобы кто-нибудь за пределами "Моссада" о нем знал. Идеальное убежище, и совсем рядом с моим контрлем из "Моссада". Попробую помочь тебе, если смогу, добыть информацию для твоей охоты...

Она протянула ему листок машинописи.

- Здесь телефонный номер "Моссада", по которому ты можешь оставлять для меня сообщения. На имя Руфи Леви.

Он запомнил номер, а она продолжала говорить, потом смяла листок.

- Я изменила план своего отъезда, - сказала она. - Мы пойдем на яхте в Бора-Бора. Туда всего сто миль. Я заранее свяжусь по радио. Друзья встретят меня на берегу после наступления темноты.

Они с погашенными огнями прошли по узкому проливу в кораллах, лодочник Магды пользовался только светом заходящей луны и своими знаниями островов.

- Я хотела, чтобы Хапити видел, что я живой схожу на берег, негромко прошептала она, прижимаясь к Питеру в последние минуты перед расставанием. - Я не преувеличиваю опасность местной полиции, если мы хотим, чтобы Калиф подумал то, что нам нужно. Хапити будет молчать, заверила она, - и поддержит твой рассказ о нападении акулы, разве только ты прикажешь ему рассказать правду.

- Ты обо всем подумала.

- Я только что нашла вас, мсье, - усмехнулась она, - и не хочу снова потерять. Решила даже поговорить с начальником полиции Таити, когда буду там. Он мой старый друг. Когда вернетесь на Les Neuf Poissons, пусть мой секретарь свяжется по радио с Таити...

Она продолжала негромко говорить, рассказывая во всех подробностях о своих приготовлениях, и он не мог найти никаких упущений. Их прервал негромкий оклик из темноты, и Хапити тут же выключил двигатели. По инерции они продолжали приближаться к неясным очертаниям острова. О борт ударилось каноэ, Магда быстро обняла Питера, прижалась ртом к его губам.

- Пожалуйста, будь осторожен, Питер, - все, что она сказала, потом оторвалась от него и ступила в каноэ, и Хапити передал ей ее единственный чемодан. Каноэ сразу оттолкнулось и исчезло в темноте. Некому было помахать, и Питеру так было легче, но он продолжал смотреть с кормы во тьму, когда яхта слепо пошла назад.

В груди у него образовалась какая-то пустота, как будто он потерял часть самого себя; он попытался заполнить ее воспоминаниями о Магде, которые позабавили его, потому что давали пример ее быстрого и прагматичного мышления.

- Когда на рынке станет известно о твоей смерти, акции Альтмана полетят вниз. - Он подумал об этом во время их разговора в последнее утро. - Я этого не сообразил. - Его угнетало это осложнение.

- Я сообразила, - безмятежно улыбнулась она. - Полагаю, что за первую неделю они упадут на сто франков.

- И это тебя не тревожит?

- Нет. - Она неожиданно озорно улыбнулась. - Я сегодня утром послала телекс в Цюрих. Приказала скупать акции. Думаю получить прибыль - не менее миллиона франков, когда акции вернутся к норме. - И снова озорной блеск зеленых глаз. - Должна ведь я иметь компенсации за все эти неудоства, tu ne penses pas? [Ты не думаешь? (фр.)]

И хотя он улыбнулся воспоминанию, пустота внутри оставалась.

Питер послал "трислендер", который привез на Les Nuef Poissons представителей таитянской полиции, и затем последовали два дня вопросов и заявлений. Почти все жители островов пожелали дать свои показания полиции, потому что на островах редко случались такие волнующие происшествия.

Почти все заявления представляли собой похвальне речи "госпоже баронессе" под аккомпанемент плача и жалоб. Но свидетельства очевидца мог дать только Хапити, и он всячески пользовался своим важным положением, разукрашивая историю и прибавляя все новые подробности. Он даже смог назвать акулу "смертоносной белой" - английское название удивило Питера, но потом он вспомнил, что в видеотеке острова есть фильм "Челюсти"; именно он, несомненно, послужил источником вдохновения лодочника. Хапити описывал клыки акулы, длинные и острые, как ножи для рубки тростника, он изобразил звук, с каким они сомкнулись на "госпоже баронссе" - Питер с удовольствием заткнул бы ему рот кляпом, чтобы помешать дальнейшему полету воображения, но на полицейского сержанта это произвело большое впечатление, и он удивленными восклицаниями подбадривал Хапити, чтобы тот продолжил.

В последний вечер на берегу был устроен прощальный пир в честь Магды. Это был трогательный ритуал, и Питер обнаружил, что и на него он действует. Женщины островов раскачивались и плакали на берегу, бросали цветы в прибой, который относил их за рифы.

Питер на следующее утро вместе с полицией улетел на Таити-Фааа, и полицейские оставались с ним, незаметно охраняя по пути в помещение жандармерии города. Однако его встреча с начальником полиции оказалась короткой и вежливой; Магда явно уже подействовала здесь; и хоть начальник полиции и не стал подмигивать и подталкивать локтем, его прощальное рукопожатие было крепким и дружественным.

- Друг госпожи баронессы - наш друг. - Говоря, он использовал настоящее время и отвез Питера в аэропорт в машине полиции.

Самолет рейса УТА садился в Калифорнии сквозь сернистый, обжигающий глаза слой желтого воздуха, который застаивается между морем и горами. Питер не выходил из аэропорта; он побрился и переодел рубашку в мужском туалете, потом в салоне первого класса рейса Пан Ам отыскал номер "Уолл Стрит Джорнел". Он был датирован предыдущим днем, и сообщение о смерти Магды Альтман помещалось на третьей странице. Большая колонка, и Питер поразился тому, насколько сильна была связь "Альтман Индастриз" с американскими финансами. Перечислялся целый комплекс владений, затем следовала краткая биография барона Аарона Альтмана и его вдовы. Сообщалось, что, по данным таитянской полиции, смерть произошла во время глубоководного ныряния в обществе друга - генерала Питера Страйда; причина смерти - нападение акулы. Питер почувствовал мрачное удовлетворение от упоминания своего имени. Калиф, кто бы он ни был, прочтет это и сделает соответствующее заключение. Теперь Питер может чего-то ожидать; он сам не знал, чего именно, но чувствовал, что его начинает притягивать к центру, как кусочек железа к магниту.

Он умудрился с час поспать в кресле, прежде чем стюардесса разбудила его. Самолет садился в аэропорту Лондона "Хитроу".

Он позвонил своей невестке Пат Страйд из аэропорта. Она обрадовалась, услышав его голос.

- Стивен в Испании, но завтра еще до ланча я надеюсь увидеть его дома, если встреча пройдет так, как он ожидает. Они хотят построить большой комплекс полей для гольфа в Сан-Истабане... - Стивен владел множеством туристических отелей на побережье Испании, - ...и Стивену приходится улаживать всякие вопросы с испанскими властями. Почему бы тебе сегоня вечером не приехать в "Тисовое Аббатство"? Здесь Алекс и Присцилла, на уикэнд соберутся гости... - Он слышал по ее расчетливому тону, что она инстинктивно пробегает список вероятных пар для Питера.

Согласившись, он повесил трубку, набрал кембриджский номер и почувствовал облегчение, когда ответил муж Синтии Джордж Барроу.

"Даже встреча с интеллектуалом-большевиком лучше, чем с бывшей женой невротичкой", - подумал он, тепло здороваясь с отчимом Мелиссы-Джейн. Синтия была на собрании ассоциации жен профессоров, а Мелисса-Джейн участвовала в постановке оперы Гилберта и Салливана в местном драматическом обществе.

- Как она? - спросил Питер.

- Я думаю, теперь все в порядке, Питер, Рука зажила. Она как будто успокоилась... - Они поговорили еще несколько минут, и разговор иссяк. Единственное, что у них было общего, это две женщины.

- Передай привет Мелиссе-Джейн, - сказал Питер и на пути к стойке "Эйвис" [Компания по прокату автомобилей] взял со стенда экземпляр "Файнешнл таймс". Взял в аренду компакт и, ожидая, пока его приведут, быстро просмотрел страницы газеты, ища упоминаний о Магде Альтман. Нашел на внутренней странице обложки, это явно было продолжение сообщения о ее смерти. На лондонской и европейских фондовых биржах реакция была очень сильная, на парижской бирже падение акций Альтмана в сто франков, которое она предвидела, уже было превзойдено, и снова в связи с обстоятелствами ее смерти кратко упоминалось его имя. Он был доволен и этим, и тем, что предвидения Магды сбываются и ее решение покупать акции правильное. В сущности все идет даже слишком гладко. Он почувствовал холод предчувствия на спине - его собственный барометр, предвещающий опасность.

Как всегда, приезд в "Тисовое Аббатство" словно возвращение домой, и Пат встретила его на гравии у подъездной дороги, поцеловала с сестринской нежностью и взяла его за руки, чтобы провести в старый дом.

- Стивен обрадуется, - пообещала она. - Я думаю, он позвонит сегодня вечером. Он всегда звонит, когда уезжает.

На тумбочке у кровати в комнате для гостей, выходящей на конюшни и всегда отводимой Питеру, ждал конверт. Сообщение было отправлено из аэропорта Бен Гуриона, Тель-Авив. В нем было только одно слово - заранее обусловленный с Магдой сигнал о том, что она добралась благополучно и без осложнений. Сообщение вызвало у него острую боль желания, и он лежал в глубокой горячей ванной и думал о ней, вспоминая мелкие подробности разговоров, всего того, что они испытали вместе. И неожиданно все это приобретало огромную ценность.

Вытираясь, он критически рассматривал в зеркале свое отражение. Он худ, жесток и загорел под солнцем Тихого океана, как араб в пустыне. Следил за игрой мышц под загорелой кожей и знал, что сейчас он готов, как никогда. Магда в безопасности, она вне пределов досягаемости когтей Калифа, и теперь всю свою энергию он может сосредоточить на этой инстинкт говорил ему, что финальной - стадии охоты.

Обмотавшись полотенцем, он прошел в свою спальню и лег на кровать, ожидая времени коктейлей в налаженном и жестко упорядоченном хозяйстве Пат Страйд.

Он думал, почему же так уверен, что ниточка приведет его к Калифу, ведь она кажется такой тонкой. Но уверенность его была стальной, а сталь в его сердце.

Он снова обдумал все перемены в жизни, которые произошли после первого зловещего появления Калифа. Смертоносные выделения разложения, которые Калиф рспространяет вокруг себя, как ядовитый туман, как будто полностью поглотили Питера.

Он подумал о казни светловолосой девушки в Йоханнесбурге; казалось, это произошло тысячу лет назад; с легким удивлением он понял, что это было не годы, а месяцы назад.

Подумал о том, как готов был убить и Кингстона Паркера, и Магду, и понял, что контакт с насилием способен ожесточить, заставить отказаться от принципов, с которыми он прожил почти сорок лет и которые считал незыблемыми.