Свиток дракона

ГЛАВА 14 Зеленый черепок, синий цветок

На следующий день ближе к обеду Сэймэй и Акитада подошли к задней калитке особняка Татибаны. Утренние походы в баню отвлекали Акитаду не только от занятий палочным боем, но и от работы. Испытывая усталость и чувство вины, он с трудом держал себя в руках и словом не обмолвился с мальчиком Дзюндзиро, который впустил их.

По дороге к кабинету Дзюндзиро шагал рядом, вопросительно поглядывая на Акитаду. У крыльца тот оглянулся и сухо сказал:

— Ты нам не понадобишься, но хозяйке о нашем приходе не говори.

Он беспокойно взглянул на дом, мирно дремлющий посреди пустынного сада. Снег порядком подтаял — остался только под кустами да на северной стороне здания. У Акитады не было ни малейшею желания встречаться с этой зимней бабочкой.

— Монахов здесь больше нет, — сообщил Дзюндзиро.

— Очень хорошо, — сдержанно отозвался Акитада, занося ногу на ступеньку.

— Может, принести вам чаю и жаровню?

— Нет, спасибо. Мы пробудем здесь недолго.

Мальчик собрался уходить, а Акитада с Сэймэем уселись на веранде, чтобы снять обувь. Но тут Дзюндзиро обернулся и спросил:

— Вы арестовали капитана?

— Капитана? — удивился Акитада и тут же вспомнил, что говорила мать мальчика. — Нет, капитана Юкинари не было в городе в ту ночь, когда убили твоего хозяина.

Глаза Дзюндзиро округлились.

— Но кто же это мог быть?

— Твоя мать обозналась.

Мальчишка вспыхнул.

— Моя мать не могла обознаться. Я скоро вернусь. — И убежал.

Акитада со вздохом поднялся.

— Пошли, Сэймэй. Займемся делом.

Они перебирали и изучали документы, когда Дзюндзиро появился снова. Глазенки его горели упрямством.

— Моя мать говорит, что узнала шлем капитана. На нем красная тесьма и серебряная кайма по кругу. Мать хорошо запомнила, потому что красный шлем ярко выделялся на фоне синего платья.

Изумленный Акитада отложил в сторону бумаги.

— Синее платье, говоришь? А с чего это капитану надевать шлем с синим штатским платьем? Ведь тогда ему полагалось бы быть в военной форме, то есть в доспехах. — Растирая ноющую шею, он пристально смотрел на мальчика.

У озадаченного Дзюндзиро отвисла челюсть.

— Верно! — просиял он. — Я рад, что это оказался другой. — И снова убежал.

Недоуменно покачав головой. Акитада поморщился от боли и вернулся к работе. Они управились до обеда и возвратились в гостиницу, но Акитада едва притронулся к еде.

— Среди бумаг Татибаны мы ничего не нашли, — сообщил он Торе. Или князь был слишком осторожен и ничего не записывал, или убийца унес уличающие документы с собой.

Тора только кивнул и подошел к Сэймэю, под руководством которого упражнялся в чистописании.

— А ну-ка, вы оба, слушайте внимательно! — рявкнул на них раздраженный Акитада. Голова его гудела после вчерашних излишеств. — Давайте-ка поразмышляем над этим убийством. Началось все с того, что князь Татибана тайком от всех пригласил меня к себе. По-видимому, он располагал какой-то опасной тайной, которую хотел поверить мне и боялся сообщить кому-то из присутствовавших. Мотосукэ и Юкинари мы исключили из числа подозреваемых; стало быть, остаются Дзото и Икэда.

— Думаю, они замешаны здесь оба. — Непринужденно рыгнув, Тора растянулся на спине, скрестив руки под затылком. — Один подонок развлекается с мальчиками и хоронит заживо старых монахов, а другой просто мошенник. С меня, например, этого достаточно.

— Глупости ты говоришь, — вмешался Сэймэй. — Как они могут быть виновны в одном и том же преступлении? — Он налил Акитаде чашку чаю.

— А винца больше нету? — поинтересовался Тора, перекатываясь на живот.

— Больно много пьешь, — заметил ему Сэймэй. — От вина у тебя голова пустеет и ты несешь глупости. И изволь сесть нормально в присутствии хозяина.

Тора сменил позу.

— А что такого глупого было в моих словах, что префект и настоятель замешаны оба?

Акитада растирал виски. К расстройству желудка прибавилась еще и головная боль. Он не знал, к чему отнести это недомогание — то ли к ночным приключениям в монастыре, то ли к любовным упражнениям с Аяко. Прогнав от себя эти мысли, он сказал:

— В некотором роде Тора прав. Из этой парочки могли бы получиться прекрасные союзники. У Дзото люди, а у Икэды все сведения о караване.

— Вот так-то, старик! — воскликнул довольный Тора.

— Даже слепая черепаха нет-нет да и наткнется на спасительную щепочку, — съязвил в ответ Сэймэй.

— Но это ничего не дает нам по убийству Татибаны, — продолжал Акитада. — Ни улик, ни доказательств, необходимых для ареста обоих.

— Может, кто-то умышленно надел капитанский шлем? — предположил Сэймэй. — Это, кстати, идеальный способ скрыть бритую монашескую голову.

Акитада вспомнил свиток Отоми и кивнул.

— Возможно, дама развлекалась с любовником и муж их застукал, — предположил он. — Только Дзото как-то мало подходит на роль тайного любовника. — Он порылся в ящичке в поисках зеленого черепка, обнаруженного в волосах Татибаны, и наткнулся на какой-то мелкий твердый предмет. Это оказался синенький цветочек с подноса лоточника.

Как давно это было! Интересно, зачем он оставил этот бесполезный осколок? Но пальцы снова коснулись цветка, и у Акитады возникло ощущение, что тот имеет какую-то значимость. Он взял его в руки. Похоже, вьюнок сделан из чистого золота и покрыт эмалью — техника необычная и скорее всего заимствована за морями. Акитада понятия не имел, откуда мог взяться этот цветок. Допустим, откололся от какой-то церковной статуи. А если так, то какое отношение имеет к Дзото и караванам с церковными ценностями?

— Сэймэй, ты помнишь эту безделушку? — спросил он.

Старик пригляделся.

— Вы заплатили тому проныре слишком большие деньги за этот хлам.

Акитада убрал цветок в ящичек.

— Я хочу, чтобы вы с Торой сходили на рынок. Служанка в трактире, помнится, прикипела к тебе душой, особенно когда я ей вручил весь этот, как ты говоришь, хлам. Вот и поинтересуйся, не знает ли она, где живет этот проныра. Может, он частенько к ним заходит. А уж тогда найди его и спроси, где он взял этот цветок.

Лицо у Сэймэя вытянулось.

— Господин, а нельзя ли Торе пойти одному?

— Прости, старина, но ты единственный можешь узнать в лицо этого лоточника. Гора-то в это время гонялся за Отоми и двумя монахами. — И, видя страх в глазах Сэймэя уже мягче прибавил: — Я бы не стал тебя просить, если бы это не было так важно.

С этими словами он спрятал в пояс зеленый черепок и поднялся.

— Уже поздно. Я собираюсь навестить вдову, и на этот раз намерен найти орудие убийства. Татибану огрели по голове где-то в доме. Вполне вероятно, это произошло в покоях его жены и она все знает. — О том, как неприятен ему этот визит, он распространяться не стал.

Акитада уже шел к воротам, когда вспомнил про Икэду и остановился. Как же он мог забыть, что Икэда, будучи потенциальным подозреваемым в краже ценностей, не должен знать о шагах Акитады по делу Татибаны до монастырской церемонии! Значит, явиться в монастырь с полицией Акитада не сможет. Конечно, ему хотелось отложить новое решение, но он все же направился в губернаторскую резиденцию, где и обсудил эту проблему с Акинобу.

Огромный особняк Татибаны мирно покоился в лучах бледного зимнего солнца. Зеваки здесь больше не толпились, а Дзюндзиро сразу же открыл ворота, возле которых стояли большой ящик и громадная пузатая корзина. Мать мальчика вместе с другой женщиной вытаскивали из дома огромные тюки и издали поклонились Акитаде.

Провожая их взглядом, он спросил у парнишки:

— Что случилось?

— Мы уходим. Сато уже ушел. Его забрала племянница. Хозяйка посылала за ней. Теперь здесь всем заправляет старая дракониха, она-то и велела нам выметаться.

— Жаль, — искренне сказал Акитада. Он ничем не мог помочь этим людям. — Но ты не волнуйся. Любой господин с радостью возьмет к себе в дом пару таких толковых слуг, как вы с матерью.

Дзюндзиро горделиво выпрямился.

— Мы не пропадем, господин. Я парень смышленый. А может, вы нас возьмете?

Акитада вдруг почувствовал чудовищную усталость, и ему захотелось поскорее разделаться с этим проклятым визитом.

— Боюсь, не получится, — вздохнул он. — Но ты можешь отвести меня к своей хозяйке.

У дверей в покои госпожи Татибана пришлось подождать. Когда его наконец впустили, Акитада обнаружил в пустой комнате только великаншу-няньку. Сегодня она вела себя более почтительно, проводила Акитаду все к той же низенькой ширме, предложила шелковую подушку.

— Мы не ждали достопочтенного господина, — поклонилась она то ли в третий, то ли в четвертый раз. — Госпожа сейчас выйдет. — И удалилась в другую дверь — должно быть, помочь госпоже Татибана с ее туалетами.

Когда она ушла, Акитада внимательно оглядел комнату. Здесь вроде ничего не изменилось с прошлого раза. На полу узорчатый ковер, свиток с журавлями на стене между двумя стойками, на одной из которых огромная китайская ваза, на другой искусственное деревце с жадеитовыми листьями и золотыми цветами. Впрочем, деревца этого здесь раньше не было. Акитада подошел разглядеть его получше. Милая безделушка, только стойка в день похорон была пустая. Он еще, помнится, обратил внимание на некоторую несимметричность. Стойки одинаковые — значит, и вазы должны быть одинаковые.

И вдруг его словно громом поразило — ваза была зеленая.

Он подошел к этой единственной теперь вазе и достал из пояса черепок. Все верно — тот же цвет и та же глазурь. Выходит, другой вазой из этого комплекта убили князя Татибану. Он взял сосуд за тонкое горлышко — благодаря своей тяжести он представлял собой идеальное оружие. А ведь помнится, Дзюндзиро жаловался, что здешних слуг незаслуженно обвиняли в небрежном отношении к вещам. Выяснить, не разбивал ли кто-то зеленую вазу в утро убийства, было нетрудно. Поставив вазу на место, Акитада опустился на четвереньки и принялся изучать ковер. Пятно он обнаружил почти сразу. Грубая шероховатая поверхность возле самого края оказалась влажной. Раздвинув густой ворс, он заметил внизу коричневатый липкий налег и потрогал его пальцем — кровь. Черепные раны всегда обильно кровоточат, а в кабинете было обнаружено только крохотное пятнышко. Князь Татибана умер здесь, и теперь этому есть доказательство.

Услышав звук из соседнего помещения, Акитада успел вернуться на свою подушку.

В комнату легкой походкой вошла госпожа Татибана. На ней было шелковое кимоно, как и полагалось пребывающей в трауре вдове, темно-серого цвета, но поверх она накинула игривый розовый жакет, расшитый бабочками. Акитада сразу вспомнил, что именно с бабочкой сравнил ее мысленно в день своего первого прихода. Невольно он все же смягчился к этому прекрасному юному созданию, глядя, как она приближается, опустив ресницы, и роскошные длинные волосы волочатся за ней шлейфом. Жизнь с престарелым мужем, проводившим все время в саду или кабинете, была тяжелым испытанием для испорченной капризной девчонки, прежде не отведавшей прелестей любви.

Он поклонился.

В его собственной жизни очень многое изменилось с тех пор, как они виделись в последний раз. Благодаря Аяко он узнал, что женщины могут быть страстными и желать мужчин. Так что же удивительного в том, что эта бедная бабочка тоже поддалась соблазну? Юная хрупкая красота ее была безукоризненной. Вероятно, многие мужчины не устояли бы перед ней. И Юкинари, и сам он поддались ее чарам. Правда, слава Богу, теперь его уже не тянуло к этому нежному благоуханному созданию, что, шурша шелками, усаживалось сейчас за ширмой.

Нянька налила Акитаде вина и оставила их вдвоем. Понимая, что от вина головная боль только усилится, он все же жадно выпил. Болело горло, и теперь чуточку полегчало. Он испугался, как бы не разболеться — в самое неподходящее для этого время.

— Я тронута вашей добротой, — прозвучал из-за ширмы нежный голосок. — Вы должны простить меня за эту записку. Она была написана в момент невыносимой горести и одиночества.

— Ну что вы! Она очаровательна. И мне жаль, что из-за важных дел я не смог выполнить своего обещания раньше.

— Все, чего я хотела, — это удалиться от мира и оплакивать мужа, но не могу этого сделать, пока недоверчивые люди задают всякие вопросы относительно его смерти.

Ах вот оно что! Значит, до нее дошли какие-то слухи. Возможно, они исходили от слуг. Этим можно объяснить их внезапное увольнение. Акитада снова утратил к ней сочувствие. Он уже кое-что знал и не мог доверять ее притворному горю. Ему вдруг стало жарко, даже пот выступил на лице. Он пожалел, что не взял с собой салфетки, и решил не тянуть время, а поскорее перейти к делу.

— Вашего мужа убили, — сухо сказал он. Собственный голос показался глухим и далеким, пот струйками стекал по вискам.

За ширмой послышался горестный стон, за ним не менее горестный вздох.

— О-о! Этого я и боялась. А я так одинока в жестоком мире! — Она вдруг сложила одну створку ширмы, устремила на Акитаду печальные, полные слез глаза и умоляюще протянула к нему руки. — Вы, господин… вы моя единственная надежда! Ведь я осталась одна-одинешенька, и нет никого, кто бы мог защитить меня! Слуги мужа разбежались, и в доме остались только мы, две слабые женщины. А вдруг убийца вернется? Пожалуйста, заберите меня отсюда!

Это театральное представление раздражало Акитаду. Он пристально наблюдал за ней, за начавшей дрожать нижней губкой и прикусившими ее крохотными аккуратными зубками. Она напомнила ему мышку. При других обстоятельствах он, возможно, нашел бы занятной такую игру, но сейчас жутко болела голова и хотелось еще вина.

— Не исключено, что я мог бы помочь вам, если бы знал, кого вы так боитесь.

— Но я же говорю — того изверга, что убил моего обожаемого мужа! — почти простонала она. Крохотная белая ручка отчаянно тянулась к нему. Но Акитада сложил руки на груди, и та вынуждена была упокоиться на коленях. — Ну почему?! Почему вы так далеки?! Ведь вы же были так добры ко мне прежде! — Не дождавшись ответа, она жалобно продолжила: — Этот огромный дом пустует, а в казенной гостинице вам, наверное, неуютно. Если бы вы переехали ко мне, я бы чувствовала себя в безопасности. — И тихонько сжала его колено. — Я бы угождала вам во всем. С самого первого момента, едва увидев вас, я поняла.

Чувствуй он себя получше, просто бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Он смотрел на нее с растущим отвращением и поспешил отодвинуть колено.

Не выдержав, она вскричала:

— Ну почему же я вам так не нравлюсь?! Мне говорили, что я очень красива! — Помолчала и тихо добавила: — Я знаю, как угодить мужчине. Мой покойный господин совсем не интересовался любовными делами, но вы-то молоды. Увидев вас, я сразу поняла, что это моя карма — служить вам или умереть! — Она подползла к Акитаде и зарылась лицом в его колени. Этот неожиданный порыв был проникнут такой мощной чувственностью, что Акитада резко поднялся и отошел в сторону. Она тоже встала. Глядя ему прямо в глаза, развязала пояс и, скинув одежду, оказалась совершенно обнаженной. — Не сторонись меня! Иди ко мне, моя любовь! — прошептала вдова.

Акитада поспешил отвернуться.

— Прикройтесь!

Но он успел разглядеть ее тело — тело двенадцатилетней девочки. И зрелище это вкупе с ее откровенно соблазнительными жестами подействовало на него одурманивающе. Пытаясь представить себе ее любовника, он сурово сказал:

— Вы позорите себя и память вашего покойного мужа. И убийцу вы вовсе не боитесь. Ваш муж был убит в этой комнате. Вашим любовником и в вашем присутствии. — Уже произнося эти слова, он понял, что совершил ошибку, но все же договорил до конца.

— Вы, очевидно, сошли с ума! — крикнула она, хватая платье, чтобы прикрыться.

Акитада достал из пояса глиняный черепок.

— Этот осколок был найден в волосах вашего мужа и очень подходит вон к той вазе. Другой вазой ваш любовник убил князя Татибану. Ваза разбилась, и позже вы свалили это на ни в чем не повинных слуг. Но к тому времени вы с любовником уже перетащили тело в кабинет, чтобы выставить эту смерть как несчастный случай. Кроме того, обувь князя Татибаны была сухая и чистая, несмотря на недавно выпавший снег. А между тем кто-то все же ходил в кабинет, и этот человек — или его помощник — тщательно подмел дорожку, чтобы уничтожить следы.

— Нет! — Теперь она рыдала в голос. — Нет, это неправда! Клянусь Буддой, что я невиновна! Я была верна мужу. И почему… почему вы так мучаете меня?!

Чувствуя чудовищную слабость, Акитада рукавом отер пот с лица. Пришлось припугнуть ее, чтобы выудить признание.

— Слуги знали о ваших любовниках. Они расскажут правду на суде. За супружескую измену и убийство мужа приговаривают к порке. Порке до смерти. Советую вам рассказать правду сейчас, пока полицейские не раздели вас догола прямо в зале суда, охаживая бамбуковыми палками, пока вы не заговорите.

Он ожидал, что вдова закричит или потеряет сознание, но она только молча прикрыла рот рукавом, сверкая глазами. Вдруг она распростерлась перед ним и заплакала:

— Я готова признаться. Я изменяла мужу, но не убивала его. Знаю, что должна поплатиться теперь за свою неверность, но я очень молода и не ведала, что творила, пока не стало слишком поздно. Пожалуйста, имейте жалость!

Она потянулась к ногам Акитады, но тот поспешил отступить и, глядя на нее сверху, приказал:

— Расскажите, что здесь произошло.

Сдавленным голосом сквозь рыдания она начала:

— Меня соблазнили красивыми словами. Потом я поняла, что наделала, и хотела положить конец этой связи, но он принуждал меня лгать вместе с ним, угрожая все рассказать мужу. Поскольку муж никогда не заходил в мои покои после наступления темноты, мой любовник наведывался ко мне когда хотел. Он заставлял меня отпирать для него калитку в саду, когда все уже ложились.

У Акитады спина и шея промокли от пота, воротник исподнего противно лип к телу.

— Давайте-ка ближе к ночи убийства! — сухо одернул он ее.

— Муж вернулся поздно с приема у губернатора и зачем-то зашел в мои покои. Он застал нас вместе и начал угрожать, что опозорит на весь мир. Мой любовник схватил вазу и убил его. — Она горестно закрыла лицо руками. — Это было ужасно! Он заставил меня скрыть преступление!

— И поэтому вы виновны не меньше его.

— Нет! Я не виновна! Это он его ударил! — Она залилась горькими слезами, колотя кулачками по полу.

— Прекратите сейчас же! — прикрикнул Акитада и едва не задохнулся от острой боли в горле.

Он очень удивился, когда вдова вдруг села, потуже завязала пояс, рукавом вытерла личико и очень спокойно сказала:

— Мой господин, вы очень мудры и должны понять, что наивная провинциальная девушка стала легкой добычей для сладкоречивого красавца военного. Мой муж поощрял нашу дружбу. Да, это правда, я влюбилась в него, в это жестокое чудовище, но не знала тогда, что он за человек! О господин, вы же не можете желать, чтобы глупая девчонка пострадала за убийство, которого не совершала!

— Если вы обвиняете сейчас капитана Юкинари, то этим только усугубляете свою вину, — холодно отрезал Акитада. — В ночь убийства капитана не было в городе. Вы покрываете настоящего убийцу. Признайтесь, потому что ложь не доведет вас до добра. Вы можете смягчить приговор суда, если дадите показания против вашего любовника. Больше вам рассчитывать не на что.

Ее хорошенькое личико исказилось яростью. Одним прыжком она взметнулась с места и вцепилась ногтями в его лицо. Он оттолкнул ее и, не веря своим глазам, смотрел, как она, снова распахнув на себе одежду, отчаянно царапает себе шею и грудь, пока те не окрасились кровью.

Потом она закричала, зовя на помощь.

Дверь распахнулась, и великанша-нянька, увидев свою хозяйку, тоже заголосила во всю мощь. От этого шума у Акитады едва не лопнул череп, он беспомощно сел и закрыл руками уши.

А вдова, наоравшись вволю, напустилась на свою служанку:

— Ну что стоишь, дура? В доме же никого нет! Быстрее беги в полицию! Зови их сюда! Этот человек меня изнасиловал! Беги же быстрее!

Служанка убежала, и в комнате воцарилась блаженная тишина. Акитада убрал руки от ушей. До него только сейчас дошло, что нянька могла быть сообщницей. И теперь несется к Икэде. Что-либо решать уже поздно, тогда пусть события идут своим чередом.

— Ты еще пожалеешь об этом! — злобно прошипела юная дама. — Теперь посмотрим, кому из нас поверят. Ты здесь чужак, какой-то обедневший столичный хлыщ, о которых мы тут много слышали, а я вдова бывшего губернатора. Так что пожалеешь, что связался со мной!

Акитада прислушался. Вскоре до него донесся топот, госпожа Татибана забилась в угол и картинно оголила кровоточащую грудь, напустив на себя вид насмерть перепуганной жертвы. Когда дверь распахнулась, она жалобно рыдала.

В комнату набежали солдаты в форме губернаторской стражи и все как один вытаращили глаза на полураздетую женщину.

— Арестуйте этого человека! — дрожащим голосом проговорила госпожа Татибана, указывая на Акитаду. — Он меня изнасиловал. Пришел сюда якобы выразить соболезнования, а потом, увидев, что я совершенно беззащитна, набросился. О, слава небесам, что у нас есть справедливость и правосудие, готовые встать на защиту бедной вдовы!

— Лейтенант Кэнко, насколько я понимаю? — спросил Акитада, обращаясь к старшему офицеру, который, с трудом оторвав взгляд от груди госпожи Татибана, вытянулся в струнку. — Я вижу, секретарь Акинобу разъяснил вам суть дела. И ценю вашу расторопность. А теперь заключите госпожу Татибана под арест за убийство мужа.

— Как это?! — закричала вдова. — Вы не имеете права тут распоряжаться! И эти люди не из полиции. Вы подкупили их! Я никуда не пойду, пока сюда не прибудет полиция.

Лейтенант бросил на Акитаду беспокойный взгляд. В этот момент дверь снова распахнулась, и в комнату влетела нянька, а за нею Икэда и несколько полицейских в красном.

— Вот он! — крикнула великанша, указывая на Акитаду.

Тот не верил своим глазам. Икэда явился собственной персоной! Что может быть хуже? Теперь оставалось играть осторожно в надежде, что враг сделает неверный ход. Только сказать-то легко, а вот попробуй исполнить, когда голова твоя раскалывается на куски, а мысли разбегаются в разные стороны, будто скользкие головастики.

Икэда оглядел толпу солдат и увидел Акитаду.

— Ваше превосходительство?! — с притворным смущением воскликнул он. — Что здесь случилось? Я шел разбираться с убийством в веселом квартале, но прямо на улице ко мне подскочила эта глупая баба и принялась кричать, что ее госпожу изнасиловали. Должно быть, здесь произошла какая-то ошибка?

— Вы очень вовремя появились, префект, — сказал Акитада, скрывая тревогу. — Потому что здесь тоже было совершено преступление. Я обвиняю госпожу Татибана и ее служанку в убийстве покойного князя Татибаны.

— Ваша честь! — крикнула нянька, пытаясь прорваться сквозь толпу солдат к Икэде.

Два дюжих молодца схватили ее поперек туловища, приподняли над землей и, улыбаясь, держали, пока она брыкалась и ругалась.

Придерживая одной рукой платье на груди, госпожа Татибана подошла к няньке и, закатив ей звонкую пощечину, злобно прошипела:

— А ну не ори!

Нянька мгновенно притихла, а вдова повернулась к лейтенанту и дрожащим от ярости голосом процедила:

— Господин Сугавара наговорил здесь много лживых слов, чтобы избежать обвинения в изнасиловании беззащитной вдовы. Моя служанка была свидетельницей его скотского поступка. Отпустите ее немедленно!

Акитада почувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Его мутило, трещала голова, саднило горло. С усилием он повернулся к Икэде.

— Боюсь, улики неопровержимы. Орудием убийства послужила ваза — точно такая же, что стоит вон там. Князь Татибана упал здесь, он истекал кровью на этом ковре. На нем до сих пор осталось пятно. Госпожа Татибана, ее служанка и еще какой-то мужчина через сад перенесли тело в кабинет, чтобы инсценировать несчастный случай. Потом кто-то из них подмел дорожку. Служанка и еще один свидетель видели этого мужчину-сообщника, когда тот покидал дом.

Нервно проглотив ком в горле, Икэда оглядел комнату. Пауза заметно затянулась, пока он взвешивал ситуацию. Потом наконец спросил:

— И кто же этот предполагаемый сообщник?

— Госпожа Татибана отказалась назвать его и попыталась свалить вину на капитана Юкинари, но мне известно, что той ночью он отсутствовал в городе.

Икэда молча смотрел на него, потом прокашлялся.

— Как ужасно, — сказал он. — Убийство. Кто бы мог подумать? Просто не понимаю, как я мог проглядеть…

Акитаду снова замутило. Ему хотелось поскорее выйти отсюда — наружу, на свежий воздух. Он свирепо взглянул на Икэду:

— Чего же вы ждете? Здесь совершено отвратительное преступление! Оно подрывает священные устои нашего государства. — Слова звучали высокопарно, но он продолжил: — Эти женщины грубо попрали такие незыблемые вещи, как почтение и долг перед господином. Или вы не согласны?

— Нет, я полностью с вами согласен! — поспешил уверить Икэда, нервно поглядывая на женщин. Госпожа Татибана испепеляла его взглядом. Он снова прокашлялся. — Жена, поднявшая руку на мужа, или служанка, участвовавшая в убийстве своего господина, совершают поистине чудовищное преступление. Они подлежат самому суровому наказанию, предписанному законом. — И махнул полицейским. — Арестуйте этих женщин!

Нянька снова истошно заорала.

Заткните ей рот! — приказал Икэда.

С помощью солдат Кэнко полицейские утихомирили дюжую тетку. Госпожа Татибана тихо плакала, но больше не сопротивлялась.

Вопрос был решен.

Акитада, шатаясь, поднялся на ноги, из последних сил кивнул лейтенанту и Икэде и вышел. Холодный уличный воздух обжег пылающее лицо. Он стоял, покачиваясь, и жадно глотал этот воздух. Но тут его снова замутило, и он бросился в сад, едва сдерживая рвоту.

Акитада не знал, как вернулся в гостиницу, но не застал там ни Сэймэя, ни Тору. Смутно припомнив, что отправил их с поручением, он улегся на голый пол и закрыл глаза.

Очнувшись, он понял, что у него жар. Кое-как стянув одежду и оставшись лишь в пропотевшем, прилипшем к телу исподнем, он дополз до столика и выпил остатки холодного чая, после чего снова погрузился в беспокойный сон.

Когда он проснулся во второй раз, его бил озноб. Акитада попробовал позвать Сэймэя, но голос пропал, а зубы стучали так, что он бросил эту затею. В комнате было совершенно темно. Он попытался доползти до сундука, где хранилась свернутая постель, но ноги и руки не слушались. Его вдруг снова замутило, и он извергнул только что выпитый чай. Теперь немного полегчало, хотя горло саднило так, будто он проглотил раскаленные угли, а в висках стучали барабаны. Укрывшись собственной одеждой, он забылся.

Сон состоял из сплошных кошмаров. Ему мерещилась госпожа Татибана — склонившись над ним, она орлиными копями разрывала ему горло, нежно овевая крыльями бабочки его горящий лоб. В облаках пара появлялась и исчезала Аяко — манила его к себе и ускользала. Потом зеленый черепок в его пальцах вдруг превратился в листок и улетел вместе с синим цветком. «Вьюнок асагао», — подумал он. Цветок порхал в лунном свете, и капельки росы на его лепестках вдруг превратились в кровь.