Свиток дракона

ГЛАВА 2 Лоточники, монахи и клан Фудзивара

Два дня метался Сэймэй в сильнейшей горячке, сотрясаясь от мучительного кашля. Акитада сидел возле его постели, коря себя зато, что вовремя не заметил болезни старика, что потащил его в такое далекое путешествие и вообще согласился на это задание, не послушав совета друзей. Ему мерещилось, как Сэймэй умирает здесь, в этом чужом городе, вдали от семьи, которой преданно прослужил всю жизнь.

Тора выполнял обязанности сиделки с терпением и нежностью, каких трудно было ожидать от столь грубого на вид бродяги. Теперь-то Акитада уж точно не жалел, что вызволил парня из лап полиции. Тора оказался открытым и искренним человеком и охотно рассказывал обо всех своих напастях, только вот скрывал настоящее имя. Сын крестьянина, он осиротел во время пограничных войн, после чего был отправлен на военную службу. Из армии он бежал, избив офицера, изнасиловавшего сельскую девушку.

На третий день болезни Сэймэй очнулся от глубокого сна и попросил пить. Когда Тора поспешно поднес ему чашку вина, тот раздраженно оттолкнул ее.

— Разве не знаешь ты, дурень, что вино горячит кровь? Неужто добить меня хочешь? Чаю мне нужно. Чаю из можжевеловых ягод, да чтоб непременно с горчицей и корнем тысячелистника. Или мне самому встать да приготовить?

— Прости, старик, — добродушно повинился Тора. — Я принесу тебе твои корешки и ягодки — только скажи, где они.

— Не суетись, Тора. — Акитада потрогал Сэймэю лоб и нашел его сухим и прохладным. — У местного аптекаря все это найдется. Возьми у меня в суме деньги и сходи купи. — Он наклонился к Сэймэю: — Я рад, что тебе лучше, мой старый друг. Ты не представляешь, как мы за тебя волновались. Тора ухаживал за тобой неустанно, все укрывал тебя да примочки к голове прикладывал.

— Ай-ай-ай… — виновато пробормотал старик. — И как давно я лежу?

— Два дня и три ночи.

— О Боже! Неужели?! — Сэймэй попытался подняться. — Как же мы замешкались! Надо немедленно отправляться в путь. Вот выпью своего целебного чая и обязательно встану.

Акитада уложил его обратно в постель.

— Не спеши. По приезде ты понадобишься мне здоровым, поэтому мы останемся здесь до тех пор, пока ты окончательно не поправишься. Тора будет ухаживать за тобой., а я пока попробую выяснить что-нибудь о кацузском деле и, может, предложу свою помощь местной полиции. По-моему, у них трудности с этим убийством женщины.

В Фудзисаве они пробыли еще два дня. Сэймэй поправлялся быстро. Свою досаду он изливал на Тору, изводя парня придирками. За это время Акитада дважды наведывался в полицейское отделение. К сожалению, никаких сведений ему там получить не удалось и никто так и не сумел ответить ни на один вопрос об убийстве. Лейтенант в крайне учтивой форме заверил, что с его слуги сняты все подозрения. Хозяин веселого заведения забрал обратно свои обвинения, когда девушки, подруги убитой, не признали в Торе преступника. Больше ничто не мешало его превосходительству продолжить путь.

Наутро пятого дня, когда стояла прекрасная погода и Сэймэй почти выздоровел, они погрузились на корабль и, переплыв залив Сагами, оказались в столице провинции Кацуза Кизарацу. Переправа по морю избавила их от нелегкого путешествия верхом длиной в неделю.

Акитада не пошел сразу в местные судебные инстанции, а первым делом снял жилье в гостинице рядом с городским рынком. Он хотел сначала приглядеться к городу и его обитателям, прежде чем объявить о своем приезде губернатору.

Оставив Сэймэя отдыхать, они с Торой отправились осматривать город.

Жизнь здесь кипела вовсю. Как считал Акитада, население Кизарацу равнялось примерно десяти тысячам, но было в городе, судя по всему, и много приезжих. Погода стояла на редкость теплая, и рынок рядом с гостиницей буквально кишел торговцами, покупателями и праздным людом, выбравшимся погреться на солнышке. Правительственные здания имели вид внушительный, даже элегантный. Должность правителя провинции Кацуза, похоже, была теплым местечком и для представителя клана Фудзивара. Не «утеплил» ли еще больше это местечко его нынешний обладатель, прибрав к рукам трехгодичную пошлину, предназначавшуюся для императорской казны?

Они вернулись в гостиницу к ужину, который им подала на открытой веранде пожилая служанка с заячьей губой. Тора бросил на нее лишь один взгляд, поморщился и отвернулся.

— А я знаю, как вон тот здоровяк лишился уха. Не иначе булавой отмахнули, — кивнул он в сторону кучки буддийских монахов, проходивших мимо гостиницы.

Акитада проследил за его взглядом и понял, о чем толкует Тора. Такое грозное оружие, как булава, обычно использовали отпетые разбойники. Кроме желтого платья да бритой головы, этот монах не имел ничего общего с мягкотелыми святошами, на которых Акитада вдоволь насмотрелся в столице. Высокий, крепкий, мускулистый, он шел развязной походкой и лицом напоминал настоящего головореза. Акитада с удивлением обнаружил, что и спутники парня ему под стать. Они пробирались через толпу с презрительным видом, ни с кем не разговаривали и все время шарили вокруг глазами. Люди шарахались от них в разные стороны.

— Любопытно, — задумчиво заметил Акитада. — Если за спиной у него темное прошлое, то, будем надеяться, он осознал свои ошибки и встал на путь исправления.

Сэймэй, будучи, как и его хозяин, подлинным конфуцианцем, питал недоверие к буддийской религии. Глядя вслед монахам, он только покачал головой:

— Не станет ворона белой, хоть мой ее целый год.

Подававшая им служанка захихикала и игриво задела старика локтем. Сэймэй недовольно посмотрел на нее.

— Обо мне ты тоже так отзывался, старик, — напомнил Тора.

— Верно. И посмотри-ка теперь на него! — Акитада поглядывал на Тору с большим удовлетворением. Приобретенные обновки совершенно изменили его облик — новое синее кимоно с чёрным поясом, длинные волосы завязаны в узел, лицо гладко выбрито шрам почти неразличим. Проходившие мимо молодые женщины бросали на парня восхищенные взгляды.

— Ну, насчет тебя я мог и ошибаться, — признайся Сэймэй, задумчиво жуя. Впрочем, посмотрим. Только помни, что говорил учитель Кун-Фу-цзы: человека могут сломить горести, но никак не низкая оценка окружающих.

— Хорошее высказывание, — кивнул Тора, возвращаясь к трапезе. — Научи-ка меня, пожалуй, и другим премудростям твоего учителя Кун-Фу-цзы.

Сэймэй был доволен. Акитаде показалось, что старик наконец потеплел к Торе. Вот и хорошо — пусть переключится со своими назиданиями на кого-нибудь другого.

Они ели и пили с удовольствием, наблюдая за рыночной толпой.

— Похоже, богатая и цветущая провинция, — заметил Сэймэй, повторив вслух мысли Акитады. — Рисовые поля и тутовые рощи, что мы проезжали по дороге, прилежно возделываются, а на базаре-то, глядите, какое изобилие!

— Да, — согласился Акитада, нигде не заметивший вопиющей нищеты. Этот повсеместный достаток достигался увеличенными сверх меры пошлинами и минимальными отчислениями на поддержание дорог и укреплений.

— Что-то здесь не так, — сказал Тора. — Уж я-то чую. Зачем проклятым чиновникам грабить крестьян, если можно прибрать к рукам пошлины? Вон какой красивый дворец у правителя — что твой храм! А где, спрашивается, он взял деньги на такую красоту?

— Ну, знаешь, с такими выводами я бы не спешил, — задумчиво заметил Акитада.

Тора вдруг присвистнул.

— Что еще такое? — заинтересовался Сэймэй, отрывая взгляд от пустого кувшина.

— Посмотри вон на ту девушку! Видал красавицу! Какая шейка, какие бедра!

Прямо напротив гостиницы расположил свой товар зеленщик, возле его корзин с репой, редькой, бобами, зеленью, сладкими клубнями и каштанами остановилась миленькая девушка в недорогом кимоно и с прической простолюдинки. Жестикулируя и торгуясь, она выбирала редьку.

— Хватит пялиться, Тора, — пожурил парня Сэймэй. — О женщинах забудь, не стоят они внимания. — Он подозвал служанку и распорядился принести еще маринованной закуски и вина. Та кивнула, заулыбалась и ушла. Провожая ее насупленным взглядом, старик изрек: — Женщинам нельзя верить — уж больно жадны до денег. Запомни мои слова, Тора, и держись от женщин подальше. Голова твоя должна быть ясной, иначе погубит тебя какая-нибудь свистушка.

Но старик опоздал с назиданием. Тора вскочил с решительным видом и в мгновение ока исчез в толпе покупателей.

Там, должно быть, поднялась какая-то суматоха, люди оборачивались, чтобы посмотреть. Но когда толпа поредела, ни Торы, ни девушки уже не было.

— Видали? Это же просто безобразие! — взорвался Сэймэй. — Вскочил, и нет его! Удрал за первой же приглянувшейся юбкой. Что будем теперь делать?

— Ничего. Давай-ка лучше выпьем и закусим. Если не вернется, когда мы закончим, ждать не станем. А воспитывать его будешь завтра.

— Ха-а! Да разве ж его воспитаешь? Как ни старайся, все без толку!

Они продолжали наблюдать за толпой, когда на веранду поднялся какой-то лоточник. Это был первый бедняк, которого они увидели в городе.

Дряхлый, костлявый, согбенный, он с трудом удерживал свой лоток с товарами, подвязанный к тощей птичьей шее и щуплым плечам. Он ходил между постояльцами, тряся перед ними споим подносом, сквозь лохмотья проглядывало тело, ноги его были босы и голы до самой набедренной повязки.

Постояльцы, по большей части торговцы, занятые обедом, сердито отгоняли лоточника. Но он, то ли по причине глухоты, то ли отчаявшись продать хоть что-нибудь из своего товара, продолжал мозолить глаза, пока один из них, лишившись терпения, не дал ему крепкого пинка. Старик полетел с веранды на улицу и шмякнулся ничком, распластавшись поверх своего подноса, убогий товар рассыпался по грязи. Торговцы на веранде дружно заржали, а к разбросанным безделушкам тотчас же сбежались со всех сторон пострелята-мальчишки, торопясь ухватить кто сколько сможет.

Акитада вмиг оказался возле бедолаги и разогнал мальчишек. Он помог старику подняться и проводил к себе на веранду.

— Мне жаль, дедушка, что так получилось, — сказал он. — Выпейте вот немного вина, оно вас согреет и придаст силы.

Старик дрожа и постанывал, но вино сделало свое дело, и вскоре его неразборчивое бормотание превратилось в связную речь. Из его слов стало ясно, что он, похоже, больше беспокоился о потере товара, нежели о своих ушибах.

Глядя на него, Акитада попытался представить себе жизнь, где голодная смерть считается угрозой более страшной, чем побои и переломанные кости.

— Сэймэй, — сказал он, — поди-ка посмотри, нельзя ли там собрать что-то из его вещей, и если найдешь, принеси их сюда.

Сэймэй вскоре вернулся с подносом перепачканных грязью безделушек и аккуратно вытер их листком бумаги, который достал из пояса.

Увидев жалкие остатки своего товара, старик громко запричитал. Но Акитада вызвался купить у него все, и старик тотчас же притих. Не задумываясь он назвал высокую цену и, когда Акитада заплатил, молча вывалил на стол свои безделушки, подвесил на шею лоток и проворно засеменил прочь, мешаясь с толпой.

— Ай да подлец! Как ловко притворялся! — вскричат в сердцах Сэймэй. — И что нам теперь делать с этим грязным хламом? — Палочкой для еды он поворошил кучку дешевых гребешков и заколок. — Они и пары медяков не стоят, а вы дали ему двадцать монет. К тому же все это женские вещицы, да притом грязные. Как бы заразу не подцепить.

— Можешь подарить их здешней служанке, — предложил Акитада. — Похоже, ты и так уже тронул ее сердце.

От таких слов у Сэймэя отвисла челюсть, но он тут же понял, что хозяин пошутил. Он уже хотел смахнуть всю мелочь на пустой поднос, когда Акитада взял одну из безделушек и старательно очистил от грязи.

— Если я не ошибаюсь, эта вещица — эмаль китайской работы. Странно только, что она делала на подносе лоточника. Посмотри-ка, Сэймэй, это вьюнок… Да как прекрасно выполнен! Каждый голубенький лепесток, каждый зеленый листочек окантован золотой нитью. Интересно, откуда взялась у старика столь изысканная штуковина? — Он окинул взглядом толпу в поисках лоточника.

Сэймэй изумленно смотрел на крохотный цветок.

— Такой маленький. Неужто он стоит двадцать монет?

— В таком состоянии уже нет. А когда-то служил украшением для волос и стоил в сотни раз дороже. Только в наше время женщины, даже из самых знатных семей, больше не носят в волосах драгоценности. Вот так загадка! — Акитада сосредоточенно нахмурился и покачал головой. — Возможно, этот цветок оказался среди награбленного. Например, из какого-нибудь храма. Старинные изваяния богинь часто имеют такие украшения. Оставлю-ка я его себе на память. А остальное подарим служанке и пойдем-ка спать.

Тора не появился даже утром. Акитада не знал, что думать. — либо парень, не нуждаясь больше в защите, сбежал, либо опять влип в неприятную историю. Впрочем, в обоих случаях он все равно ничего не мог поделать. Ему предстояла встреча с местным губернатором.

Увидев хозяина в обычном дорожном платье, Сэймэй запротестовал, настаивая, чтобы Акитада ради такого важного случая облачился в официальный придворный наряд. Тот сдержал раздражение, помня о недавней болезни старика, и терпеливо ждал, пока Сэймэй доставал из дорожной сумы одежду, не переставая при этом ворчать, поминая недобрым словом Тору. Процесс облачения в громоздкий придворный костюм не улучшил настроения Акитады, и без того пребывавшего в напряжении от предстоящего визита.

Обнесенная стеной резиденция губернатора терялась на фоне прилегавших к ней административных зданий. Акитада и Сэймэй прошли через крытые ворота мимо двух дюжих солдат с секирами. Те не преградили им путь, хотя и внимательно оглядели.

Посреди обширного, посыпанного гравием двора пролегала вымощенная плитами дорожка, ведущая к ступенькам главного здания. За ним виднелись крыши других построек — по-видимому, казарм, тюрьмы, архивов, складов, а также личных покоев губернатора и гостевых комнат.

Тотчас стало ясно, почему стражники на воротах столь беспрепятственно их пропустили. Еще одно подразделение стражи маршировало во дворе под надзором людей в штатском. Один из них, завидев гостей, пошел им навстречу.

— Вы позволите подсказать вам дорогу? — спросил он, отвесив низкий поклон Акитаде, облаченному в Шелковое кимоно и высокую черную шапку эбоси, указывавшую на его ранг.

— Я инспектор Сугавара Акитада, только что прибыл из столицы, — представился тот, мысленно радуясь, что все-таки послушался старого Сэймэя. — Можете проводить меня к губернатору.

Чиновник побледнел и пал ниц.

— Осмелюсь представить вашему превосходительству мою скромную персону — секретарь губернатора Акинобу. Мы ждали прибытия вашего превосходительства, только думали… То есть обычно в таких случаях сначала приезжает гонец. Мы приносим вашему превосходительству тысячу извинений за то, что не подготовились к приему должным образом. Надеюсь, господин инспектор не испытал невзгод в дороге и путь прошел гладко?

Акитада втайне порадовался, что прибыл столь необычным образом.

— Да, все прошло гладко, — весело сказал он. — Я путешествовал верхом в сопровождении моего секретаря Сэймэя и слуги, который прибудет позже. Будьте любезны, поднимитесь.

Акинобу поднялся. Он был встревожен и озадачен, но лишь молча поклонился и повел их через главное административное здание с его просторными пустынными залами с безукоризненно отполированными темными полами и расписными стропилами под высоченными потолками. Здание это, как понял Акитада, предназначалось для официальных приемов и публичных слушаний. Потом они вышли в другой двор, пересекли его и попали в меньшее по размерам строение. Здесь, отгороженные высокими ширмами, чиновники всех мастей занимались обработкой документов.

— Библиотека губернатора, — пояснил Акинобу, пропуская их в изящно обставленную комнату со множеством стеллажей, лакированных столов и картин на стенах. На устланном циновками полулежали шелковые подушки.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Его превосходительство скоро подойдет.

Когда Акинобу ушел, Сэймэй изумленно прошептал:

— Ну надо же! И откуда только такая роскошь в провинции?!

Акитада не ответил, разглядывая великолепной работы свитки с изображением четырех времен года. Губернатор, судя по всему, был не только человеком состоятельным, но и имел превосходный вкус.

Ждать им пришлось недолго. Фудзивара Мотосукэ стремительно влетел в комнату. Восторженно размахивая руками и улыбаясь, он вскричал:

— Добро пожаловать! Вы не представляете, мой дорогой Сугавара, как я рад вас видеть! Ну что за удача, ей-богу! — Он раскрыл объятия навстречу гостю.

Акитаду ошеломило и это бурное приветствие, и невероятное сходство Мотосукэ со своим кузеном Косэхирой. Он был старше друга Акитады лет на двадцать, но имел такое же крепкое телосложение и несокрушимо веселый характер. В умащенных маслами черных волосах серебрились ниточки седины, пышные густые усы свидетельствовали о зрелости, но Акитаду охватило странное чувство, будто он видит перед собой именно Косэхиру, только постаревшего.

Сэймэй склонился в низком официальном поклоне, коснувшись лбом циновки, но Акитада даже не улыбнулся, лишь приветствовал вошедшего вежливым кивком. Он понимал всю грубость этого намеренного жеста, но не мог позволить человеку, которого подозревал в государственных хищениях, заключить его в панибратские объятия.

Губернатор растерянно моргал. По возрасту и рангу он был старше Акитады, но тот прибыл сюда с проверкой как императорский инспектор — кагэюси.

Опустив руки, Мотосукэ тоже сел и забормотал еще какие-то приветственные слова, но Акитада перебил его:

— Да, губернатор. Благодарю вас за эти любезные речи, однако мой визит сюда носит не личный и не церемониальный характер, так что давайте без промедления перейдем к делу. Мой персональный секретарь Сэймэй покажет вам мои верительные грамоты.

Мотосукэ был ошарашен, но принял свитки с должным почтением, коснувшись лбом императорской печати и низко поклонившись, прежде чем развязать шелковую тесьму и прочесть текст.

Потом, вздохнув, он снова свернул бумаги и возвратил их Акитаде со словами:

— Мне стыдно, что за время моего правления произошли эти возмутительные нарушения. — Он помолчал и бросил на Акитаду почти застенчивый взгляд. — Мой кузен пишет, что вы большой мастер разгадывать любые загадки. Я искренне надеюсь, что ваш неоценимый опыт позволит выявить этих мошенников и восстановить мое доброе имя, перед тем как я покину этот пост.

Акитада нахмурился. Хотя ему и не нравилась роль, которую он вынужден был играть, он вовсе не намеревался переходить с Мотосукэ на личные отношения в ущерб своим официальным обязанностям. Поэтому холодно произнес:

— Нам необходимо немедленно получить доступ ко всем вашим деловым папкам, так что распорядитесь об этом. Если в ходе расследования факты нарушений подтвердятся или понадобятся ваши свидетельские показания, мой секретарь уведомит вас, — С этими словами он поднялся.

Побледневший Мотосукэ тоже встал.

— Разумеется, я сделаю все необходимые распоряжения, — сказал он и робко прибавил: — Вы… вы, наверное, желаете отдохнуть? Для вас готовы покои в моей личной резиденции. Позвольте проводить вас туда? И скажите только слугам, если вам что-нибудь нужно. Они выполнят любые ваши пожелания.

— Благодарю. Но я бы предпочел остановиться на казенной территории. — сухо ответил Акитада. — У вас ведь есть при суде постоялый двор для официальных гостей?

Бисеринки пота выступили на лбу у Мотосукэ, и он картинно заломил руки.

— Ну конечно! И как я, глупый, не подумал?! Только в казенной гостинице не так уютно, а нынче начинает холодать. Очень неприятное время года эта зима. Вот приехали бы вы пораньше, тогда бы мы смогли устроить для вас роскошную охоту или рыбалку. Ну да ладно. Надеюсь, я еще представлю вас влиятельным особам нашего города. Казенная еда вам вряд ли понравится. Ее готовят только для стражи и заключенных. Но знайте: моя кухня, мои слуги и конюшни полностью в вашем распоряжении.

Этот его жалкий лепет и подавленный вид заставили Акитаду смягчиться.

— Благодарю вас, — официально поклонился он. — Вы очень добры, Я почту за честь познакомиться с местной сановной знатью. А сейчас, думаю, вы могли бы показать нам архивы. Мы с моим секретарем хотели бы встретиться с вашими чиновниками.

Весь день они провели в архивах, беседуя с тамошними служителями, и бегло просмотрели записи. Прилежание и усердие чиновников произвели на Акитаду благоприятное впечатление, но вопросов об исчезнувших пошлинах он старательно избегал. Когда они закончили работу, слуга проводил их в гостиницу. Темнело, и по территории суда гулял промозглый ледяной ветер. Казенная гостиница с крытой верандой оказалась довольно просторной и уютной, она была обнесена отдельной стеной и имела собственный двор. Оглядевшись, Сэймэй поинтересовался услуги, где находится баня.

— Да погоди ты с баней, — остановил его Акигада. — Я еще хотел пройтись по территории суда.

— Да? А про архивную пыль вы уже забыли? — стоял на своем Сэймэй. — К тому же как знать, может, губернатор заглянет к нам убедиться, удобно ли мы устроились. Он приятно поразил меня своей учтивостью.

Такая мысль и Акитаде пришла в голову, но он предпочел бы встретить здесь менее обходительного хозяина.

В огромной казенной бане не было никого, кроме дюжего, почти голого банщика, следившего за огнем и взявшегося прислуживать им во время мытья. Акитада дал себя хорошенько растереть и пошел отмокать в глубокой кедровой бочке с горячей водой. Обсуждать губернатора в присутствии банщика они не могли, поэтому Акитада на время отбросил все сомнения и заботы и предался блаженной неге.

Вернувшись в свою комнату, они нашли там письма из столицы и чайник ароматного чая с запиской от Мотосукэ. Превосходным каллиграфическим почерком на листе дорогой бумаги он объяснял, что чай не только бодрит душу, смягчает горло и укрепляет желудок, но также предотвращает болезни и повышает жизненный тонус.

Сэймэй был наверху блаженства. Вообще-то обычным напитком являлось горячее саке, но с тех пор, как старик отведал китайского чая, он целиком и полностью уверовал в его целебные свойства. Наполнив любимым напитком две большие фарфоровые пиалы, он протянул одну Акитаде.

— Не следовало вам так грубо разговаривать с губернатором, — укорил секретарь. — Он, несомненно, человек достойный во всех отношениях — имеет не только высокий ранг, но и благородные манеры. А ваше обхождение с ним меня просто поразило. — Акитада, еще и сам не оправившийся после неловкой ситуации, промолчал, а Сэймэй, отведав чаю, восторженно воскликнул: — О-о… какой горький! Пейте же, пейте! И не забывайте про того лоточника! Этот чумазый тип наверняка носит в себе целый букет всякой заразы.

— Да, как предусмотрительно и заботливо поступил губернатор, — вздохнул Акитада, отставив в сторону нетронутую пиалу. — Наверное, я действительно был слишком резок. Он так гостеприимен, а я обошелся с ним холодно и формально — словно его вина уже доказана. Теперь я должен или восстановить его доброе имя, или заключить под стражу. Но как я, всего лишь мелкий чиновник восьмого ранга, могу арестовать Фудзивару, который не только старше меня годами, но и выше по положению?

Вопрос этот ничуть не смутил Сэймэя.

— Вы посланник императора, а стало быть, наделены полномочиями действовать во имя его величества. Так что смущение и робость губернатора вполне закономерны. К тому же вы большой мастер разгадывать всякие тайны и, несомненно, сумеете смыть грязь с доброго имени его превосходительства.

Но Акитада только покачал головой.

— В столице поговаривали, что отправить сюда мелкого чиновника было решено неспроста. Наверху вроде бы надеялись, что по этой причине расследование потерпит неудачу. Вот и таможенный капитан в Хаконэ так же считает. Конечно, я опозорюсь, если не справлюсь, но, возможно, еще хуже было бы преуспеть в этом деле. — Он взял в руки письма. Первое — от матушки — отложил в сторону. Второе прислал его бывший университетский профессор. Акитада пробежал глазами по строчкам и недоуменно пробормотал: — Боже!.. Тасуку собрался постричься в монахи?

— Тасуку? Не тот ли изысканный молодой человек, что всегда так красиво декламировал стихи?

— Да. Любовную поэзию. Тасуку был любимцем дамского общества. Вот почему эта новость звучит так ужасно Профессор не знает, что произошло. Вероятно, это случилось внезапно и покрыто какой-то тайной.

Сам Акитэда в последний раз видел Тасуку на собственной прощальной вечеринке, которую устроил перед отъездом для друзей. Там его обаятельный красавчик друг крепко перебрал и устроил пьяную сцену, сломав в щепки свой роскошный расписной веер, после чего шумно удалился. А ведь это было совсем не в его духе, но последнее известие разило буквально наповал.

Сокрушенно качая головой, Акитада потянулся за матушкиным письмом, как вдруг заметил рядом с чайными принадлежностями красную кожаную коробку.

— Так-так, теперь понятно, зачем Мотосукэ прислал нам чаю. Он хотел, чтобы мы сохранили бодрость, пока будем изучать первую порцию его счетов.

— Только не сегодня! — запротестовал Сэймэй. — Даже самому сильному быку нужен отдых после долгого пути в упряжке.

Но Акитада уже откинул крышку. В первое мгновение он оторопел, потом лицо его потемнело от ярости.

— Что такое? — испугался Сэймэй.

— Десять золотых слитков, — сказал Акитада, задыхаясь от возмущения.