Свиток дракона

ГЛАВА 16 Пробуждение

Акитада проболел три дня. Все это время о нем неустанно заботились Сэймэй, Тора и Мотосукэ. Беспрестанно приходили и уходили слуги и лекари. Состояние его то было безнадежным, то улучшалось, но трое заботливых друзей проявили редкое упорство, оставляя больного только ради самых неотложных дел.

Но когда Акитада окончательно пришел в себя и понял, где находится, рядом никого не было. Солнечный свет просачивался сквозь широкие квадраты деревянной решетки, падая на постель. В его лучах плясали пылинки, в воздухе стоял слабый дух какого-то приятного благовония.

Акитада ощутил странную легкость, будто плывет в теплых солнечных лучах, и блаженно вздохнул. Он видел сон, один из многих — они с Аяко, держась за руки, гуляют по горным лугам, среди храмов какого-то монастыря, и Аяко улыбается ему.

Солнце! Значит, день уже в разгаре и он пропустил их ставшую уже традиционной встречу.

Акитада слишком резко сел, и залитая солнцем комната вдруг померкла. Со стоном повалившись на постель, он тот час вспомнил, как маялся прошлой ночью. Нет, пойти к Аяко он пока еще явно не в состоянии, и Тора должен передать ей весточку.

Он лежал, гадая, куда подевались Тора с Сэймэем, и оглядывал комнату. Здесь было прибрано, хотя Акитада помнил, что его тошнило, перед тем как он уснул. Может, Гора уже пошел к Хигэкуро и сообщил там о его болезни?

А ведь она будет волноваться. Эта мысль приятно согрела, и он улыбнулся, пытаясь понять, что же все-таки испытывает — может, и вправду любовь? Их встречи становились с каждым разом все более страстными, постепенно возникала крепкая привязанность друг к другу. Мысль о расставании с Аяко страшила и угнетала его. В какой-то момент Акитаду даже посетила шальная идея остаться здесь навсегда — возможно, в качестве судьи — и создать с Аяко семью.

Но он помнил о своем долге перед матушкой и сестрами и понимал, что не вправе избрать эту приятную ссылку — да-да, именно ссылку, потому что никогда не смог бы привезти в столицу ни Аяко, ни детей. Он закрыл глаза, вспоминая их последнюю встречу. Обнаженные, они прижимались друг к другу, и кожа их блестела от пара и страсти. Глаза девушки были мечтательно полузакрыты, и она все ниже склонялась к нему, пока губы не коснулись его лица. Поцелуи Аяко были легки как прикосновения нежного лепестка, порхавшего по его глазам, носу, губам. Потом кончиком языка она заскользила по вспотевшему лбу и ушам Акитады, а когда добралась до его губ, он жадно раскрыл их, повторяя движениями своего языка страстный акт любви. Любви, которую ему впервые дарила женщина.

Дверь тихонько отворилась, и в комнату на цыпочках вошел Сэймэй с чайником в руках.

— А где все? — спросил Акитада, удивляясь своему слабому и хриплому голосу:.

Сэймэй чуть не выронил из рук чайник. Его морщинистое лицо озарилось улыбкой.

— Вы проснулись? А мы так за вас волновались! Ой, да вы, должно быть, голодны! Дайте-ка я поставлю сначала чай и побегу приготовлю вам кашку. А губернатор-то как обрадуется! И Тора тоже. Он совсем потерял покой с этой вашей болезнью да из-за неприятностей Хидэсато. А губернатор так и вовсе руки заламывал. Уж такой добросердечный человек, что бы вы там о нем ни думали…

— Сэймэй, угомонись!

Секретарь поставил чайник на жаровню рядом с оригинальной подставкой для благовоний, которая, вероятно, и являлась источником приятного аромата. Она была выполнена в форме бронзового шара с витиеватым узором из пересекающихся кругов, листьев и лепестков.

— Откуда взялась эта штука? — спросил Акитада.

Сэймэй проследил за взглядом хозяина.

— Ее принес губернатор из собственной библиотеки, когда увидел, что у вас нет ни одной. Уж больно воздух здесь был тяжелый.

— Как мило с его стороны. А что это ты там говорил про Тору и Хидэсато?

— О-о!.. Это был худший день в моей жизни! — с чувством произнес Сэймэй. — Сначала зубастая тетка в трактире устроила мне позорную сцену, потом мы разыскали вашего мерзавца лоточника и его жену в каких-то грязных трущобах, а потом это убийство… Ох!.. Вот ужас-то был! И нам еще пришлось прятать Хидэсато у Хигэкуро. Но и на том все не кончилось — много часов мы проторчали в префектуре. А когда наконец вернулись сюда, то нашли вас на полу без сознания на самом пороге смерти.

— Подожди-ка, Сэймэй, не так быстро. Давай по очереди. Во-первых, что за убийство?

Акитада слушал, потрясенный до глубины души подробностями цветистого рассказа Сэймэя об убийстве Жасмин и других событиях того злосчастного дня.

— Что-то я не понимаю. Неужели все это случилось вчера? — нахмурился он.

— Вчера?! Как же! Четыре дня назад! Просто вы были очень больны.

Акитада пощупал голову.

— Четыре дня? — Он в ужасе подумал об Аяко. Как же она, должно быть, волновалась! Чувство нежности и благодарности нахлынуло на него. — Я рад, что Хидэсато у них и защитит девушек от тех ужасных монахов. — Он помолчал в нерешительности, потом улыбнулся. — Будем надеяться, что для Торы это не станет испытанием. Отоми ведь очень красива.

— О-о, да Хидэсато нет дела до Отоми! — начал было Сэймэй и тут же прикусил себе язык, поспешно переключившись на чайник.

С трудом сев на постели, Акитада принял из его рук чашку, отпил и задумался о бедняжке Жасмин.

— А что же убийство? — спросил он, грея ладони. — Там и впрямь было так много крови?

— Я собственными глазами видел занавеску. Большая она, как вон та дверь, и вся пропиталась насквозь. Тора говорит, что убийца, наверное, вытирал ею кровь, а потом повесил обратно. Представляете?

— Да, — кивнул Акитада. — Только странно это как-то. А где Тора?

— Пошел проведать Хидэсато, но скоро вернется. Кашки-то вам сварить?

И получив согласие, Сэймэй торопливо вышел. Чувствуя легкое головокружение, Акитада лежал и смотрел в потолок. Он допускал возможную связь между синим цветком и смертью Жасмин, только никак не мог уловить ее.

Вновь почувствовав жажду, он встал и, пошатываясь, пошел налить себе еще чаю. Новый приступ слабости заставил его остановиться возле стола. Шар для благовоний не имел своей подставки. Когда Акитада случайно коснулся его пальцем, он закачался, но не сместился. Ловко придумано! Прихлебывая чай, он любовался шаром. Узор на нем показался до странного знакомым. Акитада сел за стол и, взяв шар в руки, внимательно изучил рисунчатые прорези для дыма и вдруг в одной из них узнал знакомую фигуру — эту прыгающую за мячом рыбку он уже видел на монастырском складе! Сердце бешено забилось.

— Силы небесные! Зачем вы вылезли из постели?! — услышат он голос влетевшего в комнату Мотосукэ. — А ну-ка ложитесь скорее обратно, пока Сэймэй вас не застукал!

Улыбаясь, Акитада поставил шар на место и залез под одеяла.

— Рад видеть вас, — сказал он.

Мотосукэ подобрал полы и опустился на колени рядом с ним. Круглое лицо его излучало сочувствие.

— Слава Богу, вы поправились! Не представляете, как мы все тут волновались! — Он дружески обнял Акитаду.

Тот был тронут до глубины души и тоже обнял его.

— Благодарю за вашу заботу, дорогой брат, — произнес он. — Надеюсь, приготовления к монастырскому торжеству идут успешно?

— Не то слово! — Мотосукэ потирал руки. — И теперь вы тоже сможете принять участие. — Он озабоченно вглядывался в лицо Акитады. — Как вы сами-то считаете, достаточно окрепнете к послезавтра?

— К послезавтра?

— Разве вы забыли дату? Пока вы тут недужили три дня, мы с Акинобу и Юкинари в поте лица трудились над всеми приготовлениями. — Он улыбнулся. — Хвастаться, конечно, некрасиво, но я прекрасно умею все устроить. Мне прямо не терпится доложить вам все в подробностях.

— Простите. Я совершенно об этом забыл.

— И неудивительно. Вы же все это время были в бреду. Мы по очереди ухаживали за вами.

— Благодарю вас.

Лицо Мотосукэ сделалось серьезным.

— Сэймэй уже рассказал вам, что госпожа Татибана и ее нянька мертвы?

— Что-о?!

Мотосукэ кивнул.

— Покончили с собой в тюрьме.

— Просто не верится! — вскричал Акитада. — Это, наверное Икэда убил их… и тут уж, конечно, моя вина.

— Нет. Икэда исчез. И, насколько мы поняли, еще до их смерти.

У Акитады голова пошла кругом. Только теперь он понял, какую грубую ошибку допустил, позволив Икэде забрать этих женщин в тюрьму И нездоровье, которое он уже тогда ощущал, не могло послужить оправданием такой небрежности. Образ бабочки, попавшей в снежный плен, снова мелькнул у него в мозгу. Каким он оказался пророческим! Акитада поморщился.

— Вам известны какие-нибудь подробности?

— Мне известны все подробности, потому что я сам послал Акинобу на расследование. Это произошло две ночи назад. А Икэда, судя по всему, сбежал за ночь до этого — вскоре после того, как вы арестовали женщин. У себя на столе он оставил записку, что его якобы вызвали по делу из города. Поскольку он так и не вернулся, я временно назначил на его должность Акинобу. А между тем госпожа Татибана требовала разрешить ей поговорить с Икэдой, и когда ей сообщили, что того нет в городе, стала отчаянно настаивать на свидании с Дзото.

— Ну разумеется! — простонал Акитада, сжимая кулаки. — Каким же я был дураком!

Мотосукэ устремил на него вопросительный взгляд, но Акитада безмолвствовал, и он продолжил:

— Так вот, старший полицейский решил, что она ищет духовного утешения из-за предъявленного ей обвинения, ну и дал разрешение на этот визит. Сам Дзото не явился, но в тот же вечер прислал своего помощника Кукаи и еще двух монахов. Стража утверждает, что те молились вместе с нею, а потом ушли. Она спокойно приготовилась ко сну. А утром стража нашла ее повешенной на балке. Вместо веревки она использовала скрученную одежду. Когда же они зашли в соседнюю камеру проверить няньку, оказалось, что та сделана то же самое при помощи пояса.

— Их убили, — сказал Акитада. — Эти женщины слишком много знали.

Мотосукэ покачал головой.

— Не думаю. Но что бы там ни произошло, это избавляет нас от малоприятных процедур.

Слова прозвучали грубо, но Акитада хорошо знал, что женщина, изменившая мужу и убившая его, не могла рассчитывать на милосердие. Таких преступниц подвергали жестоким публичным пыткам, равно как и слуг, поднявших руку на своего господина. Этого требовала общественная мораль. Только в случае с госпожой Татибана подобное зрелище могло бы стать невыносимым даже для грубой толпы. В этом-то, судя по всему, Мотосукэ и видел проблему. Теперь же, будучи мертвыми, эти женщины удовлетворили требования правосудия. Возможно, они и сами искали для себя более легкого конца. И все же Акитада не разделял того облегчения, которое испытывал Мотосукэ.

— Тут моя вина, — снова покаялся он. — Когда она послала за Икэдой, я должен был догадаться, что он-то и есть ее любовник.

— Икэда? Вы уверены?

— Да. Ведь все сходится. Я обвинил ее в убийстве мужа, но Икэда встал на мою сторону, даже когда она обвинила меня в насилии. Он распорядился арестовать обеих женщин, и она как-то уж очень легко позволила увести себя в тюрьму. Она не сделала бы этого, если бы не ожидала, что Икэда выпустит ее оттуда. — Акитада посмотрел на Мотосукэ: — И теперь все указывает на то, что оба они были сообщниками Дзото. Потому-то она и послала за настоятелем, когда Икэда сбежал. Мне следовало прислушаться к мнению Торы.

Словно по волшебству в комнату вошел Тора. Нисколько не смутившись присутствием губернатора, он сел, потом, спохватившись, поклонился Мотосукэ:

— Рад видеть вас в добром здравии, достопочтенный господин. — И переключил внимание на хозяина. — Слава небесам, что вам получше! Сэймэй уже рассказал вам про Жасмин?

— Да. Только не стоило так беспокоиться, — сказал Акитада. — Я знаю, кто убил подружку Хидэсато.

— Ну да! Этот подонок Шрам. Он вечно колотил бедняжку, а на сей раз решил и вовсе располосовать ее.

Акитада покачал головой, глядя на недоуменное лицо Торы.

— Нет, Тора, давай-ка рассуждай сам. Вспомни, сколько там было крови. А ведь ты рассказывал нам об одном кровожадном кретине, что всегда ходит с ножом.

Тора вытаращил глаза.

— Точно! Юси!

— Да, Юси. Хотя Шрам тоже мог быть здесь как-то замешан. — Акитада посмотрел на губернатора. — Вот такая шайка из трех человек — один, со шрамом, которого все так и называют «Шрам», здоровяк по имени Юси, и еще третий…

— Юбэй, — подсказал Тора.

— … и Юбэй — такая вот шайка собирала деньги с лоточников и уличных девок. Тора поймал их и сдал в полицию, а Икэда отпустил. Я считаю, об этом обязательно нужно сообщить Акинобу. Возможно, на этот раз нам удастся избавить от них общество навсегда.

Мотосукэ поднялся, качая головой.

— Ну надо же, какие жуткие вести отовсюду! В другой раз вы непременно расскажете все это подробно, а сейчас мне лучше пойти и обсудить с Акинобу убийство. Вам же, дорогой брат, нужно еще немного отдохнуть. Я зайду позже — поговорим о предстоящем мероприятии.

Когда Мотосукэ ушел, Акитада повернулся на бок, подпер щеку и улыбнулся Торе.

— Ну, поздравляю! Кажется, ты был абсолютно прав насчет того, что Икэда и Дзото — сообщники.

Тора постарался изобразить на лице скромность, но ему это не удалось.

— Ну а как там Хидэсато? Хорошо ему живется у Хигэкуро и девочек?

Лицо у Торы вытянулось.

— Прекрасно, — процедил он сквозь зубы.

— Ты говорил им, что я болен?

— Да. И они просили пожелать вам скорейшего выздоровления.

Такое безразличие немного огорчило Акитаду, однако он спросил:

— А что сказала Аяко?

Тора схватил бронзовый шар с благовониями и принялся катать его по столу.

— Ну… тоже и сказала. — Лицо его было хмурым. — Они все очень заняты. Ну там… гость в доме, и все такое…

Акитаде показалось, что он угадал причину Ториного уныния.

— Отоми очень красивая девушка, и вполне естественно, что Хидэсато тоже так считает, — осторожно заметил он.

Тора резко обернулся.

— Отоми? Хидэсато поглядывает не на Отоми. Аяко — вот кто его интересует, черт бы его побрал!

— Аяко?! — Акитада недоуменно моргал, потом расхохотался. — Боже! Как же я забыл?! Они ведь оба мастера палочного боя. Не сомневаюсь, им есть о чем поговорить. Успокойся, Тора. Я рад, что Хидэсато живет у них. Ведь Отоми угрожает настоящая опасность после того, как Дзото увидел свиток дракона. Я просто убежден, что он послал своих людей убить госпожу Татибана и ее няньку, и ничто не помешает ему поступить так же с Отоми. Только пока там Хидэсато, они по крайней мере дважды подумают, прежде чем напасть на нее.

Тора встал.

— Хидэсато там нет. Они с Аяко утром ушли в баню. — Произнеся эти слова, он залился краской. — То есть это он пошел в баню, а куда оправилась она, я не знаю. — Он набрал полную грудь воздуха и выпалил: — Если я вам сейчас не нужен, побегу поскорее туда. — И выскочил за дверь.

Комната словно погрузилась во мрак — будто огромная черная туча закрыла солнце. Акитада сел на постели и застыл, ссутулив плечи и сжав кулаки. Что это там говорил Сэймэй про женскую юбку, которая опаснее тигра? Он предостерегал его в свое время от госпожи Татибана. Но Аяко же не такая! Она же не избалованная надушенная соблазнительница. Аяко чиста и естественна, как сама жизнь. Но Аяко предала его!

Боль ударила так пронзительно, словно меч вонзили в живот. Он закричал и согнулся пополам, раскачиваясь взад и вперед.

— Господин! Господин! Что с вами?

Сквозь мутную пелену горечи и боли до него донесся встревоженный голос Сэймэя. Акитада открыл глаза и заставил себя разогнуться и разжать кулаки.

— Ничего, — прохрипел он. — Просто судорога. Желудок свело от голода.

Встревоженное лицо Сэймэя разгладилось.

— А я вот кашки принес. Сварил ее на травяном настое. Потому-то так долго. — Он вложил в руки хозяина миску и наблюдал, как тот отхлебнул жидкую кашу. Вкус ее был горше желчи. — Что-то вид у вас неважный, — с сомнением в голосе произнес старик.

Акитада заставил себя проглотить пишу и, как ни странно, почувствовал облегчение. Он лег и закрыл глаза.

— Я устал, Сэймэй.

— Да-да! Поспите немного. Попозже я еще покормлю вас. Рыбной похлебкой с лапшой. — Он тихонько собрал посуду и на цыпочках вышел.

Боль вернулась. Может, уже не такая пронзительная, но изнуряющая, поднялась от живота к голове. А вместе с болью пришло ощущение глубокой утраты — словно он похоронил самого себя в этом темном потоке.

Слишком много всего произошло, слишком многое изменилось. Он был уже не тем самонадеянным героем, что с готовностью бросился выполнять важное задание ради службы императору и оправдания надежд своей высокородной матушки. Теперь тот, прежний, Акитада казался ему глупым мечтателем, а все былые мысли — пустыми.

Его обуял гнев. Но гнев этот не был направлен на Аяко или опустившегося сержанта. Ни один здоровый человек не откажется от такого подарка судьбы. И почему бы Аяко, какими бы соображениями она ни руководствовалась — жалостью, любопытством или влечением плоти, — не предложить себя Хидэсато с той же готовностью, с какой она подарила себя Акитаде? Ведь сам он, несомненно, тоже разбудил в ней что-то вроде жалости или любопытства. Возможно, она и впрямь пожалела его или повела в баню, чтобы узнать, как столичные аристократы занимаются любовью.

Аяко всегда жила по своим собственным правилам и ничего ему не обещала. Это он, самонадеянно забывшись, вообразил, что девушка испытывает к нему те же чувства. Аяко не принадлежала никому, даже Хидэсато.

От этой мысли ему сделалось легче, пока он вдруг не сообразил, что Хидэсато может вполне устроить такое положение дел. А вдруг этот грубый солдат просто натешится с Аяко, а потом как ни в чем не бывало уйдет восвояси, взяв то, что ему так легко предложили? Акитада представил себе их на соломенной циновке, и его охватила ярость.

В дверь тихо поскреблись.

— Вы проснулись, мой дорогой Акитада? — спросил Мотосукэ, осторожно заглядывая в щелочку.

— Да, — ответил тот, садясь и потирая глаза. — Пожалуйста, входите.

— Я привел Акинобу и Юкинари. Вы не возражаете?

— Конечно, нет. Проходите и садитесь.

Юкинари и Акинобу вошли и раскланялись, осторожно на него поглядывая. Юкинари был уже без повязки, но на лбу прямо под волосами красовались запекшаяся ссадина и громадный лиловый синяк.

— Там, наверное, еще остался чай, — предложил Акитада. — Или вы предпочитаете вино?

Гости отказались и от того, и от другого, вежливо осведомились о его здоровье, и в комнате повисла тишина.

— Губернатор сказал мне, что вы теперь замещаете Икэду, — обратился Акитада к Акинобу, пытаясь вытеснить из головы образы любовников. — Вам будет трудно совмещать две столь ответственные должности, особенно учитывая сложность дела с заговором и хищением ценностей.

Акинобу отвесил поклон.

— Мне повезло, и я нашел в префектуре множество умных и надежных людей, — сказал он в своей обычной сдержанной манере. — Теперь, когда порядок установлен, работа пойдет на лад. Я предполагаю передать дела в префектуре в надежные руки тамошнего ответственного секретаря, пока буду занят другими делами. Я уже подробно проинструктировал его относительно преступников, перечисленных вашим превосходительством. Их розыском занимается особая группа полицейских, и я надеюсь доложить об их поимке уже сегодня к вечеру.

— Ну что ж, благодарю вас, — кивнул Акитада. — А вот задержать Дзото и его сообщников во время храмового праздника будет гораздо сложнее. Мы должны любой ценой избежать кровопролития. Он уже не раз доказывал свою способность действовать быстро и решительно, а человеческие жизни для него ничего не значат. В монастыре ожидается большое скопление людей — горожан и паломников, а его монахи — хорошо обученные бойцы, вооруженные секирами. Я не сомневаюсь, что где-нибудь у них припрятано и другое оружие. Так что на нашей стороне будет только одно преимущество — внезапность.

В разговор вступил Юкинари.

— Какое у них оружие и сколько?

— Мне известно только об этих нагинатах, но в столице ходили слухи о караванах с оружием, ушедших на восток. На пути сюда я заглянул в таможенные записи на пограничном пункте в Хаконэ. Там числилось множество предметов религиозного культа, проследовавших в этом направлении. Похоже, на самом деле это было оружие, предназначенное для монастыря Четырехкратной Мудрости. Такой человек, как Дзото, безо всяких угрызений совести устроит в монастыре кровавую резню и даже настоящую гражданскую войну в провинции, лишь бы спасти свою шкуру.

Акитада смотрел на троих своих собеседников и гадал, как они поведут себя в предстоящей сложной ситуации. Юкинари сидел сжав кулаки. В его храбрости Акитада не сомневался. К тому же угрызения совести подвигнут его расстаться с жизнью, если понадобится, лишь бы смыть позор, которым он покрыл себя, связавшись с госпожой Татибана.

У Мотосукэ, напротив, был несвойственный ему унылый и даже скорбный вид, но Акитада теперь точно знал, что губернатор ему друг и с готовностью пойдет на задуманное ими общее дело. Хоть Мотосукэ и многое терял в случае неудачи, зато приобрел бы огромный почет, подавив нарождающийся бунт в самом зародыше.

Когда глаза их встретились, Мотосукэ воскликнул:

— Как я виню себя, что этот заговор вырос до таких размеров!

— Откуда вам было знать, губернатор? — поспешил успокоить его Акинобу. — Ведь буддийское духовенство не подлежит обычным проверкам, которые мы устраивали повсюду. К тому же Икэда, судя по всему, всячески покрывал Дзото и его приспешников.

Личная преданность Акинобу Мотосукэ производила сильное впечатление, равно как и его чувство собственного достоинства. Он намеревался пожертвовать семейным имуществом, чтобы возместить государственные убытки от хищения, к которому никоим образом не был причастен. Будь Мотосукэ по-прежнему подозреваемым, Акинобу и теперь остался бы ему предан, только эта вероятность отпала уже давно.

— Теперь понятно! — пробормотал Юкинари. — Икэда был замешан в этом деле. Потому-то все мои жалобы пропускал мимо ушей.

— Да, — вздохнул Акитада. — Надеюсь, мы найдем его живым.

Акинобу деликатно прокашлялся.

— Я, наверное, выгляжу бестолковым, — проговорил он извиняющимся тоном, — но позвольте спросить у вашего превосходительства, как вам удалось определить, что Дзото и Икэда состоят в заговоре?

Это был вполне разумный вопрос человека, привыкшего всю свою жизнь кропотливо разбираться в мельчайших деталях всевозможных документов, только сейчас Акитаде было не до подробностей. Гоня от себя мысли о личных неприятностях, он сказал:

— Я начал свое расследование, задавшись самыми обычными вопросами. Когда после крупного хищения кто-то вдруг приобретает неожиданное богатство, в местной экономике всегда остаются следы, если только этот человек живет в пределах провинции. Здесь я нашел много таких следов. Местная экономика в последнее время переживала бурный подъем. Торговцы процветали, но один из них опередил всех прочих. Повсюду кипело строительство, особенно бойко в трех местах — в монастыре Четырехкратной Мудрости, в резиденции губернатора и в гарнизоне.

— Для укрепления гарнизона я использовал личные средства, а также фонды, предоставленные на мое усмотрение, — поспешил оправдаться Мотосукэ. — К тому же, насколько мне известно, проповеди Дзото влекли за собой огромные пожертвования.

— Я видел ваши счета, — улыбнулся Акитада. — Только монастырь процветал слишком уж стремительно. Его слава пока не добралась до столицы, а на местную казну рассчитывать не приходилось. Мы с Сэймэем изучили местные исторические хроники в вашем архиве и в библиотеке Татибаны. Дзото затеял свою великую стройку сразу после того, как пропал первый караван с ценностями.

— Да, мне следовало бы усмотреть в этом связь, — сказал Юкинари. — Но когда я прибыл сюда, здесь царила восторженность во всем, что касаюсь монастыря.

— Правильно, — кивнул Акитада. — Кому интересно, откуда берутся средства? Боюсь, люди не одобрят того, что мы с вами собрались сделать. А ведь богатства эти несут городу преступность, насилие и коррупцию. Мы с Торой много ездили, и везде люди недовольны местной властью. Нам говорили что вызывать полицию бесполезно, потому что тамошнее начальство берет взятки. Вот первое, что насторожило меня в Икэде. Увидев этого человека, я понял, что отнюдь не нарушения служебного долга или несоответствие занимаемой должности воздвигли такой барьер между префектом и гражданами. Все дело в алчности и стяжательстве — именно в них я и заподозрил его с самого начала. Мой слуга Тора сразу же увидел связь между Икэдой и Дзото. А теперь мы и сами убедились, что эти двое оказались идеальными союзниками. Дзото располагал людьми и средствами для грабежа, а префект Икэда снабжал его сведениями о времени, маршруте и охране каждого каравана.

Мотосукэ с Акинобу переглянулись.

— Это невозможно, — возразил Мотосукэ. — Икэда не принимал участия в подготовке и отправлении караванов, поэтому не мог располагать такой информацией.

Акитада был удивлен.

— Вы уверены?

Мотосукэ кивнул.

— Мы с Акинобу всегда встречались в моей библиотеке. Приглашали только начальника гарнизона. Лишь мы трое знали все необходимое по отправлению караванов. Только мы проверяли их содержимое на казенном складе и лично пересчитывали золотые и серебряные слитки, перед тем как упаковать их в ящики и опечатать.

Акитада бросил взгляд на шар с благовониями.

— А скажите, когда вы паковали эти ящики, рядом, случайно, не было вашей элегантной курильницы? — спросил он.

Акинобу не смог сдержать удивленного возгласа.

— Да. Но как же вы узнали, ваше превосходительство? В последний раз у нас случилась маленькая неприятность с этим шаром. Он закатился за один из ящиков и прожег его кожаную обивку, прежде чем мы успели заметить.

Акитада улыбнулся.

— На монастырском складе мы нашли один яшик со странным выжженным клеймом.

— Этот яшик вы видели в монастыре? — вскричал потрясенный Мотосукэ. — Но это же означает, что монахи похитили золото! Может, мы и другие товары там найдем.

— Рис скорее всего уже продан, — сказал Акитада. — Но я точно знаю, что изрядный запас тканей хранится в городе, а именно в доме одного торговца шелком. Этот торговец разбогател в одночасье, окружил свои владения высоченной стеной, и монахи из монастыря регулярно наведываются к нему. — Акитада посмотрел на Акинобу. — В день монастырского торжества вам следовало бы послать туда своих лучших людей, чтобы тщательно все обыскали.

Акинобу ответил поклоном.

Солнце переместилось. Луч его теперь плясал на чайнике, и капелька, повисшая на носике, переливалась всеми цветами радуги. Глядя на нее, Акитада почувствовал новый прилив горечи. Вот так же точно сверкала влага на ее золотистой коже в клубах пара и искрилась драгоценной росой на щеках.

— Но как же все-таки Дзото сумел узнать о наших планах? — недоумевал Мотосукэ.

Акитада заставил себя вернуться к делу.

— Если, как вы говорите, Икэда не имел сведений о караванах, значит, мы проглядели еще одного сообщника. Никто из вас не обсуждал эти планы с кем-нибудь еще?

Юкинари и Акинобу покачали головами. Потом капитан сказал:

— Отправляя караван, я вручил своему лейтенанту пакет с приказами, распечатать который надлежало только после прохождения границы.

Акитада посмотрел на Мотосукэ, и тот покраснел.

— Вообще-то перед отправкой первого каравана я советовался с Татибаной, — признался он. — Он очень им интересовался, особенно когда тот пропал. Но я не в силах поверить, что Татибана мог бы опуститься до таких вещей.

— Да. Но не забывайте про госпожу Татибана. Она как раз могла. — Внезапно мотив этого преступления четко обрисовался. В убийство Татибаны на почве его ревности до сих пор с трудом верилось. — Полагаю, то, что он знал, стоило ему жизни. В тот вечер он зашел в покои жены, чтобы сообщить ей о своем решении поговорить со мной, — видимо, хотел поделиться своими подозрениями, что жена передавала сведения о караванах. И застал ее в обществе Икэды. Остальное можно домыслить. Я не сомневаюсь, что Икэда убил его.

— Так вот, значит, какова причастность Икэды! — покачал головой Юкинари.

— Да, именно так, — устало кивнул Акитада.

Еще час они подробно обсуждали детали своего плана. Один раз заходил Сэймэй — бросил обеспокоенный взгляд на Акитаду, приготовил всем чаю и удалился.

Они уже почти закончили, когда Мотосукэ прервал разговор:

— Мне кажется, на сегодня хватит. Вы выглядите просто ужасно, мой дорогой старший брат. Не следовало нам беспокоить вас, пока вы еще так слабы.

— Бросьте! Что за пустяки! — устало возразил Акитада. Сейчас ему было безразлично все — и собственное здоровье, и тщательно разработанный план поимки Дзото.

Мотосукэ поднялся, остальные последовали его примеру. Они уже прощались, когда дверь распахнулась и в комнату влетел Тора.

Взгляд его дико блуждал по сторонам, одежда и руки были испачканы кровью.

— Они убили Хигэкуро! Теперь на очереди девушки! Нам нужны солдаты! Скорее, иначе их настигнет смерть!

— Кто это «они»? — сбросил одеяло Акитада.

— Проклятые монахи. Соседи видели их, и какая-то безмозглая баба сообщила, где найти Отоми и Аяко. — Гора схватил Юкинари за рукав. — Берите своих солдат! Только быстрее! Надо прочесать весь город!

— Нет, Тора, — остановил его Акитада. — Никаких солдат и никакой полиции. Нам придется пойти самим. — Он вскочил с постели. — Дай скорее мою одежду и сапоги!