ГЛАВА 19 Молельные четки

Акитада и Мотосукэ в сопровождении небольшой, группы чиновников осмотрели все монастырские дворы и галереи, наведались на склады и заглянули в отдушину подземной темницы. Повсюду их приветствовали воины Юкинари, бдительно следившие за порядком.

Юкинари и Тора поджидали их у входа в покои настоятеля. Пропустив всех вперед, Акитада задержался, чтобы спросить:

— Дзото пойман?

— Пока нет. — Юкинари от досады прикусил губу. — Я потерял бдительность, и никогда не прощу себе этого, ваше превосходительство. Солдаты из оцепления вокруг его трибуны отвлеклись, когда началось волнение. Во время этих потасовок никто не наблюдал за лестницей, ведущей на трибуну.

— Успокойтесь. Он не мог уйти далеко. А другие новости есть?

— Вы слыхали про Икэду? — спросил Тора и, когда Акитада кивнул, заулыбался. — А как вам наш старина Сэймэй? Даже глазом не моргнул, уложив его наповал! Хряснул прямо по башке! — Он громко расхохотался. — А еще мы поймали того головореза с обрубленным ухом. Метался туда-сюда по задворкам. Оказывается, он удрал тогда из храма Каннон — значит, это один из убийц Хигэкуро, Похоже, он у них из главарей и может знать, где скрывается Дзото.

— Они говорили о чем-то во время церемонии, — нахмурился Акитада. — А как там старый настоятель и другие узники?

Веселость вмиг покинула Тору.

— Да, вот уж бедняги! Хотел бы я добраться до холеной рожи этого дьявола Дзото! Они ведь едва живые. Некоторые не видели солнечного света уже несколько лет и почти ослепли — пришлось даже вести их под руки. А другие и вовсе идти не могли. И им, считай, еще повезло. Там ведь полно могил — живые рыли их голыми руками. Старый настоятель совсем плох, даже говорить не может. Остальные чуть покрепче, но не намного. Я нашел среди них троих, которые смогут поведать свою историю.

К ним подошел Мотосукэ.

— Да, все это ужасно! И подумать только — ведь никто из нас ничего не знал.

Акитада вздохнул.

— Думаю, мы поговорим с ними позже. А что с детьми?

— С очаровательными крошками Дзото? — Тора брезгливо поморщился и кивнул на здание позади себя. — Наверное, играют в покоях настоятеля.

— Их родные, должно быть, тревожатся, — заметил Мотосукэ.

— Поздновато спохватились, — покачал головой Акитада. — Надо было думать, прежде чем отдавать их монахам. — Видя недоумение на лице Мотосукэ, он поспешил поправиться: — Нет, я понимаю, детей отдают в монастыри, но, по-моему, в таком возрасте… лучше все-таки жить в любящей семье… — Он смущенно умолк. Его собственное детство прошло в далеко не любящей семье. Да и вообще выказывать такую откровенную предубежденность против буддизма не слишком мудро.

Тора хлопнул его по спине.

— Да ладно, глядите веселее! Ведь у нас же все получилось! Они разъедутся по домам, а мы скоро выпьем за такую удачу.

Мотосукэ взял Акитаду под руку и отвел в сторону.

— Я знаю, дорогой мой старший братец, как вы цените таланты своего слуги, но его манеры… очень уж своеобразные. Уверен, многих они приводят в недоумение. Он не знает, что такое опуститься на колени или хотя бы поклониться и должным образом обратиться к своему господину. Неужто вы никогда не указывали ему на это?

Мысль позабавила Акитаду.

— Сомневаюсь, что Тору можно изменить, — сказал он. — К тому же все эти условности отнимают кучу времени.

В этот момент к Юкинари подбежал солдат и что-то сообщил ему. Тот повернулся к Акитаде и Мотосукэ.

— Извините, что помешал, но у нас, кажется, возникли трудности с освобождением мальчиков.

— Что вы имеете в виду?

— Они заперты в покоях, а ключа ни у кого нет. Родители разгневаны и угрожают выломать дверь.

— Заперты? — У Акитады неприятно защемило под ложечкой. — А когда последний раз кто-нибудь видел этих детей?

— Не знаю, ваше превосходительство. Я велел одному из своих людей увести их туда сразу же, как только начали ловить монахов.

К ним подошел Тора, и они с Акитадой переглянулись.

— Силы небесные, хоть бы я ошибался! — пробормотал Акитада, чувствуя дурноту. — Пошли, Тора!

Они бросились по крытой галерее в сторону личных покоев настоятеля. Там перед дверью толпилась кучка людей — они кричали, пытаясь выломать тяжелые панели.

Завидев Акитаду и Тору, люди расступились, лица их были тревожны.

— Мы отопрем дверь и выпустим ваших детей, но вы, пожалуйста, подождите снаружи, — обратился к ним Акитада.

— Никуда я не пойду! — закричал разгневанный молодой папаша. — Мне нужен мой сын, иначе я убью любого, кто его хоть пальцем тронет!

Несколько женщин заголосили в толпе.

— Хорошо, — вздохнул Акитада. — Тогда оставайтесь, только соблюдайте спокойствие. Тора, сможешь открыть?

Тот кивнул и вынул из пояса свою хитрую проволочку.

— А ведь чуть не оставил ее дома сегодня утром, — сказал он, приступая к работе. — Думал, не пригодится при таких-то событиях. — Замок щелкнул, и дверь открылась.

Взорам их предстала странная сцена. Дзото все в том же пурпурном одеянии и расшитой мантии сидел на возвышении на троне настоятеля. У его ног сбились в кучку мальчики, испуганно глядя на вошедших. На коленях у Дзото сидел самый маленький — тот, что подавал Акитаде сок во время торжества. Шею его обвивали молельные четки из розового кварца.

Никто и опомниться не успел, как разгневанный папаша отпихнув Акитаду и Тору, бросился к Дзото:

— Ах ты, дьявол! Я тебе покажу!..

Акитада с Торой поспешили оттащить его назад. За спиной у них толпились другие родители, и Акитада пожалел, что разрешил им остаться.

— А вот это правильно, — ехидно прогнусавил настоятель-самозванец. — Я вижу, вы понимаете всю сложность положения. — Дзото туже стянул розовые четки вокруг горла ребенка, и тот испуганно вскрикнул. — Я убью его, если кто-то из вас подойдет ближе.

За спиной у Торы и Акитады послышались испуганные возгласы. Молодой отец, которого они держали, начал вырываться.

— Тосукэ, иди сюда! — кричал он.

Один из мальчиков поднялся и бросился к нему. Обхватив отца за ноги, он заплакал:

— Я хочу домой!

Тогда и другие дети, все, кроме самого маленького, что сидел на коленях у Дзото, побежали к своим родителям. В этой сутолоке Дзото поднялся и, еще туже затянув четки на шее маленького заложника, отступил на несколько шагов.

Акитада отпустил папашу, который подхватил на руки сына и побежал прочь.

Между тем Дзото утратил былое спокойствие. Лицо его побагровело, он все крепче стягивал четки на шее мальчика.

— Я убью его! — ревел он, перекрывая общий шум.

— Выведи отсюда всех! — крикнул Акитада Торе. — Закрой дверь и никого не пускай!

Тора поспешно вытолкал за дверь детей и родителей. В комнате остались только трое — Дзото, ребенок и Акитада. Настоятель вернулся на свой трон.

— Отпустите мальчика! — сказал Акитада, но после этих слов детское личико только еще больше побагровело. — Он ни в чем не виноват и не поможет вам выпутаться из сложившегося положения.

Дзото ехидно прищурился.

— Ага! И тогда вы меня арестуете?

— Да. Вам придется предстать перед судом к выслушать обвинения.

— Я не собираюсь помогать вам в этом. — Дзото убрал руку с шеи ребенка, и тот начал жадно хватать ртом воздух, потом захныкал и вдруг издал такой пронзительный вопль, что у Акитады волосы на голове зашевелились.

— А ну тихо, гаденыш! — Свободной рукой Дзото дал мальчонке затрещину. Тот вскрикнул и испуганно затих.

— Вы ведете себя хуже зверя! — крикнул Акитада, сжимая кулаки.

— Нет. Просто поставил на весы наши жизни и понял, что моя перевешивает. Что он может предложить человечеству в свои жалкие семь лет? Скоро он утратит даже свою смазливость, которая делает его привлекательным сейчас. — Он повернул к себе лицо мальчика. — Кожа загрубеет, и эти румяные щечки уже не будут такими пухленькими. Алые губки утратят притягательность, и звонкий голосок охрипнет. Кому он тогда будет нужен? Зато мне еще есть что сказать этому народу. Я еще могу оставить на земле свой след. Если бы вы так грубо не вмешались, я преспокойно шел бы по намеченному пути и стал духовным вождем и наставником целого народа.

— Его величество не имеет дел с монахами, которые бряцают оружием, грабят его казну и убивают подданных.

— Я уже сказал, что из-за вас оказался в таком положении. Вы вмешались в мои дела. Я пожертвовал всего лишь несколькими носильщиками и солдатами — незначительные людские потери в делах такого размаха. Но тут появились вы, и Татибана заартачился. Но даже тогда все могло обойтись, и женщины не стали бы нам помехой, если бы Икэда не проявил такого легкомыслия, убив Татибану. — Дзото перевел дух. — Но не все еще потеряно. У меня много друзей. Конечно, на некоторое время я покину Кацузу, а после нескольких лет скитаний и размышлений… кто знает?..

— Не смешите меня. Кто вам позволит уйти?

Лицо Дзото расплылось в гадливой улыбке.

— Вы, как я понял, питаете большую любовь к детишкам. Вот взять хоть бы этого мальчонку. Пока я прятался здесь вместе с ними, он рассказал, как нежно вы ему улыбались. И он, похоже, до невозможного гордится этим обстоятельством. Так ведь, Тацуо? Ты ведь любишь мужчин?

Мальчик хватал ртом воздух. В глазенках его стояли слезы, когда он прошептал:

— Пожалуйста, господин, заберите меня отсюда! Я буду хорошим мальчиком, честное слово!

— Отпустите его! — хрипло сказал Акитада. — Я сделаю для вас все, что смогу.

Дзото тихо рассмеялся.

— Нет-нет. Не что сможете, а что я прикажу. Вы выпустите меня отсюда и дадите охрану, которая будет сопровождать меня, пока я не покину провинцию.

— Этого я сделать не могу.

— Тогда он умрет. — Четки резко стянулись на горле, и ротик мальчика открылся. Ручонки беспомощно хватали воздух.

— Нет! — закричал Акитада, шагнул вперед и остановился, понимая, что все равно не успеет.

Дзото слегка ослабил тиски. Ребенок жадно глотал воздух, цепляясь за четки.

— Зачем вы продлеваете его мучения? — усмехнулся настоятель.

Акитада лихорадочно пытался что-нибудь придумать, но так и не нашел выхода.

— Ладно. Я согласен. Отпустите его, — сдался он.

— Как бы не так! Разве я похож на дурака? Мы с ним будем неразлучны, пока я не окажусь в безопасности.

— Отпустите ребенка. Он нездоров. Я останусь вместо него у вас заложником.

Дзото покачал головой.

Акитада беспомощно повернулся к двери, чтобы отдать необходимые распоряжения. Он старался не думать сейчас о предстоящем отчете столичным властям и надеялся только, что позже найдутся способы спасти ребенка. Дверь распахнулась сама. На пороге стояла перепуганная молодая женщина с бледным лицом и обезумевшими от горя глазами. Заглядывая в комнату, она закричала:

— Тацуо!

Мальчик заплакал:

— Мама!

Дальнейшее произошло в считанные мгновения. Женщина бросилась к ребенку. Дзото вскочил, опрокинув кресло, и закричал:

— Не подходите!

Акитада пытался остановить женщину, схватил ее за рукав, но тот только затрещал по швам.

— Не подходи, иначе он умрет! — отскочил к стене Дзото.

Но мать словно не слышала этих слов. Когда руки ее коснулись тельца ребенка, Акитада увидел, как Дзото резким движением стянул четки. Послышался треск, и розовые бусины градом посыпались на соломенную циновку. Ребенок рухнул на руки матери. Она стояла, прижимая его к себе и шепча какие-то нежные слова.

Огромное облегчение волной накрыло Акитаду. Облегчение и благодарность судьбе за то, что спасла жизнь ребенка, разорвав дьявольские четки. И в этот миг он увидел, как неестественно откинулась назад голова мальчика, его безжизненные глаза, устремленные кверху. Ослепленный яростью, он бросился на Дзото и вцепился ему в глотку.

Настоятель хрипел и задыхался. Глаза их встретились, и Акитада понял, что не может сейчас убить этого человека, и увидел, что Дзото понял это тоже.

— Зачем?! — вскричал Акитада, тряся лженастоятеля в беспомощном гневе. — Зачем? Ведь я бы отпустил тебя!

Дзото молчал, только смотрел на него в упор. Преисполненный отвращения и горечи, Акитада оттолкнул его и пошел прочь.

А мать все стояла, качая на руках свое дитя, тихонько напевая ему что-то и прижимая к груди его головку. Потом брови ее озабоченно нахмурились.

— Тацуо! Не надо сейчас засыпать, мой маленький воробышек! — нежно проворковала она. — Поговори же со своей мамой!

«Что я наделал!» — думал Акитада, бросаясь к двери.

Снаружи тревожно топтались несколько человек — Тора, Мотосукэ, какие-то чиновники и военные. Первоначальное облегчение исчезло с их лиц, едва они увидели Акитаду.

— Он убил мальчика, — хрипло сказал тот.

Тора отреагировал первым. Выхватив меч из рук какого-то солдата, он кинулся в комнату, бросив через плечо:

— Готовьте кандалы!

Несчастная мать вдруг издала пронзительный крик — короткий и отчаянный, Акитада не смог бы забыть его никогда. Положив мертвое дитя на пол, она, шатаясь, направилась к Торе и Дзото. На полпути ноги ее подкосились, и Тора бросился к ней, чтобы поддержать.

Но ему не хватило проворства. Вынырнув из-под руки, она выхватила его меч и высоко занесла, держа обеими руками. Дзото завизжал в страхе, пытаясь прикрыться руками, когда мать Тацуо обрушила на него меч. Клинок, соскользнув с головы, рассек ему плечо. Кровь брызнула в разные стороны. Дзото пронзительно визжал. Во второй раз она не промахнулась и вонзила меч глубоко в грудь. Дзото выпучил глаза, в горле у него забулькало, и тело, облаченное в пурпурный шелк, содрогнувшись, рухнуло на пол. Из открытого рта, пузырясь, хлынула кровь, глаза остекленели.

Тора не успел остановить несчастную женщину, когда та, вырвав смертоносный клинок из груди Дзото, замахнулась, чтобы вновь пронзить мертвое тело.


Тора нашел Акитаду в храме Будды — тот стоял, отрешенно глядя на гладкое золоченое лицо божества.

— Господин!

Акитада не ответил.

Тора вздохнул, переминаясь с ноги на ногу.

— С вами хочет поговорить лейтенант Накано.

— Скажи ему, чтобы ушел.

— Накано опознал одного из монахов.

— Тора, оставь меня одного!

Тора колебался, потом выпалил:

— Монах, которого он опознал, раньше был в гарнизоне лейтенантом. Некий Оно. Он руководил охраной двух караванов. После истории с первым сказал, что чудом спас свою жизнь, когда на них якобы напали грабители. Во второй раз он не вернулся, и его сочли погибшим. А теперь вот оказалось, что он состоял в шайке Дзото.

Акитада повернулся. Тора смотрел на него с беспокойством.

— Сообщи губернатору, — бесцветным голосом проговорил Акитада. — Только ради Бога, ради всего святого, оставь меня одного!

Он вернулся к своим раздумьям перед статуей. Удаляющиеся шаги Торы смолкли, и гробовая тишина повисла в полумраке пустынного храма.

Губы у этого Будды были мягкие, полные, красиво очерченные, как у ребенка. Но этот Будда не улыбался. Его полуприкрытые глаза смотрели вроде бы на Акитаду, но была в этом взгляде какая-то неизъяснимая отчужденность. Благодаря мерцающему пламени свечей и масляных ламп казалось, будто Будда дышит.

— Амида! — обратился к нему Акитада. — Но почему же дитя? Зачем губить семя, которое даст цветы и плоды?

Ответа не было. Одни люди верили, что Будда повсюду, заключенный в каждом существе, даже в человеке. Другие же часы напролет твердили его имя в надежде, что он явит им свой лик или уготовит местечко в раю. Погибший малыш молился целыми днями. Попал ли он теперь в рай? И попал ли туда Дзото, который тоже молился? И что тогда представляет собой этот мир, этот ад, где люди так мучительно борются и так мучительно любят, моля равнодушных богов о лучшей доле?

Прилетевший откуда-то мотылек заметался в пламени свечи перед образом и мгновенно погиб, обронив обугленные крылышки и оставив после себя только мимолетный дымок.

Теперь эта несчастная женщина предстанет перед судом за убийство Дзото. Возможно, сраженная горем, она даже не видела, как пришел ее муж, как смотрел он, беззвучно плача, на мертвое тело сына. Он обнял жену за плечи — жест, полный любви и отчаяния. Шептал ей какие-то нежные слова, умоляя подумать о других детях, о нем самом и об их стареньких родителях.

Но она, словно окаменев, молчала, даже когда солдаты уводили ее.

Женщины способны на ярость и живут по собственным правилам, непостижимым для их мужей. Ведь мужчины обычно следуют самым простым законам, руководствуясь честолюбием и чувством долга — как они его понимают, — а силу свою считают чем-то естественным, данным им по праву рождения. И не особенно горюют, если женщинам и детям приходится страдать от их неудач и поражений.

Акитада оторвал взгляд от сгоревшего мотылька и вновь посмотрел в золотое лицо божества. Будду всегда изображали в мужском обличье. С большими ушами — чтобы он мог слышать молитвы — и выпуклым лбом — признаком всеведения. Возможно, Амида и впрямь читает его мысли.

От внезапного движения воздуха пламя свечи задрожало, и тень легла на золотое лицо. На мгновение Акитаде показалось, что Будда заглянул ему в глаза и едва заметно кивнул.

— Господин! — В зал на цыпочках снова зашел Тора. — Паланкин ждет. Пора возвращаться.

Тяжко вздохнув, Акитада отвернулся от статуи.

— Да, — сказал он. — Нужно возвращаться. Я должен защитить эту несчастную женщину. Скажем в суде, что Дзото напал на меня и она выхватила у тебя меч, чтобы спасти мою жизнь.

Поначалу у Торы отвисла челюсть, но потом он быстро кивнул.

По дороге в город, сидя в паланкине, Мотосукэ постепенно приходил в себя, и вскоре от его горестного, скорбного вида не осталось и следа. Беспокойно наблюдая за бледным мрачным лицом Акитады, он заговорил:

— Я понимаю, что вы теперь должны чувствовать. Несчастный малыш… Ведь вы же не могли этого предвидеть. Сейчас нужно думать о том хорошем, что станет результатом сегодняшнего дня. И вы должны помнить о будущем. Вы блестяще провели расследование. Я обязательно особо отмечу это перед его величеством во время высочайшей аудиенции. Я отчетливо вижу, как далеко вы продвинетесь в служении нашей стране.

Акитада приподнял шторку. Они въезжали в город. Люди выстроились по обочинам, почтительно склоняя головы перед их паланкином. Вот что значит власть!

Мотосукэ, по-прежнему с тревогой поглядывая на него, продолжал бодриться.

— По правде сказать, нам на самом деле невероятно повезло. Злобные женщины повесились, Икэду отправил на тот свет ваш неподражаемый Сэймэй, а с Дзото разделалась несчастная мать. Кто знает, сколько еще неприятностей могли доставить нам все эти убийцы, если бы были нынче живы.

Акитада промолчал. Он нащупал в поясе крохотные гладкие шарики — прохладные камешки розового кварца. Молельные четки.

Загрузка...