Свой среди волков

Глава 21 Есть контакт!

Во время первого путешествия я изучал и оценивал обстановку: знакомился с лесом и окружающей местностью, говорил с фермерами. Теперь я собирался присоединиться к стае, чтобы выяснить, какова истинная причина бедствия. Почему волки нападают на домашних животных, когда в лесу и без того полным-полно оленей и прочей добычи? Одна проблема — я был ограничен во времени. Я не мог оставить парк и своих волков надолго, чтобы повторить то, чем я занимался в Айдахо. Нужно было как-то ускорить процесс. Вспомнив успех эксперимента с магнитофонными записями в Лонглите, я решил попробовать нечто подобное здесь. Замысел был таков: с помощью пленки я создам у местных волков иллюзию, будто неподалеку появилась стая, в которой самцов больше, чем у них. Это вынудит их искать новых самцов, дабы получить преимущество перед соперниками. Тут-то и настанет мой черед вступить в игру.

Но прежде чем приступать к созданию рабочей записи, мне предстояло каким-то образом узнать, сколько самцов в местной стае. Ромек, хоть он и знал все тропинки и каждое дерево в лесу, мало чем мог мне помочь. Ему было известно, сколько животных там обитало, но какого они пола и возраста, он понятия не имел. Это можно было узнать лишь одним путем — отправившись в лес и установив контакт с волками. Мне помогали несколько человек. Они бродили по лесу, изучая следы, экскременты и остатки волчьих пиршеств, чтобы определить направление, в котором мне двигаться ночью. Я использовал тот же прием, что и в Айдахо, — выл, как волк-одиночка, рассчитывая по ответному вою разобраться, с кем имею дело.

Европейские волки оказались куда более пугливы, чем дикие волки, с которыми я жил в Америке. Возможно, потому, что они были лучше знакомы с человеком. Роминтенская пуща считалась национальным парком и привлекала бесконечный поток туристов и научных экспедиций. Помимо крупных млекопитающих, в лесу водилось множество редких видов животных, птиц и растений. Сюда то и дело наведывались лесники и дровосеки, а во время охотничьего сезона — и люди с ружьями. Человек, волк и ружье — не очень-то удачное сочетание. Здешние волки часто видели людей, и наверняка от этих встреч у них оставались только негативные впечатления. Даже ученые-биологи гонялись за ними на снегоходах и ловили арканом. Если у американских волков я вызывал любопытство, то эти так боялись человека, что, завидев его, сразу убегали. Ромек через переводчика выразил сомнение, что мне удастся хотя бы подойти к кому-то из них.

Я начал готовиться к операции примерно за месяц до отъезда из Англии. Прежде всего я изменил свой рацион и исключил из обихода любого рода парфюмерию, то есть даже мыло, зубную пасту, дезодорант и шампунь. Мне нужно было пахнуть, как волк, или почти как волк. Все шло отлично, пока я не оказался в самолете и дама в соседнем кресле не начала вдруг исступленно брызгать себя духами. Впредь буду путешествовать на корабле, запершись в своей каюте, угрюмо подумал я. Я не ел ничего, кроме волчьей пищи — оленины, крольчатины, фазана и овощей, а пил только воду. Никаких углеводов и ничего сладкого. По приезде в Польшу я продолжал соблюдать эту диету, хотя требовалась железная воля, чтобы противостоять соблазну роскошных хозяйских пирогов.

Идти в лес в роли волка-одиночки в Польше было не так страшно, как в Айдахо. Но, хотя я неплохо изучил окрестности, оставаться одному в темноте было все же очень неуютно. Медведей тут, к счастью, не водилось, зато встречались дикие кабаны. Встреча с ними пугала меня до крайности. Однажды мы с местными ребятами сидели на наблюдательной площадке и через очки ночного видения высматривали в лесу волков. Туалета у нас наверху, естественно, не имелось, а мне сильно приспичило. Время шло, и мои муки сделались невыносимыми — настолько, что пришлось спускаться вниз. Я попросил одного из ребят последить за мной и свистнуть, если что. Я терпел так долго, что процесс затянулся. Считая себя в безопасности, я наслаждался чувством облегчения, как вдруг услышал сопение и топот — будто что-то большое и тяжелое приближалось ко мне слева. Я не знал, что это такое, но решил не паниковать — ведь если бы мне грозила опасность, ребята непременно предостерегли бы меня. Я уже собирался застегнуть молнию, как вдруг передо мной возник огромный кабан с большущими клыками.

Не чуя под собой ног, я метнулся к лестнице и в мгновение ока взлетел наверх, проклиная все на свете и дрожа как осиновый лист. «Какого черта вы меня не предупредили?» — накинулся я на своих товарищей. Но они даже не услышали! Повернувшись ко мне спиной, они напряженно вглядывались в чащу леса — оказывается, один из них заметил где-то там огонек, и оба тотчас же напрочь позабыли о моем существовании.

Здешние кабаны были размером с крупных свиней, но кроме внушительных габаритов и веса, у них вдобавок имелись здоровенные клыки и свирепый нрав. Злобные они как черти, особенно когда выкармливают потомство. Один местный лесник приручил кабана и весьма уместно нарек его Мордоворотом, поскольку тот был невероятно агрессивен. У меня были веские причины для опасений. Местные детишки, привыкшие ходить в лес, больше всего боялись не волков, а диких кабанов. Ни один волк не смог бы противостоять такому монстру в честном бою. Если повезет, целая стая может завалить молодую особь. Однажды я видел, как трое волков решили напасть на кабаниху. Так вот — стоило ей развернуться и двинуться в их сторону, как незадачливые охотники поспешно растворились в чаще леса, будто их тут и не было! В темноте я не раз, обмирая от страха, слышал треск сухих веток под мощными копытами, но, к счастью, мне больше ни разу не пришлось встретиться с диким кабаном лицом к лицу.

Примерно через неделю я собрал всю необходимую информацию, и можно было начинать работу с записями. В лесу жили четыре стаи. Эти волки отличались от североамериканских: их семьи были значительно меньше, и они не так много времени проводили вместе — возможно, из-за активных поисков пищи. Две из четырех семей оказались просто парами. Самая большая стая насчитывала пять волков, включая щенков. Я исследовал границы территорий между ними, что было совсем несложно — аммиачный запах их желез в некоторых местах аж глаза ел. Но, судя по всему, они часто покидали свои владения и уходили за русскую границу. Последняя представляла собой линию белых столбов с красными верхушками, всего сантиметров в семьдесят высотой, зимой целиком погребенных под снегом. В таких условиях ничего не стоило заблудиться, и я неоднократно попадал в нелепые ситуации, пытаясь объяснить горячим русским пограничникам с винтовками, кто я такой и что я здесь делаю. Однако вскоре я привык — надо было просто кричать: «Wilk! Wilk! Wilk!», то есть «волк» по-польски, и стараться как можно быстрее извлечь из-под многочисленных слоев одежды документы, выданные мне польскими властями и подтверждающие, что я — мирный исследователь, изучающий волков.

К сожалению, лесники не разрешили мне ставить магнитофонные записи на территории леса. Они не возражали, когда я выл сам, но на звуковое оборудование наложили вето. Поэтому мои ассистенты установили его на ферме Станислава. Волки слышат отдаленные сигналы за пятнадцать километров. Не знаю, подействовала ли наша уловка, но вскоре поблизости раздался одиночный вой волчицы. Я ответил, и она повторила призыв, уже не угрожая, а выясняя, где я нахожусь. Она просила о помощи, и я выказал готовность присоединиться к ней. Так мы перекликались добрых две с половиной недели. Все это время я оставлял ей сообщения, помечая территорию своим запахом и выедая из остатков их добычи то, что подобает есть среднему по рангу члену стаи: мясо и содержимое желудка. Меня не покидало ощущение, что волчица не спускает с меня глаз. Казалось, она следует за мной повсюду. Я то и дело улавливал краешком глаза движение среди деревьев.

Однажды утром я, как обычно, брел по лесу и вдруг чуть не наткнулся на волчицу. Она стояла на тропинке, не дальше чем в шести или семи метрах, и смотрела на меня. Это продолжалось секунд сорок, почти минуту. Слишком долго для зверя, знакомого с охотничьим ружьем. Потом она исчезла. Это было прекрасное животное, на вид в самом расцвете сил, сытое и довольное жизнью. Несомненно, именно ее зов я слышал все это время. А как-то утром, склонившись к реке, чтобы попить воды, я вдруг почувствовал рядом чье-то присутствие. Медленно обернувшись, я вновь увидел свою красавицу, на расстоянии всего нескольких шагов.

К сожалению, я не мог дольше оставаться в Польше, и мне так и не удалось выяснить, смогу ли я подойти к ней еще ближе и стать членом волчьей стаи, как в Айдахо. Но все равно для меня это было важным достижением. Я понял, что, сколько бы зла люди ни причинили волкам, если прийти к ним на их условиях — как много лет назад я впервые приблизился к лисам — и показать им, что ты не представляешь опасности, они непременно ответят тебе доверием.

Настало время для следующего эксперимента с записями. Я обещал Станиславу, что найду способ отвадить волков от его фермы. Теперь, вооруженный новыми знаниями, я мог попробовать выполнить свое обещание.

Мой план был очень прост. Я собирался снабдить фермера обыкновенным магнитофоном с динамиками — точно таким же, как тот, что я использовал сам, когда пытался установить границы территорий между стаями. Все, что требовалось сделать, — это создать у волков иллюзию, что ферма Станислава и прилегающие к ней земли уже захвачены другой, более сильной группировкой. Если записи будут достаточно убедительными, то, согласно моей теории, набеги прекратятся.

Я показал Станиславу, как обращаться с магнитофоном, — благо я привез с собой совсем примитивный аппарат. Глупо было бы тащить в эту глушь мощную стереосистему, способную вызвать землетрясение на Ямайке. Моя же конструкция была недорогой и легкой в обращении — как раз то, что нужно бедной крестьянской семье. Я дал им кассету с записью воя стаи, насчитывающей пять самцов — больше, чем в самом многочисленном из местных волчьих семейств. Это была нешуточная угроза. Они подавали сигнал всем непрошеным гостям, что ферма Станислава — это их угодья и сюда лучше не соваться. Я рассказал ему, в чем состоит различие между звуковыми сигналами у волков. Когда во время охоты стая вступает на новую территорию, они издают сигнал-ориентир, дабы удостовериться, что они при этом не нарушают границы чужих владений. Фермер тут же ответил, что он и сам не раз удивлялся, почему вой иногда звучит так, а иногда иначе. Приятно было работать с человеком, столь чутким к окружающему миру. Он сообщил мне, что перед нападением волки обычно воют высоко, а после — низко. Я объяснил, что низкий вой — это сигнал защиты территории. Совершив убийство на новом месте, волки сообщают окружающим, что теперь они здесь хозяева.

Я сказал, что как только он услышит высокий вой, нужно сразу же включить запись и не выключать, пока и ответ из лесу не прозвучит сигнал отступления. Я не сомневался, что все пройдет именно по этой схеме. Станислав сразу уловил логику моих рассуждений, и ему не терпелось опробовать план в действии. И когда два года спустя я снова приехал в Польшу, чтобы снять документальный фильм о местных волках, он был вне себя от радости. Наш замысел полностью удался, и с тех пор на его ферме воцарились мир и покой.

Работать с польскими фермерами было куда легче и приятнее, чем с хозяевами ранчо в Айдахо. В отличие от последних, европейцы изначально уважали волков и были готовы к сотрудничеству. Станислав вовсе не считал, что волков следует стереть с лица земли. Он просто хотел защитить от них свое стадо. А все американцы, которых я встречал, как это ни грустно, были убеждены, что «хороший волк — это мертвый волк».

Перед моим отъездом Ромек загорелся желанием показать мне Беловежскую пущу — один из старейших заповедников в Польше, взятый под охрану ЮНЕСКО. Он располагался к югу от нас. Удивительное место! Там обитает одиннадцать тысяч видов, включая европейских бизонов — зубров, а растительный мир по разнообразию ничуть не уступает животному. Но парк ежегодно посещают тысячи туристов, и волки реагируют на такое столпотворение, подозрительным образом меняя свои повадки. Возможно, из-за этого лесникам удается гораздо ближе подходить к ним, чем в Роминтенской пуще. Один человек даже рассказывал мне, что как-то раз видел двух волков на лесной тропе для туристов. Сначала он принял их за собак, потому что волки обычно не пользуются человеческими дорогами. Но, приглядевшись, он уже не сомневался, что эта пара — волк и волчица. Она бежала по прямой, а он сновал туда-сюда по обеим сторонам дороги между деревьев, выгоняя из лесу какую-то мелкую добычу, которую волчица потом схватила. Hо так обычно охотится собаки, а не волки.