Свой среди волков

Глава 5 За родину, за королеву

Оглядываясь назад, я с удивлением понимаю, что все события моей юности так или иначе готовили меня к будущей жизни с волками, хотя частенько очевидной связи вроде бы и нет. Однажды я с тремя моими приятелями оказался в Кингз-Линн. Одному из них были срочно нужны деньги, и мы занимались тем, что взламывали автомобили в маленьких безлюдных переулках и вынимали из них радиоприемники. Нельзя сказать, что я очень горжусь этим. Вдруг один парень заметил, что в нашу сторону направляется парочка полисменов. Мы побежали в сторону главной улицы — они последовали за нами. Нам нужен был какой-нибудь крупный магазин, где можно затеряться в толпе. Но, видимо, был выходной день или какой-то праздник, потому что, несмотря на ранний час, везде было уже закрыто. Везде, за исключением призывного пункта. Внутри гостеприимно горел свет. Задыхаясь, мы нырнули туда и заявили, что умираем от желания пополнить ряды британской армии. Думаю, за всю неделю к ним не являлось столько новобранцев. Нас приняли с распростертыми объятиями и сразу же увлекли в одну из внутренних комнат, где стали показывать фильм об армейской жизни. Повезло так повезло.

Фильм произвел на меня впечатление. Да такое, что на протяжении следующих семи лет все это стало частью моей жизни. В тот вечер мы все подписали контракт, но лишь один я пошел дальше. Я прежде не думал о военной карьере, и, если бы нам не случилось тогда удирать от полицейских, подобная мысль вряд ли пришла бы мне в голову. Но теперь, чем больше я узнавал об армии, тем яснее мне представлялось, что служба родине — дело как раз по мне.

Наши отношения со Сью к тому времени зашли в тупик. В свои двадцать два года я был ужасно агрессивен, замкнут и нелюдим. Все, чего я хотел, — это поскорее убраться из Норфолка. Казалось, здесь меня уже не ждет ничего хорошего. К тому же мне всегда нравились жизнь на свежем воздухе и физические упражнения. Я был с детства приучен к дисциплине и привык беспрекословно выполнять приказы — так меня воспитывал дедушка. Как раз то, что требуется хорошему солдату. В одном интервью меня спросили, почему я пошел в армию. В ответ я рассказал про радиоприемники. Кажется, они решили, что я шучу.

Первым делом меня отправили на учения в Вулидж. Я провел там пару месяцев. Двое наших инструкторов были из 29-го особого полка Королевской артиллерии. Одного из них, полковника запаса, звали Джон Морган. В свое время он был зачислен в спецназ, но из-за полученной в процессе травмы не прошел последнего этапа отбора. Могучий, уравновешенный, честный и рассудительный, он производил впечатление человека, способного выстоять в любых испытаниях, и вместе с тем опасного противника, с которым шутки плохи. Если бы я стал называть имена тех, кто был для меня в жизни примером мужества, героем, вроде моего деда, то Морган, без сомнения, пополнил бы этот список.

Его коллегами были Ушастик Вильямс, прозванный так за большие уши, и коротышка по фамилии Корбет, которого мы окрестили «Ронни», в честь известного актера[3]. Это был не человек, а динамо-машина. Он никогда не останавливался — лично мне казалось, что он и ночью, во сне, продолжал кувыркаться и отжиматься. Инструкторы по очереди устраивали нам то, что мы называли «бергенскими забегами». Нужно было пять или шесть миль бежать в полном снаряжении, волоча в заплечном мешке всякой всячины килограммов на двадцать пять. Это издевательство дополняло обычные учения и имело целью держать нас в должной форме. Я всегда молился, чтобы в следующем забеге нас вел Джон Морган, потому что он бежал в умеренном темпе, как и я сам. Остальные загоняли нас чуть не до полусмерти.

По результатам письменных тестов я был признан одним из лучших и получил возможность выбирать, в каких войсках служить. Просмотрев фотографии, на которых люди спускались с вертолетов на веревках и пробирались сквозь сугробы на лыжах, и посоветовавшись с Джоном Морганом и Ушастиком Вильямсом, я остановил свой выбор на 29-м десантном полку Королевской артиллерии. В то время он базировался на корабле ВМС под названием «Дрейк» — плавучей казарме на южном побережье, в трех милях к югу от Плимута. Главный штаб полка располагался в величественной крепости семнадцатого века, в самом центре Плимута, окруженной двадцатиметровыми стенами, построенными для того, чтобы отражать атаки голландцев. Почти сотню лет эта цитадель обеспечивала надежную защиту побережья. Правда, когда я прибыл на службу, в 1986 году, здание было на реставрации, и весь личный состав штаба 29-го, воспользовавшись случаем, переместился в более современную постройку конца XIX века.

29-й был полком артиллерийской поддержки — частью дивизии тяжелой артиллерии, которая обеспечивала прикрытие 3-й десантной бригады морских пехотинцев. Проще говоря, когда пехотинцы высаживались на побережье, мы должны были вести заградительный огонь. На самом деле наш полк располагался, как говорится, между двух стульев. Нас нельзя было в полном смысле слова отнести ни к морским войскам, ни к сухопутным — отчего и те и другие нас в общем-то недолюбливали. Мы повсюду следовали за морскими пехотинцами, а так как 3-я бригада специализировалась на экстремальных климатических условиях, наши учения проходили во всевозможных экзотических местах — на севере, в джунглях и в пустынях.

На «Дрейке» мне пришлось туго, как никогда, — и это говорит человек, который несколько лет проработал кровельщиком, таская по лестницам целые штабеля черепицы. Мы круглые сутки отжимались, подтягивались и делали приседания, тренируя силу и выносливость. По сравнению с этим марш-броски под руководством Ушастика или Ронни казались детскими игрушками.

День за днем мы тренировались до полного изнеможения. Иногда нам устраивали тесты по три раза на день. Мы были загнаны, измучены, вымотаны до предела — морально и физически. Вечером я падал в горячую ванну, уверенный, что никогда больше не смогу ходить. Завтра всегда наступало слишком быстро. Но все эти мучения имели определенную цель. Как солдаты спецназа, мы должны были уметь не просто выжить на вражеской территории, но и сохранить присутствие духа, чтобы продолжать сражаться и защищать себя. Иначе в подразделении от нас не было бы никакого толку.

В перерывах между выматывающими физическими упражнениями мы посещали курсы военной тактики, проходили тренинги на выживание в экстремальных условиях, учились читать карты, держать в порядке снаряжение и ориентироваться на местности. Короче говоря, нас готовили к высадкам под покровом темноты на вражескую территорию — «по морю, по воздуху и по земле», как гласил девиз подразделения.

В период обучения нас называли «шапками», что негласно рифмовалось с «тряпками», так как мы носили неприметные береты грязно-красного цвета. Последним шагом к получению вожделенных Зеленых Беретов должен был стать восьмичасовой марш-бросок в тридцать миль вокруг Дартмура. Нужно было попеременно бежать и идти в полном снаряжении. Обычно по итогам этого теста отсеивалось около сорока процентов участников. Испытание было очень тяжелым, но вся наша команда уложилась в заданное время. После не было ни наград, ни Церемоний. В конечном пункте нас ждала группа инструкторов, и когда мы, еле волоча ноги, в полуобморочном состоянии, перевалили через финишную черту, они швырнули нам по Зеленому Берету. Я до сих пор помню, каким был на ощупь материал и что я испытывал, сжимая его в руках, когда мы, замерзшие и измученные, возвращались на базу в кузове грузовика, а именно — чувство ни с чем не сравнимой гордости. Это было самое грандиозное достижение за всю мою жизнь.

Но успех не принес нам послабления. Даже наоборот. Мы на восемь или девять месяцев покинули базу, и места, в которых теперь проходили наши учения, были совершенно невероятными. Я думал, что хорошо знаком с особенностями жизни на природе, но поля и леса в дебрях Норфолка не шли ни в какое сравнение с ледяными пустошами зимней Норвегии. Окажись там, в минус двадцать по Цельсию, человек без специальной подготовки — он бы долго не протянул. Мы в совершенстве постигли науку выживания. Я узнал, как правильно вести себя, чтобы не замерзнуть и не заболеть, какую пищу нужно есть, чтобы не просто утолить голод, но еще и помочь телу сохранять тепло, в каких местах следует переходить замерзшие озера и как обернуть особенности этой негостеприимной местности себе на пользу. Например, можно повысить температуру окружающего воздуха с минусовой температуры до плюс двух по Цельсию, попросту выкопав себе нору в снегу. Нас учили, где и как это делать, чтобы затратить минимум времени и энергии.

Когда мы совершали дальние переходы, идущий первым — тот, кто прокладывает путь в снегу — сменялся через каждые пятьсот метров. Его место занимал следующий в строю, а он сам становился последним. Это делалось потому, что в глубоком снегу гораздо легче идти по чьим-то, уже проложенным, следам, а так как предполагалось, что по достижении цели нашего пути мы все должны будем сражаться в равных условиях, каждому солдату надлежало сохранять хорошую физическую форму.

Меня всегда удивляло, как люди до этого додумались. Но однажды, наблюдая за волками в горах Айдахо, я обратил внимание, что они используют тот же самый прием. Идущий первым через какое-то время отходит в сторону, пропуская остальных, и замыкает строй, чтобы к моменту, когда нужно будет убивать добычу, каждое животное сохранило достаточно сил и энергии для эффективных действий. Думаю, что инуиты переняли этот способ у волков, а от них уже ему научились наши специальные отряды, проходившие учения в тех местах.

Армейская подготовка очень пригодилась мне во время работы с волками. Все, что я узнал, было так или иначе применимо к их поведению. Разные техники выживания, использование элемента неожиданности, атака на незнакомой для врага территории. У одного нет шансов против дюжины, но ситуация радикально меняется в его пользу, если он знает местность. Волки прекрасно это понимают. Они не нападают, не удостоверившись, что ситуация обеспечивает им должное преимущество над противником. Я видел, как трое волков одержали победу над огромным медведем, просто избрав для финальной схватки темное время суток. Они выждали, пока сумерки станут достаточно густыми, чтобы медведь перестал их видеть — он-то, по сути, дневное животное, в отличие от них.

Мое подразделение не посылали ни в Афганистан, ни в Ирак. Единственные военные действия, в которых я принимал участие, проходили в Северной Ирландии. Зато нам довелось побывать в так называемых «рейдах доброй воли» в составе делегации Объединенных Наций. Особенно мне запомнилась операция на Кипре, где мы охраняли нейтральную зону между турецкой и греческой частями острова. Однажды я выехал на турецкую сторону, чтобы доставить провизию. Я сидел за рулем грузовика, и со мной был еще один парень. Местные активисты сразу потеснили нас и начали сами раздавать еду. Если возникали какие-то проблемы, они тут же прибегали к насилию. Я скептически оценивал эту миссию — думаю, мы всего лишь помогали богатым стать еще богаче, а бедным — еще беднее.

Я стоял в стороне и ждал окончания процедуры. И тут мне на глаза попалась старушка, с трудом катившая деревянную тележку по камням мостовой в направлении нашего грузовика. Ее обветренное лицо было сплошь покрыто морщинами, одета она была в черное, как и большинство местных женщин. Наши помощники не обращали на нее никакого внимания, поэтому я между делом наполнил ее тележку всякой всячиной и, сопровождаемый неясным бормотанием старухи, покатил обратно к дому, который находился метрах в семистах от нас. Я ни слова не знал по-турецки, а она — по-английски. Но когда мы оказались у двери, она молча поблагодарила меня, сжав мою руку в своих. После этого турчанка сделала невероятную вещь — взяла с тележки самое красивое яблоко и стала настойчиво совать его мне в руки. Я пытался объяснить ей, что это лишнее, что у меня еды вдоволь, но она и слышать ничего не хотела. Нас-то кормили до отвала по три раза в день. А у нее не было ничего! Такое великодушие вызывало благоговейный трепет. Традиции и воспитание не позволяли ей оставить добрый поступок без награды. И как бы я ни восхищался миллиардерами, которые жертвуют целые состояния на благотворительность, это ничто по сравнению с простым жестом человека, умирающего от голода, но сохранившего честь и достоинство.

Я любил армию по многим причинам, и подобные моменты были определенно из их числа. Кроме того, после стольких лет одиночества я от души наслаждался чувством товарищества. Мне нравилась активная жизнь на свежем воздухе, и я искренне верил во все принципы, на которых держались вооруженные силы. Это помогало мне ощущать себя нужным и значимым. Дисциплина и строгий порядок внушали мне спокойствие и уверенность. Среди сослуживцев я был как в родной семье, и мне хотелось сохранить это положение на долгие годы. Я думал, что всю свою жизнь проведу в армии. Позднее, ведомый этой мыслью, я даже решил поступить в спецназ военно-воздушных или военно-морских сил.

Обычно из сухопутных войск можно было перейти в SAS, десантные части особого назначения, а из военно-морского подразделения — в SBS, спецназ морской пехоты. Но правительство как раз ставило эксперимент, в рамках которого допускался перекрестный прием. Я вызвался добровольцем на серию пробных испытаний. Учения морского спецназа проходили в Пулской гавани и ее окрестностях — тут я справился без особого труда. Далее я отправился в Уэльс на учения SAS… и угодил в мясорубку. Правда, я прошел первый этап, но до Херефорда, где находилась база, так и не добрался. Я, конечно, был огорчен, но утешался тем, что хоть день выдержал. Из ста пятидесяти участников сорок рухнули на обочину дороги еще до наступления темноты. Их измученные тела валялись по всему национальному парку Брекон-Биконс как овечий помет.

Оказалось, что мне не суждено служить в спецназе. Как, впрочем, и сделать серьезную военную карьеру. Но время, проведенное в армии, стало для меня бесценным периодом подготовки к тому делу, которому я в итоге посвятил свою жизнь.