Весь вечер мы с Кларой занимались клубками – я решила все перенести в свою комнату, чтобы подальше от греха, ведь снова повторить то, что сделал Барнабар, я вряд ли смогу. Комнате становилась все захламленнее, но у меня была еще достаточно просторная ванная.
Я вызвала Дирка, и он с удовольствие выслушал мои пожелания – сделать стеллаж во всю стену для клубков и готовых изделий я решила мгновенно. Даже если дело не пойдет, хотя, куда оно денется, стеллаж пригодится. Кровать перекочевала ближе к левой стене, возле окна теперь жила моя рамка, а вот правую стену от окна до двери ванной будут украшать ячейки размером примерно пятьдесят на пятьдесят и глубиной сорок сантиметров. Сюда же должна уместиться пряжа, что должен отправить мне Джошуа.
Клара ходила за мной как нитка за иголкой, стараясь хоть чем-то помочь, но умудрялась ни разу не попасть под ноги. Эта женщина все больше и больше мне нравилась. Она хорошо вязала, и сейчас ее все это интересовало не меньше моего.
Когда клубки перенесли в комнату, уложив временно на тканевую подстилку, а сундуки остались открытыми в прихожей, выглядело все так, словно нас ограбили.
Я проверила наличие всех записок на клубках и успокоилась. Когда поняла, что страшно устала, и вспомнила, что хочу я или нет, но нужно зайти в комнату к Лауре настроение испортилось.
– Мама, как ты себя чувствуешь? - очень тихо обратилась я к женщине, что отложив вышивку, лежала сейчас на спине и смотрела в потолок.
– Я не так представляла нашу жизнь! – хриплым от кашля голосом заявила она даже не посмотрев в мою сторону. Я почувствовала, как внутри меня все закипает.
– А как ты себе ее представляла? – стараясь говорить спокойно, спросила я и присела на край кровати. Клара хорошо делала свою работу: шторы, что я сняла, она постирала и уже повесила на чистые окна, на полу не было и пылинки, вещи больше не валялись по всей комнате.
– Я воспитывала тебя в вере, и хотела, чтобы мы пришли к Богу нашему и его детям. Но после того случая, где ты чуть не умерла, тебя словно подменили. Ты больше не моя дочь!
– Твоя, только вот, жить больше по твоим правилам я не стану, - я говорила честно и открыто, хоть и побаивалась ее реакции и последствий, о которых просто не могла даже знать. Куда ее заведет это состояние, и что делать мне. Доктор сделал опеку надо мной, но работать я могла только от ее имени, и хорошо, что в этом мире нет еще виртуальных счетов, который мне пришлось бы оформлять на нее. Наличка всегда была идеальным вариантом для торговли.
– Мы все равно должны пойти в монастырь, Розалин, я обещала Богу и священнику, который был так добр ко мне все эти годы! – она закричала бы, но хрипы не позволяли, и она сейчас шипела на меня как гусь.
– К священнику, которому ты отдала все мое наследство, на которое отец планировал купить титул?
– Но тебе пришлось бы выйти замуж за какого-нибудь грязного барона!
– Не думаю, что в этом городе есть кто-то грязнее и ленивее тебя, матушка, - встав, заявила я. – Больше никакой церкви. Ты находишься на попечении доктора Барта, и из дома без его ведома ни ногой, иначе он заберет тебя в свою больницу. Пока у тебя есть сиделка, чистая комната…
– И нечестивая еда, - перебила она меня, - после такой еды мы точно не попадем к Богу нашему и Его Детям! – тщательно выговаривая имена всех этих призрачных созданий, заявила она.
– Эта еда поможет тебе не умереть от болезни. Как моему отцу…
– Твой отец умер только потому что вел жизнь полную разврата!
– Разврата? – я присела обратно, боясь услышать сейчас от нее что-то плохое о мужчине, которого знала только по рассказам, но уже практически боготворила.
– Да, для него главным всегда был доход и достаток, чтобы дома было как у богатых, чтобы одежде завидовали. Носился со своими клубками как курица с яйцами.
– Даже курицы носятся со своими яйцами, а ты тупее курицы, Лаура, потому что чуть не заморила свою дочь голодом! – снова встала я, понимая, что говорить с ней не о чем.
Я вышла за дверь даже не попрощавшись с ней. Там меня ждала Клара:
– Идем на кухню, девочка, я приготовила чай, она повела меня за собой, и продолжила разговор только когда мы сели: - За ней нужен глаз да глаз, мисс Рузи, она очень хитрая. Сегодня я два раза ловила ее возле двери в комнату. Она полностью оделась, и планировала уйти из дома.
– Ты точно не упустишь ее? Вдруг она сможет сделать это когда меня не будет дома, а ты заснешь?
– Нет, детка, не волнуйся. Дом всегда заперт, ее вещи я проверила – ключей у вас только два, один у вас, второй у меня, но я храню его не в кармане, - она улыбнулась.
– Ей намного лучше сейчас, я, конечно, этому рада, но теперь мы должны быть внимательнее, - я поблагодарила Клару за чай и прихватив с собой бутерброд с бужениной, поднялась в комнату. Из-за клубков здесь поменялся даже запах, и он помог успокоиться – мое дело было вполне реально, и продержаться надо было каких-то пару лет, а там… там я смогу все делать сама. Матушка может отправиться хоть в монастырь, хоть к дьяволу, но пока она должна быть при мне.
Утром Дирк принес в мою комнату доски, что заказывал по моему чертежу. Он обещал до вечера собрать этот простенький стеллаж, а я должна была отправиться на окраину города – в место, где отец закупал шерсть. Сейчас уже можно было купить летнины, главное – выбирать правильно – как научила Леова.
Дирк поймал экипаж, они с Кларой проводили меня, и отправились строить мой стеллаж. Этот адрес был совсем недалеко от дома, в котором жила Морти. Мне было удивительно, что они перестали заходить. Я прихватила плед, что сделала для Молли – вдруг и правда, получится встретиться – девушка будет рада такому подарку, а главное – ее мама, которая так много сделала для меня.
Сегодня мы ехали совсем в другую сторону, и я внимательно изучала город. Если вчера мы ехали к морю, куда я обещала себе еще вернуться, то сейчас дорога вела все дальше от берега.
– Мисс, коли не хотите пропахнуть, поднимите козырек, - крикнул возница, выдернув меня из размышлений. Я осмотрелась – слева и справа впереди курились небольшие костры.
– Что это?
– Здесь гонят смолу, все недовольны, ведь можно делать это прямо на берегу, но они утверждают, что это место всегда было за смолокурами, - хохотнул возница, и повернулся, чтобы помочь мне. Крыша поднималась как в детских колясках, и даже крепление было похожим. Я потянула за верх козырька, и он легко поддался, но потом пришлось поднажать, чтобы крепление выпрямилось полностью.
Лес мы увидели с небольшого пригорка, и именно он раньше примыкал к городу, а сейчас, как сообщил возница, говорливый как наши таксисты, весь пошел на суда. Лес был и правда хорош: прямые как стрела, голоствольные сосны, как кисти художника, своими пушистыми верхушками «мазали» по небу. Когда мы въехали на дорогу между ними, я опустила козырек и задрала голову вверх. Закружилась голова.
– Сколько же им лет? – скорее себе, чем вознице, задала я вопрос, но он услышал.
– Говорят, не меньше двухсот, мисс. А вы видать приезжая, коли так внимательно всю дорогу рассматриваете?
– Теперь живу здесь постоянно, - коротко и недовольным тоном ответила я, чтобы он перехотел задавать вопросы.
Через пару километров начались поля, и вот здесь я и увидела то, что мне было нужно в первую очередь – овец. Эта порода славится тем, что с весны до осени их можно стричь пару раз, и шерсть все равно будет не короче десяти сантиметров. Важно самой указать какую овцу стричь, и участвовать в процессе, наблюдать, чтобы не остригли грязную, или с кучей колючек – такую шерсть в прядильне не любят. Перед тем, как начать прясть, ее вычесывают на колючем валу – укладывают на щетинистый вал и лопатками с такими же щетками, размером с половник, прочесывают.
Только после этого ее сворачивают в небольшие рулончики и отправляют на прялку.
Дом, который был мне нужен, стоял прямо посреди поля, огороженного забором. Здесь гулял молодняк, значит, все основное стадо в поле, и, возможно, я приехала не вовремя.
Навстречу мне шла женщина, и в ее лице явно читалась ненависть к прибывшим. Я оглянулась к вознице:
– Мы приехали по нужному адресу? – неуверенно спросила я его.
– Да, именно тот, что написан на вашей бумаге, - уверенно ответил он. Я посмотрела на лист, где ровным почерком отца под адресом было подписано: «Шерсть брать сначала здесь».
Я была готова ко всему, потому что быстрая уверенная походка и выражение лица невысокой, полноватой дамы с убранными под косынку волосами говорили, что нам здесь не рады. Я готова была даже к тому, что она примется колотить меня, и рассчитала, как быстро я успею спрятаться за возницу.
– Уезжайте, я уже говорила, что не отдам детей! – не доходя пары шагов, громко закричала она. – Муж заплатит долги, и нас не заберут, надо пару дней всего, - вдруг я заметила, как ее плечи опустились, из бойцовского ротвейлера, что мчался на нас, она стала усталой побитой болонкой с поникшим взглядом.
– Миссис Фиц? – аккуратно спросила я.
– Да, это я, - в ее глазах вдруг появилась надежда, что я вовсе по другому вопросу.
– Миссис Фиц, меня зовут Розалин, я дочь Барнабара Элистера. Он покупал у вас шерсть. Отец умер недавно, - я опустила голову, и решила подождать – как она отреагирует на мою персону.
– Мисс Элистер? – она подошла вплотную к перегородке, вынула жерди, что перекрывали мне путь из деревянных пазов, вышла ко мне. – Идемте в дом, мисс, там и поговорим. Простите, что была так зла…
– Я понимаю, у вас проблемы?
– Да, муж и еще несколько фермеров противятся новым ценам. Их сильно снижают, потому что начали завозить шерсть из Испаниты. Но это очень плохая шерсть, а перекупщики не хотят теперь покупать по нашей прежней цене. Ваш отец всегда покупал у нас все, что было, и мы не знали забот. А летом пришлось взять в долг в королевской конторе.
– Мистер Фиц отказывается продавать дешево, правильно? – я поняла, что и здесь во всю лютует демпинг, но с ним можно бороться только доказав, что качество совершенно разное.
– Да, говорит, лучше пусть сгниет, но за эти деньги не отдадим, - она чуть не плакала, но продолжила: - Я уже его и умоляла, и ругала, но он словно не слышит меня, говорит, что, если мы согласимся сейчас, то всегда будем плясать под их дудку.
– Ваш муж прав, и если ваша шерсть лучше, со временем это будет ясно всем.
– Только вот, его заставят отрабатывать на королевских фабриках не меньше года, а детей у нас заберет церковь, потому что я работаю только по дому. А мне и овец придется продать.
– Ваш муж дома?
– Вся семья дома, только вот, он сидит в своей мастерской, и не разговаривает ни с кем.
– Ведите меня к нему, миссис Фиц, я кое-что придумала!
Она снова осмотрела меня с ног до головы, но решилась, и свернула с дорожки на протоптанную тропу, мы обошли дом и там я увидела низкую беленую избушку. Основной дом был добротным, каменным, с большими окнами, верандой, а избушка, с торчащей толстой трубой походила на дом гномика в лесу.
– Отец Фиц, к тебе пришла дочка Барнабара, хочет говорить, - крикнула миссис Фиц в дверной проем, но входить не стала. Мотнула головой в сторону темного дверного проема, мол, вот, хотела, иди!
– Мистер Фиц, простите, что пришла вот так, не зная вас, - я перешагнула порог, и мне пришлось очень низко наклониться, чтобы не удариться головой.
– Проходи, коли ты дочка Барнабара, мы тебе рады, только вот, было бы лучше, если бы пришел он сам…
– Он умер… - начала было я, но он перебил меня. Все это время он сидел спиной в высоком кресле перед окном. Тут он встал, и я чуть не улыбнулась умиленно – при том, что его жена была ростом мне чуть выше плеча, он был еще ниже! Реально, толстенький милый гном!
– Я знаю, Рузи.
– Вы знаете мое имя?
– Да, отец много говорил о тебе, мы посылали тебе подарки.
– Простите, я серьезно болела после его смерти, и сейчас не все помню. Но я приехала говорить совсем о другом… Я хочу заняться тем, чем занимался отец, - сейчас я думала о том, что или люди здесь несколько тормозные, или действительно, надо было знать всю эту систему. Почему он не мог сейчас отдать шерсть в прядильню, ведь готовую ее продать проще!
– Девочка, это не просто! Коли отец оставил денег, ты положи их на содержание, и тебе может и хватит до момента, как найдется жених. Обманут тебя – сдерут и за прядильню, и за покраску, - выдохнув тяжело ответил он.
– Нет, я не думаю. Все получится! Я уже нашла всех, с кем работал мой отец, встретилась, и теперь приехала к вам. Ваша жена сказала, что шерсть вы не продали.
– Нет, по той цене, что берут – не отдам, она в сто раз лучше, из нее вещи никогда не будут колючими. Нам через пару месяцев надо снова стричь овец, а я еще эту не продал.
– У меня есть деньги на прядильню, на покраску, а на покупку, боюсь, не хватит, мистер Фиц. Я готова написать расписку. Вот, мать находится под присмотром, а я под опекой доктора, но я могу подписаться подписью матери. У нас есть дом, вы знаете. Так что, если вы не верите, что деньги я верну, с распиской вы пойдете прямо в суд, - я протянула ему документы, что оформил для меня мистер Барт.
– Девочка, это слишком рискованно, - бурчал он себе под нос, разглядывая бумаги, наклонив листы к невысокому окну. Очки на цепочке с тоненькой железной оправой, что висели у него на груди он теперь водрузил на нос, и выглядел ну очень мило – добавь колпак и получится звездочет.
– А продавать ты где будешь? – вдруг за спиной раздался голос миссис Фиц.
– Я знаю места, куда готовую шерсть сдавал отец, только, сейчас начала думать, что в магазины и лавки скоро поступит та шерсть, что пришла из Испаниты, - я и правда, нервно кусала губы… Если по себестоимости та шерсть доступнее, значит, и готовая будет по бросовой цене. У таких перекупщиков одна цель – быстрый оборот, но здесь работают даже не перекупщики, а крепкий мануфактурщик, что решил поиграть в монополию.
– Вот о том и речь. У меня две дочери, и обе вязальщицы. Говорят, что уже в цеха завозят эту колючую и жесткую шерсть.
– Миссис Фиц, милая, так это нам только на руку! Скоро люди поймут, что она плохая, вот тогда и вспомнят о нашей, - я не думая, все уже считала сделанным, и шерсть – нашей.
– Сейчас Мариту крикну, она нам чаю принесет, да и сама расскажет, что там на заводе творится, - расторопность миссис Фиц меня покорила – женщина, не смотря на свои круглые пропорции передвигалась с грацией танцовщиц из «Березки».
– Я, и правда, не готов отдавать ее дешево, - словно сам с собой продолжил разговор мистер Фиц. Марита и Сесилия – взрослые барышни, а вот двое сыновей у меня еще и двенадцати нет. Оба уже помощники, но церковь любит бесплатный труд, так что, заберут их с превеликим удовольствием!
– Мистер Фиц, сколько нужно денег, чтобы отдать долг?
– Около ста серебряных, девочка, - грустно ответил он. Я понимала, что пока деньги за шерсть вернутся, детей заберут, а судя по тому, что я знала о местных церковниках, от детей не отстанут – бесплатная рабочая сила под видом благотворительности – слишком хороший куш.
– Это Марита, мисс Рузи, - раздалось за моей спиной. Я обернулась, и увидела симпатичную девушку с темными кудрями, что выбивались из-под косынки, завязанной назад узлом. Круглолицая, со вздернутым носиком, она была на голову выше матери. В руках у нее был округлый чайник.
– Идемте за стол, мисс Рузи, ваш отец много рассказывал о вас, но я не думала, что вы такая взрослая, - она осматривала меня так же внимательно, как и я ее.
– Видимо из-за того, что мать держала меня за маленькую девочку, и таскала за собой в церковь, но на деле я не такая, - улыбнулась я и почувствовала, как меня сзади подталкивает миссис Фиц.
Они быстро накинули на круглый небольшой стол скатерть, поставили кружки и чайник. Марита ушла и вернулась с небольшой корзинкой, в которых лежали булочки.
– Марита, расскажи, кому принадлежит фабрика, на которой ты работаешь, и что вы вяжете? Вяжете руками или на машинах?
– Фабрика лорда Велингтона, а вяжем мы и одежду, и одеяла. А из тонкой шерсти летние кофты. Еще есть ткацкий цех, там делают пальто и куртки. Много всего, мисс, лорду принадлежит вся фабрика, - чуть ли не с присвистом рассказывала она.
– Руками ничего не вяжете?
– Нет, это долго, руками вяжут только женщины для дома, - ответила она и отмахнулась.
– А ты дома вяжешь?
– Вяжу, и мама, и сестра – все умеем. Вещи на зиму, носки, чулки. Мы и прядем сами – наша шерсть не колется, она длинная и мягкая. Мы сами вычесываем ее, стираем, так что, для дома это бесплатная работа.
– А такое вот…. Как думаешь, это можно продать? - я решила показать свой плед, что приготовила для Молли. Встала, вернулась к порогу, где на табурете оставила свою пухлую сумку.
Я вынула туго стянутый плед, упакованный в наволочку. Специально долго развязывала шнурок, потом, не вынимая, подошла к окну, и вынув, положила свернутым на свободную часть стола.
Я наблюдала только за лицом Мариты, потому что девушка была искушена в изделиях – через нее проходило такое количество вязанных вещей в этом мире, что если это окажется не интересным, я замечу.
– Ох-х, - выдохнули и мать, и дочь одновременно. Марита, похоже, даже дышать перестала. Она потянулась к пледу, одновременно вставая:
– Это из нашей белой шерсти! – шепотом заявила она.
– Да, я нашла ее у отца в чулане, - подтвердила я. А еще, есть записка, где он пишет, что покупать нужно только у вас, и еще пары фермеров.
– Да, те двое живут недалеко, и тоже, не продали свою шерсть.
– Как вы думаете, Марита, за сколько его можно продать? – я наблюдала за тем, как она крутит и вертит его, пытаясь понять – как это можно сделать, но я знала и сама – пока не увидишь той рамки с гвоздями, ни за что не поймешь!
– Можно и за двадцать серебряных отдать, если их будет мало, мисс Рузи, ну, или если в разных цветах, только где вы столько цветов возьмете? – она мяла его, тянула, но форма оставалась прежней.
– В общем, значит, за десять можно продавать хоть сколько?
– Да, только не на рынке!Я думала о том, что сейчас нельзя поступить по-другому, думала о себе, об этой семье фермеров, о их беде. Всех не спасешь – это я знала точно, как и то, что сердца на всех не хватит, но есть моменты, когда просто невозможно пройти мимо. Это был тот самый случай.