Сыновья Тараниса

«Это было глупо», — пробормотал Молакос.

«Он сказал нам, чего мы хотим, и теперь твое имя снова стало секретом».

Гигант, убивший оптиона снаружи, наклонился и заговорил; маска делала его голос странно глухим: «Как нам добраться до Рима?»

Молакос вздохнул и, прежде чем вложить меч в ножны, вытер клинок о тунику мёртвого легата. «У Луктериуса есть сочувствующий торговец-рутени в Массилии, который может организовать для нас переправу. Пойдём, Могонт. Собери остальных из казарм. Наконец-то у нас есть цель. Массилия, а потом Рим».

Когда мужчина надел маску и капюшон, Каваринос заметил символ спереди плаща. Колесо и молния. Знаки Тараниса . Значит, Молакос и есть Таранис, не так ли? Самый могущественный из богов. А Катубодуа? Ворон войны. Он бы отдал деньги, чтобы узнать, кто скрывается за этой маской. Женщины-воины были редкостью. И Могонт тоже? Даже когда здоровяк повернулся и ушел вместе с остальными, Каваринос увидел на его плаще зазубренную стилизованную гору, отождествляющую его с Могонтом — владыкой гор. Боги. Двенадцать богов. Было бы интересно посмотреть, какие еще символы он сможет распознать и какими богами они себя выдают.

Но еще важнее было то, что он узнал об их истинной сущности и цели.

Ибо он знал Молакоса…

Охотник, который был любимцем Луктериуса и которого Каваринос считал погибшим в Алезии. Похоже, он выжил, хотя бы в изуродованном виде. Когда люди исчезли из дома на площади, присоединившись к своим товарищам, арвернский принц поднялся со своего места у окна, раздираемый выбором. Это не должно было его касаться. И всё же это было не его дело. Действительно .

И поскольку это было его делом, а двенадцать из них заявили о намерении найти и, предположительно, освободить его кузена, великого короля арвернов, он по праву должен был разделить с ними свою судьбу. Но практичный человек Каваринос, знавший, что Галлия теперь во власти Рима, и ничто не остановит этот поток, видел в затягивании революции лишь новые ужасы и насилие. Лучше бы Верцингеторикса убили в Алезии. Лучше для него. Лучше для племён. Лучше для всех.

Массилия.

Фронтон был в Массилии. Почему это пришло мне на ум?

Он сразу понял ответ на этот вопрос. Ведь, несмотря на то, что Каваринос был призраком, парящим в эфире, оторванным ни от своего народа, ни от завоевателей, Фронтон оставался единственным человеком, на чьё мнение он мог положиться. Римлянин говорил разумные вещи на протяжении всей войны и даже был одним из тех, кто выступал за мирное решение проблемы спасения племён. Фронтон знал, что делать.

Ему пришла в голову ещё одна мысль. Молакос ненавидел римлян больше всех, кого когда-либо встречал Каваринос. Даже больше, чем Верцингеторикс. А Фронтон уехал торговать вином в Массилию. Каковы были шансы, что Молакос и его безумная, мстительная группа пройдут через этот великий порт, не услышав рассказа о бывшем соратнике Цезаря, который там жил? И когда это случится, Каваринос не даст и двух медных монет за шансы Фронтона.

Всё ещё не определившись со своей точкой зрения на конечную цель Молакоса, он, по крайней мере, теперь был твёрдо уверен в одном: ему нужно было опередить замаскированных «богов» в Массилии и предупредить Фронтона. Затем он мог бы обратиться к Фронтону за советом по другим вопросам, как только бывший легат переберётся в безопасное место и избежит гнева «Тараниса».

Тогда — Массилия. На полной скорости.

Глава двенадцатая

Офицеры старшего штаба Цезаря сидели полукругом напротив полководца за его заваленным бумагами столом. Здесь не было ни одного человека рангом ниже легата, и Вар удивился отсутствию обычной массы офицеров – старших трибунов с вексиллирующими командами, префектов вспомогательных войск, префектов кавалерии и обычных статистов, таких как гений инженерного дела Мамурра. Похоже, присутствовать требовалось только от самых высокопоставленных.

Он обернулся, увидел, что Брут смотрит на него с тем же любопытством в глазах, и улыбнулся. В те времена, когда армией командовали, как правило, серьёзные, карьеристки, с отсутствующим или почти отсутствующим чувством юмора, компания Брута на этот сезон была просто даром небес. Большинство ветеранов уже так или иначе ушли, и товарищество, царившее в первые дни кампании, сейчас заметно ослабло. Тем не менее, война почти закончилась, и вскоре все они будут привыкать к мирной жизни, поскольку их великий покровитель больше не нуждался в их боевых талантах.

Конечно, короткая кампания против белловаков ощущалась как настоящая война, но, по правде говоря, это было мелочью по сравнению с гигантскими полевыми сражениями и осадами, в которых армия участвовала в предыдущие годы. Число жертв в битве с белловаками было приятно низким, и армия всё ещё чувствовала себя спокойнее, чем когда-либо за последние годы, уверенная, что это последний бой. Галлы, казалось, были подавлены, а белги пали под римским сапогом.

Действительно, в течение двух недель после окончания этого восстания Цезарь со своей армией двинулся на земли атребатов, движимый желанием отомстить предателю Коммию, а затем на земли эбуронов, которые так беспокоили Рим в последние годы. Оба племени были запуганы и ослаблены, но полководец лишил их всех оставшихся у них активов.

Вар и Брут долго говорили об этом в уединении его шатра.

И вот армия снова оказалась на юго-западной окраине земель белгов.

Генерал закончил нацарапывать список на пергаменте и выпрямился, быстро пересчитав всех своим пронзительным взглядом. Видимо, довольный результатом, он потёр висок, а затем прочистил горло.

«Пришло время снова разделить армию», — сказал генерал. «Север, по моему мнению — и по мнению тех, с кем я консультировался, — уже урегулирован. Шансов на восстание здесь почти нет. Северные галльские племена обезлюдели, обеднели и не в состоянии причинить беспокойство, а теперь и белги оказались в таком же положении. Более того, в стране мало мест, где ещё можно собрать отряд, не говоря уже об армии, поэтому теперь легионы можно перераспределить по назначению».

Мирные назначения ? Вар нахмурился. Рим так не поступал. Легионы формировались для войн и распускались по их окончании. Некоторые из них иногда сохранялись на деньги своего патрона, когда другие районы выглядели неспокойными, или когда патрон ожидал назначения в трудную провинцию, или даже если сенат решал, что они ещё пригодятся, но большинство распускалось, когда в них отпадала необходимость. И уж точно армия такого размера – редко встречавшегося в истории Рима – не стала бы постоянно мобилизованной, учитывая, что Цезарь вскоре должен был перейти к консульской должности и остаться в Риме на некоторое время.

«Треверы всё ещё представляют собой определённую угрозу, — продолжал генерал. — Несмотря на неоднократные кампании против них на протяжении многих лет, мы, как правило, прощали их, и эти болваны всегда пользуются этим, чтобы снова поднять бунт, как только появляется такая возможность. Пора окончательно лишить их боевой дух и боевой дух, поставить их в такое же положение, как и их собратьев-галлов».

Так что не все так спокойно …

«Лабиен, ты мой самый способный командир-ветхиллатор, твои навыки не раз доказывались. Тебе я поручаю окончательное усмирение треверов. Они граничат с германскими племенами, которые продолжают угрожать и разжигать беспорядки с помощью таких людей, как Коммий, и ты также уполномочен, если поступит информация, разобраться с этим конкретным предательским мерзавцем. Возьми Седьмой легион, — он быстро кивнул Планку, легату Седьмого, сидевшему рядом, — который является одним из самых опытных и сильных моих легионов как по духу, так и по пергаменту. Тебе придётся пойти немного кружным путём и пройти мимо Агединка, где ты также встретишь Первый. Они, возможно, и были в этой армии недолго, но это консульский легион, набравший опыт много лет назад при Помпее». Они вернутся к своей прежней роли в конце года, но до тех пор, имея в своем распоряжении два ветеранских легиона, вы не столкнетесь с какими-либо проблемами со стороны треверов».

Вар пристально посмотрел на Лабиена, сидевшего со шлемом на коленях. Его волосы были гораздо седее, чем он помнил, когда они впервые встретились восемь лет назад. Лабиен профессионально кивнул.

«Разделите всю добычу, включая рабов. Одна половина будет отправлена через долину Родана в Массилию. Остальное будет разделено между людьми так, как вы сочтете нужным. Я с нетерпением буду ждать вестей о вашем успехе».

Лабиен снова кивнул и сел молча.

«Фабий».

Легат выпрямился, услышав свое имя.

«Согласно моим последним отчетам, наиболее проблемные районы находятся на западе и юго-западе».

Фабий нахмурился. «Прошу прощения, полководец, но разве Каниний уже не там с Пятым и Пятнадцатым полками?»

Цезарь кивнул и сложил пальцы домиком. «Это так, но масштабы этого региона весьма впечатляют. В регионе обитает около пятнадцати племён, занимающих земли между Пиренейскими горами и рекой Лигер, граничащие с западным морем. Многие из этих племён лишь косвенно участвовали в восстании прошлого года, поэтому их численность выше, чем у других. Учитывая, что у Каниния всего два легиона: один был недавно сформирован в прошлом году и во многом ещё молод, а другой часто держат в резерве, мне кажется разумным послать туда дополнительных людей, чтобы обеспечить стабильность в регионе».

Фабиус кивнул в знак понимания.

«Ты возьмёшь Восьмой и Девятый Росция, — снова кивнул Росцию, — два моих самых опытных легиона — и присоединишься к Канинию на его базе в Новиодунуме. К осени я хочу спать спокойно, зная, что запад и юг либо с радостью трудятся ради достижения цели галло-римского будущего, либо подавлены настолько, что не захотят и не смогут даже подумать о восстании против нас. Я надеюсь на мирное, позитивное решение, но с четырьмя легионами и вспомогательной поддержкой ты, конечно, установишь мир и стабильность в конце гладиусного боя, если это потребуется».

Еще один кивок.

«Варус?»

Командир кавалерии немного приподнялся и сосредоточился.

«Ты возьмёшь крыло кавалерии и присоединишься к Фабию на западе. Армия будет двигаться быстро и налегке, пополняя запасы на разных станциях по пути, и ему может понадобиться поддержка быстрой и подвижной кавалерии, особенно учитывая холмистую местность, которая, насколько я понимаю, является нормой на юго-западе».

Варус кивнул.

Вот и всё. Новое подавление племён. По крайней мере, юго-запад был новой территорией для Вара, и он увидит другую местность и услышит другие языки. Странно, что за эти годы он настолько привык к северу и востоку Галлии, что даже не зная родного языка и не предпринимая целенаправленных попыток его выучить, начал узнавать слова и корни имён. Он уже помнил дюжину их богов и мог определить многие племена по их символам и цветам. Аквитаны и их соседи были – как однажды сказал ему Красс – так же далеки от остальных галлов, как сицилийец от римлянина. И Вар вспомнил, как однажды пытался уловить слова песни, которую пел сицилиец в таверне, и сквозь сильный акцент и странные идиомы угадывал, пожалуй, одно слово из трёх.

Новые земли.

«А Брут?» — продолжил Цезарь.

Итак, Брут, похоже, не приедет. У полководца было для него другое задание. Фабий и Каниний были хорошими людьми, но Вар с трудом представлял себе, как он будет сидеть до поздней ночи с бокалом слегка разбавленного вина и покатываться от смеха, предаваясь забавным воспоминаниям с кем-то из них. Молодой офицер с интересом поднял взгляд через палатку.

«Тебе я поручаю самую важную задачу».

Эта фраза привлекла внимание всех присутствующих, и офицеры одновременно слегка наклонились вперед.

«Добыча, добытая за последние несколько недель похода, собрана в Дурокортероне, где ремы её тщательно охраняют и обеспечили эскорт из повозок, животных и лошадей. Вы заберёте этот обоз и сопроводите его в Агединкум. Там вы обнаружите, что под надзором гарнизона собралось множество других колонн с повозками. С ними ещё несколько последних рабских цепей, но большая часть конвоя будет состоять из повозок с добычей. Как только повозки Дурокортерона присоединятся к общей массе, вся колонна двинутся на юг через Бибракту и Вену под вашим командованием. Все доступные корабли будут ждать в гавани Массилии – я уже уведомил тамошние власти о вашем приближении. Помните о беспрецедентной ценности колонны. Она станет великолепной добычей для нашего врага, и хотя я не вижу ни одного племени, у которого хватило бы ни сил, ни смелости попытаться заполучить такой трофей, вы должны принять все меры предосторожности».

Вар взглянул на Брута, который был спокоен и молчалив, хотя его пальцы нервно барабанили по подлокотнику кресла, и неудивительно. Это поручение могло сделать карьеру или сломить её. От Вара не ускользнуло, что поручение было поручено одному из родственников полководца, возможно, единственному человеку, которому Цезарь мог доверять в полной мере.

«Охрана, Цезарь?» — тихо спросил Брут.

Помимо коня Реми и различных небольших эскортов, сопровождавших каждый отдельный конвой к Агединкуму, вы возьмёте с собой Двенадцатый легион. Они будут сопровождать конвой на протяжении всего пути. По прибытии в порт Массилии флот и его морская пехота возьмут на себя ответственность за эскорт, оставаясь под вашим командованием, а Двенадцатый легион направится в Матиско, к границе с Нарбонской республикой, где займёт роль гарнизона, защищая интересы римской провинции от последних вспышек галльской войны.

«А куда направляется конвой, Цезарь?»

Генерал поджал губы, и Вар понял, что генерал намеревался раскрыть интимные подробности задания лишь в тихой беседе с кузеном после инструктажа. Однако быстрый взгляд по сторонам, похоже, убедил Цезаря, что он может спокойно говорить перед присутствующими. В конце концов, именно поэтому большая часть офицерского корпуса отсутствовала.

«Флотилия перевезёт повозки в Остию, где вы проконтролируете перегрузку на баржи, которые также подготовлены заранее и должны ждать вас пустыми. Вы доставите весь караван за один рейс до торгового центра Рима, а затем через город к Квиринальскому холму и дому Гая Сервилия Каски Лонга рядом с храмом Салуса».

Брут нахмурился. «Каска, генерал? Могу я узнать о…»

«Нет», — оборвал его Цезарь, бросив на него острый взгляд. «Нельзя. Любопытство — хорошая черта студента, но оно часто вредит хорошему офицеру. Сервилий Каска ожидает прибытия колонны. Он проследит за перевозкой рабов на греческий стадион и уже распорядился о повозках и их содержимом».

Он наклонился вперед, словно разговаривая с одним Брутом, игнорируя все остальные завороженные лица.

«Помни, Децим Брут, что этот конвой должен добраться до Рима целым и невредимым. От его прибытия зависит очень многое, и если ради этого придётся погибнуть всем всадникам Ремов, Двенадцатому легиону и флоту, то они погибнут. Ты меня понимаешь?»

Брут кивнул в знак согласия, все еще молча, смягченный резкими словами Цезаря.

«Очень хорошо. Остальные останутся со мной и оставшимися силами. Нам ещё предстоит выполнить несколько заданий на севере, прежде чем мы снова двинемся на юг, но сейчас я воспользуюсь возможностью и дам вам всем конкретные поручения».

Остальная часть совещания прошла без происшествий и не вызвала интереса у Вара, который большую часть времени изучал своих коллег. Лабиен, приписанный к треверам. Единственный человек в этой армии, чья репутация могла бы соперничать с репутацией Цезаря. Казалось вполне возможным, что в отсутствие старика Красса Лабиен мог бы взять на себя роль той опоры треножника, которая, казалось, поддерживала республику в эти дни. Если бы у него появилась возможность выйти из тени Цезаря, он мог бы стать столь же популярным и успешным, как полководец или Помпей. Возможно, именно поэтому его роль так часто преуменьшалась. Прошлой осенью Вар наконец-то нашёл время прочитать комментарии Цезаря о войне, которые годами циркулировали среди римлян. Хотя они были в целом точны, если не считать самовосхваления и нарциссических похвал от третьего лица, они порой принижали достижения таких людей, как Лабиен, в пользу полководца.

Его взгляд упал на друга. Брут был ещё молод для такой роли, его карьера была полностью обязана покровительству Цезаря. Но его достижения говорили сами за себя. Он несколько раз командовал флотом Цезаря, включая славную победу над венетами на западе – ещё одна вероятная причина, по которой именно его выбрали командиром конвоя, который должен был сесть на корабль в Массилии.

Мысли о Массилии неизбежно вызывали в памяти образ Фронтона. Жаль, что Вара назначили на западные племена, а не на конвой. Он бы с удовольствием навестил бывшего легата Десятого и отведал его товаров.

Фабий уже выглядел нервным, словно собираясь со всей поспешностью отправиться в Новиодун. Возможно, он понял, что ему дали шанс блеснуть, как Лабиен, и надеялся на вызов на западе. Боги, Вар надеялся, что нет. С него уже было достаточно испытаний в Галлии. Мирный переход из племенных земель в римскую провинцию казался ему славной перспективой. Его собственное имя было достаточно известно в городе и сенате ещё до того, как Цезарь неоднократно упоминал его в своих комментариях, которые продолжали делать его любимцем римского народа.

Рим.

Он задумался о пункте назначения конвоя.

Сервилии Каски. Долгое время они были союзниками Юлиев, и нынешнее поколение – братья Гай и Публий – казалось, придерживалось тех же ценностей. Но хотя у Сервилиев были старые патрицианские корни, ветвь Каски была тусклой бронзой по сравнению с древним золотом рода, их высшими достижениями были должности народных трибунов и изредка эдилов. Никакой реальной власти или влияния. Конечно, много лет назад в Риме ходили все эти сплетни – слухи о том, что Сервилия Цепионида, дальняя родственница Касков, была одной из любовниц Цезаря, и даже о том, что Юний Брут может быть тайным сыном Цезаря. Такие вещи говорили тихо, только беспечные, да и то вдали от ушей людей Цезаря. Там явно были связи.

Но, несмотря на это, Сервилии Каски не были ни влиятельными, ни богатыми по сравнению со многими клиентами Цезаря. Интересен сам факт, что он доверил им царский выкуп.

Пока Цезарь продолжал рассуждать со своими людьми на тему подавления племен, Вар начал заранее обдумывать, что ему может понадобиться для предстоящего похода.

Запад манил.

* * * * *

Новиодунум оказался не тем процветающим военным центром, который Вар ожидал найти. Для базы двух легионов и связанной с ними поддержки он томился в тишине и покое. Восьмой и Девятый легионы всё ещё двигались по равнинам позади них, местность к югу от реки Лигер была плоской и неинтересной. Кажущаяся бескрайней поля бездействовала из-за отсутствия ухода, полные неубранного с прошлого года урожая, гниющего в земле.

Война опустошила этот регион Галлии.

Новиодунум был оппидумом. Армия сражалась здесь с решительным противником. Теперь этот враг исчез. Давно исчез. Оппидум был лишён галлов, его заняли два легиона, которые снова использовали крепостные валы и те здания, которые нашли им применение. Немногие оставшиеся местные жители теперь жили в импровизированных лачугах за стенами, влача жалкое существование, обслуживая нужды оккупантов.

Но даже отсюда было совершенно очевидно, что указанные силы в настоящее время не находятся на оккупации.

«Что ты об этом думаешь?» — спросил Фабий, сидя верхом на своем сером в яблоках коне, пока два командира сидели перед приближающейся армией, всматриваясь в валы за ручьем.

«Пусто. Более или менее. Каниний и его легионы, конечно же, не находятся здесь».

«И все же последний отчет Цезаря помещает его сюда».

Вар пожал плечами. «Ситуации меняются, и посланиям нужно время, чтобы пересечь страну. Я бы даже не удивился, если бы мы пересекли путь гонца где-нибудь по пути, не заметив этого. Меня беспокоит, почему два легиона одновременно выдвинулись из своей базы. Должно быть, что-то довольно серьёзное, иначе он бы послал вексилляцию. Одной-двух когорт было бы достаточно для чего угодно, кроме войны».

Фабий выглядел не слишком убеждённым. «Иногда требуется один-два легиона, чтобы доказать позицию Рима».

«Если это произошло, то, вероятно, нас всё равно ждёт ещё один бой. Я не хочу повторения того, что случилось с «Белловаками».

Легат молча кивнул и глубоко вздохнул. «Как вы думаете, это безопасно?»

Вар прищурился и едва разглядел эмблемы, возвышающиеся над воротами. Не бронзовые штандарты галлов с кабаньими, волчьими или конскими изображениями, а маленькие красные квадраты, развевающиеся на ветру – слишком далеко, чтобы разглядеть что-либо, кроме основных цветов и форм. «Я всё ещё вижу штандарты легионов над стенами, а мост цел, так что вряд ли там были какие-то неприятности. К тому же, там несколько столбов дыма, значит, кто-то там греется».

Фабий втянул воздух сквозь зубы и повернулся к младшему трибуну, стоявшему рядом с ним, молодому человеку с прыщавым лицом, больше познавшему книги, чем сражения. «Пусть люди разобьют лагерь за ближайшими валами, по эту сторону ручья. Вар, я и моя стража отправимся разведать обстановку. Как только легионы займут позиции, пусть старшие центурионы доложат мне в Новиодунуме».

Когда трибун отдал честь и неумело уехал, немногочисленная гвардия легата построилась и сопровождала двух старших офицеров к гарнизону. Ручей, который пересекал эту сторону бывшего оппидума, был узким. Слишком широким, чтобы конь мог перепрыгнуть, но в остальном не обеспечивал реальной защиты, несмотря на всю свою глубину и крутые берега. Войска Каниния за последние недели построили прочный деревянный мост, достаточно широкий для трёх всадников в ряд. За ним находились распахнутые ворота оппидума, стена в галльском стиле исчезала в обоих направлениях на вершине вала. Хотя створки ворот были заперты, два скучающих легионера застыли по стойке смирно при виде приближающейся колонны и офицеров впереди. Фабий остановился у стен, Вар и стража последовали за ним.

«Должен ли я предположить, что Гай Каниний Ребил в настоящее время не находится в Новиодуне, солдат?»

Варус взглянул на знамена с эмблемами Пятого и Пятнадцатого легионов, а затем снова на солдат.

«Нет, сэр. Могу я узнать ваше имя и цель?» Мужчина выглядел нервным, обращаясь с таким резким вопросом к столь высокопоставленному офицеру, и неудивительно. Вар видел, как некоторые офицеры болезненно реагировали на вопросы столь ничтожного характера. Фабий, похоже, не был одним из них. Такого вопроса следовало ожидать от любого, кто хотел войти в крепость, независимо от звания.

«Квинт Фабий Максим, наместник Цезаря, командующий Восьмым и Девятым легионами, с приказом соединиться с вашим командиром. Если его не будет, кому я должен представить себя и своих офицеров?»

Легионер невольно слегка покраснел.

«Самый старший офицер в лагере — центурион Аврелий Мемор, Гастат Постериор , Шестая когорта, Четвёртая центурия Пятого легиона. Он будет находиться в здании штаба, сэр, то есть в большом здании с черепичной крышей, находящемся на главной площади. Флаги легионов вывешены перед входом, сэр, так что его легко найти».

Фабий, приподняв бровь, посмотрел на Вара, который пожал плечами. Присвоенное звание центуриону указывало на то, что он был одним из самых младших центурионов в самом младшем легионе армии. Раз уж он командовал Новиодунумом, здешний гарнизон должен быть крошечным.

«Спасибо, солдат. Продолжай в том же духе». Фабий жестом приказал страже следовать за ним и погнал коня, который рысью направился в оппидум, направляясь к центру. Вар присоединился к нему. Новиодунум был невелик – по сути, один из самых маленьких оппидумов, с которыми им доводилось сталкиваться, – но он был хорошо благоустроен. Дома здесь были добротными, а сады ухоженными. Улицы, как обычно, были неровными, но оккупационный гарнизон предоставил им новое гравийное покрытие, чтобы бороться с зимней неразберихой.

Кое-где они замечали признаки гарнизонной жизни, хотя и не активной. Дома стояли пустыми, но снаружи были установлены столбы для коновязи, недавно установленные римскими оккупантами. У некоторых домов у порога стояли переносные зернодробилки, где легионеры мололи муку для хлеба. Признаки присутствия людей, если не жизни.

Первые солдаты, которых они увидели, были через две улицы от ворот. Двое мужчин возились с большой тачкой, нагруженной известняковой крошкой, чтобы засыпать ямы на дороге. Они были так удивлены появлением офицеров, что не сразу бросили инструменты и выпрямились, отдавая честь, а вокруг них взметнулись клубы белой пыли.

Вар и остальные ответили на приветствие и поскакали в самое сердце Новиодунума.

«Здание штаба» было примечательно по трём причинам. На нём развевались флаги легионов. Это было самое большое и благоустроенное здание на площади. И, что самое очевидное, оно было занято.

Легионер у входа в здание в изумлении встал смирно, увидев приближающихся офицеров. Похоже, даже при такой пустой базе и отсутствии непосредственной угрозы центурион выставил караул не только у ворот оппидума, но и у штаба. У такого человека, вероятно, также была бы караул у зернохранилищ и складов. Несмотря на посредственное звание, такое внимание к долгу было хорошим предзнаменованием. Фабий повернулся к своим людям.

«Оставайтесь здесь, на площади. Можете спешиться и отдохнуть. Возможно, мы ещё задержимся».

Он жестом подозвал Варуса, и двое мужчин подошли к двери.

— Квинт Фабий Максим и Квинт Атий Вар к вашему командиру.

Легионер отдал честь. «Прошу вас следовать за мной, господа».

Вар и Фабий снова обменялись взглядами. То, что этому человеку пришлось покинуть свой пост, чтобы показать им вход, подтверждало малочисленность гарнизона. Два офицера вошли. В штабе всё было в полном порядке, хотя только одна комната, мимо которой они прошли, была занята: писарь, занятый работой с кипами табличек, даже не поднял головы на шум шагов. Центурион Аврелий Мемор был худым, жилистым человеком с кожей цвета тика и шрамом от уха до носа, придававшим его губам постоянную, неловкую ухмылку. Он поспешно поднялся при появлении гостей и отдал честь.

«Центурион. Хорошо. Надеюсь, у вас найдётся несколько минут для нас?»

Удивление офицера быстро сменилось профессиональной серьёзностью, и он жестом указал на место напротив: «Пожалуйста, сэр. Присаживайтесь. Я сейчас принесу ещё и что-нибудь перекусить».

Двое новоприбывших снова переглянулись. Насколько же не хватало людей, что командир гарнизона не мог себе позволить даже одного человека для обслуживания?

Варус указал на сиденье, и Фабий с улыбкой облегчения опустился на него, потирая бедра, ноющие от долгой езды. Через несколько мгновений Мемор вернулся со вторым стулом и поставил его рядом с первым. Когда Варус поблагодарил его и сел, центурион поспешно вышел и снова на некоторое время исчез, а затем вернулся с подносом, на котором стояли блюдо с фруктами, кувшины с вином и водой и две чаши. Он поставил поднос перед офицерами и вернулся к своей стороне стола.

«Прошу прощения за всю эту суету, господа».

«Ты поистине мастер на все руки, сотник. Скажи мне: сколько человек у тебя в подчинении?»

Мемор многозначительно вздохнул, а затем смутился, вспомнив чины тех, к кому обращался. «Одна недоукомплектованная центурия, сэр. У нас шестьдесят два на пергаменте, сэр, но только двадцать четыре действующих солдата».

«Так мало?» — пробормотал Варус.

«Да, сэр. Произошла вспышка диареи». Он поспешно обвел взглядом, успокаивая, несмотря на то, что никто из его посетителей никак не отреагировал. «Но всё под контролем, господа. Опасности нет, но большинство моих людей всё ещё слишком слабы, чтобы выполнять действительную службу. Мы потеряли всего троих, так что я каждый день благодарю Марса и Минерву за это».

«Могу себе представить. Похоже, ты отлично справляешься с поддержанием порядка в гарнизоне, несмотря на своё положение, центурион. Я порекомендую тебя твоему командиру, когда увижу его, и порекомендую тебе повышение на более важную должность. Кстати, о Канинии…»

Центурион кивнул. «Понимаю, господин, и благодарю вас. Легат Каниний привёл оба легиона в Лимонум. Нас оставили здесь только для того, чтобы доставлять сообщения и контролировать снабжение».

«Лимонум?» — Фабий нахмурился и взглянул на Вара. Имя было ему знакомо, но он никак не мог вспомнить.

«Это главный оппидум пиктонов, сэр. Они довольно цивилизованный народ, а Лимонум находится примерно в ста милях к юго-западу отсюда».

«Если они такие цивилизованные, — с интересом спросил Вар, — зачем Канинию понадобилось вести туда два легиона?»

«Он отправился на помощь их принцу, сэр, человеку по имени Дураций. Он, похоже, голосовал против их участия в Алезии в прошлом году и сохранил свою верность. Он заперся в Лимонуме, осаждённый самыми отвратительными элементами своего собственного племени и Андами с другого берега реки Лигер. Как только он услышал об этом, легат Каниний мобилизовал легионы. Сказал, что мы должны заботиться о наших союзниках».

«Именно так», — согласился Фабий. «Хороший человек. Значит, он повёл легионы против этих Анд. Когда это было?»

«Примерно две недели назад, сэр. Честно говоря, я бы ожидал их возвращения уже давно, сэр. Примерно неделю назад нам сообщили, что легат разбил лагерь неподалёку от осаждающих, но бандитов было больше… враг оказался значительно многочисленнее, чем ожидал легат. Я начинаю нервничать из-за всей этой истории, но даже при всем желании я не могу выделить человека, чтобы съездить в Лимонум за новостями. Нам остаётся только ждать и надеяться, что с командиром всё в порядке».

Варус взглянул на Фабия. «Ещё рано».

Легат на мгновение задумался, затем склонил голову. «Согласен. Спасибо за ваши разъяснения, центурион. Как я уже сказал, я обязательно сообщу ваше имя Канинию, когда увижу его, а это случится скоро. Не думаю, что он в затруднительном положении, иначе гонец донес бы об этом. Тем не менее, при прочих равных условиях, учитывая эти новости, было бы неразумно с нашей стороны откладывать присоединение к нему. Мои легионы уже разбивают лагерь, но мы немедленно это исправим. Ещё есть три-четыре часа светлого времени суток, и к темноте мы можем быть на пути к Лимонуму. У вас есть карта местности?»

Мемор кивнул и немного порылся в своих документах, прежде чем достать свиток и передать его. Вар взял его, развернул на мгновение, пока не нашёл и Новиодунум, и Лимонум, а затем показал Фабию, который кивнул.

«Спасибо, Мемор. Мы выдвигаемся немедленно, и я обещаю вам, что сообщу вам, как только прибудем на место, и буду сообщать об этом через день. Я также оставлю вам несколько контуберний из моих людей, чтобы пополнить вашу численность и облегчить ваше бремя».

Центурион выглядел очень облегченным и улыбнулся, вставая. «Благодарю вас, сэр».

Вар протянул руку и пожал её. «Я также оставлю трёх своих всадников. Вам могут пригодиться люди, которые могут быть курьерами и посланниками».

«Еще раз спасибо, сэр».

Ответив Мемору приветствием, двое мужчин вышли из здания, и, когда они вышли в бледный свет, Варус взглянул на своего коллегу. «Ты так же уверен в этом, как говорил?»

Фабий выглядел немного неуверенно, но улыбнулся. «Это редкий случай, когда силы такого размера попадают в такие неприятности, что даже не могут послать гонца за помощью».

Варус кивнул, хотя в голове крутились воспоминания о том, что случилось с Сабином, Коттой и целым легионом в землях Эбурона несколько лет назад. Редкость, да, но не неизведанное.

«Я думаю, в любом случае нам лучше действовать как можно быстрее».

Фабий вскочил в седло и жестом пригласил своих стражников сесть в седла. «Согласен. Тогда в Лимонум, как можно быстрее».

* * * * *

Вар снова остановился рядом с Фабием. Описание разведчиков оказалось совершенно точным. Местность вокруг была настолько однородной и плоской, местами поросшей лесом, что было трудно найти точку обзора, откуда открывался бы хороший вид на цель, но разведчики нашли невысокий холм, откуда открывался беспрепятственный вид на Лимонум и его армии.

Оппидум располагался в широкой излучине реки. Дальний берег был защищён рвом и высоким валом, а ближний, со стороны реки, – стеной высотой чуть более трёх метров, выполненной в типичном галльском стиле. Несмотря на то, что оборона была значительно слабее некоторых из тех укреплений, с которыми римляне сталкивались и преодолевали в Галлии, она всё равно представляла собой довольно сложную задачу. Дальний берег был укреплён, а слабый – защищён рекой, добраться до которой можно было только по местному деревянному мосту.

Анды и их союзники расположились лагерем у ближнего конца моста, лицом к оппидуму. Вар с облегчением увидел, что, как и предсказывали разведчики, двухлегионный отряд Каниния расположился всего в четверти мили от противника в хорошо укреплённом форте из дерна и древесины.

«Почему он их не вступил в бой?» — пробормотал Фабий рядом с ним.

«Численность, — сказал центурион. — Превосходящий по численности противник».

«Мне кажется, что силы примерно равны», — ответил легат. «А это всегда преимущество для Рима».

Варус кивнул. Силы действительно выглядели более-менее равными, но он с подозрением прищурился. «Смотри туда».

'Что?'

«За пределами оппидума».

Фабий проследил за направлением его перста и на мгновение остановился, чтобы увидеть его. Второй отряд противника, примерно такой же численности, как и первый, расположился лагерем вдоль опушки леса на дальней стороне Лимонума, блокируя поселение с запада. В конце концов, шансы были два к одному. Возможно, Каниний был прав, проявив осторожность. Цезарь не поблагодарил бы его за потерю двух легионов на данном этапе.

«Что же тогда делать? Мы могли бы двинуться на юг по широкой дуге, пересечь реку там и выйти на вторую группу противника, выровняв ситуацию?»

Варус задумчиво постучал себя по губе.

«Враг выставил разведчиков, ожидая чего-то. Сомневаюсь, что мы застанем их врасплох, и, собравшись у опушки леса, мы никогда не встретимся с ними на открытой местности. Ты же знаешь, как нам мешают леса. Если они отступят туда, моя конница будет бесполезна, а твои люди потеряют всё преимущество строя. Нам лучше соединиться с Канинием и превзойти ближайшие силы численностью. По крайней мере, мы сможем сократить их число вдвое».

'Сэр?'

Вар обернулся на голос разведчика. На этом невысоком холме было мало всадников. Легионы Фабия всё ещё находились в добрых десяти милях отсюда, пересекая равнину и направляясь к осаде, а два офицера выехали вперёд два часа назад с разведчиками и небольшим отрядом кавалерии, чтобы подтвердить данные дозорных. Разведчики теперь объезжали местность, и двое из них рысью ехали к ним. Вар подал им знак, и всадники замедлили ход и остановились, отдав честь.

«Кто ты?» — нахмурился Варус, не узнав ни цвета, ни знаки различия одного из всадников как принадлежащих его отряду, хотя другой разведчик был ему знаком.

«Тонантий. Подразделение «Эксплораторес » Пятнадцатого легиона, сэр.

Варус удивленно поднял бровь. Один из разведчиков Каниния.

«Привет, дружище. Скажи мне: почему твой гарнизон в Новиодунуме ничего не слышал о твоей армии, если ты просто стоишь здесь лагерем?»

Это был прямой вопрос, но Варус жаждал узнать ответ с тех пор, как встретил бедного центуриона, у которого не хватало людей, на базе. Лицо разведчика приняло смиренное, но в то же время злое выражение.

«Трижды посылались гонцы, сэр, но ни один не вернулся. Мы предполагали, что они не добрались до оппидума. После третьего раза легат решил прекратить тратить хороших людей».

«Разумно», — пробормотал Фабий. «Что с ними потом случилось?»

Солдат Пятнадцатого пожал плечами. «У противника много разведчиков, таких же, как наши, и гораздо больше конницы. Их люди разбросаны по всей стране и знают местность гораздо лучше. Прошу прощения, сэр, но наши даже испражниться не могут, чтобы враг через полчаса не узнал, чего это стоит».

Вар кивнул. Рим придавал большое значение тактике тяжёлой пехоты легионов и часто не осознавал преимуществ, которые могла дать настоящая кавалерия. Он нахмурился. Так что, если враг знал всё, что происходит…

Он снова повернулся к открывшемуся перед ними пейзажу и устремил взгляд вдаль, окидывая взглядом окрестности.

«Как вы думаете, они сейчас за нами наблюдают?»

Разведчик кивнул. «Держу пари, весть о вашем прибытии уже дошла до врага, сэр».

Вар злобно усмехнулся. «А какова вероятность, что они знают о двух легионах, следующих примерно в десяти милях позади нас?»

«Очень хорошо, я бы сказал, сэр. Они наверняка поймут, прежде чем приблизятся ещё на пять миль, даже если не сейчас. И они наверняка заметили двух новых старших офицеров, прибывающих с востока в красных плащах и с плюмажами. Это может означать только подкрепление. Любой местный житель это заметит».

«К чему ты клонишь, Вар?» — кашлянул Фабий.

Ухмылка Вара стала шире, и он скрестил руки на груди, продолжая обращаться к разведчику. «А если они услышат, что приближаются ещё два легиона и силы Рима будут равны или даже превосходят их?»

«Они побегут, сэр. В этом нет никаких сомнений».

«Возвращаемся в свои земли за рекой Лигер».

Фабий покачал головой. «Нет, Вар. Так не пойдёт. Если они сбегут прежде, чем мы доберёмся сюда, они просто растворятся в своих землях, и мы не сможем с ними справиться. Если это случится, мы никогда не сможем уйти отсюда, иначе они просто вернутся и сделают то же самое снова. Нам нужно разобраться с ними сейчас и не допустить повторения этого хаоса».

Варус теперь хихикал.

«Предоставьте это мне. У меня есть идея».

* * * * *

Каниний стоял на воротах крепостного вала своего лагеря и наблюдал за врагом.

«Меня никогда не перестает удивлять, как они могут слышать раньше нас, учитывая, что они находятся гораздо дальше».

Кофус, старший центурион Пятого легиона, кивнул в знак согласия, оглядывая открывшуюся перед ними картину. Разведчики легионов Фабия сообщили им новости всего четверть часа назад, и вражеские силы уже снимали лагерь по обе стороны Лимонума, двигаясь на север с поразительной скоростью.

«Дайте команду, сэр, и я прикажу ребятам выдвигаться».

Двое мужчин на мгновение замерли в молчании. Легионы, даже двигаясь быстрым шагом, не смогли бы сравниться с бегущими галлами в их лёгком снаряжении, без груза и с ногами, наделёнными крыльями страха. Но, по крайней мере, они настигнут арьергард противника. Они могли бы преследовать их до самого Лигера и, возможно, даже перехватить значительное их количество, прежде чем они переправятся через реку и исчезнут.

«Слушай, центурион. Пусть Пятый полк разденется до самого необходимого и на большой скорости отправится в погоню. Однако постарайся сохранить сплоченность отряда. Не хотелось бы, чтобы противник внезапно развернулся и построился, а наши ребята оказались в хаосе. Продолжай преследование в строю и убивай или захватывай в плен как можно больше».

Кофус отдал честь и повернулся, чтобы отдать приказ стоявшему рядом с ним сигниферу. Каниний отвёл взгляд в сторону, вдоль верха стены. Примуспил Пятнадцатого был где-то в другом месте, занятый своими обязанностями, но на случай внезапных изменений в плане их главный карнизон стоял рядом с командиром, держа на плече изогнутый рог. Он махнул рукой музыканту.

«Пятнадцатый полк должен построиться у южных ворот. Как только Пятый полк выдвинется, чтобы преследовать противника, пусть Пятнадцатый полк в полном снаряжении пройдёт на запад. У противника два обоза – по одному на каждую группу – и они встретятся на переправе в трёх милях ниже по течению. Пока Пятый полк будет уничтожать андцев, задачей Пятнадцатого полка будет захватить обоз и припасы противника и доставить их сюда».

Корницен отдал честь и начал выкрикивать призывы к своему легиону.

Каниний всматривался в противника, роящегося, словно опрокинутый муравейник, к своим лачугам на севере. Большинство сбежит, но он, по крайней мере, сможет перехватить обоз и немного наказать их на бегу. Жаль, что вести о легионах Фабия пришли так быстро, иначе они могли бы выиграть здесь великую битву. Вместо этого Восьмой и Девятый легионы прибыли сюда слишком поздно.

* * * * *

Трибун суетился позади Каниния, уговаривая его вернуться в лагерь, постоянно злоупотребляя такими словами, как «долг», «приказ», «безопасность» и «осторожность». Не обращая на него внимания, он испытывал лишь благодарность за обдувавший лицо ветер после трёх недель изнурительного пребывания в лагере и наблюдения за тем, как враг морит голодом его союзника в оппидуме. Он был хорошим офицером, но понимал, что не блещет мечом, и трибун, мчавшийся следом, был прав, но всё равно было приятно дать бой врагу.

Наступила ночь, и опасность подстерегала повсюду, но Каниний, несмотря ни на что, чувствовал себя в безопасности. С ним были его телохранители и две турмы конницы, приданные его легионам. В общей сложности более семидесяти человек, и враг был далеко впереди.

Пятнадцатый легион вернулся в лагерь с вражеским обозом после часовой схватки у переправы, приведя с собой около двухсот пленных. Пятый легион погнался за врагом и скрылся на севере. Легион отсутствовал уже час, когда Каниний понял, что не установил предела для погони, и в волнении не учел, насколько далеко находится Лигер от Лимона. Сорок миль, прикинул трибун. Ближе к вечеру он подумывал отправить небольшой отряд гонцов, чтобы остановить легион и вернуть его на базу. Но дело в том, что ему нужно было убить или взять в плен как можно больше людей, чтобы помешать Андам повторить свой агрессивный акт, как только римские войска двинутся дальше, поэтому он не передал никакого сообщения, позволив Копусу преследовать противника в соответствии с инструкциями до самого Лигера.

Он надеялся, что не сглупил. Стоит противнику понять, насколько сильно он превосходит Пятый, выйти из панического бегства и построиться, и половина команды Каниния может быть уничтожена. Его карьера уже никогда не оправится от этого.

Когда солнце начало клониться к горизонту, он окончательно сломался, не в силах больше часа дергаться на валу, глядя на неизменный север. Отдав Пятнадцатому легиону приказ оставить когорту с обозом и лагерем и следовать за ними всю ночь как можно быстрее, Каниний взял своего тощего коня и выехал в сумерки, надеясь догнать Пятый легион.

Сорок миль.

Армии, груженой обозом, потребовалось бы в лучшем случае четыре дня, чтобы добраться до Лигера. Без обоза, но в полном снаряжении, хороший отряд ветеранов в полном здравии мог бы добраться туда за два дня. Наблюдая, как его люди в простых кольчугах, с мечами на боку и щитами за спиной, Кофус уверенно сообщил ему, что к полуночи его люди будут грести по Лигеру, празднуя победу.

На всём пути от Лимонума до реки они видели следы преследования. Это был бой, продолжавшийся почти всё время. Тела врагов, и несколько римских, усеивали опустошённую и изъезженную местность по пути на север, и не раз Канинию приходилось перепрыгивать через ранее не замеченную кучу тел, трудноразличимую в сумерках.

И вот наступила темнота, хотя, по правде говоря, при ясном небе и яркой луне полная темнота была на самом деле гораздо светлее, чем сумерки, и это, безусловно, облегчило езду на лошадях.

«Смотрите туда, господин», — крикнул декурион впереди, указывая, и Каниний напряг зрение, чтобы увидеть, что происходит перед ним. Всадники поднимались на вершину холма, окружённые слева рощей и небольшой фермой, а справа — меловым ступенчатым уступом, усеянным пещерами. Впереди, когда он проезжал через холм, его ждало великолепнейшее зрелище.

Река Лигер, одна из самых широких и впечатляющих в Галлии, извивалась слева направо, словно серебряная змея, сверкая в лунном свете. Ширина её составляла около пятисот шагов, местами она прерывалась песчаными отмелями, но всё равно представляла собой захватывающее зрелище в серебристом сиянии. А прямо перед нами находилась цель бегущих Анд. За предыдущие годы, не раз проводя кампании в этом районе, легионы построили здесь мост, чтобы заменить местную паромную переправу, расположенную в стратегически важном месте, сразу ниже по течению от слияния рек Лигер и Винана. Это был прочный мост, построенный на века. Иногда он был полезен для передвижения войск и товаров, хотя теперь стало ясно, что он также способствовал вторжению соседей по ту сторону реки на земли пиктонов.

Но не серебряная лента Лигера лишала его дыхания, и не мощный мост, протянутый, словно почерневшая рука, через широкий поток. Его заставил резко натянуть поводья сам бой, вернее, его отсутствие.

Враг достиг Лигера, очевидно, незадолго до появления Каниния и его конницы, и они начали переправу, выстроив задние ряды, чтобы сдержать преследовавших римлян. Пока сотни андийских воинов бежали по балкам моста, их соотечественники храбро прикрывали их тыл, и делали это успешно. Их численность и преобладание копий позволили им сформировать нечто вроде фаланги против легионеров Пятого легиона, которые держались на расстоянии, не желая приближаться.

И, возможно, они и не надеялись. Кофус хорошо построил своих людей лицом к врагу, но только идиот мог приказать Пятому легиону атаковать стену щитов и копий. Обе стороны были измотаны бегством к реке, но римляне были вооружены только мечами и не имели пилумов, необходимых, чтобы попытаться прорвать стену щитов. Более того, они медленно восстанавливались после бегства, с раздражением наблюдая, как их враг бежит в безопасное место. Галлов было слишком много, и они были слишком хорошо вооружены, чтобы думать о нападении, поэтому Пятый легион смотрел им вслед.

Каниний в раздражении ударил кулаком по луке седла.

Сыновья шлюх собирались сбежать.

Его взгляд переместился с поля боя на леса по ту сторону, на территорию Анд. Как только враг оказался среди этих деревьев, всякая надежда остановить его угасла. Снова взглянув на поле боя, он нахмурился. Его взгляд уловил какое-то движение, казавшееся странным, учитывая темноту и глубину леса за рекой.

Он снова внимательно посмотрел вверх.

И тут он их увидел.

Кавалерия течёт вдоль северного берега Лигера. Похоже, это была римская конница, и её было ужасно много. Много отрядов вспомогательной конницы и даже несколько регулярных войск, о чём свидетельствуют знамёна, видневшиеся в ярком лунном свете, – римские, несмотря на расстояние. Как римская конница оказалась на северном берегу?

Неважно, кто они были и как там оказались. Факт был в том, что они там были, и это меняло дело.

Хотя это и не к лучшему.

Будь проклята эта таинственная кавалерия.

Бегущие андийцы, достигнув дальней стороны моста, рассыпались на более мелкие группы и исчезли в лесу, раскинувшемся над берегом реки. Но когда прибыла римская конница и начала блокировать северный конец моста, всё вокруг стало задыхаться. Между бегущими туземцами и всадниками на дальнем конце моста завязалась ожесточённая схватка, а на южном конце сохранялось напряжённое противостояние, но оно продлилось недолго.

Хотя Каниний не желал, чтобы враг уходил в лес, он намеревался лишь преследовать его и уничтожать задние ряды, когда они отступали, поскольку противник всё ещё превосходил его численностью как минимум втрое и был лучше экипирован для боя. А теперь противник перекрыл себе путь к отступлению и не имел другого выбора, кроме как сражаться. Пятнадцатый наступал позади, но до их прибытия должно было пройти ещё много часов, и Каниний почти не сомневался: если он не отдаст приказ к общему отступлению, Пятый будет уничтожен задолго до того, как до них доберётся другой легион.

И, конечно же, если бы он отдал приказ к отступлению, это таинственное крыло кавалерии было бы в своё время уничтожено. Этот идиот-командир кавалерии обрёк на погибель либо себя, либо Пятый полк, а возможно, и обоих.

'Ну давай же.'

«Сэр?» Трибун, суетившийся всю дорогу, выглядел изумленным.

«Римский полководец не бежит от поражения. Он падает на свой меч с позором. Если мне суждено потерять здесь легион, я пойду с ними. Я лучше украшу наконечник копья галла, чем буду стоять перед полководцем и объяснять ему это. Давайте спустимся туда и присоединимся к битве».

Трибун покачал головой. «Сэр, это безумие».

«Просто обнажи свой меч и присоединяйся к остальным, Плавтий».

Смирившись с ожидавшей его неприятной участью, Каниний построил около семидесяти своих всадников и отдал приказ. Склон был длинным, но пологим, меловой уступ обрывался справа, а роща оставалась позади, когда они спускались к полю боя. Когда всадники перешли на галоп, впереди уже начался бой. Галлы, отчаявшись, понимая, что попали в ловушку, начали метать копья и стрелы в уставшего пятого полка, который с трудом укрывался за щитами, принимая на себя любой удар, который галлы сочли нужным.

Галльские карниксы теперь издавали свои кличи, словно скот, испускающий газы, эхом разносясь по реке и ближнему берегу. К ним присоединились кавалерийские рога с дальнего берега и трубный рев Пятого легиона, возвещавший о команде ринуться в безнадежный бой. Шум, честно говоря, был ошеломляющим. Большинству солдат, должно быть, было трудно различить их отдельные кличи среди сотен различных инструментов и общего шума битвы.

Оставалось тысяча шагов. Склон постепенно становился ровнее по мере того, как они спускались к месту сражения. Какой прок от семидесяти кавалеристов в грядущем кошмаре, было непонятно Канинию, но он был полон решимости, что если Пятый полк выйдет в бой, то они навсегда опустошат Анды. Им оставалось лишь убить по три человека от каждого. С меньшим радиусом действия оружия. Пройдя почти сорок миль за двенадцать часов – примерно максимальный темп, который когда-либо заставлял командир своих людей. Без надежды на победу…

Он вознес краткую молитву Марсу, своему богу-покровителю, прося его о помощи в предстоящем столкновении.

Музыканты трех сил действительно правили воздухом на этом поле боя, ведя свою собственную войну.

Его ухо уловило что-то и несколько мгновений фиксировало это, прежде чем звук начал действовать на мозг и привлекать внимание к услышанному. Затем ухо обратилось к глазу, и Каниний отвлек его от битвы на другом конце поля, на восток.

Он смотрел в недоумении.

К какофонии присоединилось еще больше звуков рогов, и вот, сверкая в серебристом лунном свете, шли ряды римлян, двигаясь строгим маршем и пересекая траву, словно неумолимый прилив, надвигаясь на левый фланг врага.

Орлы сверкали в серебряном блеске, подкрепленные темными флагами, которые днем были бы красными, но в лунном свете казались темно-серыми. Сверкающие знамена возглавляли, казалось, два легиона во всей красе. Фабий! Каким-то образом он не пошел на Лимонум, а вместо этого догадался прийти к переправе через Лигер. Был ли этот человек всеведущ?

Пока Каниний был в растерянности, его разум произвёл простой и удачный расчёт. Численность войск теперь была более-менее равной, и противник оказался в ловушке. Более того, судя по тому, как двигались новые легионы, они были достаточно отдохнувшими. В Андах всё изменилось самым поразительным образом. Если мгновением ранее легат предвидел лишь жестокую смерть или позорный визит к Цезарю, то теперь он внезапно увидел конец Анд и их проклятого вторжения. Рим победит.

Он вскрикнул.

Вновь прибывшие на поле уже были видны. Анды охватила паника: многие пытались протиснуться мимо товарищей на переполненный мост, других сбрасывало или сбрасывало с моста, и они плюхались в тёмную воду, где те, кто был в кольчугах, бесследно утонули, а те, кто был одет или голый, отчаянно поплыли вниз по течению, подальше от места столкновения. Невезучие налетели на ил и развалились, а затем медленно погрузились в засасывающую тьму.

Оборонительная линия, противостоящая Пятому легиону, рухнула, и центурионы воспользовались этим изменением, чтобы сделать ход. Легион обрушился на противника, рубя, коля и убивая везде, где мог, несмотря на усталость. Открытым оставался только правый фланг противника, да и то лишь на небольшом участке, у самого берега реки. Андские воины бежали по траве или в относительно безопасную воду.

Кавалерия на холме вокруг Каниния теперь ликовала, остановившись вокруг своего командира.

«Спасибо, Марс. Спасибо, Фабий», — ухмыльнулся Каниний и повернулся к своей небольшой кавалерии. «Вперёд, ребята. Застрянем и поможем уставшему Пятому полку».

Позади него трибун снова недоверчиво покачал головой. «Они разбиты, сэр. Вам не обязательно делать это сейчас».

Каниний рассмеялся и невольно уловил в собственном голосе лёгкие нотки истерики. «Ты абсолютно прав, Плавтий, мне больше не нужно этого делать. Теперь я сам хочу это сделать. Пойдём».

Трибун с ужасом смотрел, как его легат бил каблуками по бокам коня, побуждая животное бежать к хаосу внизу, где теперь андийцы были в смятении: некоторые отчаянно сражались в последней битве, другие бросали оружие в попытке сдаться, а еще больше людей вступали в опасные воды реки в надежде обрести свободу.

Битва только началась, но уже закончилась.

* * * * *

Варус вытер кровь и пот со лба и обмяк в седле. «Время было выбрано удачно. Всё могло пойти совсем не так, но это был единственный способ победить Анд, не дав им сбежать обратно в свои леса и исчезнуть – и это интересно. Насколько хорошо вы знакомы с племенными нормами?»

Каниний и Фабий обменялись недоуменными взглядами и пожали плечами. Вар потёр ноющую шею и указал на дальний берег реки, где немногим врагам удалось уйти в лес и спастись бегством. «Там, внизу, было выставлено множество различных знаков, но среди знамён с кабаньими штандартами, символизирующими множество племён, среди нескольких «коней-близнецов» мятежников пиктонов и андских волков, было немало орлов с распростёртыми крыльями».

« Римлянин ?»

«Не совсем», — Вар откинулся в седле. «Орел также является символом племени карнутов».

«Неужели ради Юпитера карнуты не осмелятся снова поднять меч на Рим? Ведь это произошло так скоро после того, как этой зимой Цезарь наступил им на шею?»

«Это, конечно, показалось бы неразумным, – вздохнул Вар, – но я провёл много времени, разъезжая по землям карнутов зимой, и знаю их знамена. В той армии были карнуты, что объясняет её размер. Анды – малочисленное племя, а мятежных пиктонов было мало. Поддержка карнутов придала бы им и численность, и уверенность, необходимые для противостояния римским войскам. Я также с интересом отмечаю, что среди захваченных в бою знамен не обнаружено ни одного карнутского знамени. Каким-то образом отряды карнутов умудрились раствориться. Возможно, среди пленных всё ещё есть карнуты, но их практически невозможно опознать».

«Тогда нам придется с ними разобраться».

Командир кавалерии устало кивнул. «Похоже, они из тех людей, которые просто не учатся на своих ошибках. Нужно будет им объяснить это довольно настойчиво».

«Стоит ли нам обратиться к Цезарю?»

Вар нахмурился и взглянул на Фабия. «Нет. Ты здесь старший командир. Лабиен ведёт войны от имени полководца и докладывает Цезарю о ситуации только после того, как уже выиграл её. Решение за тобой ».

Фабий недовольно кивнул, явно неуверенный в принятии командных решений на таком уровне. «Тогда нам придётся отправить как минимум легион в земли карнутов, чтобы наказать их».

Каниний, весь в крови и грязи, повернулся к Вару с усталой улыбкой на лице. Он выглядел усталым, но, в конце концов, все воины на поле боя выглядели измученными. «Следующий вопрос — что делать с пленниками. Взять заложников у сильных мира сего, выкупить остальных и взимать десятину с рабов, прежде чем отправить их обратно на переселение, полагаю», — пробормотал он. «Хотя, отправка их обратно — это призыв к новому восстанию, особенно если они думают, что могут рассчитывать на помощь карнутов».

Варус многозначительно взглянул на Фабия, и легат кивнул в ответ.

«Думаю, мы можем спокойно ожидать появления Цезаря, Каниний. Произошло некоторое изменение в общепринятой политике. Слабых, стариков, детей и женщин отправьте обратно в свои дома. Всех, кто достаточно силён, чтобы владеть копьём, следует связать верёвками и отправить в Массилию вместе с половиной всей добычи. Остальное пусть достаётся мужчинам».

Каниний процедил сквозь зубы: «Ты думаешь, это решение Цезаря?»

'Поверьте мне.'

«Ну, я полагаю, это предотвратит будущие беспорядки. Вы сделаете то же самое с карнутами?»

«Оставлю. Оставить их разорёнными, безоружными и безоружными, похоже, единственный способ сдержать их», — проворчал Фабий. «А пока давайте закончим здесь и отправимся в лагерь. Там полно трибунов, которые сидели сзади во время боя и смогут справиться с зачисткой. Тем из нас, кто обнажил меч и поехал с Марсом, нужно немного поспать. А потом, немного поправившись, мы сможем организовать поход в земли карнутов. Как далеко отсюда находится ваш лагерь?»

Каниниус невесело усмехнулся: «Почти сорок миль. Я бы предложил разбить лагерь здесь, но всё это было так спешно, что всё наше снаряжение осталось в Лимонуме».

«Мы с моей лошадью можем пройти сорок миль, если в конце пути нас ждёт постель и чашка чего-нибудь успокоительного», — пробормотал Варус. «Но, по крайней мере, бедное животное пережило тяжёлый день».

Фабий постучал себя по губам. «Возвращение в Лимонум было бы пустой тратой времени для моих людей. Всё необходимое у нас с собой. Мы разобьём лагерь здесь и переправимся утром, вернёмся на северо-восток и займёмся карнутами. Мы можем использовать вашу старую базу в Новиодунуме в качестве оперативного центра. Ваш центурион там — хороший человек, и он будет рад нас видеть».

«Полагаю, раз битва в Андах выбита, здесь нет нужды в таком большом войске», — ответил Каниний, и все трое замолчали, наблюдая, как легионы внизу сгоняют группы пленных для связывания и собирают трупы для погребения. Грохочущий стук копыт привлёк их внимание, поскольку всё остальное на поле боя теперь двигалось в изнуряющем темпе, очень размеренно и тихо. Командиры обернулись и увидели небольшой отряд кавалерии с разведчиками впереди, скачущий к их позиции.

«Кто это?» — вежливо спросил Фабий, слишком усталый, чтобы проявлять любопытство.

Каниний вздохнул. «Должно быть, это авангард Пятнадцатого, который идёт следом. Они, должно быть, ближе, чем я думал. Должно быть, они двигались чертовски быстро».

«Похоже, они спешат. Должно быть, они не знают, что всё кончено».

Варус нахмурился, увидев среди всадников старшего трибуна.

«Старший офицер едет так, будто у Аида за спиной копье? Странно».

Трое мужчин, моргнув, справились с усталостью, осознав, что здесь происходит что-то ещё, помимо прибытия резервов. Когда всадники натянули поводья, старший трибун вывел своего коня вперёд и отдал честь своему командиру и другим офицерам.

«Трибун. Ты, кажется, куда-то торопишься? Легион бежит, что ли?»

Мужчина покачал головой, пожимая ноющие плечи. «Мы не с пехотой, сэр. Я прошёл мимо Пятнадцатого полка примерно в двадцати пяти милях отсюда. Я пришёл из лагеря с важными новостями от нашего друга в Лимонуме, сэр».

«Тогда выкладывай, приятель», — устало, но с неким дурным предчувствием, сказал Каниний.

«Похоже, в сторону Нарбонской провинции движется армия под предводительством предателя-сенона по имени Драпес».

«Боги, сначала карнуты, теперь сеноны», — проворчал Фабий. «Золотая монета тому, кто назовёт мне племя, которое не восстаёт против нас. Неужели они не понимают, что потерпели поражение? Кто же тогда этот Драпс?»

«Я знаю это имя», — сказал Варус, барабаня пальцами по луке седла. «Он был одним из тех, кто, как говорят, был в Алезии с подкреплением. Я начинаю жалеть, что мы не помешали им сбежать с холма, несмотря на наше положение. У каждого знатного человека, которому удалось сбежать, была небольшая армия, и, похоже, теперь все они доставляют неприятности».

«Это только половина проблемы, сэр. По слухам, предводитель кадурчи ведёт вторую армию, чтобы соединиться с ним по пути».

«Лютерий, да?»

«Луктерий, полагаю, господин. Это ещё один из тех, кто был с подкреплением в Алезии. Мне не удалось получить точных данных о численности, но, похоже, князь Лимонума считает, что обе армии вместе будут достаточно сильны, чтобы нанести серьёзный урон Нарбонне. Конечно, после возвращения Луция Цезаря в Рим и перераспределения легионов одного гарнизона Нарбона будет недостаточно, чтобы остановить их».

Вар кивнул в знак согласия и глубоко вдохнул холодный ночной воздух. «Легион уже в пути, чтобы защитить эту границу, но он движется медленно, с конвоем через Массилию, и прибудет не раньше, чем туда доберётся какая-либо местная армия. Чего могут добиться племена таким поступком? Они должны знать, что мы их за это накажем».

«Может быть, это нападение из мести?» — размышлял Каниний.

Фабий потёр руки. «Ты видел, что происходит: вся страна до сих пор охвачена недовольством. Повсюду вспыхивают мелкие восстания – практически в каждом племени, – но в целом нам не грозит серьёзная опасность, поскольку все они настолько дезорганизованы и разобщены. Ты же знаешь, какими кровожадными могут быть эти галлы. Они разбиты, и все это знают, но они сражаются до последней капли крови, и если им удастся найти какой-то символ, вокруг которого можно будет сплотиться, мы будем бороться с восстаниями всё лето и всю зиму. Представьте себе, какой моральный подъём овладеет сердцами самых мятежных, если они услышат, что Нарбон и римский юг пали перед ними. Они назовут это «возвращением своих исконных земель». Можете себе это представить?»

В наступившей тишине каждый из них так и сделал, недовольный увиденным.

«Есть ещё одна опасность, — тихо сказал Вар. — Цезарь вернётся в Рим в следующем году на консульство, и управление этим городом будет передано тому, кому благоволит сенат. Представьте, что произойдёт, если место займёт плохой наместник или просто неэффективный. Армия Цезаря уйдёт вместе с ним, и новому командиру потребуется время, чтобы собрать легионы. Если племена смогут поддерживать свой мятежный дух до ухода Цезаря, есть слабый шанс, что преемник полководца потеряет всё, чего мы добились за последние семь лет. Мы не можем позволить этим двум племенам опустошить Нарбон и разжечь новые искры повсюду».

«Тогда на юг», — вздохнул Варус. «Почти без отдыха».

Фабий и Каниний кивнули, и последний повернулся к вновь прибывшему трибуну.

«Пора развернуться и ехать обратно. Пусть Пятнадцатый остановит наступление и вернётся в лагерь. Они смогут подготовить всё необходимое для похода на юг и потеснить принца пиктонов, которого мы только что приберегли для подкрепления. Подождите в Лимонуме Пятого, и после короткого перерыва мы двинемся дальше, чтобы разобраться с южной армией».

Офицер отдал честь и повернул коня.

«И, Трибун, постарайся узнать что-нибудь ещё об этой армии, в частности, её последнее известное местонахождение. Мы не хотим искать их повсюду отсюда до Нарбона».

«Боги, как же мне не помешал бы сон», — вздохнул Каниний, повернувшись к Фабию. «Полагаю, на юг отправятся только Пятый и Пятнадцатый? Ты всё ещё направляешься в Карнуты?»

Легат кивнул. «Нельзя повернуть на юг, оставив карнутов позади. Ты же знаешь, что произойдёт. Я разберусь с ними, управлюсь с пиктонами и андами, а потом пойду дальше». Он повернулся к Вару. «Каниний будет нуждаться в тебе больше, чем я».

«Очень хорошо. Два легиона и кавалерийское крыло. Надеюсь, этого хватит, чтобы разбить Луктерия и Драпеса. Удачи с карнутами. Они — коварная банда. Они закопаются и спрячутся по всем лесам».

«Удачи на юге», — возразил Фабий. «Не дайте им пересечь римскую границу, иначе мы все окажемся по колено в дерьме. Лучше поторопитесь».

Двое других кивнули в знак согласия. Римские земли были под угрозой, и сейчас не время колебаться. «Снова мобилизуй своих людей, Каниний», — выдохнул Вар. «Мы должны действовать немедленно».

* * * * *

«Это еще одна проклятая Алезия», — прорычал Варус, заслоняя глаза от утреннего солнца и с горечью глядя на восток.

Это место было ужасно знакомым – примерно в двухстах милях к юго-западу от места кровавой бойни, и всё же оно напоминало тревожно узнаваемый отголосок места последней битвы Верцингеторикса. С высоты высокого склона над рекой Вар мог видеть, как в этом месте отражается каждая деталь Алезии.

Река прорезала широкую равнину, так напоминавшую равнину грязи и крови в Алезии. И, как и в том другом месте, две небольшие реки текли на восток, протягиваясь, словно руки, вокруг высокого оппидума, похожего на перевёрнутую лодку, увенчанного окружённым стеной поселением и защищённого меловыми скалами, которые трудно было преодолеть по большей части периметра. Как и в Алезии, разведчики сказали, что восточный конец представлял собой более пологий склон, но в прошлом эта сторона была гораздо сильнее укреплёна. Нигде не было простых задач. Любая атака на это место обернулась бы адом.

Каниний выглядел столь же кислым при виде этого зрелища. Двум легионам требовался дневной отдых перед броском на юг, и Вар каждый час терзался в Лимонуме, терзаясь задержкой и зная, что с каждым мгновением промедления мстительные галлы приближаются к Нарбону. Но, начав движение, надо отдать должное Канинию, они двигались быстро. Пятый и Пятнадцатый легионы двигались налегке – ускоренно – взяв только самые быстрые повозки и ведя их на сильных, резвых лошадях вместо обычных быков. Армия преодолела сто сорок миль до этого места за три дня, и хотя все солдаты теперь выглядели готовыми к отставке, а обоз, каким бы быстрым он ни был, растянулся на последние десять миль, чтобы догнать их до конца дня, их впечатляющий темп, по-видимому, застал противника врасплох, загнав его здесь в ловушку.

Согласно информации, полученной от пиктонского князя, вражеская армия находилась у главного оппидума лемовиков, где обе армии должны были соединиться. Римские войска прибыли туда и обнаружили, что объединённые силы галльских повстанцев накануне двинулись на юг. Местные жители, готовые прийти на помощь, сообщили, что противник направляется к кадурской крепости Укселлодунон, и, преодолев этим утром возвышенность, они, похоже, подтвердили догадку.

Для Укселлодунона – и богов, но это была другая Алезия – все признаки полной военной оккупации. Стены, возвышающиеся над скалистыми утесами, были полны людей. Не просто немногочисленных, как те бедолаги, которых Вар видел во время восстаний в начале этого года, а полных . И с ними были знамена самых разных форм. Первые вылазки разведчиков, направленные на выяснение точного расположения местности, подверглись обстрелу со стен, и сила этой схватки показала, что враг не только многочислен и воинственен, но и хорошо снабжен. Сложное предложение.

Вар почти обдумывал радикальный план действий. Встретиться с врагом было бы проще практически при любых других обстоятельствах. Если армия отступит миль на десять, галлы, возможно, оставят это место и двинутся к Нарбонскому. Тогда, возможно, римляне настигнут их на открытой местности и справятся с задачей легче. Но это место находилось всего в ста пятидесяти милях от самого Нарбона и всего в пятидесяти-шестидесяти от границы и первого мирного римского поселения. Отпустить их сейчас означало подвергнуть римское гражданское население серьёзной опасности. К тому же, противник, похоже, обосновался здесь довольно комфортно, так что не было никакой гарантии, что он быстро двинется дальше. В конце концов, если бы они отчаянно хотели двинуться на юг, они могли бы сделать это раньше легионов, пусть даже и ненадолго. Он отбросил неприятную мысль, что противник просто выжидает. Позади него конница и легионы собирались в кучки, ожидая приказа.

Каниний выглядел совершенно не впечатлённым. Бедняга только что вернулся из битвы, где пытался прорвать осаду, несмотря на численное превосходство противника, которая едва не закончилась для него неудачей, и теперь оказался в укреплении, которое выглядело более-менее неприступным.

«Что ещё нам остаётся делать?» — вздохнул легат. «Приготовиться к осаде. Разведчики нашли три подходящих опорных пункта. Я разделю легионы на три группы по шесть-семь когорт в каждой, а вы распределите между ними кавалерию. Тогда мы, по крайней мере, сможем быть уверены, что загнали их в ловушку, пока будем обдумывать дальнейшие действия».

Вар прикусил губу. «Нас недостаточно, чтобы захватить это место, Каниний, и если они так хорошо укомплектованы, как кажется, мы можем пробыть здесь целый год. Следующим шагом, возможно, будет послать к Цезарю подкрепление».

Каниний скривил губы при мысли о необходимости просить о помощи. Лабиену никогда не приходилось просить о помощи, и, похоже, Цезарь уже однажды послал ему на помощь Фабия, полагая, что тот не справится всего с двумя легионами. «Нет. Пока нет. Мы их окружили. Фабий скоро прибудет. Может быть, вы могли бы послать группу всадников и побудить его двигаться быстрее?»

Варус взглянул на эхо Алезии и кивнул. Меньше всего ему хотелось повторения той кровавой бойни. Боги, пусть Фабий поторопится .

Глава тринадцатая

Молакос из Кадурки сидел верхом на коне и смотрел вниз, на широкую долину, размышляя, нет ли другого пути, по которому они могли бы пойти. Но он знал, что его нет, и сколько бы времени Луктерий ни рассчитывал выиграть, Молакос понимал, что времени в обрез. Его задача уже заняла гораздо больше времени, чем они ожидали, и всё равно потребуется время, чтобы добраться до Рима, освободить царя и вернуть его народу. Только тогда, с Верцингеториксом во главе нового восстания, они могли надеяться объединить все племена и добиться того, чего не смогли в прошлом году.

Со времён Алезии выжившие вельможи всех племён пришли к неизбежному выводу: если бы они не спорили и не тянули время, а просто бросили все силы на поддержку царя арвернов с самого начала, голова Цезаря теперь истлела бы на пике, а земля была бы свободна. Что ж, когда начнётся следующее восстание, они будут сражаться. Даже сейчас многие были заняты тем, что создавали ровно столько проблем, чтобы отвлечь внимание Цезаря от севера, от Луктерия и его собирающихся сил, или от небольшой группы избранных охотников и убийц, которым было поручено вернуть царя на место.

Молакос царапал себе голову и бил кулаком по ладони всякий раз, когда оставался один, зная, что его промедление с поиском кого-нибудь, кто мог бы раскрыть истинное местонахождение и положение Верцингеторикса, вполне могло привести к провалу плана. К этому времени все ожидали, что он и его боги-убийцы отправятся в Укселлодунон вместе с королём, чтобы объединиться с растущей армией. Галлия была малонаселённой и голодала, и никто не думал, что это будет так же легко, как в прошлом году. Но это был их последний шанс. Если они соберут армию и поставят короля во главе, все, молодые и старые, мужчины и женщины, схватятся за серп или копьё и бросят в бой всю свою волю и силы.

Но если бы что-то пошло не так или они проиграли, другого шанса уже не было бы. Рим бы победил.

Это было отчаянное дело.

Его взгляд окинул обитателей широкой долины Родана.

Больше повозок и фургонов, чем он мог себе представить. Это было совершенно невероятно. Конвой тянулся, скрываясь из виду как слева, так и справа, всё ещё огибая дальний изгиб долины на севере и постепенно исчезая на юге, направляясь в Массилию. И он хорошо охранялся. По его теперь уже экспертной оценке, по крайней мере, легион выстроился вдоль конвоя, пока тот грохотал, вместе с проклятыми Реми и их союзниками, ехавшими по бокам.

Он видел небольшую группу офицеров верхом на лошадях, неподвижно сидевших неподалёку от его позиции, по-видимому, увлечённых беседой с разведчиком. Молакосу и его людям было крайне важно как можно скорее добраться до Массилии и сесть на их дружественный корабль. Ожидание прохождения этой чудовищной колонны заняло бы целую вечность, и тогда они окажутся в порту, блокируя всё и усложняя жизнь Молакосу и его людям.

Двенадцать из них сначала двинулись, чтобы пересечь возвышенность примерно в сорока милях к западу отсюда, но быстро стало очевидно, что после перераспределения легиона, охранявшего границу, хитрый человек, командующий римским провинциальным гарнизоном, бережно использовал своё немногочисленное войско, возводя сторожевые посты и укрепления по всей границе римской территории. Пока они не достигли Родана, Молак не нашёл ни одного места, где они могли бы пройти к Массилии незамеченными.

И теперь, продвигаясь в римские земли, им приходилось полагаться на скрытность, а не на насилие, чтобы не потерпеть неудачу из-за собственной заметности. Единственным местом, где они могли пересечь римскую границу незамеченными, был Родан, поскольку поток товаров, проходящих вверх и вниз по широкой долине в любой день, был огромным и многонациональным. Двенадцать человек из племен могли легко затеряться в бесконечном торговом потоке.

Но не сегодня. Будь прокляты Судьба, боги и мерзкие римляне, сделавшие день его прибытия на границу таким же, как и проклятая колонна Цезаря. Ближайшие день-два будут полны адских трудностей или ещё более невозможных задержек.

«Что теперь?» — спросил хриплый голос, звучавший жутко из-за маски и капюшона.

Он оглянулся на говорившего, Цернунна – одного из немногих в своей группе, кому он готов был бы довериться. Каждый из них был убийцей и мастером своего дела, хотя каждым двигали собственные цели: от преданности Молакоса своему господину Луктериусу до Катубодуи из Лемовиц, сражавшейся здесь, чтобы отомстить за своего мужа, короля Седулла, погибшего в Алезии, и до Белисамы и Беленоса, обезумевших близнецов, видевших, как их отца пытали до смерти, чтобы выведать информацию. Но, помимо него самого, единственным, кто был здесь исключительно с целью вернуть Верцингеторикса на место, был Цернунн, уважаемый мастер-друид, некогда руководивший жрецами, провидцами и друидами арвернов в их молитвах. Он бы ничего не сделал, если бы не высшее благо.

«У нас нет времени искать другой путь, даже если бы он был. Это должен быть «Родан». Если мы будем ждать этот конвой, то отстанем ещё на день, плюс те дополнительные дни, которые они нам потратят, заблокировав порт по пути в Рим. Если только мы не сможем каким-то образом их опередить…»

«Мы могли бы убить их всех», — вмешался великан Могонт. «Взять конвой, освободить рабов, а затем отправиться в Массилию?»

Молакос напал на здоровяка. Могонт, как правило, был менее воинственным, чем некоторые другие, хотя у него были свои счёты: какой-то римский офицер кастрировал его после того, как он убил своего коня. Но подобные разговоры были просто глупостью. Двенадцать мужчин и женщин против легиона?

«Не будь идиотом».

«Я не имел в виду одного. Я имел в виду с ними».

Молакос в замешательстве проследил за указующим пальцем великана и удивленно заморгал.

На холмах на дальней стороне долины мобилизовывались крупные силы, отсюда похожие на роящихся насекомых. «Кто?..»

«Это хельвиы», — тихо произнес Цернунн своим странным, призрачным голосом.

«Отсюда штандарт никак не увидишь», — прорычал Молакос.

«Я вижу многое, что находится далеко за пределами твоих глаз. Это — Хельвии».

Молакос открыл рот, чтобы возразить, но ему редко доводилось видеть друида, который ошибался, делая подобное заявление. У них были уши богов, и порой они говорили их языком. Он почувствовал, как по его спине пробежала лёгкая дрожь.

«Но Гельвиы — союзники Рима».

Цернунн медленно повернулся к нему. «Достаточно золота и рабов, чтобы купить место среди богов, могут вскружить голову даже самому преданному из воинов, Таранис. А это земли гельвийцев. Смотри, как они выбрали часть долины, где река ограничивает их движение, где нет поселений, которые могли бы помешать, склоны достаточно пологие для кавалерийской атаки, а повозки растянуты гуськом из-за густого подлеска, что растягивает римскую армию до предела. Там не больше двух тысяч гельвийцев. Может быть, всего тысяча. Они не могли надеяться уничтожить легион в поле, но здесь они могут быстро и мощно ударить по армии в слабое место и рассечь колонну надвое. Заметь также, как они дождались приближения римских командиров, чтобы посеять максимальный хаос, убив вождей. Они могут проиграть, но у них есть, по крайней мере, разумные шансы на успех, если предводитель гельвийцев сможет сохранить достаточный контроль над боем».

Молакос был ошеломлён. Всё было именно так, как и говорил Цернунн. И если они присоединятся, то смогут взять колонну. Освободите рабов! Заберите добычу. Финансируйте и укомплектуйте армию…

Он сердито покачал головой. Его соблазняли и отвлекали, как и Гельвиев. Он не мог позволить себе отвлекаться от своей задачи, даже ради этого. Верцингеториг был его целью, и этот царь стоил десяти таких колонн, когда речь шла об объединении племён.

«Это слишком опасно. Римские командиры часто бывают умнее здравого смысла. Есть вероятность, что эта колонна падет под натиском гельвийцев, но мы с тобой, Цернунн, знаем, что гораздо больше шансов, что она будет сломлена каким-нибудь неожиданным манёвром римлян. Мы не можем позволить себе связать свою судьбу с этими предательскими римскими приспешниками».

«И что же нам тогда делать ?» — спросил огромный Могонт.

«Мы используем гельвий. Это не значит, что мы продаём своих, ведь гельвии теперь римское племя».

«Вы же не имеете в виду...»

«Именно это я и имею в виду». Он выпрямился, повернулся и жестом пригласил остальных одиннадцать собраться вокруг него. «Снимите плащи и маски и уберите их. Мы теперь верные аллоброги, служим Риму и живём в его провинции. Я останусь в маске и плаще позади – моё лицо слишком узнаваемо и запоминаемо. Цернунн может вести и говорить вместо меня. Никаких выступлений против римлян, и следите за языком. Если вы говорите на их языке, постарайтесь не реагировать на всё, что они говорят, негативно».

Он повернулся к Цернунну, когда его мужчины и женщины, неуверенные и несчастные, начали снимать свои божественные плащи и ритуальные маски. «Ты знаешь, что делать?»

Друид кивнул. «У меня большой опыт в том, чтобы обманывать римлян и кормить их ложью. Как только мы поднимемся на холм, все шумите как можно громче, словно пытаясь привлечь их внимание. Когда мы будем спускаться, держитесь немного позади. Катубодуа, ты пойдёшь со мной вперёд и станешь моей женой. Остальные не мешайте и держитесь с уважением».

Не дожидаясь их комментариев или согласия, понимая, что силы хельвиан на другом берегу реки почти готовы к действию, он пришпорил коня и помчался бежать, стремясь к гребню холма и спуску в долину. Молакос же, оставаясь в безопасности среди толпы, присоединился к нему, стремительно спускаясь с холма и направляясь прямо к офицерам.

Группа начала выкрикивать предупреждения, а те, кто не понимал латыни, вместо этого закричали. Римляне отреагировали мгновенно, и Молакос поздравил себя – эти офицеры были ловкими и быстрыми. Бой мог закончиться для гельвийцев плачевно. Ещё до того, как дюжина всадников приблизилась к ним, офицеров защитила стена щитов из легионеров, выстроившихся в три ряда с копьями наготове в стандартном противокавалерийском строю. Лучники появились словно из ниоткуда, натянув тетивы и стрелы, а всадники-реми собирались группами, на всякий случай. Повозки двинулись следом.

«Трибун!» — крикнул Цернунн, когда они подъехали ближе. «Трибун!»

Это было верное предположение. Легионы обычно сопровождались легатом или даже более старшим офицером, но даже когорта в движении сопровождалась трибуном, так что среди офицеров обязательно должен был быть хотя бы один.

Цернунн и Катубодуа замедлили бег, первый поднял руки в знак мира. Один из римлян сделал жест, и стена щитов раскрылась достаточно, чтобы позволить ему шагнуть вперёд. Двенадцать всадников натянули поводья, «пара» впереди всего в десяти шагах от римлянина, остальные собрались в группе позади.

«Чем ты занимаешься?» — спросил римлянин. Молакос отметил его юношескую привлекательность, лёгкое и ловкое телосложение, острый, ясный взгляд, но больше всего — красный пояс, завязанный поверх кирасы, указывающий на его положение своего рода генерала.

«Ваша колонна в серьёзной опасности, сэр. Гельвии собираются на дальнем склоне в большом количестве».

Молакос заворожённо наблюдал, как римлянин, казалось, изучал друида, впившись взглядом в глаза Цернунна. Через несколько мгновений он выпрямился.

«Трибун? Префект? Остановите колонну и выстройте весь легион в боевом порядке на восточной стороне конвоя. Пусть повозки начнут сдваиваться, каждая вторая подтягиваться рядом, чтобы стянуть линию и дать нам пространство для манёвра. Передайте в тыл, чтобы подтянули резервы на дальнем конце долины, и пусть все стрелковые войска загрузятся в повозки для увеличения дальности. В каждой шестой повозке находится метатель стрел «Скорпион», так что держите их все заряженными и готовыми к бою».

Пожилой офицер посмотрел на него как на сумасшедшего. «Сэр?»

«Сделай это».

«Всадники ничего не нашли, сэр. Эти галлы могут лгать… заманивая нас в ловушку».

Генерал пристально посмотрел на него. «Этот человек говорит правду. Выполняй мои приказы, или, клянусь Юноной, я найду тебе замену». Когда трибун уехал, офицер жестом указал на другого всадника – судя по всему, реми.

«Возьмите трёх человек и хорошенько осмотрите этих хельвиев. Удостоверьтесь в их намерениях и возвращайтесь немедленно».

Когда они двинулись, и офицер жестом приказал щитовой стене разойтись по своим обычным местам, он кивнул Цернунну. «Я должен поблагодарить вас за ваше своевременное вмешательство. Признаюсь, я ожидал нападения по всей долине Родана, хотя теперь, под сенью Рима, я начал чувствовать себя в безопасности».

«Вы выступите против них?»

Офицер покачал головой. «Если они придут, мы готовы и дадим им отпор. Но я не думаю, что они придут . Гельвиям есть что терять. Если они решат, что мы готовы к их нападению, они прекратят атаку и разойдутся. Ставлю девять монет против одного, что сегодня ты избавил нас от боя». Он улыбнулся. «Хотя я боюсь, что тебе грозит ответный удар. Они вполне могут наблюдать за тем, как ты разговариваешь со мной. Куда ты направляешься?»

«В Массилии, сэр», — легко ответил Цернунн. «У нас с женой есть недвижимость там, а также на землях аллоброгов. У меня есть небольшое предприятие в городе, занимающееся торговлей вином».

Офицер оживился. «Как чудесно. Вы, возможно, знакомы с моим другом. Фронто, бывший легат Десятого легиона, тоже торгует вином в Массилии». Мужчина усмехнулся и, радуясь, не заметил проблеска тёмного узнавания в глазах друида при этом имени. «Ради вашей же безопасности вы, конечно же, позволите моей колонне сопровождать вас в город? Меня зовут Децим Юний Брут Альбин, временно исполняющий обязанности командующего Двенадцатым легионом».

Глава четырнадцатая

Каваринос почувствовал упадок духа, глядя вперед через открытые ворота Альбы. Как и все романизированные поселения римской провинции, этот город гельвий представлял собой странную смесь. Все еще имея традиционную стену в форме старой оппиды, внутреннее пространство, очевидно, было полностью переделано в какой-то момент после включения племени в постоянно растущую территорию Рима. Сетка улиц была стандартной римской формы, которую Каваринос видел ранее во время визитов в Нарбон и другие крупные «галло-римские» города. И гельвии там все еще носили брюки, как и столетия назад, но чаще всего поверх них надевали тунику римского стиля. Среди них было столько же гладко выбритых лиц, сколько и усатых или бородатых.

Но не странность культурного столкновения повергла его в уныние. Виной всему была суматоха. На главной улице, ведущей от ворот, наверное, два десятка местных жителей спорили довольно напряжённо, панически. И среди них, в центре, стояла повозка. Хотя он не мог разглядеть детали с такого расстояния, свёрток на повозке был завёрнут в красный плащ, и это выдавало его лучше всего. Как будто этого было недостаточно, между редкими движениями ног мужчин он видел тёмную лужу, образовавшуюся под повозкой.

Бросив мрачный взгляд на небо и мысленно проклиная Тутатиса за то, что тот принёс ему столько несчастий, Каваринос въехал в Альба-Гельвиорум. Он удивился, насколько тихо было в городе, несмотря на суету на улицах. В таком месте жизнь обычно кипела: от стука молота по наковальне до криков уличных торговцев и детей, играющих под ногами.

Это место казалось на удивление пустым. Приблизившись к спорящей толпе, один из гельвийцев оглянулся и увидел его, трясущего друга, чтобы прекратить спор. Мгновение спустя небольшой шум стих, и каждый из них молча и выжидающе смотрел на приближающегося всадника. Кавариносу пришло в голову, что они вполне могли бы принять его за одного из своих знатных людей. Несмотря на своё арвернское происхождение, Каваринос носил чисто выбритое лицо и перестал носить браслет со змеей или какие-либо другие очевидные опознавательные знаки. Более того, несмотря на восстание против Рима в прошлом году, арверны десятилетиями торговали со своими недавними врагами, а покрой и материал их одежды во многом были обязаны римскому влиянию. Вероятно, они считали его знатным гельвийцем.

Он вздохнул. «Что с ним случилось?»

Он указал на телегу с её зловещей ношей. Местный житель, к которому он обратился, нахмурился в недоумении. Акцент Кавариноса определённо не был гельвийским. «Его убили».

«Я так и понял», — сказал Каваринос, закатив глаза. «Он офицер. Он был проездом?»

Мужчина покачал головой. «Руководитель инженерного подразделения, которое проектирует акведук», — тихо ответил он. «То, что они с ним сделали…» — он содрогнулся.

Каваринос мрачно кивнул и подвёл лошадь к повозке, где наклонился и приподнял край красного плаща. Под ним розовые содранные мышцы покрылись тёмно-красной коркой, хотя тело всё ещё сочилось сквозь доски повозки. Каваринос старался не вдыхать слишком много воздуха, когда из-под покрывала вылетело облачко мух. Это было совсем недавно. В течение дня. Часов, если быть точным. Его пытливый ум не мог не задаться вопросом, куда же делась кожа .

«Вы видели убийц?»

«Нет», — ответил мужчина и открыл рот, чтобы что-то сказать, но друзья бросили на него предостерегающий взгляд, и он сжал губы. Каваринос с подозрением прикусил губу.

«Дай угадаю. Его пытали и оставили в комнате. А всех солдат, охранявших его, быстро и эффективно уничтожили». Мужчины кивнули.

«Я не собираюсь выяснять, что здесь происходит. Ваши секреты — ваши. Я пойду своей дорогой».

«Но», — настойчиво спросил первый мужчина, — «вы что-то об этом знаете?»

«Я знаю, кто убийцы. Если вам дорога жизнь, не нажимайте эту кнопку».

«Но что мы будем делать? Власти обвинят нас!»

Каваринос рассеянно почесал затылок. «Думаю, у властей будет больше поводов для беспокойства. Это не единичный случай. На самом деле, такое случалось повсюду. Я надеялся уже оторваться, но, похоже, они меня опередили. Возможно, прибытие на римскую территорию их замедлит. Теперь им придётся быть осторожнее».

Мужчина странно посмотрел на него, и Каваринос понял, что тот произнес вслух то, что, по сути, было внутренним монологом. «Сожгите его, пепел сожгите, а потом передайте властям и расскажите им правду». Бросив последний взгляд на несчастного римлянина, он побежал дальше через город, направляясь к реке Родан, которая должна была привести его большую часть пути до Массилии.

Они опередили его. Его разум услужливо наложил лицо Фронтона на изуродованное тело на телеге, и он автоматически ускорил шаг.

* * * * *

Фронтон смеялся, глядя, как юный Луций шатается по траве, гоняясь за красно-чёрными бабочками, которых зимой в Массилии было обычное зрелище. Он громко хихикнул, когда Луций упал головой вперёд на траву и издал странный крик. Это были почти слова, но не совсем. Луцилия подбежала бы к нему, вся в тревоге, что он ушибся, но Фронтон уже привык к звукам Луция, а этот звук был разочарованием. И действительно, мальчик через мгновение снова вскочил, слегка пошатываясь, прежде чем, смеясь, броситься за другой бабочкой, перебежавшей ему дорогу.

Фронтон откинулся на стену, прислонив голову к столбу ворот. Было приятно снова жить в таком климате. Он вырос у моря в Путеолах и провёл большую часть жизни в Риме и Путеолах, а также в Испании, где жара была схожей, хотя и значительно суше. Но последние семь лет в Галлии стали для него настоящим открытием. Он не верил, что возможно столько дождей. Некоторые районы северной Галлии не могли бы быть намного влажнее, даже если бы их затопить.

Он закрыл глаза и наслаждался солнечным теплом на своих веках.

«Гражданская жизнь вам явно подходит».

При этих словах он резко распахнул глаза и некоторое время в растерянности оглядывался по сторонам, прежде чем заметил фигуру у дерева у обочины дороги. Узнавание пришло мгновенно, но разум какое-то время сопротивлялся, настаивая, что он ошибается, и это не тот, за кого он принял.

Галл улыбнулся. «Должен сказать, я рад. Я почти ожидал, что приеду сюда и найду тебя ободранным и пришпиленным к дереву».

Фронтон молча смотрел. За его спиной Люций издал торжествующий вопль, который тут же перешёл в вопль разочарования, а затем снова перешёл в хихиканье и топот крошечных ножек по траве.

«Я не думал, что увижу тебя снова», — сказал он, немного оправившись от удивления.

«Я никогда на самом деле не собирался приезжать», — ответил Каваринос, направляя коня к воротам. «Однако события в мире, как обычно, управляют ходом моей жизни, и, несмотря ни на что, я оказался на римских землях, разыскивая римлян, вопреки своим собственным. Меня не перестают удивлять странные повороты нашей жизни».

Фронтон бросил на него кислый взгляд. «Разве ты не должен быть с арвернами, планирующими восстание против нас? Судя по новостям, это сейчас в моде».

Каваринос рассмеялся без тени юмора. «По всей стране полно незрячих безумцев, которые пытаются подтолкнуть мёртвого коня под названием свобода и заставить его бежать. Они лишь оттягивают неизбежное и навлекают на племена ещё больше горя. И отчасти поэтому я здесь. Я не осознавал этого, пока не нашёл ободранный центурион в Альбе Гельвиорум. До этого я пришёл сюда исключительно из уважения к бывшему противнику. Но почему-то мне кажется, что теперь всё стало гораздо серьёзнее. То, что происходит, нужно остановить не только ради спасения вашей жалкой шкуры, но и ради будущего блага племён».

Фронто соскользнул со стены и открыл ворота. «Ты говоришь загадками, Каваринос. Ты что, с друидами общался?»

«Это было долгое и очень неприятное путешествие, и мне пришлось съездить в город, чтобы узнать, где вы живёте. Если вы, как я помню, виноторговец, думаю, будет уместно предложить что-нибудь из ваших товаров усталому гостю».

Фронтон фыркнул и закрыл ворота за арвернским арверном. Он повернулся к дому. Аврелий стоял у двери. Он пробыл там уже полчаса, чистя ногти кончиком ножа и занимаясь другими подобными делами. Он явно не считал Кавариноса врагом, если не другом, но даже тогда он держал руку на рукояти своего гладиуса и внимательно наблюдал. Бывшие члены его «сингуляров» очень серьёзно относились к своим обязанностям после нападения на здание Гиерокла, опасаясь возмездия, и один из них всегда был рядом с ним, вооружённый и готовый к бою.

«У нас всё в порядке, Аврелий. Не мог бы ты сделать мне одолжение, отведи лошадь Кавариноса в конюшню и оставь её им».

Аврелий подошёл, кивнул галлу в знак приветствия, взял поводья и повёл лошадь вокруг дома, не отрывая взгляда от новоприбывшего. Фронтон остановился, чтобы поднять Луция, который пытался выдернуть сорняк с газона, а затем повёл друга к входной двери.

«Значит, это не светский визит?»

Каваринос потёр руки, когда они вошли, и грустно улыбнулся. «Мне пока далеко до светской жизни, Фронтон. Но я рад видеть тебя в добром здравии, хоть ты и явно устал».

«Бизнес — занятие более утомительное и сложное, чем война, Каваринос».

«Это одна из причин, почему племена — плохие торговцы, но при этом веками воюют друг с другом. Мы никогда не были сложным народом».

Фронтон остановился в атриуме, вознося молитву алтарю домашних богов, когда к дальнему краю небольшого бассейна подошла Луцилия, неся на руках спящего юного Марка.

«Вижу, тебе удалось усыпить Люциуса?» — лукаво заметила она. «Честно говоря, Маркус, ты мог бы хотя бы попытаться . Теперь он не будет спать весь день, а сегодня вечером разыграет с нами весёлого Аида». Она впервые заметила фигуру позади него и тепло улыбнулась. «Ты собираешься представить меня своему другу?»

Фронтон опустил Луция на пол и отвёл его подальше от мелкого имплювия, прежде чем выпрямить. «Луцилия, это Каваринос, принц арвернов и бывший один из самых доверенных генералов Верцингеторикса».

Удивление мелькнуло на её лице, но вскоре его сменило узнавание. «Каваринос? Тот, кому ты отдала свою драгоценную Фортуну?» — усмехнулась она, подходя к ним через комнату. «Ты даже не представляешь, как он был несчастен без своей драгоценной богини. В конце концов, он потратил целое состояние на замену».

Фронтон бросил на неё уничтожающий взгляд. «Я страдала от отсутствия удачи. Простой здравый смысл подсказал мне её заменить».

Каваринос улыбнулся и вытащил статуэтку, висевшую у него на шее, потёртую, но узнаваемую. «Не уверен, насколько удачно она мне принесла».

«Ты ведь ещё жив, да?» — фыркнул Фронтон. «Треть галлов уже мертва».

«А это, должно быть, твоя любимая жена, Фронтон? Кажется, ты так и не назвал мне её имени?»

Фронто снова фыркнул. «Мы разговаривали только тогда, когда были лидерами противника в разгар войны. Я ведь не сказал тебе ни размер своей обуви, ни любимый цвет».

Каваринос снисходительно улыбнулся ему, а Луцилия сердито посмотрела на него, прежде чем широко улыбнуться галлу. «Луцилия, дочь Квинта Луцилия Бальба и жена невоспитанного негодяя. Рада познакомиться, принц Каваринос».

«Думаю, этот титул сейчас неуместен, миледи. Но мне очень приятно с вами познакомиться».

«Тогда нам следует удалиться в триклиний?» — спросил Фронтон, но Каваринос многозначительно кивнул Луцилии.

«Значит, где-то в уединенном месте?»

Каваринос кивнул. «Я не хочу показаться грубым, миледи, но есть личный вопрос, который нам нужно сначала обсудить, прежде чем я смогу позволить себе расслабиться».

Луцилия согласилась и поклонилась, отступая из атриума, услышав шлепающие шаги Луция. «Тогда я попрошу повара приготовить что-нибудь подходящее, скажем, на полчаса?»

Фронто кивнул. «Спасибо, дорогая. Мы скоро закончим».

Жестом пригласив Кавариноса следовать за ним, он направился к своему таблинуму – небольшому кабинету, которым он всё ещё иногда пользовался на вилле. Когда они вошли, он закрыл за ними дверь, заметив, что Масгава бесшумно появился в атриуме, вооружённый и бдительный. Когда дверь закрылась, он кивнул здоровяку нумидийцу, пытаясь дать понять, что всё в порядке. Повернувшись, он подошёл к одному из двух кресел в комнате и опустился в него, подушка подняла под собой облачко пыли.

Каваринос с интересом оглядел комнату. Стены были увешаны картами основных торговых путей и винодельческих регионов, графиками сезонных приливов и отливов и так далее. Сбоку на столе лежали дощечки для письма. У стены стояли пять амфор разных размеров. Пол был выложен мозаикой с изображением резвящегося Вакха. «Выглядит точь-в-точь как римская ставка. Ты заставляешь меня улыбнуться, Фронтон. Даже будучи торговцем, ты подходишь к своему делу так, будто это война».

«Вы даже не представляете, насколько близки эти двое. Вплоть до кровопролития».

Он протянул руку, взял с низкого столика небольшой кувшин, откупорил его и наполнил два изящных расписных бокала с изображением летящих птиц. «Вы когда-нибудь пробовали альбанское вино?»

Каваринос нахмурился. «Возможно. Много лет назад мы вели успешную торговлю с римскими купцами. В те времена у меня были отличные римские вина».

«Не так». Фронто добавил примерно столько же воды в вино и пододвинул кувшин Кавариносу. «А теперь расскажи мне, что привело тебя в Массилию?»

Арвернский дворянин отпил вина, попробовал его, прежде чем разбавить водой, а затем сделал небольшой глоток и одобрительно кивнул. « Вкусно . Альбан? Это из-под Рима, да?»

«К югу. Может, миль пятнадцать по Аппиевой дороге». Он замолчал, выжидая.

«Ты в опасности, Фронтон. По крайней мере, я так думаю».

«Я всегда в чертовой опасности. Кто из этого времени?»

Каваринос облокотился на стол. «Что вы знаете о наших богах и о вождях прошлогоднего восстания?»

«С первыми – немного. Я могу назвать несколько и рассказать, чем они занимаются, полагаю. А ваши командиры? Ну, конечно, я многих из них видел во время капитуляции».

«Мой народ упорен, — вздохнул Каваринос. — Даже за пределами здравого смысла. Пройдут годы, прежде чем племена полностью смирятся с римским владычеством. Некоторые справятся быстрее других. Но проблемы и споры всё равно будут. Для некоторых прошлогодняя война ещё не закончилась. Те, кто не видит будущего, считают наше катастрофическое поражение всего лишь неудачей».

Фронтон недоверчиво покачал головой. «Ты же не хочешь сказать, что будет ещё одно восстание?»

«Небольшие конфликты уже происходят, Фронтон. И они постепенно объединятся и разрастутся, привлекая в свои ряды всех, кто может держать копьё. Единственная причина, по которой этого до сих пор не произошло, заключается в том, что для объединения племён требуется нечто совершенно особенное. Мы постоянно находимся в состоянии войны. Такова природа племён. Верцингеторикс с помощью друидов сумел совершить невозможное. Даже тогда, при нём, были несогласные и скептики. Если бы они все от всего сердца присоединились, ваш полководец проиграл бы битву при Алезии».

«Могу себе это представить», — сказал Фронто, вспомнив большую армию, шедшую на помощь на втором холме.

«Но хотя второе восстание было бы плохо для Рима, я неизбежно прихожу к выводу, что для племён оно будет иметь катастрофические последствия. Повторение прошлого года, в котором будут участвовать все до единого боеспособные солдаты, всё равно не выиграет войну против Рима, а главным результатом станет то, что вся моя культура, наш народ и наш мир исчезнут навсегда. Мы станем именами в ваших пыльных книгах по истории Рима».

«Я с вами согласен. Вашим людям никогда не не хватает мужества и смелости, но вот здравого смысла им часто не хватает. Однажды я расскажу вам об особом случае под названием Атенос».

Каваринос на мгновение прикусил губу.

«Сейчас в ваших землях находится группа очень, очень опасных мужчин и женщин, преследующих двойную цель, ни одна из которых не идёт вам на пользу». Заметив сосредоточенное, настороженное молчание Фронтона, он продолжил с печальной ноткой в голосе. «Один из генералов Верцингеторикса, выживший среди подоспевших на помощь войск, Луктерий из Кадурков, занят восстановлением армии объединённых племён. У него был доверенный человек, сражавшийся при Герговии и Алезии и получивший тяжёлые ранения – точнее, изуродованное лицо – в последней битве. Он фанатично предан своему королю, и единственное, что, боюсь, может двигать им сильнее, чем его преданность, – это его глубокая ненависть к Риму».

«А он в Массилии?»

Он и ещё одиннадцать человек, в масках и плащах, бесчинствовали по всей стране, пытая римских офицеров, пытаясь найти великого царя арвернов. Они обнаружили, что его увезли обратно в Рим, и теперь направляются в столицу через этот самый порт.

Фронтон почесал затылок. «Дюжина убийц в масках отправляется в Рим, чтобы спасти Верцингеторикса? Ты это хочешь сказать?»

«Короче говоря, да».

«Они безумны. Им никогда ничего не удастся».

«Не будь таким самоуверенным, Фронтон. Я не знаю, что такое Рим, но эта дюжина действительно очень опасна. И очень скрытна. Они отождествляют себя с двенадцатью богами наших народов, и я видел их дело. Они убили легата».

Фронтон заморгал в шоке. « Легат ? Кто?»

«Я думаю, его звали Регинус».

Фронтон представил себе легата Пятнадцатого и протёр глаза. «Это невероятно».

«Как я уже говорил, не стоит их недооценивать. Я не знаю, кто они, но видел двоих или троих без масок. Все они смертельно опасны. И все они страстно ненавидят Рим. Более того, они месяцами бродили по стране, убивая римлян, и до сих пор никто о них не знает».

«Кроме тебя».

«Кроме меня. И хотя они будут проходить через Массилию по пути в Рим, учитывая их активность, я не могу себе представить, чтобы они не предприняли никаких мер, узнав, что один из легатов, ответственных за их поражение при Алезии, находится в городе. А твоё имя достаточно известно, чтобы это произошло».

Фронто медленно кивнул. «И ты думаешь, они сейчас в городе?»

«Возможно, так и будет, хотя у вас ещё есть время. Они опередили меня на несколько часов в Альбе, но им придётся очень осторожно продвигаться по римской территории, в то время как я просто ехал быстро и открыто. Я почти наверняка встретил их по пути. К тому же, примерно в дне пути к северу отсюда находится большая римская колонна снабжения. Я прошёл мимо них без особых проблем, но дюжине вооружённых и замаскированных убийц придётся быть очень осторожными. Им, вероятно, придётся дождаться, пока колонна войдёт в город, прежде чем они смогут двинуться на юг».

Фронтон отпил вина. «Похоже, караван с сокровищами Цезаря уже почти прибыл. Хорошо. Порт уже несколько недель стоит в ожидании. Как только он прибудет в Рим и корабли снова двинутся в путь, мой бизнес вздохнет с облегчением».

«И я смогу двигаться дальше».

В наступившей странной тишине Фронтон задумался. «Я…» — он сделал паузу, чтобы переставить слова в голове. — «Куда бы вы ни направлялись, могу ли я предложить альтернативу?»

Каваринос с интересом поднял бровь.

«Оставайтесь с нами. У меня здесь хорошие люди. И принц Реми близок к моей семье. Похоже, вы человек без определенного места. Зачем снова переезжать?»

Каваринос пожал плечами и осушил свой стакан.

«Я не собираюсь ввязываться в новую войну, так что север для меня потерян. Но я не римлянин, Фронтон. Я арвернец. Где-то там есть для меня место, но Массилия — не моё». Он глубоко вздохнул. «И всё же я не собираюсь позволить дюжине безумцев разжечь давно заглохшее восстание. Этих Сынов Тараниса нужно остановить, поэтому я пока останусь».

Он улыбнулся. «А теперь налей мне ещё бокал этого превосходного альбанского, прежде чем мы присоединимся к твоей прекрасной жене. Я расскажу тебе, что, как мне известно, происходит на севере, а ты заполнишь мои пробелы».

* * * * *

Фронтон сердито указал на рабыню. «Мне плевать, какие у Юпитера были намерения. Я ясно и ясно сказал, что не хочу, чтобы она прикасалась к моим мечам!»

Лусилия протянула руку и, успокаивая, похлопала его по плечу. «Я дала ей разрешение, Маркус. Она уже несколько недель жалуется, что ты за ними не ухаживаешь и что на лезвиях пятна ржавчины».

Фронто раздраженно посмотрел на него. «Ты же понимаешь , что она вынимала их из ножен, даже когда ты не смотрел?»

«Тебе, Маркус, лучше всех знать, что нельзя допускать, чтобы твои вещи ржавели. Возможно, ты и не собираешься снова присоединиться к Цезарю, но это не повод всё рушить».

Его взгляд потемнел. «Не меняй, чёрт возьми, тему!» Он повернулся к Андале, которая, как он заметил, ничуть не испугалась и не выказала ни тени раскаяния. Напротив, она выглядела совершенно дерзкой и даже слегка рассерженной. Клянусь богами, иногда она действительно напоминала ему Луцилию. Неужели белги и Луцилии были родственны друг другу?

«Масгава, не будешь ли ты так добр взять все три моих гладиуса и кинжала и положить их в запертый ящик?»

«От них там будет бесполезно, если ты попадешь в беду», — прогремел здоровяк.

«Ради Юпитера, неужели в этом доме нет ни одного человека, который действительно намеревался бы сделать то, о чём я прошу?» — возмущенно проревел Фронтон.

«Нет, если то, о чем ты просишь, не в твоих интересах», — спокойно ответил Масгава.

Фронтон сердито посмотрел на троих, чувствуя себя ретиарием с разорванной сетью и сломанным трезубцем перед тремя вооружёнными противниками на арене. Он резко развернулся и сердито протопал через зал к Кавариносу, который разглядывал большую карту республики на стене.

«Видишь, с каким дерьмом мне приходится мириться?»

Каваринос обернулся со снисходительной улыбкой. «Боюсь, римские женщины ничем не отличаются от арвернских. Прими поражение достойно, Фронтон, и сплоти своих людей для будущих битв».

Фронто злобно посмотрел на него, а Каваринос рассмеялся, указывая на карту. «Ваши люди называют наши племена Галлией , верно?»

Фронто кивнул, все еще раздраженный.

«Тогда я думаю, что ваши картографы просто играли с вами. Посмотрите на это место».

Фронтон всмотрелся туда, куда указывал, на восток, за границу Республики в Анатолии. «Галатия?»

Каваринос кивнул, и Фронтон улыбнулся. «Это другая страна, которой правит царь по имени Дейотар. Он — вассал Рима, а они — наши верные союзники».

«А как же имя?»

Фронтон кивнул. «Мне дали понять, что они связаны с вашими племенами на протяжении многих веков. Помпей говорил, что у них есть свой галльский язык. Думаю, он, вероятно, мало чем отличается от вашего».

Каваринос нахмурился и постучал себя по губе. «Меня интересует Галатия. Она находится на другом конце света, но вы говорите, что это земля моего народа со своим королём? Независимая?»

«Я так думаю».

Каваринос кивнул. «Думаю, когда всё это закончится, я буду обязан Галатии».

Пятеро обитателей комнаты обернулись в наступившей тишине, прислушиваясь к звукам шагов в атриуме. Через несколько мгновений в дверях появился Аврелий.

«У тебя еще один посетитель, Доминэ».

Фронтон нахмурился. Его стражники никогда не использовали столь благородное обращение, чаще всего обращаясь к нему по имени. Когда Аврелий отступил в сторону, кланяясь, в дверях появились ещё три фигуры. Он не узнал людей по бокам, хотя это были явно трибуны. Но человек в центре…

«Брут!»

Искренняя улыбка озарила его лицо, когда он поспешил через комнату к усталому офицеру в дверях. Он заметил своего мажордома, почтительно стоявшего на некотором расстоянии позади них в ожидании приказов, держа плащи трёх офицеров.

«Амельго? Приготовь еду и побольше вина. Не мог бы ты принести нам ещё подушек? И миску тёплой воды, чтобы наши гости могли быстро привести себя в порядок?»

Когда слуга умчался, Фронтон ухмыльнулся трём офицерам: «Вы, конечно, можете воспользоваться моими ваннами, но, судя по вашему виду, вы только что спешились и, вероятно, сначала захотите присесть и выпить чашу вина, верно?»

Брут устало улыбнулся ему. «Выпивка была бы весьма кстати, Марк. Кстати, эти двое — Понтий и Гамбурио, трибуны Двенадцатого легиона, которые пришли со мной с самого севера». Оба офицера поклонились.

«Приятно познакомиться. Отличный легион, Двенадцатый. Я помню их строй. Пойдёмте. Садитесь».

Брут с благодарностью опустился на мягкое сиденье.

«Полагаю, это означает, что обоз Цезаря прибыл?» — рискнул Фронтон. «Я так и думал, что им будет командовать кто-то важный. Рад, что это друг. И, может быть, раз уж ты друг, ты сможешь втиснуть немного моих вещей на борт трирем, которые везёшь в Рим?»

Брут покачал головой. «Извини, Маркус. Я спустился в город с повозками и поговорил с человеком в офисе. Похоже, мы поместим большую часть груза на борт, но места даже для моего полного груза не хватит. Придётся договориться с более авторитетными местными капитанами. Или отправить остальные повозки вдоль побережья и через всю Италию, хотя это означает необходимость временно перевести туда пару когорт из Двенадцатого. Честно говоря, всё это довольно хлопотно».

Фронто был настолько рад видеть своего друга, что проигнорировал раздражение по поводу того, что его бизнес будет продолжать топтаться на месте еще неделю или больше.

«Ну, по крайней мере, ты здесь и в безопасности», — усмехнулся Фронтон. «Такая цель, как твоя колонна, наверняка была заманчивой для половины галльских племён».

Брут кивнул, откидывая взъерошенные волосы. «Мы чуть не стали жертвой нападения, и это были добрые и верные Гельвиы! Но, к счастью, нас вовремя предупредили, и враг отступил, не выпустив ни одной стрелы».

Каваринос отошел от стены, потирая руки.

«Вы сказали Хельвии?»

«Да», — Брут прищурился, глядя на этого странного романизированного галла, которого он не узнавал.

«Когда это было?»

«Три дня назад».

« Вот где они, значит, были», — кивнул Каваринос про себя. «Я всё думал, почему Альба почти пуста. Сыны Тараниса, должно быть, шли прямо за ними. Надеюсь, они застряли за вашей колонной и задержались».

Брут нахмурился в недоумении. «Кто?»

«Культ убийц. Их двенадцать, во главе с изуродованным человеком».

Брут нахмурился еще сильнее, повернулся и что-то пробормотал трибунам, которые кивнули в знак согласия.

«Дюжина, говоришь? Этот изуродованный человек… будет ли он в маске?»

Каваринос, придя в себя, шагнул вперед с такой силой, что один из трибунов опустил руку на рукоять меча, но арвернец выпрямился перед Брутом.

«Культовая маска? Блестящая глазурь с прямым ртом и маленькими рожками?»

Брут кивнул. «Он сказал, что это был слуга, которого изуродовала оспа».

«Его изуродовал кавалерийский меч в Алезии», — тихо сказал Каваринос и повернулся к Фронтону. «Они здесь. Сейчас они в Массилии, и им не составило труда добраться сюда. У них был римский эскорт».

Брут взглянул на Фронтона.

«Кто же эти люди? Эти Сыны Тараниса?»

«Бунтари, убийцы и безумцы», — ответил Фронто. Чертовски хорошо, что Двенадцатый легион был рядом. Судя по словам Кавариноса, ты бы сейчас, наверное, украшал ёлку, если бы они нашли тебя одного.

Брут снова нахмурился, когда повернулся к галлу.

«Каваринос? Из Арвернов?»

Каваринос кивнул.

«Я видел тебя при сдаче Алезии. Фронтон, у тебя очень странная компания».

«Странно, но хорошо. Брут, ты знаешь, где теперь будут эти двенадцать?»

Старший офицер покачал головой. «Мы расстались у городских ворот. Они могли быть где угодно. Чёрт возьми. Что-то в них было не так, но я просто списал это на нервозность, учитывая, что я вез. Что они здесь делают?»