Тайная одержимость

Глава 23

Казалось, книги начнут приходить к нему во снах: большие толстые фолианты, пергаментные манускрипты, сброшюрованные бумажные листы, даже восковые таблички, объединенные в подобие книг. Твердый переплет, мягкий, кожа, дерево, бумага – многообразие кружило голову, но не от счастья и упоения, когда сознаешь, что являешься обладателем несметных богатств, а от пресыщения. От усталости и раздражения, когда понимаешь: еще немного, и сожжешь весь этот хлам дотла.

Александр не мог уже разглядывать бумагу: белую, серую, желтую, потонувшую в бледнеющих чернилах, исписанную ими вдоль и поперек, однако разглядывал, так как понимал – для него иного выхода нет. Даже сейчас, глядя на стеллажи опротивевших замыленному взгляду корешков, вместо ухода, с последующим выбрасыванием из головы бредовых, нелепых затей, он думал о том, к которому из корешков прикоснуться. Думал, да не хотел прикасаться.

Александр, несмотря на сказанное друзьям, продолжал навещать подземное хранилище в поисках информации, которая оказалась бы ему полезной и принесла освобождение от лицезрения стен теперь ненавистного подвала. Вот только не находил, а потому бесился, подспудно начиная думать о Нелли. Хотя думал он о ней постоянно, просто в такие моменты размышления о женщине становились детальнее и куда навязчивей, с задействованием всех тех мало знакомых ему чувств и, как оказалось, яркого воображения – мысли о Нелли всегда оставались при нем, незримой нитью сопровождая в течение дня.

Вот и сейчас он думал о ней. О храброй и выносливой, женственной и притягательной одновременно. Только из-за нее он находился здесь. Из-за Нелли и своей реакции на нее как на кусок свежей оленины. Он все рассчитывал найти абзацы – да пускай бы и строчки, которые оправдают его поведение – только в объяснениях он видел спасение. Но кто-то намеренно над ним насмехался. Александр перерыл всю подземную библиотеку: не только правосторонние стеллажи, к которым советовал присмотреться Кас, но и все остальные – верхние, нижние, северные, южные, наивно полагая, что одна из нужных рукописей затерялась в чуждых рядах.

Не затерялась.

На полках царил идеальный тематический порядок, а вот терпение Александра готовилось продемонстрировать фейерверк. Ничего достойного внимания: вопросы связи с человеческими женщинами в контексте пристрастного к ним отношения ранее не поднимались – подобного с предками не происходило. И Александр злился, не имея возможности объяснить себе свои же чувства. Он не мог разобраться в себе самом! Александру верилось в это с трудом, как и в то, что его случай единичный – он не мог быть единственным помешанным. За все века, что ferus существовали, за такой огромный промежуток времени, ни одного, ни единого прецедента? Полупрецедента? Намека на прецедент? Да не могло такого быть! Это что же, он – первопроходец? Первый в своем роде, зациклившийся на женщине?

Александр не хотел в такое верить. Она – человек, Александр – ferus. Он не должен к ней ничего испытывать кроме неприязни или безразличия. Однако испытывал, даже неистово, и вожделение было не самым страшным. Не спать по ночам, тревожась о Нелли, переживая за каждый ее шаг, учитывая, что шагов она не делала, а спала в его лофте, было ненормально. Так же, как избегать собственного дома, боясь столкнуться с ней в его просторах. И пускай надоело ночевать в пыли, на жесткой койке старой бетонной постройки, создавать себе комфорт Александр не спешил: сосредоточенность на боли выбивала дурь и очищала замутненные помыслы. По крайней мере, так должно было быть, а что происходило в реальности…

Александр положил на место очередную бесполезную книгу и в разочаровании направился к выходу. И этот день потрачен впустую. Возможно, здесь действительно ничего не было, и он лишь тратит время, приходя сюда.

«Умру от старости».

Александр вспоминал слова Нелли, брошенные ею в накале чувств. Сердце снова кольнуло иглой, а в душе поселилась тяжесть. Он не желал для нее такого, он не хотел ее потерять. Он хотел, чтобы она всегда оставалась такой, какой он знал ее сегодня – живой. Но, возможно, так будет лучше… Возможно, только ее смерть могла освободить его от изнуряюще-ядовитого дурмана.

Александр дошел до двери и обернулся, не понимая зачем – что-то заставило взглянуть на полки, рядом с которыми он только что стоял.

Книга моментально бросилась в глаза. Та самая, которую держал только что, и поставил к другим таким же перед уходом. Она не до конца вошла в разрез, корешок оставался торчащим снаружи. Две соседние книги занимали аналогичное, на вид неустойчивое положение, на что он обратил внимание лишь сейчас.

И что? Что в этом необычного? Книги всего-то не сели вплотную к стенке, по всей видимости, не задвинул должным образом, велика ли проблема. Однако некая сверхъестественная сила заставила его вернуться и протолкнуть томики глубже.

Он не смог – книги давлению не поддавались, на что он повторил попытку, но результат остался тем же: движению предметов что-то препятствовало.

– Что такое…

Александр достал книги и заглянул в отверстие, образовавшееся чуть ниже уровня глаз. Ничего особенного: темное дерево позади – рейки да доски, как составные части стеллажной «спины». Он готов был списать происходящее на разлитый по полкам устойчивый клей, препятствующий скольжению книг, когда, отстранившись, уловил слабый блеск – проникающий в отверстие приглушенный свет коснулся некой отражающей поверхности.

Он стал избавляться от близстоящих рукописей, откладывая их на стол, освобождая пространство для лучшего видения. Но то, что предстало взору в последствии, увидеть никак не ожидал.

Темное дерево, которое Александр принял за доски стеллажа, являлось ничем иным, как деревянным торцом неизвестного ящика, по всей видимости, со стальной позолоченной окантовкой. В самой стене зияла неаккуратная выемка – результат избавления от некоторого количества красных кирпичей. В нее и был вставлен ящик. А так как отверстие было недостаточно глубоким (кто бы не разрушал его стены, скалывая кирпичи, дальше двадцати-тридцати сантиметров он решил не пробираться), часть ящика выходила наружу, препятствуя продвижению книг.

Александр потянул на себя предмет, да так, что пришлось поднапрячься – надо же, как плотно сидел. Достав и поставив его на стол, предварительно отодвинув настольную макулатуру в сторону, стал разглядывать деревянную диковинку.

Ею действительно оказался ящик, размером в обувную коробку, более похожий на грубо сколоченную шкатулку в узорчатом обрамлении по внешним плоскостям. Ящик был старым, о чем свидетельствовали и потускневшее дерево, и потемневший замысловатый орнамент, и сама тяжеловесная форма предмета (сейчас такие редко увидишь). А еще Александр осязал, кожей чувствовал исходившую от предмета древность – этот запах старинных пергаментов с душком многодневной сырости, невозможно было с чем-то спутать. Однако разваливаться на глазах не собирался, и Александр не видел в этом ничего удивительного: на хранилище лежало заклинание, а значит, все предметы, в него попадавшие, сохранялись в состоянии, в котором сюда попадали.

Ручек у ящика не было. Александр потянул за крышку – она не поддалась. Он попытался снова, одной рукой придерживая за стенки, а второй пытаясь справиться с крышкой, но та открываться не желала.

– Что за фокусы, – пробормотал Александр, когда увидел небольшой черный символ, выжженный в нижнем углу одной из плоскостей – ящик был под заклинанием.

Вот так вот. Дело не в заклинании хранилища. Ящик и сам находился под чарами.

Заинтересованность переросла в заинтригованность.

Александр вгляделся в знак: напоминало солнце, но какое-то неправильное. В форме круга с исходящими от него лучами, различной длины и без точной периодики, сбоку которого изображалась дуга. В символике ferus подобные дуги значили либо закрытие – некое ограничение, либо огораживание.

Такого символа Александр не знал, и его незнание в этой нестандартной ситуации выглядело еще более нестандартным. Александр помнил каждый из знаков ferus, каждую из древних сакр – так он считал до нынешнего дня. И по-другому быть не могло: Символы Предков были жизнью ferus, основой их существования, их лекарством и оружием, спасеньем и, как выяснилось, погибелью. Ferus впитывали в себя их образы едва ли не с младенчества вместо грудного молока – смотрели, чертили, изучали, чтобы потом применять на практике. И Александр изучал их в первую очередь, как будущий лидер расы, приемник своего отца. А это солнце…

– Что же ты прячешь?.. – Александр достал мобильный. Кас должен знать, что за ящик Пандоры спрятан в его доме. Да и с символом, вероятно, знаком.

– Кас, мне нужна твоя помощь…

– Понятия не имею, что это за ящик, и каким образом он здесь оказался, – огорошил Александра Кас, стоило ему взглянуть на находку.

– Что значит, не имеешь понятия? Хранилище – твое детище, поэтому ты должен знать, почему это, – Александр указал на предмет, – замуровано в моей стене.

– В том-то и дело – в твоей стене. Какие могут быть вопросы ко мне?

Александр ответом остался недоволен, что, наверняка, отразилось в брошенном на Каса взгляде, однако промолчал: сказать было нечего.

Кас прибыл к нему всего-ничего – не более десяти минут назад, но этого времени Александру хватило, чтобы выяснить: а) Кас не прятал ящик; б) он вообще впервые его видел; в) Александр совсем отбился от рук, что даже не замечал, что творится под носом, в его же собственном доме.

– Тогда каким волшебным образом он здесь очутился? – Александр наклонился к загадочному предмету, задержав внимание на неизвестном знаке.

– Не знаю. И предвидя твой следующий вопрос, заранее отвечу: раньше с данным символом не встречался.

– Чудесно. – Александр выпрямился.

– Здесь нет ничего чудесного. Мы понятия не имеем, что за гробик ты отыскал, и что в нем в качестве содержимого.

– Гробик? – Сравнение показалось забавным. – И что там лежит, труп летучей мыши?

«А если и так?» – спрашивал Кас глазами.

– Думаешь, поэтому его засекретили? Неспроста же он не открывается.

– Если честно, мне совсем не хочется знать, почему он не открывается.

Александр невесело усмехнулся.

– Веришь ли, мне тоже.

Кас приземлился на стул.

– Подозрительно, особенно символ. Мы оба видим его впервые, что наводит на нехорошие мысли.

– Солнышко явно наше, – постукивая по плоской крышке, проговорил Александр. – Взгляни на стиль орнамента. Он наш, значит, и символ этот входит в число Символов Предков, я не сомневаюсь. Думаю, нужно пролистать записи отца.

– Они здесь? Неужели еще не просмотрел? – «Учитывая, сколько времени здесь проводишь», – читалось между строк.

– Нет, они у меня в комнате, – оставаясь бесстрастным, ответил Александр.

– Ты изучил их, как и все эти книги? – Слабое движение рукой, указывающее на полки, и устремленный на Александра подозрительный взгляд. – Послушай, Александр, может, хватит заниматься тайными делами, и пора раскрыться перед нами? Что ты ищешь? – А в голосе стальные нотки.

– Информацию. – Александр поднял ящик и повертел, осматривая грубоватый узор, овивающий плоскости в двух местах по горизонтали – прямо под крышкой и у основания, и по центру крышки вертикально, захватывая торцы и дно. – Я говорил, что орнамент мне так же знаком?

– Информация, которую ты ищешь, как-то связана с женщиной? – А Кас упрям. Но Александр тоже. Вот и промолчал.

– Значит, связана.

– Я хочу знать, почему мои способности на нее не действуют, ясно? – Александр поставил ящик обратно на стол.

– И только?

Александр поднял взгляд на друга.

– И только. А что, по-твоему, может быть еще? – неторопливо поинтересовался Александр.

– Может, ты мне скажешь? – так же, растягивая слова, вопрошал Кас.

– Больше нечего рассказывать. – Отвернувшись от Каса, Александр направился к выходу.

– Ты изменился, – ударилось в спину. – С тех пор, как появилась женщина.

– С тех пор как появилась женщина, появилось множество вопросов, на которые я пытаюсь найти ответы. Было бы странно, неся перед вами ответственность, даже не пытаться сделать это. – Александр бросил взгляд через плечо. – Тебе не кажется?

Кас поглядел на Александра, но ничего не ответил. На этом их разговор завершился.

***

Нелли кралась по коридору и прислушивалась к обманчивой тишине, придерживаясь мысли, что, если живешь непонятно с кем, подвоха можно ожидать где и когда угодно. Нелли чувствовала себя преступницей, так как дельце, что она задумала, иначе как «преступлением» назвать было сложно, а за такими деяниями она никогда замечена не была: подглядывания за мальчиками в щелку спортивной раздевалки не в счет – так все делали. Однако сейчас ситуация сложилась намного серьезнее школьных шалостей, хотя бы потому, что в случае разоблачения ее не ждет нравоучительная беседа в стиле «так делать нехорошо, больше так не поступай». Нет. Ее ждет скандалище номер два с не по-человечески злым Александром, который на сей раз точно оторвет ей голову. Но, как всегда, Нелли прятала страх куда глубже и оставалась непреклонной: она должна разоблачить Александра, должна узнать о нем всю правду, Нелли себе обещала, вот и спешила в мужскую комнату, намереваясь воплотить намерение в жизнь.

До недавнего времени Нелли не знала, где находится спальня Александра – ни этажа, ни части дома. Но на днях совершенно случайно (а как же) заметила, как он заходит в одну из комнат на втором этаже, и сейчас надеялась, что заходил он именно в личную комнату сна, а ни в патологоанатомную к расчлененным трупам. И вот открывается дверь, а за ней Александр с дрелью в руке…

Нелли всю передернуло. Всегда, когда волновалась, в голову лезли дурные мысли.

В общем, ей казалось удивительным, что за время своего проживания здесь, она ни разу не выдела, куда Александр отправлялся спать. Да и ночевал ли дома? С частотой его появлений в нем, скорее это она являлась здесь хозяйкой, а он так, мимо пробегал. Однако теперь она знала месторасположение мужских покоев, координаты которых оказали на нее еще более поражающий эффект, нежели ранее проявленная невнимательность: спальня Александра находилась в трех шагах от ее собственной! По преодолению трех вечно закрытых дверей! Как она могла не замечать его, проходившего мимо ее двери? Вероятно, оглохла, так как шагов крупногабаритного мужчины, о чем могла заявить с уверенностью, не слышала. Быть может, он летал?

Нелли остановилась у двери. Огляделась – никого.

– Будь открыта. – Нелли потянулась к ручке.

Комната оказалась открытой. Нелли с облегчением подтолкнула створку, но вдруг остановилась. Прошептала:

– Спальня будет черной, – и приоткрыла створку шире.

Зайдя и притворяя дверь, Нелли усмехнулась.

– Кто бы сомневался.

В комнате царил полумрак. Сквозь дальнюю штору, не до конца задернутую, в комнату пробивался скудный пучок света, но и его хватило, чтобы понять, что стены в комнате темные.

Нелли нащупала выключатель – она начинала тонуть в темноте. Нажала – на потолке зажглись точки света, – и прошла вперед, поражаясь размерам апартаментов: в них помещались две ее комнаты.

Далеко напротив, между пары окон, зашторенных плотной зеленой тканью, стояла огромная черная кровать, в смысле покрытая черным покрывалом. Нелли настороженно направлялась к ней, мимо пустующих узорчатых стен, которые действительно оказались черными.

Когда преодолела половину пути, взору открылось небольшое пространство справа, где у стены стоял классический письменный стол. Недалеко от стола располагалась дверь, вероятно, ведущая в ванную комнату… либо в патологоанатомную.

Напротив стола, разделенный кроватью, тянулся шкаф, монтированный прямо в стену, с раздвижными зеркальными дверцами. Она хотела было подойти, но решила не терять времени за разглядыванием чужой одежды и приступить к главному.

Нелли пошла к столу.

Нелли знала, что Александра в комнате нет. С тех пор как уличил ее в вылазке в город, он как-то чаще стал мелькать перед глазами, а в последние дни и вовсе засиживался дома, правда, в подземной, начинавшей все более ее интересовать библиотеке. Вот и сейчас он находился там. Как вернулся с утра, спустился в подвал. Все, что она успела – зафиксировать мощную спину, поскольку через мгновение Александр исчез. И до сих пор на свет не выходил, а ведь уже давно как вечер.

На протяжении всего дня ей не терпелось приняться за дело, однако Нелли сдерживала свои порывы. Вдруг спустился на время? А если поймает Нелли в спальне? Вот и уговаривала себя не спешить. Каждый раз, как поворачивалась к лестнице и делала неуверенные шаги, не пройдя и нескольких метров останавливалась – казалось, слышит чье-то приближение, голоса, скрип дверей, тогда как рабочих давно как не было. В итоге нервы Нелли не выдержали, и, более не слушая трусливый голос разума, она ступила на преступный путь.

Поэтому время тянуть не следовало. Задерживаться здесь – увеличивать шансы быть раскрытой. Нелли сосредоточилась. Где, как ни в столе хранить секреты?

Нелли не знала, что именно искала. Возможно, документы или личные записи, проливающие свет на личность Александра. Фотографии тоже будут к месту. Вот только какие? Очевидно, необычные. Что под этим подразумевалось, Нелли не представляла. Вероятно, способные натолкнуть на мысли или дать пищу для верных размышлений.

По меркам Нелли, стол пустовал, к такому она не привыкла. Вот на ее рабочем столе место находилось всему: и бумагам, и папкам, и ноуту; и карандашам, и ручкам, и кофе. Да и мусор левый залетал. Нелли постоянно что-то чиркала, открывала множество файлов одновременно, а еще были стикеры. Цветные стикеры. Нелли обожала баловаться стикерами, клея их везде, где только могла: на статьи, заметки, ежедневник, на компьютер с разъяснительными пометками…

Что она видела у Александра? Керамическая фигурка орла, карандаш и книга, Нелли пригляделась – «Человек и социум». Должно быть, познавательно.

Она принялась обыскивать ящики, но и они под залежами архивных файлом не провисали. В них царила пустошь, как и на столешнице.

– Странный стол, – пробормотала Нелли, но уже скоро потеряла к нему интерес. Увидев собственное отражение в зеркале, Нелли не сдержалась – прошла к шкафу, открыв который, оказалась в просторной гардеробной – ну кто бы мог подумать!

Автоматически включился свет. Нелли зашла внутрь – пахло мылом и Александром, запах которого сложно было описать: что-то терпкое и… сильное. А вот запаха одеколона не было. Она его и на Александре не чувствовала, что лишь убедило ее в антипатии мужчины к туалетным водам.

Практически все вешалки пустовали. На них ничего не висело за исключением парочки поношенных курток. А вот на полках творилась обратная ситуация: в каждом из укромных стальных отделений стопками лежало большое количество одежды. Нелли развернула одну из сложенных тканей. Ею оказалась черная майка, и таких было очень много. Что-то синее, часть серое, футболки, брюки, рубашки. Отдельную полочную стену занимали джинсы, которые даже разворачивать не следовало, чтобы понять, что это.

Нелли застыла, прекратив трогать вещи, так как заметила за собой кое-что странное – ей нравилось здесь находиться. Нравилось касаться одежды Александра и дышать пропитанным им воздухом. Была в этом некая интимность. Нелли поднесла футболку, чуть ранее взятую в руки, к лицу и вдохнула. Пахло свежестью, но свежестью острой… – Нелли резко отложила ткань. У нее начинала кружиться голова. От волнения. Вот и делала всякие глупости.

Нелли нехотя покинула гардеробную. Стоило выйти, как глаза опустились на тумбочку, стоящую рядом с кроватью. С мыслями проверить содержимое, она приблизилась к ней и даже присела на край постели, когда заметила лежащие на кровати книги. Темные на черном покрывале они не сразу бросились в глаза. Одна из пяти уже в следующее мгновение находилась у нее в руках.

Книга выглядела старой и была написана от руки. Нелли поняла это сразу же, стоило открыть первую страницу:

Belua ferus – мое сердце, моя плоть и кровь.

Предводитель Илларион.

У нее заколотилось сердце. От чего: профессиональное чутье или в комнате стало жарче? Могла ли она обнаружить то, что так долго хотела найти?

Нелли углубилась в содержание.

Belua ferus. Что это такое? Слово «ferus» она перевести могла, оно означало «дикий». Но что могло значить «belua»? И что она держала в руках?

Нелли взволнованно перевернула страницу и увидела странный символ, нарисованный от руки, похожий на те, что неоднократно встречались в этом доме. Рядом – текст на латыни. Для нее нечитаемый, поэтому стала листать дальше. Те же непонятные изображения и не более понятные надписи. Одни выведены аккуратно, другие – более размашисто, где-то шрифт крупный, где-то – мелкий и компактный, но всегда почерк резкий, с заостренными краями букв. А вот рисунки – отталкивающие: графические, в чем-то абстрактные, они даже пугали, но, парадокс, одновременно притягивали, не лишенные некой загадочности.

Нелли не просмотрела и десятой доли книги, когда услышала посторонний звук – это были шаги: тихие, но решительные и уже уловимые слухом. В ту же секунду она была на ногах, а книга отброшена к остальным. Теперь уже поздно уходить, даже подумать времени не оставалось, поэтому воспользовалась единственной возможностью спрятаться – подбежав и выключив свет, Нелли бросилась к подозрительной двери, неизвестно куда ведущей. Нелли скрылась за нею.

Она была здесь. Александр почуял Нелли, стоило войти: в воздухе витал женский запах. Ее запах. За минуту он не улетучится, а при его обонянии едва уловимые нотки будут щекотать ноздри и через несколько дней. Что ж, придется задержаться на жесткой койке.

Александр прошел к кровати, на которой, судя по ранее отсутствовавшей вмятине, успела посидеть и Нелли. Исходило тепло – посидела недавно. Усмехнулся.

Он давно гадал, когда же она созреет и перейдет к куда более активным действиям в поисках своих ответов: к этому времени любопытство должно было возобладать, а коль на вопросы он не отвечал, возникала необходимость действовать самой. Признаться, он ожидал чего-то подобного гораздо раньше. Хотя и думал, что начнет с подвала, так как запретная область дома должна была казаться ей наиболее привлекательной. Но нет, в хранилище она не спускалась, а вот в спальню к нему пришла. Интересно. Логика, конечно, присутствовала, но… что она рассчитывала здесь найти?

Взгляд взметнулся выше – теперь понятно что.

Он потянулся к небрежно отброшенной рукописи. Открыта – успела заглянуть. Оставалось только надеяться, что будущих журналистов мертвым языкам не учат, поскольку именно эта являлась одной из трех увесистых книг, написанных отцом на латыни.

Он посмотрел на остальные – лежат в прежнем положении. Уже хорошо.

Направляясь сюда, Нелли вряд ли что знала про записи отца, однако на рассеянность Александра рассчитывать могла. Так в принципе и получилось: он не убрал рукописи на место, а она едва не стала обладательницей секретных знаний. Двойка ему за невнимательность.

Александр посмотрел на дверь: ванная у него просторная. Учащенное биение сердца, испускаемый запах страха – Александр сверлил глазами створку, бессовестно манившую его к себе.

Но нет, пускай помучается.

Взгляд плавно сместился к столу – прикасалась к книге, она была сдвинута. А больше и трогать нечего. Затем посмотрел на шкаф – увидел свое отражение. Захотелось подойти, открыть, зайти… но не подошел. Вместо этого собрал книги и прошел к ванной комнате – здесь интереснее. Остановившись у двери, некоторое время молчал, наслаждаясь возбужденным состоянием Нелли. Нет, он не садист, но ощущать ее страх приятно, словно свершалась справедливость.

Только чего она боялась? Когда он успел ее так напугать? Стены перекрашивать не боится, в комнате его шариться тоже пожалуйста, а как на глаза показаться – уже неприлично? Конечно, ему ничего не стоило распахнуть эту дверь и устроить ей разоблачительную встречу. Он также мог осторожно постучать, чем рисковал и вовсе остановить ее сердечко – ожидание, как помнится, страшнее расправы. Да, он все это мог, но…

Но вместо этого Александр ушел. Дверь закрылась с громким щелчком.