Тайная одержимость

Глава 36

Вот бы солнце выжигало дурные мысли.

Нелли опустила ладонь, занесенную поверх прищуренных и возведенных к небу глаз, и с закоснелой тяжестью на сердце, под натиском неугомонного волнения, зашагала к проселочной дороге – пора наведаться в Радлес.

Лица коснулось дыханье ветра, и Нелли в который раз обратила внимание на контраст между тем, что творилось у нее внутри, в потемках блеклой, утомленной души, и тем, что происходило снаружи, при ярком свете, в окружающем ее «зеленом» мире. Она в который раз восхитилась красотой здешних мест, особо неповторимой, по ее мнению, лишь по утрам: когда трава поблескивает влагой, а безмятежное небо в своей прозрачной красоте прельщает ясностью и первозданной чистотой. Все так обычно, и так прекрасно.

Далеко не прекрасным оставалось исключительно ее настроение: в дорадлесовские времена оно бывало куда веселее. Но проблема в том и заключалась: в дорадлесовские времена с ней не случалось ничего подобного: ни встреч с догмарами, ни бродяжничества, ни погружения в мир сверхъестественного. И уж тем более не становилась Нелли повинной в гибели своих (да и чужих, в общем-то, тоже) друзей по приказу очумелого психопата.

Как здесь сохранять спокойствие?

Предполагалось, что день сегодня выдастся не лучшим, поскольку, направляясь в «Красную метку», готовилась Нелли отнюдь не торжество справлять. Она готовилась к тяжелому и, не преувеличением будет сказать, к особо важному разговору с Дмитрием. Нелли беспокоило многое: увидел ли в тот злополучный день Александра, поймал хотя бы краем глаза? И речь шла не об Александре как таковом: высоком привлекательном брюнете. Речь шла именно об Александре – демоническом монстре, с отталкивающе черными когтями и смертоносными сверлящими глазами. Не стал ли Дмитрий свидетелем того, как Александр и остальные ferus срывали человеческие личины?

Она даже представить не могла, как будет задавать подобные вопросы. С чего начать? Как заикнуться? А может быть, обрушиться лавиной бреда с ходу? «Послушай, Дмитрий, а видел ли в тот вечер монстров? Да-да, таких огромных, жутких, нереальных? Нет? Да? А почему смолчал, не рассказал полиции?»

Действительно, почему не рассказал полиции? Тому же полковнику Алаеву – лучшему другу своего лучшего друга? Не уж-то испугался быть упрятанным в психушку?

Вот только страх быть непонятым оправданием являться не мог, поскольку обыкновенного Александра – Александра-человека, с красивыми зелеными глазами да с габаритами, соответствующими нормам, Дмитрий видел. Видели все, кто в час прихода Александра в «Красную метку» находился в главном зале. Однако и незнакомца, «некстати так забредшего под вечер за порцией живительного пойла», в своих рассказах Дмитрий не упомянул – почему? И сколько раз уже это «почему» останется без нужных ответов?

Хотя, быть может, Нелли ошибалась, и одному из ferus, на поверку, в образовавшейся в тот вечер толкотне, свезло проникнуть в разум Дмитрия? А кем оказался этот ferus – Александром или же Кассиэлем – значения не имело, главное – результат.

И вновь подумала о Ликерии. А много ли увидела она?

Нелли напряженно вздохнула. Темных дыр в ее жизни, требующих внимания световых прожекторов, по-прежнему оставалось много. Однако среди всех беспросветных неясностей, горой возвышаясь над остальными, стоял безответным еще один вопрос: почему на столь серьезный разговор с Дмитрием она решилась только сейчас?

Почему вопрос безопасности Александра стал актуальным для Нелли только теперь, по прошествии времени после случившегося? Раньше меньше беспокоилась о своем мужчине? Ничуть. Тогда отчего же? Почему не отложила дела, связанные со своим перерождением, и не помчалась к Дмитрию за разъяснениями? Ведь с перевоплощением своим она повременить могла, а проконтролировать словоохотливость Дмитрия – нет. В последнем случае все зависело от непредсказуемого настроения бармена.

Ответы лежали на поверхности.

Она готова: готова проститься с неоднозначным прошлым. Теперь, когда в жилах ее струилась другая, обновленная, кровь – с примесями ДНК Александра – Нелли ощущала себя иначе: более сильной, смелой, могущественной, словно вибрирующей чем-то необъяснимо мощным и в то же время незримо тонким. Тем, что подлатало истончившуюся за последние дни и недели силу духа Нелли, и позволило приступить к разрешению накопившихся за месяцы слез и лишений проблем.

А потому, насколько бы тяжело ей не было, Нелли должна побывать в баре снова: в последний раз пройтись рядами лакированных столов, заставленных солонками и перечницами по центру; взглянуть на стойку, на стенку зеркала за нею, частично скрытую бутылками да приютившимися в стороне бокалами; в слепом касании дотронуться до стройных спинок стульев, прочувствовать потертости, царапины, чуть ощутимую шершавость… Она в последний раз вберет все запахи, витающие в зале – простой еды, людей, ионов спирта и тепла, что непременно сохранились в атмосфере, впитавшись в стены, мебель, хрупкую посуду… И обязательно увидит: в воспоминаниях воспроизведет ту жизнь, что зарождалась в этих стенах каждый день, в пример застывшему теперь в них маятнику времени. И как финал, пройдя вдоль ряда барных табуретов, оставив за собою маятниковые двери, войдет в другие…

И вот тогда она попрощается с Зойлом. Пускай запоздало, поскольку на похоронах его присутствовать не смогла – ни сил, ни смелости ей не хватило, – однако сделает это теперь, в тишине и полнейшем одиночестве, не становясь магнитом десяткам любопытных глаз.

Сложно. Сложно морально. Она не хотела об этом думать, отгоняла мысли прочь, однако сейчас, невидящим взглядом выискивая квадратные плитки среди преобладающего количества плиток прямоугольных, в определенном, но ей неведомом порядке разложенных под ногами, должна была признать: она боялась. Боялась сильно, и именно с этим отвратительным чувством были связаны все те отвратные эмоции, ее обуревающие – волнение, беспокойство, снова волнение…

Самоистязание.

Каково отношение к ней Дмитрия теперь, после всего произошедшего? И что думают остальные, ее коллеги?

Бывшие коллеги, – напомнил тихий голос подсознания.

Бывшие, настоящие, будущие – неважно. Винят ли они ее в случившемся – вот что имело значение. Винят ли ее в гибели Зойла?

Она должна была решиться: решиться встретиться с сослуживцами снова, хотя бы с кем-нибудь из них, и Дмитрий, по мнению Нелли, как никто другой подходил для роли зеркала правды. И пускай при встрече подвергнется новой пытке, Нелли поймет: уверена, без слов определит те чувства, которые рождала в людях теперь – неприязнь, равнодушие, жалость. Потому как иначе уже не могла. Мириться с неизвестностью, и жить с постоянным ощущением некой незавершенности для Нелли еще сложнее: потребность выяснить правду, насколько бы ужасной она не была, съедала бы ее изнутри и не давала покоя на протяжении всей последующей жизни.

А затем Нелли уйдет. Уйдет и, вероятнее всего, никогда больше в «Красную метку» не вернется.

Нелли снова посмотрела на небо и коснулась макушки головы: солнце начинало печь, печь нещадно – день обещал стать жарким. А на ней ни панамы, ни кепки.

Усмехнулась: это ли проблема? Вдохнув с упоеньем душистый запах зелени, Нелли в который раз подумала о том, насколько «хорошо» теперь обстоят дела в «Красной метке»? В том, что заведение закрыто, она не сомневалась – а как иначе, без хозяина? Но привели ли помещение в порядок? После погрома, что в нем учинили? Да и кто? Глупый вопрос: конечно, Дмитрий. Кому как не ему – преданному Зойлу, и душой, и сердцем, брать на себя заботы о баре. Да и о похоронах позаботился именно он. Анна вряд ли успела вернуться. Да и смогли ли с ней связаться, когда находилась девушка в Африке?

Иной вариант развития событий – наглухо забитые, дощечками заколоченные окна и двери Нелли в расчет не принимала. Вряд ли Дмитрий поступит столь неразумно, планируя в «Красной метке» появляться. А о том, что он планирует там появиться, Нелли знала наверняка. Например, сегодня. Он появится в баре сегодня, хотя бы потому, что Нелли, связавшись с ним утром по телефону, договорилась с ним о встрече.

– Мне нужно с тобой поговорить. – Первое, что сказала Нелли, дозвонившись до мобильного Дмитрия.

– Хорошо.

– Буду к восьми.

– Хорошо.

На этом их беседа завершилась.

– Не хочешь рассказать, куда собралась?

Лишенный эмоций голос, и Нелли едва не подпрыгнула от страха: настолько погрузилась в собственные мысли, что не сразу поняла, как рука – чья-то крепкая, уверенная рука, – крадучись обхватила за талию.

Нелли взглянула на Александра: на Александра, вышагивая рядом, словно вовсе ее не замечающего, но Нелли знала – он ждет ответа.

– В «Красную метку», – сказала рассеянно, словно сама лишь только поняла, куда именно держит путь.

С зарей проснувшись в черной комнате, куда они вынужденно перебрались после длительной эксплуатации «укромного и экзотичного», Нелли слегка растерялась: новое окружение, новое положение, статус и новое ощущение себя. Именно сегодня она прочувствовала все те метаморфозы, произошедшие у себя внутри. Не вчера, очнувшись после длительной, со странными видениями дремы; не позже ночью, воркуя в сладостных объятиях Александра, а именно сегодня. Вначале ей было дико. Она ощущала себя… не другой, нет, но более наполненной, более живой, в том плане, что под кожей, словно по водопроводу струилась вода, может быть, не родниковая, но определенно отличающаяся от обычной, употребляемой в пищу: с иным химическим составом, с питательными элементами, заряжающими тело непознанной энергией. К тому же Александра рядом не оказалось. Хотя последнее замечание взволновало Нелли куда меньше остальных наблюдений: она уже не удивлялась его постоянным отлучкам. Чему она удивилась, так это тому, что обнаружила свои вещи (которые должны бы находиться за три комнаты отсюда, висящими на плечиках в шкафу) лежащими у подножия кровати. Без плечиков. Словно куклы тряпичные валялись в неудобном, скрюченном положении.

– Для чего? – Услышав Александра в настоящем, Нелли оперативно вышла из режима «воспоминания».

Что «Для чего?» – хотелось вымолвить ей. О чем они говорили? Что обсуждали? Нелли определенно начинала «зависать».

Мимо Нелли пролетела букашка: маленькая, с половину ноготка ее мизинца. Однако звуки издавала как полноценный майский жучище: Нелли долго еще слышала жужжание, даже тогда, когда мелкая и круглая, растворилась у дальней лесополосы, словно приглашая следовать за ней. К старым кленам, скрывающим дорогу. Дорогу, ведущую в Радлес. А в Радлесе существует бар, в который Нелли в общем-то и направлялась.

– Мне нужно, – сказала Нелли по бесстрастным интонациям мужчины не в состоянии определить, что он думает о ее самовольной, неоговоренной с ним поездке. Небезопасной поездке, несмотря на недвусмысленное «страдай, но существуй» Лисандра. – Нужно побывать там, успокоить душу, понять, что это действительно конец. К тому же следует убедиться все ли со всеми в порядке и… поговорить с Дмитрием.

Кажется, Александр хмыкнул.

– А ни все ли равно, что они о тебе думают?

Этих слов оказалось достаточно, чтобы мысли застыли в движении. Нелли ощутила внутренний толчок – беспокойства, страха и паники, – который едва ее не подкосил.

В тихом гневе она воззрилась на Александра. Ей не нравилось его замечание (почему?), ей не нравился смысл, что оно в себе несло (какой?), и для Нелли, вконец лишенной гармонии, остальное значение не имело.

Видно, так же как в эти мгновения для Александра значения не имела сама Нелли – он по-прежнему на нее не смотрел. Продолжая вышагивать рядом, он разглядывал лесную местность, словно видел ее, может и не в первый, но определенно не в миллион десятый раз, как, наверное, было в действительности.

Эта лживая, показная увлеченность только больше растравила Нелли, и сейчас, противопоставляя свое, взвинченное, умиротворенному состоянию Александра, догадывалась почему: Александр читал ее как открытую книгу, и это Нелли сердило. Она не хотела делиться испытываемым, ни с Александром, ни с кем-нибудь еще, потому как не хотела этого испытывать. Она не желала, чтобы мнения окружающих, которых знала-то от силы пару месяцев, хотя бы малость для нее да значили. Только значили, действительно значили, в чем Нелли виделось что-то постыдное.

Нелли молча отвернулась от Александра. Они как раз доходили до «волшебной стены», верное название которой Нелли по-прежнему не знала, когда, обняв ее за плечи и развернув спиной к «стене», Александр подтолкнул Нелли обратно, в сторону дома.

– Что такое? – Она напряглась, тогда как в голове крутился совсем другой вопрос: что за «волшебная стена»? Давай поговорим о «волшебной стене» и о твоих волшебных способностях. Ведь именно об этом она намеревалась заговорить, когда ей навязали иной маршрут.

Не прошли они полдюжины шагов, как Александр повернул направо, в сторону разбросанных по лужайке кустарников, меж которых пролегала тропинка.

– Тебе не все равно, и я иду с тобой, что значит, везу тебя.

Стояло ли спрашивать для чего.

– Послушай, Александр, думаю, пора тебе прекращать меня контролировать и сопровождать везде и всюду. Я, конечно, понимаю, что существуют догмары и их непредсказуемость, как отдельный подвид, но, думаю, в ближайшие день-два меня точно никто не тронет.

Александр покосился на Нелли.

– Может, мне тоже необходимо поговорить с Дмитрием, – заметил Александр. И то, как он это заметил, Нелли совершенно не понравилось. Нелли споткнулась о корявую палку.

– И о чем же? – Нелли отстранилась от Александра, удержавшего ее от смачного падения. – О чем ты собрался с ним говорить? – О чем он мог «поговорить» с Дмитрием? Это какие же точки соприкосновения между ними были?

То-то же: никаких. Разве что…

Сердце заколотилось чаще. Еще чаще оно заколотилось от того, что Александр ей ничего не ответил: он все шел, и шел, и молчал…

Между тем они дошли до автомобиля – цвета «уголь» блестящего «Феррари», одиноко стоящего неподалеку от трехэтажного здания.

– Так о чем ты собираешься разговаривать с Дмитрием?

Ну, развей же ее опасения…

– О насущном.

– О каком таком насущном? Что ты собираешься делать?

– Я же сказал: поговорить с ним.

– А дальше? – закипала Нелли.

Ей не нравилось, когда он поступал вот так: словно целенаправленно побуждал выуживать каждое слово, выводя ее тем самым из себя.

– А дальше… – сделал паузу, когда ладонью оперся о ребро металлической крыши, – поговорить с ним.

– Александр! Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю!

Дверца перед ней распахнулась, и Александр не без интереса всмотрелся Нелли прямо в глаза.

– Хочешь знать, не проткну ли его тонкую шею своими острыми убийственными когтями? Зависит от обстоятельств.

Он не развеял ее опасений, напротив, сильнее обеспокоил. Ну, вот как? Как она не подумала об этом раньше: разумеется, Дмитрий с Ликой, даже скройся они в начале предполагаемой заварушки, представляли для ferus угрозу.

– Каких обстоятельств? – Нелли шагнула к Александру, тогда как внутренне превращалась в камень: настолько собранной себя ощущала. – Ты собираешься навредить ему? И Лике тоже? Или…

– С девчонкой вопрос улажен.

– Что? – ужаснулась Нелли, моментально представив все то страшное и непоправимое, что могли сотворить с Ликой ferus. – Ты говорил, что не причиняешь людям зла, не трогаешь их, игнорируешь…

Да, сегодня ночью, когда уставшие, глаза в глаза, они лежали, перешептываясь обо всем подряд. Включительно – о потребительском отношении ferus к людям, которого Нелли не одобряла.

– Я и не причиняю. И прекрати смотреть на меня как на душегуба, с Ликой твоей все в порядке: она нас не помнит.

Немного отпустило. Даже ветром обдало, как в подтверждение слов Александра.

– А вот о бармене этом, бутылераздавальщике, ты печешься, дорогая, чересчур усердно. – В нее вонзили острый взгляд, слегка склонили голову.

Да о чем он говорит.

– Значит, то же ты вознамерился сделать с Дмитрием? Применить гипноз? Заставить забыть?

Частично скрытый раскрытой дверцей, похожей на крыло летящей птицы, Александр не шелохнулся, не вздохнул, не моргнул.

– Не знаю.

– Что значит, не знаешь? Ты все знаешь. Я знаю, что знаешь. Но ничего мне не рассказываешь! Говори же!

– То и значит: я действительно не знаю. – Александр захлопнул дверцу: посадить ее в машину сейчас – утопия. – Я, конечно, мог бы применить телепатию, и затопить его сознание ложными образами, в которых не фигурируют ferus…

– Так и…

– …если бы проживал твой друг в лесной глуши, огороженный бетонной коробкой, и ни с кем – ни с кем! – не контактировал. – Под конец Александр ожесточился: рассекал словами воздух, словно размахивал раскаленным железом. – Не очень-то хорошо получится, если на очередном допросе в полиции он станет путаться в своих показаниях или вовсе говорить обратное прежде сказанному, тебе не кажется?

– В том-то и дело: он ничего не говорил о вас в полиции!

– Не говорил в полиции – говорил где-то еще. Я не могу бегать по всему городу, и обрабатывать всех подряд, с кем он общался.

– А бегать по городу и убивать всех подряд ты можешь? – разозлилась Нелли.

Крыло распахнулось снова.

– Садись, – приказали коротко, подавляя тяжелым взглядом.

Нелли хотела возразить – как же так, они не договорили. Ей хотелось воспротивиться и для большей драматичности отказаться ехать. Однако устремленный на нее предупреждающий взгляд, яснее слов сообщавший, что так поступать не следует, дурь из головы выбил быстро.

Нелли села. Опуститься на сидение сейчас – значит признать правоту Александра. Но разве причинять страдания людям – правильно?

Александр обошел машину спереди, открыл дверцу со стороны водительского сидения и изящным движением скользнул в нагретый салон.

– Где ты был утром? – выпалила Нелли, хотя намеревалась молчать.

– На пробежке. – Завел мотор.

– В рубашке? – удивилась Нелли. Она поняла, что смущало ее последние десять минут – Александр надел рубашку. Не плащик с футболкой как обычно, а серую рубашку, с закатанными рукавами. Конечно, в этом не было чего-то необычного, вот только взгляду – заложнику полумрака было сложно примириться с солнцем.

– Нет, я переоделся. – Он бросил на Нелли мрачный взгляд.

«Феррари» тронулся с места, и Александр, умело маневрируя, поехал тем же путем, минутами ранее которым двигалась Нелли. Позади оставались дорожки, мощенья, под колесами потрескивала сухая земля, тогда как лента раскидистых деревьев с каждым метром становилась ближе, ближе и ближе, и вот уже двигалась в обратном от них направлении…

– Почему ты не сделал этого раньше? – Нелли изучала лицо Александра. – Не расправился с ним? С Дмитрием? Ты ведь мог. У тебя было предостаточно на то времени.

По черной коже руля забарабанили пальцами.

– Так почему? – не отставала Нелли, когда машина, взобравшись на дамбу, помчалась в Радлес.

Ее полоснули угрюмым взглядом, после чего отвернулись: Александр уставился на пустынную дорогу. Однако и этих коротких мгновений Нелли хватило, чтобы понять, о чем кричали глаза Александра: «Ты прекрасно знаешь почему».

Вполне возможно, Нелли и знала. Вероятно, догадывалась, что не желал ее расстраивать своими резкими и непростительными действиями. Но хотелось, чтобы он сам об этом сказал. В особенности этого хотелось, потому что Александру говорить не хотелось.

– Чего ты ждал? – настаивала Нелли.

– Не хотел, чтобы ты похоронила себя в комнате еще на месяц. Довольна?

Нет.

– А теперь, значит, могу и похоронить?

Александр, разумеется, не ответил. Да и что бы он сказал?

Растительность за окнами редела, леса превращались в нечастые саженцы, и машины-автобусы, неизвестно откуда возникшие, в слабом потоке въезжали в Радлес – на окраине тихий и спокойный, с малочисленными, неприметными домишками.

– То, что вы делаете с сознанием человека – это гипноз? Или вы телепаты? Ты упомянул телепатию. Она существует?

Сейчас для подобных вопросов имелись куда более веские причины, чем простое любопытство. Хотя бы та, что называлась «мало времени разрешать проблему Дмитрия полюбовно» – Нелли срочно требовалась информация.

Она уже думала, что Александр ее проигнорирует, как поступал бесчисленное количество раз, когда дело касалось распространения куда более существенной информации, нежели «не хотел, чтоб хоронила себя в комнате». Но за стеклом зажегся «красный», «Феррари» притормозил за серебристым «Фордом», а Александр повернул к ней голову.

– Что такое телепатия, Нелли, и что такое гипноз?

Она хотела было ответить, что именно, пока сама не знала, но вопрос оказался риторическим.

– Если рассматривать наши способности как игру с сознанием, то да, мы телепаты. Мы способны передавать людям мысли, создавать нужные нам картинки перед их глазами. Только в нашем случае телепатия – это часть гипноза. Или гипноз – часть телепатии. Либо ни того, ни другого нет, и называется это иначе.

Нелли совершенно запуталась, а Александр, нажимая на педаль газа, усмехнулся.

– Понимаешь, в чем дело, Нелли: передавать мысли – это одно, но совершенно другое – принимать их человеком как указание к действию. То есть, я могу, например, послать тебе сигнал раздеться, но заставить тебя раздеться, подавить твою волю не могу. Вернее, не должен бы.

– И не надо, – возмутилась Нелли. Знаете ли, это ее право – раздеваться ей или нет.

– Ну так вот: в подчинении разума – мы называем это Vestibulum manipulation – «игровой манипуляцией» или же «манипуляцией сознания» – нам помогает гипноз, как привыкла называть это действие ты.

– Как привыкла называть это действие я? А как привыкли называть это действие вы?

– Что такое гипноз, Нелли?

Нелли припомнила состояние, в котором пребывала, когда Александр, считая, что заставляет ее забыть их встречу, гипнотизировал ее летающими буковками: застывшее, невесомое, словно мир остановился, уплотнился, и остались только буквы да сложенные из них слова на латинице, которые кружились, вертелись, составляли предложения и бегущей строкой уходили перед взором. Тогда как сама она только и могла, что стоять и… пялиться на них. Именно пялиться – тупо, глупо – постепенно отключаясь из реальности. Напоминало какой-то мозговой плен.

– Видоизменение твоего сознания, – ответил за нее Александр. – Некий транс, сон наяву. Называй, как хочешь.

Мозговой плен.

– Смысл всех действий сводится к тому, что человек, при помощи внушения, вводится в определенное, бессознательное состояние и, действуя в этом бессознательном состоянии, способен выполнять словесные инструкции гипнотизера. Например, не чувствовать боли при родах. – Александр хмыкнул.

Здорово. Она возьмет на вооружение.

– Основная мысль, которую я пытаюсь донести до тебя, Нелли, рассказывая все это, заключается в том, что гипнотизером – повторяющим монотонные установки перед гипнотизируемым, зачастую с каким-нибудь ярким предметом в руках для фиксации взора, – может стать каждый – каждый человек. Даже ты, если пройдешь необходимую подготовку. – Мимо них проезжали машины, временами сигналили клаксоны… – Для тебя, думаю, не новость, что гипноз используют в различных сферах деятельности, например, в медицине. Ты бы тоже могла лечить зубы с предварительной настройкой сознания человека на нечувствительность к боли. Или же проводить хирургические операции, не прибегая к анестезии. – Усмехнулся. На этот раз веселее.

Или же заставить Влада, своего любимого, бессменного начальника повысить ее в должности. Да. И тогда не было бы прогулок по злачным точкам в поисках сомнительных сенсаций, не было бы встречи с догмарами. И с Александром.

– …главное, чтобы объект твоего воздействия не сопротивлялся…

Тогда вряд ли – не очень-то хотелось Владу ее повышать.

– Так вот, с нами – с ferus – все слегка иначе.

– Расшифруй, пожалуйста. – Отведя глаза от компании смеющихся подростков, шагающих по тротуарной встречке, Нелли посмотрела на Александра. Знала она их «слегка иначе». Там определенно не «слегка». Там много – много раз «слегка».

Пробежав глазами по ее лицу, Александр воззрился на дорогу, чем скрыл от Нелли важную, тяжело доступную информацию, на мгновение отразившуюся, матрицей чисел отпечатавшуюся в сетчатке внимательных глаз.

– Думаю, об этом мы говорим с тобой позже. Скажу только, что биология проявила к ferus благосклонность и наделила нас особыми свойствами, со многими из которых ты успела познакомиться. А сейчас прекращай задавать свои нескончаемые вопросы и переключай свои мысли: мы давно как приехали и находимся в приусадебных владениях «Красной метки».

Нелли встрепенулась, оглянулась. Они действительно приехали и стояли припаркованные к обочине в метрах десяти от «Красной метки».

Схватившись за дверную ручку, Александр воодушевленно проговорил:

– Что ж, «подружка», пойдем побеседуем с твоим дружком-барменом.

Александр вышел из машины, тогда как Нелли насторожилась. Что-то в его реплике показалось тревожащим и… знакомым…

В салон проникли звуки города: движение транспорта, голоса прохожих, где-то поблизости лаяла собака…

Облокотившись рукой о крышу автомобиля, а вторую не спуская с раскрытой дверцы, Александр, чуть пригнувшись, смотрел на Нелли.

– Дорогая, я еще с прошлого нашего катания помню, что тебе нравятся мои машины, и ты не прочь в них жить, но не настолько же фанатично: ремешок хотя бы расстегни. – Он посмотрел на ремень безопасности, опоясывающий тело Нелли. Наклонился, расстегнул.

– Вылезай.

А ведь раньше он никогда не называл ее, ни подружкой, ни подругой, ни как-либо еще столь пренебрежительно…

Она подняла глаза на Александра.

–Ты знаешь, – констатировала Нелли. – Знаешь, о чем мы с ним говорили! С Рагнаром. Но ничего мне об этом не сказал. Снова!

Александр улыбнулся.

– А стоило?

– И долго ты надо мной насмехался?

– Недолго.

– Что еще он тебе рассказал? О чем вы еще говорили? – Улыбка стала шире.

– Сказал, что ты наглая и своенравная.

– А он хам и невежа!

– Да, для него это комплимент. А теперь вылезай, и закончим с этим безобразием.

Нелли вылезла, и они зашагали к бару. Мысли о Рагнаре моментально улетучились.

На полпути она попросила Александра не заходить с ней вместе в заведение и дать возможность для начала самой побеседовать с Дмитрием.

– Он может неправильно нас понять, может обеспокоиться и ничего тогда нам не расскажет. Дай мне возможность самой все выяснить.

– По-моему, он правильно нас поймет. Меня точно.

Комок напряжения разрастался.

– Я все еще продолжаю верить, что ты всего лишь меня пугаешь, потому как, если это не так, то сам факт моего преспокойного обсуждения смерти Дмитрия просто чудовищен и делает меня ужасным человеком.

Александр сказанное комментировать не стал. И прислушиваться к просьбе оставаться вне стен бара, по всей видимости, не собирался.

Они дошли до «Красной метки», у самых дверей которой Нелли повернулась к Александру лицом.

– Ты поступишь неправильно, если сделаешь то плохое, что задумал, – сказала Нелли.

– Да. Вот только правильно то, что мне выгодно.

– Если ты сделаешь это, то очень – слышишь: очень сильно меня разочаруешь.

Некоторое время она смотрела в холодные глаза, внедряя через них те самые «особые свойства» ferus, позволяющие манипулировать сознанием, мысленно приговаривая «Не трогай, не трогай, не трогай», после чего вошла в помещение.

Она увидела Дмитрия сразу: стоя спиной к ней в центре зала, он изучал бумаги, что держал в руках.

Машинально осмотрев заведение, внутренний облик которого принял прежний «собранный» вид, Нелли приметила несоответствия: на местах не хватало столов, у некоторых из них – отсутствовали стулья, но в целом зал выглядел убранным и чистым, без следов былого разрушения.

Видимо, почувствовав их приход, а скорее просто услышав, Дмитрий обернулся. Посмотрел на Нелли, чуть в сторону на Александра, снова на нее, и на этот раз, обращенный на Нелли взгляд, отличался сосредоточенностью.

Нелли взглянула на Александра, позволяя ощутить ему все то недовольство, которое сейчас испытывала по причине его упрямства.

– Я сама, – сказала сдержанно и, не дожидаясь ответа Александра, а лишь надеясь на его благоразумие, направилась к наблюдавшему за ними Дмитрию.

Оставляя позади массивы красного дерева, не опуская взгляда с бледноватого лица, она подошла к мужчине.

– Ты поговоришь со мной? – спросила Нелли.

– Конечно. Мы ведь договорились, – и указал ей садиться за стол. Интересно: а если бы не договорились? Напряжение возрастало.

Ненароком взглянув на часы, несчастьям вопреки висевшим поверх дверей в служебные помещения, Нелли отметила: ровно восемь. А она думала, что опоздала, учитывая, как долго просидела в машине, обсуждая манипулятивные способности ferus.

– Как ты? – осведомился Дмитрий, ей на радость первым начав разговор. Он устроился напротив, лицом ко входу.

– А ты как думаешь?

– Думаю, вечеринок ты не устраиваешь.

Нелли слабо улыбнулась. Оставалось молча согласиться.

– Винишь себя? – В глазах напротив мелькнуло понимание.

– Ты всегда был особо проницателен. И не особо мне симпатизировал. Как оказалось, не без причины: видел скрытый потенциал.

– Ты была подозрительной, Нелли. Я тебе не доверял.

– И правильно делал, что не доверял. Как можем наблюдать теперь, ты оказался полностью прав.

Дмитрий подался вперед, в то же время мельком взглянул ей за спину.

– Ты не должна себя винить. Ты не могла такое предотвратить.

Она тоже взглянула за плечо, догадавшись, что именно привлекло внимание собеседника: Александр, стоящий у окон, за небольшим столом, и наблюдающий сквозь деревянные жалюзи за пробуждением сонной улицы. Он все же внял ее пожеланиям.

Нелли сосредоточилась на Дмитрии и его голубой однотонной футболке.

– Давай без банальностей, Дмитрий. Пожалуйста. Тебе, наверняка, непросто даются эти слова. Ты был там и прекрасно все видел. Теперь ты знаешь правду: они меня искали, здесь, в баре, это я их сюда привела. Я одна во всем виновата.

Оттенок тяжести раскрасил черты помятого, усталого лица: в последние две недели туго пришлось многим.

– Я говорю это не для красного словца, Нелли. Я действительно считаю, что ты преувеличиваешь свою ответственность в этой истории. Я не знаю, что именно произошло между тобой и захватчиками бара, каким образом ты перешла им дорогу, однако я знаю тебя. Узнал за месяцы, что ты проработала с нами. И я видел их, грозящих нам расправой. Вопросов кто здесь злодей лично у меня не возникает.

– Я ни о том…

– О том, Нелли, о том, – перебил с недовольством Дмитрий. – Несчастье, подобное твоему, могло случиться с каждым… Или почти с каждым. Кому-то везет больше, кому-то меньше. Считай, что попала в число последних.

Нелли усмехнулась.

– Надо же, – сказала, поражаясь, – не ожидала от тебя такой поддержки. От кого угодно, но не от тебя, уж прости за откровенность.

– Зойл знал, на что идет, – убежденно проговорил Дмитрий. – Повторяю: знал, на что идет. Он был взрослым человеком и сознавал происходящее лучше тебя, поверь мне. Он прожил непростую жизнь, Нелли, видел такое, о чем говорить страшно. Он догадывался о возможных последствиях, представлял вероятный исход, но, несмотря на это, помогал тебе. Не требовалось быть Энштейном, чтобы понять это, достаточно было подключить наблюдательность. Так что прими его выбор и живи спокойно.

Казалось, Нелли сейчас размякнет: столько чувств, нещадных и разных, нахлынули разом: и благодарность Золу за всю оказанную ей помощь, и жалость, вызванная таким несправедливым концом, и злость на себя саму, что позволила, что довела…

Она опустила глаза на столешницу и уставилась на собственные руки. Коснулась кольца, призванного сегодня даровать ей дополнительных сил: оно блестело на фоне красного дерева, того самого, который сама же когда-то чистила, и на котором сейчас, несколько в стороне, тонкой стопкой покоились бумаги Дмитрия.

Покручивая кольцо, Нелли спросила:

– Почему ты говоришь мне все это? Да так настойчиво. Ты точно меня не ненавидишь? – Нелли усмехнулась: и смешно, и грустно.

– Я не ненавижу тебя, Нелли. – Их взгляды встретились. – Я всегда доверял Зойлу. Знал, что лучше него никто в людях не разбирается. По крайней мере, из моего окружения. А окружение у меня немаленькое.

Дмитрий снова посмотрел ей за спину, на этот раз по другое плечо. Она проследила за взглядом: Александр стоял у барной стойки. Он приблизился к ним, и, наблюдая за их беседой, выпивал виски.

– А вот ты свое окружение по-прежнему формировать не научилась. Знаешь, Нелли, нужно понимать, когда и кого оставлять в прошлом.

Настало время перейти к другой волнующей ее теме. Она подалась вперед, боялась, что кто-то услышит этот разговор, хотя по близости – ни души, кроме Александра.

– Почему ты не рассказал полиции, что видел Александра? Почему умолчал о нем? Ты же понимаешь, что, не договаривая, подставляешься сам? Конечно же, понимаешь. Но тогда мне вдвойне не понятны твои мотивы… хотя… из-за Зойла? – Она выпрямилась. – Зойл тоже молчал. Думаю, тебе не составило труда сопоставить факты и определить, что Зойл о существовании Александра знал? Но раз ничего тебе не говорил… значит, и не нужно было.

Светлый взгляд устремился к объекту беседы и бумерангом вернулся обратно.

– Да, я догадался.

– Ты… – Нелли замялась. – Ты видел?.. – Она надеялась, что Дмитрий поймет. Если же нет, значит, и не нужно понимать.

– Да. – Как же быстро затопила тревога.

– И что ты… как ты?..

С нее не спускали меланхоличных глаз.

– Еще до того, как к нам заявилась полиция и забрала Зойла, он пригласил меня на разговор. Так и сказал: пойдем, пройдемся, ты получил пригласительный на занятную беседу. Мы вышли из бара и пошли по улице… не суть. Главное то, что я услышал. – Дмитрий помолчал. – Что бы в будущем не случилось – а говорил Зойл весьма пространственно, – все так, как и должно быть, и я должен буду с этим смириться. Многого в жизни мы, по причине своего невежества, не понимаем. И не принимаем. Но отклонений не следует бояться, их не следует бездумно отвергать. Потому как непознанное есть зло только в нашем богатом воображении. Копни поглубже, Дмитрий – говорил Зойл, – пошевели мозгами, и тебе откроется истина, которая навеки останется сокрытой от других.

Дмитрий замолчал и улыбнулся, в глазах застыла грусть. У нее же – ком в горле, она готова была заплакать.

– Тогда я понятия не имел, о каком таком непознанном вещает мне Зойл. И главное зачем – зачем он мне все это говорит. – Дмитрий покачал головой. – Однако недоумение мое пояснений не получило. Тогда не получило. От Зойла. Но получило позже. В тот самый день. Кровавый и… в общем, ужасный день был тогда…

– Так ты не расскажешь? – прошептала Нелли. – О них… никому?

– Нет, не расскажу.

Волна облегчения накрыла Нелли. Груз ответственности, мучавший ее всю дорогу до бара, понемногу исчезал. Не зная, как еще благодарить Дмитрия, она потянулась к руке, пальцами отстукивающей ритм по столешнице, и сжала жилистую ладонь.

– Спасибо, – сказала искренне, и тут же, словно локтем по легким, ощутила чужое неудовольствие…

Дмитрий ответил пожатием и сдержанно улыбнулся.

– Не нужно, Нелли, – он выпустил ее ладонь. – Думаю, ты не благодарности пришла раздавать, тем более с ним. – С некоторой долей напряжения он посмотрел на Александра. – Я так понимаю, сегодня он в роли моего карателя?

– Что? – Она еще не отошла от былого наплыва чувств. – Нет, конечно же, нет… – Она не знала, смотреть ей на Дмитрия или на Александра. – Мы здесь не для того, чтобы «карать» тебя, Дмитрий. И уж тем более не для того, чтобы… сделать то, о чем ты подумал.

– По-моему, твой сердитый друг считает иначе.

– Нет, мой сердитый друг со мной солидарен. – Она в упор взглянула на своего «друга». – Он не причинит тебе зла, поскольку не желает, чтобы я страдала. Не желает видеть меня разбитой, убитой и разочарованной в нем. – Взгляд Александра, действительно, недоброго, со складками на лбу, и с паутинками раздражения у глаз и рта, переместился на нее. Продолжая гипнотизировать ее холодными глазами, Александр поднес стакан ко рту и сделал глоток. – У нас полное взаимопонимание. – Сделал второй, не менее порывистый. Опустил стакан на стойку и посмотрел на Дмитрия. – Полное. – Уголки влажных губ приподнялись – Александр вымучивал улыбку, хотя улыбкой то, что появлялось на его лице, назвать было сложно: скорее, оскал, ироничный и неприятный. Александр отвернулся.

– Да, у вас полное взаимопонимание.

Нелли прикрыла глаза: захотелось смеяться. Вот сейчас перед ней сидел тот самый Дмитрий, которого она знала, едкий и прозорливый. Да и перенапряжение возымело свое действие.

Они замолчали, и, молча, просидели некоторое время. Нелли, под бдительным оком Александра (глаза у которого имелись и на затылке), ушла в мысли о нем же, думая, каким образом теперь им строить совместную жизнь. Она страшилась представить, что бы с ней стало, согласись она, а главное Александр, на сомнительное предложение Дея о ее возвращении в мир «без догмар» (Александр продолжал молчать, и даже ночные уговоры не помогли). А Дмитрий, переминая бумаги, часть из которых представляли накладные, думал о своем.

– Что будешь делать теперь? – спросила Нелли, желая разбавить тишину.

Дмитрий поднял на нее глаза.

– Не знаю. Для начала дождусь Анну. Посмотрим, какое решение она примет относительно бара.

– Она еще не знает?

– Нет. Я не могу с ней связаться.

– Значит, удар еще только предстоит?

– Предстоит. А пока он предстоит, я решаю вопросы с поставщиками, – кивнул на бумаги.

Новая пауза.

– Думаешь, она продаст заведение? – Нелли затопило сожаление.

– Не исключаю такую возможность. Анна никогда не увлекалась делом отца. У нее всегда были другие интересы, и с тех пор мало что изменилось.

Внезапно атмосфера в зале изменилась, до Нелли долетели посторонние звуки – децибелы стремительных машин под встречный свист порывистого ветра. Дмитрий, задержавшись взглядом поверх головы Нелли, посмотрел на нее по-другому – открыто и загадочно одновременно.

Нелли обернулась: поняла, что к их тройке присоединился кто-то четвертый.

Мужчина. В бар вошел невысокий, среднего сложения мужчина лет пятидесяти. Сказать точнее было трудно.

– Это к тебе, – пояснил Дмитрий, когда приветственно махнул незнакомцу рукой.

– Ко мне? – удивилась Нелли. – Я его не знаю.

Снова обернулась. Светловолосый мужчина, с короткой классической стрижкой, гордо и неторопливо приближался к их столу.

– Сейчас познакомишься. Он искал тебя на протяжении недели, не мог связаться. Найти тебя – дело нелегкое, поэтому, как только ты позвонила мне и изъявила желание поговорить, я созвонился с ним. Не пойму я, как к твоему «переезду в неизвестность» относится Артур Алаев, и каким таким образом вы с ним контактируете?

Никак не относится, и никак не контактируют. Полковник полиции считает, что она по-прежнему проживает на третьем этаже дома, расположенного по адресу Пражская, 45. И желания устраивать ей очередные допросы в полиции ни у кого – о чудо – не возникает. Пока что не возникает. Очередной фокус Александра. Иначе не миновать ей постоянных, на манер рабочих визитов в участок.

Незнакомец подошел и остановился рядом, составив с ней и Дмитрием равносторонний треугольник. Кивнув Дмитрию, он пожал ему руку, после чего сосредоточился на Нелли.

– Добрый день, госпожа Ланская. – А он осведомленный. Откуда он знает ее настоящую фамилию?

При ближайшем рассмотрении мужчина оказался вовсе не светловолосым, а пепельно-русым, с сединой, проступившей по всей голове. Цвет лица мало чем отличался от цвета волос: такой же коричневатый и невзрачный, он сливался с густой порослью, чем делал внешность обладателя малоприметной. И только римский нос и живые карие глаза выдавали в нем темперамент.

– Добрый день… эмм…

– Войтек Томски. Приятно с вами познакомиться.

Поляк? Словак? На вкус Нелли он был излишне чопорным и официозным. В прекрасно сшитом синем пиджаке, на вид дорогих золотых часах… Что ему от нее нужно?

– Да, мне тоже. Только кто вы? – Зачем тянуть?

– Да, кто вы? – С противоположной стороны стола от незнакомца возник Александр, высокий и подавляющий, разительно отличающийся от Войтека Томски.

Незнакомец ничуть не смутился, взгляд его не дрогнул, тело не подпрыгнуло. Словно давно уже выучился контролировать себя везде и всюду: неожиданности его не пугали, уверенности в себе не лишали.

Скользнув глазами по Александру, он снова обратился к Нелли:

– Госпожа Ланская, мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

– Можно просто Нелли. – Она улыбнулась. Мужичок напоминал ей дворецкого. – И вы можете говорить прямо здесь, у меня нет секретов от этих людей. Теперь нет.

– Как пожелаете. – На стол опустился плоский кожаный чемоданчик. Видимо, удивляться, и, не дай бог, возмущаться Войтек Томски не умел. Скорее наоборот: он сам наводил шороху там, где появлялся.

– Дело в том, госпожа Ланская, что я являюсь нотариусом ныне покойного господина Зойла. И в соответствии с его последней волей, изложенной в завещании, заверенном лично мною как подлинное, должен сообщить вам некоторую новость.

Нотариус? Воля Зойла? Причем здесь она?

– Господин Зойл завещал вам данную недвижимость, – казалось, читая вопросы по ее глазам, развел руками Томски. – Со дня принятия наследства вам переходят все правомочия, представленные законом собственнику имущества. Теперь вы законная владелица «Красной метки».

Нелли только рот открыла и как могла, медленно, будто одеревенелая, встала на ноги.

– Что вы такое говорите? Какое имущество? – Она оперлась рукой о спинку стула. – Какая «Красная метка»? У него же есть дочь!

– Госпоже Янис он оставил все остальное, – продолжал свою складную речь Войтек Томски, нотариус Зойла. – Движимое и недвижимое имущество. Вам же господин Зойл завещал бар. Нам нужно будет встретиться на днях и оформить все законным образом.

Взгляд ее опустился на Дмитрия, спокойного и сохраняющего молчание, затем устремился к Александру.

– Он оставил мне бар, – пробормотала Нелли, все еще не веря. – Ты можешь представить, оставил бар… – прикрыла глаза. – Даже после ухода своего Зойл продолжает обо мне заботиться. Он не бросил, нет, он оставил мне бар…

Нелли вспомнила их разговор. Тот самый, в котором Зойл говорил, что ей всегда есть куда вернуться, есть дом, в котором ее примут, и как важно, чтобы она это знала.

Она ощутила, как увлажнилось лицо – сколько слез пролила за последнее время? И вдруг улыбнулась – глупо, бессмысленно, – и сквозь слезы радости, сквозь потуги смеха воскликнула:

– У меня есть свой бар! – потом громче: – У нас есть свой бар! – Она смотрела на Александра. – Зойл оставил мне сердце! Свое сердце! Родное, дорогое… – и выйдя из-за стола, прильнула к Александру, который обнял, но довольным не выглядел.

Только омрачить ее настроения это не могло: Нелли была счастлива. Она любила, была любима, находилась там, куда тянуло сердце, и, подобно ребенку, как никогда прежде, радовалась новой жизни.

2012

Конец первой истории из серии романов Belua Ferus (Дикий Зверь)