Так держать, Дживс! (сборник)

Спасаем Фредди

– Надеюсь, Дживс, я не помешаю вам, – сказал я, вернувшись как-то из клуба.

– Нисколько, сэр.

– Хотелось бы с вами кое-что обсудить.

– Слушаю, сэр.

Дживс укладывал в чемодан мой курортный гардероб – приближался наш отъезд на побережье. Он выпрямился – весь усердие и внимание.

– Дживс, – начал я, – меня беспокоит мой близкий друг – он оказался в затруднительном положении.

– Вот как, сэр?

– Вы ведь знаете мистера Булливанта?

– Да, сэр.

– Так вот, сегодня я зашел пообедать в «Трутни» и встретил его там в курилке – забился в самый темный угол, и вид поникший, точь-в-точь последняя роза ушедшего лета. Разумеется, меня это удивило. Вы ведь знаете, какой это блестящий джентльмен. Душа общества, стоит ему где-то появиться.

– Да, сэр.

– Весельчак, каких мало.

– Совершенно верно, сэр.

– Естественно, я осведомился, в чем дело, и он открыл мне, что поссорился со своей невестой. Знаете ли вы, Дживс, что он помолвлен с мисс Элизабет Викерс?

– Знаю, сэр. Я прочел объявление в «Морнинг пост».

– Оно уже недействительно – он больше не жених. В чем причина ссоры, он мне не сказал, но факт таков, что мисс Викерс расторгла помолвку. Запретила ему к ней близко подходить, отказывается говорить с ним по телефону, отсылает его письма обратно нераспечатанными.

– Ужасно, сэр.

– Надо что-то предпринять, Дживс. Но что?

– Я бы затруднился, сэр, вот так, сразу, вносить предложения.

– Для начала я, пожалуй, заберу его с собой в Марвис-Бей. Знаю я этих горемык, которым царица их грез дала вдруг от ворот поворот. Что им необходимо, так это полностью изменить обстановку.

– Думаю, вы правы, сэр.

– Да-да, изменить обстановку – это очень важно. Мне как-то рассказывали об одном таком отвергнутом влюбленном. Девушка отказала ему. Он уехал за границу. Два месяца спустя девушка прислала телеграмму: «Возвращайся. Мюриел». Он сел писать ответ и вдруг обнаружил, что не может вспомнить ее фамилию, поэтому вообще не ответил, и в дальнейшем жизнь его протекала вполне счастливо. Очень может быть, что, отдохнув неделю-другую в Марвис-Бее, Фредди Булливант и думать забудет об Элизабет Викерс.

– Вполне возможно, сэр.

– Если же этого не случится, то, может быть, морской воздух и простая здоровая пища благотворно воздействуют на вас, Дживс, вас осенит какая-нибудь блестящая идея и вы придумаете план, как снова свести этих голубков вместе.

– Я постараюсь, сэр.

– Знаю, Дживс, знаю. Не забудьте положить побольше носков.

– Не забуду, сэр.

– А также теннисных рубашек.

– Непременно, сэр.

Я перестал мешать ему, и двумя днями позже мы отправились в Марвис-Бей, где я снял коттедж на июль и август.

Не знаю, бывали ли вы в Марвис-Бее. Это в Дорсетшире, и хотя шикарным это местечко не назовешь, есть в нем и свои прелести. С утра вы купаетесь и валяетесь на песке, а вечером прогуливаетесь по берегу в компании с комарами. В девять вечера, смазав маслом раны, ложитесь спать. Простая, здоровая жизнь, и, судя по всему, она вполне устраивала беднягу Фредди. Как только всходила луна и бриз с мягким шелестом овевал ветки дерев, его никакими силами невозможно было вытащить с берега. Комары его просто обожали. Они праздно вились в воздухе, оставляя без внимания вполне приличных гуляющих, чтобы быть в форме к моменту появления Фредди.

Пожалуй, только в середине дня Фредди несколько докучал мне. У кого достанет духу попрекнуть в чем бы то ни было друга, сердце которого разбилось в мелкие дребезги, однако, должен признаться, в первые дни нашего пребывания в Марвис-Бее его мрачный вид порядком действовал мне на нервы. Если он не грыз свою трубку, мрачно уставившись на ковер, то садился за пианино и одним пальцем выстукивал «Розы в саду». Кроме «Роз», он играть ничего не умел, да и эта мелодия ему не давалась. Начинал он твердо и уверенно, но уже на третьем такте давал осечку, и ему приходилось начинать все сначала.

Однажды утром, когда Фредди, по обыкновению, принялся терзать «Розы», а я, искупавшись, вошел в гостиную, мне показалось, что таких мрачных звуков он еще никогда не извлекал. Я не ошибся.

– Берти, – начал Фредди загробным голосом, споткнувшись на третьей закорючке слева после начала второго такта, отчего получился душераздирающий звук, подобный предсмертному хрипу гибнущей песчанки. – Я видел ее!

– Кого – ее? – недоверчиво переспросил я. – Элизабет Викерс? Как ты мог ее видеть? Ее здесь нет.

– Она здесь. Наверно, приехала погостить у родственников или у кого-то там еще. Я пошел на почту справиться, нет ли мне писем… Мы столкнулись в дверях.

– И что произошло?

– Она сделала вид, что не знает меня.

Он снова принялся за «Розы» и запутался в шестнадцатых.

– Берти, тебе не стоило привозить меня сюда. Я должен уехать.

– Уехать? Не говори глупостей. Все просто замечательно! Тебе крупно повезло, что она приехала сюда. Тебе выпала козырная карта.

– Но она сделала вид, что даже не знакома со мной.

– Ну и что с того? Будь мужчиной! Сделай еще один заход, завоюй ее.

– Она смотрела сквозь меня. Как будто меня там и не было.

– Не обращай внимания. Соберись с силами. Теперь тебе нужно сделать что-нибудь такое, чтобы она почувствовала себя обязанной тебе, чтобы кротко поблагодарила тебя. Чтобы она…

– За что ей кротко благодарить меня?

Я слегка задумался. Похоже, он нащупал изъян в моих построениях. Я несколько растерялся, если не сказать больше, но потом сообразил.

– Тебе нужно спасти ее, когда она станет тонуть, – сказал я.

– Но я не умею плавать.

Да, Фредди – это Фредди. Отличный малый во многих отношениях, но проку от него, можно сказать, ноль.

Он снова ткнул пальцем в клавишу, и я почел за благо удалиться, оставив вопрос открытым.

Я прогуливался по берегу и обдумывал ситуацию. Надо было посоветоваться с Дживсом, но он ушел по каким-то делам. Надеяться на то, что Фредди придумает что-то сам, не приходилось. Я не спорю, старина Фредди был человек не без способностей. Он хорошо играл в поло, и, я слышал, о нем говорили как о многообещающем бильярдисте. Но на том его достижения и кончались, предприимчивостью он не отличался.

Поглощенный раздумьями, я обогнул нагромождение камней, и мой взгляд упал на фигуру в голубом. Это была она! Лично с невестой Фредди я не был знаком, но шестнадцать ее фотографий были развешаны по стенам спальни Фредди, и ошибиться я не мог. Она сидела на песке и помогала маленькому толстому мальчику строить замок. Рядом с книжкой в руке сидела в шезлонге пожилая особа. Я услышал, как девушка назвала ее тетей. Голова у меня заработала, и я заключил, что толстый карапуз – ее кузен. Окажись тут Фредди, подумал я, он в силу этого обстоятельства наверняка проникся бы нежными чувствами к малышу. Сам же я прилива нежных чувств не испытал. Пожалуй, я еще никогда не встречал ребенка, который был бы мне менее симпатичен. Толстый, круглый увалень.

Достроив замок, карапуз исполнился мировой скорбью и захныкал. Девушка, как видно, просто читала его мысли, она взяла его за руку и повела к лоточнику, который продавал сладости. А я пошел дальше.

Те, кто хорошо меня знает, скажут вам, если вы поинтересуетесь, что я несколько туповат. Моя родная тетя Агата это подтвердит. И дядя Перси, и многие другие мои ближайшие и – если вы не возражаете против такого эпитета – дражайшие родственники. Что ж, я не в обиде. Вполне допускаю, что я не самый сообразительный человек на свете. Однако должен сказать – и хотел бы это подчеркнуть, – что время от времени, как раз в тот момент, когда окружающие теряют последнюю надежду, что я когда-нибудь поумнею, меня вдруг осеняет какая-то, бесспорно, гениальная идея. Именно так случилось сейчас. Сомневаюсь, чтобы даже умнейшим из умнейших пришла в голову подобная мысль. Ну разве что Наполеону, однако ручаюсь, что ни Дарвин, ни Шекспир, ни Томас Харди вовек бы до такого не додумались.

Осенило меня на обратном пути. Я брел по берегу, тщетно ломая голову над непосильной задачей, когда перед моими глазами вновь возник толстый бутуз – он задумчиво шлепал лопаткой по медузе. Девушки поблизости не было. Тетки тоже. Поблизости не было никого. И тут словно яркая вспышка озарила мой мозг, и я решил задачу воссоединения Фредди и Элизабет полностью и окончательно.

Из той сценки, какую я наблюдал, проходя мимо этого места в первый раз, я заключил, что девушка относится к малышу с большой нежностью. К тому же скорее всего он ей близкий родственник. В моей голове сложился ясный план действий: на какое-то непродолжительное время я похищаю этого юного тяжеловеса, девушка приходит в отчаяние и мечется в поисках его по пляжу, и тут неожиданно появляется старина Фредди, ведя за руку мальчика, и рассказывает историю о том, как увидел его, блуждающего в одиночестве, и практически спас ему жизнь. Признательность девушки не знает границ, она уже не сердится на Фредди, они снова друзья.

Не медля ни секунды, я сграбастал ребенка и пустился наутек.

Поначалу старина Фредди никак не мог взять в толк, что происходит. Когда я появился в нашей гостиной с ребенком на руках и плюхнул его на диван, Фредди не выразил никакой радости. Мальчишка к тому времени опять захныкал, – он, по-видимому, не одобрял мой замысел, – и на Фредди это подействовало удручающе.

– Что все это значит, черт побери? – спросил он, с отвращением разглядывая толстячка.

Негодник испустил такой вопль, что задрожали стекла. Надо было срочно принять стратегическое решение. Я помчался на кухню и схватил горшочек с медом. Догадка была правильной. Мальчишка перестал орать и принялся размазывать мед по своей физиономии.

– Так в чем дело? – спросил Фредди, когда установилась тишина.

Я изложил ему свой план. Постепенно до него начало доходить. Мука и страдание сошли с его лица, и впервые со дня приезда в Марвис-Бей он улыбнулся почти что счастливой улыбкой.

– Знаешь, Берти, в этом что-то есть.

– Именно то, что надо, дружище!

– Думаю, это сработает, – сказал Фредди и, оторвав мальчишку от горшочка с медом, повел его за собой.

– Наверно, Элизабет где-то на пляже, – были его последние слова.

Тихая радость воцарилась в моей душе. Я очень любил старину Фредди, и мне приятно было думать, что не пройдет и получаса, как он снова обретет счастье. Мирно попыхивая сигаретой, я сидел в качалке на веранде, когда увидел на дороге возвращавшегося Фредди. Милостивый Боже, мальчишка был по-прежнему с ним!

– Алло! – сказал я. – Ты что, не нашел ее?

Вид у Фредди был такой, как будто ему съездили ногой в живот.

– Да нет, нашел, – ответил он и, как пишут в книгах, горько усмехнулся.

– И что же?

Он упал в кресло, и из груди его вырвалось некое подобие стона.

– Он ей не кузен, дурак ты несчастный! – сказал Фредди. – Она вообще не знает, кто он, – просто мальчик, которого она встретила на пляже. До сегодняшнего утра она его в глаза не видела.

– Но она же помогала ему строить песочный замок!

– Ну и что? Все равно это чужой мальчишка.

Девушка помогает строить песочный замок ребенку, которого впервые увидела пять минут назад, – тут уж, как говорится, дальше некуда! Правильно пишут о теперешних девицах – бесстыжие, другого эпитета не подберешь.

Именно такое мнение я и высказал Фредди, но он меня даже не слушал.

– Так кто же он тогда – этот кошмарный ребенок? – спросил я.

– Не имею ни малейшего представления. Боже мой, что я пережил! Одно лишь меня утешает – что ближайшие несколько лет своей жизни ты, надеюсь, проведешь в Дартмурской тюрьме. За совершенное похищение. А я буду приезжать в дни свиданий и глумиться над тобой через прутья решетки.

– Расскажи мне, как было дело, старина, – попросил я.

Он рассказал. Это заняло немало времени, поскольку чуть ли не на каждой фразе Фредди прерывался, чтобы обозвать меня каким-нибудь бранным словом, но в конце концов у меня сложилась более или менее полная картина происшествия. Барышня по имени Элизабет выслушала сочиненный им рассказ холодно, как айсберг, а затем… нет, прямо лгуном она его не назвала, но косвенно дала понять, что он полное ничтожество и иметь с ним дело она не желает. Поверженный и униженный Фредди вместе с младенцем уполз прочь.

– И помни, – заключил Фредди, – все это придумал ты. Я к этому не имею никакого отношения. Если ты намерен избежать наказания или хотя бы смягчить суровость приговора, тебе лучше немедля отправиться на поиски родителей ребенка и вернуть его, прежде чем за тобой явится полиция.

– Но кто его родители?

– Понятия не имею.

– Где они живут?

– Ничего не знаю.

Ребенок тоже ничего не знал. На редкость бестолковый и неразвитой мальчик. Единственное, что я из него вытянул, – так это то, что у него есть папа. Нет чтобы спросить за вечерней беседой у папаши имя и адрес. Итак, попусту потратив десять минут, мы вышли с ним на вольный простор и побрели неведомо куда.

Честное слово, покуда я не пустился в это изнурительное странствие, волоча за собой карапуза, я не имел ни малейшего представления, до чего это трудная задача – возвратить сына родителям. А уж каким образом похитители детей попадаются в лапы полисменов – для меня и вовсе загадка. Я, точно ищейка, обрыскал весь Марвис-Бей, но никто не востребовал малыша. Можно было подумать, что он поселился здесь совершенно самостоятельно и живет один-одинешенек в отдельном коттедже. Поиски продолжались до тех пор, пока на меня не сошло еще одно озарение – я решил порасспрашивать повстречавшегося нам на пути торговца сластями. Торговец приветствовал моего толстячка как давнего знакомца и сообщил мне, что родители его, по фамилии Кегуорти, проживают в пансионате «Морской отдых».

Теперь оставалось только отыскать этот «Морской отдых». Посетив «Морской горизонт», «Морскую панораму», «Морской бриз», «Морской коттедж», «Морское бунгало», «Морской приют» и «Морскую усадьбу», я в конце концов нашел и «Морской отдых».

Постучался. Ответа не последовало. Я постучал в дверь еще раз. В доме послышалось какое-то движение, но никто не появился. Я уже приготовился шарахнуть дверным молотком с такой силой, чтобы эти люди поняли, что я сюда не шутки шутить пришел, но тут откуда-то сверху раздался голос:

– Алло!

Я поднял глаза и в верхнем окошке увидел круглое розовое лицо, обрамленное бакенбардами. Лицо смотрело на меня.

– Добрый день! – крикнул владелец розового лица. – Вам сюда нельзя.

– А я и не собираюсь входить.

– Потому что… Ой! Да это же Пузатик!

– Меня зовут не Пузатик. А вы, я полагаю, мистер Кегуорти? Я привел вашего сына.

– Вижу-вижу. Ку-ку, Пузатик! Папочка тебя видит.

Лицо спряталось. Послышались голоса. Затем оно появилось снова.

– Послушайте!

Я мрачно утаптывал гравий. Этот тип действовал мне на нервы.

– Вы живете в Марвис-Бее?

– Снял коттедж на несколько недель.

– Как ваша фамилия?

– Вустер.

– Не может быть! Ну просто чудеса! Скажите же скорее, как она пишется: В-у-с-т-е-р или В-у-р-с-т-е-р?

– Вэ-у-эс…

– Я спрашиваю потому, что когда-то знал мисс Вустер, фамилия которой писалась Вэ-у-эс…

Мне уже надоели эти упражнения в правописании.

– Может, вы откроете дверь и заберете ребенка?

– Я не могу открыть дверь. Эта мисс Вустер, которую я знал, вышла замуж за человека по фамилии Спенсер. Она вам не родня?

– Это моя тетя Агата, – ответил я с саркастической ноткой в голосе, тем самым давая ему понять, что именно такие типы, как он, и водят знакомство с моей тетей Агатой.

Он просиял.

– Какая удача! – воскликнул он. – А мы-то ломали голову, что нам делать с Пузатиком! Понимаете ли, какая история – у нас тут свинка. У Босоножки – это моя дочурка – только что обнаружили свинку. Пузатик может заразиться. Мы никак не могли придумать, что нам делать. Как нам повезло, что именно вы его нашли! Он удрал от няни. Я не решился бы доверить его незнакомому человеку, но вы – другое дело. Любой из племянников миссис Спенсер может рассчитывать на полное мое доверие. Вы должны взять Пузатика к себе домой. Как замечательно все устроилось! Я написал моему брату в Лондон, чтобы он приехал и увез мальчика. Он может появиться здесь через несколько дней.

– Господи помилуй! Может?

– Вообще-то мой брат очень занятой человек, но не позже чем через неделю он обязательно приедет. А до тех пор Пузатик сможет пожить у вас. Превосходный план! Я вам премного благодарен! Вашей жене Пузатик очень понравится.

– У меня нет жены! – возопил я, но окошко со стуком захлопнулось, как будто джентльмен с бакенбардами заметил микроба свинки, норовящего вырваться из заточения на волю, и кинулся ему наперерез.

Я вздохнул поглубже и отер платком свой страдальческий лоб.

Окошко снова распахнулось.

– Эй!

Пакет с тонну весом обрушился мне на голову и взорвался подобно бомбе.

– Поймали? – спросило круглое лицо, снова появляясь в окошке. – Ай-яй-яй, вы не поймали. Впрочем, не страшно – купите все у бакалейщика. Спросите «Бейли, гранулированные чипсы для завтрака». Пузатик любит, чтобы молока было совсем чуть-чуть. Не сливок. Молока. Но обязательно фирмы «Бейли».

– Понимаю, но…

Лицо исчезло, окно захлопнулось. Я подождал некоторое время, однако больше ничего не произошло, и, взяв Пузатика за руку, я двинулся прочь.

Мы вышли на дорогу – навстречу нам шла Элизабет.

– Это ты, малыш? – спросила она, вглядываясь в Пузатика. – Значит, папочка нашел тебя?

Сегодня утром на пляже мы очень подружились с вашим сыном, – сказала она мне.

Это было уж слишком! Я еще не пришел в себя после диалога с розовощеким психом, и нате вам – новый сюрприз! У меня перехватило дыхание от возмущения, однако, прежде чем я успел отречься от столь нелепого отцовства, девушка, кивнув на прощанье, скрылась за углом.

Я и не ждал, что Фредди, снова увидев мальчишку, запоет от радости, но все же надеялся, что он проявит хотя бы немного больше мужества и чисто британской стойкости. Он же, когда мы вошли, вскочил, метнул в Пузатика яростный взгляд и схватился за голову. Он долго молчал, не произнося ни слова, но зато потом, заговорив, долго не мог остановиться.

– Ну скажи хоть что-то, – обратился он ко мне, покончив с основными комментариями по поводу последних событий. – Почему ты молчишь?

– Если ты предоставишь мне такую возможность, может быть, и скажу.

И я сообщил ему про новую неприятность.

– Что же ты собираешься делать? – спросил Фредди довольно, я бы сказал, злобным тоном.

– А что мы можем сделать?

– Мы? Что значит – мы? Я не собираюсь тратить время, сменяя тебя на посту няньки. Я немедленно возвращаюсь в Лондон.

– Фредди! – вскричал я. – Фредди, дружище! – Голос мой дрогнул. – Неужели ты покинешь друга в беде?

– Да, покину.

– Фредди, – сказал я, – ты должен быть рядом со мной. Ты просто обязан! Понимаешь ли ты, что этого ребенка надо раздевать, купать и одевать снова? Ты же не хочешь, чтобы все это я делал один?

– Тебе поможет Дживс.

– Нет, сэр! – Как раз в эту минуту Дживс вкатил в гостиную столик с завтраком. – Сожалею, но я должен решительно устраниться от этих забот. – Дживс говорил почтительно, но твердо. – У меня слишком мало опыта – вернее, нет никакого опыта в уходе за детьми.

– Самое время начать его приобретать, – настаивал я.

– Нет, сэр. Мне очень жаль, но я не могу взять на себя эти обязанности.

– Тогда останься ты, Фредди!

– Я не останусь.

– Но ты обязан. Вспомни, старина, мы друзья уже столько лет. Твоя матушка любит меня.

– Она тебя не любит.

– Ну хорошо, пусть не любит, но мы вместе учились в школе, ты еще задолжал мне десять фунтов.

– Ну ладно, ладно, – смирившись, сказал он.

– К тому же, старина, я ведь для тебя старался.

Он посмотрел на меня как-то странно и задышал тяжело и прерывисто.

– Я готов вытерпеть многое, Берти, – сказал он, – но не жди от меня благодарности – этого не будет!

Оглядываясь назад, я отдаю себе отчет, что от гибели меня спасла гениальная идея – скупить содержимое близлежащей кондитерской. Бесперебойно поставляя сладости нашему юному подопечному, мы довольно сносно просуществовали до конца того рокового дня. В восемь он заснул прямо в кресле, и, расстегнув все видимые пуговицы, а где не было пуговиц, применяя грубую силу, если что-то не поддавалось, мы уложили милое чадо в постель.

Фредди стоял посередине комнаты и смотрел на горку одежды на полу. На лбу у него пролегли две страдальческие морщины. Я догадывался, о чем он думает. Раздеть ребенка – дело нехитрое, это, так сказать, вопрос мускульных усилий, но как его потом одеть, вот в чем вопрос. Я поворошил горку носком ботинка. Вот что-то длинное полотняное, но что? И какая-то розовая фланелевая штуковина загадочного предназначения. Пренеприятная история.

Однако утром я вспомнил, что через коттедж от нас поселилась семья с детишками, и, сходив туда еще до завтрака, позаимствовал у них няню. Нет, право же, женщины – это чудо! Буквально за восемь минут няня приладила все разрозненные части одежды в нужные места, и наш герой превратился просто в картинку, хоть веди на детский прием в саду Бэкингемского дворца. Я осыпал ее щедротами, и няня пообещала заглядывать к нам по утрам и вечерам. За завтрак я сел, можно сказать, в прекрасном расположении духа. Наконец-то нам, хоть несколько криво, но улыбнулась удача.

– Вообще-то, – сказал я, – ребенок приносит в дом тепло и уют. Ты не согласен?

В эту минуту Пузатик опрокинул чашку молока прямо на брюки Фредди, и когда Фредди вернулся к столу переодевшись, утвердительно ответить на мой вопрос он был уже не состоянии.

Вскоре после завтрака Дживс спросил, не уделю ли я ему несколько минут, – он хочет кое-что сообщить мне.

Бурные события последних дней так все запутали, что я уже не очень ясно помнил, зачем я привез Фредди в Марвис-Бей, однако мне еще не окончательно отшибло память. Хочу сказать, что я несколько разочаровался в Дживсе. План, если вы помните, был такой: морской воздух и простая еда, так сказать, освежают его умственные способности, и он придумывает, как помирить Фредди с его невестой Элизабет. Но что же получилось? Дживс отменно ел и спал, однако не сделал и малого шажка в направлении к счастливой развязке. Шаг сделал я, причем без всякой посторонней помощи, и хотя, должен сказать, ничего хорошего из моего одинокого шага не вышло, факт остается фактом: это я проявил сметливость и находчивость.

Так что, когда Дживс ко мне пожаловал, я встретил его высокомерно. Прохладно, я бы сказал. С ледком.

– Слушаю вас, Дживс, – ответил я. – Вы хотели поговорить со мной?

– Да, сэр.

– Валяйте, Дживс.

– Благодарю вас, сэр. Я хотел сказать, что вчера вечером я посетил местный кинотеатр.

Я вздернул брови. Он меня просто изумил. В доме бог весть что творится, молодой хозяин, можно сказать, доведен до отчаяния, а он не только шляется по кино, но и считает уместным сообщать мне о своем праздном времяпрепровождении!

– Надеюсь, вы получили удовольствие, – сказал я достаточно ядовито.

– Да, сэр, спасибо. Показывали суперфильм в семи частях о бурной жизни нью-йоркского высшего света. С Бертой Блевитч, Орландо Мерфи и Беби Бобби в главных ролях. Очень интересный фильм, сэр.

– Рад слышать, – сказал я. – Ну а если сегодняшнее утро вы проведете на пляже, копаясь в песочке, с лопаткой и ведерком в руках, вы тоже придете доложить мне об этом? У меня ведь нет никаких забот, и ваш рассказ послужит мне приятным развлечением.

Иронически сказал. С сарказмом. Даже горько, если разобраться.

– Фильм называется «Крошечные ручки». Родители малыша – его играет Беби Бобби, – как это ни печально, разошлись.

– Ай-яй-яй! – сказал я.

– Но в глубине души они все еще любят друг друга.

– Неужели? Отрадно слышать.

– Однако так все и продолжалось, сэр, пока однажды…

– Дживс, – сказал я, испепеляя его взглядом, – что за чушь вы городите? В доме черт знает что творится, этот жуткий ребенок буквально сидит у меня на голове, и вы полагаете, что я способен слушать…

– Прошу меня извинить, сэр, но я бы и не упомянул об этом фильме, если бы он не натолкнул меня на одну мысль…

– Мысль?

– Мысль, которая, я думаю, поможет нам в обеспечении матримониального будущего мистера Булливанта. К чему, если вы припомните, сэр, вы и призывали меня.

Мой вздох был полон раскаяния.

– Дживс, – сказал я, – я был к вам несправедлив.

– Что вы, сэр!

– Да нет же, я вас не понял. Мне показалось, что вы настолько увлеклись морскими купаниями и прочими курортными прелестями, что начисто забыли о нашем общем деле. Я не должен был так думать! Расскажите мне все подробно, Дживс.

Он с достоинством поклонился. Я просиял. И хотя мы не бросились друг другу в объятия, ясно было, что отношения наши снова наладились.

– Сэр, в этом суперсуперфильме «Крошечные ручки», – начал Дживс, – родители ребенка, как я уже сказал, разошлись.

– Разошлись, – повторил я, кивая. – Верно. И затем?

– Настал день, сэр, когда их маленький сынишка снова их соединил.

– Каким образом?

– Насколько я помню, сэр, малыш спросил: «Папочка, ты больше не любишь мамочку?»

– И дальше?

– Это всколыхнуло их чувства. На экране появляются «обратные кадры», если я правильно это называю: они жених и невеста, счастливая супружеская жизнь в первые годы, далее идут разные любовные картины в историческом порядке; и конец фильма – крупным планом: он и она нежно обнимаются, на них умиленно смотрит малыш, в отдалении орган тихо играет «Сердца и цветы».

– Продолжайте, Дживс, – сказал я. – Вы меня очень заинтересовали. Я, кажется, начинаю улавливать вашу мысль. Вы полагаете?..

– Я полагаю, сэр, коль скоро в доме находится юный джентльмен, вполне возможно устроить подобную dénouement[1] для мистера Булливанта и мисс Викерс.

– Но вы не учли, что этот юный джентльмен не имеет никакого родственного отношения ни к мистеру Булливанту, ни к мисс Викерс.

– Несмотря на эту помеху, сэр, я предвижу положительный результат. Если возможно хотя бы на короткое время свести мистера Булливанта и мисс Викерс в нашей гостиной в присутствии ребенка и если этот ребенок будет произносить какие-то трогательные слова…

– Я вас понял, Дживс! – с энтузиазмом воскликнул я. – Гениально! Вот как я это представляю: сцена разыгрывается здесь, в гостиной. В центре – малыш. Девушка слева. Фредди в глубине сцены играет на пианино. Хотя нет. Он может только одним пальцем и только самое начало «Роз». Так что без тихой музыки придется обойтись. Все остальное получается просто идеально. Вот смотрите, Дживс, – продолжал я. – Чернильница – это мисс Викерс. Кружка с надписью «Сувенир из Марвис-Бея» – мальчишка. Перочистка – мистер Булливант. Начинается разговор, который надо подвести к реплике мальчишки. Реплика… Допустим, она прозвучит так: «Ка-асивая тетя, ты любишь дядю?» Они простирают друг к другу руки. Стоп-кадр. Далее: Фредди пересекает комнату справа налево и берет девушку за руку. От волнения у него комок в горле. Затем он произносит проникновенную речь: «Ах, Элизабет, – говорит он, – не слишком ли затянулась наша размолвка? Видишь, даже малое дитя укоряет нас!» И так далее. Я набрасываю общий план. Фредди предстоит поработать над текстом. А нам необходимо продумать получше реплику для ребенка. «Ка-асивая тетя, ты любишь дядю?» – звучит недостаточно четко. Хотелось бы что-то более…

– Могу я предложить вариант, сэр?

– Слушаю вас.

– Я посоветовал бы всего два слова: «Поцелуй Фредди». Это коротко, хорошо запоминается и, я бы сказал, побуждает к действию.

– Вы гений, Дживс!

– Благодарю вас, сэр.

– «Поцелуй Фредди» – решено. Но как, черт побери, мы заманим ее сюда? Мисс Викерс не здоровается с мистером Булливантом. Она к нему близко не подойдет.

– Это осложняет дело, сэр.

– Но не важно. Устроим встречу на лоне природы. Подстережем ее на пляже, когда все подготовим. Пока что мы должны добиться, чтобы ребенок выучил свою роль назубок.

– Да, сэр.

– Отлично! Завтра в одиннадцать утра первая репетиция.

Бедняга Фредди пребывал в таком мрачном расположении духа, что я решил до поры до времени не посвящать его в наш замысел. Не то у него настроение, чтобы еще волноваться по поводу предстоящего спектакля. Итак, мы начали с Пузатика. И уже на первых репетициях обнаружили, что единственный способ заставить Пузатика сосредоточиться – это, так сказать, воздействовать на него приманкой. Я имею в виду все те же сладости.

– Главная трудность, сэр, – сказал Дживс под конец первой репетиции, – это, как я полагаю, установить в сознании юного джентльмена связь между словами, которые он должен произнести, и последующим угощением.

– Совершенно верно, Дживс, – сказал я. – Как только негодник сообразит, что за этими двумя словами, если он произнесет их громко и отчетливо, автоматически последует шоколадная нуга, успех будет обеспечен.

Я не раз размышлял о том, как это интересно – дрессировать животных, пробуждать в них сознание, заставлять думать. Да, это было увлекательно – дрессировать Пузатика. День на день не приходился.

То вдруг казалось, что успех просто поразителен – малыш входил в роль и исполнял ее как настоящий профессионал. А назавтра снова все распадалось. Время, однако, летело…

– Дживс, – сказал я, – нам надо спешить. В любой момент может приехать дядя мальчика и забрать его.

– Вы правы, сэр.

– А дублера у нас нет.

– Совершенно верно, сэр.

– Мы должны работать не покладая рук. Честно сказать, этот ребенок порой приводит меня в отчаяние. Глухонемой и тот уже выучил бы эти два слова.

Хотя не могу не отдать должное мальчишке: упорства ему было не занимать. Неудачи не расхолаживали его. Стоило ему завидеть шоколадку, как он решительно бросался в бой и вопил что ни попадя, покуда не получал награду. Вот только стабильности ему не хватало. Что до меня, то я готов был рискнуть и при первой возможности устроить встречу, однако Дживс возражал.

– Я бы не советовал слишком торопиться, сэр, – сказал он. – До тех пор, пока память юного джентльмена действует недостаточно надежно, мы рискуем провалить весь замысел. Вспомните, сэр, сегодня он так разбушевался, что вместо «поцелуй Фредди» сказал «стукни Фредди». Боюсь, подобный призыв не растрогает юную леди.

– Да уж. К тому же она может и выполнить его. Вы правы, Дживс. Отложим представление.

Но, увы, отложить мы не смогли. Занавес поднялся на следующий же день!

Ничьей вины в том не было, и уж тем более моей. Судьба распорядилась, как ей заблагорассудилось. Дживс куда-то ушел, дома были мы с Фредди и Пузатик. Фредди только что уселся за пианино, а я решил вывести малыша на прогулку, но только мы вышли на веранду, как увидели Элизабет – она направлялась на пляж. При виде ее малыш издал приветственный вопль, и она остановилась у крыльца веранды.

– Здравствуй, детка, – сказала она. – Доброе утро! – Это мне. – Можно мне к вам подняться?

И, не дожидаясь ответа, Элизабет вспорхнула на веранду. Такой, видно, у нее был характер. Она занялась малышом. Напоминаю, что в пяти шагах от нас, в гостиной, бренчал по клавишам Фредди. Положение было отчаянное – поверьте мне, Бертраму! В любую минуту Фредди могло взбрести в голову выйти на веранду, а я ведь еще не провел с ним ни одной репетиции.

Я решил нарушить молчание.

– Мы как раз собрались на пляж, – сказал я.

– Да? – Девушка прислушалась. – Вы настраиваете пианино? – спросила она. – Моя тетушка ищет настройщика. Вы не против, если я загляну в гостиную и попрошу мастера, когда он кончит работать у вас, зайти к нам?

Я отер со лба капельки пота.

– Э-э… не стоит входить сейчас, – сказал я. – Не сию минуту. Настройщики не выносят, когда их беспокоят во время работы. Знаете ли, эти артистические натуры… Но позднее я скажу ему…

– Прекрасно. Попросите его зайти в «Сосновое бунгало», к Викерсам… Ах, по-моему, он уже перестал. Сейчас, наверное, выйдет. Я подожду.

– Вам не кажется… вы не опоздаете на пляж? – сказал я. Но Элизабет уже болтала с малышом и что-то нащупывала в своей сумке.

– На пляж… – промямлил я.

– Смотри, что я тебе купила, детка, – сказала девушка. – Почему-то я была уверена, что встречу тебя, и вот запаслась твоими любимыми конфетками.

И – о Боже! – она помахала перед вытаращенными глазами Пузатика брикетом ирисок величиной с мемориал принцу Альберту.

Это все решило. С утра мы с Пузатиком довольно долго репетировали, и, надо сказать, он продемонстрировал определенные успехи. Сейчас он ухватил все с первого раза.

– Поцелуй Фредди! – завопил он.

В этот момент дверь из гостиной отворилась, и на веранду, будто откликнувшись на призыв Пузатика, вышел Фредди.

– Поцелуй Фредди! – вопил малыш.

Фредди уставился на девушку, девушка на него. Я уставился в пол, малыш – на брикет ирисок.

– Поцелуй Фредди! – вне себя орал Пузатик. – Поцелуй Фредди!

– Что все это значит? – спросила девушка, поворачиваясь ко мне.

– Лучше отдайте ему ириску, – сказал я. – Он будет орать, пока ее не получит.

Элизабет отдала Пузатику ирис, и он утих. Фредди, остолоп несчастный, так все и стоял с открытым ртом. Он не вымолвил ни единого слова.

– Что все это значит? – повторила вопрос девушка. Щеки у нее пылали, глаза сверкали, в меня летели стрелы. Я, Бертрам Вустер, превратился в филе без единой косточки, если я понятно выражаюсь. В хорошо отбитую котлету. Случалось ли вам, танцуя, наступить на подол платья своей дамы – я говорю о временах, когда женщины носили платья такой длины, что на них можно было наступить, – и услышать треск, и увидеть ангельскую улыбку на ее лице, когда она говорит вам: «Пожалуйста, не извиняйтесь. Это такой пустяк», – а потом вдруг встретиться с ее холодными, ясными голубыми глазами и совершенно отчетливо ощутить удар, как будто вы наступили на зубья грабель и рукоятка подпрыгнула и стукнула вас по лицу? Именно так смотрела на меня невеста Фредди – Элизабет.

– Я вас слушаю, – сказала она, и зубы ее слегка лязгнули.

Я сглотнул слюну. И сначала сказал, что это ничего не значит. Затем – что это не значит ничего особенного. И, наконец, проговорил: «Видите ли, вот такая вышла история». И рассказал ей все от начала до конца. Все это время кретин Фредди стоял и молчал, словно его вдруг поразила немота.

Девушка тоже молчала. Она слушала.

И вдруг начала смеяться. Я никогда не слышал, чтобы какая-нибудь девушка так смеялась. Она привалилась к столбику веранды и хохотала во все горло. А Фредди, этот чемпион по идиотизму, так и стоял молча.

Рассказ мой был закончен, и я потихонечку, бочком, стал продвигаться к крыльцу. Я сказал все, что должен был сказать, и, как мне представлялось, на этом месте в моей роли стояла ремарка: «Незаметно уходит». На Фредди я окончательно махнул рукой. Произнеси он хоть слово, и все было бы в порядке. Но он безмолвствовал.

Я отошел довольно далеко от нашего коттеджа, когда встретил Дживса, возвращавшегося с прогулки.

– Все кончено, Дживс, – сказал я. – Ставим точку. Старина Фредди оказался форменным ослом, он все погубил. Спектакль провалился.

– Не может быть, сэр! Но что случилось?

Я рассказал ему.

– Он провалил свою роль, – заключил я. – Ему представлялась редкая возможность высказаться, но он не воспользовался ею. Он молчал как рыба. Он… О Боже! Смотрите!

Мы с Дживсом шли обратно, в поле нашего зрения уже появился коттедж. Шестеро ребятишек, няня, двое зевак, еще одна нянька и продавец из кондитерской стояли перед нашей верандой. Они не сводили с нее глаз. По улице поспешали еще пятеро ребятишек, собака, трое мужчин и мальчик – очевидно, чтобы присоединиться к зрителям. А на веранде, словно одни в пустыне Сахаре, слились в объятиях Фредди и его Элизабет.

– Боже праведный! – воскликнул я.

– Похоже, все завершилось наилучшим образом, сэр, – сказал Дживс.

– Кажется, вы правы, – согласился я. – Миляга Фредди явно не справился с текстом, однако успех полный.

– Истинная правда, сэр, – сказал Дживс.