Перевод. В. Ланчиков
Сижу я иной раз утром в постели, попиваю чай, а Дживс порхает по комнате, доставая все что нужно для моего сегодняшнего наряда. И приходит мне такая мысль: а ну как этому приятелю вздумается взять расчет? И что я, к дьяволу, буду без него делать? В Нью-Йорке особенно опасаться нечего, но в Лондоне у меня от этой мысли сердце не на месте. Сманить его пытался уже не один пройдоха. Я точно знаю, что юный Регги Фулджем обещал ему платить вдвое больше против того жалованья, которое он получает у меня. А когда ко мне заходил Алистер Бингем-Ривз (его камердинер, как известно, вечно гладит брюки поперек), он посматривал на Дживса такими горящими, такими жадными глазами, что я испугался не на шутку. Ну не шакалы?
Дело, понимаете, в том, что Дживс – большая умница. Это видно уже по тому, как он вдевает запонки.
Я обращаюсь к нему за помощью во всякой переделке: Дживс не подведет. Мало того, он готов протянуть руку любому из моих друзей, кого угораздит вляпаться в скверную историю. Взять хотя бы тот довольно-таки каверзный случай с милягой Бикки и его дядюшкой, порядочным жилой.
Как-то раз через несколько месяцев после моего приезда в Америку я вернулся домой поздненько. Дживс подал мне выпить на сон грядущий и доложил:
– Нынче вечером, сэр, в ваше отсутствие заходил мистер Биккерстет.
– Вот как? – переспросил я.
– Дважды, сэр. Он был несколько встревожен.
– Да? Трепыхался, значит?
– Именно такое впечатление у меня и сложилось, сэр.
Я отхлебнул виски. Досадно, конечно, если у Бикки неприятности, но, сказать по правде, я обрадовался, что нам с Дживсом наконец подвернулась безопасная тема: с недавних пор между нами пробежала черная кошка, и теперь едва ли не всякий разговор с ним грозил съехать на личности. И все потому, что я решил отпустить усы. Не знаю, удачно ли я придумал, но только Дживс из-за этого ходил сам не свой. Он просто видеть не мог мои усы и так допекал меня своими косыми взглядами, что в конце концов они мне осточертели. Слов нет, когда речь идет об одежде, к замечаниям Дживса и правда стоит прислушиваться: тут его суждения бывают безукоризненными. Но если он собирается подвергать своей цензуре не только мой гардероб, но и физиономию – уж это, по-моему, ни в какие ворота не лезет! Нет, я не какой-то упрямый сумасброд: сколько раз я с голубиной кротостью уступал Дживсу, когда он браковал мой любимый костюм или галстук. Но когда камердинер начинает распоряжаться вашей верхней губой, тут уж сам Бог велит проявить бычье упрямство и поставить нахала на место.
– Мистер Биккерстет обещал наведаться позже, сэр.
– Видно, что-то у него стряслось.
– Да, сэр.
Я задумчиво покрутил усы. По лицу Дживса пробежала тень, и я поспешно оставил усы в покое.
– В газетах пишут, сэр, что в Америку пароходом «Кармантик» прибывает дядя мистера Биккерстета.
– Дядя?
– Его сиятельство герцог Чизикский.
Я и понятия не имел, что дядя у Бикки герцог. Ну и ну! Вот так дружишь с человеком и ничего о нем не знаешь. С Бикки я познакомился, когда только-только приехал в Нью-Йорк, на какой-то вечеринке или попойке на Вашингтон-сквер. Я, кажется, немного скучал по Лондону и, обнаружив, что Бикки англичанин, да к тому же мой однокашник по Оксфорду, был не прочь с ним поболтать. Вдобавок он оказался такой шалопай, что просто умора, так что мы с ним моментально подружились. Пристроившись в уголке, где не мельтешили художники и скульпторы, мы принялись тихо-мирно выпивать. А уж когда Бикки совершенно гениально изобразил бультерьера, который загоняет на дерево кота, я в него прямо влюбился. С тех пор мы сделались закадычными друзьями, и все-таки я знал о нем мало – слышал только, что он едва сводит концы с концами и деньги у него водятся лишь в те дни, когда он получает от своего дядюшки ежемесячные почтовые переводы.
– Но раз его дядя герцог Чизикский, – заметил я, – почему Бикки не носит титул? Почему не называет себя «лорд Такой-то» или «лорд Сякой-то»?
– Мистер Биккерстет – сын покойной сестры его сиятельства, сэр, которая состояла в супружестве с капитаном Колдстримского гвардейского полка Роллом Биккерстетом.
Все-то он знает, этот Дживс!
– Отец мистера Биккерстета тоже умер?
– Да, сэр.
– И никаких капиталов ему не оставил?
– Нет, сэр.
Тут я начал догадываться, почему бедолага Бикки все время, можно сказать, на мели. На первый, поверхностный взгляд, раз ты племянник герцога, то живи себе припеваючи. Но надо знать старого гриба Чизика: он был богат, как черт, ему принадлежало пол-Лондона и пять-шесть графств на севере королевства, но при этом прижимист донельзя. Как выражаются американцы, «порядочный жила». Так что, если родители Бикки действительно ничего ему не оставили и доход его полностью зависел от щедрот старого герцога, ему не позавидуешь. Но ведь не из-за денег же он со мной сдружился. Бикки одалживаться не любит. Он всегда говорил, что дружба – это святое и у него принцип: друзей не общипывать.
В этот момент в дверь позвонили. Дживс выплыл в прихожую.
– Да, сэр, мистер Вустер только что вернулся, – услышал я его голос, и в комнату ввалился Бикки. Вид у него был прежалостный.
– Привет, Бикки, – сказал я. – Дживс говорил, ты меня разыскиваешь. Что случилось?
– Я здорово влип, Берти. Пришел посоветоваться.
– Что там у тебя, старина?
– Завтра приезжает мой дядя.
– Дживс говорил.
– Он, понимаешь, герцог Чизикский.
– Дживс говорил.
Бикки удивился:
– Дживс, похоже, знает все на свете.
– Это же надо, я сам только что об этом думал!
– А может, он заодно знает, как мне выкарабкаться? – мрачно поинтересовался Бикки.
– Дживс, мистер Биккерстет здорово влип, – объявил я. – Ему нужна ваша помощь.
– Слушаю, сэр.
Бикки замялся.
– Только, видишь ли, Берти, дельце такое, щекотливое… Сам понимаешь.
– Нашел из-за чего беспокоиться! Дживс уже наверняка в курсе дела. Правда, Дживс?
– Да, сэр.
– Ой! – опешил Бикки.
– Не исключено, что я заблуждаюсь, сэр, но не состоит ли ваше затруднение в том, что вы не знаете, как объяснить его сиятельству, отчего вы в настоящее время находитесь в Нью-Йорке, а не в Колорадо?
Бикки задрожал, как желе от шквального ветра.
– Что за чертовщина! Как вы узнали?
– Накануне вашего отъезда из Англии я случайно встретил дворецкого его светлости. Он сообщил, что, проходя как-то мимо дверей библиотеки, нечаянно услышал беседу касательно этого предмета, которую имел с вами, сэр, его светлость.
Бикки глухо захохотал.
– Ну, раз уж всем все известно, то темнить незачем. Это старик спровадил меня в Америку, потому что я, мол, безмозглый лоботряс. Он обещал посылать мне ежемесячное пособие, а за это я должен был немедленно отправиться в какую-то глухомань под названием Колорадо, на какую-то… как ее… ферму или ранчо и поучиться этому… как его… фермерству или ранчерству. Была охота! Всю жизнь мечтал скакать на лошадях, гоняться за коровами и всякое такое. А с другой стороны, сам посуди, не мог же я отказаться от этого пособия.
– Я тебя прекрасно понимаю, старина.
– Приехал я в Нью-Йорк, огляделся: место вполне приличное. И я решил, что лучше всего тут и осесть. Отбил дяде телеграмму – что затеял, мол, в Нью-Йорке выгодное дело, так что ранчерство можно и побоку. Дядя не возражал. С тех пор я тут и живу. А дядюшка уверен, что мои дела идут в гору. Я и подумать не мог, что он сюда заявится. И как же мне теперь выкручиваться?
– Дживс, – сказал я, – как же мистеру Биккерстету выкручиваться?
– Он, понимаешь, прислал мне телеграмму, – продолжал Бикки. – Пишет, что хочет остановиться у меня – наверно, чтобы сэкономить на гостинице. Я всегда старался ему внушить, что живу здесь на широкую ногу. Так не везти же его к себе в пансион?
– Ну как, Дживс, придумали? – спросил я.
– Если мой вопрос не покажется нескромным, сэр, то позвольте полюбопытствовать, каковы пределы той помощи, которую вы готовы оказать мистеру Биккерстету?
– Да я для тебя, старина, ничего не пожалею!
– В таком случае, сэр, осмелюсь предложить, чтобы вы одолжили мистеру Биккерстету…
– Ну уж нет, – отрезал Бикки. – Я тебя никогда не грабил и грабить не собираюсь. Пусть я и шалопай, но я никому на свете не должен ни гроша – кроме торговцев, конечно, – и этим горжусь.
– Я лишь имел в виду предложить, сэр, чтобы вы одолжили мистеру Биккерстету эти апартаменты. Тогда мистер Биккерстет сможет создать у его сиятельства впечатление, что они принадлежат ему. Я, с вашего позволения, сделаю вид, будто состою в услужении не у вас, а у мистера Биккерстета. Вы же временно будете проживать здесь на правах гостя мистера Биккерстета. Его светлость можно разместить во второй свободной спальне. Смею надеяться, сэр, что такое решение вопроса будет вполне удовлетворительным.
Бикки и думать забыл о своих неприятностях и таращился на Дживса с благоговейным изумлением.
– Мне также представляется желательным отправить его светлости на борт судна телеграфную депешу, уведомляющую его о перемене адреса. Хорошо бы, чтобы мистер Биккерстет встретил его светлость в порту и сразу же препроводил сюда. Можно ли рассматривать такой план как окончательный выход из положения?
– Еще бы!
– Благодарю вас, сэр.
Бикки не отрываясь смотрел на Дживса, пока тот не скрылся за дверью.
– Откуда что берется! – пробормотал он. – Знаешь, Берти, я вот что думаю: это у него, наверно, форма головы такая. Ты не замечал, какой у него затылок? Так и выпирает.
На другое утро я вскочил с постели ни свет ни заря, чтобы встретить старикана вместе со всеми. Я по опыту знал, что эти океанские лайнеры имеют привычку прибывать в чертовски безбожную рань. Было только начало десятого, а я уже оделся, выпил чаю и, свесившись из окна, высматривал на улице Бикки и его дядюшку. Утро выдалось тихое, славное; такими утрами в голову лезут всякие мыслишки о душе и тому подобном. Но только я принялся размышлять о жизни в общем и целом, как вдруг заметил, что на улице разгорелась свара. Какой-то старикашка в цилиндре, только что вылезший из такси, страшно разорялся из-за платы за проезд. Насколько я мог разобрать, он требовал, чтобы водитель позволил ему расплатиться не по нью-йоркским, а по лондонским ценам. Водитель же, как видно, о Лондоне прежде никогда не слышал да и теперь не больно им интересовался. Старикашка твердил, что в Лондоне за то же расстояние с него взяли бы всего один шиллинг, а водитель отвечал, что ему плевать.
– Герцог приехал, Дживс! – крикнул я.
– Да, сэр?
– Это, наверно, он звонит.
Дживс торжественно отворил дверь, и старикашка прополз в комнату.
– Добрый день, сэр, – расшаркался я, сияя, как солнечный зайчик. – А ваш племянник отправился встречать вас в порт. Вы, должно быть, разминулись. В общем, моя фамилия Вустер. Мы с Бикки большие друзья, вот. Я тут у него гощу. Чаю не желаете? Принесите чаю, Дживс.
Старый Чизик плюхнулся в кресло и огляделся по сторонам.
– И эта роскошная квартира принадлежит моему племяннику Фрэнсису?
– Ему самому.
– Она, верно, стоит бешеных денег.
– Да, порядочно. Здесь вообще такая дороговизна, что ой-ой-ой.
Старик застонал. В комнату неслышно впорхнул Дживс с чаем, и старый Чизик, чтобы оправиться от потрясения, присосался к чашке.
– Ужасная страна, мистер Вустер, – кивнул он. – Просто ужасная. Чуть-чуть проехал в такси – плати восемь фунтов. Возмутительно!
Он еще раз оглядел обстановку и, кажется, остался доволен.
– Не знаете ли вы, часом, сколько племянник платит за такую квартиру?
– Что-то около двухсот долларов в месяц.
– Что? Сорок фунтов в месяц?
Я сообразил, что, если сейчас не придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, наша затея полетит к черту. Догадаться, о чем думает старик, не трудно. Он все пытался увязать эту роскошь со своими привычными представлениями о том, что такое Бикки. А их поди увяжи: миляга Бикки, при том что он был малый хоть куда и не имел себе равных по части изображения бультерьеров и кошек, все же оставался одним из самых выдающихся оболтусов среди той половины рода человеческого, которая носит кальсоны.
– Вы себе представить не можете, – начал я, – какие чудеса Нью-Йорк творит с людьми. Попадешь сюда – и откуда только сметка берется. Взрослеешь на глазах. Воздух здесь, что ли, такой. Вы, наверно, помните Бикки каким-то шалопаем, но теперь это совсем другой человек. Чертовски серьезный, предприимчивый. В деловых кругах говорят, что ему палец в рот не клади.
– Уму непостижимо! Скажите, мистер Вустер, а чем он, собственно, занимается?
– Так, ничего особенного. Тем же, что и Рокфеллеры всякие. – Я шмыгнул к двери. – Прошу прощения, но я вынужден вас оставить. У меня там кое с кем встреча.
Когда я выходил из лифта, в дом влетел Бикки.
– Здорово, Берти. Я его проворонил. Ну что, приехал?
– Сидит наверху, пьет чай.
– И как ему все это?
– Так и ахнул.
– Ура! Побегу к нему. До скорого, старина.
– Счастливо, приятель.
Бикки расцвел, повеселел и поскакал к дядюшке, а я отправился в клуб и, расположившись у окна, стал глазеть на снующие туда-сюда автомобили.
Поздно вечером я вернулся домой переодеться к ужину.
– Куда это все подевались, Дживс? – спросил я, заметив, что во всей квартире никто не цокает копытцами. – Пошли погулять?
– Его светлость пожелал осмотреть достопримечательности города, сэр. Мистер Биккерстет отправился с ним в качестве сопровождающего. Насколько я могу судить, их экскурсия имеет целью посещение Могилы Гранта.
– Мистер Биккерстет небось козой скачет от радости?
– Как, сэр?
– Я говорю, мистер Биккерстет, наверно, рад до чертиков, что все сошло так гладко?
– Не совсем, сэр.
– Чем он теперь-то недоволен?
– К сожалению, план, который я предложил мистеру Биккерстету и вам, сэр, оказался не вполне безупречным.
– Но герцог же поверил, что дела у мистера Биккерстета идут лучше некуда?
– Совершенно верно, сэр. Вследствие чего он принял решение лишить мистера Биккерстета ежемесячной финансовой помощи на том основании, что тот уже встал на ноги и больше в денежном вспомоществовании не нуждается.
– Вот те на! Это катастрофа, Дживс!
– Да, сэр, досадное происшествие.
– Вот не думал, что дело так повернется.
– Должен признаться, сэр, что я и сам не предвидел подобного обстоятельства.
– То-то он, наверно, с ума сходит, бедолага.
– Да, сэр, мистер Биккерстет несколько обескуражен.
У меня сердце сжалось.
– Надо что-то предпринять, Дживс.
– Да, сэр.
– Вам ничего такого в голову не приходит?
– В настоящий момент нет, сэр.
– Ни за что не поверю, что все так безнадежно.
– Любимой сентенцией одного из моих бывших хозяев – нынешнего лорда Бриджуотера, как я вам, кажется, уже докладывал, – было: «Безвыходных положений не бывает». Мы, без сомнения, изыщем средство помочь мистеру Биккерстету в его затруднении, сэр.
– Вы уж постарайтесь, Дживс.
– Приложу все силы, сэр.
Я прошел к себе и начал одеваться к ужину. На душе у меня кошки скребли. Можете представить, в каких я был растрепанных чувствах, если чуть не надел к смокингу белый галстук. И в ресторан-то я отправился не потому, что проголодался, а чтобы скоротать время. Ох и стыдно же мне было ковыряться в меню, зная, что бедняга Бикки скоро будет пробавляться бесплатным супом для безработных.
Когда я вернулся домой, старый Чизик уже отправился на боковую, а Бикки, нахохлившись, сидел в кресле и горевал вовсю. Изо рта свисала сигарета, глаза почти остекленели.
– Не убивайся ты так, старина, – сказал я.
Бикки схватил стакан и залпом его опрокинул, совсем упустив из виду, что в стакане ничего нет.
– Пропал я, Берти, – выговорил он и повторил номер со стаканом.
Но, видно, легче ему от этого не стало.
– Эх, Берти, случилось бы это неделей позже! В субботу я должен был получить перевод за этот месяц. Получил бы и открыл дело: в журналах все пишут, есть верный способ заработать уйму денег. Накопить несколько долларов и устроить куриную ферму. Разводить кур – чем плохо? – От этой мысли он было оживился, но тут же сник. – Э, что толку? Все равно денег нет.
– Ну-ну, старина. Тебе стоит только заикнуться.
– Огромное тебе спасибо, Берти, но я тебя грабить не стану.
Вот так всегда. Те, кому ты готов помочь деньгами, не берут, а те, кому бы ты и гроша не дал, норовят чуть ли не сесть тебе на голову и обчистить карманы. А так как деньги у меня не переводились, то людишки этой второй категории ко мне так и липли. Сколько раз в Лондоне, пробегая по Пиккадилли, я слышал за спиной возбужденный отрывистый лай жаждущего перехватить в долг и чувствовал на затылке его горячее дыхание. Всю жизнь я осыпал щедротами прощелыг, которых на дух не переносил. И вот теперь, когда из меня так и сыпятся дублоны и песо и мне не терпится ими поделиться, бедняга Бикки, у которого в карманах ветер гуляет, отказывается наотрез.
– Тогда остается последняя надежда.
– Какая?
– Дживс.
– Что прикажете, сэр?
Я обернулся. Предупредительный Дживс уже был тут как тут. Откуда только у него эта удивительная способность вырастать как из-под земли? Бывает, сидишь себе в старом кресле, задумаешься, а стоит поднять глаза – он уже перед тобой. Бедняга Бикки струхнул не на шутку. Он взвился с кресла, как вспугнутый фазан. Я-то к Дживсу уже привык, но в прежнее время и я чуть не откусывал себе язык от неожиданности, когда он вот так ко мне подкрадывался.
– Вы меня звали, сэр?
– Ах, вы уже тут, Дживс.
– Разумеется, сэр.
– Что-нибудь придумали, Дживс?
– Придумал, сэр. После нашего последнего разговора я, как мне представляется, нашел способ, который поможет нам выйти из положения. Я бы не хотел показаться дерзким, сэр, но, по-моему, мы недоучли, что источником дохода может послужить его светлость.
Бикки хохотнул таким смешком, который иногда называют «глухим»: этакое язвительное гортанное угуканье, как будто кто-то полощет горло.
– Я вовсе не имел в виду, сэр, что нам удастся убедить его светлость предоставить искомую сумму, – объяснил Дживс. – Я лишь позволил себе взглянуть на его светлость как на собственность, которая в настоящее время лежит, если можно так выразиться, мертвым грузом и все же вполне может быть употреблена с пользой.
Бикки посмотрел на меня с недоумением. Признаться, я и сам мало что понял.
– Нельзя ли пояснее, Дживс?
– Мой план, сэр, сводится к следующему. Его светлость – личность в некотором роде выдающаяся. Жители же этой страны, как вам, сэр, без сомнения, известно, имеют исключительную страсть обмениваться рукопожатиями с выдающимися личностями. Мне подумалось, что в числе ваших знакомых или знакомых мистера Биккерстета наверняка найдутся люди, которые с охотой заплатят небольшую сумму – скажем, два-три доллара – за право быть представленными его светлости, что даст им возможность пожать ему руку.
Бикки не очень-то поверил.
– По-вашему, есть на свете такие олухи, которые даже раскошелятся, лишь бы поручкаться с моим дядюшкой?
– Моя тетя, сэр, заплатила пять шиллингов молодому человеку, который однажды в воскресенье привел к ней в гости живого киноактера. Это очень подняло ее престиж в глазах соседей.
Бикки начал колебаться.
– Ну если вы думаете, что дело выгорит…
– Я в этом совершенно убежден, сэр.
– А ты, Берти?
– Я – за, старина. Обеими руками за. Очень стоящая затея.
– Благодарю вас, сэр. Других распоряжений не будет? Спокойной ночи, сэр.
И Дживс выплыл из комнаты, а мы с Бикки принялись обсуждать детали.
Пока мы не начали операцию по превращению старого Чизика в доходное предприятие, я и не представлял, до чего же туго приходится биржевым воротилам, покуда покупатели не раскачаются. Сегодня, встречая в репортажах с биржи обычную фразу «Торги открылись в спокойной обстановке», я сочувствую биржевикам от всей души. Как я их понимаю! Наши торги тоже открывались в спокойной обстановке. Если бы вы только знали, как трудно было подогреть интерес покупателей к нашему старикану! К концу недели у нас в списке значился только один человек – хозяин магазина деликатесов из того квартала, где жил Бикки. Да и от него проку было мало, потому что он вздумал расплатиться не живыми деньгами, а ломтиками ветчины. Потом проблеснула надежда: брат ростовщика, у которого занимал Бикки, пообещал выложить за знакомство с Чизиком десять долларов наличными. Однако сделка не состоялась: этот фрукт оказался анархистом и, вместо того чтобы жать старикану руку, собирался дать ему пинка. Ну и намучился я, уламывая Бикки отказаться от этого предложения, – а то он уже было нацелился сгрести монету и в дальнейшее не вмешиваться. По-моему, он посчитал брата ростовщика человеком высокой доблести, благодетелем рода человеческого.
Так бы мы, наверно, и махнули рукой на эту затею, если бы не Дживс. Что ни говори, а Дживс в своем роде единственный и неповторимый. Я такого ума и находчивости ни в ком не встречал. Как-то утром он проскользнул ко мне в комнату с чашкой доброго старого чаю и намекнул, что у него есть новость.
– Сэр, вы позволите вернуться к вопросу о его светлости?
– С этим кончено. Мы решили свернуть дело.
– Как, сэр?
– Все равно ничего не получится. Мы так никого и не уговорили.
– Мне представляется, сэр, что эту сторону дела я могу взять на себя.
– Вам что, удалось кого-то раздобыть?
– Да, сэр. Восемьдесят семь джентльменов из Птицбурга.
Я подскочил на кровати, расплескивая чай.
– Из Птицбурга?
– Птицбург, штат Миссури, сэр.
– Где вы их откопали?
– Вчера, сэр, поскольку вы предупредили, что уходите из дома на весь вечер, я позволил себе посетить театральное представление и в антракте разговорился с джентльменом, занимавшим соседнее кресло. Мое внимание, сэр, привлекло несколько аляповатое украшение в его бутоньерке – крупный синий значок с надписью «Птицбург себя покажет!», выведенной большими красными буквами. Не самое удачное дополнение к вечернему костюму джентльмена. К своему удивлению, я заметил в зрительном зале немало лиц с подобными же украшениями. Я осмелился полюбопытствовать, что они означают, и получил ответ, что эти джентльмены, числом восемьдесят семь человек, прибыли из небольшого городка в штате Миссури, именуемого Птицбургом. Их поездка, насколько я понял, имеет целью исключительно увеселительное времяпрепровождение и светское общение. Мой собеседник весьма пространно описал развлечения, которые намечены на время их пребывания в этом городе. В числе прочего он с изрядным удовольствием и гордостью упомянул то обстоятельство, что столь многочисленная депутация была представлена одному знаменитому боксеру и удостоилась его рукопожатия. Это навело меня на мысль сделать им предложение касательно его светлости. Одним словом, я договорился, что завтра вечером, если вы дадите на то свое согласие, вся депутация явится к его светлости на аудиенцию.
– Целых восемьдесят семь человек! Однако! Сколько же они платят с носа?
– Мне пришлось согласиться на оптовую скидку, сэр. По окончательным условиям договора, выручка составит сто пятьдесят долларов за всю партию.
Я задумался.
– Деньги вперед?
– Нет, сэр. Я пытался добиться, чтобы деньги были выплачены заранее, но безуспешно.
– Ладно, получим деньги – я накину из своих, и будет пятьсот. Бикки не догадается. Как по-вашему, Дживс, мистер Биккерстет ничего не заподозрит, если я увеличу выручку до пятисот долларов?
– Не думаю, сэр. Мистер Биккерстет славный джентльмен, однако не слишком сообразителен.
– Ну вот и отлично. Слетайте-ка после завтрака в банк и снимите немного с моего счета.
– Слушаю, сэр.
– А знаете, Дживс, вы просто чудо.
– Благодарю вас, сэр.
– Правда-правда.
– Очень хорошо, сэр.
В то же утро я отвел Бикки в сторонку и рассказал ему о случившемся. Он чуть не зарыдал от счастья, на заплетающихся ногах пошел в гостиную и прицепился к старому Чизику, который с мрачной решимостью во взоре читал страничку юмора в утренней газете.
– Дядя, у вас есть какие-нибудь планы на завтрашний вечер? Я тут, понимаете, пригласил приятелей, хочу вас познакомить.
Старик вскинул на него глаза и задумался.
– А журналистов среди них не будет?
– Журналистов? Ни Боже мой! Но почему вы спрашиваете?
– Терпеть не могу, когда меня осаждают журналисты. Когда наш пароход заходил в порт, на меня напали какие-то прилипчивые молодые люди, которым непременно хотелось выведать, что я думаю об Америке. Больше я этих приставаний не потерплю.
– Что вы, дядя, можете не беспокоиться. Завтра вы ни одного газетчика не увидите.
– В таком случае я буду только рад знакомству с твоими друзьями.
– И руку им подадите и все такое?
– Ну разумеется, я буду держаться так, как того требуют установленные правила цивилизованного общения.
Бикки рассыпался в благодарностях, и мы с ним отправились завтракать в клуб, где он завел шарманку про кур, инкубаторы и тому подобную дребедень.
Взвесив все «за» и «против», мы решили напускать птицбургцев на старикана отрядами по десять человек. Дживс привел к нам своего театрального знакомого, и мы обговорили все детали. Знакомый оказался очень приличным малым, только он все старался подмять разговор под себя и увести его в сторону нового водопровода, который недавно проложили в его родном городе. Мы условились, что, поскольку выдержать больше часа такой аудиенции нам вряд ли по силам, каждая шайка визитеров получит возможность провести в обществе герцога лишь семь минут. Дживс с секундомером в руках будет производить хронометраж и по истечении положенного времени заглядывать в гостиную и многозначительно кашлять. В заключение мы, что называется, засвидетельствовали друг другу свое глубочайшее почтение, и гость из Птицбурга откланялся, на прощание от всей души пригласив нас заехать как-нибудь к ним в город и полюбоваться новым водопроводом. Мы поблагодарили за приглашение.
На другой день нахлынула депутация. В первой смене оказался уже знакомый нам малый, а с ним еще девять, похожие на него как две капли воды. Держались они чертовски бойко и деловито, как будто чуть не с детства корпели в конторах, тянулись в струнку перед начальством и все такое прочее. Они по очереди подходили к старикану и с нескрываемым удовольствием жали ему руку – только один из них при этом, как видно, думал о чем-то невеселом. Вслед за тем они становились в сторонку и развязывали языки.
– Что бы вы хотели передать жителям Птицбурга? – спросил наш приятель.
Старик захлопал глазами:
– Но я сроду не бывал в Птицбурге.
Гость поморщился.
– Обязательно приезжайте, – сказал он. – Город растет как на дрожжах. Птицбург себя покажет!
– Птицбург себя покажет! – молитвенно возгласили остальные.
И вдруг задумчивый гость – плотный, упитанный малый с волевым подбородком и холодными глазами – наконец подал голос:
– Послушайте-ка.
Все собрание посмотрело на него.
– Надо бы для порядка… – начал он. – Нет, я не к тому, что кто-то там жульничает; но чтобы все было по форме, пусть-ка этот джентльмен официально, при свидетелях подтвердит, что он в самом деле герцог.
– Как прикажете вас понимать, сэр? – побагровел старикан.
– Да вы не обижайтесь, сделка есть сделка. Я ничего такого сказать не хочу, мне только одно непонятно. Вон тот джентльмен говорит, что его фамилия Биккерстет, так? Но раз вы герцог Чизикский, почему он тогда не лорд Перси Этакий или Разэтакий? Я в этих тонкостях разбираюсь: читал английские романы.
– Это что-то неслыханное!
– Чего вы кипятитесь? Уж и спросить нельзя. Имею право. Должны мы знать, за что деньги платим.
Тут в разговор влез любитель водопроводов:
– Верно, Симмз. И как это я забыл про этот пункт при переговорах? Поймите, джентльмены, мы деловые люди. Мы вправе убедиться, что нас не надувают. И уж если мы платим мистеру Биккерстету полторы сотни долларов за этот прием, то мы, понятное дело, хотим знать…
Старый Чизик и бровью не повел. Он только испытующе посмотрел на Бикки и повернулся к поклоннику водопроводов.
– Честное слово, я об этом первый раз слышу, – светским тоном произнес он. – Будьте любезны, объясните.
– Мы с мистером Биккерстетом заключили сделку: восемьдесят семь граждан города Птицбурга за установленное по взаимной договоренности денежное вознаграждение получают право познакомиться с вами и поздороваться за руку. И теперь вот мой приятель Симмз – и я тоже – хотим удостовериться, что вы настоящий герцог. А то ведь за это ручался только мистер Биккерстет, а мы его толком и не знаем.
Старый Чизик поперхнулся.
– Позвольте заверить вас, сэр, – произнес он не своим голосом, – что я действительно герцог Чизикский.
– Ну вот и порядок, – обрадовался гость. – Это мы и хотели услышать. Значит, можно продолжать.
– Прошу прощения, – возразил старый Чизик, – но дальше это продолжаться не может. Я несколько утомился. Увы, но я вынужден вас покинуть.
– Как же так! Там еще семьдесят семь парней дожидаются.
– К сожалению, я должен их разочаровать.
– Раз так, придется расторгнуть сделку.
– Насчет этого разбирайтесь с моим племянником.
Гость встревожился:
– Так вы что, с остальными знакомиться не будете?
– Не буду!
– Тогда мы пошли.
Посетители убрались. Повисло глухое молчание. Потом старый Чизик повернулся к Бикки:
– Ну-с?
Бикки не нашелся, что ответить.
– Это правда?
– Да, дядя.
– Что это еще за фокусы?
Бикки стоял ни жив ни мертв.
– Расскажи-ка ты, старина, все как было, – посоветовал я.
У Бикки запрыгал кадык. Наконец он выговорил:
– Понимаете, дядя, вы сказали, что не будете больше посылать переводы, а мне как раз нужны деньги на куриную ферму. Верное дело, ей-богу. Был бы только начальный капитал. Покупаешь курицу, и она тебе каждый день несет по яйцу. За неделю – семь яиц. Семь яиц можно продать, ну, так, за семьдесят пять центов. Расходов на содержание почти что никаких, зато доходы…
– Что ты плетешь, какие еще куры? Ты же уверял меня, что ты состоятельный предприниматель.
– Старина Бикки немного преувеличивал, – пришел я на помощь приятелю. – На самом деле все его доходы – это ваше пособие, и без него бедный малый неминуемо должен был вылететь в трубу. Пришлось придумывать, как бы побыстрее раздобыть деньжат. Мы и решили заработать на торговле рукопожатиями.
– Стало быть, ты мне лгал? – взревел старый Чизик с пеной у рта. – Намеренно обманывал меня относительно твоего материального положения?
– Просто ему, бедняге, не хотелось на ранчо, – объяснил я. – Не лежит у него душа к лошадям и коровам. А вот по куриной линии, как ему кажется, он далеко пойдет. Только начать не на что. Так, может, вы ему…
– После всего случившегося? После такого… такого обмана, такой каверзы? Ни гроша!
– Но…
– Ни гро-ша!
И тут на заднем плане раздалось деликатное покашливание.
– С вашего позволения, сэр, я имею кое-что предложить.
Из глубины сцены выступил Дживс, и вид у него был умный-преумный.
– Мы вас слушаем, Дживс.
– Я лишь хотел заметить, сэр, что если мистеру Биккерстету в самом деле не хватает наличных денег и он не видит возможности их изыскать, то в целях получения требуемой суммы ему достаточно описать нынешнее происшествие для воскресного выпуска какой-нибудь особенно смелой и предприимчивой газеты.
– Ого! – воскликнул я.
– Ого-го! – воскликнул Бикки.
– Боже правый! – воскликнул старый Чизик.
– Понимаю, сэр, – кивнул Дживс.
Бикки бросил на дядю сияющий взгляд.
– Дживс говорит дело! Вот возьму и напишу. «Кроникл» с руками оторвет: там обожают такие скандальчики.
Старый Чизик жалобно застонал:
– Не смей, Фрэнсис! Я тебе категорически запрещаю!
– Да, «запрещаю», – расхрабрился Бикки. – А если мне больше неоткуда взять денег…
– Постой! Постой… голубчик. Экий ты горячий. Можно все уладить.
– Да не поеду я на ваше дурацкое ранчо!
– Что ты, что ты, голубчик. Разве я предлагаю? У меня и в мыслях не было. Я… я думаю… – Старикан помялся и через силу выдавил: – Я думаю, будет лучше, если ты вернешься со мной в Англию. По-моему… да-да, кажется, это можно устроить… по-моему, я могу найти полезное применение твоим способностям, если определю тебя на место секретаря.
– Что же, работа по мне.
– Правда, жалованья я тебе положить не могу, но ты же знаешь, что в политических кругах Англии секретарь и без жалованья получает такой вес, что…
– Пятьсот фунтов – вот какой вес меня устроит, – отрезал Бикки. – В смысле, фунтов стерлингов. Пятьсот фунтов в год. И чтобы выплата каждые три месяца.
– Друг мой!
– Ни пенса не уступлю.
– Но зато, голубчик, должность моего секретаря даст тебе неоценимую возможность набраться опыта, вникнуть во все тонкости политической жизни и… Словом, у тебя будет в высшей степени выгодная должность.
– Пятьсот фунтов в год, – повторил Бикки, вкусно выговаривая каждое слово. – На курах я бы зарабатывал в сто раз больше – по моим расчетам. Положим, завел бы я дюжину кур. Каждая выведет дюжину цыплят. А те, как подрастут, тоже выведут по дюжине. И как пойдут они все нести яйца! Золотое дно. В Америке яйца – первый товар. Их кладут на лед и хранят годами, пока цены не станут по доллару за штуку. И чтобы я променял такое будущее на должность, где я и пяти сотен в год не заработаю? Ха!
Старый Чизик страдальчески скривился, но, видимо, решил сдаться.
– Хорошо, дружок, – сказал он.
– То-то, – обрадовался Бикки. – Значит, по рукам.
– Дживс, – сказал я, когда Бикки утащил дядюшку вспрыснуть сделку за ужином. – Дживс, это одна из ваших лучших побед.
– Благодарю вас, сэр.
– Я прямо диву даюсь, как это у вас все ловко выходит.
– Что вы, сэр.
– Жаль только, вам самому ничего не перепало.
– Если я не ошибаюсь, сэр, мистер Биккерстет, как можно заключить из его слов, намеревается отблагодарить меня за помощь, которую я имел счастье ему оказать, несколько позже, когда он будет располагать соответствующими возможностями.
– Этого мало, Дживс.
– Что еще, сэр?
Я уже принял решение. Оно далось мне нелегко, но ничего лучше я придумать не мог.
– Принесите-ка мой бритвенный прибор.
Во взгляде камердинера сомнение боролось с надеждой.
– Вы не шутите, сэр?
– И сбрейте мне усы.
Последовала короткая пауза. Я почувствовал, что Дживс тронут до глубины души.
– Я вам очень, очень признателен, сэр, – тихо сказал он.