Таксидермист

Глава 30

Потом Энджи рассказала мне, какие события разворачивались на сцене.

Свет потускнел, «Городские Красавицы», оттанцевав вступление, ушли со сцены. Появились принцесса Мадлен и ее приятель Комптон Стайлз в сопровождении не поющих, а читающих с телесуфлера «Скоростных Трясучек», которые лишний раз объявили о своем предстоящем выходе:

– Ну что ж, без даль…

В этот момент занавес позади сцены раздвинулся, зазвучало барабанное «типпити-тап», затенькал рояль, дали полный свет и взревели духовые. «Шикарные Свингеры» готовились задать жару. На сцену упали лучи прожекторов и на середину, извиваясь, выскочил блистательный Скуп-пи. В зале раздались аплодисменты, Скуппи в ответ одарил публику голливудской улыбкой и подмигнул. Невдалеке от Скуппи Энджи заметила стойку, на которой были закреплены в ряд три тусклых черных шара размерами от крупного апельсина до небольшого лайма. Из кармана кремового смокинга Скуппи торчал маленький деревянный молоток с красной головкой.

«Красавицы» снова вышли из-за кулис в усыпанных блестками плечастых пиджаках и начали выстраивать у ног музыкантов танцевальную фигуру.

Заиграли вступление, Скуппи затанцевал вокруг сфер, и со шкодливой улыбкой звякнул по каждой.

Энджи у меня не дура. Как только Скуппи появился на сцене, она заметила, что я не вернулся на место, и поняла: что-то происходит. Когда Скуппи стукнул, Энджи заткнула уши пальцами и успела заметить, как по головам сидящих будто прошла легкая рябь. Энджи описала это как массовый тик, которого, кажется, не заметил никто, кроме нее.

После этого Скуппи запел «Мигающий свет» – ретристский гимн, который мы слышали в «Готам-Клубе».

Он уже перешел к припеву, когда Энджи заметила в оркестровой яме какое-то непонятное волнение.

Сквозь рокот и перестук моторов, роторов, тросов и ползущих поршней мы с Николасом услышали где-то за спинами гул взволнованных голосов.

– Не испробовать ли второй? – спросил Николас, оглядываясь, как и я, через плечо.

Вся оркестровая яма, набитая удивленными музыкантами, опускалась к нам в дальний конец подвала. Похищенные напряженно оглядывали незнакомое помещение в поисках злодеев или пути к бегству.

– Не тот подъемник. – Я двинул первый тумблер через СТОП на ВВЕРХ, и резкий толчок посбрасывал оркестрантов с табуреток и опрокинул половину пюпитров. Трубы столкнулись с кларнетами, а пара тарелок улетела в литавры.

– Позволь? – И Николас замахнулся огнетушителем.

Энджи потом рассказывала, что не успела оркестровая яма затихнуть, как тут же зашумела еще громче, над краем показались взъерошенные головы музыкантов, и замелькали нотные страницы, зажатые в кулаках.

«Шикарные Свингеры» заметили странное происшествие, но продолжали играть.

«Городские Красавицы» лежали навзничь на полу, махая высоко задранными веерами, – и вдруг ушли в глубину, как команда по синхронному плаванию. Тень смущения – легкий румянец – пробежала по лицу Скуппи, наблюдавшего, как красавицы исчезают под полом в не предусмотренном сценарием направлении.

Питер тронул Энджи за руку и проворчал:

– Что там такое творится?

Как говорит Энджи, именно в этот миг она поняла, что со мной все в порядке.

– Ой, – сказали мы с Николасом в один голос, отправляя платформу с распростертыми пернатыми красавицами в обратный путь.

В этот самый момент все, кто хоть как-то обращал внимание на происходящее, поняли, что дело неладно. Операторы, размахивая руками, что-то быстро говорили в микрофоны. По боковым проходам к сцене затрусили электрики и осветители.

Люди в зале закрутили головами, обмениваясь недоуменными взглядами.

«Свингеры» сбились было с ритма, но Скуппи понудил Роба Гетти и музыкантов продолжить в том же темпе, вовсю вжарил припев и, приплясывая, занес молоточек над сферами.

Энджи снова заткнула уши.

Но не успел Скуппи ударить по первой сфере, как начал вместе со своим ансамблем опускаться под сцену. Он оступился, схватился за стойку, и все три сферы повалились на пол. На поверхность выплыли «Городские Красавицы» на четвереньках.

– Поймали! – завопил Николас, едва платформа над нами немного опустилась и к нашим ногам со стуком упала барабанная палочка.

Сбоку по ферме, ведущей к дверям на сцену, загремели шаги, и нашим глазам явился не кто иной, как Мортимер, а за ним – Цильцер, два электрика, несколько копов в форме и толпа парней в темных костюмах с наушниками и рациями.

– Что делать? – толкнул я Николаса в бок.

Не успел он ответить, как что-то еще упало с платформы и следом чья-то вытянутая рука, ловя, схватила воздух.

То был маленький тусклый шар – немного побольше мячика для пинг-понга. Угольно-серый, он вращался и падал сначала очень медленно – как перо, которое плывет по воздуху.

– Николас! – Я показал на сферу. – Уши! – заорал я, затыкая свои пальцами.

Новоприбывшие на ферме увидели мой жест и застыли, глядя на падающую сферу. Там все знали, что это такое.

Я затаил дыхание, увидев, что сфера набирает скорость. Но она по-прежнему падала не быстрее носового платка, пока не столкнулась со шкивом.

Тут перо превратилось в пулю. Ударившись о железку, шарик отрикошетил, как шрапнель. Его больше не было видно, только слышно: он звякнул о металлический шест, чиркнул по полу, щелкнул о стену, дзынькнул об ферму, опять звякнул об шест, и внезапно замедлился, взлетев по дуге к потолку. Как «Супермячик» из твердой резины, которые, кажется, не повинуются силе тяготения. Вибрации сферы я чувствовал суставами и солнечным сплетением. Весь десант на ферме согнулся пополам, обхватив руками головы. Кроме Мортимера, который вставил в уши пальцы и злобно глядел на меня.

Очертив в воздухе широкую неторопливую дугу, сфера упала на бетонный пол рядом с железной лестницей. Вспыхнул голубой свет, и ударная волна плеснула в меня, как ведро теплой воды. Несколько секунд я и впрямь думал, что весь промок. Слышать я ничего не слышал, потому что плотно закрыл уши ладонями. Комнату наполнил дым, а когда он рассеялся, на месте падения шарика была только сетка тонких трещин в бетоне. А железные ступеньки рядом покоробились, будто от сильного жара. И никаких осколков.

Платформа над нами с лязгом дернулась и остановилась, и с нее посыпались музыканты, у некоторых из ушей шла кровь. Скуппи протолкнулся сквозь них к полиции и стал показывать пальцем на меня и Николаса. Если бы взгляды могли убивать!

– Вон те! Это они сорвали шоу – арестуйте их! – орал Скуппи, и вена у него на лбу извивалась, как дождевой червь. Полицейские в форме еще не оправились от грохота взорвавшейся сферы, и не слышали его. Темные костюмы же, казалось, заботило только одно – скорей протолкнуться через музыкантов на платформу. Мортимер рванул вперед, и Скуппи схватил его за лацкан.

– Хватай их!

Энджи говорит, что внезапное исчезновение «Шикарных Свингеров», мельтешение «Городских Красавиц» и тревога в рядах технического персонала поставили публику на грань какой-то массовой реакции. Что-то повисло воздухе – а именно, ощущение близкой опасности, будто каждый мог в любую минуту провалиться сквозь землю, пасть жертвой Великого нью-йоркского обвала. Кое-кто из мужчин поднялся с места и оглядывал зал, намечая путь к бегству, капельдинеры в дверях нерешительно дергали себя за бабочки. Женщины цеплялись за сумочки, готовясь к тому, что может произойти в следующую минуту.

И тут из-под сцены грохнула взорвавшаяся сфера. Все здание сотряс глухой удар. Затем последовал затихающий диссонанс: смесь далекого колокола и резонирующего столового стекла. Пять тысяч человек вскочили на ноги и повернулись к проходам. Началось паническое бегство.

Многие будут спорить – или согласятся, – что успех в шоу-бизнесе бывает не столько от избытка таланта, сколько от верного чувства момента, от умения видеть возможности и пользоваться ими к своей выгоде. Знаменитости в интервью иногда обнаруживают скромность и называют эту способность удачей.

Другие скажут еще, что бунты и волнения – явления эфемерные. Как легко они вспыхивают, так же легко их пресечь. Катализатором в обоих случаях часто бывает какой-нибудь пустяк: крик, автомобильный сигнал, вспышка света. В переполненном «Савое» сцена для давки и трагедии уже была готова.

Два прожектора прицелились в воздух над сценой. Два ярких белых луча ударили сзади, и в этот решительный поворотный момент все глаза метнулись от дверей к сцене. На невидимых проволоках, одетые в костюмы бабочек, медленно спускались мастера иллюзии: Гленн и Келлер.

– А теперь – наш новый фокус… – загремел густой голос Келлера.

Мортимер полез в карман.

Мы с Николасом, уставившись на отряд, спускающийся по ферме, пятились в угол, выискивая путь к бегству, которого не было.

В руке Мортимера блеснуло что-то серебристое, и в следующий миг это серебро сверкнуло на запястьях Скуппи.

Наручники.

Удивленный вопль Милнера разнесся по комнате, как звон водородной сферы, челюсть отвисла, будто губа разводного ключа:

– Нет, Мортимер! Их, не меня!

Мортимер вынул из кармана что-то еще, на этот раз – золотистое: то была бляха, которую он выставил напоказ, сунув в нагрудный карман пиджака.

– Но… – Милнер с надеждой посмотрел на Цильцера и копов. В ответ получил только беглые взгляды служак, в уме уже заполняющих бумаги.

– Извини, Скуппи, вечеринка закончилась, – хрюкнул Мортимер. Он махнул электрикам на лестнице, и те через секунду были у щитка: бросая на нас злобные взгляды, ставили сцену на место. Лишь только все платформы выстроились по местам, рокот смеха и рукоплесканий в зале стих.

Отряд темных костюмов заполнил один из лифтов, неся сферы, обернутые в большие белые подушки, стянутые клейкой лентой. Мортимер вытянул руку:

– Вы, двое. Давайте сюда.

Потом обернулся к детективу Цильцеру и перекинулся с ним парой слов. Полицейские надевали наручники на остальных членов банды.

– Он – коп. – Николас, подходя к лестнице, недоуменно качал головой.

– Не может быть, – сказал я, поднимая за гриф гитару. – Этот громила? Совсем не тот тип.

Николас помахал пальцем перед моим носом:

– Гарт, твоих знаний о типах не хватит, чтобы наполнить мочевой пузырь воробья. Или даже поползня.

Мы поднялись и остановились перед необъятной Мортимеровой спиной, загородившей нам проход. Мортимер что-то недовольно толковал Цильцеру. Когда он наконец обернулся, его круглая рожа сморщилась в недовольной гримасе, щетина на шее и белый шрам на лбу встопорщились. В тот момент я понял, что это Мортимерову спину я видел в участке, когда давал показания Цильцеру. Мортимер поглядел на нас, как на пару мушек, барахтающихся в его банановом десерте:

– Из-за вас, клоунов, все едва не полетело к ебеням. – Он глянул туда, где несколько темных пиджаков укладывали две оставшиеся сферы в выложенный пенопластом чемоданчик. – И у нас нет Пискуновой сферы.

Я посмотрел на его бляху. На ленте внизу было написано «Федеральный агент». А наверху стояло «AHB», что могло означать все что угодно, включая «Ассоциацию Нумизматов-Ботаников». Вот только я не заметил на его языке никаких следов от марок.

– Что все это значит? – взревел Скуппи.

– Тайный сговор, терроризм, – прорычал Мортимер. – И должен посоветовать тебе держать варежку закрытой, пока не прибудет твой адвокат, Милнер.

Как нашкодившие детишки, мы с Николасом смотрели в пол и копошились в карманах.

– Я только разыскивал Букермана, – пожаловался Николас. – И если бы эти шутники в клетчатых смокингах не…

– Заткнись, – загремел Мортимер. – И слушай сюда, Палинич: Букерман умер. Да, скорее всего, Роджер Элк и Милнер убили его, когда прослышали про сферы и про то, что с ними можно делать. Но не думаю, что ты сможешь это доказать, и тем более – выручить деньги страховой компании.

– Да, но я видел его в ванне с грязью, – вмешался я. – Он был лысый и…

Мортимер протянул ручищу к Скуппи и сгреб его за волосы. Раздался звук рвущейся ткани и визг, Милнерова накладка – высоко забравшаяся мочалка – слетела и упала мне под ноги, будто клочья волос на полу в парикмахерской. Никаких объяснений не последовало, но мне, при моей гениальности, они были не нужны. Ну, может, разве что небольшое уточнение.

– Племянник Букермана, так ведь? – Я щелкнул пальцами. Мортимер нетерпеливо и насмешливо мотнул головой:

– Они с Роджером Элком были в совете директоров «Авроры», получили бабло за старика, вложили его в раскрутку на всю страну своей «Клево-Формы» и вставляли в рекламу звуки сфер, чтобы люди его брали. Дело пошло так хорошо, что они решили сделать следующий шаг. Основать культ, чтобы заманивать потребителей.

– Я все-таки не понимаю. Зачем основывать культ?

– Ты меня не слушал, а? – Мортимер глумливо усмехнулся; насколько я понял, это означало, что если я не допер своим умом, то уж Мортимер-то нипочем не станет мне объяснять.

– А что с Элком, – настаивал я. – Вы его взяли?

Мортимер, казалось, рассердился пуще прежнего:

– Возьмем.

Николас прокашлялся:

– Эй, мне нужны от ваших парней кое-какие документы – для моего страхового расследования.

Мортимер низко склонился к Николасу, и будь я проклят, если мой несгибаемый брат не отпрянул от этой внушительной морды. Мягким, зловещим голосом Мортимер предельно ясно обозначил свою позицию:

– АНБ никому не дает никаких бумаг. Слушай сюда, прохвост. Я тебя не видел. Ты не видел меня. Если вы сейчас отвалите реально медленно и спокойно и ни разу не оглянетесь, тогда, может быть – ну может быть – мы не обернемся и вас не прихлопнем. Здесь вопрос национальной безопасности, и у меня чертовски широкие полномочия и полная свобода действий в отношении этого дела. Может, дела об убийствах Тайлера Лумиса, Слоуна и Марти Фолсом просто рассыплются и исчезнут, и вас двоих не обвинят в помехах правосудию, не посадят в тюрьму и не продержат – вот загадка – еще двадцать лет после того, как придет срок досрочного освобождения. – Лицо Мортимера просветлело, слюна в углах губ оттекла обратно в рот. – Это не совет, мальчики. – Его рожа засветилась устрашающим дружелюбием. – Это предупреждение.

И Мортимер отступил в сторону, беря нас на слабо: дескать, попробуйте только не пойти по долгим, медленным и, в конце концов, благоразумным дорожкам отказа от свидетельства, которые уводят прочь от любых дымовых завес.

Полицейский в форме вывел нас из подвала, и мы увидели в сумраке коридора шеренгу копов, выстроившихся к служебному выходу. За оцеплением сновали администраторы и персонал, не обращая на арест Особого Музыкального Гостя никакого внимания. Со сцены кто-то говорил как ни в чем не бывало, и мы прошли через узкую щель позади гигантского экрана. На экран проецировали фотографии детей с замотанными головами: несчастные детишки нависали над нами. Говорил, наверное, президент Форд. Когда мы дошли до противоположного края экрана, публика разразилась аплодисментами. А не успели мы достичь выхода, из-за угла вывернули «Скоростные Трясучки», направлявшиеся, предположительно, на сцену для прощального выступления. Берт и Лайам остановились и глядели, как нас выводят.

– О, ну и дела, мужик, – воскликнул Берт, глядя на меня поверх бабушкиных очков. – Легавые!

Лайам показал нам «викторию»:

– Не вешай нос, малыш! Передай привет Хлебцу, ладно?

Выйдя на улицу, я заметил, что до сих пор держу в руках гитару с «Адским нетопырем».