Талисман власти

Глава 35

Ночь для них прошла спокойно, и утро не принесло неприятностей. Не тратя времени на еду они оседлали коней и еще до восхода солнца подошли к реке

Кони, спустившись с крутого обрыва, вышли на самый берег. От мокрого песка тянуло прохладой и они переступая с ноги на ногу грелись. Над рекой стоял зябкий туман, и в сыром воздухе отчетливо звенели капли росы, что собиралась на листьях растущей вдоль берега осоки и падала в реку. То там, то тут по реке переплетаясь, скользили водяные кольца — вилы.

— Рыба жирует… — сказал голодный хазарин, — Как до корчмы доберемся обязательно карасей в сметане возьму… Он потер живот и зевнул. Сон еще бродил в нем как пиво в бочке.

— Ты доберись, доберись… — всматриваясь в противоположный берег, сказал Избор. — Дождешься еще. Сунет тебя судьба самого в сметану, а ты… Лучше бы плавать учился, а то все караси на уме.

Ветер, что молчал всю ночь, дунул с новой силой и толкнул их в спины. Движение воздуха взбаламутило туман. Он закрутился плотными вихрями, раскрывая перед ними водную гладь. Прямо у них из-под ног, словно луч света, под водой тянулась широкая полоса песка.

— Чур, я первый! — сказал Исин, и, не дожидаясь, что ему ответят товарищи, погнал коня в воду. От брызг кони попятились, но люди удержали их.

На берегу, они спешились, и вытерли коней. Гаврила, водя рукой по конской шкуре, оглядывался и качал головой.

— Чудно, — наконец сказал он. — Такое место, а ни дороги, ни тропинки….

— Лес, — ответил Избор, посмотрев за спину. Река, потревоженная их вторжением, успокоилась, поднятую переправой муть унесло, и желтая полоса песка казалась сплетенной из соломы рогожей, что проложили по дну.

— Верно, — согласился Гаврила, — Лес. Тем более, звериные следы должны быть. А где они, следы-то?

Трава перед ним стояла прямая и сочная, но нигде нее было видно ни сломанных веток, ни притоптанной травы, ни клочков шерсти на ветках.

Поприщ через пять они вышли-таки к дороге, а там дело пошло легче. Весь день дорога безмятежно текла им под ноги, обтекая неприятности. Они проскакивали деревеньки, объезжали городки, и никто не гнался за ними, не пускал стрел в спину, не грозил лишить жизни не с земли, ни с воды, ни с воздуха.

День уже клонился к закату. Солнце, измотавшееся за день не меньше их, готовилось нырнуть в облака, и все ниже спускалось к виднокраю. Гаврила на глазах мрачнел. Беспокойство копилось в нем, как гной в ране. Пока его было мало, оно не причиняло ему боли, только беспокоило иногда, когда мысль натыкалась на необъяснимое, но со временем этого гноя в его душе скопилось столько, что любое происшествие, любой случай он рассматривал как непонятую ими и оттого боле страшную угрозу.

Что-то внутри ворочалось и просилось наружу — криком ли, действием ли. Он не знал, что и как нужно сделать, но знал, что хоть что-нибудь сделать нужно.

Сомнения, что жили в нем, постепенно превращались в уверенность, но он молчал. Избор, ехавший рядом, посматривал то на него, то на Исина. Хазарина ничего не волновало. Скорее всего, он сейчас вспоминал рассказ Гаврилы о пирах, что в Киеве, да золотой посуде, что князь Владимир раздавал своим соратникам.

До Киева оставалось всего ничего, и нетерпение гнало его вперед. В предвкушении обещанных Гаврилой радостей он оглядывался, и его улыбка освещала дорогу не хуже солнца. Гаврила, напротив, выглядел мрачным.

Глядя как сотник вертится в седле, Масленников нарушил молчание и выругался.

— Что злой такой? — спросил Избор.

— От злости, — невнятно ответил Гаврила.

— Случилось что? — насторожился Избор.

Гаврила так и не стряхнувший с себя мрачности и подавленности ничего не ответил. Избор не стал донимать вопросами, только скакал рядом. Их кони проскакал почти поприще, когда богатырь все-таки выдавил из себя.

— Не знаю… Что-то…

Он молчал, но Избор не спешил, и, в конце концов, Гаврила проворчал.

— Видно у меня одного душа о деле болит…

— Да ладно тебе… — остановил его Избор. — Толком скажи. Случилось чего?

— Толком?

Гаврила задумался, облекая в слова свои мрачные размышления.

— Чудно, — наконец сказал он. — Раньше как не оглянешься, обязательно кто-то за спиной торчит, в затылок дышит. То на ковре, то на орле…

Он замолчал.

— А сейчас? — спросил Избор.

— А сейчас благодать. — Гаврила поднялся в стременах, оглядел небо позади и впереди себя. — Хоть через степь езжай.

— Чему же удивляться? — ответил подоспевший к разговору хазарин. — Вон куда ушли. Почитай неделю бегаем.

Гаврила зло посмотрел на Избора.

— Если б мы в Царьград должны были бы талисман донести, а оказались тут, то нас бы может и не нашли… А так… Должно быть наоборот. Чем ближе к Киеву, тем больше засад должно быть. Мышеловку то ведь перед норой ставят.

Ему никто не ответил. Деревья медленно плыли мимо них, огражденные кустами.

Слова Гаврилы что-то изменили в каждом из них. Исин, шевеля губами, смотрел в небо и на лице его постепенно появлялось выражение озабоченности. Воевода напротив смотрел в землю. Для него слова Гаврилы оказались ключом, что отпирал доселе закрытую дверь. Он по-новому посмотрел на все то, что произошло за эти несколько дней.

— Ты думаешь… — начал было Избор. Но Гаврила перебил его, словно боялся, что тот напрямую скажет то, о чем он только думал.

— Я всегда думаю. А вот теперь особенно. И все главное больше о неприятностях. Почему это они нас в покое оставили?

Избор тоже думал над этим, но для себя он нашел ответ.

— Потеряли, — уверенно сказал он. — Сколько уж бегаем, следы путаем. Да и талисман, наверное, помогает.

Гаврила только хмыкнул. И слепой бы увидел, что уж он-то так не думает.

— А ты что думаешь? Почему так?

— Вот это и есть самое интересное, — сказал Гаврила. — Похоже, что они либо испугались нас, либо потеряли к нам всякий интерес.

— Это было бы здорово! — Сказал Исин.

— Что?

— Ветер в спину и сознание того, что неприятности кончились, что ни одна сволочь не стоит у нас на пути.

— Да, — задумчиво сказал Гаврила. — На счет сволочей ты правильно говоришь. Вот и ветер второй день в спину.

Сказав это Гаврила помолчал, а потом встрепенулся, взгляд его стал жестким.

— Ветер? Ты проверял?

— А чего его проверять? — недоуменно переспросил Исин. — Подставь щеку.

Ни слова не говоря Гаврила поднял голову к небу. Легкие облачка там двигались наперерез им. Гаврила молчал, и его молчание было тягостным, словно надвигающаяся непогода. И когда упали первые капли дождя, он сказал:

— Переждем. Что мокнуть зря.

Они свернули в лес. Здесь под древесными кронами дождь почти не чувствовался, только сильнее обычного шумели листья наверху. Они ехали молча. Каждый думал о своем. Потом Исин, замыкавший цепочку, спросил:

— А что он может, талисман-то?

— Как это «что может»? — не понял его Избор. Он помолчал, соображая то ли обругать хазарина на недогадливость, то ли ответить. Решил ответить.

— Висеть может, блестеть может… Русь, само собой от раззору…

— Да нет, — остановил его тот. — Я о другом.

Избор замолчал, и он посмотрел на Гаврилу, словно от него ждал ответа на свой вопрос.

— Ты, я помню, рассказывал, как он Избора по кругу гонял, все уйти не давал.

— А! Это…. Ну перво-наперво конечно Русь.

— Это мы знаем, — перебил его Избор, — еще что скажешь?

— Кому его нести он сам выбирает.

— Это еще как? — удивился Исин.

— А так. А самое главное — он сохраняет целое! Пока ты добром его не отдашь в другие руки, он все будет держать вместе.

Не получив ответ на первый вопрос, Исин вновь повторил:

— Это еще как?

Гаврила покрутил пальцами, словно выуживал ответ из воздуха. Задача перед ним стояла не из легких — простыми словами объяснить несведущим людям суть колдовства.

— Он сохраняет целое. Пока ты его по-доброму не отдашь кому-то, то он не даст разойтись отряду, шайке, стране… Пока он с нами мы не сможем разойтись, а пока он на Руси — она меньше не станет.

Исин первым нарушил молчание. Потрогав свои щеки он, наконец, сказал:

— Это что, вход бесплатно — выход золотой?

— Что-то вроде этого… — согласился Гаврила.

Избор крутил в пальцах ковчежец, вспоминая, что произошло год назад.

— Врешь! Как же тогда на болоте?

— Когда?

— Когда разбойники с тебя чуть штаны не сняли…. В ту ночь у нас Ханукка еще Ирину уволок….

— Ну и что?

— Ты же говоришь — не разлей вода.

Гаврила погрозил пальцем, но ругаться не стал.

— Все верно. Талисман-то, где тогда был?

Избор молчал, потом вспомнил.

— У разбойников…

— Украли?

— Сам отдал.

— То-то. Сам отдал, сам и….

Гаврила умолк. Перед глазами в один миг промелькнуло все то, что произошло на болоте — Бобырь с раскаленным добела мечом в руках перед подвешенным Избором, лунный свет, запах горелой крови и комариный звон. Мысль, пришедшая ему в голову, была настолько простой и ясной, что он несколько мгновений молчал, прежде чем закончить фразу.

— Сам и взял… И вот, что еще. Похоже, что у тех, кто его лихим путем берет — ворует или отбирает начинаются неприятности.

— Да у меня всю жизнь неприятности, — проворчал Избор, — разберись тут…

— Да. Тут не разобраться, — подтвердил Исин.

— Ничего, — ответил Гаврила. — Разберемся. Каким бы ты дураком не был, а крупные неприятности от мелких всегда отличить можно. Помнишь, как тебя Бобырь каленым-то железом гладил?

Избор невольно провел рукой по боку. Сожженный бок давно уже не болел, но шрам остался на всю оставшуюся жизнь.

Они сидели молча рассматривая ковчежец. Сейчас было не до разговоров. Каждый представлял, что будет, если они откроют его. В этом случае хозяева остроголовых будут точно знать, где они находятся. Талисман, словно малый ребенок, которого не уговоришь и не успокоишь, зайдется криком, что обязательно услышит любой маг, кто захочет прислушаться. И тогда — конец спокойного путешествия. Конец тишине и безопасности.

Если не сделать этого, то вполне может оказаться, что приехав в Киев они не найдут в ковчежце ничего стоящего, кроме куска золота, да какого-то камешка..

— Но ведь что-то там гремит?

— Да. А вот что? Может кусок камня?

Его рука лежала на крышке, но он не открывал ковчежец. Гаврила словно ждал, что друзья приведут какие-то веские доводы в пользу того, что бы оставить все как есть. Такие, какие еще не успели прийти в голову ему самому.

— А если все в порядке? — спросил Избор, — и там настоящий талисман?

— Значит, мы об этом быстро узнаем. Прилетят остроголовые, начнется пожар, наводнение, саранча…

Избор молчал, не зная что сказать. Гаврила предлагал сунуть голову в медвежью берлогу и посмотреть, что из этого получится.

— А если не отобьемся? — спросил Исин.

— Отобьемся. Кулак при мне, да и вы не без рук… А представляешь, что будет, если в Киеве выяснится, что вместо талисмана кусок дерьма привезли? Что Белояну скажем?

Избор покачал головой.

— Что-то там, во всяком случае есть…

— «Что-то» это еще не «Паучья лапка»!

Дождь лупил по листьям, сверху уже не капало, а текло. Под деревьями было суше и они перебрались под развесистую елку.

— Надо открывать, — сказал Гаврила. — Били мы остроголовых год назад и, Бог даст, еще побьем. Мы не слабее, ни глупее не стали…

— С Гы мне было бы спокойнее…

— Что имеем — не храним, потерявши плачем. — Ответил Гаврила. — Где ж я тебе его возьму? Пробросались волшебником.

— Ну, так что? — спросил Исин, доставая меч. Он был готов к тому, что едва крышка откроется им на голову, как и в старые добрые времена, посыплются остроголовые. — Открывай.

Избор не послушался. Узнать правду ему хотелось никак не меньше, чем товарищам, но сделать это так, как предлагал Исин он не хотел. Он баюкал в руках ковчежец и в нем зрело решение.

— Нет. Проверим иначе! Разводите костер. Ночуем!

— Куда ночевать? — удивился Исин — Светло же еще.

— Помнишь, я рассказывал, что хотел в прошлый раз уйти да не сумел? Талисман удержал.

— Ну, — кивнул Гаврила.

— Понимаешь, он не отпустил! Сам же говорил, что он сохраняет целое.

— Ну, — подтвердил Гаврила.

Видя, что друзья его не понимают, он сказал.

— Я попробую уйти, и посмотрим, получится ли сегодня так же, как в прошлый раз.

Гаврила подумал и снял ладонь с крышки. Конечно. Наверняка были способы получше, но никто не предложил ничего другого.

— Годится! Давай.

Избор вскочил. В нем самом кипело нетерпение узнать правду. Он поправил меч, проверил ножи.

— Если начну по кустам шуршать, хватайте меня, да тащите, а то до утра бродить буду…