В последние недели лета вдруг похолодало, и Кларисса зацвела позже, чем ожидала Софи, но денег из аптекарской лавки хватило, чтобы пережить это время. Еще и осталось немного, но девочка все равно собиралась вечером выйти на набережную: цветы не монеты — впрок не напасешь.
Правда, неожиданно обнаружилась новая проблема. Голубое платье, которое она не надевала всего месяц, извлеченное утром из шкафа оказалось мало. Весной Софи исполнилось тринадцать, но в последний год она почти не менялась и, что особенно радовало, могла носить ту же одежду и обувь. Даже думала иногда, что такой и останется — бывают же совсем маленькие люди? А тут так некстати выяснилось, что она все-таки растет! Пришлось спешно расшивать платье в груди и дотачивать подол из обрезков маминой юбки, но Софи понимала, что это ненадолго и трат на новую одежду не избежать.
Неудивительно, что в таких обстоятельствах настроение у нее было хуже некуда. Вернее, это она думала, что некуда, но оказалось, есть куда. Ох, как есть…
— Софи!
Девочка возилась в саду, срезала розы и бережно укладывала в устланную влажным холстом корзину. Подошедшего к калитке мужчину сразу не заметила, и тот долго смотрел за ее работой, прежде чем решился позвать.
Обернувшись, она недоверчиво моргнула, словно ожидала, что высокий худощавый шатен в сером, видавшем виды костюме и примятом котелке растает в воздухе, а когда этого не произошло, отложила большие садовые ножницы и медленно подошла к ограде.
— Здравствуй, малышка, — заискивающе улыбнулся нежданный гость. — Ты так выросла.
Девочка поморщилась, вспомнив о платье, но мужчина принял это на свой счет.
— Я понимаю, — вздохнул он. — Понимаю… А где мама?
— На кладбище. Скоро год уже.
Мужчина судорожно сглотнул, растерянно захлопал голубыми, как и у девочки, глазами.
— Как?
— Да вот так, — она развела руками.
— Впустишь? — спросил после долгого молчания гость.
Она замотала головой.
— Но как же? Как ты? Вы? С кем вы живете?
— Я с Люком, — ответила Софи. — А Люк — со мной. Нас хотели забрать в приют, но сударыня Жанна сказала, что ты уехал на заработки и скоро вернешься.
— Она приглядывает за вами?
Девочка кивнула. Какая разница, что престарелая соседка никак не может за ними приглядывать, потому что давно ослепла? Разговор ведь не об этом.
— Впусти, пожалуйста, — попросил мужчина. — Хотя бы поговорим нормально. Я… Я не знал. И времени мало. Я в городе проездом… Хотел повидать вас, подарки привез…
Софи приняла через забор бумажный сверток и коробку с дешевыми конфетами, но открывать не торопилась.
— Если не думаешь оставаться, то и не заходи, — сказала она, совсем как мама в последний раз, когда он приходил.
— Я не могу… Я же не знал… Проездом… Поезд уже через час…
Он мямлил еще какие-то оправдания, а потом вдруг четко произнес то, самое главное, из-за чего на самом деле не останется:
— Скоро у тебя будет еще один братик или сестричка.
Софи не знала, что на это сказать, а потому промолчала.
Он тоже молчал. Долго. Затем, видимо, вспомнил, что времени остается все меньше, и спросил о Люке.
Малыш спал, но сестра разбудила его и вынесла во двор.
— Этот господин принес тебе конфет, — объяснила она мальчику, поднеся его к калитке. — Что нужно сказать?
— Спасибо, — пролепетал кроха.
— Зачем ты так, Софи? — выговорил мужчина горько.
— Все равно он тебя не запомнит, — ответила она, опуская братишку на дорожку. — Не успеет.
Ему нечего было на это возразить. И говорить было уже не о чем. И некогда: поезд вот-вот подадут, а нужно еще добраться до вокзала…
— У меня есть немного денег. Я взял бы больше, если бы знал… — Он достал из кошелька две смятые банкноты, присовокупил к ним две серебряные монеты и три медяка и протянул девочке. Потом вынул из кармана часы на длинной цепочке. — Это для Люка…
— Смотри, Люк, — воскликнула девочка с наигранной веселостью, — добрый сударь подарил тебе еще и часики!
Мужчина не выдержал этого, развернулся, не прощаясь, и быстрым шагом пошел прочь от их дома.
А у Софи теперь были деньги на новое платье, но ее это отчего-то совсем не радовало.
К Иветте Валет ходил с весны. Только к ней. И не потому, что денег не брала. Воротило от шумных борделей и вшивых размалеванных девок. А у Иви — своя квартирка, чистая и ухоженная, и сама она не потасканная еще, не пропитая в хлам, не прокуренная, как те шалавы, что по-за углами с кем ни попадя трутся: миленькая, мягонькая, уютная какая-то что ли. Ну и денег не брала. Говорила, и с клиентов хватает, а Валет ей — для души. Правда, тот, хоть убей, не понимал, каким боком тут душа. Да и, деньги деньгами, а с пустыми руками ни разу не появлялся. То конфет принесет, то колечко какое или цепочку — не из краденного, хоть и за краденное купленное. То платок, бывало, то чулки, вот как теперь.
— И куда мне такие? — Иви наморщила носик, на котором под слоем белил прятались золотистые веснушки. — Серые, как у…
— Порядочной девушки, — подсказал с порога завалившийся на кровать Валет. День выдался суматошный, устал, что тот фабричный.
— О, так вот тебе какие нравятся! — Неподдельная обида искривила подведенные алой помадой губки.
— И такие тоже, — не спорил вор. — Одевайся, гулять пойдем.
— На кой?
— Не на кой, а на набережную.
— Как порядочные? — угадала Иветта и надулась еще больше.
— Вроде того.
— Надо очень! — Девица плюхнулась на пуф у туалетного столика, взяла щетку и принялась остервенело взбивать густые рыжие кудряшки. — Хочешь, сам иди. А я найду, чем заняться. И с кем…
Брезгливо брошенный на пол серый чулок вдруг оказался обернутым вокруг ее шеи, и Иви вздрогнула, почувствовав, как медленно затягивается петля.
— В-валет… Ты чего? — испуганно прошептала она, как завороженная глядя в отразившиеся в зеркале глаза стоящего за спиной парня. Шелковая удавка становилась все туже…
— Ничего, — усмехнулся вор, отпуская чулок. — Не хочешь на ногах — на шее носи, как шарф. Не хочешь на набережную — оставайся, я и один прогуляюсь.
— Хочу! — крик остановил его уже в дверях. — Очень хочу, правда.
— Тогда одевайся, — разрешил Валет. — И умойся. Я внизу подожду.
Выйдя на улицу, он извлек из кармана портсигар и вытащил тонкую папироску — теперь покупал только такие, хоть и стоили они недешево. По сложившейся уже привычке погладил пальцем белую розу и достал спички. Отвернулся от ветра и тихо выругался, закусив мундштук: на противоположной стороне улицы стоял, опираясь на трость, высокий темноволосый господин в дорогом костюме — бывший владелец только-только вернувшегося в карман портсигара.
Тьен моргнул. Секунда — и уже никого.
Среда. Незнакомец всегда являлся ему по средам и пятницам. Уже месяц.
Иви, без белил и румян, со всеми своими веснушками, с собранными рыжим венчиком кудряшками, в закрытом синем платье с белым отложным воротничком и с небрежно болтающейся на согнутой руке сумочкой «под крокодила», ничем не напоминала слободскую бланкетку[1]. Обычная девушка. Может, курсистка, а может, горничная в богатом доме. С такой не только на набережную, но и на передвижную выставку сходить незазорно, или в кофейню к художникам на чтения… Так не поймет же.
— Идем?
Вор галантно, как видал, бывало, со стороны, подставил руку, и Иветта, насмешливо поджав губки, вцепилась в рукав его почти нового, серого, в модную полоску, пиджака.
Неспешно прогуляв подругу до закрывшегося на ночь почтамта, Тьен свернул на ведущую в центр улицу. Выйти к реке можно было и быстрее, но тогда пришлось бы топать через вонючий рыбный рынок и мимо верфей — маршрут никак не подходящий для запланированного вечернего променада. То ли дело — ровные, мощенные гладкой плиткой тротуары, стекленные витрины больших магазинов, желтые шары фонарей вдоль дороги. И публика приличная… Так и тянуло задеть плечом какого-нибудь разряженного франта, вежливо извиниться и шагать дальше уже с его часами и запасным бумажником на случай непредвиденных расходов…
— О, простите, бога ради! — Этот налетел на него сам: забавный пухленький коротышка в высоком цилиндре.
— Ничего страшного, — снисходительно улыбнулся Валет.
Вор ловко перехватил потянувшуюся к его собственным часам руку, и за сдавленным воем толстяка никто не расслышал хруста ломающихся пальцев.
— Еще раз встречу, убью, — шепотом пообещал ему Тьен, прежде чем отпустить восвояси.
И плевать, что это уже не Слобода, а чужой, не подчиняющийся законам колоды, район: никто не вправе лишать его честно украденного и портить выходной.
— Ушибся, наверное, — пояснил он растерянно глядящей вслед жалобно скулящему пузану Иветте и парочке остановившихся рядом прохожих.
В кармане остался кошелек незадачливого конкурента. Продолжая прогулку, Валет одной рукой выпотрошил добычу, а сам бумажник незаметно выбросил в урну рядом с лотком, на котором купил Иви карамели.
На набережной, как всегда в погожий теплый вечер, было шумно и людно. Вдоль высокого парапета, отделяющего мостовую от узкой полоски галечного пляжа, прогуливались влюбленные парочки, семейства с детьми и веселые компании. Одна такая компания — не веселая, а правильнее сказать, развеселая — шла как раз перед Валетом и его спутницей: шестеро молодых людей, по всему, студентов, в ореоле незамутненной радости и винных паров, раскачивающимся на волнах ледоколом прорубали себе дорогу в волнующемся людском море.
— Поберегитесь, мамаша, не то ножки отдавим… Вай-вай-вай, какой милый малыш! А подрастет, шнобель будет как у папы… Ничего, сударь, ровным счетом ничего — у вас выдающийся профиль… даже слишком… Эй, красавица, обернись! Ох, ты ж… Нельзя же так вводить в заблуждение! Вуаль вам пойдет, барышня. Двойная!
Дежурившие под фонарями жандармы глядели на юнцов, насупив брови, но порой и они не могли скрыть улыбки: молодо-зелено, пьяно-весело.
— Ты погляди, какая куколка!
Тьен равнодушно скользнул взглядом по худенькой фигурке цветочницы, которую взяли в кольцо расшумевшиеся гуляки: нашли к кому привязаться — девчонка совсем, еще и с пацаненком мелким на прицепе.
— Подари розочку, красавица!
— А лучше две!
— Давай уже все!
По реке, дав протяжный гудок, проплыл пароход, привлекая к себе всеобщее внимание. Из трубы валил густой белый дым, но никто не замечал его в свете праздничной иллюминации. А на палубе устроился оркестр, и веселая музыка и смех заглушали работу двигателей. Плавучий остров счастья…
— Потанцуем?
Негромкий вскрик заставил Валета отвернуться от реки туда, где один из распоясавшихся кутил схватил перепуганную девчонку за руку, оторвав от цеплявшегося за нее малыша, и закружил под хохот своих товарищей. Завертел так, что корзина с розами не удержалась в слабых тоненьких пальцах, выскользнула и то ли сама взлетела вверх от неловкого движения, то ли кто из приятелей «танцора» подтолкнул так, что она взмыла к темному небу, и цветы осыпались на головы завизжавшей от восторга компании. Одному из парней досталась сама корзина вместо отсутствующей шляпы, что вызвало новый взрыв смеха и у его друзей, и у прогуливавшихся поблизости. Даже суровые жандармы улыбались. Только не девчонка-цветочница.
Когда разудалые студенты, оставив ее, двинулись дальше, досаждать другим гражданам, она притянула к себе чудом не расплакавшегося в этой канители малыша, подобрала брошенную корзину и, опустившись на мостовую, принялась собирать рассыпавшиеся розы. Но, к несчастью, цветы к тому времени были уже безжалостно истоптаны.
— Купим шипучки? — Иви потащила Тьена к навесу, под которым торговали содовой водой с сиропами, но вор оттолкнул ее руку. Взгляд намертво прилип к расстроенному личику девчонки.
Не плачет. Закусила губу, вздохнула, зажмурилась. Подняла с брусчатки дивом уцелевшую розу, прижала к себе бережно, как минуту назад мальчишку — брата, судя по всему, как и она сама русоволосого и голубоглазого. Нашла еще одну. Подняла… Тяжелая алая головка какое-то мгновение держалась на стебле, а потом тот надломился, и бутон уныло повис.
Вспомнилась cлобода. Месяц или полтора назад. Сутолока у аптеки, зареванная малявка, пузырек с касторовым маслом.
— Розу, — коротко потребовал Валет, протягивая не успевшей подняться цветочнице медяк.
Она взглянула снизу вверх и тут же опустила глаза. Тоже узнала.
— Пожалуйста, — пропищала еле слышно.
— Не эту. — Вор кивнул на сломанную: — Ту.
Под недоумевающим взглядом принял цветок, зубами отгрыз болтающийся на тонкой ниточке-кожице стебель и вставил бутон в петлицу.
— А теперь и эту. — Он прокатил между пальцами серебряную монету.
Глаза у девчонки вспыхнули, но не алчно — удивленно, а бледные щеки подкрасились румянцем.
— Целый листр! — шипела ему в ухо Иветта, когда он все же повел ее к навесу с содовой. — Ты отдал ей целый листр!
— Не ей отдал, а тебе розу купил, — спокойно парировал юноша и с шутливым поклоном подал своей даме цветок.
— На кой она мне? Лучше бы ты мне на этот листр…
Недовольно сверкнули зеленые глаза, и Иви запнулась. Показалось, что шелковая петля вновь затягивается на шее, и девушка с силой вцепилась в колючий стебель, не замечая, как впиваются под кожу шипы…
Повесив на руку помятую корзину и подхватив с мостовой Люка, Софи бросилась к ведущей к дому улочке. Но братишка был слишком тяжелым и, не дойдя до знакомого поворота, девочка вынуждена была поставить его на ноги и отдышаться.
Да и что, собственно, случилось, чтобы лететь, как угорелая?
Ну, пристали пьянчуги какие-то, так хорошо, что вообще не побили. На набережной народ собирается в основном приличный, но случается ведь всякое.
Ну, цветы рассыпали. Так в итоге и неплохо вышло. Радоваться надо! Если бы каждый вечер по листру получать, так можно было бы жить припеваючи: есть досыта, платьев новых накупить, Люку — курточку и сапожки на холода, а себе — шляпку с красным петушиным пером, вот как у этой дамы…
Софи невольно задержала взгляд, на привлекшей ее внимание незнакомке — интересной в ней была не только шляпка. Красное с черным платье облегало изящную фигуру, золотистые волосы, завитые в крупные локоны даже в слабом уличном свете казались сияющими, а лицо было настолько прекрасно — таких прекрасных и на картине не увидишь… Женщина сердито взглянула в ее сторону, и девочка отвернулась.
— Да, это он, — услышала Софи слова, адресованные спутнику дамы, высокому, элегантно одетому господину. Голос у красавицы был под стать внешности — волшебный, завораживающий. — Как ты его нашел?
— Это он меня нашел, — ответил мужчина. — Вытащил из кармана портсигар. Представляешь, насколько нужно быть быстрым, чтобы что-то у меня украсть?
Софи не могла этого знать, но отчего-то была уверена, что они говорят о том пареньке, который сегодня купил у нее розу за серебро, а в прошлый раз разгадал ее секрет с касторкой.
Снова стало тревожно и страшно и, крепко схватив Люка за руку, она буквально поволокла малыша по темным улицам, лишь бы скорее оказаться дома.