Там, где горит свет

Глава 5

Вопреки опасениям Софи, простуда надолго не затянулась.

Отдохнула, отоспалась вдоволь, наелась, наверное, за весь минувший год, и за четыре дня полностью оправилась от внезапной болезни.

А на пятый так не хотелось поутру вставать ни свет, ни заря и идти в лавку! Была даже мысль сказать хозяину, что она увольняется, и пусть подыщет другую работницу, но, подумав хорошенько, Софи от нее отказалась: у господина Гийома работа постоянная, а щедрый квартирант — явление в их с Люком жизни временное.

— Днем не доедаете, решили ночью подкрепиться?

Тьен появился в кухне, когда Софи кормила братишку ранним завтраком. Остановился в дверях, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло, и девочка успела заметить, что повязку он уже снял. Это было сродни одному из тех чудес, о которых вещают в храмах, но она никак не могла набраться смелости и спросить, как ему удалось так быстро залечить рану. Правду сказать, они редко разговаривали, а если и случалось, начинал всегда он. Вот как сейчас.

— Уже не ночь, — сообщила Софи. — Почти шесть. В семь открывается лавка, и мне нужно успеть разложить товар.

Она не говорила раньше, что работает, и парень на время задумался над смыслом услышанного. Но соображал он быстро.

— Малого не жалко в такую рань тащить?

— Он привык.

Как будто у нее был выбор?

Квартирант пожал плечами и ушел к себе. Все их беседы примерно так и выглядели, и новоиспеченную квартирную хозяйку, экономку, кухарку и горничную это полностью устраивало.

Она больше не задавалась вопросом, зачем вернулась тогда в тот переулок. Этот странный парень и без ее помощи обошелся бы, уже понятно, а вот где бы она нашла такого жильца? Мало того, что плату положил более чем достаточную, отдельно давал на еду и на уголь — не только для себя, но и для них с Люком! — так еще и умудрялся быть совершенно незаметным, так, что девочка иногда забывала о том, что в доме есть еще кто-то, кроме них с братом.

Правда, любопытный малыш несколько раз, пока она была занята на кухне, проскальзывал в комнату к постояльцу, и Тьен его не гнал, напротив — заговаривал с мальчонкой, если было, угощал сладостями, но Софи такого не поощряла. Ни к чему это. Они с Люком сами по себе, а квартирант — отдельно.

Каждый день, как стемнеет, парень уходил куда-то — видимо, в центр, где магазины и лавки работали допоздна. Возвращался с покупками. Тащил все к себе в комнату, лишь раз бросив на столе в кухне пакет с ароматной сдобой (хоть и наказал все продукты покупать ей) и два леденца-петушка на палочке — Люку, конечно же. Не считает же он и ее за ребенка?

Покупал он все больше одежду. Длинное черное пальто и новые ботинки оставил в прихожей. Рубашки, брюки, пиджаки, жилетки развесил аккуратно в шкафу. Софи знала, потому что один раз уже довелось убирать в занятой им комнате. Постель купил в тот же день, сразу два комплекта, на смену. А еще — книги и газеты. Газет в их доме не было с тех пор, как отец уехал, и книги он почти все забрал, а те, что оставались, Софи давно продала — не было в них ничего интересного, все механика да паровозное дело. А у Тьена теперь стоял на полке роман про путешественников, два тома истории Великой войны и сборник старинных баллад. Баллады Софи нравились, еще со школы. Когда задавали заучить на память отрывок, она, случалось, и всю песнь наизусть помнила. И роман пролистать интересно было бы, хоть он, наверное, для мальчишек больше. Попросить бы у Тьена, глядишь, и не отказал бы, но… Ни к чему это. Совсем ни к чему.

— А теперь куда намылились?

— Гулять.

Вернувшись из лавки, Софи, пока Люк подремал с часик, приготовила ужин, перемыла оставленную жильцом с обеда посуду и с чистой совестью собиралась с братом на каток.

— Не боязно по темноте ходить?

— Нет.

Второй раз за день поговорили. Ну и хватит на сегодня.

И недели не прошло с тех пор, как они в последний раз были на площади Адмиралов, а перемены за это время тут произошли разительные: город готовился к встрече Нового года. Ледовая карусель украсилась флажками и лентами, протянулась между столбами паутина гирлянд, и разноцветные фонарики красили снег яркими бликами. У катка, устроившись на высоком деревянном помосте, играл теперь на радость гуляющим духовой оркестр. Громкая музыка и веселый смех задавали настроение, и даже звезды на небе казались частью праздничной иллюминации.

— Мы думали, что-то случилось! Тебя все нет и нет, нет и нет!

Пока они не виделись, Амелия Ламиль обзавелась новой меховой муфточкой, а Анна — ухажером: смешной долговязый и лопоухий парень все время вертелся поблизости, не сводя с девушки восхищенного взгляда. Наблюдая за ним, Софи не могла сдержать улыбку.

— Приболела немного, — созналась она забросавшим ее вопросами подружкам. — Простыла.

— От простуды лимоны хорошо, — поделилась познаниями Ами. — И молоко с медом.

— Чай имбирный, — добавила Анна.

— Гадость! — скривилась ее сестра.

— Специфический вкус, — по-взрослому поправила девушка. — Но очень он полезен. Здоровье укрепляет, улучшает цвет лица, способствует стройности фигуры.

Уж со стройностью у Софи проблем не было, скорее наоборот. А имбирь в их лавке продавался — меленый, хозяйки брали как приправу к мясу.

— Ничего, я и малиной обошлась, — махнула она рукой, заканчивая тему своей болезни.

В поле зрения опять попал лопоухий. Он глядел на Анну от ледовой горки, теребя полосатый красно-желтый шарф, и девочка, уже не таясь, прыснула в кулачок: до чего же смешные эти влюблённые! Но цветы покупают охотно…

Вспомнилась загубленная рассада, и веселье пропало. Праздники на носу, а хорошая задумка прахом пошла.

— Посмотришь, как я буду кататься? — спросила Амелия, не замечая, как она вдруг погрустнела. — У меня уже почти получается полный оборот!

Софи всегда смотрела от бортика, как сестры кружатся на ледовой арене. Своих коньков у нее не было, а брать под залог на раз девочка считала расточительством. Но сегодня вдруг передумала.

— Я тоже попробую. Можно попросить вашу маму приглядеть за Люком?

Давным-давно, еще до рождения братишки она приходила на площадь с родителями. Тогда они были дружной и счастливой семьей, ничем не хуже тех, что со смехом режут сегодня лед, крепко взявшись за руки. В те далекие времена ей нравилось кататься.

…Несмело оттолкнувшись от бортика, девочка заскользила по гладкому льду. Колени дрожали от напряжения, и казалось, ноги вот-вот разъедутся в разные стороны. Но она уже не помнила, когда в последний раз ей было так хорошо. Вместе с веселым мотивом в голове крутилась шальная мысль. Когда страх падения уступил место чувству совершенной свободы, а движения стали легкими, Софи приняла решение. Чего бы это ни стоило, не станет она больше отказывать себе и брату в маленьких радостях. И все у них будет. Не только еда и уголь — все. Сладости, нарядные вещи, интересные книжки, веселые прогулки…

Подумала и тут же в это поверила.

Новая жизнь Валету в чем-то даже нравилась. Жил в приличном доме, столовался неплохо. Ни тебе пьяных криков среди ночи, ни грязи, ни вони. Ни царского казначея, которому, хочешь, не хочешь, а треть честно заработанного вынь да положь.

Последнее радовало особенно. Но это все до поры, пока тратил накопленное, а закончатся деньги, придется либо в колоду возвращаться, либо новую семью искать. Иначе никак. Тьен слишком хорошо знал законы воровского мира и видел, что бывает с вольными художниками, промышляющими на давно поделенных территориях. Однако мысль стать самому себе царем, работать лишь на себя и ни с кем не делиться, приходила все чаще и увлекала все больше. И не денег было жалко — свободы, которую ощутил в полной мере в эти несколько дней, и теперь не желал отдавать…

Но это все — мечты. Реальность требовала конкретных решений и планов, и на третий день после своей «смерти» с одним вор определился четко: в колоду он не вернется. Город большой, найдет местечко получше, подальше от складов, смрадных доходок и дешевых кабаков, там, где публика поприличнее, жизнь вольготнее, и доходы, соответственно, повыше.

Осталось решить, где, и придумать, как.

Начал с разведки.

В сумерках, стараясь не попасться на глаза жителям соседних домов, Валет отправлялся на прогулку по городу. Серьезный, прилично одетый юноша не вызывал подозрений ни у случайных прохожих, ни у жандармов. Правда, однажды, когда он, задумавшись о своем, слишком долго прохаживался под окнами какого-то богатого дома, у него спросили документы, но проглядев сложенный вдвое листок, просто пожелали приятного вечера.

В игорном зале мамаши Бланшет остался на спинке стула пиджак, а в его кармане — паспорт на имя Тьена Реми (по названию ночлежки Сун-Рэми, к которой были приписаны все слободские малолетки) и с придуманной писарем на ходу датой рождения. Но бумажка с именем Виктора Навина, некогда доставшаяся вору вместе с кошельком и часами этого рассеянного господина, для общения со служителями порядка годилась ничуть не меньше, а то и больше, ведь вместо штампа канцелярии Западного округа, к которому относились заведомо неблагополучные районы, на ней красовалась печать Головного гражданского управления. А уж сколько там лет «подателю сего», семнадцать или двадцать пять, никто внимания не обращал.

За три вечера Валет успел обойти центральные улицы. В жилых районах надолго не задерживался: какой смысл разглядывать роскошные особняки, только в очередной раз внимание патрульных привлечешь. Куда больше его интересовали общественные места: магазины, кафе, гостиницы, парки, галереи. Конечно, не без толку. Обновил гардероб, узнал, где подают недорогой, но вкусный кофе и торгуют свежей сдобой и полюбовался картинами недавно открытого где-то в провинции дарования. Он даже в театр заглянул, справился о репертуаре, узнал цену на билеты и сколько берут ушлые статисты за то, чтобы провести за кулисы в гримерку к приме.

У театра уже работали: в толпе сновали щипачи и съемщики, ненавязчиво обрабатывая ценителей лицедейского искусства. Отдельно сбывали по завышенной цене «лишние» билетики толкачи. А под видом программок можно было прикупить пикантные фотографические открытки, некоторые из них — с адресами. Дело было поставлено широко и не вчера, но пирог был не так уж велик, чтобы попытаться и себе оттяпать кусочек. Правда, Тьен не сдержался, прошелся от касс неторопливым прогулочным шагом — разжился серебряной визитницей. Просто так, чтобы пальцы не отвыкли. Но глаза на театральной площади тоже имелись, и он дал себе зарок впредь сюда не ходить, разве что на спектакль, в качестве зрителя. Однажды…

Гостиницы. Одна шикарная: три этажа роскоши, вышколенная прислуга, электрическое освещение. Две другие — попроще. И там, и там вовсю кипит работа. И там, и там Валету не понравилось.

Та же ситуация с ресторанами и кофейнями.

Территория гарантированной прибыли, как назвал он для себя подобные места, давно поделена, и новичку вряд ли выделят лучшее место.

Церкви? Ха! Даже соваться не стоит.

Магазины?

Нет, нет и нет.

Вор сам себя не понимал, но все было не то и не так. Вроде и не слобода уже — чистенький, доходный район. Но не то!

Хорошо, время и деньги еще были. Можно было присмотреться, подумать. Этим он и занимался. Гулял, наблюдал. Покупал в газетном киоске вечерний номер «Курьера» и присаживался у окна какой-нибудь тихой кофейни. Просматривал газетные статьи и глядел через тронутое изморозью стекло на гуляющих горожан.

К слову, о газетах: странное дело, но Тьен не помнил, чтобы кто-то когда-либо учил его читать. Зато помнил, как еще стоя с жестяной кружкой на Людном перекрестке в ожидании милостыни разбирал по слогам вывески и надписи на афишах, а после стал подбирать выброшенные другими новостные листки. Помнил, как лет в семь-восемь (своего точного возраста он никогда не знал) долго присматривался, прежде чем стащить в лавке старика-букиниста книгу сказок с большими яркими картинками, и как потом отчего-то устыдился, в первый и в последний раз, и через день принес книжнику деньги. Тот ничего не сказал на это и легавых не кликнул, хоть Валет, который тогда еще не был валетом, был готов к такому повороту и настроился бежать в любой момент, просто убрал монеты в ящичек и пригласил заходить еще.

Два года назад старый Михал умер. На его похороны пришло всего два человека: отпевавший покойника священник и Тьен…

— Удивительно в наше время встретить юношу вашего возраста, таким образом проводящего вечера.

Вор поднял взгляд и увидел остановившегося у его столика господина лет шестидесяти, лысоватого, но с пышными седыми баками и густыми, подкрученными вверх усами. На красном мясистом носу незнакомца блестели очки в тонкой серебряной оправе, а глаза, мутные, с мелкой сеткой полопавшихся сосудов глядели с искренним любопытством.

— Позволите присесть?

Свободных столиков в кофейне было предостаточно, но Тьен сложил газету и указал мужчине на стул напротив:

— Прошу вас.

Люди, отличные от тех, с кем ему приходилось сталкиваться в повседневной жизни, всегда занимали Валета. Даже Ланс не знал, а если бы узнал, то не понял бы того, что раз или два в месяц, наведавшись в бани, причесавшись и принарядившись, он шел через заставу, за ярмарочное поле и парк, чтобы побродить среди экспонатов очередной выставки в галерее Амир или посетить собрание литераторов. Хотя, по правде сказать, слышать иных из них было истинной мукой…

— Жак Морис, коммивояжер, — представился любопытный господин.

Коммивояжеров в коллекции интересных знакомцев Тьена еще не было, и вор мысленно поставил галочку.

— Виктор Навин, — назвался он, вспомнив о лежащем в кармане паспорте. — Рад знакомству, господин Морис.

Когда нужно было, манеры у Валета были первоклассные. Колода учила музыке[3], книги — премудростям этикета. Бывало, конечно, путался и, засветив промеж глаз выловленной в своем посаде шушере, вежливо просил внять представленным аргументам и впредь не посягать на чужие территориальные права. Но чтобы какого гоголя цивильного на «ты» да по матушке — никогда: все через «простите», «извините» да «будьте добры». И человеку приятно, и те же часы с кошельком у него отработать сподручнее.

У господина Мориса часы, к слову, были видные, фирмы «Броккен и Броккен» — за такие любой скупщик не меньше семи листров отвалит. И лопатник раздутый под пиджаком выпирал. А с другого бока едва заметно оттопыривал карман небольшой пистолет, из чего Валет заключил, что коммивояжер — профессия прибыльная, но сопряжена с некоторыми рисками.

— Я обычно не бываю столь назойлив, — сразу же извинился господин Морис. — Но, в самом деле, нечасто увидишь молодого человека, коротающего вечер за чтением газет вместо того, чтобы… — Мужчина неопределенно повел рукой, и для Тьена так и осталось загадкой, чем же, как правило, занимаются юноши его возраста.

Вор в искреннем смущении пожал плечами.

— Позволите небольшое предположение? — продолжил коммивояжер. — Вы подыскиваете работу?

Весьма прозорливо, хоть в объявления о постоянных и сезонных наймах на последних страницах «Курьера» Тьен никогда не заглядывал.

— Нет, — ответил, тем не менее, он. — Всего лишь просматривал новости.

— И что думаете? — Тут же среагировал разъездной торговец: судя по блеску в глазах, решил уличить в обмане. — Будет война?

— Сомневаюсь, — протянул вор, удержавшись от улыбки. — В бюджет не заложены дополнительные траты, а Ренальские острова слишком незначительный повод для полномасштабных военных действий — голые скалы, непригодные для развития аграрного хозяйства, и не имеющие богатых природных запасов. Полагаю, данный конфликт разрешится в кабинетах чиновников.

Положа руку на сердце, Тьен не понимал и половины только что им сказанного, но память у него была отменная, и коммивояжер остался впечатлен.

— Однако! — воскликнул он. — А вы прелюбопытнейший экземпляр, Виктор.

Юноше стоило усилий не поморщиться: он-то себя считал собирателем занятных экземпляров, а тут наткнулся на конкурента. С такими ухо нужно держать востро.

— Чем вы занимаетесь, позвольте узнать?

— В настоящее время готовлюсь к поступлению в мастеровое училище, — привычно соврал вор и тут же заметил, как изменилось к нему отношение господина Мориса.

— В училище? — переспросил тот с некоторым пренебрежением. — Мне показалось…

Странно, когда прежде он заявлял о своем желании получить рабочую специальность, это тут же принимали на веру, и никому ничего не казалось.

— Продолжайте, — сухо, с оскорбленной миной потребовал Валет.

— Ежедневно я общаюсь со многими людьми, — издалека начал господин Жак, — и мне кажется, научился по первому впечатлению составлять мнение о человеке. Это помогает в работе, и подобная гимнастика не дает заскорузнуть мозгам. С первого взгляда вас сложно принять за… хм, пролетария.

Значение слова «пролетарий» Тьену было известно, и с выводами господина Мориса сложно было не согласиться.

— И за кого же вы меня приняли?

Коммивояжер снял очки, протер запотевшие от тепла стекла, вновь надел и критически оглядел собеседника:

— Ну-у… На вас недорогой, но достаточно презентабельный наряд, и чувствуете вы себя в нем вполне комфортно. Услугами цирюльника пренебрегаете не первый месяц, но среди молодежи это встречается. Читаете бегло: я заметил, как скоро вы водили глазами по строкам. Руки… — Валет внутренне напрягся: руки — рабочий инструмент вора, а по инструменту несложно опознать и мастера. Но, очевидно, господин Морис прежде не водил знакомств с карманниками. — Руки, не привыкшие к тяжелому физическому труду. Я бы сказал: пальцы музыканта или художника. Воздержаны в страстях, раз уж предпочитаете чашечку кофе пивной кружке. И еще множество мельчайших нюансов, по которым я заключил, что происходите вы из интеллигентной, хоть и не слишком обеспеченной семьи. Приходите сюда, потому что вам претят удовольствия, которые вы могли бы себе позволить, а то, что пришлось бы по душе — увы, не по карману… Уж простите, если обидел своими предположениями. Возможно, они ошибочны. Вполне возможно, ведь я решил, что вы заняты поиском достойной работы, чтобы поправить свое материальное положение, а вы… Училище, так училище. Если после собираетесь продолжить обучение и стать инженером — почему бы и нет?

Бедняга коммивояжер совсем запутался. Нельзя было не признать наличия логики в его рассуждениях — да-да, что такое логика, Тьен тоже знал — но стоило выбрать иной «экземпляр» для исследований. Валет легко менял маски и вживался в окружение, а в новой жизни сам еще не определился с образом — где уж другим его разгадать?

Однако начатая господином Морисом игра показалась ему увлекательной.

— Я так и намеревался поступить, — сказал он в ответ на предположение о дальнейшей учебе на инженера. Выдержал паузу и поинтересовался у собеседника: — Позволите поделиться некоторыми наблюдениями относительно вас?

— Буду вам признателен. — Мужчина со снисходительной улыбкой откинулся на спинку стула.

— Вы не местный, проездом в городе. Да и вообще много путешествуете, что, впрочем, следует из вашей профессии. Приехали не более двух часов назад. Взяли номер на одну ночь… в «Звезде Альвина», полагаю.

— Позвольте! — обескураженно вскричал почтенный коммивояжер, и редкие посетители кофейни обернулись на него с интересом. — Как вы… Откуда?

— Догадался? — Забава определенно понравилась Валету. — Очень просто. О роде своих занятий вы сами мне рассказали, так что несложно догадаться, что у вас в саквояже. Образцы продукции, не так ли? Стало быть, вы и сейчас на работе. Вполне вероятно, что в чужом городе, а значит, остановились в гостинице неподалеку. Если бы взяли номер больше, чем на сутки, вам предложили бы оставить ценности в гостиничном сейфе, и не пришлось бы носить с собой всю выручку за последнее время. А приехали бы до семи — наверняка успели бы сдать все в банк…

Он, конечно, сболтнул лишку, показав, что положил глаз на раздутый бумажник и слишком много знает о работе банков и гостиничных сейфах (предлагали как-то дельце — отказался, но кое-что запомнилось). Однако господин Морис ничего предосудительного в его рассуждениях не углядел и, судя по виду, жаждал продолжения. Тьен не стал его мучить:

— Здесь три гостиницы. «Золотой двор» слишком дорогое удовольствие на одну ночь, а в «Валеантине» отличная ресторация, и вряд ли бы вы пришли сюда.

— Браво! — восхитился случайный знакомец.

Валет лишь плечами пожал. Когда с малолетства работаешь на улице, глаз должен быть наметан на подобные вещи. Нужно уметь с одного взгляда прикинуть, что за человечек перед тобой, много ли носит в карманах, стоящие ли у него часы, и сразу ли брать или подождать, пока хмельной будет возвращаться из кабака, а до того определить, что идет он именно в кабак. В общем, привычное дело.

— И еще одно, — рискнул предположить Тьен. — Раз уж вы решили, что я подыскиваю работу, то, очевидно, намеревались мне ее предложить.

— Ваша прозорливость поражает, юноша! Я действительно…

У Валета не только пальцы были музыкальные, но и слух: фальшь он чувствовал на раз, а господин Морис немного перебрал с восторгами. В мозгу словно что-то щелкнуло, и все вмиг встало на свои места. Тьен разочарованно вздохнул. Нет, дело вовсе не в том, что он сидит в этой кофейне, а не в кабаке, и не в том, что в руках у него газета вместо стопки водки. Увидь коммивояжер его в другом образе и в другом месте — его или любого другого парня — все равно попытался бы подойти и завязать разговор.

Вор рассеянно слушал об увлекательнейшей жизни разъездного торгового представителя, о радости знакомства с новыми людьми и местами, о романтике путешествий, щедро приправленной солидными заработками. Сидел неподвижно, позволяя вошедшему в раж мужчине лить патоку в свои увешанные лапшою уши, а когда поток красноречия пошел на убыль, воспользовался паузой и спросил как бы между прочим:

— За привлечение новых сотрудников ваша компания, должно быть, выплачивает неплохую премию?

— И это тоже. У вас будет немало способов получить дополнительный доход…

Увлекшись, рассказчик не понял подоплеки вопроса, но наткнувшись на холодный взгляд собеседника, резко умолк.

Однако визитку Валет, прощаясь, все же взял.

Взял бы и пухлый бумажник, как компенсацию за бесцельно потраченное время, но вспомнил о пистолете, лежащем в другом кармане пиджака коммивояжера… И взял пистолет.