Там, где возрождалась птица Феникс

Глава VIII НА СОКОТРИЙСКОЙ СВАДЬБЕ

С Ахмадом, молодым парнем из Хадибо, нас связывает старая дружба. Когда отец юноши Хамудеш серьезно заболел (у него, очевидно, была пневмония), помог только привезенный мной на остров пенициллин. Ахмад поведал мне, что давно хочет жениться — ведь ему уже двадцать лет, — да отец не позволяет. И вот наконец Ахмад пришел ко мне, чтобы пригласить на свадьбу: его давнее желание сбылось.

— Женитьба — дело серьезное и, наверное, требует большой подготовки? — спросил я юношу, когда мы уселись на пальмовые циновки и налили себе по чашке ароматного чая с козьим молоком и кардамоном.

— Да, чтобы жениться, надо встать на ноги: ведь придется содержать семью, — пояснил Ахмад.

— Но ведь у вас, на Сокотре, махр (выкуп за невесту) невелик, уж, наверное, десяток баранов у тебя набралось бы? — расспрашиваю я.

— Не только в махре дело, — ответил Ахмад. — Даже если бы у меня не хватало этих денег или баранов, я бы мог одолжить у родственников или у других людей мы всегда помогаем друг другу, и мол родители многим помогли. В крайнем случае я пошел бы за помощью в горы, к соплеменникам. Только пока я не смогу содержать семью и вести свое хозяйство, родители все равно не позволили бы мне жениться.

— А теперь отец согласен?

— Да, теперь он сразу согласился, даже пообещал заплатить за меня махр, — сообщил юноша. — Я было попросил приятеля пойти со мной к отцу, чтобы уломать его, но этого не потребовалось.

— Кого же ты выбрал, — поинтересовался я, — горянку?

— Да мне было все равно, кого выбирать, — просто-душно признался Ахмад, — лишь бы жениться, ведь я уже взрослый! А приятель посоветовал одну девушку, она дочь Хамдинну — мукаддама (вождя) племени Ка’рёхи.

— Наверное, красивая девушка?

— Наверное, — охотно согласился юноша.

— А ты получил согласие родителей девушки и ее самой? Был у них?

— Что ты, я там не могу появиться до свадьбы, — ответил Ахмад. — Когда мой отец согласился, он позвал с собой моего приятеля и отправился к родителям девушки. Они говорили с отцом Фатмы, старым Хамдинну. Старик сначала заупрямился, сказал, что сомневается, пора ли Фатме выходить замуж. Он, мол, даст ответ только после того, как ее осмотрит шибиб и скажет, что девушку можно выдать замуж.

Позднее мне подробнее рассказали об этом обычае, принятом на острове. На Сокотре, как, впрочем, и в Йемене, часто женятся очень рано. Девушки выходят замуж в тринадцать-четырнадцать лет. Иногда родители выдают замуж десяти-двенадцатилетних девочек. Сами родители, как правило, не знают, сколько лет их дочери, и, чтобы определить, созрела ли она, приглашают опытную старуху, шибиб, каких много в каждом селении. Шибиб определяет, пришла ли девушке пора вступать в брак, а также удостоверяет ее девственность. Юноши в основном женятся в более позднем возрасте, но состоятельные семьи иногда женят и тринадцатилетних. Я встречал молодого человека лет под тридцать, у которого уже есть внук.

— Но отец уговорил старика, сказал ему, что я не арби и девушку не обижу, даже если она еще ребенок, продолжал Ахмад. — С этим можно и подождать, главное — жениться.

Арби — буквально «араб», но здесь это значит «чужак». Так называют всех приезжих на остров с материка. Чужаки часто приезжают сюда жениться на сокотрийках. Дело в том, что махр здесь намного меньше, чем на континенте. Совсем недавно можно было жениться всего за пять динаров (один динар — чуть больше двух рублей) — заплати их семье девушки, и она твоя. Сейчас выкуп чуть больше, и жениться труднее, но все-таки проще, чем в Йемене. Махр до сих пор кое-где платится в натуральном виде — овцами и козами. Раньше бедная семья зачастую отдавала девочку в жены старику, предложившему хороший махр и богатые подарки всем членам семьи. Еще проще, чем с женитьбой, обстояло дело с разводом: муж оставлял женщину и забирал обратно деньги или скот, заплаченные за нее; на них он мог жениться еще не один раз. До революции 1967 г. богатые купцы, владельцы рыбачьих лодок — хури и самбуков, родственники султана Бин Афрара жили с женой два-три года, а потом меняли ее на более молодую. Теперь новый закон о семье, принятый в НДРЙ, запрещает возвращение выкупа, а также ограничивает двадцатью годами максимум разницы в возрасте между супругами. В Хадибо мне показывали старика, который был известен особой широтой в семейной жизни: он женился более шестидесяти раз! Завидев в моих руках камеру, старик вприпрыжку бросился к дому, прикрывая руками лицо: недавно у него отобрали и его лавки, и самбуки, которыми теперь владеют сами рыбаки, и старый греховодник боится всего на свете.

— Смотри, Ахмад, — говорю я парню, может, тебе не стоит жениться на такой молодой?

— Не беспокойся, если ишбиб не позволит, я к ней не прикоснусь, пока не подрастет, — уверяет Ахмад и продолжает: — Потом Хамдинну согласился, они договорились о махре, о подарках и о том, что свадьба состоится сегодня. Сегодня утром мать и брат увели девушку в гости и вернутся с ней только после захода солнца, чтобы она не видела приготовлений к свадьбе и пи о чем не догадывалась.

— А что будет дальше? — интересуюсь я.

Часов в пять около дома ее будет ждать группа мужчин. Один из них неожиданно набросится на нее, напугает, а другие начнут бить в табли и петь. Потом будет тарьх — обряд украшения девушки. Фатму введут в дом, женщины уложат ее в постель и сообщат о предстоящем замужестве. Примерно в течение часа женщины будут веселиться, петь, стучать в табли и рассказывать ей обо мне. Затем женщины уйдут, и с ней останутся только родственники.

— А если она не согласится? — спрашиваю я.

— В конце концов она обязательно согласится. Ведь все девушки рано или поздно выходят замуж, как же иначе? — убежденно растолковывает мне Ахмад. — А шотом ей нужно будет выбрать двух свидетелей, которые вместе с моим отцом и приятелем пойдут к кады и подтвердят, поклявшись на Коране, что девушка согласилась выйти за меня замуж по доброй воле, самолично и без битья. Свидетелями могут быть родственники девушки, например ее отец. Тогда кады запишет нас мужем и женой.

И вот наступает праздничный вечер. У дома Хамдин-ну собирается много народу, в одной стороне — мужчины, в другой — женщины. Отец Ахмада пригласил на свадьбу сына две группы музыкантов — маальма и тэлюд. Маальма знают арабский язык, они играют на флейтах, бьют в табли и распевают арабские ритуальные песни, предписанные мусульманским культом для исполнения на свадьбах. Тэлюд тоже играют на таблях и поют, но на сокотрийском языке, и поют они чудесные самобытные народные песни, которые сокотрийцы передают из поколения в поколение с незапамятных времен.

Уау, йе уау, — твердят тэлюд, запевая очередной куплет, а весело отплясывающие гости вторят им и с силой бьют в ладоши, чеканя удары так, что оглушительные хлопки образуют вместе с грохотом таблей неповторимый ритмический рисунок. Вот несколько юношей, выстроившись в ряд, подпрыгивают на одной ноге под аплодисменты и возгласы окружающих. Воодушевившись, они изо всех сил вбивают босые ноги в пыль. Навстречу им двигается другой ряд, из девушек. Их движения грациозны, глаза скромно опущены вниз, шаги более медленны, девушки подрагивают плечами, колышутся красные, желтые, зеленые и черные платья, обшитые серебряными нитками, позвякивают многочисленные украшения. Долгий танец показался бы однообразным, если бы не волшебный ритм, который даже меня заставляет подпрыгивать на месте, хлопать в ладоши и трясти головой.

— Где же невеста? — спрашиваю я счастливого Ахмада.

— Она сидит дома вместе с дядей и матерью. — отвечает юноша. — Сегодня она не имеет права выйти из дому, да и завтра еще целый день просидит дома взаперти, а к вечеру я приду туда со своими подарками и только тогда проведу у нее первую ночь. Когда мы станем мужем и женой, то поживем в доме Хамдинну еще два-три дня, а потом я заберу ее к себе. Через несколько дней у нас дома будет еще один праздник, на который я позову только родственников и соседей, в том числе И всех соседских женщин тоже, тогда Фатма будет участвовать в торжестве вместе с ними.

Тем временем приносят угощение, и начинается пир. На циновки, расстеленные во дворе дома Хамдинну, ставят большие подносы, на которых дымятся горы риса, политого соусом из красного перца. Сверху — куски вареной козлятины. Мне достаются самые лакомые кусочки — глаза, язык и печень. Насытившись, гости переходят к чаепитию. Музыканты же продолжают играть: для них организуют специальную трапезу после полуночи.

В это же время, часа в два ночи, к девушке пойдут мужчины с женихом в сопровождении Хамдинну. Мужчины, оставшись у дверей, будут петь и стучать в табли. В комнату, где ждет оберегаемая дядей и матерью невеста, войдет только сам Ахмад. Он совершит масх — одарит будущую жену. Покрасовавшись перед Фатмой, он положит ей на голову денежную купюру — не менее десяти шиллингов. Это символ состоятельности жениха и его способности заботиться о семействе, его первый подарок невесте. Одновременно это несколько запоздалые смотрины. Мужчины будут еще веселиться до рассвета, пока не настанет время утренней молитвы, потом после краткого затишья и завтрака праздник продолжится вновь.

На другой день гирефэ — что-то вроде глашатая — оповещает о свадьбе всех женщин поселка, и после полудня все они под веселую свадебную музыку собираются во дворе невесты. Повеселившись, женщины переходят к торжественной процедуре сбора денег: каждая из них кладет на блюдо определенную сумму, а специально приглашенный писарь катиб — записывает в тетрадку, кто сколько внес. Эти деньги пойдут родителя?! невесты. В этот день все женщины поселка, имеющие дочерей, возвращают матери Фатмы те деньги, которые она когда-то дарила в день их свадьбы, и добавляют еще кое-что от себя. Когда придет свадьба их детей, Фатма, если у нее к тому времени будет дочь, вернет долги, также добавляя от себя столько, сколько сможет. Эта добавка с новым «процентом» вернется к Фатме, когда придет черед ее дочери. Если у Фатмы не родятся девочки, ее не будут приглашать на сборы денег и возвращать долги придется ее матери. Ведь женщины, не имеющие дочерей, не вносят вклада: может быть, некому будет отдавать долг?

Писарь скрупулезно регистрирует все эти сложные расчеты, хотя, как мне говорили, женщины и без того держат их в памяти многие годы. Так узы взаимной помощи и поддержки связывают поколения сокотрийских женщин. В горах, где денег почти не знают, помощь оказывается в натуральном виде: баранами, маслом.

Вероятно, этот интересный обычай отражает ту большую роль, которую играет женщина в сокотрийском обществе, в его хозяйстве. Однако на свадьбе Фатмы я замечаю, что наибольшее беспокойство по поводу того, договорились ли с гирефэ и придут ли вовремя все женщины, проявляет отец Фатмы.

После того как женщины выполнят свой долг, их приглашают на праздничную трапезу. На циновки ставятся миски с жидким коровьим маслом, кружки с молоком, специально для гостей разрезаются бурдюки с набитыми туда еще летом, очищенными от косточек финиками.

В комнате у Фатмы лежит кучка серебряных украшений, подаренных ей родителями: по шесть-десять браслетов на каждую руку, ножные браслеты, несколько пар серег. Вечером Ахмад принесет свои подарки — сабха. Это платья различных цветов: желтое, красное, зеленое и черное, а также много благовоний, ароматических масел и притираний, сурьма, чтобы подводить глаза. Через день к Фатме соберутся соседки: посмотреть, какие подарки сделал ей муж.

Обычно, получив подарки от родственников, невеста после свадебного пира уточняет:

И все эти вещи наши или «напоказ», чтобы люди видели?

Дело в том, что неимущая семья одалживает у родственников или друзей вещи, которые при гостях дарят невесте. Это и есть подарки напоказ — ди фэнэ (буквально «для лица»), чтобы гости не осудили семью за скаредность. После того как гости и соседи оценят подарки, разглядят, пощупают их и разойдутся по домам, веши возвращаются их владельцам. Поэтому сейчас Фатма, узнав, что все дареное останется у нее, очень обрадуется.

Когда невеста впервые входит в дом жениха, там, по старинному обычаю, должны зарезать барана и плеснуть свежей, дымящейся крови у порога ей под ноги, так, чтобы она переступила через кровь, на худой конец, можно облить кровью косяк двери. Соседи проводят Фатму до дома жениха и проверят, соблюдены ли все обычаи…

Только через несколько дней, заглянув в дом Ахмада, я увидел его молодую жену. Девочка лет тринадцати, еще смущенная своей новой ролью, вынесла нам поднос с чаем. Юное лицо ее было смазано ароматичным желтоватым маслом, в одном из крыльев носа блестела золотая мушка, в ушах — большие серьги. Но уже теперь в ней заметна была та горделивость и статность, которые отличают женщин Сокотры.