Там за Гиндукушем

Там, за Гиндукушем. Книга IV.

ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ

Историко-приключенческий роман

Книга опубликована:

Отдельное издание © Владимир П.ПАРКИН.

ISBN 978-5-906066-05-3.

В изданном втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".

Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.

ISBN 978-906066-04-6.

Окончание в начале третьего тома - ISBN 978-5-906066-09-1

Историко-приключенческий роман.

Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"

***

«Меч и крест ротмистра Кудашева»

Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.

Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –

1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».

Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».

Книга третья: «Хиндустанский волк».

Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».

Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".

«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.

ПРОЛОГ

На броне снова надпись «За Родину!».

Под ногами звенит Гиндукуш.

К перевалу в три десять уходим мы —

Три десятка отчаянных душ.

Прощай, родимый край.

Труба нас не зовет.

Смотри и не зевай,

Судьба нелегкая нас ждет!

Мы себя не считали героями,

Под «Славянку» равняли свой шаг.

Мы не знали, чего все мы стоили,

И не знал нас еще душман-враг!

Прощай, родимый край.

Теперь мы — «шурави»,

Смотри, не забывай,

Что значит слово «душмани»!

Не забыть боевое крещение,

Не забыть Герирудский блок-пост.

Пожелайте друзьям воскресения,

Тем друзьям, за кого «третий тост»!

Прощай, далекий край.

Всегда мы — «шурави»,

Смотри, не забывай,

Что значит слово «душмани»!

*** ***** ***

Документ № 55.

«Дневник»

Александра Георгиевича Кудашева.

Извлечение:

… «Осень, октября дня 22, года 1937 от Р.Х.

Гималаи, танг гхати (ущелье) Киштвари, нади (река) Киштвари, бхуми прадэш (родная земля, княжество – или princely state) Киштвари.

… Давно не раскрывал свой дневник. Потерял счёт дням. Пришлось пересчитывать с солнечного календаря Киштвари на юлианский. Оказалось, не пропустил дня своего рождения. Пятьдесят шесть - дата не юбилейная. На Востоке - возраст почтенного старца. Аксакала - "белой бороды". Зеркало показывает, в моей бороде перца пока больше, чем соли. Для русского - нормальный возраст. На коня еще могу подняться без стремени. Шампанского не будет. Отмечу день рождения в своей душе. Воспоминаниями и скромными молитвами. Одни молитвы – за упокой, другие – во здравие. Одни мои родные и вечно любимые – ушли навсегда, другие – далече. Но все они, близкие мои, всегда со мной. Их образы не меркнут ни от времени, ни от расстояния, разделяющего нас.

Да, мои записи могли бы быть более систематическими. Было время, вёл дневники по служебной надобности, отмечал каждую заметку точными ссылками на дату, время, территорию. Должно быть, эти дневники и по сей день хранятся в архивных подвалах ведомства, если только их пощадил огонь 1917 года.

А что здесь? Воспоминания. Реальные события не могли быть доверены листу бумаги в реальном времени ни коим образом. На это не было ни времени, ни физических возможностей. Более того, это было смертельно опасно, как для самого автора этих строк, так и для его окружения. Ибо происходило это в годы, когда жизнь человеческая была дешевле стоимости патрона, и уж несравненно дешевле куска обыкновенного хлеба!

Так и вышло, что события года 1911-го предваряют события 1905-го, дни 1924-го описаны сразу за днями 1912-го. И везде – воспоминания о детстве, отрочестве, студенческих годах… Менее всего строк о войнах русско-японской, русско-германской. Очень больная тема, вспоминать не хочется, а писать – заново переживать… Перечитываю старые заметки о предполагаемом и уже исполнившимся будущем. Планы, прогнозы. Увы, никогда не мечтал стать пророком в своём отечестве, но из предположений и выводов, переданных по команде, сделанных на основе гигантского объёма собранной, проверенной и изученной информации – сбылось практически всё! Радоваться нечему. Лучше бы не сбылось! А не сбылось бы – не торчал бы на старости лет один, как перст, в царстве гималайских гномов – Киштвари! Даже выпить в день рождения не с кем, а в одиночку… Потом только застрелиться!

Так вот получается, что прошлое, настоящее и будущее – три формата времени действительно сосуществуют единомоментно! Религиозные философы утверждают, что это так и есть. Хотелось бы верить. Такая догма – основа бессмертия сознания каждого отдельно мыслящего индивидуума. Да, Индия – страна философов.

Что ж, в этом ключе и продолжу свой дневник. Что вспомню, то и напишу. К бесу систематическую хронологию. Жизнь не шла и не идет по линеечке. Все в ней взаимосвязано: и настоящее, и прошлое, и будущее... Кто прочтет – разберётся!»…

Александр Георгиевич Кудашев.

…………………………………………..

* Примеч.: В тексте «Дневника» нет точных биографических данных об его авторе А.Г.К. – ротмистре Отдельного Корпуса жандармов в отставке, бывшем военном агенте 1-го квартирмейстерства Управления Главного Штаба Российской Империи в Персидском Исфахане, et cetera, et cetera, et cetera…

…………………………………………..

*** ***** ***

Глава I

Шурави майор Найдёнов, военный советник МВД ДРА. Принц Королевства Киштвари. Золотая капсула. Первое боестолкновение. Сколько в долларах может стоить русский офицер. Как считают на пушту. Путь к перевалу. Пограничный пост – Дех-Зартихон-Сархад. Стихийное бедствие. Ущелье Кафири. Кто такие агнираширы. Цена доверия.

Афганистан. Северный склон Восточного Гиндукуша. Долина реки Пяндж. Ваханский коридор.

25 апреля 1980 года. 07,32 Душанбинского времени.

Истекали трое суток от времени десантирования разведгруппы, возглавляемой майором Александром Георгиевичем Найдёновым, военным советником при МВД Демократической Республики Афганистан.

Десантировались 22 апреля 1980 года в 07,34 Душанбинского времени.

Начальные сорок километров пути от афганского Ишкашима до кишлака – дех на дари – Уруп прошли в первые четыре часа.

Маршрут и график движения утверждался в МВД, был согласован с самим министром. Требование максимальной скрытности передвижения по всему маршруту движения Найдёнов про себя почёл «условным» для исполнения. Узкая полоса левого афганского берега реки Пяндж в некоторых местах сходила на «нет» в пределах тропы, на которой двум пешеходам разойтись – проблема! Не возражал, знал, все понимают всё правильно. Говорят то, что говорить обязаны. А отвечать за операцию будет только шурави майор Найдёнов!

Шли по бездорожью, где быстрым шагом, где перебежками, где уверенной трусцой. Северный склон Гиндукуша не позволил группе передвигаться совершенно незамеченной. Слева – мутные буруны Пянджа. Справа – чаще всего голые стены скал, уходящих в заоблачную высь, сменяющиеся каменными осыпями, хаосом гранитных обломков, что в нужный момент позволят укрыться от чужих глаз, но в которых велик риск на бегу сломать себе ногу!

Тем не менее, старались на тропу, с великой натяжкой именуемой дорогой, не выходить. И, конечно, ни в коем случае армейские ботинки не должны были оставить ни одного следа на крестьянских полях, зеленеющих всходами пшеницы, риса, проса, а то и конопли.

Прибрежные посёлки – дех – или, как их называют «шурави» по-русски – кишлаки – отстоят друг от друга в среднем на четыре-шесть кэмэ. Каждый квадратный метр земли, пригодный для посева, засеян и ухожен. Каждый посёлок – маленький сад. Уже отцвели урюк и вишня, но гранаты будут цвести всю весну, всё лето. На более-менее пологих горных склонах, спускающихся к Пянджу, можно увидеть крестьянские поля – шедевры террасового земледелия. Иное такое поле по своей площади не превышает площадь, иной кухни городской квартиры.

Берега Пянджа и бесчисленных его притоков украшены пирамидальными тополями. Тополь – основная деловая древесина Памира и северного склона Гиндукуша. Только на его южном склоне можно услышать смоляной аромат соснового леса.

Весь спектр зелёного цвета так и просится на картину маслом.

Многие кишлаки также строятся на склонах хребта. Так, крыши домов первой террасы – дворик либо крутая тропа для домов второй террасы.

Для группы Найдёнова такие террасы – лишние километры тяжёлого обхода вверх и вниз по горным отрогам.

Найдёнов отмечал пройденный путь точками на карте с указанием времени прохождения. Пяндж – река пограничная, разделённая по главному фарватеру на Советскую и Афганскую стороны.

Кишлак Ишкашим – на афганском берегу Пянджа, город Ишкашим – на советском.

Кишлак Фтур – на афганской стороне, посёлок Дашт-Сулейман – на советской.

По афганскому берегу тонкая ниточка тропы. По советскому – асфальтированный тракт от Хорога до самого Мургаба. По афганской тропе – редкие пешеходы да гружёные ослики, по советскому тракту – большегрузные самосвалы, легковушки, автобусы. Наглядно? Сравнению не подлежит: афганцы – народ не завистливый. Была бы крыша над головой, лепёшка на ужин, и слава Богу!

– Раз, два, три! – задает темп движения Найдёнов. Группа идет ровно, никто не отстаёт. Месяцы тренировок не прошли даром. Бойцы местные, к горному воздуху привычные. Найдёнову труднее всех, но кто это заметит? Он командир, он пример для подчинённых.

Прошли кишлаки Казидех, Уарк, Кишнихан… Остановились на двадцать минут. По глотку воды. Снова в путь. Привал ранее дех Урупа не предполагался.

Задание было и простым, и сложным одновременно. Пройти маршрут максимально скрытно. Не инициировать никакие контакты ни с местным населением, ни с частями сороковой армии ТуркВО. В случае невозможности уклониться от военных патрулей ограниченного контингента либо нарядов царангоя, предъявлять предписание МВД. Уточнить, какие участки дорог, переправы, мосты, перевалы и прочие объекты – кем и каким образом охраняются. При встрече с вероятным противником, по возможности, уклониться от боестолкновения. При невозможности, уходить к ближайшему населённому пункту, прикрываясь огнём. Выходить в эфир, докладывать, вызывать вертолётную группу огневой поддержки. Было и второе задание. В заданном квадрате встретиться с нужным очень важным человеком. Кроме Найдёнова этого человека не должен увидеть никто из группы. Получить от человека капсулу с микрофильмом. Во что бы то ни стало вернуться живым и доставить капсулу в МВД. Во что бы то ни стало! Ни с чем не считаясь!

***

Наконец-то, дех Уруп! Сорок километров пути. Привал-днёвку на три часа устроили в ущелье реки Уруп, заросшем диким кустарником. Бойцы попадали на холодные камни. Отдышались. Выставили боевое охранение. Подкрепились. Некоторым удалось прикимарить пару часиков. Подъем, проверка оружия, экипировки. Команда: «Бегом, марш!». Снова в путь.

От посёлка Ургунт берег Пянджа усыпан песочком. Пляж. Но здесь не купаются. Вода ледяная, её мощь и скорость не везде, и не всякому пловцу по силам. Пяндж то мелеет в иных местах и протоками несет свои воды между бесчисленных островов и отмелей, то ревет и ворочает камни в теснинах скал, то расходится на добрую сотню метров от берега до берега. Сама природа охраняет на Памире границу СССР и Афганистана!

Ещё сорок километров на сегодня. Командир только успевает отмечать в планшете проходимые по времени точки – кишлаки: Дугургунт, Ургунт-Поен, Ургунт, Кашкандир. У дех Кашкандира малый привал на час. Не всем. Командир с радистом поднялись на высотку 3914. Проверили тригонометрический знак. Вышли в эфир. Доложились. Вернулись к группе. Снова в путь.

Слева Пяндж, справа горы – сам седой Гиндукуш! Река Кашкандир – «дарья» на фарси – бежит с его вечно снеговых вершин. Пошли кишлаки Пыгиш, Ямит, Хандут, Юзук, Ишмург. Миновали высоту 3169. Подниматься не стали.

У Абгаджа с севера в Пяндж впадает река Памир. С этой точки Пяндж Пянджем и зовется. Выше по течению имя у реки иное – Вахан-Дарья. По имени реки и вся долина зовется Вахан. А на картах у долины в пределах Афганистана имя политическое – Ваханский коридор! Конечно, «коридором», хоть и Ваханским, свою долину местные жители не называют. Британское имечко. Но назвали, как припечатали! Коридор – не просто слово – понятие. В архитектуре: узкий, длинный проход, предназначенный для сообщения между помещениями. Вот и Ваханский коридор – узкий, от пятнадцати до пятидесяти семи километров и длиной менее трёхсот км. Однако, какой проход? Куда? Здесь стены Гиндукуша в четыре, пять тысяч метров, увенчанные семитысячниками в ледяных шапках! Тупик, одним словом. Тупик ли?..

Группа майора Найдёнова в Ваханском коридоре не для того, чтобы его исследовать. У командира планшет подробнейших топографических карт масштаба два кэмэ на сантиметр. Почти новые, семьдесят шестого года. Но, как говорится, «гладко было на бумаге!». Правда, здесь не овраги, а обрывы, пропасти и ущелья глубиной не в одну сотню метров. И рельеф местности постоянен лишь относительно.

Неожиданные подвижки ледника, землетрясение, сход лавины, простой добрый ливень – способны в считанные минуты превратить узкое сухое ущелье в бешеную горную реку, сметающую на своем пути всё живое, деревья и кустарники. Способны обрушить гору, бездонной пропастью разрезать поля пшеницы, ухоженные тяжким трудом земледельцев, затопить выше крыш посёлок, простоявший на берегу Вахана не одну сотню лет.

Найдёнов не геолог, ему не отличить с первого взгляда известняк от песчаника или гранита. Но скальный монолит от сланцевой плитки или осадочной породы, спрессованной тысячелениями из глины, песка, округлых валунов и мелкой гальки, и коза отличит! На склонах такой горы столетиями стоят кишлаки горцев. Но беда, словно мина замедленного действия, уже обрекла гору на разрушение, а посёлок на провал в подземные глубины. Подобные осыпи на Памире и Гиндукуше не редкость. Вот, одно ущелье прошли, вошли в другое. Под ногами загремела каменная плитка. Здесь без шума не пройти. Плитка не только под ногами. Из неё сложены стены ущелья, целые горы поднимаются к небу. От беспокойства не избавиться. Кажется, стоит вынуть такую плитку из стены ущелья, и на тебя обрушится камнепад в сотню миллионов тонн! Конечно, лучше не трогать, лучше поскорее миновать опасную зону.

Тем не менее, отдать должное: природная каменная плитка – дешёвый местный строительный материал. Испокон веков горцы строят из неё свои дома, мостят ею дворики, кишлачные площади, дороги. По Пянджу ниже Хорога в Советском Таджикистане пограничная застава «Казачья» имеет своей базой старую казачью крепость, стены которой полутораметровой толщины сложены из этой самой плитки без раствора. Правда, и не как природные горные массивы. Каждый метр кладки перекрывается слоем почерневшего от времени соснового бруса – антисейсмический пояс! Землетрясения на Памире не редкость, но крепость стоит уже более сотни лет!

Группа Найдёнова продолжает движение. Позади остаются кишлаки Суслаин, Суст, Сусбала. Вот и последний в маршруте дех – Калайиуст – точка назначения. Дех Калайиуст стоит в дельте реки того же имени – Калайи-Уст-дарья.

Свернули в ущелье, стали подниматься в гору. Через два километра сделали привал. Пришли. Выставили охранение. Головной дозор проверил ущелье до самой стены. Всё чисто. Днёвка.

***

24 апреля 1980 года. 20,10 часов Душанбинского времени.

Вечером вышли на связь. Доложились. Всё в порядке. Ждали встречи.

С наступлением темноты Найдёнов в одиночку поднялся на правый склон ущелья. Не высоко, метров на сотню с не большим. Глянул на свои «Командирские» именные к тридцатилетию часы. Без минуты двадцать три.

Дождался, пока секундная стрелка сделает полный круг. Вынул из подсумка пограничный «ФАС-фонарь», проверил синий фильтр. Дважды коротко мигнул в сторону стены. Тут же пришёл ответ: три короткие с небольшими интервалами синие вспышки. Найдёнов мигнул еще раз. Остался на месте. Ждал. Минут через десять услышал осторожные мягкие шаги одного человека. Присел. Большим пальцем взвёл курок своего «Стечкина».

Человек остановился, сказал сначала на английском, потом на пушту:

– Донт шут! Ман дуст. Салам алейкум, шурави!

____________________________________________

* Не стреляйте! Я друг. Здравствуй, шурави!

____________________________________________

Найденов поставил пистолет на предохранитель, опустил в кобуру. Ответил на пушту:

– Ман дуст. Алейкум салам!

Спросил:

– Вы, уважаемый, случайно не заблудились? Могу показать дорогу или оказать гостеприимство.

Услышал в ответ:

– Как можно заблудиться в родных горах? Рад встрече. Мой господин ждет вас, мухтарам саиб. Прошу, дастархан уже накрыт. Сегодня Его Высочество окажет вам гостеприимство!

Всё было сказано правильно, с нужными интонациями в нужных местах. Найдёнов протянул человеку своё оружие рукояткой вперёд. Пояснил:

– Этот единственный. Больше нет.

– Благодарю вас, – ответил, принимая оружие, человек. – Приятно иметь дело с благородным и воспитанным офицером, мухтарам саиб! Можете называть меня Ибрагим-беком, саиб!

Ибрагим-бек сунул «Стечкин» за свой пояс. Повернулся к Найдёнову спиной. Жестом руки пригласил следовать за собой.

Через две сотни метров вершина ущелья узкой террасой повернула направо и природными ступенями начала подниматься по основной стене хребта. И Найдёнов, и бек время от времени освещали свой путь короткими синими вспышками фонарей. Склон горы, поднимающийся к небу почти вертикально, принято называть «стеной». Но не всегда он похож на стену, возведенную руками человека. Эта стена – хаос колонн, выступов, ступеней, трещин и впадин. Даже при дневном свете разыскать вход в пещеру было бы не просто. Но Ибрагим-бек шёл, как дикий зверь, на запах. Это был запах жареного козлёнка! Даже Найдёнов шагов за десять понял: где-то здесь вход в пещеру. Так и оказалось. Узкая щель, прикрытая со стороны ущелья вертикальной скалой, позволила войти в пещеру, не наклонив головы.

Сорок шагов в полной темноте по извилистому каменному коридору, под небольшим уклоном ведущего вниз, в чрево хребта, лишь время от времени освещающемуся синими вспышками фонаря Ибрагим-бека. На сорок первом шаге перед Найдёновым открылся просторный зал, уходящий далеко в гору, чьи сталактиты и сталагмиты сверкали своей ониксовой красотой, освещённые десятком переносных газовых ламп.

У очага с неярким огнём древесного угля суетился, поворачивая вертел с насаженной на него тушкой козлёнка, человек в длинной до щиколоток белой рубахе…

Найдёнов прикрыл от света, показавшемуся ему ослепительно ярким, глаза. Увидел: в стороне за складным походным столом на складном же стуле сидит молодой человек в военном мундире светлого хаки старого английского колониального образца. За его плечами – охрана и свита из нескольких человек.

Ибрагим-бек торжественно, но в полголоса, объявил:

– Ваше Королевское высочество! Согласно Вашему приказу русский майор Александр Найдёнов готов представиться Вашему Королевскому высочеству!

И, обращаясь уже к Найдёнову, тем же торжественным тоном продолжил:

– Мухтаррам саиб! Разрешите представить вам: Его Королевское высочество наследный принц Королевства Киштвари милостью Божией Александр Фитцджеральд Алан Мак’Лессон Гюль Падишах Искандер Зулькарнай, хранитель большой золотой печати, боевого меча и Великого Кидара объединённых царств Греции, Персии, Индии и Египта, великого жреца храмов богов Диониса, Афродиты и богоравного Геракла, завоевателя Мира Искандера Зулькарнай – Александра Македонского!

– «Не слабо!», – подумал Найдёнов, – «На последнем привале, мне, случайно, не подлили царандоевцы в чай макового молочка? С них станется!».

А к нему уже направлялся, судя по имени, потомок Александра Македонского собственной персоной. Его правая рука уже поднята для рукопожатия. На большом пальце сверкает сверхновой звездой бриллиант величиной с советский рубль шестьдесят первого года!

Поздоровались, обнялись, трижды, как в кинохронике, поцеловались.

– «Точно! Охумарили меня», – думал Найдёнов, – «Если в своём уме вернусь, такую пробежку царандою устрою, век будут помнить!».

Познакомились. Принц поинтересовался, имеет ли Найдёнов возможность передать послание непосредственно в МИД СССР. Найдёнов подумал с минуту и дал положительный ответ. Действительно, если его корреспондент – лицо иноподданное, то во взаимоотношениях МВД должно стать лицом второстепенным. Но не стоит забывать: майор Найдёнов – только курьер! Засёк время. На встречу больше часа ему не отводилось. Но принц уже подробно рассказывал о своём великом предке, его подвигах, победах, основанных городах, браке и внебрачных связях, тайнах рождений и тайнах отсутствия прямых наследников. Долго на память зачитывал собственную родословную. Лично Найдёнову вся эта, на его взгляд, ахинея, была не интересна. Но тренированный мозг старательно, уже независимо от сознания запоминал услышаное. Найдёнов знал, придёт час, и всё, рассказанное принцем, будет изложено на бумаге сначала на английском, а потом переведено на русский. Для начальства. Хотелось спать, хотелось есть. Человек в белом уже поставил перед Найдёновым блюдо с задней ногой козлёнка, обсыпанной мелко нарезанным зелёным луком и красным перцем.

– Кушайте, прошу Вас!

Найдёнов отломил кусочек белой лепёшки-нун и, окунув его в соль, положил в рот. Сделал глоток чая.

– Благодарю, Ваше Королевское высочество. Я воин. Я не могу есть жаркое, когда мои воины обедают сухим пайком. Если Всевышний позволит, я буду счастлив поднять бокал на празднике в честь вашей коронации!

Принц был растроган. Пожал Найдёнову плечо. Наклонился к уху и доверительно зашептал:

– Прошу Вас передать лично его Превосходительству министру Иностранных Дел господину Шах Мухаммед Досту, при возможности и послу Советского Союза: я, только я – законный наследник Королевского престола Киштвари. Узурпатор – мой родной дядя. Он убийца. Его руки в крови моей матери и двух моих старших братьев! Теперь он ищет меня. Ищет в Москве, где я закончил философский факультет университета имени Патриса Лумумбы. Ищет в Париже, где я закончил Сорбонну и защитился доктором математики. Ищет в Дели, в Калькутте, в Майями, в Ницце… Пора положить конец эти преследованиям. Передайте, я готов подписать с СССР полноценный договор, такой, какой уже подписан с Афганистаном. В его обеспечение я готов положить на депозит Госбанка более трёхсот миллионов долларов золотом и драгоценными камнями. Я готов предоставить неоспоримые доказательства по обвинению узурпатора в преступлениях против человечества. Я имею доказательства своих притязаний на престол. В моих тайных местах сокровища, не имеющие цены – исторические артефакты – печать, меч и Кидар – корона побеждённых персидских царей из семи венцов, с восьмым, оправленном уже в Индии алмазами, принадлежавшие самому Александру Македонскому!

Но все это – ничто по сравнению с сокровищами в недрах Киштвари. Наши рудокопы и металлурги добывают не только золото – металлический натрий, вольфрам, молибден! Что рассказывать, все уже есть на киноплёнке. Доставьте её по назначению, что бы то это ни стоило. И поторопитесь! Народ Киштвари может и должен жить не в средневековой нищете, бесправии и невежестве, а свободно, богато, счастливо, как живут народы горного Кавказа в СССР!

Принц сделал знак пожилому человеку с длинными до пояса седыми волосами, но коротко подстриженной бородой. Тот подошёл к Найдёнову. В его правой руке небольшая капсула, размером чуть меньше гильзы малокалиберного патрона пять и шесть. Похоже, из золота. В левой – восковой шарик.

– Капсула с микрофильмом, – пояснил принц. – Мой врач поместит её в ваше ухо. Это не больно. Возможно, первый день будет непривычное ощущение, но оно пройдёт. В Кабуле тоже найдётся врач. Он извлечет капсулу. Постарайтесь вернуться в Кабул живым!

Табиб осмотрел у Найдёнова оба уха. Протер ватным тампоном, смоченным в спирте, слуховой проход левого уха. Защитил ватным шариком барабанную перепонку, потом вставил капсулу, залепил с внешней стороны слуховой проход уха воском. Вот и все. Сам майор Найдёнов стал контейнером для микрофильма!

***

25 апреля 1980 года. 05,00 Душанбинского времени.

В пять часов утра Найдёнов поднял группу.

Вышел в эфир, ещё раз уточнил порядок эвакуации, время, место, сигналы, обозначающие место посадки вертолетов. Получил пароль и отзыв, радиоданные для работы с экипажами вертолетов.

Найдёнов провёл перекличку. Проверил экипировку, оружие. Сменил бойцов в боевом охранении.

– Бегом марш!

На пятом километре по выходу из ущелья отряд неожиданно был обстрелян. Пропустив мимо себя головной дозор, огонь из винтовочного гранатомёта времён Первой Мировой войны открыл одинокий пастух, случайно вышедший из какой-то скальной ниши на отряд, сделавший трехминутную остановку для передышки. Успел сделать только один выстрел. Ранил двоих, вывел из строя рацию. Один отделался грубокими, но не опасными для жизни порезами левого предплечья. Второй, получив осколок в живот, скончался через двадцать минут. Пастух умер легко, получив в сердце пулю снайпера. Все пуштуны – великолепные стрелки. Пастуха похоронили. Нашли место по укромнее, забросали тело камнями, прикрыли могилу старой арчой. Стадо коз в пятнадцать голов разбрелось по ущелью. Тело своего бойца завернули в плащ-палатку. Оно будет доставлено на базу, передано родственникам. Больно. Обидно. Война…

Автомат «Калашникова» убитого бойца и оружие безвестного пастуха – германский карабин «Mauser K98k» с надетым на ствол винтовочным гранатометом забрали с собой.

Непредвиденная задержка в двадцать минут не помешала выйти к точке сбора вовремя. Но вертолёты не пришли.

В семь тридцать две группа прибыла к месту планового возвращения – эвакуации.

Найдёнов не выбирал площадку для посадки вертолёта. Но он знал её точные координаты и размеры, хорошо видимые и с земли, и с воздуха ориентиры. В семь тридцать пять – точно в расчетное время площадка была обозначена дымовыми пиротехническими сигнальными факелами – фальшфейерами, зажжёнными бойцами группы.

Порядок эвакуации был достаточно хорошо отработан. Каждый боец знал порядок посадки и своё собственное место. Сначала борт принимает раненых – «груз триста», потом убитых – «груз двести». Потом на борт поднимаются бойцы основного ядра группы – согласно места в строю. За ними – боевое охранение. Последним – командир. Так бы всё и было. Но в назначенный час «вертушки» не пришли. В квадрате ноль восемь-девяносто два задерживаться, более чем на тридцать минут от часа расчётного, было нельзя.

Нужно было срочно связаться с базой. Связи не было.

Найдёнов с досадой глянул на своего радиста. Конечно, обидно. Первый друг и помощник спецназа – армейская коротковолновая радиостанция «Р-354» или просто «Шмель» болтается бесполезным грузом за спиной сержанта Рахмонова. Он свой, из Душанбе. Все остальные – пуштуны из Келькашимского царандоя. Афганские эмведэшники.

Рваный осколок гранаты длиной в палец крепко вошёл в рацию, оставив отряд без связи. Но сохранил жизнь Рахмонову. И хорошо, и плохо одновременно.

Найдёнов дал отряду отдохнуть ровно тридцать минут и, так и не услышав звука винтов, был вынужден подать команду:

– Подъём. К маршу приготовиться.

И через минуту:

– Бегом, марш!

Где бегом, где быстрым шагом за тридцать пять минут покинули условленное место эвакуации и, перевалив отрог, скрытно, используя складки местности и обнажённые кусты фисташечника, вышли в соседнее ущелье.

Найдёнов остановил группу:

– Десять минут отдых!

Раскрыл планшет, сориентировал крупномасштабную карту по компасу. До следующего места планового возвращения четырнадцать километров и пять часов на передвижение. Более чем достаточно. Успеют.

– Раз, два! Раз, два! Не отставай!

Командир во главе ядра группы, радист замыкающий. Впереди, в пределах видимости от ядра группы – головной дозор походного охранения из двух разведчиков.

Позади остались склоны ущелья, полыхающие алыми огнями маков, цветущие фисташечники, арчёвые перелески, благоухающие ядреной смолкой. Группа преодолела высоту более чем в 2500 метров. Зона горной тундры. Дышать всё труднее.

Со дна ущелья поднимается к солнцу и синему небу туман. Хороший будет день. Тьфу, как бы не сглазить!

– Раз, два! Раз, два!

Погода хороша, но положение не очень. Мысли у командира не весёлые. Начиналось всё, как будто, не плохо. Почти половину "коридора" прошли, так и не встретившись с моджахеддинами. Это добрая информация для командования. Однако, правильно говорят, «конец – делу венец»! Почему не прилетел вертолёт? Неужели сбит?! Или дело обстоит хуже, операция сорвана намеренно? Что, если в царандое «крот»? Не исключено. Гражданская война – это война без четко определенных фронтов, позиций и каких бы то ни было правил. Всё может быть. Что сам сделал не так? Почему не повел отряд ночью? Да, ночью лучше, если маршрут известен, хорошо отработан. Но только не в горах, не на высоте в два с половиной километра над уровнем моря. Говорят, американцы уже поставляют моджахеддинам портативные приборы ночного видения индивидуального пользования. С ними и в полную темень не страшны переходы по самым опасным тропам, по оврингам, подъёмы и спуски по вертикальным каменным утёсам. И средства связи индивидуального пользования! А у нас? Один осколок и отряд без связи… Вся надежда на вторую точку сбора. Пусть прилетит вертолёт. На базу пешком не дойти!

Думать, думал, но за дозорными наблюдал. Вот они остановились. Первый из них поднял вверх согнутую в локте правую руку. Знак «стоять». Второй упал на тропу, отполз в сторону, укрылся за камнем.

– Отряд, стой! – скомандовал Найдёнов.

Первый выстрел семикратным эхом прокатился по ущелью. Дозорный схватился за живот и, сложившись пополам, упал ничком лицом в красные маки. Второй дозорный открыл огонь из автомата по невидимому противнику. Грамотно, короткими в два патрона очередями.

– Отряд, рассредоточиться! – скомандовал Найдёнов. – Занять оборону! Тыл – стена ущелья. Прикрытие для каждого только камни!

Свист мины. Взрыв. Прямое попадание в стреляющего дозорного. Осколки, камни разбросаны по окружности на полусотню метров.

Со стороны невидимого противника громкий голос на русском, но с пуштунским акцентом:

– Шурави! Командир! Выходи, поговорим, чаю попьем. Можно и водки, для тебя найдётся!

Найдёнов оглянулся. Всё-таки, удалось хоть чему-то выучить бойцов царандоя. Оборона занята. Двенадцать «АКМ», два «РПК», винтовка Драгунова… А что против?

Перекатом сменил позицию, попробовал, укрываясь за отдельными валунами, короткими перебежками подняться повыше к стене ущелья.

Три-четыре выстрела заставили залечь. Отряд ответил моджахеддинам автоматным огнём.

– Не стрелять, если не видишь цель! – крикнул Найдёнов. – Берегите патроны.

– Правильно говоришь, командир! – тот же голос из ущелья. – Вообще не надо стрелять. Нужно положить оружие на землю, поднять руки вверх и спокойно выйти на открытое пространство. Гарантирую жизнь.

– То же самое могу предложить и тебе, – ответил Найдёнов.

– Не можешь. У меня армейский миномёт. Через три минуты я закидаю тебя и твой отряд навесными минами. Сдавайся.

Ответить Найдёнов не успел. В его мозгу что-то взорвалось, ослепительная вспышка в сознании, а потом полная чернота. Очнулся командир уже связанным под ледяной струёй воды. Тяжело закашлялся. Услышал тот же голос, но уже на пушту:

– Хватит, утопите. Мертвый никому не нужен, а живой, может, стоит тысячу долларов! Увидим. Тащите командира к огню.

Найдёнов с трудом раскрыл глаза. Увидел страшное. Его отряд был разделён. Разделён на тех, кто убивает, и на тех, кого убивают. Расправа была произведена в несколько минут. Трупы были раздеты до нага и сброшены в одну природную котловину ущелья.

Найдёнова поставили на край пропасти. Перед ним с пистолетом Кольта в руках сержант Рахмонов. Рахмонов сам под прицелом нескольких стволов «АК» и «АКМ».

– Долго думаешь, таджик! – на фарси сказал ему моджахед. – Стреляй в неверного, сохранишь себе жизнь. Станешь командиром. Женим тебя на пуштунке, сам выберешь в кишлаке любую девчонку, а может быть и двух сразу! Стреляй!

Найдёнов видел, Рахмонова бьёт нервная дрожь, он не владеет собой.

– Подождите! – на фарси обратился Найдёнов к командующему моджахеду. – Не так быстро. Я американец. Я американский военный советник. Наша миссия в Пешаваре. Доставьте меня туда. За услуги тысячу долларов гарантирую!

И повторил сказанное на английском:

– Stop! Not so it is fast. I am the American. I am the American military adviser. Our mission in Peshawar. Deliver me there. I guarantee one thousand dollars for services!

***

Документ № 56.

Выписка из служебной характеристики.

Дана по месту требования.

«29» апреля 1980 года.

Майор Найдёнов Александр Георгиевич. Русский. 1949 года рождения. 30 полных лет. Член КПСС с 1971 года. Образование среднее военное, не оконченное высшее юридическое. Женат. Два сына и дочь. Заместитель начальника штаба воинской части N-XXXX, с 28 декабря 1979 года советник N-ского оперативного полка МВД Демократической Республики Афганистан. Характеризуется положительно. Поощрения: благодарности командира полка, командира дивизии, министра МВД Туркменской ССР, министра МВД ДРА. Награды: медаль «За 10 лет безупречной службы». Взыскания: не имеет. Личные качества: трудолюбив, дисциплинирован, в быту скромен, с товарищами по службе выдерживает правильную линию поведения, в сложной оперативной обстановке проявил себя как грамотный офицер, хладнокровный и лично храбрый. Служит примером для подчинённых. Откомандирован в распоряжение МВД ДРА согласно поданного рапорта. Рекомендован командиром полка. Утвержден аттестацией партийной комиссии дивизии.

В/ч №-ХХХХ.

Подписи: НШ – росчерк.

Ком. полка – росчерк.

***

Немного потерял тот, кто никогда не видел, как пуштуны умеют ходить в горах. Но это зрелище достойно внимания. В мире много гор, и, соответственно, много горцев. Но только афганец, истинный сын гор, способен босым двигаться по кремнистым осыпям. Осыпям, которые в три-четыре дня способны измочалить до дыр спиртовые кожаные подошвы армейских сапог! Не беда, что подошвы пастуха-пуштуна, с детства не знающие обуви, на взгляд европейца подобны твёрдым копытам. Сухощавый и жилистый вечно недоедающий афганец, не зная горной болезни, страха высоты и головокружения, способен ходить по оврингам и козьим тропам, инстинктивно удерживая равновесие, которое может быть в любой момент нарушено порывом ветра, гнилым стволом овринга либо камнем, сорвавшимся с кручи в бездонную пропасть. Догнать афганца, поднимающегося в гору, не суждено ни одному европейцу, пусть и мастеру-альпинисту! А уж если позволит рельеф, афганец спустится с горы в долину за считанные секунды, просто сев, как на санки, на свой пастушеский посох. Какой спецназ, какие «эдельвейсы», прошедшие самую лучшую горную подготовку, могут сравниться с пуштунскими пастухами и воинами в простом умении ходить по горам в любую погоду и в любое время суток!

Найдёнову пришлось оценить мастерство горцев не в качестве стороннего наблюдателя, а в качестве груза, переносимого по горным тропам.

Новоявленный «американский военный советник» был связан по рукам и ногам. Четверо пуштунов подняли Найдёнова на вытянутых руках над своими головами. В один голос выдохнули:

– Бог Велик!

И бегом, покачивая свой груз над головами, выравнивая его положение в соответствии с требованиями равновесия, начали подниматься по едва заметной козьей тропе к вершине злополучного ущелья. Найдёнова несли ногами вперёд.

«Как покойника», – подумал он.

Временами старший из носильщиков, задавая ритм бега, негромко считал:

– Йав, два, дре! Йав, два, дре!

Найдёнов, умевший ориентироваться во времени и без часов, не считал минуты, но, привыкший давать себе и своему отряду передышку каждые полчаса, был не мало удивлен выносливостью своих носильщиков. Лишь через два с половиной часа они сделали привал. Найдёнова развязали. Развели костёр, вскипятили воду. Налили пиалу чая своему пленнику.

Найдёнов с трудом приходил в себя. Его вестибюлярный аппарат с трудом приводил сознание в норму. Скалы покачивались под ногами. В ушах стоял топот ног и негромкий счёт «йяв, два, дре!». Иной другой страдал бы от морской болезни по полной.

Найдёнов сел у костра. Начал растирать руки и ноги. Старший молча протянул Найдёнову несколько твердых плиток сушёного тутовника. Пища бедных. Вместо хлеба. Хлеб в Афганистане дорог. Далеко не все едят белые горячие лепёшки. Увы.

Вот, хорошо. Кровообращение восстановлено. Кисти рук и ступни ног перестали мёрзнуть. Найдёнов огляделся. Дело к вечеру. Холодает. Дышится с трудом. Явно, метров на триста, а то и на все четыреста поднялись выше. Небо чистое, не исключено, ночью будет заморозок.

Старший развязал свой мешок, бросил Найдёнову свернутую овечью шкуру.

– Ташаккур, – поблагодарил Найдёнов.

Шкура, конечно, не шинель и не полушубок, но ночью в одном комбинезоне было бы не уютно. А что дальше?

Конвоиры-носильщики по внешнему виду на бойцов не похожи. Однако, Найдёнов знал, внешность обманчива. Эти сухощавые люди сделаны из стальных жил и мускулов. Рукопашный бой будет с результатом непредсказуемым. Найдёнову приходилось видеть авганцев в народной игре «бузкаши» – «козлодрание», в соревнованиях «астан». Есть чему поучиться!

Значит, что? Побег «на рывок» отменяется? Побег с уничтожением конвоиров-моджахедов не имеет права быть?! А на что имеет право сам Найдёнов? На предательство? В Прокуратуре Союза ССР его действия могут быть квалифицированы именно так. Если следствие начнет распутывать «от результата», виновным в провале операции будет признан Найдёнов. И никто более. Разве сам он не признал при десятке свидетелей, что является «американским военным советником»? Не аргумент, что эта военная хитрость стала единственной возможностью отсрочить собственную неминуемую смерть! То-то радость для «крота», засевшего в МВД ДРА! Проблема с прибытием «вертушек» к месту первого сбора может оказаться чисто технической. Доказать, что эта проблема организована, будет сложно. Для Найдёнова – невозможно. Потом суд, приговор, высшая мера наказания – расстрел… Позор на всю семью! Перспектива, однако. Выход? Выход есть всегда. Думать. Искать. Не сдаваться! Доказать свою невиновность. Выявить «крота» в МВД. Что конкретно? Конкретно… Совершить подвиг. Такой подвиг, который дал бы право на громкий голос. Голос, который должен быть услышан. Голос в защиту собственного достоинства, собственной судьбы. Но и это не просто. Жизнь и подвиг – почти всегда величины равновеликие. Очень немногим они жалуются свыше одновременно!

***

26 апреля 1980 года.

Спали под открытым небом. Без огня. С рассветом по пиале чая, по паре плиток сушёного тутовника, и снова в путь. Старший показал, было, Найдёнову конец веревки, но Найдёнов отрицательно покачал головой. Старший одобрительно кивнул. Найдёнов привычно занял свое место в «ядре» этой группы. Правда, не в том, что ранее, качестве. В качестве пленника. Двое впереди, двое сзади. И темп с первых же шагов вчерашний: «йав, два, дре!». Навстречу солнцу. То есть, на восток. Что ж, это первая основная информация. Значит, выдвигаются к границе с Пакистаном в самой северной его части.

Бегом!

Бегом вверх и вниз по карнизам ущелий. Бегом вброд через ледяные буруны многочисленных ручьев и речушек. Бегом сквозь заросли колючих кустарников и по пескам высокогорных языков пустыни, запускающей свои барханы в мёртвые безводные ущелья…

– Йав, два, дре! – время от времени командовал старший.

– «Раз, два! Раз, два!», – командовал сам себе Найдёнов.

Первые сорок минут марша он ещё успел испытать в себе чувство полёта, удовольствия от марша. Сказывалось высокогорье. Казалось, взмахни руками, и поднимешься в небо!

– «Прощай, не горюй, напрасно слёз не лей!

Лишь крепче поцелуй, когда вернёмся с рубежей!», –

– напевал в уме Найдёнов «Прощание славянки».

Эйфория длилась не долго. Уже через час марша Найдёнов начал спотыкаться. А еще через час пути не рассчитал силы прыжка, не удержался на мокром скользком от водорослей валуне и свалился в студёную воду очередного ручья. Попытался встать, но был сбит с ног тугой струёй. Пуштуны выловили Найдёнова только метрах в десяти от брода. Его лицо было разбито о камни в кровь. Стоять он еще мог, но при первом же шаге острая боль в правой ступне заставила присесть на мокрый песок.

Старший жестом приказал Найдёнову снять ботинок и шерстяной носок. Внимательно осмотрел и прощупал начавшую опухать ногу. Что-то быстро сказал своим товарищам. Найдёнов не понял. Один из пуштунов крепко взял Найдёнова за плечи, второй вцепился в ногу ниже колена. Старший изо всей силы резко потянул на себя больную ступню. Острая боль заставила Найдёнова вскрикнуть. Стало легче.

Грелся и обсушивался Найдёнов у отдельного костра, закутанный в шерстяной пуштунский плащ. Огляделся. На камнях близ костра разложено его мокрое обмундирование, стоят ботинки. От второго костра, у которого расположились его конвоиры, теплой волной исходит запах готовящегося мяса. Найдёнов захлебнулся собственной слюной, закашлялся.

От второго костра поднялся и подошел к своему пленнику один из пуштунов. Протянул Найдёнову деревянную миску с мясом. Найдёнов принял миску двумя руками, сказал «ташаккур». Пуштун приложил руку к сердцу. Вернулся к своему костру.

Горячий бульон, казалось, с каждым глотком возвращал Найдёнову утраченные переходом силы. Мясо было тёмным и нежным.

– «Дичь», – подумал Найдёнов, – «Джейранчика подстрелить успели. Как это я выстрела не услышал?».

Кроме мяса в миске был и хлеб. Крошево черствой белой лепёшки. Королевский обед! Посмотрел на пуштунов, поймал на себе взгляд старшего. Поклоном головы и прижатым к сердцу правой рукой поблагодарил. Старший поднялся, подошёл к Найдёнову. Жестом приказал встать.

Стоять Найдёнов мог. Был способен, прихрамывая, ходить, но бежать был не в состоянии.

***

27 апреля 1980 года.

С утра пораньше один из пуштунов ушел вглубь ущелья. Вернулся минут через тридцать с длинной несколько искривленной ошкуренной жердью. Тополиный ствол.

Найдёнову пришлось вернуть пуштунам шестяной плащ, облачиться в собственное обмундирование.

Моджахеддины, не церемонясь, привязали Найдёнова к жерди, подняли его, как пленённого тигра, на плечи. И, под «йав, два, дре», слаженной трусцой отправились в дальнейший путь.

Вышли к Вахан-дарье. Найдёнов, болтающийся на тополиной жерди, как тюк пенджабского хлопка, попытался сориентироваться. Курс прежний – на северо-восток по левому берегу реки. За рекой – южный склон одного из хребтов Гиндукуша, что на картах 1976 года значился как Ваханский. Найдёнов вспомнил: на картах 1914 года он назывался «хребет Николая II». Склон, обращенный к югу, уже одет в весенний наряд. Склон Гиндукуша, на восток – правый от Вахана, не спешит освобождаться от своего зимнего образа. От его подножия и выше, в вечным снегам, солнцу еще предстоит пробудить к жизни низкорослый кустарник и арчёвник.

Высоко забрались. Не менее трех с половиной тысяч над уровнем моря. Местность практически голая. Дышится с трудом. На такой высоте Найдёнов бегать ещё не пробовал. Под ногами его носильщиков, так и не снижавших темпа движения, темно-красная глина, перемешанная с галькой и обкатанными водой булыжниками. Из такой же глины, удерживающей в своей массе не только песок и булыжник, но и округлые валуны размерами с БТР, сложены как крутые складки холмов предгорья, так и стены ущелий, уходящих в небеса, забранные белёсым туманом, скрывающим снежные вершины правого хребта Гиндукуша.

За рекой, на правом берегу Вахана кишлак. «Сархад», – подумал Найдёнов. Его носильщики остановились. Развязали своего пленника. Найдёнов встал было во весь рост, но земля вдруг винтом ушла из-под его ног. Стоявший рядом пуштун не дал упасть, подхватил, помог присесть. Через минуту головокружение прошло. Топот конских копыт окончательно привел сознание в порядок.

К нашим путникам стремительно приближался конный отряд вооруженный как кривыми дедовскими саблями, так и «АК-47». Без дозора, беспечно. Впереди сам полевой командир.

У курбаши крупный гнедой конь с клеймом на правом бедре: «звезда» и «66 ПО». Понятно, жеребец из конюшни советской пограничной заставы Хорогского отряда. Жаль коня, настоящий «будёновец»! У такого хозяина долго не протянет. Курбаши достаточно ярко выделяется из среды своих моджахеддинов. Хороший конь, папаха светло-серого каракуля, на груди тяжелый бинокль незнакомой марки, необычного вида, какой-то коробкой. Возможно, с функцией ночного видения. Остальные моджахеддины на конях попроще, плохо осёдланных, неприбранных. На их головах и куло-тюбетейки, расшитые местными орнаментами, и пакуль-пуштунки из домотканой шерсти. Большинство без сапог. В обыкновенных резиновых калошах азиатского типа – с острыми носами. У большинства – на босу ногу, у других – на шерстяные носки-джорабы. Но у всех – американские нагрудники с накладными карманами-подсумками для патронных магазинов.

– «Кони не подкованы», – подумал Найдёнов. – Как в горах копыта выдерживают? Да, Афганистан – не страна металлургов и кузнецов. Рабочий класс, как таковой, отсутствует напрочь. Один кузнец на несколько кишлаков – ещё не пролетарий. Интересно, классики марксизма-ленинизма, что именно, высказывают на эту тему? А… Вспомнил. Такие страны из феодальной формации имеют шанс перейти в социалистическую минуя ужасы капитализма!». Не забыть бы. Госэкзамены впереди».

Подумал, и сам себе усмехнулся. Вот этим головорезам, а в сущности – ваханским пастухам и дехканам – кто бы объяснил, что такое «пролетарский интернационализм»! А дальше? Дальше – больше: Соединённые Штаты Америки – «империалистический хищник», местные феодалы и вожди племён – «эксплуататоры трудящихся», «религия – опиум для народа», «кто не работает, тот не ест», «пролетарии всех стран соединяйтесь»! Всем – право на труд, бесплатное медицинское обслуживание, образование и социальную защиту. Живи – не хочу, и будь счастлив. Как в СССР. Нет же, тёмный народ. Не понимают. Не хотят понимать. Стреляют. Не было бы за границей с Пакистаном американцев – давно жили бы в мире. Дороги строили бы, города, школы, больницы… Как в родном Туркменистане. Не знают, не видели. И хлеба чужого не хотят! Ладно, пусть, пока, сушёный тутовник едят.

Стало грустно.

За своими мыслями вроде и не заметил, как в шесть сильных рук был посажен на круп пегого жеребца и связан пояс к поясу с одним из моджахедов. Руки оставили свободными. Второй пары стремян, конечно, не обеспечили. Пришлось держаться коленями. Не просто. Особенно, когда конь идет круто в гору.

В гору? Именно. Отряд свернул от реки вправо. По наезженной тропе коней вели где шагом, где умеренной рысью. Вверх вдоль русла реки к белоснежным вершинам самого Гиндукуша!

Найдёнов прикинул: кэмэ десять в час проходили спокойно. Напрягая зрительную память, представил карту, прокачал и припомнил название реки – Ворсинг. Идут на юг. Правильно. Следовательно, границу должны будут пересечь перевалом Барогиль на высоте три восемьсот восемьдесят два метра. Высоко, но терпимо. Кони проходят.

Однако, вершин не достигли и к вечеру. Сначала потянуло дымком, теплом человеческого жилья. Потом вдалеке замигали три-четыре огонька. Дех! И кони, и люди оживились, обрадовались. Как не радоваться, к дому подъезжают. Впору обрадоваться и Найдёнову: на сегодня конец пути. Есть хочется, кипятка, домашнего тепла! А потом?

Тропа стала шире. Всадник, за чьей широкой спиной был привязан Найдёнов, тронул коня задниками калош ленинградской фабрики «Скороход», поравнялся с командиром, что-то невнятно спросил у него, указывая плетью через своё плечо. Найдёнов понял, разговор о нём. Прислушался. Ничего не понял. Конечно, пушту и дари – диалекты фарси, но и ведь русский не всегда сможет понять украинца! Моджахеддины, видно, говорили на каком-то дартском наречии. Вообще, Афганистан – страна многонациональная! Однако, имя командира услышал. Пригодится. С обращением «мухтарам саиб» – «уважаемый господин» – он был назван Абдулло Вахобом. Имя знакомое. Этот полевой командир уже известен в Кабуле, как беспощадный каратель мирного населения, оказывающего посильную помощь «шурави-кафирам»! Правда, была сводка, что его отряд в сражении разгромлен, а сам он убит еще зимой. Тот ли?

Абдулло Вахоб, выслушав своего подчинённого, похлопал его по плечу камчой. Вынул из перемётной сумы некую чёрную пластмассовую довольно увесистую штуку с клавишами и отростком в виде тупого карандаша. Поцыкал писклявыми кнопками и приставил штуку одним концом к уху.

– «Радиотелефон!», – догадался Найдёнов. Слышать об этом чуде американской техники слышал, но даже на чекистских курсах слушателям показать новинку обещали, но не показали. Зато сумели внушить: радиотелефон, как средство связи в боевых условиях не эффективен. Дальность связи не велика, в горных условиях, вообще, бесполезен!

А командир уверенно, достаточно громко доложился кому-то на хорошем английском:

– Assalam aleykum, mukhtaram sahib! Yes, we carry the Russian officer. He is in a good condition, is healthy, is not wounded, not contused. We approach to Dekh-Zartihon. There we spend the night. We shall interrogate Russian. Inshalla, tomorrow should pass pass! Well. Tashakkur. Before communication!

…………………………………………………..

* Англ. – Здравствуйте, уважаемый господин! Да, мы везем русского офицера. Он в хорошем состоянии, здоров, не ранен, не контужен. Подъезжаем к Дех-Зартихон. Там ночуем. Допросим русского. Иншалла, завтра должны пройти перевал! Хорошо. Ташаккур. До связи!

…………………………………………………..

***

27 апреля 1980 года. 20.00 часов.

Подъехали к кишлаку. Не простой дех – Дех-Зартихон-Сархад. Во всю ширину ущелье перегорожено колючей проволокой. Тропа закрыта шлагбаумом из кривой арчи, выкрашенной в черно-белую полоску. Над шлагбаумом покосившаяся башня в два этажа. На крыше полинявший от времени флаг старого Афганистана. Найдёнов припомнил: пятого короля Мухаммед Захир-Шаха. На полотнище вертикальный триколор: черного, красного и зелёного цветов. На красном центральном фоне – в желтых лучах восьмиугольника ихображение мечети. Надпись на фарси. Найдёнов понял: пограничная застава. Впереди перевал, за перевалом – Пакистан!

Застава – заставой, но пограничников не видно. Один из моджахедов дал в воздух короткую очередь. В ту же секунду с заоблачных небес ударом тяжёлой гаубицы отозвался гром. Полутёмное ущелье на мгновение осветилось вспышкой молнии. На левой стороне ущелья в сотне метров от кишлака вспыхнул старых скрюченый кедр. И хлынул ливень! Хороший весенний дождь.

– «Люблю грозу в начале мая», – подумал Найдёнов.

Из башни выскочили двое в военной форме с винтовками за плечами, подняли шлагбаум.

Отряд въехал в кишлак. Найдёнова отвязали от его конвоира, стащили с лошади и пинком вогнали в какое-то помещение.

Темно. Стены из каменной плитки. Пахнет навозом, овчиной. Примитивная дверь лишь наполовину прикрывает проём входа. Закрыта лишь на верёвочную петлю. Хошара. Крытый загон для скота. Овец нет. На пастбище. Весна ведь!

Крыша протекала. Присесть было не на чем, а хотелось бы и полежать. С усталости не побрезговал бы и на охапке соломы, но в мокрой зловонной жиже – ташаккур! Спасибо за гостеприимство!

Гроза не унималась. Найдёнов отворил дверь, вышел из помещения. Тугие струи ливня ударили в лицо. Прикрыл ладонью глаза. Вспышки молний позволили рассмотреть кишлак – пять домишек. На его улицах ни души. И самого Найдёнова не охраняет никто. Да и бежать ему некуда.

Вернулся в хошару. Нашел на полу какую-то деревянную корягу. Приставил её одним концом в угол стены. Попробовал на прочность, присел. Получилось. Прилёг, удерживая ногами равновесие. Тоже получилось. Так и поспать можно. Покимарить не получилось.

Дверь отворилась. В проёме моджахед. Команда на пушту:

– Шурави, выходи!

Моджахед в новенькой советской плащ-палатке. Без автомата. Скукожился под холодным ливнем.

Найдёнов выпрямился во весь рост. В дом, пристроенный к дозорной башне, вошёл мокрым, хоть выжми.

На веранде ему подали ватный таджикский халат, похожий на полосатое стёганое одеяло, войлочные шлёпанцы. Знаком приказали раздеться. До трусов. Пришлось влезть в просторнейшие белые полотняные штаны. На выбор из трёх головных уборов надел пуштунку. Зеркала не было. Огладил свою трёхдневную щетину. Понял, за десять шагов сойдёт за пуштуна!

Вслед за моджахедом вошёл в просторную комнату. Три керосиновые лампы, много ковров, ярко раскрашенные сундуки. На ковре белая скатерть – дастархан. За дастарханом трое – уже знакомый полевой командир Абдулло Вахоб, невзрачный офицер с погонами майора в фуражке пограничника ДРА и довольно крупный мужчина в военном комбинезоне без маркировок и знаков различия.

– «Индус», – подумал Найдёнов и тут же в уме поправился: «пакистанец». Поздоровался вслух:

– Ассалом алейкум!

– Валейкум салам, – вразнобой ответили из-за дастархана.

Абдулло Вахоб сделал широкий приглашающий жест рукой, сказал на русском:

– Присоединяйтесь, Александр Георгиевич! Составьте компанию, покушайте с нами, не побрезгуйте!

Дважды приглашать не пришлось. Оставив свои шлёпанцы у двери, Найдёнов прошёл к дастархану, аккуратно сел, скрестив босые ноги.

Абдулло свирепо сдвинул чёрные лохматые брови, что-то крикнул моджахеду, сопровождавшему Найдёнова. Тот попятился к двери, выскочил из комнаты. Через минуту вошли двое. Один из них протянул Найдёнову новенькие, ещё сшитые ниткой цветные шерстяные джорабы. Второй поставил на ковёр медную чашу, протянул к Найдёнову эмалированный чайник.

– «Омовение рук», – сообразил Найдёнов.

Тонкая струйка холодной воды в подставленные ладони, не совсем чистое полотенце.

– Ташаккур, – сказал Найдёнов.

Остались вчетвером.

– Не обижайтесь, Александр Георгиевич. Есть у наших народов такая традиция – мыть перед едой руки! – сказал курбаши.

– Я не обиделся, саиб Абдулло Вахоб, – ответил Найдёнов. – Ваши добрые обычаи не противоречат добрым европейским обычаям!

Курбаши на секунду открыл от неожиданности рот и поднял брови. Потом рассмеялся:

– Здорово! Похоже, бойцы царандоя из тех, кто остался в живых, говорили о вас правду. А я сначала не поверил. Больно молоды и просты с виду на первый взгляд!

«Пакистанец», как его в уме окрестил Найдёнов, забеспокоился. Довольно резко оборвал курбаши на английском:

– Прекратите говорить на русском. О чём вы? Уже договариваетесь?!

За Абдулло тоже на инглиш пакистанцу ответил Найдёнов:

– О пользе гигиены и санитарии, дорогой сэр!

На фарси вступил в разговор Абдулло Вахоб:

– Вот и познакомились. Господин Найдёнов! Меня вы знаете. Вместе с нами за дастарханом господин, которого мы все с любовью называем – мистер Дик! Сейчас мы покушаем, а потом будем разговаривать.

Хлопнул в ладоши. Молодой пограничник поставил на дастархан большое тяжёлое блюдо плова.

Ели молча. Руками. Найдёнов умел и это. Чтил обычаи Востока. Левой рукой пищи не касался. Только правой! Четыре пальца кругообразным движением подбирают горячий рис с луком и морковью, формируют небольшой шарик. А большой палец отправляет этот шарик в рот. Соблюдают очерёдность, не торопятся, не мешают друг другу. Лакомый кусочек лучше уступить сотрапезнику, чем проявить жадность, нарушить приличия и потерять собственное лицо.

Скоро с пловом было покончено. Пришло время зелёного чая. Время разговора. Офицер-пограничник поклонился и молча вышел.

– Рассказывай! – потребовал пакистанец, обращаясь к Найдёнову.

– Замечательный плов, благодарю, – Найдёнов прижал правую руку к сердцу. – Ваше доброе отношение ко мне будет вознаграждено!

– Кем, где и когда? – спросил Абдулло Вахоб.

– Первым вице-консулом американской миссии в Пешаваре.

– Блефуете, господин Найдёнов? В Пешаваре о вас никому и ничего не известно.

– Конечно. А вы думали, что можно решать серьезные дела, болтая с Пешаваром из Вахана по телефону открытым текстом? Ваши люди уничтожением моего отряда уже сорвали важнейшую операцию, финансируемую Вашингтоном! Не все истинно, что на виду. Иногда простая бабочка выглядит как шершень, а редиска красная только снаружи! Вы и так узнали обо мне больше, чем нужно. Напрасно уважаемый саиб Абдулло похвастался моим пленением по радиотелефону. Не исключаю, что шурави тоже засекли координаты выхода Абдулло Вахоба в эфир. Не исключаю, что меня, а в том числе и вас, с сегодняшнего дня начнут разыскивать американцы. Чужими руками. У них для этого найдутся и силы, и средства. Не исключаю, что меня и вас в том числе, ждет добрый ракетный обстрел советскими вертолётами! Вам решать, вам выбирать. Я все сказал.

Найдёнов замолчал. Сам налил себе в пиалу чаю. Взял из сахарницы кусочек коричневого тростникового сахара.

Абдулло Вахоб и пакистанец молча переглянулись. Тоже принялись за чай. Думали. Каждый о своём.

И тут дрогнули сами горы. С потолка сакли сначала посыпалась земля, потом закапала грязными каплями вода. Второй удар был серьёзнее. По стене, сложенной из каменной плитки и обмазанной глиной, пробежала трещина.

Сотрапезники поднялись на ноги. В комнату без стука вбежал моджахед.

– Что там, – спросил Абдулло Вахоб, – Воздух? Миги?!

– Не знаю, господин. Если бомбят, то далеко отсюда, где-то внизу. Может быть, просто землетрясение!

– Хорошо, иди.

Моджахед вышел. Пакистанец и Абдулло Вахоб уставились на Найдёнова. Найдёнов не прятал глаз. Его взгляда первым не выдержал пакистанец:

– Я слышал и запомнил твои слова, русский. Я решу, что нам делать, правда, не так быстро, как ты думаешь. Но и тянуть не буду. Утром узнаешь свою судьбу. Могу продать тебя в Кабуле, могу – в Пешаваре. Могу приказать отвезти тебя связанного к пещерам Большого Змея в ущелье Кафири. Там, если тебе повезет, умрёшь быстро и почти безболезненно. Не знаю, ещё не решил. Утром узнаешь. А пока будем отдыхать. Отдыхай и ты. Спать будем здесь, места всем хватит. Ковры чистые, подушки мягкие, одеяла тёплые!

Абдулло Вахоб дополнил:

– Если в Пешаваре от тебя откажутся, проклянёшь день своего рождения!

Постучал черенком ножа по чайнику. Вошел моджахед, поставил на ковер большой раскуренный кальян и блюдо с несколькими плитками серо-зеленоватого цвета. Свернул и унёс скатерть.

Найдёнов стянул с высокой кипы цветных стёганых одеял пару, принялся в углу комнаты мастерить себе ложе. Пакистанец колдовал у кальяна.

– Не хотите присоединиться, Александр Георгиевич? – на русском позвал Найдёнова Абдулло Ваход. – Гашишь нового, так сказать, урожая. Настоящий пакистанский «шан»! Горит, как сухой спирт. Гость привез. Здесь ни за какие деньги не купить. На продажу, как везде, навоз везут, лучшее дома оставляют!

Найдёнов, уже укрывшись с головой, пробормотал что-то невразумительное. Его больше не тревожили. Скоро комната наполнилась горько-сладким хумарным дымом. Найдёнов встревожился. Так, и сам на каннабис подсядешь! Пассивное потребление, конечно, не смертельно, но удовольствие от него ниже среднего. Выдержал под одеялом полчаса. Выглянул. Лампы были погашены. Кальян убран. Пакистанец и Абдулло Ваход спали на своих постелях в разных углах. Подождал без сна еще с часик.

Поднялся, подошел к окну. Ковры позволяли идти бесшумно. Окно открыть не удалось. Автомобильное лобовое стекло просто намертво вмазано в проём стены. Жаль, нет форточки. За окном темень. Застава без электричества. Светать начнет не ранее, чем через час. Пошел к двери. Провел ладонью, нащупал ручку. Что ж, будем надеяться, петли смазаны. Потянул дверь на себя. Страшный скрип заскорузлой кожи! Остановился, затаил дыхание. Всё в порядке. Относительная тишина. Тишина в доме. Не слышно присутствия людей. Но за стенами дома не шумит – ревет Чхот-Дарья. И дождь льет не каплями, не струями – водопадом от самого неба! Впрочем, этот сархад-пост и так стоит у самого неба. Для тех, кто внизу, в долине.

Замечательная ночь для побега. Все спят, кроме того, с кого пообещали поутру содрать кожу! И сдерут, пожалуй. Почему тогда шурави не связан, не под бдительной охраной? Откуда такая беспечность? Похоже, ему всё-таки поверили. Поверили! Веру греет мысль о сумме, которую надеются выручить за русского офицера в Пешаваре. Ладно, алчность не одного сгубила.

Найдёнов вернулся в гостиную, проверил своих конвоиров. Все в порядке. Абдулло спит с «акэмээсом» под подушкой. Пакистанец – не снимая кобуры скрытого ношения с кольтом сорок пятого калибра девятьсот одиннадцатого года. В полной отключке. Похоже, и служба сархад-поста, и моджахеды Абдулло в таком же наркотическом опьянении. Обезоружить всех, покидать в реку стволы – минутное дело! Стоп. Замечтался. Нет, нельзя. Кто-либо обязательно проснётся, пальнёт с перепугу, поднимет тревогу, разбудит остальных. Одному не справиться. Нужно скромнее задачу ставить. Есть кони, ночь, гроза. Самое время для побега. Второго случая может и не быть. Так. Без горячки. Вверх в Пакистан нам не нужно. Вниз по берегу Чхот до Ворсинг-дарья. Далее по тропе до Вахана. Там переправа на правый берег. Три-четыре километра на север до кишлака Сархад на правом берегу. Там должен быть крепкий советский блок-пост с хорошей связью и вертолетной площадкой! Менее, чем за сутки управиться можно будет. Решено. Берёт двух коней, оружие, хлеб и воду. Начнёт с коней. Если не выйдет, всё остальное будет без надобности.

***

28 апреля 1980 года. 05.00 часов

Найдёнов, не обращая внимания на дождь, прошёл к загону для лошадей. Ливень и ветер смыли и разметали солому с навеса, на половину прикрывавшего загон. Кони не спали, тревожно жалобно ржали. Прижавшись друг к другу, казалось, звали на помощь. На столбах висели сёдла, сбруя, мокрые потники.

– Да, ребята, – обращаясь к коням, сказал Найдёнов, – не повезло вам сегодня. Ну, кто со мной пойдёт?

Ветер стал тише. И ливень стих. Небо просветлело. Пропадают звёзды. Светает. Пора! Пора!

Вдруг лошади словно взбесились. Они, толкаясь и кусаясь, скакали в узком пространстве загона, вставали на дыбы, пытаясь перескочить через ограду. Жеребец Абдулло Вахоба грудью налетел на тополиную жердь, перекрывавшую выход, сломал её. Диким табуном кони ринулись вслед за своим вожаком вниз по размокшему от ливня берегу реки. Реки, готовой выйти из своих берегов!

Найдёнов едва успел отпрянуть в сторону. И земля ушла из-под его ног. Гулом гигантского водопада наполнилось ущелье. На глазах обрушивался левый берег реки Чхот.

Найдёнов, скользя и проваливаясь по колено в густом наносном грунте речной поймы, начал подниматься к спасительному каменному монолиту ущелья, всё выше и выше, цепляясь, как утопающий, за каждый крепко сидящий в грунте камень, за кривые колючие стволы и ветви низкорослого арчёвника. Он не отдавал себе отчета в своих действиях. Найдёнова гнал могучий инстинкт самосохранения! На скальной площадке он упал ничком, не в силах пошевелиться. Его сердце билось так, что, казалось, скалы шатаются от этих ударов. Сердцу не хватало воздуха… Из лёгких вырывался хрип. Рот был сух.

Так прошла минута или десять. Хрип не прекращался.

– «Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?», – вспомнил Найдёнов название фильма, который не пришлось увидеть. Теперь уже и не придётся.

Всё. Не отдышаться. Конец.

– «Господи помилуй!»…

Найдёнов сделал последнюю попытку привстать на руках. Но сил уже не было. Упал лицом в лужицу. Пересохший рот сам, без команды серого вещества, начал жадно хватать из каменной чаши чистую дождевую воду. Фуууууу……..

Найдёнов пришёл в себя. Отдышался. Приподнялся, сел, отёр руками мокрое лицо. Глянул вниз – не поверил своим глазам. Левый берег Чхот, обваливающийся на его глазах, исчез совершенно. Голые скалы вертикальными стенами и колоннами поднимались из воды. Но то, что увидел Найдёнов на правом берегу реки, заставило его закрыть лицо руками и снова ничком упасть на мокрый камень. Правого берега, то есть того, что было берегом еще десять-пятнадцать минут назад, тоже не существовало! Шириной в десяток метров и глубиной по-колено, горная речушка Чхот на свою приставку «дарья» по русским понятиям и права не имела. Ну, не сравнить же её с Аму-Дарьёй! А теперь? Она разлилась от скал правого берега ущелья до скал левого на сотню с лишним метров. Её воды поднялись на добрые четыре метра. Наводнение довершило то, что началось с оползня – уничтожило пограничный пост. Ни дороги, ни каменной башни, ни домов. Остались голые скалы. А вода все прибывала, поднималась.

Ладно, дома, пост… Где люди?! Его вчерашние враги-сотрапезники? Пограничники, моджахеды… Кони, ранее других почувствовавшие катастрофу… Красавец-жеребец будёновской породы из конюшни Хорогского пограничного отряда? Земляк!

Найдёнов рыдал, не сдерживая своих слёз.

– «Господи, помилуй! Господи, прости нас!»…

***

29 апреля 1980 года.

На вторые сутки странствия по горному бездорожью Найдёнову всё-таки удалось спуститься со скальных высот к правому берегу Чхот на месте её впадения в Ворсинг.

Найдёнов бос. Потерял свои войлочные шлёпанцы, когда спасался от оползня. Его белые, совсем не пуштунские ноги были в грязи и в запёкшейся крови. Его никто не преследовал, и никто не задерживал.

Дважды попадавшиеся на пути прибрежные кишлаки были пусты. Повсюду следы оползней и наводнения. Трупы людей и животных. Обожравшиеся шакалы и стервятники.

Плохая вода. Полное отсутствие какой бы то ни было пищи для человека.

Ближе к вечеру увидел костёр. Подошел. Произнёс традиционное приветствие, пожелание. У костра человек пять. Мужчина, женщина, дети. Мужчина сделал Найдёнову знак – не подходи. Подошёл сам. Внимательно посмотрел в серые глаза, перевёл взгляд на руки, потом на ноги. Молча вернулся назад. Что-то сказал женщине. Она поднялась, порылась в своих вещах, потом подошла к Найдёнову, протянула ему небольшой мешочек.

– Ташаккур, – поблагодарил Найдёнов.

– Это зякят. Милостыня, угодная Всевышнему, – сказала женщина. – Возьми и иди с миром, кафир. Прими добрый совет: не ходи за нами, не ходи к Вахан-дарья. Тебя убьют, кафир. Люди верят, что вы наслали на всех беду. Возвращайся в свое ущелье кафиров! Заблудился? Смотри, вон оно. Вверх по Кафир-дарье. Иди к своему народу. Их беда не постигла!

Женщина ушла. Мешочек остался в руках Найдёнова. В мешочке – жареные зёрна пшеницы. Роскошный ужин странствующему кафиру.

Вряд ли Найдёнов последовал бы совету доброй женщины, если бы не увидел за её спиной конный отряд моджахедов. Пришлось отсидеться за большим камнем, пропустить отряд. На беду, моджахеды в брод перешли Кафир-дарью, а потом устроили привал на месте её впадения в Ворсинг. Среди моджахедов Найдёнов увидел и всадников в форме афганских пограничников. Понятно, прочёсывают поймы Чхот и Ворсинг, ищут унесённые рекой трупы. Вероятно, знают, кого ищут!

Найдёнов вздохнул и решительно двинулся вверх по ущелью Кафир. Там тоже люди живут. Переждём, не пропадём!

***

30 апреля 1980 года.

Ночью без огня было тяжко. Ближе к утру пошёл снег. Снег в мае – ничего хорошего. Найдёнов с трудом нашёл в себе силы идти вперед.

Тропа, начавшаяся от берега Кафир-дарьи неожиданно круто повела в гору. Ближе к полудню ущелье сделало крутой поворот, и Найдёнов увидел впереди лёгкий дымок.

Дым. Огонь. Тепло. Однако силы уходят. Ноги уже не чувствуют холода. До источника дыма на карачках часа два пути. Хорошо, нет ветра. Весенний снежок мало помалу заносит тропу. Есть риск сорваться в пропасть, в воду Кафир-дарьи. И неизвестно, что ждет Найдёнова под чужой крышей.

Снег идёт. Под снегом тоже можно жить, можно спать… Спать…

Очнулся Найдёнов от тупого толчка в левый бок под грудную клетку. С трудом разлепил глаза. Перед ним две мутные фигуры с шестами в руках. Что-то говорят…

– Ман дуст, – сказал Найдёнов и окончательно провалился во тьму.

Очнулся в тепле, в неге, так как просыпался в далёком детстве на руках у бабы Лены, на руках у своей дорогой бабулечки Елены Сергеевны. Теплое сладкое вкусное молоко само собой тонкой струйкой наполняло его рот, и ему только оставалось, причмокивая, не открывая глаз глотать его. Найдёнов ещё слышал голос бабы Лены, напевавший ему: «Спи наш Сашенька родной, Ангел твой всегда с тобой!»…

Полусонное забытьё прервал чужой мужской голос. Найдёнов проснулся, резко привстал. Женщина, поившая Найдёнова, не удержала в руках миску, плеснула ему на грудь тёплым молоком.

Снова мужской голос. Найдёнов повернул голову. Увидел только синие штаны да ноги, обутые в самодельные полусапоги-бутуна из ячьей шкуры. Пришлось подняться. Перед ним несколько мужчин. Их лица суровы, но не враждебны. Найдёнов поклонился, поздоровался.

Услышал вторично вопрос на фарси:

– Кто ты?!

– Ман дуст, – ответил Найдёнов.

– Это понятно, – вступил в разговор старший из присутствующих. Седая, коротко подстриженная борода, длинные волосы из-под расшитой золотом тюбетейки-куло. Старейшина!

Мужчина продолжил:

– Каждый голодный без коня и оружия – обязательно друг. Будь у тебя конь и винтовка, ты бы назвался саиб-ханом или эмиром!

– Моё имя Александр или Искандер, как говорят на Востоке. Я русский, – сказал Найдёнов.

Собравшиеся вокруг Найдёнова переглянулись. Ничего не сказали. Молчание затянулось.

Найдёнов решил, что может продолжить. Возможно, от него ждут подробностей.

– Я из Советского Союза. Был в плену, бежал. Мне нужно в Кабул или, по крайней мере, в Сархад. Помогите мне, я смогу отблагодарить вас!

Старейшина знаком остановил речь Найдёнова.

– Не торопись, Искандер-Руси! Мы подумаем. К вечеру объявим тебе наше решение. Если захочешь уйти от нас, не станем задерживать. Тропа свободна. К нам редко кто заходит в гости.

Мужчины ушли. У приоткрытой двери остался юноша. Он что-то мастерил из мягкой шкуры. У очага суетилась женщина. Вошла в дом и, кивнув головой Найдёнову, прошла к очагу вторая женщина, моложе первой.

Найдёнов удивился. Женщины без чадура, без паранжи! В одном помещении с чужим мужчиной. Правда, в присутствии подростка. Всё равно, в семьях, исповедующих ислам, такое поведение немыслимо.

Вывод: эти люди иной веры, не мусульмане. Господи, голова с дырой. Как река называется? Кафир-дарья! И ущелье – так же. Тоже мне, «советник» нашёлся. Учился плохо, занятие по этнографии Афганистана пропустил. Не взял в голову, что и провинция Кафиристан существует. Существовала! Сегодня – Нуристан! А в переводе – Страна неверных. Так, не совсем понятно, какой смысл именно в этом названии для местных племен? Ведь и «шурави» – тоже неверные. А местные «кафиры» – не «шурави». Так кто же? Будешь знать, будешь правильно себя вести. Правильное поведение – поведение, не противоречащее правилам поведения в конкретном обществе. Мысли путанные, но направление взято верное. Мужчины носят длинные волосы как индусы или европейцы, но подстригают бороды. Мгновенная ассоциация: встреча с принцем Королевства Киштвари. И сам он, и его свита тоже носят длинные волосы. Распущенные или подвязанные, но длинные! Связь очевидна! А почему их смутило имя Александр? Та же ассоциация: имя царское! Национальность? Ну, «русский» в концепцию не вписывается… Хорошо это или плохо? Да, здесь не торопятся с выводами. Всегда возьмут тайм-аут на размышление.

Вечер наступил в положенное время, то есть, на заходе солнца.

Хозяйка дома успела накормить Найдёнова кашей из проса-джугары на ячьем молоке. А её сын – подарить Найденову новые мягкие тёплые полусапожки из ячьей шкуры.

Найдёнов вернул женщине пустую миску, поблагодарил на фарси, а на русском сказал:

– Хороша кашка, да мала чашка!

Дверь отворилась, в дом вошел старейшина, сопровождаемый свитой мужчин в том же составе, что и поутру.

– «Однако», отметил про себя Найдёнов, «товарищи принарядились»!

Старейшина в белой рубахе ниже колен, расшитой красным и черным бисером, в белом тулупе, также расшитом шёлком, наброшенном на плечи, с серебряным витым кольцом на шее. Вождь. В его руке пика с длинным обоюдоострым наконечником. В его свите пять мужчин. Одеты просто, но добротно. В руках у каждого русская трёхлинейная винтовка Мосина 1891 года.

Найдёнов встал.

Старейшина торжественно обратился к Найдёнову.

– Путник по имени Искандер-Руси! Волею судьбы ты посетил один из древнейших народов – народ Агни-Ра. Персы, дари и пуштуны называют нас кафирами. Мы и нам родственные племена разбросаны по Афганистану, Пакистану, Индии. Возможно, когда-нибудь ты посетишь народы Гуджара, Нари, Чиласи и другие. Наши языки схожи, мы служим одним богам, мы горды и независимы. И мы имеем право на жизнь, на существование, на собственное понимание мира и своего места в этом мире. С пуштунами у нас нет войны. Они не тревожат нас в нашем ущелье, мы не выходим из ущелья в долину. Пока для тебя, Искандер-Руси, этих знаний достаточно. Совет старейшин Агни-Ра вынес в отношении тебя следующее. Ты имеешь право беспрепятственно покинуть нас завтра утром или в течение последующих пяти дней, если у тебя ещё недостаточно сил для дороги. Ты получишь на дорогу хлеб, сыр, нож и огниво. Это путь первый. Есть и второй путь. О нём поговорим, если ты отвергнешь первый путь, но не из простого любопытства. Подумай и реши. Не спеши. Не лги.

Найдёнов выдержал паузу. Сначала поклонился по русскому обычаю, тронув пальцами правой руки пол. Начал с вопроса:

– Не скажете мне, как долго я был без сознания? Какой сегодня день, какое число?

Старейшина улыбнулся:

– Мы не пользуемся вашими календарями, не ведем счет днями, неделями, месяцами. Наш бог – Солнце! Но не оставлю ваш вопрос без ответа. Сегодня сорок четвёртый день от весеннего равноденствия!

– Четвёртое мая! – Найдёнов покачал головой. – Три дня беспамятства…

Поднял глаза на старейшину, продолжил:

– В моём народе, в моей семье одним из самых больших грехов считается неблагодарность. Я осознаю, что вы спасли мою жизнь. Помню, что замерзал в снегу на горной тропе. Помню, как пришёл в сознание, когда пил ваше тёплое молоко! Если прикажете покинуть вас, я уйду с чувствами симпатии и благодарности к вашему народу. Но мне хотелось бы отблагодарить вас, если не ценным подарком, так чем-то иным, в чём может нуждаться народ, живущй в подобной изоляции!

Казалось, старейшина и его свита ждали от Найдёнова именно такого решения.

Но Найдёнов в ответ на своё предложение услышал:

– Мы не принимаем даров ни от кого, как бы нам их не предлагали. С пришельцами из иного мира общение возможно только, если это позволят бессмертные боги!

Найдёнов только пожал плечами. Правда, он не был уверен, что этот жест будет понятен агнираширами.

Старейшина вопросил:

– Способны ли вы, Искандер-Руси, принять участие в некоем исторически сложившемся обряде? По его результату мы могли бы вести диалог с вами совершенно открыто, без иносказаний. Либо расстаться на уже озвученных условиях!

Найдёнов был заинтригован. Наконец-то, ему предстояло настоящее приключение, а не прозаическое «йяв, два, дре!». Он кивнул головой.

– Если согласны, скажите прямо «согласен», – сказал старейшина.

– Согласен! – подтвердил Найдёнов. – Что я буду обязан делать?

– Ничего особенного. Просто проведёте ночь в горах на открытом воздухе. Если будет воля Агни Ра, мы встретимся с вами на рассвете и продолжим нашу беседу! Согласны?

– Согласен! – ещё раз подтвердил Найдёнов.

– Вы не спросили, проведёте ли эту ночь в одиночестве?

– Я так и полагал. Мне не раз приходилось ночевать в горах одному и без оружия, – ответил Найдёнов.

– Не имеет значения. Можете иметь рядом мою собственную охрану. Можете выбрать себе оружие по руке сами.

– Обряд есть обряд. Если суждено не дожить до рассвета, значит так и будет. Сама жизнь показала мне это несколько дней назад!

– Хорошо! Во имя Агни Ра! – старейшина снял со своей шеи витое серебряное кольцо и застегнул его на шее Найдёнова.

Один из агнираширов набросил на плечи Найдёнова овчинный тулуп. Вышли из дома. Миновали кишлак. Шли на юг к непроходимым снежным стенам Гиндукуша.

Большое совершенно красное солнце садилось за стену главного хребта. Ледяные короны Гиндукуша алым пламенем горели на лиловом небосклоне.

Старейшина в процессии участия не принял.

Найдёнов шёл первым, что символизировало его добрую волю, за ним след в след пятеро, вооружёных ритуальными пиками с серебряными наконечниками. Шествие замыкал мальчик-подросток, тащивший за собой на верёвке упирающегося чёрного козлёнка.

Добрая воля, конечно, была доброй волей. И фундаментом этой воли было мужество. Найдёнов, конечно, помнил угрозу, брошенную в разговоре на пограничном пункте «пакистанцем»: – «Могу приказать отвезти тебя связанного к пещерам Большого Змея в ущелье Кафири. Там, если тебе повезет, умрёшь быстро и почти безболезненно». Теперь ясно: это камни одной мозаики. К сожалению, «пакистанец» на эту тему более ничего рассказать не сможет. А тайну ущелья Кафири ему, возможно, раскроют только после ночного обряда. Обряд испытания страхом? Слышал о таких. Не факт, что сможет выдержать. Слышал, читал. Знал, может быть такое, что сломает мужество и волю, как спичку! Именно в тех случаях, когда живой может позавидовать мёртвому.

Может, его просто ведут, чтобы принести в жертву? Странно. Такой обряд всегда проводит жрец публично, в присутствии своих адептов. Лишь тогда жертвоприношение имеет смысл – психологическое воздействие на подданных!

Возможно, «пакистанец» знал, что говорил. Значит, ведут на обыкновенную казнь. Так уничтожают лишних свидетелей. В страшных культах ещё и прощения попросят, опиумного отвара хлебнуть дадут…

Так, хватит! Назвался груздем, полезай в кузов! Были и остались серьёзные причины пойти на риск. Назовём эти причины своими именами. Первая: – Установить крепкие дружественные взаимоотношения с племенем, именующим себя народом Агни-Ра. Стать его представителем. Это перспективная работа, которая стоит риска. Вторая: – Миссия золотой капсулы, что в левом ухе. Народы Королевства Киштвари и племени Агни-Ра явно в родстве. У них общие проблемы. Работа только начата, и закончить её никто, кроме него самого, не в состоянии.

Была и ещё одна причина. Серьёзная. Личная. Тайна семьи. И корни этой тайны уходят в дебри Ваханского коридора по месту действия, в годы минувшие страшные для России, в годы гражданской войны.

В Большой игре лишних фигур не бывает!

Однако, всё может статься. Не только смерть. Остаётся надеяться, что старейшина сказал правду: «С пришельцами из иного мира общение возможно только, если это позволят бессмертные боги»!

Вот мысли человека предназначенного стать субъектом некоего мистического обряда, явно в языческом религиозном ключе.

Тропа достаточно круто вела в гору. За три последних солнечных дня тропа совершенно освободилась от снега. Между камней из трещин пробивалась весенняя изумрудная травка. Козленок ухитрялся и упираться, и блеять, и щипать травку.

Минут через сорок тропа, огибая острый угол скалы, повернула на юго-запад. Процессия остановилась на небольшой площадке, балконом нависшей над пропастью. В центре площадки – грубо отесанный в форме скамьи камень. Найдёнову предложили присесть на него. Четверо с пиками расположились за его спиной. Пятый встал перед Найдёновым лицом к лицу. На краю тропы под ножом мальчишки жалобно пискнул козлёнок. Он ещё дёргал копытцами, когда его пронесли вокруг Найдёнова, окропляя подножие каменной скамьи кровью. Старший с пикой омочил в крови пальцы правой руки и провел алую черту на лбу Найдёнова. Прошел к скальной стене к своим товарищам.

Александр Георгиевич не дрогнул.

Мальчишка, подхватив зарезанного козлёнка за задние ножки, чуть ли не бегом заторопился по тропе вниз. Назад в родной кишлак!

Пылающие алые солнечные сполохи на снежных уборах Гиндукуша погасли.

Ночь вступила в свои права.

Глава II

Исфахан. Встреча с Калининым. Миссия Калинина в Исфахане. Первый конфликт. Дзебоев и Калинин.

Мая 16, года 1912 от Р.Х. Персия, Исфахан.

Александр Георгиевич Кудашев, ротмистр Отдельного Корпуса жандармов, и без мундира, в длинной белой рубахе и цветной чалме – персидском наряде зажиточного купца – не забывал о том, что он – офицер для особых поручений первого квартирмейстерства Управления Главного Штаба Российской Империи, военный агент в Исфахане.

Как не мог забыть и того, что Высочайшим указом был лишён воинского чина на всё время своего пребывания в Персии по день завершения заграничной разведывательной операции «Колчестер». Условно, конечно. Его непосредственный начальник подполковник Калинин Сергей Никитич отбирал у своего подчинённого подписки о секретности в виде письменном, но о царском указе донёс до Кудашева извещение в виде изустном. Так, между прочим. Дескать, это условно, временно, после операции чин восстановят, положенное жалованье выплатят за всё время, появятся новые возможности для карьерного роста и прочее. Что ж, так, значит так. Правда, раньше подумал бы, что «начальству виднее», но его собственный жизненный, военный и сыскной опыт уже подсказывали, что не всё так просто в этом решении, созревшем в мозговом центре первого квартирмейстерства Управления Главного Штаба и утверждённом Высочайшим указом!

Как бы то ни было, группа Кудашева в составе его самого и телеграфиста Гагринского проделала гиганской петлёй не близкий путь от Асхабада Закаспийской области Российской Империи в персидский Исфахан без потерь.

Помощник 1-го обер-квартирмейстера Главного Управления Генерального Штаба, заведующий Особым делопроизводством разведки и контрразведки генерал-майор Николай Августович Монкевиц предпочёл прибытие группы в Персию на территорию влияния Юнайтед Кингдом из морского порта её метрополии, а не из пограничного поселка Гаудан Российской Империи.

Кудашев и Гагринский – по легенде подданные Британской Короны из Канады, родственники по фамилии Котович, англосакс по матери Джон Котович и француз по матери Саймон. Оба – по отцам, иммигрантам из Белой Руси, урожденные канадцы провинции Онтарио. Джон Котович – доктор биологии профессор университета Торонто. Саймон Котович – его ассистент. Бедный родственник, секретарь, лаборант и фотограф.

В дороге без малого три месяца. Но не без пользы. Дальняя дорога – для умного человека не пустое развлечение. Это своего рода университет. Школа мужества и выживания в не знакомых, часто экстремальных условиях, чуждых старому укладу жизни. Хорошая языковая практика. Масса новых знаний, впечатлений. Освобождение от ненужных старых привычек. Новые знакомства, возможно, полезные связи. Одним словом – адаптация.

Где только не были, чего только не видели. Пройти весь путь незаметно, серыми мышками не удалось. Однако, приключения, иной раз смертельно опасные, пошли, как посчитал Кудашев, на пользу делу. Время покажет, так ли это.

Вот пройденный маршрут от Асхабада до Исфахана: Кавказ, Черное и Средиземное моря, Ла-Манш, Франция, Англия, Атлантика, Гибралтар, Суэц, Аденский, Персидский и Бенгальский заливы Индийского океана. Самому Кудашеву пришлось волей-неволей дважды пересечь Индостан и вернуться в Персию. Теперь, вроде, на месте. Пора приниматься за работу.

***

Вторая ночь в Исфахане. Тихая ночь.

Выспавшись днем, с вечера Кудашев решил заняться делами. Знал, днем посидеть в тиши за письменным столом не удастся.

Едва скрылось алое солнышко за снеговыми шапками Загросса, как ночь раскинула над Исфаханом свой глубоко бездонный чёрный шатёр, сверкающий звёздами, такой величины и яркости, какие не только в северной России, но и Закаспии, не увидеть. С ледниковых вершин спустилась в раскаленный город прохлада. Из сада еще слаще потек медовый розовый аромат. Где-то недалече звонкий юношеский голос под серебряный перебор струн барбата и звонкие ритмичные удары дайере пел о ночи, о счастье, о любви…

Истинно – персидская ночь!

Кудашев прислушался.

«Ночь однажды Дню сказала, кто из них важней:

– Для любви горячей юной, ночь – всегда милей.

И молитва темной ночью, как вода, чиста.

И творят молитву к Небу чистые уста!».

……………………………………………….

Фарси * - Авторский стихотворный перевод В.П.Паркина.

……………………………………………….

– «Абунаср Асади», – вспомнил Кудашев, – «поэт, живший в Персии почти тысячу лет назад. Вот, слава истинная, пережившая время. А спроси у певца, кто был во времена Асади великим полководцем, он вряд ли ответит!».

Пленительную мелодию перекрыл хор прудовых лягушек.

Кудашев хотел, было, бросить в пруд камешек, но передумал. И лягушки в его деле могут пригодиться. Надо же, нет в усадьбе обыкновенной собаки. Зато пролом в ограде изрядный!

Можно, отогнав мысли о Леночке, оставшейся в Россие, в Асхабаде, наконец, сосредоточиться на работе. Пора день за днём вспомнить каждый от двадцать пятого февраля по пятнадцатое мая сего, одна тысяча девятьсот двенадцатого года. Сколько их всего будет? Восемьдесят один день! Однако. И трех месяцев не прошло, а сколько пройдено, сколько пережито. Вроде, ни один день впустую не прожит. За каждый прожитый день перед начальством можно отчитаться новыми уникальными сведениями. И не только. Появилась перспектива получения стабильной информации из серьезных источников. Старая хлипкая легенда военного агента не только подтверждена, проверкой, но и подкреплена недавними событиями, вновь возникшими достаточно крепкими связями. Появилась уверенность, что задача, поставленная перед Кудашевым и его группой, разведывательным отделом Николая Августовича Монкевица, будет выполняться!

Гуляя, медленно обошёл по периметру двор усадьбы. Да, безопасностью здесь явно пренебрегали. От ужасов гражданской войны саманные дувалы не спасут. Не спасут и каменные заборы. Но починить нужно будет обязательно. Пусть лихой человек сначала постучится в ворота, а не пройдет в дом через пролом в дувале! И собачку завести не мешает. Стоит доброго щенка поискать.

Вернулся в кабинет. Не спеша острым, как бритва, ритуальным сикским кинжалом очинил один за другим пачку химических чернильных карандашей. Потом начал писать бисерным почерком в общей тетради так, как писал в своём рабочем дневнике его отец – ротмистр Отдельного корпуса жандармов Кудашев Георгий Александрович, начальник Красноводского уездного жандармского полицейского отделения Закаспийской области. Вместо дат, вместо имен, вместо наименований географических объектов – условные цифры и координаты оперативных карт. Только не на русском и даже не на английском, а на японском языке. И не иероглифами, а знаками алфавита, придуманного Месропом Маштоцем из селения Хацик. И не линейным письмом слева направо, а древневавилонским стилем «быка пашущего»! Не сказать, что очень уж мудрёно и прочтению врагом совершенно недоступно. Но время на расшифровку хорошим специалистом уйдет не малое. А человеку, далёкому от криптографии и голову ломать ни к чему!

Дневник военного агента-нелегала – важнейший оперативный материал. В совокупности с лаконичными сообщениями-донесениями дорогого стоит. Такой дневник – глаза и уши Главного Штаба. Несколько дневников военных агентов позволяют сравнить изложенные в них факты на предмет достоверности информации. В случае отсутствия сомнений в достоверности сведений, карта разрабатываемых «мероприятий» обретает объемность, цвет, временное пространство. Наполняется живыми лицами, звуками, запахами, идеями, действиями!

Одно плохо. Опасный документ. Очень опасный, если связной не донесет его от военного агента до Главного Штаба. Попади он в руки противника – провал агента неизбежен, и не только его самого, но и всех, связанных с ним лиц. Возможно, неизбежен провал операций стратегического значения.

Кудашев работал легко. Его мозг свободно воспроизводил события последних месяцев. Одним из разделов дневника стала Справка, озаглавленная как «Пропускная способность французских железных дорог «Марсель-Лион-Париж» и «Париж-Кале». Другим – «Некоторые особенности морских рейсов на маршрутах «Одесса-Марсель» и «Портсмут-Хорремшехр». Третьим – «Годовые отчеты акционерам «Англо-Персидской Нефтяной Компании» с комментариями». Четвёртым – «Интересы Дойче Рейха в Персии и Месопотамии». Заканчивался дневник финансовым расчётом произведённых расходов из полученных сумм. С точностью до копейки. С дефицитом в одну тысячу триста двадцать рублей шестьдесят копеек! Увы.

К четырем часам утра дневник вчерне был написан. Кудашев с наслаждением потянулся. Глотнул из медного чайника холодного чаю. Глянул на часы. Поздно. Пора и отдохнуть.

Вдруг, что-то произошло. Кудашев насторожился, попытался проанализировать свои чувства. Ах, это замолкли лягушки!

Из открытого окна потянуло чужим запахом. Запахом грязной одежды, дымком дорожных костров.

Кудашев погасил лампу. Осторожно, стараясь не скрипнуть стулом, встал. Прижался к стене. Одним глазом выглянул в окно.

Кто-то поскрёбся в незапертую дверь. Мужской голос пробормотал строку молитвы: «Бисмилля, рахман, рахим»…

Голос этот Кудашеву был знаком.

Это был голос подполковника Калинина Сергея Никитича, офицера для особых поручений 1-го квартирмейстерства Главного Управления Российского Генерального Штаба!

***

Кудашев встретил ночного гостя, как и полагалось младшему по чину офицеру в отношении старшего. Корректно.

Калинин, напротив, всем видом своим изображал неподдельную радость. Света не зажигали, достаточно было и того, что лунной голубой струёй шёл через батистовую противомоскитную сетку узкого окна. Поздоровались на инглиш, но скрепили встречу крепким русским объятием.

– Добрались, наконец-то, сэр Джон Котович! – Калинин сбросил на стул дорожный халат, поставил к стене крепкий посох. Распорядился:

– Сэр Джон! Разбудите своего управляющего, пусть моего осла примет, я его за воротами оставил. Не беспокойтесь, у меня легенда добротная, хорошо обкатанная. Здесь я – странствующий целитель. И в Персии, и в Турции я хорошо известен как Иса Муслим-табиб Родоси. Переводить, надеюсь, не надо. Истоки легенды заложены в самом имени. Документы самые настоящие. Кроме диплома фельдшера медицины Санкт-Петербургской Военно-медицинской Академии. В своё время закончил с отличием двухгодичные курсы.

– Здорово! – от души восхитился Кудашев.

Вышел из лаборатории, пошёл к дому. Стуком в окно разбудил управляющего.

– Слушаю, сахиб! Что изволите, сахиб?

– Странник к нам на ночлег просится, говорит, целитель. Устройте его на ночлег где-нибудь, хоть в лаборатории, пока ещё нет работы. Накормите. Его осёл за воротами…

Вернулся к Калинину.

Минут через десять появился заспанный, прикрывающий беспрестанно зевающий рот ладонью, управляющий. Принёс чайник и стеклянную сахарницу с печеньем. К такому печенью сахар ни к чему, оно и так для русского приторно, но вдобавок ещё и посыпано чёрным молотым перцем!

Ночному гостю управляющий не удивился. Мало ли народу по дорогам бродит. Достойному человеку дать кров на ночь – благое дело! Увёл осла, поставил перед ним корзину с овощными очистками арбузными корками. Отправился досыпать.

Кудашев и Калинин пили чай, разговаривали.

Кудашев спросил:

– Персидский орден «Льва и Солнца» тоже за успехи в медицинской практике получили?

Калинин улыбнулся:

– Будете смеяться, Джон, но именно за успехи в медицинской практике. Консул турецкий в Тегеране из Парижа привез некую заразу. Успел передать её своим двум жёнам. К врачу обратиться побоялся, знал, старый еврей Бен Рабинсон на англичан работает. Нашел меня. Слава Всевышнему, помиловал их от сифилиса, и даже от гонореи. Зараза была попроще, какая-то гнилостная инфекция, даже без имени, в новейших справочниках не нашёл. Выгнал в трое суток настойкой из китайского лимонника. Из Маньчжурии привёз. Правда, заканчивается, заказать бы ещё надо. По двадцать капель два раза в день. Правда, самому консулу и его жёнам пришлось трое суток без сна провести. Сильное тонизирующее. Ну, и я рядом с консулом. Узнал много нового. В Центре были моей работой весьма довольны. Чином подполковника удостоили и должностью начальника нашей группы!

– Замечательно, – прокомментировал Кудашев.

Он слушал внимательно, но некоторое беспокойство уже свило в его душе своё гнездо. Беспокойство исходило напрямую от откровенности Калинина. Откровенности, граничащей с вульгарным бахвальством, несовместимым с работой разведчика. Впрочем, это мог быть просто приём, направленный на проявление ответной откровенности Кудашева. Начальник должен знать, чем живёт и дышит его подчинённый!

Пришёл черёд отчитываться Кудашеву. Разложил уже расписанные на бумаге тезисы по каждой теме. Рассказывал по существу, только факты. Эмоциональная составляющая, обычно присутствующая у любого рассказчика, была исключена напрочь.

Тем не менее, Калинин слушал Кудашева с выражением лица зрителя, уставившегося на экран синема с Иваном Мозжухиным.

Под утро Калинин подвёл черту под отчётом Кудашева:

– Хорошо, я всё понял. На первый раз достаточно. Сегодня, ближе к ночи продолжим предметно. Вам задача на завтра. Первое: прикажите своему ассистенту перефотографировать все листы Отчётов акционеров «Англо-персидской нефтяной компании». Пусть отпечатает максимально уменьшённые, но хорошо читаемые фотокопии на кодаковской плёнке. Подлинники вернёте генералу Фальконеру. Второе: то же самое – с вашими тезисами по собственному отчёту. Подлинник сожжёте. Третье: составьте для Центра прошение о работе с Фальконером. Я не знаю, как в Центре отреагируют на вашу инициативу. Микроленты завтра же будут мною отправлены в Санкт-Петербург! На будущее: без решения Центра, без моей команды вы не станете предпринимать ни одного сколь либо значительного действия. Успокойтесь. Станьте тем, кто вы есть по легенде. Это приказ!

Кудашев молча кивнул головой. Калинин продолжил:

– В каравансарае уже обустраивается мой человек. Помощник-лаборант. Знаком с микроскопом, имеет понятие о сублимации. Почти фармоколог. Проверенный, преданный. Снимает две комнаты. У вас пробуду дня два, три. Потом перееду в каравансарай, займусь целительством. Меня там давно знают. Хворых постыдными, по научному – венерическими – болезнями будет много. Абсолютное невежество в вопросах половой гигиены. Сифилис, конечно, не моя тема, но диагноз ставлю. К нужному дипломированному врачу направлю… Прочие инфекции мочеполовой системы лечу отварами трав, плодов, просвещением соответственным. За неделю исцелённые исфаханцы набьют мою тыкву табиба серебром по самую пробку. Не поднять!

– Не может быть! – попытался улыбнуться Кудашев. – В тыкве, на мой взгляд, не менее литра. Это в серебряных полтинниках должно быть более пятисот монет по девять грамм – четыре с половиной килограмма серебра или двести пятьдесят русских рублей. Двухмесячное жалование армейского подпоручика!

– Позавидовали? Подождите, мы с вами сработаемся – в Персии эмирами жить будем! Не хотите пойти к табибу подмастерьем? Научу отвары готовить, травы понимать, смеси составлять. Держитесь меня, Кудашев! Жить нужно сегодня, а не мечтами о будущем. Я и в Турции, и в Персии, как рыба в воде. Лучше меня никто из европейцев не знают ни Тегерана, ни Исфахана. За что и начальство ценит, и я сам свою лепёшку с мёдом имею. Мы с вами здесь такие дела завернём – в Россию миллионщиками вернёмся. О государевом жалованье и пенсионах и думать забудем! Слышали что-нибудь об австрийском агенте Арминии Вамбери?

Кудашев отрицательно покачал головой.

– А роман английский сэра Джозефа Редьярда Киплинга «Ким» не читали?

Кудашев повторил жест.

– Боже мой, – Калинин сжал руки в театральном жесте отчаяния, – Во, сегодня разведчики пошли! Вас учить и учить ещё. Ладно, не робейте. В обиду не дам.

– Я не забываю, что вы – мой начальник, а я – ваш подчиненный, – сказал Кудашев. А про себя подумал: «Однако, человеку улицы, табибу-народному целителю из обрезанных греков, в общество английских аристократов путь закрыт. Никогда Иса Муслим-табиб Родоси не смог бы получить в собственные руки отчёты акционерам «Англо-Персидской нефтяной компании»!

На том, свой первый разговор офицеры для особых поручений Первого квартирмейстерства Главного Управления Главного Штаба Российской империи в персидском Исфахане и закончили.

***

Трое суток прожил Калинин у Кудашева.

Утро второго дня Кудашев провёл в британской миссии. Зарегистрировался. Заполнил короткую анкету, получил штемпель красными чернилами в паспорт.

Вторая ночь прошла далеко не в дружеской беседе. Калинин резко сменил тактику общения с Кудашевым. Начал с вопросов, уточняющих обстоятельства некоторых фактов, изложенных Кудашевым при первой встрече. С каждым новым вопросом его форма и тон, с каким он задавался, ужесточались. Практически – Кудашев допрашивался Калининым, как подозреваемый в государственной измене.

– Как, почему, с какой целью оказались в Колчестере? Были ли знакомы с генералом Фальконером до встречи с ним в Колчестере? С кем из окружения генерала Фальконера были знакомы до прибытия в Колчестер? Кто, с каким заданием направил вас к генералу Фальконеру? Кто конкретно может подтвердить, что вы спасли тонувшую в пруду девочку – дочь генерала Фальконера? Почему генерал Фальконер отправил вас в Персию на танкере, а ваш багаж повез на своей паротурбинной яхте?

Кудашев отвечал кратко, точно, по существу.

За время допроса несколько раз усилием воли гасил нарастающее чувство негодования. Знал – гнев легко переходит в бешенство, а мощный всплеск адреналина заканчивается ударом шашки или выстрелом из револьвера!

Последние вопросы подполковника Калинина окончательно достали Кудашева.

– Что вы рассказали Фальконеру о своей миссии военного агента в Персии? Как конкретно сложился дефицит бюджета? Чем можете подтвердить произведённые расходы?! Откуда грант на научные изыскания?!

– О миссии военного агента не рассказывал. Справку о произведённых расходах я вам, господин полковник, уже передал. Потрудитесь прочесть её внимательней и пересчитать! Большинство расходов оплачено генералом Фальконером, отсюда и дефицит. Я не могу засчитать в наш бюджет его материальный взнос! Проводите ревизию, вызывайте счетовода. Что касается гранта на научные изыскания, выданного на имя доктора Джона Котович, я, как русский офицер, не считаю возможным использовать. Ни пенни. Этот грант должен остаться непрокосновенным. Как военный агент, в случае провала, я предпочитаю быть судим по статье «шпионаж», но не по статье «кража». Унизителен довесок в пять-семь лет тюрьмы к высшей мере наказания – расстрелу!

– Не забывайте, вы офицер, Кудашев. Следовательно, обязанны исполнить любой приказ своего начальника! Разумеется, исполнив приказ, имеете полное право обжаловать приказ по инстанции!

– Законный приказ, господин подполковник! Мне задавал вопрос на эту тему полковник Ерёмин. Мой ответ был таким же. Я не совершал и не совершу уголовно-наказуемых действий, подпадающих под статьи Уложения о наказаниях Российской империи.

– Не забывайтесь, Кудашев! Мы действуем в экстремальных ситуациях заграничной командировки. Я не обязан доносить до вас полную информацию о положении, которое потребует от нас тех или иных действий. Я приказываю, вы исполняете. Требую полного безоговорочного повиновения. В противном случае либо вы будете отозваны в Россию для отчета в Центр, либо мне придется самому принять самые жёсткие меры в случае вашего неповиновения!

– Сергей Никитич! Полагаю, вы взяли неверный тон для общения со мной. Я давно вырос не только из гимназического мундирчика, но и из мундира вольноопределяющегося, посеченного японскими осколками под Мукденом. Научился думать самостоятельно. Мыслить, то есть, искать смысл во всем, происходящим со мной и вокруг меня. Хотите со мной работать результативно, будьте любезны ставить четкую задачу, определять конкретные пути её решения. Как человек военный, готов выполнить любой приказ, отданный мне моим командованием. Во благо и во славу России, не щадя ни своей жизни, ни жизни своих подчинённых. Но осознанно. Последний раз был в бою девятнадцать дней назад. От лорда Фальконера за спасения его жизни и жизни его дочери не получил ни цента в собственные руки. Но аренду усадьбы и расходы на лабораторию оплатил Фальконер. Отсюда и дефицит. Как прикажете провести взнос английского генерала в бюджет российской разведки?! Я готов отчитаться перед компетентными лицами Главного Штаба за каждый, полученный мною из казны рубль. Прошу хорошо вникнуть во все, мною сказанное. Говорю вам это в первый и в последний раз. Я не позволю использовать себя в тёмную, в качестве тупого бессловесного инструмента! Вам ещё не поздно подыскать себе иную обезьяну, готовую таскать из огня каштаны.

– Разговор окончен, Кудашев. Я вас услышал. Надеюсь, и вы меня хорошо поняли. Более вас не задерживаю.

Калинин принялся устраиваться в углу вивария на ковре, готовясь ко сну.

Кудашев покинул лабораторию. Направляясь к дому, встретил Гагринского, вышедшего из-за угла.

Вместе отошли в глубину сада, в самую темень. Гагринский был взволнован. Попытался, взяв Кудашева за руку, поговорить с ним азбукой Морзе. Его рука дрожала, ладонь была холодной и мокрой.

– Успокойся, Саймон, – Кудашев встряхнул Гагринского за плечи. – Говори на русском, здесь никого нет, я чувствую.

– Александр Георгиевич! Простите меня, какой из меня разведчик… Вытряс из меня подполковник Калинин всю правду про Колчестер. Я, конечно, цен не знал и не знаю, но про наши покупки и расходы был вынужден рассказать всё, чему был свидетель! Не умею я лгать. И не умел никогда…

– Не беда, Владимир Михайлович! Нет нужды лгать. Наши отчеты не будут отличаться друг от друга. Это хорошо. Для меня тоже ложь унизительна. Не мы в должниках у бюджета, квартирмейстерство! Если в Центре решили посадить нас на самообеспечение, мы должны быть официально уведомлены. В противном случае наши расходы должны согласовываться, а счета – оплачиваться!

– Александр Георгиевич! Калинин забрал у меня подарки, сделанные мне лично после спасения маленькой леди Джейн генералом Фальконером. Все золотые вещи: портсигар, запонки, зажигалку… Грозил отдать под военно-полевой суд за мародёрство! Я боюсь. Хочу домой…

– Не бойтесь, Владимир Михайлович! Я товарищей в бою не сдаю. И подарки не жалейте. Мы сюда не за безделушками приехали. Калинин сделал большую ошибку, начав работать с нами силовым методом. Не предполагал в боевом русском офицере, ветеране японской войны, такую алчность!

– Разве он боевой офицер, Александр Георгиевич? Не знаю, как в офицерской среде, но в народе их, таких, как он, «тыловыми крысами» величают!

– С чего вы взяли?

– Калинин сам, воспитывая меня, рассказал. Увлёкся. Хвалился, что был начальником войскового этапа на КВЖД. За войну заработал большие деньги. Занимался и вопросами разведки, и вопросами контрразведки. Китайцев, японцев допрашивал, сведения выбивал, перевербовывал. Неужели на войне можно заработать? Не понимаю.

Кудашев был поражён:

– Как? Сам о себе?! Какое самомнение и тщеславие… Я был о нем более высокого мнения. Мой ум заслонили его чин и положение. Хорошо, впредь умнее будем.

Походил, подумал. Продолжил:

– А вы, Саймон, вспомните народную мудрость: «Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным»! Старые люди говорят, «делай добро и бросай в воду». Так то. А безделушки по возвращению в Россию я вам свои отдам. На память. Калинин не посмел их у меня реквизировать. Ни о чем не беспокойтесь. Я иду спать. И вы ложитесь.

***

Несколько ранее.

Асхабад Закаспийской области Российской Империи.

Мая 4 дня, года 1912.

В субботний день четвёртого мая адъютант Командующего войсками Закаспийской области полковник Отдельного Корпуса жандармов Владимир Георгиевич Дзебоев готовился отбыть в командировку в Ташкент. На неделю. Зашёл в финчасть, получил своё жалованье за апрель, положенные георгиевские, командировочные. Опечатал сейф. Сдал в секретный отдел ключи от сейфа, дежурному штабс-капитану – от собственного кабинета. Молча попрощался со штабс-капитаном рукопожатием.

Вышел на крыльцо. Тяжело вздохнул. Перекрестился на полуденный колокольный звон, донёсшийся от православного Воскресенского собора. В ожидании своего авто достал портсигар с родовой тамгой рода Дзебоевых.

К зданию канцелярии Начальника области подкатил автомобиль, но не ожидаемый синий «Рено» с прапорщиком Илларионом Ованесяном за рулём, а чёрный «Руссо-Балт» из сапёрного дивизиона.

Из машины, скрипя новенькой портупеей, вышел молодцеватый капитан пограничной стражи. Не поднимаясь на крыльцо, отрапортовал с тротуара:

– Господин полковник! Таможенной службой железнодорожной станции «Асхабад-Навалочная» задержан субъект, пытавшийся получить груз – более пуда маковой соломки из Уссурийска. Субъект действует по документам с разными фамилиями. Утверждает, что в целях конспирации. Ссылается на вас. Капитан пограничной стражи Усатый!

Протянул полковнику Дзебоеву документы. Дзебоев документы не принял:

– Заходите, господин штабс-капитан. Подайте документы через службу экспедиции канцелярии.

Прошли в здание, в кабинет для переговоров.

Дзебоев раскрыл поданный паспорт. С фотографии на него глянул подполковник Калинин в цивильном полосатом пиджаке и галстуком бантиком. Однако, согласно записи предъявителем сего паспорта являлся подданный Российской Империи некий Лев Янович Незашибитько. Паспорт выдан три года назад Бессарабским Управлением полиции. Второй документ тоже с фотографией. На ней подполковник Калинин в форме при погонах, под своим именем, но по должности - старший техник службы вооружения артиллерийского дивизиона, войсковой части, дислоцированной в Асхабаде, уже месяцев пять, как переведённой в персидский порт Энзели.

– Где он сейчас, этот Незашибитько? – спросил Дзебоев.

– Под стражей в машине, – ответил капитан Усатый.

– Образец товара имеется?

– Так точно, господин полковник. Прошу, вот в конверте.

Полковник Дзебоев раскрыл конверт, понюхал, попробовал кусочек на вкус. Сморщился, выплюнул. Спросил капитана:

– Давно в Закаспии, господин капитан?

– Третий месяц, господин полковник. Переведён из Выборга по состоянию здоровья. С лёгкими была беда. Врачи рекомендовали сухой теплый воздух.

– С этим у нас в порядке. Теплее и суше не бывает. Ещё месяц, и вы в этом убедитесь. Как я понял, в японской вы не участвовали?

Капитан несколько удивлённо поднял брови, но ответил без встречных вопросов:

– Не участвовал, господин полковник.

Дзебоев вернул Усатому конверт.

– Хорошо. Вы позволите мне побеседовать с задержанным конфиденциально? Как пограничник, должны понимать, возможно, имеет быть место государственная тайна. Под мою ответственность, разумеется. Поставьте одного стрелка под окнами, второго в коридоре у двери. При побеге задержаного действуйте согласно закону. Возьмите конверт. Зайдите в дежурную службу, напишите на моё имя короткую докладную. Я лично допрошу задержанного. Постараюсь проверить его показания. По результатам беседы будет видно, как с ним поступить. Резонно?

– Так точно, господин полковник. Разрешите исполнять?

Штабс-капитан вышел.

Дзебоев смотрел в раскрытое окно, несколько притенённое цветущим кустом сирени. Видел, как в сопровождении двух конвоиров под штыками в здание канцелярии был введён подполковник Калинин. Его руки свободны.

Он поднимался по ступеням крыльца не в силах сдержать торжествующую улыбку на лице. В кабинет подполковник вошел с рукой, протянутой для рукопожатия.

– «Вот чем заканчивается общение за бутылкой «арцаха» в оперативных целях, – успел подумать Дзебоев, – полным развалом субординации!». Прикоснулся двумя пальцами к козырьку фуражки.

Подполковник Калинин был вынужден ответить воинским приветствием. Немного смутившись, начал с деланной весёлостью:

– Как рад, Владимир Георгиевич, что нашёл вас!

– Что вы говорите, Сергей Никитич? Меня всегда может найти тот, кому я нужен. К сожалению, я сам такими возможностями не располагаю. В частности, в отношении лично вас. Чем могу служить?

– Поговорить нужно, Владимир Георгиевич. Может, заглянем куда-нибудь, посидим? В городском саду отличный шашлык готовят.

Дзебоев ответил, не глядя на Калинина, ровным не окрашенным голосом:

– Будда Шакья-Муни учил: «Работая – работай, обедая – обедай!». Я не обсуждаю служебные дела в шашлычных.