Калинин понял, по-хорошему разговор не закончится. Сел без приглашения на первый попавшийся стул.


Дзебоев расположился за столом. Придвинул ближе к себе пепельницу, положил на зелёное сукно свой портсигар и коробок спичек.


Заглянул штабс-капитан, спросил одними губами: «Чаю?». Дзебоев показал ему один палец. Следом за штабс-капитаном, не спрашивая разрешения, в кабинет вошел прапорщик Ованесян.


– Владимир Георгиевич! Машина подана. Прошу прощения, опоздал на десять минут. Шину чуть-чуть подкачать пришлось. Ниппеля французские не держат!


Подполковник Калинин не по-доброму поджал губы. Дзебоев знал, что тот подумал. Принял у штабс-капитана стакан чая с лимоном. Калинину не предложил. Указал прапорщику Ованесяну место за малым столом:


– Присаживайтесь, господин прапорщик. Будете стенографировать нашу беседу.


И, обращаясь к Калинину:


– Я рискую опоздать на встречу по расписанию, но вас, Сергей Никитич, выслушаю. Прошу!



Подполковник Калинин с трудом пытался подавить в себе чувство гнева. Он понимал, Дзебоев его унижает намеренно. И понимал почему. Ладно бы только гнев. У Калинина гнев почему-то всегда переходил в чувство крайнего страха! Спазм сжимал горло, белели губы, он не мог вымолвить ни слова.


Калинин закашлялся.


Дзебоев ждал, с любопытством рассматривал своего визави.


Калинин показал рукой на графин с водой, стоявший на столе. Дзебоев сделал рукой жест, который можно было понять как «прошу», но сам Калинину воды не подал.


Стакана не было. Калинин попытался сделать глоток из горлышка. Уронил графин. Осколки разлетелись по паркету. Посреди кабинета – лужица.


Дзебоев нажал кнопку электрического звонка. Приказал дежурному штабс-капитану:


– Врача! Уборщицу.


Повернулся к Ованесяну:


– Илларион! Ты работаешь?


– Так точно, господин полковник!



Наконец, Калинина пробил кашель. Вошедшая уборщица собрала осколки, вытерла полы. Штабс-капитан принёс новый графин с водой, два стакана. Вошёл врач.


– Разрешите? Вызывали?



– Да, Александр Владимирович! Посмотрите, пожалуйста, господина подполковника. У него спазм. Что-то с пищеводом, возможно. Или с сердцем…



Калинин резким движением отмахнулся от врача, пытавшегося прощупать у него пульс. Тыльной кистью руки сбил с лица врача пенсне. Резко шагнул вперёд к столу, за которым сидел Дзебоев. Раздавил пенсне в золотой оправе, попавшееся под ноги. Врач бросился спасать пенсне, наклонился, близоруко щурясь к самому полу.



– Да что вам от меня надо! – Калинин толкнул врача в сторону.



Дзебоев нажал кнопку звонка и не отпускал её, пока в кабинет не ворвались штабс-капитан и трое унтеров –один свой свободной смены и двое конвойных из комендатуры.


На полу врач унимал кровь из разбитого носа.


Два унтер-офицера ловко взяли подполковника Калинина за руки, заломили их за спину.



Полковник Дзебоев снял с рычага телефонную трубку:


– Барышня! Адъютант Командующего. Соедините меня с Лаппо-Данилевским!



Рискуя остаться без рук, взвыв от боли, Калинин упал на колени.


– Господин полковник! Ваше сиятельство… Не надо прокурора!



Дзебоев нажал на рычаг, повесил трубку. Приказал унтерам:


– Отпустите господина подполковника. Всем выйти!


Остались одни. Дзебоев протянул Калинину стакан воды.


– Говорите, слушаю. Зачем я вам понадобился?



Калинин заикался, но его можно было понять:


– Это не маковая соломка, это сушёный маньчжурский лимонник!


Дзебоев был невозмутим:


– Я, допустим, знаю, пил на Дальнем из него чай. Это разъяснится. Я направил ваш багаж на экспертизу. Что ещё?



– Освободите меня!



– Будут основания – получите свободу!



– Не забывайтесь, полковник Дзебоев! Вы знаете, кто я такой.



– Знаю. И с каждым днём узнаю вас всё лучше и лучше.



Калинин протянул Дзебоеву лист бумаги.


– У меня для вас «Предписание»,с! Подписано Заведующим Особым отделом Управления Полиции Туркестанского Края полковником Новиковым.



Дзебоев прочёл вслух резолютивную часть бумаги с вопросительной интонацией:


– … передать подполковнику Калинину дела поручика Войтинского и полевого командира летучего отряда туркмен из Персии Караджа-батыра, афшара из Шираза?



– Так точно,с!



– «Правильно говорят туркмены: боится, значит, уважает!», – подумал Дзебоев. – «Только его «уважение» теперь непременно новым паскудством обернётся!».



Дзебоев вернул Предписание Калинину.


– Этот документ юридической силы не имеет. Я даже принять его от вас, Сергей Никитич, не имею права. Вопрос предвижу, поясняю: Предписание датировано тридцатым апреля и адресовано заведующему Особым отделом Закаспийской области полковнику Дзебоеву. Подписано – полковником Новиковым. Так?


– Так, – подтвердил Калинин.



– Двадцать третьего апреля я получил Приказ, подписанный тем же самым заведующим Особого отдела Управления Полиции Туркестанского края полковником Новиковым с требованием, – Дзебоев процитировал на память: «… освободить от занимаемой должности полковника Отдельного корпуса жандармов Владимира Георгиевича Дзебоева. Назначить заведующим Особым отделом Закаспийской области переводом ротмистра Отдельного корпуса жандармов Иоганна Иоганновича фон Кюстера». Из этого следует, что я, полковник Дзебоев, не являюсь уполномоченным лицом, указанным в вашем Предписании!



Калинин был явно растерян.


Дзебоев продолжил:


– Заведующим Особым отделом утверждён переводом исполняющий обязанности Начальника Жандармского Полицейского Управления Средне-Азиатской железной дороги ротмистр Кюстер Иоганн Иоганнович. Ротмистр Кюстер сдал дела своему непосредственному начальнику генерал-майору Ростов-Малыгину, на днях вернувшемуся из Берлина, где он провёл более пяти месяцев на излечении ишемической болезни сердца. Однако, сдав дела в Управлении железной дороги, ротмистр в Особый отдел к новому месту службы не явился. Исчез ротмистр. Объявлен в розыск. Отсюда следует: нет в Особом отделе Управления Полиции Закаспийской области лица, уполномоченного решать вопросы, отнесенные к компетенции его Заведующего! Прошу разрешить этот вопрос, потом и поговорим, – попытался закончить разговор полковник Дзебоев.



Калинина не так просто было сбить с толку:


– Я не в курсе ваших кадровых перестановок. У вас должен быть заместитель. Если вы назовёте его, я обращусь к нему.



Полковник Дзебоев давно так никому не улыбался, как в эту минуту подполковнику Калинину:


– Что вы говорите, Сергей Никитич? Майским солнышком голову напекло? Могу стакан арцаха налить, подлечить вас. Не желаете?


И резко сменив тон:


– Кто как не вы без согласования ни со мной, ни с Управлением Туркестанского Края перевели моего заместителя офицером для особых поручений во первое квартирмейстерство Управления Главного Штаба? В Персию загнали военным агентом. Его супругу без мужниного жалованья оставили!



Калинин побагровел, молчал.



Дзебоев добавил:


– Будет решение из Туркестана – передам вам любые документы! Прошу прощения, но хочу напомнить вам, господин подполковник: Первое квартирмейстерство Главного Штаба не является инстанцией, полномочной получать документацию без уведомления соответствующего министерства. Тем более – у лица, не уполномоченного на подобные действия! Впрочем, возможно, вы рассчитывали именно на это обстоятельство?



Калинин молчал, тупо смотрел на носки своих сапог.



– Еще вопросы? – спросил Дзебоев.


Калинин попытался встать.



– Не спешите,– остановил его Дзебоев. – Теперь вопросы буду задавать я. Не трудитесь изображать из себя лицо неприкосновенное. Речь пойдёт не о ваших разведчиках, а о членах их семей, брошенных вами на произвол судьбы! Попрошу внимания. Не станете со мной сотрудничать, я найду возможность побеседовать либо с Николаем Августовичем Монкевицем, либо с самим Начальником Главного Штаба генералом от кавалерии Яковом Григорьевичем Жилинским!



Подполковник Калинин встал. Не говоря ни слова и не прощаясь, нетвёрдой походкой направился к двери, отворил её.


На самом пороге Калинина остановил голос Дзебоева. В голосе – тяжелые металлические ноты:


– На месте стой! Кругом марш, подполковник Калинин! Я не всё сказал.



Калинину пришлось развернуться. Какой-то почти пьяный кураж на абсолютно трезвую голову заставил его схлестнуться в базарной словесной перебранке с полковником Дзебоевым:


– Много на себя берёшь, инородец! Князь без княжества, полковник без полка! На кого голос повышаешь? На старшего офицера русской разведки?! Берегись!



Дзебоев бросил взгляд на прапорщика Оганесяна:


– Пишешь Илларион?



– Пишу, Господин полковник. Стенографически, ни одно слово не пропускаю. И самописец электрический «Эдисон энд Компани» тоже пишет. Восьмой валик гуттаперчевый вставил, – ответил Илларион.



– Продемонстрируй нам последний.



Илларион нырнул под стол, с минуту пошуршал, пощёлкал выключателями. Вдруг из-под стола раздался вполне узнаваемый голос Калинина: «Много на себя берёшь, инородец! Князь…». Илларион щёлкнул клавишей, выключил звук.



– Достаточно, – сказал Дзебоев. – Однако, время идет, а до господина разведчика мы так и не донесли просьбу бедных женщин, оставшихся по его милости без кормильцев! Полковник Калинин, вы придёте в себя, в конце концов? Или будем разговаривать, как люди, или мне придётся вызвать либо конвой Военного Суда, либо санитаров из психиатрической больницы. Выбирайте, что вам по душе!



Калинин сидел на своём стуле. Закрыв глаза, мерно покачивался, словно в трансе. Ответил тихо, голосом совершенно сломленного духа:


– Не я, не сам я… Я только шестерёнка в большом механизме…



– Не шестерёнка, а простая шестёрка. Алтышка в Большой игре!



– Пусть так. Прокол вышел. Не позаботились о жёнах наших офицеров. Разберёмся. У офицеров тройные оклады, богатыми будут! Жёны в шелках ходить будут. Пока потерпят.



– Лжёте, Калинин. Войтинского вы подставили, сфабриковав дело о побеге, а теперь пытаетесь получить документы его дела, чтобы окончательно похоронить договорённости, заключённые с ним мною, полковником Дзебоевым. Этот подлог – лично ваш. С Кудашевым сложнее, но и Елена Сергеевна вынуждена остаться без средств к существованию по вашей милости. Кроме вас об изменении условий командирования до неё и до самого Кудашева донести было некому. Впрочем, всё понятно. Убедили. Вы изменить ситуацию не в состоянии. Вы ничтожество, Калинин. Я мог бы взять вас под стражу по обвинению в нанесении телесных повреждений гарнизонному врачу Спирину Александру Владимировичу. Вызвать конвой. А уж, довезут ли они вас до гаупт-вахты – дело техники! Идите, вы свободны. Пока.



Пошатываясь, прижимая пальцами у виска пульсирующий сосуд, Калинин вышел в коридор. Через минуту к Дзебоеву заглянул дежурный штабс-капитан и капитан пограничной стражи Усатый.



– Господин полковник, прикажете вернуть оружие подполковнику Калинину?



– Верните, но сначала проверьте документы, зарегистрируйте, как посетителя. Потом напишете мне справку о том, что видели сегодня в этом кабинете. Исполняйте. Господин капитан Усатый! Давайте карточку конвоированного, я распишусь. Илларион, сворачивай стенографию. Машину!


Глава III


Скорый поезд «Красноводск-Ташкент». Визит в Особый отдел Управления полиции. Встреча с Джунковским. Санкт-Петербург. Управление Главного Штаба. Дзебоев и Джунковский у Жилинского.



Мая 7 дня, года 1912.


Скорый поезд «Красноводск-Ташкент».



Укладывая саквояж на багажную полку купе первого класса скорого поезда «Красноводск-Ташкент», Дзебоев наткнулся на забытую каким-то пассажиром книгу. Расположился за столиком у окна, заказал проводнику стакан чаю. Раскрыл книгу. Переплёт чёрной кожи, потёртое тиснение золотом. Страницы уже успели пожелтеть. На русском. Титульный лист за форзацем не первым. На первом листе реклама: «Первая в России фабрика исключительно турецкаго табаку «ОТТОМАНЪ». С.-Петербург, Колокольная ул., № 8». На следующем титульном: "Путешествiе по Средней Азiи въ 1863 году". А.Вамбери. Переводъ с англiйскаго. С картами Ср.Азiи. Цена 4 р. 25 коп. САНКТПЕТЕРБУРГ. Въ типографiи Ю. А. Бокрама на Большой Московской № 4. 1865».



Понятно, Арминий Вамбери – всемирно известный шпион австро-венгерской разведки. Сорок семь лет назад под личиной странствующего дервиша турка Решид-эфенди прошел тысячи вёрст от Турецкого Истанбула до Тегерана, из Персии через горы Эль-Бурса, Гурген, Атрек и пустыню Кара-Кумы добрался до Хивы. Был принят ханом, плавал по Аму-Дарье, побывал в Бухаре-и-Шериф. Возвращался в Тегеран через Карши, Самарканд, Керки. Не особенно торопился. Успел побывать и в афганском Герате, и в Хорасанском Мешхеде. Двенадцать месяцев странствий дали хороший этнографический и политический материал для книги. Книги, которая на долгие годы стала настольной для всех, чьи интересы лежали в знойных широтах Средней Азии, Ирана и Афганистана.


Впервые книга Вамбери попала в руки Дзебоева ещё в годы его учёбы в пажеском корпусе. На инглиш. Именно эта книга и стала мощным стимулом для изучения английского языка.



Поезд тронулся. Дзебоев наугад перевернул несколько страниц. Начал читать:



… «Какие чувства я испытывал 3 июня у ворот Хивы, читатель может себе представить, когда подумает об опасности, которой я подвергался из-за любого подозрения, вызванного европейскими чертами моего лица, сразу бросавшимися в глаза. Я очень хорошо знал, что хивинский хан, чью жестокость не одобряли даже татары, при таком подозрении поступил бы намного строже, чем туркмены. Я слышал, что хан всех подозрительных чужеземцев отдавал в рабство, что он совсем недавно проделал это с одним индусом якобы княжеского происхождения, и тому отныне суждено наравне с другими рабами таскать повозки с пушками…».



Зашёл проводник принёс чай. Стакан в серебряном подстаканнике, белая салфетка. Спросил:


– Водочки не желаете, ваше высокоблагородие?



Дзебоев оторвался от книги:


– Водки? Нет, не нужно. У вас, господин хороший, от прошлого рейса газет ташкентских не осталось?



– Есть, как же. Разнесу чай, принесу газеты!



Дзебоев пил чай, читал Арминия Вамбери. Хорошо, подлец, пишет, подробно, с деталями. Правда, в книге не хвастается, что за свою жизнь четырежды принимал ислам! Была, значит, необходимость. Что там дальше?


«… я с ужасом вспоминаю сцены, при которых присутствовал. На наружном дворе я увидел около 300 пленных човдуров; в лохмотьях, измученные многодневным страхом смерти и голодом, они выглядели так, словно встали из могилы. Их уже разделили на две группы: на тех, кто не достиг 40 лет и кого еще можно было продать в рабство или подарить, и тех, кто … должен был понести наказание, объявленное ханом. Первых по 10-15 человек, скованных друг с другом, уводили прочь, остальные терпеливо ожидали исполнения вынесенного им приговора и казались смирными овцами в руках палачей. … Мы должны заметить, что эта жестокость была возмездием за не менее варварский акт, который човдуры совершили прошлой зимой над одним узбекским караваном. Богатый караван в 2000 верблюдов подвергся нападению на пути из Оренбурга в Хиву и был полностью разграблен. Жадные туркмены овладели множеством русских товаров, но этого им было мало, и они отняли у путешественников (большей частью хивинских узбеков) все припасы и платье, так что некоторые умерли в пустыне с голоду, а другие замерзли, и из шестидесяти человек спаслись только восемь. … В Хиве, как и по всей Средней Азии, не знают, в чем состоит жестокость; такое действие считается совершенно естественным, потому что не противоречит обычаям, законам и религии. … Не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не уводили с аудиенции у хана под роковое «Алиб барин» –«Взять его!».


Пришёл проводник, принес пачку ташкентских газет недельной давности. Услышав, «повторить!», забрал пустой стакан.



Дзебоев разулся, по удобнее, устроился на своей полке. Развернул газету. «Туркестанские ведомости». Издаётся и редактируется при канцелярии Туркестанского генерал-губернатора в Ташкенте. Первая полоса – сплошь одна реклама. Впрочем, нужно пробежать глазами. Вот, что-то новенькое. Пригодится. Не у первых же встречных получать информацию. Поездка-то – не официальная! Так, читаем:


«Отель «Регина». Прекрасно обставленные номера от 1 р. 50 коп. При гостинице ресторан - Зимний сад. Первоклассная кухня. Обеды на выбор из 15 блюд. Имеется всегда икра, сёмга, белорыбица и друг.».


Что ещё? Гастрономы Лившица, Косенковой, Филатова, Шнейдера… Господин Керер продает четырёх и шестицилиндровые автомобили «Студебекер» с электрическим освещением по цене три тысячи двести и четыре пятьсот рублей соответственно. Кражи, дебоши, грабежи, суициды, семейные скандалы, гастроли театральные, цирковые…


Это всё мимо!


Вот, наконец, информационные сообщения от имени администрации:


«На повестку заседания думы, имеющего быть сегодня, поставлен вопрос об ассигновании средств на сооружение памятника Императору Александру II в Ташкенте и о выборе для этой цели места. Городская управа в своём докладе в думу предлагает для постройки памятника два места. Одно – площадь Иосифо-Георгиевской церкви на углу Романовской и Кауфманской улиц, другое – площадка против Александровского парка».



Так, это тоже не то. Видно, не будет информации о работе санитарной службы города. Адреса нет. И нет – ни в канцелярии, ни в Управлении Полиции – ни одного лица, кому можно было бы задать такой простой прямой вопрос, не возбудив нездорового интереса: «Полковник Дзебоев из Закаспия полковника Джунковского разыскивает!».



Впрочем, вот, что-то есть. Общедоступная публикация, адрес-справочник:



«Управлении города Ташкента


Обуховская улица, д.2-9, телеф.292.


Начальник города – полковник Николай Клавдиевич Калмаков.


Помощник начальника города – коллежский советник Владимир Сергеевич Стреченевский.


Секретарь Управления - титулярный советник Гавриил Иоаннович Голубев.


Письмоводители: титулярный советник Дмитрий Дмитриевич Лавровъ, коллежский регистратор Петр Исаевич Голосков. Письменный переводчик коллежский регистратор Ишаев.



Полицейское управление русской части.


Шахрисябская улица, телефон 210.


Полицмейстер капитан Степан Осипович Кочан.


Городовой врач статский советник Григорий Георгиевич Феглер.


Полицейские пристава:


1-го участка – коллежский регистратор Владимир Петрович Ковдышев,


2-го участка – коллежский регистратор Федор Матвеевич Тушманов.


Помощники полицейских приставов: коллежский регистратор Сулейман Яушев, коллежский регистратор Павел Павлович Сорвин,


Секретарь полицейского управления губернский секретарь Вячеслав Африканович Самострелов.


1 участковый пункт, ветеринарный врач капитан Безуглый, 2 участковый пункт, - коллежский секретарь Александр Константинович Энглези.


Полицейское управление туземной части


Дусарагазешская часть, телефон 275.


Полицмейстер подполковник Владимир Павлович Колосовский.


Полицейские пристава: капитан Павел Афанасьевич Лундин, губернский секретарь Архип Михайлович Мочалов – ул. Шейхантаурская, дом Ишан-хана».



Да, не густо. Впрочем, Дзебоев другого и не ожидал. Адресов и телефонов Особого отдела Полицейского управления, охранных отделений никто публиковать не будет. А, собственно говоря, почему? Почему так сложилось, что добропорядочный подданный Российской Империи не имеет морального права не только перед обществом, но перед собственной совестью, сообщить в охранное отделение о готовящейся террористической акции, о возможном эксе? Такой поступок – для обывателя подвиг! Конечно, он реально рискует собственной жизнью, но более того – реальным остракизмом со стороны самого общества. Парадокс. Вся Россия – сплошной клубок парадоксов. В революцию и революционеров играют все. Все слои общества, все социальные группы жаждут немедленных перемен! Как реально улучшить своё положение мало кто знает. Но то, что сначала нужно низложить монарха, уничтожить самодержавие и систему сословий – уверены почти все! С вариантами, конечно, в соответствии с интересами групп и отдельных индивидуумов. Хотелось бы услышать, что скажет на эту тему подполковник Новиков, освободивший своим приказом полковника Дзебоева от должности заведующего Особым отделом Полицейского управления Закаспийской области.



Дзебоев так и доехал до Ташкента в одиночестве. В его купе первого класса больше не подсел ни один пассажир.



В Ташкенте взял авто, бросил шофёру рубль:


– На Романовскую. К Канцелярии генерал-губернатора!



Пока ехали, отмечал прошедшие за три месяца перемены в русской части Ташкента. Строится русский город! Улицы Куропаткинская, Шипкинская, Гоголя, Пушкинская, Романовская… Московский проспект, проспект фон Кауфмана Константина Петровича! Воскресенский рынок российских товаров, пассаж братьев Якушевых, Новые здания почтово-телеграфной конторы, мужской и женской гимназий, православные соборы, магазины, отели, рестораны. Арыки полные воды, зеленые газоны, платановые аллеи. Хороший город. Богатый. Красивый. Чистая публика. Дамы в белых кружевных летних нарядах, господа с тросточками в шёлковых чесучёвых костюмах, гимназисты, гимназистки, городовые в белых кителях с черными кобурами с русскими «Смит-энд-Вессонами». Постовых полицейских здесь еще не перевооружили. Бродячие коробейники с деревянными лотками, полными фруктов, на головах. Автомобили и велосипеды, фаэтоны. Изредка – одноосные арробы с высоченными колесами, влекомые верблюдами или осликами. Киоски с газированной фруктовой водой. Граммофонная музыка из раскрытых окон…


Вот и Романовская. Дворец Великого князя Николая Константиновича, младшего брата будущего российского императора Александра Второго. Доступа во дворец никому нет. Сам князь из дворца не выезжает. Дворец ли? Или тюрьма? Место ссылки полковника Романова, героя штурма Хивы, лишенного чинов, званий и наград, вычеркнутого из списков полка. Дело семейное, Романовское. Дело тёмное!


Электротеатр «Хива». За ним – Канцелярия генерал-губернатора. Приехали!



***



Мая 12 дня, года 1912.


Туркестанский Край Российской Империи. Ташкент.




В приёмной Канцелярии Генерал-губернатора Туркестанского края и Командующего войсками ТуркВО генерала от кавалерии Алексадра Васильевича Самсонова деловая суета. Полковники, подполковники, генералы, солидные господа во фраках либо в белых чесучовых костюмах, туземная знать в шелках и в бархате, с руками, унизанными золотыми перстнями с драгоценными камнями. Адъютанты, курьеры. Скрип стальных перьев, перестук «Ундервудов», телефонные звонки, стрёкот телеграфных аппаратов.


Полковник Дзебоев огляделся. Два-три знакомых лица по совместной службе в Санкт-Петербурге, по госпиталю в Благовещенске. Поздоровались, поговорили в полголоса. Джунковского в приёмной не было. Дзебоев не стал записываться на приём, хоть и был знаком с Самсоновым ещё по русско-японской.


Вышел из приёмной, прошел в дежурную службу. Представился. Оперативный дежурный незнакомый подполковник козырнул в ответ и молча протянул Дзебоеву руку ладонью вверх. Дзебоев протянул удостоверение.


Подполковник прочитал, пристально вгляделся в лицо Дзебоева, сверил личность с фотографией на удостоверении личности. Сделал отметку в командировочной. Обратился к Дзебоеву:


– Господин полковник! Желательно обновить удостоверение. На фото вы – брюнет! Прошу, на улице в третьем доме «Моментальное фото» господина Рабиновича. Через час подойдёте ко мне с фотографиями, а за мной дело не встанет, не задержу.


Зазвонил телефон. Подполковник кивком головы дал понять Дзебоеву, что разговор окончен и взял трубку:


– Дежурная служба канцелярии!


Несколько секунд слушал.


Дзебоев убрал командировочное во внутренний карман кителя. Застегнул большую латунную пуговицу с двуглавым орлом. Направился к Рабиновичу в «Моментальное фото». Из-за спины услышал:


– Господин полковник! Задержитесь на минуту!



Обернулся. Увидел: оперативный дежурный вытянулся во фрунт с отданием чести незнакомому полковнику, который быстрым шагом подходил к самому Дзебоеву. Остановившись, первым протянул руку:


– Господин полковник! Владимир Георгиевич Дзебоев?



Дзебоев пожал полковнику руку, представился:


– Адъютант Командующего войсками Закаспийской области.


После секундной паузы добавил:


– Экс-заведующий Особым отделом Полицейского управления области же.



Подошедший полковник, казалось, был чем-то смущён. Представился:


– Заведующий Особым отделом Полицейского управления Туркестана полковник Новиков. Зовите просто Валентин Николаевич! Пройдёмте ко мне, поговорим!



Кабинет полковника Новикова, мягко говоря, не впечатлил Дзебоева. Комнатушка на четыре канцелярских стола. На одном – телеграфный аппарат и три телефона. За вторым – стучит на машинке пожилой подслеповатый коллежский регистратор в статском однобортном мундире с алой ленточкой ордена Святой Анны в петлице. Обстановка самая тривиальная. Мебель времен императора Павла Петровича. Выгоревшим казённым зелёным обоям лет пятнадцать! Да, Ташкент, столица гигантского края. За великими делами в губернаторской канцелярии порядок навести некогда…



Полковник Новиков сел за свой стол у окна, жестом пригласил сесть напротив полковника Дзебоева.


– «Плохо сидит начальник», – подумал Дзебоев, – «свет с правой стороны, писать не удобно, тень от пера на бумаге всегда мешать будет. А сам я присел куда хуже. Плохо, когда спина от входной двери не прикрыта!».



– Ваше сиятельство, Владимир Георгиевич, дорогой, – начал Новиков. – Прошу принять мои самые искренние извинения! Поверьте, не только вы пали жертвой кадровой чехарды в нашем ведомстве. Не разобрались. Сожалею. Евгений Фёдорович Джунковский…



Дзебоев молча вполоборота покосился на коллежского регистратора, многозначительно глянул на Новикова.


Новиков понимающе улыбнулся:


– Не извольте беспокоиться. Это наш письмоводитель. Евграф Апполонович глух, как тетерев. Но грамотен, как учитель словесности. И почерк замечательный. Росчерки, вензеля, арабески, знаете ли… Евгений Фёдорович ему доверял. И в этом кабинете мы временно. Извините за беспорядок, если что…


Дзебоев понимающе кивнул головой. Не произнёс ни слова.



Новиков, несколько сбитый с мысли, помолчал, порылся в бумагах, кипами скопившимися на его столе. Протянул Дзебоеву синий лист с наклеенными обрывками бумажной телеграфной ленты.



Дзебоев вгляделся. Морзянка. Перевернул лист. Действительно, каллиграфия! Рука письмоводителя.


Расшифровка:


«ОСВОБОДИТЬ ОТ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ ЗАВЕДУЮЩЕГО ОСОБЫМ ОТДЕЛОМ ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ЗАКАСПИЙСКОЙ ОБЛАСТИ ПОЛКОВНИКА ОТДЕЛЬНОГО КОРПУСА ЖАНДАРМОВ ВЛАДИМИРА ГЕОРГИЕВИЧА ДЗЕБОЕВА ТЧК ОБ ИСПОЛНЕНИИ ДОЛОЖИТЬ НЕМЕДЛЕННО. ПРИКАЗ ПИСЬМЕННОМ ВИДЕ ФЕЛЬДЕГЕРСКОЙ ПОЧТОЙ ТЧК


ЗАВЕДУЮЩИЙ ОСОБЫМ ОТДЕЛОМ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ПОЛКОВНИК ОТДЕЛЬНОГО КОРПУСА ЖАНДАРМОВ ЕРЁМИН ТЧК».



Дзебоев вернул телеграмму Новикову:


– Теперь понятно. Мои телеграммы читали, Валентин Николаевич?



– Да, Владимир Георгиевич. Виноват, эту проблему с Закаспийским Особым отделом, как сами видите, мне не разрулить. И к Ерёмину мне доступа пока нет. Однако, есть у меня к вам предложение.



Дзебоев приподнял подбородок, изображая заинтересованность:


– Слушаю, Валентин Николаевич!



– Хотите на должность Заведующего Особым отделом Туркестана? Джунковский одобрил бы. Я зондировал почву: оказывается, вас знает лично Александр Васильевич Самсонов. Ерёмин не посмеет оспорить представление за подписью генерал-губернатора Туркестанского Края!



– А как же вы сами, Валентин Николаевич? Должность ваша – номенклатура шефа Отдельного корпуса жандармов!



– На покой, Владимир Георгиевич, на покой! Есть у меня усадебка на берегу Камы. Во сне каждый день родной дом вижу. Северянин я. Здесь всё чужое. И климат, и нравы. Сарта от узбека не отличу. Языков не знаю. И виноград с дынями не в радость. Бес попутал с переводом. Жену похоронил… Жара начнётся – и сам просто задохнусь в один прекрасный солнечный день. Напрасно дал себя уговорить.



– Я подумаю, Валентин Николаевич, – Дзебоев встал, заканчивая свою аудиенцию у бывшего начальника.



– В таком случае, Владимир Георгиевич, поставьте меня в известность о принятом решении до своего отъезда из Ташкента. Вы где остановились? Вам с жильём не помочь?



– Отель «Регина» на Московской. Будем прощаться? Спасибо за внимание, Валентин Николаевич. Желаю здравствовать!





В отеле «Регина» полковник Дзебоев снял «первый нумер для графьёв», как отрекомендовал комнату с удобствами во дворе гостиничный приказчик из казанских татар. Рубль с полтиной в сутки! Огляделся, проверил дверь, окна на предмет прочности запоров. Снял с кровати покрывало, внимательно осмотрел постельное бельё. Остался доволен – свежестираное и хорошо выглаженое. Предусмотрительность не лишняя. Не Париж – Средняя Азия! Переоделся в цивильное. Серый льняной лёгкий костюм. Белая сорочка, белый шейный платок. Шляпа, трость. Глянул в зеркало. Без мундира – чужой незнакомый человек! Свой саквояж в номере не оставил. Вышел, взял извозчика и прокатился на улицу Джизакскую в «Центральные бани». В общий зал не пошёл, заказал отдельный номер с душем, ванной, парной и берёзовым веником. Ах, ещё и с электрическим освещением! Всё удовольствие – тоже рубль с полтиной. Отмокал от дорожной пыли и пота в горячей мыльной пене, пока вода не остыла. В парную не пошёл, постоял под душем. Вернулся в отель.



В холле его встретил уже знакомый татарин.


– Ваше сиятельство! Вас в нумере посетитель дожидается. Говорит, ваш старый друг. Мне пятиалтынный дал! Богатый, наверное.



Дзебоев ждал посетителя, но, правда, не так скоро. Однако, не рискнул очертя голову встречаться один на один в своём номере пока неизвестно с кем.


– Передай господину, пусть подойдет в ресторан, чаю попьём!



Пять пополудни, дело к вечеру. Ресторан распахнул двери перед первым посетителем. Дзебоев вошёл в пустой ещё зал, выбрал себе место в дальнем уголке за столиком, так, что и в окно можно было посмотреть, и входную дверь взять под контроль. Заказал два стакана чёрного чая с лимоном и, не торопясь, принялся изучать меню.


С интервалом в пару минут в зал вошел среднего роста среднего возраста неприметный человек в сером пиджаке и тёмных брюках, заправленных в сапоги. Белая сорочка-косоворотка. Картуз с лакированным козырьком. Так, русский приказчик с лесоторгового склада. Спокойно прошёл к столику, за которым расположился Дзебоев. Присел. Поздоровался. Дзебоев ответил. Подвинул в сторону посетителя второй стакан с чаем.



– Благодарствую, – сказал человек, – я больше зелёный употребляю.



Дзебоев промолчал.



– Ваш друг с вами увидеться хочет, – продолжил человек. – Его позывной вам знаком – «Маскарад». Это старый, а новый он вам сам назовет.



– Вы меня ни с кем не путаете? – спросил Дзебоев.



– Никак нет, ваше сиятельство. Ваш друг видел вас, и наша встреча у него на контроле.



– Понятно. Хорошо. Дальше!



– Сегодня в двадцать ноль ноль местного подходите к бирже извозчиков, что у Воскресенского рынка. Найдёте фаэтон под номером пятнадцать. Молча сядете. Извозчик, Фома Матвеич, наш человек, привезёт вас к вашему товарищу.



– Хорошо, – сказал Дзебоев, – буду. Пообедаете со мной?



– До свидания, – сказал человек. Отвесил лёгкий поклон и ушёл.



***



Проспект Кауфмана. Гостиница «Новая Россия». Извозчик Фома Матвеич свой фаэтон под номером пятнадцать к парадному подъезду подавать не стал. Остановился загодя. Повернулся к своему пассажиру:


– Ваш бродь! Вам парадное без надобности. Пройдите двором. У левого крайнего входа вас знакомый встретит, проводит!


Дзебоев сошел с коляски, бросил извозчику полтинник серебром. Фома Матвеич поймал монетку и так же лихо, заставив её вертеться, как в «орлянке», вернул полтинник Дзебоеву.



Дзебоев вошёл во двор. Пусто. Ни людей, ни собак. Так... Со двора первая левая дверь? Вот она. Дверь закрыта, никто Дзебоева не встречает. Над дверью покосившаяся, выгоревшая на солнце, замаранная грязными потеками вывеска: «Купецъ 3-й Гильдiи Маратъ ЧоховЪ. Сухiя фрукты». Дверь отворилась. В проёме, не выходя во двор, стоял тот самый связной, что подходил к Дзебоеву в ресторане «Регина». Он поманил Дзебоева рукой, приглашая войти.



При входе Дзебоев успел заметить: дверь, со двора выглядевшая как старая ветхая калитка, на самом деле имела весьма внушительный вес и толщину. Изнутри запиралась на солидную систему нескольких засовов. Попав в узкий коридор, Дзебоев оглянулся: коридор автономен, с помещениями гостиницы не сообщается – глухая кирпичная перегородка. Четыре двери – четыре номера, узкая литого чугуна лестница на второй этаж.


На втором этаже полковника Дзебоева встретил сам полковник Джунковский. Слава Богу!



– С приездом, Владимир Георгиевич! Здравствуйте!



– Здравствуйте, Евгений Фёдорович! Далеко забрались. Не чаял с вами встретиться.



***



Беседа, полковников Дзебоева и Джунковского, начавшаяся поздно вечером, закончилась лишь под утро. Экс-помощник Адъютанта Начальника Войск ТуркВО и экс-Заведующий Особым отделом Управления Полиции полковник Отдельного Корпуса жандармов Джунковский Евгений Федорович рассказал о своём новом назначении коротко, буквально в двух словах. Дзебоев в своё время понял правильно: организация Военно-санитарной службы ТуркВО и перевод полковника Джунковского на должность начальника этой службы – прикрытие вновь созданного в ТуркВО отдела военной разведки, подчинённого Первому квартирмейстерству Главного Управления Генерального Штаба. Разумеется, военно-санитарная служба в своём изначальном предназначении существует и её сотрудники даже не догадываются, кто именно сотрудничает с ними бок о бок. Это не феномен. Таким взаимоотношениям помогает сложившаяся в этом ведомстве традиция секретности. Офицер, занимающийся вопросами захоронений, ответствен за сверхсекретную информацию по всем фактам, цифрам и мероприятиям, относящимя к его компетенции. Так же обстоит дело и по иным вопросам: эпидемиям, эпизоотиям… Сотрудники этих служб профессионально сдержаны, аккуратны, чистоплотны, не болтливы. И что делается в службах по соседству, их абсолютно не интересует. Здесь нет проблем групповых общений по типу кавалерийского или артиллерийского братства. Понимаете, о чём я. Ни к ним – никто, ни они – ни к кому! Нет разговоров о предмете – и сам предмет как бы не существует.



Дзебоев все понял. Обид на Джунковского не было. В свою очередь доложил обстановку, сложившуюся в Закаспии. По своему ведомству. Во-первых – о Кудашеве и его группе, в частности о жёнах Кудашева и Войтинского, оставшихся без жалования своих мужей на время командировки. Во-вторых – о генерал-майоре Ростов-Малыгине Андрее Андреевиче, начальнике Закаспийского Жандармского Полицейского Управления Средне-Азиатской железной дороги и об его заместителе – без вести пропавшем ротмистре жандармерии Иоганне фон Кюстере, переводом назначенном Заведующим Особым отделом на должность, занимаемой самим Дзебоевым. В-третьих – о подполковнике разведки Сергее Никитиче Калинине, начальнике группы Кудашева, убывшей в Персию. Калинине, устроившему пышные воинские похороны унтеру тюремной стражи, умершему в свою смену на службе от сердечного приступа.


О самом себе коротко: снят с должности Заведующего Особым отделом Закаспия приказом полковника Новикова согласно распоряжения полковника Ерёмина из Санкт-Петербурга. Под вопросом служба на должности Адъютанта Командующего войсками Закаспийской области. Генерал-майор Шостак хлопочет о своём переводе, а придет новый – приведёт с собой своего адъютанта. Пока Дзебоев в долгосрочном отпуске. Готовится к препровождению на пенсию.



Джунковский слушал внимательно, не перебивал Дзебоева ни вопросами, ни замечаниями. Изредка что-то записывал в блокноте стенографически.


Лишь убедившись, что Дзебоев закончил, начал говорить сам:


– Кудашев условно лишен воинского чина, чина Отдельного Корпуса жандармов, отчислен в резерв. Ему жалованья не положено, следовательно, и его супруга на него прав не имеет. Этот факт не оспорить. С предложением на государя императора вышел сам военный министр генерал от кавалерии Сухомлинов. Разумеется, оно было утверждено высочайшим распоряжением. Начальник Главного Штаба генерал от кавалерии Жилинский Яков Григорьевич был вынужден в присутствии императора озвучить своё собственное мнение по этому вопросу. Его аргументация была достаточно убедительной.


Джунковский заглянул в свой блокнот:


– «…военный агент-нелегал, осуществляющий свою деятельность вдали от своего Отечества, от родной земли, от своей семьи, на территории чуждой ему по культуре, климату, языку, вероисповеданию, под угрозой ежеминутного разоблачения, под угрозой допросов, мучительных пыток и смертной казни не должен быть лишён офицерского чина, равно, как и связанного с этим чином понятия – офицерской чести. Именно честь русского офицера – гарант того, что военный агент в свой самый трудный час взойдет на эшафот, неся в своем сердце честь, не запятнанную предательством своего Отечества. Военный агент, лишенный, пусть «условно», своего чина, не может чувствовать себя человеком военной чести».


Продолжил:


– Не удивляйтесь, Владимир Георгиевич, моей осведомлённости. Жилинский беседовал с моим родственником, жаловался на Сухомлинова… Понимаете, наша служба – не прогулка по садовым аллеям, усаженным розами, а военная тропа сквозь терновник, увешанный австрийскими самовзрывными гранатами! Вроде, избавились от интриг Ерёмина, тут же попали под гнёт Сухомлинова! Кстати, вам вопрос: от Кудашева никаких известий, случайно, не получали?



Дзебоев сделал отрицательный жест ладонью:


– Нет, не получал. Даже не жду известий. Кудашев – человек дисциплинированный. Дал подписку о неразглашении, держит слово!



– Тогда я продолжу. То, что знаю. С Войтинским дела обстоят ещё хуже, чем с Кудашевым: Войтинский и Караджа-Батыр – Карасакал – числятся в негласном розыске – по линии разведки и контрразведки… Побег из тюрьмы!



Дзебоев потрясён:


– О чём речь?! Тревога по тюрьме была, но ложная. Мне лично, как адъютанту командующего, был доклад начальника тюрьмы капитана тюремной стражи Кофмана. О том, что во вверенном ему объекте происшествий не случилось! Использование факта естественной смерти тюремного надзирателя, младшего урядника Василия Краснова, в качестве легенды его гибели на посту и побега заключённых – провокация, затеянная Калининым! Это неслыханно. Подлость, недостойная русского офицера! Карасакал даже в тюрьме не содержался, отсидел свой срок на гауптвахте Первого Таманского казачьего полка! Документы поднять можно…



– Нет уже никаких документов, Владимир Георгиевич. Калинин дождался вашего отъезда и всё изъял. Противостоять ему никто не осмелился.



– Выходит, Кудашев и его группа – смертники? В какую дьявольскую игру играет Калинин?



– Игра и проста, и сложна одновременно. Кудашев и его группа – фигуры не столько разведки, сколько большой политики. В зависимости от того, как развернутся события в европейском противостоянии мировых держав, Кудашев может быть либо принесен в жертву, либо вернется героем – подполковником Отдельного корпуса жандармов и кавалером орденов – там решат – «Станислава» или «Владимира»!



– Если так решил господин «кукловод» Калинин, то он уже глубоко ошибся, недооценив Кудашева. Кудашев никогда не станет провокатором ни по своей, ни по чужой воле. Погибнуть может, но совершить подлую акцию – никогда.



– Владимир Георгиевич! В большой игре совсем необязательно, чтобы кто-то что-то непременно делал. Достаточно и того, что Кудашев – фигура в этой «шахматной» партии. Которая может быть использована в операции прикрытия. Просто, как подстава!



Джунковский нервно, ломая спички, прикурил папиросу, продолжил:


– Повторяю, Владимир Георгиевич, лично я, Джунковский, эту операцию не разрабатывал, и её не курирую. Сам только-только новую должность осваиваю. Могу вас уверить, в сутках часов для работы явно не хватает. Сплю по три-четыре часа раз в двое, а то и в трое суток. Однако, готов принять на себя еще и этот груз.



Джунковский постучал карандашом по графину с водой. Убрал со стола бумаги. Дверь бесшумно отворилась. Вошли двое – уже знакомые Дзебоеву человек в сером и извозчик Фома Матвеич. Первый накрыл стол белой скатертью, второй – поставил на него кипящий посвистывающий самовар. Вышли, вернулись с чайной посудой, блюдом засахаренных фиников, леденцами «Мон Пасье», блюдцем нарезанного лимона. Бесшумно, как тени в синема, исчезли.



– Прошу вас, Владимир Георгиевич! Я помню ваш вкус – чёрный чай с лимоном!



– Благодарю, Евгений Фёдорович!



– Я слышал, наш новый особист полковник Новиков не в восторге от своего назначения. Не предлагал вам эту должность?



– Не далее, как сегодня утром. Жаловался на нездоровье, на климат…



– А вы?



– Вслух – обещал подумать. Про себя – посоветоваться с вами, Евгений Фёдорович.



– Это правильно. Любое умозаключение производится на основе полученной информации. Чем больше информации, тем обоснованней умозаключение. Недостаточная или недостоверная информация – умозаключение, позволяющее принять решение, которое может стать погибельным для лица, его исполняющего. Вы, знаток английского языка, Владимир Георгиевич. Знаете, как англичане называют свою разведку?



– Интеллижен сервис – Информационное обслуживание.



– Именно! Информационные услуги немыслимы без полного достоверного объёма сведений по интересующему заказчика предмету. В нашем случае заказчиком является Генеральный Штаб, Военное Министерство. Ну, это потом… А с каким объёмом информации по проблемам Туркестанскомго Края столкнулся полковник Новиков? С таким, какой ему и в кошмарнейшем сне не мог привидеться! Разношёрстное народонаселение такой плотности в городах, которую не знают в Европе. Под сотню национальностей. Не менее двух десятков языков, из которых минимум тремя должен владеть руководитель его ранга и должности. Средневековые обычаи. Дикие суеверия. Безработица. Нищета. Болезни. Безграмотность. Полный произвол местных баев, ханов, старейшин, судей-кази. Разбой. Брожение в умах. Самые фантастические сверхрадикальные идеи в умах не только туземных религиозных фанатиков и националистов, но и в умах представителей русскоязычной диаспоры: от ярых монархистов до анархистов, от эсеров до либералов… Подпольные склады оружия, типографии, крамольная литература, тайные сходки, террористические акции! Эта бурда бродит, временами вскипает и выплёскивается на улицы и площади городов. То на русском берегу, то на туземном. Хрен редьки не слаще. Кровь и там, и там одного цвета – красная!



Джунковский был неузнаваем. Такая эмоциональная тирада была не в его стиле поведения.



– «Видно, тоже нервы сдают», - подумал Дзебоев.



Джунковский откашлялся, сделал пару глотков чаю. Продолжил спокойнее:


– Наших внедрённых либо завербованных агентов достаточно быстро вычисляют и ликвидируют самым жестоким образом на страх иным членам революционных группировок. День ото дня активисты действуют всё более грамотно и профессионально. Наши тюрьмы переполнены. Увы, результаты весьма скромные. А мы с вами, Владимир Георгиевич, даже в глазах благонамеренных и верноподданных обывателей – царские сатрапы и душители «свободы»! После девятьсот шестого года нам удавалось и пока удаётся сдерживать процесс революционного брожения масс. Но, к сожалению, остановить его не в состоянии никто. Я предвижу великие политические катаклизмы при первом же экономическом кризисе в стране. Такой кризис неизбежен в случае войны. Без разницы, с кем начнётся война – с Германией ли, с Британией ли. Если выбирать из двух зол, предпочёл бы, как русский туркестанец, с Британией не воевать. Одно Королевство Британской Индии способно полчищами своих сипаев парализовать действия русских войск и, разумеется, русской администрации во всем Туркестане. При этом неизбежна националистическая резня. Британии прямая выгода выдавить русских из Туркестана. Возвратить Среднюю Азию к средневековью, к нищете и безграмотности. Бесконтрольно за бесценок качать из неё природные ресурсы. И быть спокойными за границы своих индийских колоний!


…………………………………………………….


* Интеллижен Сервис – Секретная разведывательная служба – Secret Intelligence Service, сокращённо SIS или MИ-6 – Military Intelligence, MI6 —внешняя разведка Соединённого Королевства Великобритании, Индии и Ирландии с 1909 года.


…………………………………………………….



Дзебоев молча покачивал головой.


Джунковский дождался, когда Дзебоев поднял на него глаза и продолжил:


– Вот почему я принял предложение работать над проблемами, лежащими за пределами границ Российской Империи. Над внешними проблемами безопасности России.



– Вопрос можно, Евгений Фёдорович?



– Да, конечно. Для того и встретились.



– Я не в курсе, существует ли на сегодня чёткая государственная военная доктрина?



– Что вы, Владимир Георгиевич! Какая может быть доктрина. Три державы со своими вечно изменяющимися союзниками на грани неустойчивого равновесия. На грани войны и мира.



– Понятно.



– Так сами что решили? Готовы ли вы сменить на посту Заведующего Особым отделом Туркестана полковника Новикова?



– Нет, чисто физически не потяну. Первые три-четыре месяца будут самыми тяжёлыми. Сердце не выдержит. Да и Ерёмин не оставит в покое. Обязательно начнутся провокации. Безвинные люди пострадают.



– Что ж, резонно. Могу предложить другой, более щадящий вариант. Погодите о покое думать. Мы вам и здоровье постараемся поправить, и нагрузку на сердце снизить. И никаких «условных» лишений чинов и наград не будет. Готовы ли вы работать со мной, ваше сиятельство?



– Безусловно, Евгений Фёдорович!



– Люблю обдуманные решения и лаконичные ответы. Тогда без иносказаний. Я добьюсь передачи операции, к которой участвует группа Кудашева в ведение разведывательного отдела ТуркВО. Будем действовать тонко, Николай Августович сам сделает нам такое предложение.



– Монкевиц?



– Монкевиц. Генерал-майор Монкевиц Николай Августович – помощник первого обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, заведующий военно-статистическим делопроизводством части 1-го обер-квартирмейстера и особым делопроизводством Главного управления Генерального штаба.



Но нужен один инструмент – мощный компромат на подполковника Калинина. Не говорите, что у вас на него ничего нет, Владимир Георгиевич. Не поверю!



– Мощный, не мощный, но какой есть, смотрите сами, Евгений Фёдорович! – Дзебоев протянул Джунковскому тонкую картонную папку «Дело» без номера, без имени.



Джунковский раскрыл её и тут же негромко ахнул, не удержался.


– Вот это дааа, ваше сиятельство! Говорил я, не приведи Господь, попасть в число ваших врагов, Владимир Георгиевич! Где это вы так Калинина под объектив уложили?



– Фотографии легализованы. Их мне передал купец третьей гильдии из Красноводска Аббасов Али-мирза, подданный Персии, но уже лет двадцать живущий в России. У него свой керосиновый склад в порту. Калинин подловил его на мелкой контрабанде, потом взял с него подписку, затем официально провёл как своё доверенное лицо. Реально, просто «доил». Не только присваивал положенные секретному сотруднику Аббасову семьдесят пять рублей в месяц, но и получал с него ещё сотню за «прикрытие»! Читайте жалобу, на русском, Аббасов грамотный человек.



Джунковский минуты три читал жалобу. Потом подвел итог состоявшейся беседы.


– Если ещё пришлете мне подобную жалобу от начальника Асхабадской тюрьмы, мне будет достаточно этих двух документов для того, чтобы Калинин более не путался у нас под ногами. Фото этого «скаута» в постели со шлюхами использовать не будем. Не наш уровень. Однако, кто знает, может, ещё и пригодятся.



Дзебоев вынул из портфеля вторую папку. Протянул Джунковскому несколько листов.



– Вот подлинные документы, подготовленные начальником Асхабадской тюрьмы Кофманом. В его делах остались копии, заверенные самим Прокурором Окружной Асхабадской судебной палаты Лаппо-Данилевским. Из документов видно: Караджа-батыр, он же Карасакал, в тюрьме никогда не содержался. Поручик Войтинский был из тюрьмы освобождён официально на основании прекращения в отношении него уголовного дела. Побега заключенных из тюрьмы не было ни одного со дня её основания, с 1891 года!



– Нормально. Рабочие документы. По Калинину пока всё. Что касается вас, Владимир Георгиевич, есть приличное место в Русском Ссудном Банке, что в Тегеране. Заведующим отделом безопасности кредитных операций. Эта должность – прикрытие нашего человека, резидента, как говорят в Интеллижен Сервис.



– Простите, опыта банковской работы не имею.



– Ничего страшного. В курс дела войдёте быстро. Такая работа в банках велась и ведётся всегда, но на кустарном не профессиональном уровне. Отсюда – реальные потери, невозможность взыскать долги с лиц, получавших бланковый, либо недостаточно обеспеченный кредит. Информацией обеспечим. Кто лучше вас сможет проверить банковского партнёра?!



Дзебоев глубоко вздохнул. Помолчал. Повертел в пальцах свой стальной портсигар. Джунковский не торопил его. Отошел к своему столу, стал просматривать бумаги.


– Разрешите пару вопросов, Евгений Фёдорович!



– Хоть пять, Владимир Георгиевич. Наш разговор ещё далеко не окончен.



– А что будет с Особыми отделами Туркестана и Закаспия? Лично я не вижу кандидатов на должности их заведующих!



– Что случилось, то случилось. Будем надеяться, что верна поговорка «свято место пусто не бывает!». Эта проблема – головная боль полковника Ерёмина!



– Так, значит так. Второй вопрос: моя работа в Русском Ссудном Банке в Тегеране будет связана с работой Кудашева?



– Естественно. Мы возьмём под собственную юрисдикцию, минуя Закавказский Военный Округ, миссию русской военной разведки в Персии и в Афганистане. Напряжение между ведущими мировыми державами нарастает. Следовательно, задачи разведок усложняются. Прямая обязанность Туркестанского Военного Округа позаботиться о безопасности границ своих территорий. Разработанная вами, Владимир Георгиевич, и не понятая в верхах с первого раза, «Стратагема» будет основой для работы нашего военного агента в Персии. И резидентом этой группы должны стать вы, полковник Дзебоев. Местом его службы должна стать Персия, а прикрытием – незаметная должность банковского клерка, которая сама по себе уже будет являться мощным источником информации!



– Хорошо, – Дзебоев допил свой чай, поставил стакан на поднос со сладостями. – Я согласен, Евгений Фёдорович. Наверное, на сегодня всё? Уже утро.



– Нет, не всё, – улыбнулся Джунковский. – У вас есть сорок минут соснуть в соседнем номере, Владимир Георгиевич. Через сорок минут подъем. Садимся на фаэтон и скорой рысью отправляемся на вокзал. Там нас ждет литерный поезд с парой вагонов генерал-губернатора. Едем в Санкт-Петербург вместе с Александром Васильевичем. Правда, спать в одном купе с Самсоновым не придется. Потеснимся вместе с обслугой и охраной в другом вагоне, но место на полке я вам гарантирую. У всех у нас дела в Главном Штабе. Познакомлю вас с его начальником. Поговорим с Жилинским. Хорошо?



– Хорошо, только одна маленькая проблемка есть. У меня в Канцелярии дежурная служба удостоверение изъяла. Фото устарело, я на нём несколько моложе.


– Ерунда, заедем, заберём. В «Регине» у вас ничего не осталось? Мундир где?



– Здесь, в саквояже. Не доверился оставить в номере. А за номер в гостинице трое суток уже проплачены.



– Значит, едем. Давайте отдохнём, хоть и тридцать минут!



Джунковский начал расстёгивать на сорочке пуговицы. Дзебоев вышел из номера. В коридоре его ждал человек в сером. Проводил в соседнее помещение, отогнул на кровати уголок одеяла, взбил подушку. Затянул уже светлое окно бархатной шторой.


– Отдыхайте.



Увы, Дзебоеву не до сна. Плеснул из графина в стакан воды, накапал валерьянки. Выпил. Одна единственная мысль, как птица в клетке, билась в его голове:


– «Тегеран, Персия… Чермен, мальчик мой! Дай Бог встретиться нам с тобой!»…


Не заметил, как уснул.


Через двадцать минут человек в сером тронул его за плечо. Подъём!



***



Мая 12 дня, года 1912.


Санкт-Петербург. Управление Генерального Штаба.



Прежде, чем попасть на приём к Начальнику Генерального Штаба генералу от кавалерии Жилинскому Якову Григорьевичу, полковнику Дзебоеву пришлось потрудиться за столом секретаря генерал-майора Монкевица, подпоручика, не посчитавшего своим долгом представиться. Так, значит так. В каждом монастыре свой устав. И свои грехи. Прошение, анкета, подписки, свежие фотографии. А перо плохое. Дзебоев испачкал чернилами пальцы.


В кабинет к генерал-майору Монкевицу Августу Николаевичу Дзебоев вошёл в сопровождении Джунковского.


Представились, как положено.


Секретарь Монкевица подпоручик Прилежин коротко доложил суть рапорта, поданного полковником Джунковским с приложенными документами, подготовленными полковником Дзебоевым.


Монкевиц слушал подпоручика, но смотрел в глаза полковника Дзебоева. Внимательно смотрел. Спокойно. Без эмоций. По окончанию доклада спросил:


– Дополнения в устном виде?


– Никак нет, ваше превосходительство! – в один голос ответили Джунковский и Дзебоев.



Монкевиц прошёл за свой стол. Поручик положил перед ним уже раскрытую папку с документами. Вернулся на прежнюю позицию. Стоял по стойке смирно.


– «Разведка разведкой», – подумал Дзебоев, – «но строевой устав здесь тоже почитают!».



Монкевиц словно прочёл его мысли:


– Прошу, присаживайтесь, господа офицеры! Где вам удобно. Поговорим.



Полковники присели. Сабли между коленей, руки на эфесах. Секретарь занял место за малым столом, на котором стоял новенький «Ундервуд». Но придвинул к себе стакан с отточенными карандашами.



– «Будет стенографировать», – подумал Дзебоев.



Монкевиц быстро пробегал глазами страницы дела, на подлинных документах задерживался. Просмотрев, закрыл папку. С минуту молчал, смотрел, как ходит маятник в напольных часах. Полковники ждали.



Генерал-майор Монкевиц встал из-за стола. Встали во фрунт и полковники.



– Окончательное решение по вашему рапорту будет принято в срок не более, чем в три дня. Мне докладывать о нём по инстанции. С большой долей вероятности оно будет принято с учётом моей резолюции. А резолюция такова. Мы немедленно отзовём подполковника Калинина из Персии. Его судьба будет решена здесь, в этом кабинете. Полковник Дзебоев будет утвержден военным агентом-нелегалом в Персии, руководителем группы Кудашева с прикрытием должностью заведующего отделом безопасности кредитных операций Русского Ссудного Банка в Тегеране. Статус Кудашева менять не будем. Решение императора – закон. Супруга Кудашева Александра Георгиевича Елена Сергеевна Найдёнова будет получать материальную помощь из рептильного фонда, предназначенного на оплату услуг агентуры без отчетности. Об этом позаботится финслужба ГУГШ. Супруга поручика Войтинского будет получать жалованье своего мужа, как прикомандированного офицера к РО ТуркВО, переводом по месту своего жительства. Эта забота ляжет на плечи полковника Джунковского. Далее: персидскоподданный туркмен из племени афшар Караджа-батыр… Аналитики РО учитывают его интеллектуальный уровень развития, замечательную память, этнографические особенности характера. Жалованья получать не будет. Он единственный из группы остаётся на «вольных хлебах» - от доходов, приносимых построенными им каравансараями. Иные услуги оплачиваются из рептильного фонда. С прискорбием, должен довести до вашего сведения: подполковник Калинин трижды получал в финчасти квартирмейстерства деньги, предназначенные для госпожи Найдёновой. Далее: заграничная операция с задачами, возложенными на группу Калинина-Кудашева, со всей ответственностью за её исполнение передается в юрисдикцию РО Туркво. Готовы ли принять на себя ещё и этот груз, полковник Джунковский?


……………………………………………….


Рептильный фонд* - денежный фонд бездокумендарных отчётов, предназначавшийся для тайных операций МИДа, разведки и контрразведки, оплаты агентуры, подкупа чиновников, заказов журнальных статей и пр. Термин и сам фон, впервые, на государственном уровне, введен в деловой оборот канцлером Германского Рейха Бисмарком.


……………………………………………….



Джунковский, стоявший вытянувшись во фрунт перед генералом, выдохнул:


– Так точно, ваше превосходительство!



– Хорошо. В ближайшие десять-двенадцать дней фельдегерская служба доставит в Ташкент приказ, подтверждающий ваши полномочия и обязанности, новые расширенные задачи операции согласно изменившейся военной и политической обстановки в регионе. Если нет вопросов, полковник Джунковский свободен. Полковника Дзебоева прошу остаться ещё на несколько минут.



Полковник Джунковский покинул кабинет генерал-майора Монкевица.


Полковник Дзебоев остался.



Разговор продолжался. Поручик Прилежин продолжал стенографировать, время от времени меняя истёршийся химический карандаш на свежезаточенный из стакана. Очинивать карандаши у него времени не было. Благодаря поручику Прилежину сохранилась расшифровка беседы, отпечатанная на «Ундервуде».



Вопрос – ответ. Вопрос – ответ. Вопрос задаёт генерал-майор Монкевиц. Отвечает – полковник Дзебоев.


Ниже автор приводит выдержку из расшифровки.



Полковник Дзебоев:


– Ротмистр Отдельного корпуса жандармов Александр Георгиевич Кудашев, октября 22 дня 1881 года рождения в городе Кизил-Арват Закаспийской области, подданный Российской Империи, русский, православного вероисповедания. Потомственный оренбургский казак, русский офицер во втором поколении.



Генерал-майор Монкевиц:


– Из хорошей семьи?



– Его отец – Кудашев Георгий Александрович – ротмистр Отдельного корпуса жандармов. Ветеран русско-турецкой войны 1877-78-го, участник штурма крепости Денгиль-Тепе в Ахал-Текинском походе генерала Скобелева в 1881-м. Кавалер Ордена Святого Георгия четвёртой степени. Последнее место службы – начальник охранного отделения Красноводского уезда, погиб при исполнении своих обязанностей.



– Образование Александра Георгиевича?



– С последнего курса Казанского Университета в январе 1905 года ушел вольноопределяющимся на русско-японскую. Диплома Казанского университета так и не получил, хотя оставалось только защититься.



– Юношеские мечты о славе не обернулись полным нигилизмом к военным реалиям?



– Кудашев уехал сражаться в Маньчжурию, чтобы не участвовать в братоубийственных боях восстания 1905 года в самой Россие! Новоприбывший вольноопределяющийся был направлен во Вторую Маньчжурскую армию генерала Каульбарса. В аккурат, успел к боям под Мукденом. Несколько ранений. Два солдатских знака Креста Святого Георгия, медаль. Два года плена. По окончанию военных действий и освобождению служил уже в чине поручика переводчиком в штабе Гродекова.



– Хорошо. Далее более-менее понятно. Служба в Асхабаде офицером для особых поручений при адъютанте Командующего войсками Закаспийской области, потом помощником Заведующего Особым отделом. Фарси, туркменский, армянский в степени «свободное»… Предотвращение терракции в русском театре. Контузия. Операция по ликвидации летучего афганского отряда Гульбеддина, освобождение заложницы Елены Найдёновой. Разоблачение английского агента начальника Полицейского жандармского отделения станции «Кизил-Арват» Средне-Азиатской железной дороги ротмистра Архипова – убийцы отца самого Кудашева… Задержание полевого командира туркмена племени афшар из персидского Шираза. Задержание английского военного агента Мак’Лессона по кличке Гюль Падишах-Сейид. Однако… Замечательный послужной список! Его личные мотивы, побудившие принять предложение продолжить службу в качестве военного агента в Персии?



– Уточните, пожалуйста, ваш вопрос.



– Карьерный рост, личные материальные выгоды, новый уровень деловой активности, международные связи?



– Согласен, Кудашев за шесть лет службы Государю и Отечеству прошёл по лестнице чинов от вольноопределяющегося пехоты до ротмистра Отдельного Корпуса жандармов, от простого стрелка до помощника заведующего Особым отделом политической полиции Закаспийской области. На сегодняшний день он – офицер для особых поручений первого квартирмейстерства Управления Главного Штаба, военный агент-нелегал с не вполне определённым статусом и должностными обязанностями и полномочиями, условно лишённый чина. Его восхождение по служебной лестнице отмечено несколькими ранениями, полученными в бою. Последняя контузия – плата за спасения сотни жизней в русском театре Асхабада. Его орден и кресты – заслуженные награды! Кудашев не добивался ни наград, ни чинов, ни вышестоящих должностей. Ни интригами, ни искусственными протекциями. Кудашев меня самого некоторым образом озадачивает, он не проявляет инициативы в отношении каких-либо изменений в собственном положении. В грехах карьеризма его не упрекнуть. Он добрый сын своего отца, своего народа, своего Отечества. Разве этого мало?!



– Почти исчерпывающе. Впрочем, вопросы ещё имеются. Позволите?



– Столько, сколько нужно.



– Языки? Мы знаем, Кудашев был переводчиком с японского у Гродекова. Владеет английским. Ещё?



– Почти свободно говорит на туркменском, армянском и фарси. Изучением арабской письменности занимался не более месяца. По-армянски читает и пишет с юности, соседи были армяне, с друзьями по двору выучился.



– Хорошая память?



– Память феноменальная, врождённая. Основное достоинство. О верховой езде, умении владеть оружием даже не докладываю. Настоящий казак.



– Ваш прогноз на варианты поведения Кудашева при встрече с британским агентом Аланом Мак’Лессоном – Гюль Падишахом?



– По обстоятельствам. Уверен в одном, убивать Гюль Падишаха Кудашев не собирается.



– Откуда такая уверенность? Вы исключаете чувство мести? Кудашев-старший был убит по приказу Гюль Падишаха.



– Ротмистр Георгий Кудашев был убит по приказу начальника Полицейского жандармского отделения станции «Кизил-Арват» ротмистра Архипова. Кудашев-младший лично расследовал это дело. Имел возможность свести счеты с Архиповым. Предпочёл арестовать его. Архипова убил его собственный подчинёный чуть ли не на глазах всего Кизил-Арвата. Пытался скрыть личное участие в многочисленных тёмных делишках Архипова.



– Что ещё?



– Трудно добавить что-либо. В ротмистре Кудашеве я уверен, как в самом себе. На измену и предательство не способен. На подвиг – да. Для него чувства страха не существует.



– Безрассуден?



– Напротив, вдумчив, аналитичен, конструктивен. Однако, живёт в нём некое чувство сопричастности к высокой доле русского воина, такое, знаете ли… На уровне религиозной мистики. И вы, я, мы оба кавалеры ордена Святого Георгия. Он тоже. Но его отношение к братству кавалеров ордена Святого Георгия несколько иное. Он, как простой неграмотный казак, уверен всей душой, что в бою его ведет, защищает и дарует победу сам Святой Георгий!



– Хорошо сказали, Владимир Георгиевич!


Глава IV


Диагноз от Иса Муслим-табиб Родоси. Афганец из Хазареи. Дорога на Кешефруд. Трудный разговор с Карасакалом. Прелести жизни наёмного убийцы. Первая дуэль Кудашева с Калининым.




Июня, 1 дня, года 1912.


Персия. Тегеран.



В Тегеране у Калинина полно дел.


Вот уже две недели, как он расположился в каравансарае «Мешхед». Далековато от центра, зато дёшево. Нет проблем с фаррашами. Сам владелец каравансарая в интересе.


В Тегеране четыре каравансарая. «Мешхед» - на самой восточной окраине города, почти на самом тракте, древнем, как сам Иран, ведущем через Эльбурский перевал Фирузкух к Прикаспийской низменности и далее на восток долиной Атрека по южным склонам Копетдага через Эмуль, Сари, Горган, Минудешт и другим к Мешхеду, столице Хорасана.



В «Мешхеде» Калинина уже несколько лет знают под именем странствующего лекаря-табиба Иса Муслим-табиб Родоси. За русского не принимают. Мало ли в Тегеране разношёрстного народа. Одним обрезанным греком больше, велика важность!


Калинин снимал две комнаты. Платил за них двойную плату, но расходы были мизерными по сравнению с доходами. С утра дожидалась своей очереди на приём вереница жаждующих немедленного исцеления. Вставших в очередь не смущала объявленная цена приёма – пять персидских полновесных серебряных кран.


Без очереди, а часто и без оплаты, Иса Муслим-табиб Родоси принимал только нужных ему людей.



Вот и сейчас к нему прибыл человек из афганского Герата. Поклонился в ноги, упав на колени:


– Во имя Всевышнего, Милостивого и Милосердного!


Бросил пятикрановик в тыкву странствующего дервиша.


Услышал от табиба приказ:


– Снимай штаны!



Калинин осмотрел больного, объявил ассистенту:


– Твёрдые шанкры. Обработай йодом. Прикрой стерильной салфеткой. Налей пятьдесят грамм в пузырёк, выдай, объясни, как пользоваться.



Присел на корточки за низкий иранский столик, на восьмушке бумаги написал на латыни «Syphilis II recens!», а на фарси – адрес русской клиники в Тегеране. Передал ассистенту:


– Вразуми больного, Саид. Пусть идёт в лечебницу Красного Креста Тегеранской русской миссии, там лечат бесплатно! Ртутными препаратами. У него ещё есть шанс вылечиться. Пусть держится подальше от своих женщин или бачей, от которых заразился! Прочти молитву. Спроси, за какой грех Всевышний наказал его. Потом доложишь, если будет интересно.



………………………………………………………


Бача* - юноша или мальчик, предназначенный для половых утех богатых вельмож в средневековой Азии в форме сексуального извращения.


……………………………………………………….



Сегодня работа, завтра – дело. Завтра к полудню очереди к табибу не должно быть. На завтра в полдень Калинин назначил встречу Кудашеву. Профессор биологии из Канады сэр Джон Котович должен был появиться в полдень, лично доставить своему патрону – Иса Муслим-табиб Родоси – свой полный отчёт для передачи в Центр. Тезисы отчёта, полученные Калининым от Кудашева ещё восемнадцатого мая в Исфахане, Центр уже получил, тезисы одобрил, Калинин удостоился «благодарю за службу» от самого генерал-майора Монкевица.


Карманные часы прозвонили полдень. Завтра в это же время должен прибыть Кудашев. Ладно, пока с Кудашевым нет проблем. Начала складываться проблема с группой Карасакала. В конечном пункте следования группы – Ширазе – Карасакал, он же Караджа-батыр, в расчётное время так и не появился. Калинин отработал табибом в Ширазе неделю. Не встретил. Сам расспрашивать никого не стал. Знал цену собственной жизни. Пришлось уехать из Шираза ни с чем. Зато в Исфахане встретил Кудашева. День в день.



Калинин выглянул во двор. Яркое солнце ослепило его. Махнул в сторону очереди рукой:


– Следующий!



Вошёл высокий очень смуглый молодой мужчина, заросший смоляной бородой, росшей на лице от самых глаз. Гигантский двойной белого и синего шёлка тюрбан. Кошачьи зелёные глаза, обрамлённые чёрными ресницами, тонкий ястребиный крючковатый нос. За плечами кремнёвый мультук, отделанный серебром с прикладом, инкрустированным перламутром.


Не дай Бог, с таким ближе к ночи на пустой улице встретиться, напугает одним взглядом.


– Ассалам алейкум, мухтарам табиб!



Калинин мыл под медным русским умывальником руки. Обернулся:


– Валейкум салам!


Узнал вошедшего:


– Наконец-то. Сам хазарейский ястреб прилетел! Надеюсь, не как пациент?



– Дорогой Иса-Муслим! Асфандиёр-пахлаван за свою жизнь ещё не взял ни одного медного шахи даром! Я выполнил свою работу, пришла пора тебе меня выслушать и расплатиться со мной!



Калинин постучал в соседнюю полуоткрытую дверь. Позвал ассистента:


– Саид! Объяви больным перерыв на обед. Пройди в чайхану, освободи топчан, закажи обед на двоих!


Повернулся к пришедшему хазарейцу:


– Дорогой Асфандиёр-пахлаван! Рад тебя видеть. Готов оплатить твою работу в полном объёме. Рассказывай!



– Плати, расскажу.



Калинин помешкал, покрутился по комнате от окна до расписного сундучка. Потом решительно опрокинул на столик содержимое своей тыквы. Ловко пересчитал пятикрановики.


– Ровно двести монет. Одна тысяча кран серебром! Держи!



Хазареец к деньгам не притронулся.


– Мало. Договаривались на сто пятьдесят туманов золотом! Не бери, табиб, грех на душу, не обманывай своего брата!



Калинин ни мало не смутился:


– Тысяча кран – это есть сто туманов золотом! Остальные пятьдесят туманов получишь, когда сдашь товар!



Хазарейца тоже не верблюдица родила:


– Серебро к золоту в Персии не всегда честно ровняют. Туманы редки, кран много. У тебя полно монет старых, потёртых, общипанных, как куры в чайхане! Какие глупцы станут менять краны на туманы по твоей цене? Менялы запросят еще пятьдесят, шестьдесят кран. Мне нужно золото! У меня свои долги есть. И не в персидских кранах. Я загнал двух жеребцов, мотаясь по Персии, разыскивая твоих людей. В Ширазе твой Караджа-батыр был, но сейчас его там нет. Караджа-батыр вернулся в дом своих предков, к своей жене и сыну, но застал там нового хозяина – своего бывшего нукера Сапара. Сапар вернулся из России в начале зимы. Рассказал, что русские казаки истребили нукеров, а самого Караджа-батыра посадили в зиндан. Он захватил его дом в Ширазе, изгнал из него престарелую мать Караджа-батыра, его жену и сына. Жил в нём сам. Боялся. Спал с тремя заряженными винтовками. Они его не спасли. Караджа-батыр вернулся и зарезал Сапара, которого уже величали Сапар-Сардаром! Потом разыскал и забрал жену, мать и ребёнка. Уехал. Больше о нём в Ширазе ничего не знают!



Калинин развёл руками:


– И это всё, уважаемый Асфандиёр?! Если тебе так нужны твои сто пятьдесят туманов, то мне нужен мой Караджа-батыр! Твои туманы ждут тебя. Где мой Караджа-батыр, жив ли он, вообще?



– Жив твой Караджа-батыр. Жив и здоров. Даже богат. Ему ференги прислуживают. Я одного видел. Белый, как молоко. Молодой, но волосы седые, как у аксакала. Усы есть, а борода ещё не растёт. Великий воин. Каждое утро саблей кустарник вырубает. Я не рискнул бы скрестить с ним мой клинок!



– «Збигнев Войтинский! Однако, какой портрет. Значит, хазареец говорит правду. Он нашёл их. Придётся платить!», – думал Калинин. Вслух сказал:


– Едем! Получишь свои сто пятьдесят туманов золотом!


О Кудашеве Калинин уже не помнил. Никуда Кудашев не денется!



***




Июня, 2 дня, года 1912.


Персия. Тегеран.



Кудашев никогда не опаздывал ни на одну назначенную встречу. Добравшись из Исфахана в Тегеран на английском почтовом дилижансе, Александр Георгиевич пересел на фаэтон городского извозчика. Согласно договорённости, подъехал на своём фаэтоне к каравансараю «Мешхед» к полудню, но целителя Иса Муслим-табиб Родоси в нём не застал. Помощник табиба Саид, которого Калинин величал ассистентом, ничего вразумительно сказать не мог. Притворился глупым, слепым и глухим. Ну, это правильно.



Заглянул в чайхану. На минутку к Кудашеву подсел сам владелец, поздоровался на русском. Кудашев ответил на инглиш. Каравансарайщик смутился, на фарси поинтересовался, не нужна ли комната. Кудашев промолчал. Подарил чайханщику английский толстый красно-синий, заточенный в обе стороны карандаш. Тот обрадовался. Начал жаловаться на тяжёлые времена, упадок торговли, грабежи на дорогах, конкуренцию вновь строящихся каравансараев.


Двумя-тремя наводящими вопросами на фарси Кудашев выяснил: по большой дороге на Мешхед два новых каравансарая. Построил какой-то пришлый туркмен.


Кудашев припомнил карту. Так, первый каравансарай на реке Кешефруд в пяти фарасангах или в тридцати трёх с половиной верстах от Мешхеда по направлению к Кучану! Это два часа верховой езды спокойной рысью. Второй – в семи с половиной фарасангах почти в пятидесяти трёх верстах от Кучана к Боджнурду на реке Атрек.


Точно. Так предполагали ещё в Асхабаде!


Хорошая новость. Значит, Карасакал уже трудится, не покладая сил. Однако, почему нет вестей из Шираза? Из родного города Карасакала? Давно пора собраться членам группы вместе.



Чайханщик продолжал что-то говорить. Кудашев машинально покачивал головой.


Кто-то из нетерпеливых посетителей громко постучал ножом по чайнику. Чайханщик поднялся. Кудашев обернулся на стук.


Невдалеке молодой человек в туркменском халате и при геокленской тюбетейке на бритой голове подал чайханщику пустой чайник. Потом повернул голову к Кудашеву, равнодушным взглядом скользнул по его лицу, по фигуре. Отвернулся, продолжил свой обед.


– «Не признал», – подумал Кудашев, – «Добрый знак. Маленькая, но проверочка!».



Рядом с ним в тегеранской чайхане сидел младший унтер юнкер Амангельды, командир Кара-Агачского отделения Туркменского иррегулярного полка конной милиции. Он и его милиционеры должны были нелегально сопровождать Карасакала и Войтинского в Персии, прикрывать работу по топографическому уточнению маршрута конной фельдегерской связи от Шираза до Гаудана. Через полчаса Амангельды покинул чайхану. Вслед за ним вышел и Кудашев. Ещё через час Кудашев в дорогой персидской папахе каракуля цвета «сур» и шерстяном халате, накинутом на европейский черный костюм, сидел вместе с Амангельды в крытой белой парусиной английской фуре.


В другом ином месте подобный наряд в лето немыслим. Но не в Персии, стране гор. А на перевале и вовсе ещё снег лежать может.


Рядом с фурой два всадника в туркменских тельпеках и халатах. При Генеральном консульстве России в Хорасане службу несут. На туркмен в Персии народ внимания не обращает. Персия – не царство, империя. Не случайно монарх именуется не шахом, а шах-ин-шахом – царём царей! Страна многонациональная. При желании можно и с китайцем встретиться.


Маршрут движения уже оговорён: через Эль-Бурсъ перевалом Фирузкух в Прикаспийскую низменность, потом на восток через Казмшехр, Сари, Горган, Минудешт, Боджнурд прямо к порогу каравансарая на реке Кешефруд! А фура продолжит движение в Генеральное консульство Российской Империи в Хорасане. В Мешхед.



Ехали и не подозревали, что тем же самым путём с точно такими же трудностями и остановками сутками ранее проезжал подполковник Калинин – Иса Муслим-табиб Родоси. И тоже с конечным пунктом путешествия – каравансарай на реке Кешефруд!




***



Июня, 12 дня 1912 г. Каравансарай на реке Атрек.



От Тегерана до Боджнурда ровно сотня персидских фарасангов или шестьсот тридцать русских почтовых вёрст. Верхом на хорошем коне скорой рысью, не загоняя, можно пройти за шесть дней. Английской рессорной гружёной фуре с доброй четвёркой жеребцов в лучшем случае понадобится девять дней. За восемь дней этот путь могла бы пройти и пара персидских малорослых коней, запряжённых в почти порожний русский старенький фаэтон с одним пассажиром и крикливым тегеранским возницей на козлах. Плюс ещё шестьдесят четыре версты. Это ещё полный день от восхода до заката на дорогу от Боджнурда до каравансарая на реке Атрек. Всего десять дней. Не мало. Давно пора в Персии железную дорогу построить!



Калинин в этот срок и предполагал уложиться. Старый «друг» – радикулит – уже давно не позволял ему ездить верхом. Табибы тоже люди, и человеческие болезни их стороной не обходят.


Проводник Калинина – хазареец на хорошем гнедом жеребце с белой грудью и белым «носочком» на правой передней ноге от копыта до колена. Ему такая езда не по сердцу. Но душу греет надежда, наконец-то, получить заработанные им у табиба не только свои сто пятьдесят туманов, но и ещё десять за охрану врачевателя. Правда, придётся его сопроводить и назад в Тегеран. Ничего. Работа для мужчины. Лучше, чем ковырять землю или пасти коз!



Фора в сутки, волею обстоятельств полученная Калининым, позволила ему держаться от преследовавшего его в полном неведении Кудашева, почти в течение всего времени, проведённого в дороге. В ворота каравансарая на реке Атрек фаэтон Калинина, дважды побывавший за дорогу в ремонте, въехал, опередив фуру с Кудашевым, лишь на час.



Нашим путникам повезло. Калинину пришлось несколько времени постоять у ворот, выпуская пару-тройку последних из сотни верблюдов каравана, направляющегося из Герата в Тебриз. Просторный двор каравансарая спешно убирался от следов пребывания «кораблей пустыни».


Крытые навесы конюшен были пусты. Для фаэтона нашлось место под крышей.


Вовремя подвернулся бродячий кузнец-цыган, взявшийся перековать лопнувшую рессору.



Калинина вышел встречать сам Карасакал – Караджа-батыр.


Туркменский грубого домотканого шёлка халат цвета гранатовых зёрен, русские офицерские сапоги, чёрный тельпек. За цветным платком, завязанным афшарским сложным узлом на поясе, оружие: туркменский нож-пичак с рукояткой из верблюжьей цевки в серебряных ножнах. Немецкий десятизарядный маузер в деревянной кобуре на длинном ремне через плечо.


Отросшая смоляная расчёсанная надвое борода, давшая в своё время курбаши новое имя - Карасакал. Орлиный взгляд чёрных глаз.



На что хазареец считал себя воином, но взгляда Карасакала не выдержал, опустил глаза, сказал свой «салам», поклонился, как хану. Действительно, Карасакал чувствовал себя хозяином не только каравансарая, но хозяином положения!



С первых же шагов по широкому двору каравансарая, благоухающего верблюжьим навозом, направляясь к дому, на крыльцо которого вышел его хозяин, Калинин почувствовал, что его работа с группой лёгкой не будет.


На Иса Муслим-табиб Родоси Карасакал смотрел свысока. Так, как смотрел бы на базарного лекаря, зарабатывающего свой хлеб довольно грязной работой! Было ясно, Карасакал – на своей земле. Ему не нужен ни Калинин, ни русский Генеральный Штаб с его задачами и планами в Персии.



Калинин забыл об усталости, о своём радикулите, о голоде и мучившем его последние десять вёрст желании растянуться во весь рост у огня под тёплым ватным одеялом.


В Калинине медленно, но верно начинала закипать злоба. Та злоба, что в Маньчжурии заставляла его в беспамятстве собственными руками в кровь уродовать самураев, предпочитавших смерть сотрудничеству с русской контрразведкой.



С трудом заставил себя произнести слова приветствия:


– Ассалам алейкум, дорогой Караджа-батыр!



– Салам, салам, – небрежно бросил Карасакал. Сделал вид, что не видит протянутых для рукопожатия рук. Оглянулся на своих слуг:


– Эй, кто там! Проводите гостей, дайте умыться с дороги, разожгите очаги, ночь будет холодная. Готовьте ужин!


Не сказав больше Калинину ни слова, Карасакал повернулся к прибывшим спиной и ушёл в дом.



Калинин оглянулся. На него спокойным, несколько сочувствующим взглядом смотрел его хазареец.



***



Через час после Калинина во двор каравансарая слуга-персиянин пропустил четвёрку коней, впряжённых в английскую фуру. Еще двое, выбежавших на скрип ворот, помогли поставить коней в стойла конюшни. Ближе к дому вручную подкатили и развернули фуру.


Ни Карасакал, ни Войтинский новых гостей встречать не вышли. На заднем дворе, куда юнкер Амангельды пригласил пройти умыться с дороги, по арыку, выложенному камнем, бежит ручеёк. Здесь водопой для животных. Немного повыше, у северной стены каравансарая – каменная чаша на уровне груди взрослого человека, полная чистой струящейся воды. Из чаши набирает в медный кувшин воду пожилой перс в хорошем халате, в высоком войлочном колпаке, затейливо расшитом золотым офицерским галуном.



– Салам алейкум, мухтарам! – поздоровался Кудашев с персом. – Не подскажете, уважаемый, в доме ли хозяин? Без приглашения не стал заходить. Коня его, Кара-Бургута, в конюшне не увидел…



– Алейкум салам, мухтарам! – ответил перс. – Хозяин в доме. Принимает важного гостя из самого Тегерана! А кони на пастбище, к ночи должны пригнать. Я кетхуда этого каравансарая, меня зовут Фархад. Пойдёмте, я покажу вам вашу комнату!



Комната Кудашеву понравилась. Стены горного камня, несколько не ровны, но обмазаны глиной, щелей нет, даже побелены. Однако, пол земляной. Частично покрыт войлочной кошмой и ковром. Две подушки-мутаки. Одеяло – спальное место. Керосиновая лампа. Глиняный кувшин с водой. В примитивном очаге, но с трубой!- горит огонь. Вязанка хвороста на земляном полу. Оконце со стеклом. Вместо двери – тяжелая кошма, добротно прибитая большими гвоздями к деревянному брусу. Можно жить, если блох нет!



Спутники Кудашева были устроены все в месте в другой комнате. Попросторнее.



Оставив саквояж в своем «номере», Кудашев вышел в коридор. Из-за двери номера напротив, так же закрытой кошмой, раздавались приглушённые голоса. Не подходя к двери, Кудашев наклонил голову, сосредоточился, прислушался. Узнал голос Карасакала. Русская речь. Не все слова можно разобрать. О! Голос Калинина. Вот, оказывается, что за важного гостя из Тегерана принимает уважаемый хозяин каравансарая!



Так, понятно. Голос Калинина звучит отчётливее, видно сидит лицом к двери:


– Карасакал! Ты подписал бумагу на верность Российскому Императору. Получил свободу, своего любимого коня, оружие, нукеров, инженера, тысячу рублей золотом, возможнось организовать в Персии большое многоприбыльное дело! А что взамен? Почему остановился в трёх переходах от российской границы? Я искал тебя в Ширазе. Почему не явился к месту условленной встречи в условленное время?! Как, почему вместо Шираза местом своей постоянной квартиры избран Хорасан? Что случилось в Ширазе? Что сделано? Отчитывайся!



Голос Карасакала:


– Мы прошли до Шираза. Доказательства у Войтинского. До него дойдёт очередь отчитываться, узнаешь в подробностях. В Ширазе нельзя было оставаться. Семейное дело. Мы ещё туда вернёмся по осени.


Голос Калинина:


– Семейные дела – дела второстепенные! Они не должны доминировать над делами государственными.



У Карасакала тоже повысил голос:


– Мне моя собственная судьба не так дорога, как судьбы моих близких. Я перестал тебя понимать, Калина! Говори на русском и перестань кричать в моём доме!



– В твоём доме? С чего ты взял? Хочешь познакомиться с сотней казаков Персидской казачьей бригады? С зинданом шах-ин-шаха? Вернуться в русскую тюрьму в Асхабаде?!



Кудашев решительно откинул в сторону кошму, закрывавшую вход. Вошёл. В комнате на коврах расположились Калинин, Войтинский и незнакомый Кудашеву афганец. На дастархане – остатки ужина – пустое блюдо, куски лепешки, пустые пиалы. Карасакал сидел, как на троне, на низеньком персидском сундучке, расписанном цветами и павлинами.



– Ассалам алейкум! – на фарси громко поздоровался Кудашев. – Уважаемые, ваши дорогие мне голоса я услышал ещё за тридцать вёрст от каравансарая.



Все встали. Здоровались с Кудашевым, как принято на Востоке, двумя руками. Кудашев задержал руки хазарейца, с немым вопросом смотрел в его жёлто-зелёные глаза дикого манула. Хазареец понял, назвал своё имя:


– Асфандиёр-пахлаван. Афганец из Хазареи, что близ Хайберского перевала.


Подумал и добавил обращение к Кудашеву: – Бек!



– Мой нукер! – пояснил Калинин. – Он не понимает по-русски. Хазареец, волк-одиночка, человек проверенный.


Присутствие Кудашева Калинину было на руку. Появились новые силы. Появилась уверенность, что вдвоём-то они поставят на место не в меру зарвавшегося туземца – разбойника Карасакала.



Карасакал хлопнул в ладоши. Кудашев знал, что это означает. Отрицательно покачал Карасакалу ладонью.


– Сначала поговорим, я ещё успею поужинать!


Сняв свои английские ботинки, присел на ковёр, скрестив ноги.



Калинин ополоснул пиалу, налил зелёного чаю, протянул Кудашеву.


– Представляете, что в Ширазе натворил наш верный друг Карасакал? Зарезал своего бывшего нукера и был вынужден бежать из города назад в Хорасан!



Услышав такое, Карасакал понял через кого у Калинина такие вести. Страшными глазами уставился на хазарейца. Тот не дрогнул. Знал, если дело дойдёт до схватки, кровь прольётся не в доме!



– Позвольте? – в разговор вступил Збигнев Войтинский. – Позвольте мне доложить ситуацию. Карасакалу трудно без эмоций, это личное и болезненное дело. Я постараюсь быть объективным и конструктивным. Начну не с конца, а с начала. Докладываю: задание, полученное группой в Асхабаде, не только выполнено, но выполнено со значительным опережением всех обусловленных сроков. Весь путь от Гаудана до Шираза пройден согласно графику. Топографические карты уточнены. Маршрут выверен с точностью до метра, ориентиры описаны подробнейшим образом. Предполагаемые этапы намечены с интервалом от двадцати пяти, но не более тридцати километров друг от друга. Каждый этап обеспечен источником – колодцем, либо иным доступом к питьевой воде. Выявлены существенные проблемы, связанные с реальным осуществлением обустройства этапов. Это тема отдельная, подлежит обсуждению не на нашем уровне, а в Центре. Отчёт готов. Можете его получить. Вернувшись в Хорасан, начали строительство каравансарая. Одна тысяча рублей бюджетных денег, сумма, как оказалось, слишком мизерная, чтобы вести такое строительство. Мы построили не глинобитную мазанку, каких полно в Персии и в Закаспии, а настоящую каменную крепость, способную выдержать огонь семидесяти пяти миллиметровых горных пушек Круппа! Более того, строительство второго такого же каравансарая в двадцати пяти верстах от Мешхеда будет закончено к осени! Попробуйте сами осуществить подобную работу за тысячу рублей! На многое ли их хватит?! Организационная работа Карасакала должна быть оценена по достоинству. Одни сложнейшие переговоры и с персидскими чиновниками, и с местными ханами чего нам стоили!


Что касается конфликта, произошедшего в Ширазе, то вины Карасакала в нём нет! Бывший подчиненный Карасакала – нукер Сапар, которому удалось вернуться из Закаспийской области России в персидский Шираз уже под именем Сапар-Сардара, разболтал в городе о гибели всего отряда и аресте российскими казаками его курбаши – Караджа-Батыра. Сапар-Сардар силой захватил дом Карасакала, выгнал из него его престарелую мать и жену с малолетним сыном. Караджа-Батыр убил Сапара в честной рукопашной схватке. Сапар первым бросился на него с ножом! Потом Карасакал разыскал и забрал в Хорасан своих родных. Он еще вернется в Шираз, когда там немного поутихнут страсти, так, через год. А пока идет работа, намеченная заданием...



– Что ж, такое развитие событий можно было предвидеть. Карасакал, действительно, потерял свой отряд. Но и его никто не приглашал с вооружённым отрядом в Закаспий. Я бы принял это объяснение и закрыл бы тему. Остаётся одно. Пусть Карасакал подтвердит свою готовность исполнять принятые на себя обязательства! Потом будем работать дружно, доверяя друг другу.



– Другу – да! – сказал Карасакал. – С другом – тоже да! Но у меня никогда не было и не будет друзей жадных, двуличных. Я не могу считать другом человека, который боится пожать мне руку. Вот она! Я тоже умею пользоваться мылом, Калина!



Снова вмешался Войтинский, не давая ходу разгоревшемуся спору. Обратился к Калинину:


– Господин подполковник! Я готов отчитаться по своему ведомству. Вот английские топографические карты 1889 года всего маршрута, пройденного нашей группой от Гаудана до Тегерана. Другими картами нас не обеспечили, однако конечной точкой маршрута стал Шираз. Вот пакет кальки с уточнениями этого маршрута. Мною внесены все изменения ориентиров на местности, произошедшие за последние тринадцать лет. Думаю, эта работа стоила затраченных на неё сил и средств.



Войтинский протянул Калинину два пакета. Вынул из ковровой сумы третий пакет. Взвесил его в руке. Многозначительно смотрел Калинину в глаза.



– Не тяните, Войтинский! Давайте пакет, рассказывайте, – не выдержал паузу Калинин.


Войтинский оглянулся на Карасакала. Тот пренебрежительно махнул рукой. Войтинский отдал пакет Калинину. Тот раскрыл его:


– Тоже карты?


Спотыкаясь на каждом слове, прочёл:


– Den Generalstab Des Deutschen Reiches! Генеральный Штаб Дойче Рейха?! Немецкие карты? Тегеран, Кум, Йезд, Исфахан, провинция Фарс, Шираз… Бог мой, даже фотографии отдельных ориентиров и тригонометрических пунктов на местности. Пояснения. Ну, на это надо знать немецкий язык получше. Откуда?



Войтинский широко по-детски улыбнулся:


– Нам нужны были такие карты. Проявили солдатскую смекалку, как Суворов учил. Достали карты. По ним и работали. Как иначе разбить тракт на этапы?



Калинин поражен:


– Я спросил, откуда?!



Карасакал ответил лукаво, но без улыбки:


– Ответ прост: заказали, кому надо, оплатили, получили!



Калинин пришел в ярость:


– Инициатива наказуема! Не известно, на каких условиях и основаниях работают немецкие топографы. Вполне возможно, исполняют договор с шах-ин-шахом. В любом случае, самовольная акция, не согласованная с нашим Центром, одобрена не будет. Цена пакета топографических карт несоизмерима с ценой риска провала группы, который ставит под удар стратегически важную операцию в будущем!



Карасакал был невозмутим, словно торговался на базаре, продавая барашка:


– Были нужны карты – вот они! Свежие. Еще чернила не высохли. А насчет секретности не сомневайтесь: мой старый приятель ещё по мектебу курбаши Махмуд-шахсевен свидетелей в живых не оставляет! Немецкие топографы никому и ничего более не расскажут…



……………………………………………………….


* мектеб – школа для мальчиков, обычно при мечети.


……………………………………………………….



Если бы Калинин сидел не на кошме, поджав под себя ноги, он упал бы со стула от этой новости.



В разговор вступил Войтинский:


– В основных ориентирах они идентичны старым английским. Новые важнейшие ориентиры проверены, имеют место быть. Мосты в указанных местах присутствуют, их параметры грузоподъемности и габариты указаны правильно. Фотографиям приграничных крепостных сооружений цены нет. Группа в целях конспирации этим даже озадачена не была!



Карасакал, обращаясь к Калинину, перебил Войтинского:


– О чем речь? Не хочешь – не бери. Найду другого покупателя. Или сожгу.


Быстрым движением вырвал пакет из рук Калинина. Поднял бумаги над огнем:


– Возьмешь? Плати деньги!



Калинин в бешенстве.


– Прочь от огня. Дай сюда!



Карасакал отвел руку с пакетом за спину:


– Ты привез деньги? Этот товар за отдельную плату!



Калинин фыркнул, словно камышовый кот, но сбавил тон:


– О деньгах разговор впереди. Сначала сам отчитайся о расходах. И о доходах не забудь. Два каравансарая уже должны приносить свою прибыль!



Карасакал:


– Я не счетовод. Но хочешь, пиши сам. Я помню каждый рубль, каждый кран, все суммы, истраченные за поход, на строительство каравансараев и на «бакшиш» местным властям. Царских денег давно уже нет! Что касается прибыли от каравансараев, то она принадлежит мне лично, как плата за услуги, которые будут оказываться курьерской русской службе. Я хорошо помню условия нашей деятельности!


………………………………………..


* Бакшиш (тюрк.) – подарок, взятка.


………………………………………..



Калинин:


– Бакшиш – это хорошо. Хорошо, что у тебя такая замечательная память, Карасакал. Не забудь, на чьи деньги ты начал большое доходное дело. Эти деньги ты получил от меня, не так ли? Теперь ты будешь платить четверть от прибыли лично мне. В противном случае я найду нового хозяина каравансараям, а ты вернешься в зиндан на Кладбищенской улице в Асхабаде! Хорошо понял?!



Карасакал положил руку на рукоятку кинжала. Его ноздри радувались, как ноздри боевого коня в скачке.



Войтинский крепко взял его за локоть.


– Подожди, не горячись, Караджа-Батыр!


Обратился к Калинину:


– Я не буду о деньгах. Поговорим о моей работе. Она исполнена. Мой отчет, уточненные топографические карты и план-схемы этапов у вас, господин подполковник. Прошу подтвердить окончание моей заграничной командировки. Прошу выдать мне паспорт либо иной документ, который даст мне право беспрепятственно вернуться в Россию, в Асхабад!



Калинин взял себя в руки. Стараясь говорить как можно ровнее, произнес твердым голосом:


– Господа! Прошу учесть, что мы с вами хоть и находимся на территории суверенной монархии – Персии, но в северной зоне интересов России согласно Российско-Британского договора 1907 года. Ваше присутствие здесь обусловлено определенными обязательствами, подписками, данными вами лично без принуждения. Нарушение вами принятых на себя обязательств, влечет за собой соответственные меры, а именно: взятие вас под стражу и возвращение в Асхабад под конвоем. Уведомляю вас, что вы оба в Закаспийской области числитесь в розыске с обвинением в убийстве унтер-офицера тюремной стражи и побеге из тюрьмы!



Войтинский почувствовал себя с головы до ног облитым ледяной водой.


– Господин подполковник! Мы так не договаривались. Мои подписки, данные полковнику Дзебоеву, содержат совершенно иные условия нашего сотрудничества.



Калинин:


– Alia tempora! Времена переменились… Все течет, господин поручик, все изменяется! Все претензии к полковнику Дзебоеву. Увы, он уже – частное лицо. Так что, прошу не портить со мной отношения, исполнять мои приказания. Вашу свободу и честное имя, господин Войтинский, вам еще предстоит заслужить. Не беспокойтесь, я позабочусь о том, чтобы Центр оценил ваш труд по достоинству.



Пришла пора вступить в разговор и Кудашеву. Он крепко взял Калинина за плечо:


– Господин подполковник! Чувствую я, что все мы попали в довольно зловонную яму! Начали, так доложите своей группе, какие изменения произошли с нашим статусом – по каждому в отдельности. Чем эти изменения вызваны. Мы все люди военные, офицеры, и Карасакал – тоже. Мы люди чести. С нами нельзя обращаться как со свечками, которым гореть лишь один единственный раз. Ваши требования денег от своих подчинённых – форменное вымогательство! Это что, так в РО принято? Я постараюсь изучить эту проблему, навести порядок в наших денежных отношениях. Даже, если мне придется самому выучиться счетоводству и лично съездить на консультацию в Финансовое Управление Генерального Штаба!



Калинин несколько тщетно пытался освободить плечо от мощной хватки Кудашева. Кудашев взял себя в руки, отпустил Калинина.



Потирая онемевшее плечо, Калинин уже не говорил, шипел, как побитый кот:


– Только без рук, Кудашев! Молод ещё меня учить. Тоже мне разведчик. Тебе знакомо такое понятие как «рептильный фонд»?



– Прошу на «вы», господин подполковник!



– Ради Бога! Знаете ли вы, сэр Котович, что такое «рептильный фонд»?



– Не мой уровень, господин подполковник. За те деньги, что я получал в России, расписывался. А передавая кому-либо за оказанные услуги, получал расписки. Но знаю, такие фонды существуют во многих европейских странах. Ими пользуются в МИДе, в разведке, в контрразведке, даже в охранных отделениях. Бездокументарный расчёт. Оплата сверхсекретных агентов. Изобретение канцлера Отто Эдуарда Леопольда и прочее князя фон Бисмарка унд Шёнхаузена!



– Да, Кудашев, к вашим бы памяти и знаниям ещё и элементарное понятие природы некоторых вещей – цены не было бы!



– Похвала дурно пахнет. Что хотели сказать?



– А то, что не знаешь ты, из каких средств этот фонд формируется. На нашу группу денег выделено всего пять тысяч рублей на год. Это белыми чистенькими ассигнациями! Министр финансов выдал всего три. Соображаешь? И эти деньги уже истрачены. Больше в этом году не будет ни рубля, ни крана, ни тумана. Но задача, поставленная группе, не снята. И расходы с каждым днём будут только увеличиваться. Как жить будем, Кудашев? На мои гонорары базарного табиба? Или на доходы от каравансараев? Я понял, Карасакал медным шахи не поступится. Может, у вас Кудашев, будут собственные предложения? Есть?



Кудашев был не мало озадачен таким поворотом.


– К сожалению, предложений нет. Я не коммерсант. Не торговец. Я умею только воевать…



Калинин успокоился, порозовел. Наконец-то, нашёл ключ к этому «рыцарю печального образа» – к Кудашеву!


Обратился к собравшимся:


– Всё хорошо! На сегодня закончим. Уверен, решим все проблемы. Завтра продолжим.


Поднялся.


Встал и Кудашев, одёрнул на себе измятый костюм, не приспособленный ни к дальней дороге, ни к азиатскому образу жизни его владельца.



К Калинину подошёл Войтинский.


– Сергей Никитич! Вы не ответили на мой вопрос. Я надеюсь, что обвинение в побеге из тюрьмы – просто злая шутка?



– Завтра, господин Войтинский, завтра. Утро вечера мудренее. Отдыхайте. А мы погуляем, поговорим. Начальству кости перемоем!


Спустились с крыльца, пересекли двор. В раскрытые ворота конюхи, вернувшись с пастбища, под уздцы вводили коней. Кудашев узнал Кара-Бургута. Вспомнил слёзы Карасакала, встретившегося со своим жеребцом на гаупт-вахте Первого Таманского казачьего полка. Вроде, совсем недавно это было, а такое ощущение, что пол жизни прожито!



Вышли за ворота. Медленно пошли вдоль забора. В полной темноте лучше не бродить по траве. Лето, ночь. Вот, отчаянно пискнула мышь. Не иначе, как попала бедняга на змеиные зубы.



Калинин, словно прочёл мысли Кудашева. Вслух подтвердил:


– Да, жизнь сурова. Сегодня змея убила полёвку, завтра сама станет жертвой чёрного беркута!



– На Востоке в таких случаях заканчивают: Бог Велик! – ответил Кудашев.



– Нихон дива сенсу хорину кан дуна сива те нука? – неожиданно спросил Калинин Кудашева на японском. – Вакашимарика дес ка?


____________________________________


* –;;;;;


;;;;;;;;;;;;;;;;; ?


• япон. – В Японии в каком лагере для военнопленных сидели?


• ;;;;;;; ? Понимаете меня?


____________________________________



Кудашев ответил на русском, не стал «метать бисер»:


– На Хонсю в префектуре Тиба. В «так называемом «Приюте для пленных Нарасино» близ города Фунабаси. Не далеко от Токио. Самый большой лагерь. Семьдесят пять тысяч матросов, солдат и офицеров.



– Язык там выучили?



– Там. Офицеры жили в буддийском монастыре. Общался с монахами, с настоятелем. Обрядов не совершал, но беседы с ними меня многому научили. Не только языку.



– И письменности?



– Полторы тысячи, может немного меньше, знаков. Читал книги, трактаты по философии, истории, боевым искусствам. Им тоже был интересен русский варвар, уважающий культуру своих врагов-победителей. Однако, мы что-то далеко ушли от наших баранов. Вам не кажется, что у нас не та тема для разговора?



– Есть у меня одна мысль, которую хотел бы донести до такого человека, как вы, Александр Георгиевич, в изысканном виде. В виде японской древней легенды. Возможно, вы знаете её лучше меня.



– Говорите, слушаю, Сергей Никитич.


– Это легенда о семи самураях…



– Известнейшая легенда. Мне довелось даже увидеть её театральную версию на экране теней. Кукольники часто посещали наш лагерь. Занятно. Народу нравилось. Семь самураев, защищая бедных крестьян от сотни мародёров, ценою своей жизни совершают подвиг. Уничтожают разбойников! Уважаю, мне это близко.



– Так я и думал. Весь Кудашев в этом. Благородный воин, защитник обездоленых, верный сын своего Отечества!



– Вы над этим смеётесь, Сергей Никитич?



– Отнюдь. Плачу. Читал вашу анкету словно французский роман. Подвиг – ранение, госпиталь! Подвиг – ранение, госпиталь! Подвиг – контузия, Красный Крест! Вам не кажется, что пора уже повзрослеть? Скоро отцом станете. Должны соответствовать. Не жить от жалованья к жалованью.



– По другому не умею. И отец мой не умел. А деды мои белых рук, как у меня, не имели. Вряд ли кто из них был грамотен. Быки, плуг, кони, шашка, работа, войны… Я другой жизни не понимаю.



– Подождите, Кудашев. Вы всю Европу почти проехали. В дорогой каюте на лучшем пароходе! В каких гостиницах ночевали! У английского лорда гостевали! Сами всё видели, трогали, пробовали… Неужели эта жизнь богатого независимого господина вам не по нраву?



– Каждый платит свою цену за жизнь, которую он проживает. Я плачу свою цену, своими ранами, знаю, за что плачу. А богатый ещё не знает, чем он заплатит за свою роскошную жизнь. Не только в этой жизни! Помните, у Гоголя? Цветок папоротника сорвёт только тот, кто своими руками убьёт невинное дитя. Свою собственную душу!



Прошли несколько минут молча. Кудашев повернул назад к воротам караван сарая.


– Сергей Никитич! Если есть ещё что сказать, говорите. Я слушаю. Постараюсь понять. Предлагайте. Положение у нас безвыходное. Завтра ещё хуже будет.



Калинин взял Кудашева за руку. Развернул его. Снова пошли в темноту вдоль забора. Начал говорить:


– Не совсем удачный пример привёл я в обоснование одной мысли. Постараюсь теперь напрямую. Есть возможность здесь, в Персии, работать и зарабатывать большие деньги. Службой очень богатым людям. Восток, он своими тонкостями славен. Здесь владыки не пришельцев боятся, а своих единоверцев, людей близких, считают, чем ближе – тем опаснее! Идёт беспрестанная борьба за власть, за наследства. В охрану всегда набирают чужих, как турецкий султан – мамлюков из грузин и черкесов, а шах-ин-шах – русских казаков! Предложений масса, у меня клиентура не только на базаре, но и в богатейших домах, особенно в гаремах и эндерунах. Будем счета иметь во всех лучших банках Европы и Америки! Сможете купить себе любое имение, в любой стране. Жена ваша по сегодняшний день в гимназическом платье на работу ходит. Пожалейте её руки! Принимайте предложение. Готов сегодня же выплатить вам три тысячи туманов золотом! Сегодня же.



Вот когда Кудашеву стало физически плохо. Разболелась голова. Стоп, не расслабляться. Кудашев с силой втянул в себя холодный ночной воздух, спустившийся в долину с горных вершин. С силой выдохнул.


Калинин снова взял его за руку, сжал.


– Не молчите, Кудашев, соглашайтесь. Японскую легенду я предполагал изложить с другим резюме: один самурай сотни воинов стоит. Пяти-шести таким, как вы профессионалам военного дела, стрелкам, десять-двадцать горластых всадников туземцев – просто фанерные мишени. Однако, боестолкновения – это крайность. Я люблю работу тихую, ювелирную, под хорошим прикрытием!



Кудашев ещё раз глубоко вздохнул, выдохнул, спросил Калинина:


– Если я вас правильно понял, мы создаем совместное предприятие – военный отряд для карательных спецопераций – взимания налогов в пользу местных феодалов, наказания смутьянов, подавления крестьянских восстаний! Кроме того – физические расправы с неудобными лицами в пользу тех, кто в состоянии заплатить золотом?



Калинину вопрос понравился. Кудашев назвал своими именами вещи, что не посмел сделать сам Калинин. Ответил просто:


– Да, именно так. Каждая акция будет прикрываться «переводом стрелок» на уже существующие мобильные отряды местных бандитов. Таких, как знакомый нам Гюль Падишах. Я беру на себя работу с полицией, и, разумеется, изыскиваю заказчиков. Что изыскивать. Есть уже план работы на пару лет вперёд! Операции разрабатываем вместе. Чистую прибыль – поровну! Соглашайтесь.



– Если я скажу «да», наш договор уже будет заключён?



– Нет, не так просто в серьёзном деле. Сначала вы получите у меня золото. Это будет полная предварительная оплата первой акции. Наш договор будет заключён после свершившейся акции.



– Что за акция? – спросил Кудашев.



– Сначала возьмёте деньги. Три тысячи золотых туманов!



– Не дразните меня вашими туманами, как мышонка кусочком сыра! Ладно, поговорили. Забыли. Идем спать.



Калинин колебался. Его «рыба» весь вечер ходила вокруг крючка с наживкой. То трогала наживку, то уходила от неё, возвращалась, но никак не решалась заглотнуть червячка – три тысячи туманов золотом! Однако, тоже метафора неудачна. Кудашев не рыба. Уйдёт, будет думать. Придётся ему заявлять, что сегодняшний разговор – простая проверка на верность Отчизне. Не поможет. Группа разваливается на глазах. В первом квартирмейстерстве после провала не удержаться. Лечить больных туземцев осточертело. Застрелиться, что ли?



Кудашев повернулся к Калинину:


– Хорошо, что сказали про мою жену. Я никогда на её платья внимания не обращал. Только глаза её видел. Спасибо. Я стал умнее! Идёте спать?



Калинин решился:


– Возьмёте золото?



Кудашев ответил:


– Я принимаю на себя только такой груз, какой смогу поднять. Какой смысл брать деньги, если объектом акции будет объявлен Вильгельм Хоэнцоллерн?! Резонно, нет?



– Резонно. Мне не нужна смерть кайзера. Сегодня ночью ты убьёшь Карасакала. Спишем труп на моего хазарейца. Я прокачал ситуацию. Есть возможность вступить в правообладание каравансараями моему человеку. Теперь понятно? – Калинин говорил, уже не понижая голоса. Вытирал холодный пот со лба.



Кудашев тоже развязке порадовался. Голова болеть перестала. Холодный ветерок остудил. Ответил Калинину:


– Спасибо вам, Сергей Никитич. Порадовали. Я как в синема побывал. Изнутри почувствовал все прелести жизни наемного убийцы!


Сменил тон:


– Одному поражаюсь, как вас, господин подполковник в Маньчжурии не раскусили. Больно ловки. Бог с ними, с вашими фантазиями. Если до Карасакала донести, только он им и обрадуется. Это мне не интересно. Жаль, работа не сложилась. Полагаю, наши разногласия в принципиальных вопросах исполнения задач операции должны стать предметом расследования в первом квартирмейстерстве Главного Управления Генерального Штаба. Я найду способ, минуя вас, моего прямого начальника, передать лично в руки Николая Августовича Монкевица мой рапорт! Объяснения по рапорту готов буду дать в Санкт-Петербурге при личном присутствии. Решат, что виновен – пойду под суд. Под военный суд, Калинин, а не под твой самосуд!



Калинин скрипнул зубами. Было видно, он в ярости. Левой рукой изо всей силы сжимает свой дервишеский сучковатый посох. Правой – тщетно пытается расстегнуть на халате, туго в талии перепоясанного шёлковым платком, несуществующие пуговицы.



– Не будь глупцом, Кудашев! Забыл? Мы не в России. Я тебе не статский столоначальник из ведомства призрения увечных и убогих, не вестовой для своих подчинённых. Проблемы кадровые в полевых условиях загранкомандировок решаю самостоятельно и оперативно!


Наконец, Калинин сунул правую руку за пазуху.


Кудашев знал, что последует за этим.


Калинин рывком вынул из-за пазухи «Веблей», но выстрелить в Кудашева не успел.


За спиной Калинина бесшумно появился Войтинский. Правой рукой успел перехватить в запястье руку Калинина, и в локте своей левой руки сжать его горло.



Через минуту обезоруженный Калинин был связан, доставлен в дом и посажен на ковёр в углу комнаты.





Кудашев глянул на свой английский морской хронометр. Два часа после полуночи. Похоже, совещание начнётся задолго до рассвета. Снова собрались в полном составе – Кудашев, Войтинский, Карасакал. Пришёл и хазареец Асфандиёр. Карасакал начал допрос с него. Говорили на фарси. Карасакал спрашивал, хазареец отвечал. Кроме Войтинского, присутствующие понимали, о чём идёт речь. Войтинский догадывался. Хазареец держался спокойно, достойно. Не отпирался, не лгал. Действительно, был в Ширазе, исполняя заказ Калинина, разыскивал Караджа-батыра. Нашёл. Привёз к нему Калинина. Был уверен, что везёт друга к другу!


Друга к другу?! Карасакал хотел ударить связанного Калинина сапогом в лицо. Войтинский успел прикрыть Калинина своим бедром. Получил не слабый удар.


– Может, Калина и тебе друг, хазареец? Иди, можешь обнять друга, который приказал Кудаш-беку сначалу убить меня, а потом свалить убийство русского офицера на хазарейца! Я сам слышал! Не разучился понимать русский. Войт свидетель!



Кудашев взялся за голову. Вот скандал, так скандал. Всё тайное стало явным. Пусть даже в отношении одной тёмной личности – афганца – одинокого волка! Что ж теперь ещё и с ним делать?!



– Я верю вам, – Асфандиёр был невозмутим. – Я никогда не доверял табибу. Я просто отработал его заказ. Никого не обманул, не обокрал, не убил. Пострадал сам. Иса Муслим-табиб Родоси ещё не расплатился со мной. Я получу мои деньги и забуду о нём. Ваши с ним беды – не моё дело. Найду себе другую работу. Я ни с кем не ссорюсь. И не помню вчерашний день. Только тот воин живёт долго, у кого нет длинной памяти.


Хазареец поднял вверх открытую ладонь:


– Клянусь бородой Пророка. Бог Велик!



Кудашев подошёл к Калинину:


– Сколько ты должен своему проводнику?



– Сто пятьдесят туманов. Отдайте ему. В моём хурджуне кожаный мешочек. Пересчитайте.



– Сто пятьдесят туманов? – переспросил Кудашев. – Щедро. На эти деньги стадо верблюдов купить можно!



– Я не жмусь в дележе. Ты прогадал, Кудашев. Могли бы работать вместе. Были бы богаты.



Карасакал передал, не считая, горсть монет хазарейцу, завязал мешочек и бросил его в свой расписной, обитый жестью сундук. Подошёл к Калинину, обратился к нему на русском:

Загрузка...