Вот, наконец-то: звук сорвавшегося со взвода курка, удар курка по ударнику, стук ударника по капсюлю патрона…



Кудашев, словно по команде «налево!» поворачивается торсом.


Его бок обжигает, словно каплей расплавленной стали!


И только потом из ствола Маузера вырывается огненная вспышка. Выстрел сделан.


Есть право на ответный и у Кудашева. Он медлит. В долю секунды в него идет вторая пуля. Кудашев падает на пожухлую траву альпийского ковра. Перекатывается. Двумя руками сжимает револьвер. Ловит прицел. Если бы нажал на курок, Пенк словил бы пулю в живот. Не стал стрелять. Поднялся, броском ушёл за камень. Снова Пенк на прицеле. Не стал стрелять. В голове звучит одна фраза: «На мне отмщение. Аз воздам!». Третья пуля ударила в камень. Сплющеная от удара в лепёшку, ушла рикошетом в сторону с диким звуком.


Вваууу!


Четвёртый выстрел прозвучал со стороны гребня ближайшего отрога. По звуку – винтовка Маузера. Кудашев мгновенно сменил укрытие. Услышал дикий рёв Клауса Пенка. Увидел: Пенк лежит на боку, держась двумя руками за раненую ногу.


Понял: за гребнем отрога снайпер или двое.


Второго выстрела не последовало. Добивать Пенка стрелки не стали. Возможно, уже покинули позицию.



Кудашев в третий раз перебежкой укрылся за камнем. На этот раз поближе к Пенку. Услышал из-за гребня отрога скулёж двух подравшихся шакалов. Встал во весь рост. Ответил горловым привизгом обиженного шакалёнка. Погрозил кулаком в сторону снайперов. В сердцах был готов сплюнуть. Надо же, чёрт принёс в недобрый час верных Митьков!


Пошёл, не скрываясь, к Пенку. Его маузер лежал рядом. Клаус Пенк двумя руками зажимал сквозную рану икроножной мышцы.


Кудашев задал вопрос:


– Кость цела, Клаус?


Пенк кивнул головой.


– Снимай кобуру. – приказал Кудашев. – У неё ремень тонкий, пойдёт на жгут.



Кудашев перетянул Пенку ногу выше раны, ниже колена, наложил на рану тугую льняную повязку из подкладки немецкого кителя. Клаус Пенк прекратил стонать, но продолжал в полголоса браниться «на языке Гёте и Шиллера», как однажды сумел выразиться сам. Посетовал:


– Жаль, нет с собой шнапса!



– Ничего, не на пикник ездили. Как мы дальше будем? Вы, оберст, сделали по мне три выстрела. Одним из них здорово удалили по рёбрам, содрали с бока кожу. Не беспокойтесь, на мне всё, как на собаке заживает. Уже сухая корочка. Рубаха прилипла. Вы должны мне два выстрела. Первый выстрел ушёл на фору, если помните.



Пенк побоялся смотреть Кудашеву в глаза. Сказал:



– Надеюсь, ваш «Веблей» заряжен, Александер? Если нет, берите мой «Маузер», рассчитайтесь со мной по-полной. Сознаюсь, я заслужил.



– С меня достаточно этих слов, Клаус. Я не палач. Бог нам всем судья. Сейчас я подсажу вас на коня, поезжайте, не торопясь, домой.



– Кто стрелял? – спросил Пенк.



– Маузер, – ответил Кудашев.



– Я слышал, – сказал Пенк.



– Мало ли здесь алчных и трусливых людей, – ответил Кудашев. – Кочевники. Положили глаз на наших коней. Я объеду гору, посмотрю, что за люди помешали нашему свиданию!



Уже на коне, готовый тронуться в обратный путь, Клаус Пенк повернулся к Кудашеву. Смотрел ему в глаза взглядом больного, смертельно уставшего человека. Сказал просто, без каких бы то ни было фальшивых нот раскаяния, без надрыва, без пафоса:


– Не задерживайтесь здесь, Александер. Очень возможно, англичане уже получили свой подарок из Кенигсберга. Придут вас арестовывать.



Кудашев промолчал. Ничего не ответил. Клаус Пенк хлопнул коня ладонью по крупу. Уехал.



Кудашев не терял времени зря. Объехал гору, оставив коня у подножия, поднялся на гребень, с которого по его расчёту стреляли в Пенка. Место, удобное для позиции снайпера, нашёл сразу. И более – ничего и никого. С высоты увидел одинокого всадника Клауса Пенка, подъезжающего по горной тропе к тракту Шираз-Тегеран. Это хорошо, скоро будет дома. Там найдутся аптечка, врач и шнапс. Будет жить!



Где-то сзади тявкнул шакал. Кудашев обернулся. К нему поднимались вахмистры жандармерии Особого отдела Департамента полиции Закаспийской области казаки Первого Таманского казачьего полка – личная охрана ротмистра Кудашева – Дмитрий Брянцев и Дмитрий Митрохин. Митьки! Они же – кузнецы из новой Джульфы, армянского квартала Исфахана.



Кудашев присел на камень. Не здороваясь, спросил:


– Водка есть? Мне бы глоточек. Упадок сил. До дома не доеду.


– Водки нет, ваше благородие, – сконфузился Брянцев. – Где здесь достать? Правоверным запрещено,с!



– Как здесь очутились? Зачем немца подстрелили?



– Дзебоев откомандировал. Приказал беречь вас. Скрытное охранение. Если бы не сломанная подкова да наряд конных сипаев, никогда, может, и не встретились бы лицом к лицу. Мы тоже кое-чему научены. А сегодня решили, что у вас оружие не в порядке. Или патроны варёные. Бывает. Решили вмешаться!



– Ладно, забудем.



Поднялись, начали спускаться в долину. По дороге Кудашев продолжил:


– Слушайте меня внимательно. Миссия моя в Персии окончена. Еду в Россию. Мой вам приказ: немедленно собираетесь и покидаете Исфахан. Поезжайте в Табриз в расположение Первого Таманского. Дальше, как начальство решит. Без начальников не останетесь. Распоряжений Дзебоева не ждите, он, видно, сейчас в Ташкенте. Связи с ним нет.



Спустились, занялись конями. Кудашев был уже в седле, когда к нему подошёл Митрохин с жестяной флягой в руке.


– Водки нет, ваше благородие, но глотка три-четыре армянского тутового самогона осталось. Энзэ! Прошу вас!


Кудашев не отказался:


– Арцах, что ли?


Сделал глоток, протянул флягу Брянцеву:


– Давай по кругу, хоть по глотку. Может, ещё доведётся встретиться!



Из предгорья к тракту возвращались разными тропами. В Исфахан въехали разными улицами.



***



По возвращению в усадьбу Кудашев заперся в кабинете, приказав Джамшид-баба позаботиться о том, чтобы сахиба протектора никто не побеспокоил в ближайшие час-два. Набросал карандашом текст последнего донесения, зашифровал его и отстучал телеграмму в два адреса: Владимиру Георгиевичу Дзебоеву и, на всякий случай, Евгению Фёдоровичу Джунковскому. Сжёг черновик донесения. Разобрал приставку высокочастотной связи на составляющие, сложил в платок, связал в узел. Переоделся для купания, прихватил с собой узелок, пошёл к пруду. Огляделся – никого. Вошёл в воду без всплеска, опустился по плечи, утопив, не выпуская из рук, узелок. Нырнул, проплыл к середине пруда, сбросил узелок на дно. Вынырнул. Пошёл в душ.


***


Документ № 80



Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Владимиру Георгиевичу Дзебоеву, Персия, Тегеран – Начальнику РО Штаба Войск ТуркВО полковнику Джунковскому Евгению Фёдоровичу, Российская Империя, Туркестанский край, Ташкент



Донесение (Расшифровка).



«HW-1 – SG-1– «TS-8»»



Совершенно секретно.


Срочно.



Обстоятельства вынуждают досрочно, не дожидаясь разрешения либо иного приказа, возвратиться в Россию. По прибытию без страха за собственную жизнь, без боязни привлечения к уголовной ответственности, клеветнического очернения собственного имени, ущерба карьерному росту и прочее, буду готов дать исчерпывающие чистосердечные объяснения причины моего решения, как своим начальникам, так и в иных инстанциях, если потребуется.



В случае, если мне не удастся благополучное возвращение,



Заявляю:


Все мои действия в Персии были подчинены и проводились в строгом соответствии плану операции, служебным инструкциям, законам Российской Империи, без нарушений законов страны пребывания.



Удостоверяю:


Исполнение служебного и воинского долга в свете поставленных задач проводилось в условиях жесточайшего агрессивного прессинга со стороны немецкой разведки. Группа понесла потери в личном составе, практически была разгромлена, однако германский резидент не получил в свои руки ни одного доказательства против группы, которое могло бы иметь юридическую силу.


Сотрудничество с отдельными представителями Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане и некоторыми представителями администрации Вице-королевства Индии, военнослужащими индо-британской армии – осуществлялось исключительно в интересах России под прикрытием легенды.



Докладываю:


Задачи, возложенные на группу, выполнены успешно и досрочно. Каждый член группы без исключения внес свой весомый вклад в общее дело, самоотверженно исполнял свои обязанности, не щадил в своём ратном труде собственные жизни, перед лицом смерти вёл себя достойно, товарищей не сдавал, Россию не предавал.


Полагаю основной причиной прекращения деятельности группы:


– её малочисленность и разрозненность по местам дислокации в сотни километров;


– отсутствие легальной базы, состоящей под защитой российской юрисдикции, такой, как у резидента германской разведки Клауса Пенка;


– отсутствие серьёзной опоры в среде местного населения;


– отсутствие в Персии экономической и политической поддержки присутствия подданных Российской империи;


– реально сложившиеся новые жёсткие временные условия исполнения задач плана операции: изыскание и передача в Центр важнейшей военно-стратегической информации на фронте необъявленной войны, ведущейся в Персии между разведками Великобритании, Германии и России.



Пункты 2-4 имеют право на пространное обоснованное исследование озвученной проблемы.


Кратко, в двух примерах.


Позитив: персиянин, работающий на российское производство, получающий жалованье и содержащий на него свою семью, всегда отдаст и в ином деле предпочтение русскому, но не английскому и не немецкому.


Негатив: персиянин, получающий доход от участия в торговле немецким оружием, защищая свой источник существования, всегда будет готов повернуть это оружие против англичанина либо русского.



Вывод:


– успехи систематической разведки не в подвигах героев-одиночек, но в надёжной опоре на заинтересованные сознательные элементы народных масс;


– практика оплаты отдельных информаторов чревата не только необоснованным расходованием денег, не только приобретением дезинформации, но и провалами резидентуры.



Прошу позаботиться о семьях погибших членов группы.


Если не смогу вернуться в Россию живым, прошу не оставить без внимания мою семью.



Слава Россие!


Военный агент HW-1.


(Александр Георгиевич Кудашев).



***



Вернувшись из душа, Кудашев первым делом обработал свой бок. Рана в палец, но не глубока, особенно не беспокоит. Кудашев знал, не принять мер, завтра начнётся нагноение, температура и неизвестно, чем всё закончится. Обработал рану спиртом, наложил повязку с тампоном, щедро смазанным цинковой мазью. Порядок. Если не мочить – через неделю заживёт окончательно.


Присел. Огляделся. Посмотрел на отключённый телеграфный аппарат, на пустой с раскрытой дверцей сейф. Секретные бумаги сожжены. С ними вместе и книга стихов Гумилёва, и томик Мицкевича. Пепел смыт в сточную канаву. Служебный и научный архивы на своих полках в неприкосновенности.


Что теперь? Зашёл в виварий. Мышки, как одна, встали на задние лапки. Кое-кто из них при виде своего кормильца требовательно пискнул. Горько защемило сердце.


Прощайте, мышки. Вам повезло больше, чем Иосифу Пенк. Клещей было множество, что пили вашу кровь, но среди них – ни одного энцефалитного. Значит, вам повезло больше, чем мне самому!


Кудашев по одной открыл все клетки, выпустил мышей на волю. Напутствовал в голос:


– Бегите, белые, бегите! Пусть каждой из вас повезёт, и ни одна на своём пути не встретит зубастого Змея!


Прошёл в спальню. Еще раз проверил комнату. Пересчитал деньги. Припомнил и повторил в уме номера «аварийных» банковских счётов на предъявителя цифровых паролей. Оставил на оружейных стойках английские двуствольные дробовики двенадцатого калибра «MacNab Woodcock» и американскую семизарядную винтовку Генри, более известную как «Winchester». Револьвер «Веблей & Скотт» и пистолет «Маузер», подаренный Пенком Кунигунде, пристроил за брючным поясом. Один спереди, второй сзади. Набросил на плечи чёрный кашмирский халат. Подумал и надел халат в рукава. Подвязался шёлковым платком. На голову – серебряного каракуля маленькую персидскую шапочку, обычный головной убор зажиточного купца либо состоятельного кетхуды. Глянул на настенный барометр: атмосферное давление 639 мм ртутного столба, 25 градусов по Цельсию … Тепло оделся… Ничего, ночью похолодает. А в пяти верстах от города в горах и заморозок может быть.



Теперь всё. Можно уходить. Через сад, через дувал. Потом вдоль ручья, укрываясь за кустами боярышника и плакучими ивами, в город. Пора идти. Темнеет. Главное, добраться до армянского квартала. Там помогут. В крайнем случае – в гроб спрячут. Это единственный путь отступления в Россию, не предусмотренный планом операции «Колчестер». Если некая штабная продажная гнида сдала военного агента-нелегала немцам, то, безусловно, сдала и намеченные планом пути отхода! Но уходить придётся всё-таки на север к границе России. И этот путь будет опасен. Возвращение на родину через Индию либо Месопотамию может растянуться на годы. И этот путь не может быть проделан с меньшим риском. Да, решение принято.



С трудом заставил себя встать.


Господи! И этот дом стал родным. Уходить не хочется. Пора признаться самому себе: коротким было счастье в этом доме, с его обитателями, с семейством Барратов, с Уной… Именно с Уной! Но это было счастье.


Всё кончено. Более нет ни Уны, ни доктора Джона Котович, ни его родственника ассистента Саймона. Вообще ничего нет. Даже врагов не осталось. Даже ненавись к Клаусу Пенку была сведена на нет пролитой каждым из них кровью и раскаянием «оберста»… Расскажи всё это Дзебоеву либо Джунковскому – не поняли бы. Для этих профессионалов нет в работе ни личных интересов, ни собственных переживаний. Люди – шахматные фигурки в Большой игре. Бог им судья!


Прощай Уна. Навсегда прощай!



Кудашев выскользнул в окно, распахнутое в тёмный сад. Быстрым бесшумным шагом опытного пластуна шел по саду к дувалу, противоположному тому, что с воротами на тракт.


У дувала Кудашев остановился. Что-то мокрое и холодное ткнулось в его правую ладонь. Здравствуйте! Это нос белуджского волкодава-бассара, оставшегося в одиночестве, потерявшего своего сородича в ночной схватке с немецкими шуцманами. Кудашев погладил собаку по голове. Прощай, друг.


Прыжком зацепился руками за верхний край дувала, рывком с силой подтянулся, не оставляя на заборе следов ногами, повернулся и сел. Прислушался. За забором тихо. Журчит ручей.


Вдруг, с противоположной стороны усадьбы от ворот послышался стук бронзового молоточка. Так, уже пришли. Английская контрразведка!


Только собрался спрыгнуть в темноту к ручью, как услышал радостный крик на фарси.


Голос Джамшид-баба:


– Доктор Джон! Доктор Джон! Леди Баррат приехала! Леди Кунигунда! Живая! Доктор Джон, где вы?!



***



Клаус Пенк успел вернуться в немецкую слободу ещё засветло.


На повороте с тракта в посёлок на посту номер пять Вольфганга фон Пенка ожидал шуцман Петер Фрост.


– Гутен таг, экселенц! Вы ранены?



Оберст не остановился. Шуцман пошел рядом. Плечом к стремени.



Клаус Пенк не любил бесцеремонных вопросов своих подчинённых. Брезгливо поморщившись, сделал выговор, приказал:


– Не забывайтесь, Фрост. Я в состоянии позаботиться о себе сам. Доложите обстановку!



– Вас ожидает человек из Берлина, экселенц!



– Что за личность?



– В форме с погонами оберста вермахта, экселенц. Назвал своё имя, показал документы с отметками таможенных постов, экселенц!



– Имя, доннерветтер!



– Полковник вермахта Зигфрид-Рейнгольд барон фон Реайнхардт, экселенц!



– Где его разместили? Чем занимается?



– Как всегда, представителю такого ранга предложили гостевую комнату в вашем доме. Оберст фон Реайнхардт отказался, проехал к пивной.



– На чём приехал?



– На «Мерседесе» с турецким дипломатическим номером, но с шофёром-немцем, фельдфебелем, и штатским помощником.



– Как ему наше пиво? Пьёт?



– Нет, экселенц. Допрашивает шуцманов. По одному. Допрошеных не распускает, держит в общем зале. Фельдфебель следит, чтобы люди между собой не переговаривались.



– Тебя допрашивали?



– Нет, экселенц. Я на посту. Но жду своей очереди.



– Откуда знаешь?



– Женский телефон. Но не более того, что доложил вам, экселенц.



Клаус Пенк свернул во двор собственного дома. Приказал шуцману:


– Помоги спуститься с коня. Проводи в спальню. Вызови врача Краузе!



***



Полковник вермахта Зигфрид-Рейнгольд барон фон Реайнхардт, прибыв в немецкую слободу, времени даром не терял. Он начал с приёма пяти Die deutschen Frauen – немецких женщин, добропорядочных матрон больших семейств, в отсутствие старейшины, проявивших инициативу и первыми вышедших приветствовать высокого уполномоченного из Дойче Кайзер Рейха. И уделил этой встрече почти час.


Из зала пивной «Данциг», той самой, с предостережением «Собакам, туземцам и англичанам вход воспрещён!», где первого сентября Вольфганг фон Пенк допрашивал своих шуцманов, женщины вышли совершенно очарованные господином бароном. Каждая из них стала сенсациознейшим источником информации для членов маленькой немецкой колонии. Главная новость передавалась шёпотом. Возможно, вполне возможно, «Бешеный бык» сегодня будет низложен, отстранён от должности старейшины немецкой диаспоры в Исфахане! В каком объёме получил новую информацию от немецких женщин барон фон Реайнхардт, не трудно догадаться!



Затем начал допрос шуцманов – особо доверенных лиц Вольфганга фон Пенка, которого в немецкой слободе пока ещё называли именно так. Протокол допросов вёл вождь отряда следопытов-скаутов семнадцатилетний Генрих Диде-младший, сын шуцмана Генриха Диде-старшего. Он был очень горд полученным заданием. Ведь эти листы, исписанные его каллиграфическим почерком и впервые подписанные фамильным росчерком «Диде», уйдут в Дойче Рейх, в Берлин. Возможно, будут прочитаны самим Кайзером! Генрих был очень внимателен, старался не делать орфографических ошибок. Ничего нового для себя вождь скаутов из показаний шуцманов не узнал. Он и сам был участником операции по ликвидации полковника-фарраша с непроизносимой фамилией!



Последним был допрошен сам Клаус Пенк. Именно так он и был записан в протоколе допроса. Старейшина немецкой диаспоры был бледен, его лицо в испарине. Он был болен. Но спокоен. В глубине души был рад тому, что успел отправить в Фатерлянд свою семью. Была ещё одна причина душевного спокойствия. Крошечный, как далёкая звездочка, трепетный огонёчек. Он не думал об этом, не давал сам себе отчёта по этому состоянию души. За этой безмятежностью стоял факт того, что, несмотря на все хлопоты с провалившимися переговорами и ликвидацией, русский ротмистр Александер не только остался жив, но проявил необъяснимое милосердие к своему врагу и даже оказал раненому первую помощь!



Третий час работы барон фон Реайнхардт посвятил встрече с юными скаутами. Шуцманы присутствовали. Клаус Пенк остался на своём месте.


Фельдфебель широко распахнул двери «Данцига» и жестом пригласил в большой зал собравшихся любопытствующих жителей посёлка.


Высокому начальству своих подчинённых представлял Генрих Диде-младший. Выслушав доклад вождя, барон фон Реайнхардт пересчитал присутствующих: двенадцать скаутов плюс командир – всего тринадцать человек.


– Не боитесь этой цифры, мой юный фюрер?– спросил барон фон Реайнхардт Генриха.



– Никак нет, экселенц! – щёлкнул каблуками юный вождь. – Не понимаю, почему должен бояться.



– Правильно делаете, – похлопал командира по плечу полковник Реайнхардт. – Число тринадцать, это священное число древних германцев, священное число племени белокурых голубоглазых воинов – ариев, нашедших спасение на вершинах Тибета после гибели в мировом потопе их прародины – Атлантиды!


Оглядел полный зал, остался доволен. Подал знак своему фельфебелю.


– Прошу внимания! – скомандовал фельдфебель. – Бармен! Всем присутствующим по стаканчику шнапса. За счёт Рейха. В честь памятного вечера сегодняшнего собрания уважаемых представителей немецкой диаспоры в Исфахане – подданных Дойче Кайзер Рейха и нового старейшины диаспоры полковника Зигфрид-Рейнгольда барона фон Реайнхардта!


Барон встал, вышел на средину зала, поднял над головой свой стаканчик зелёного стекла с виноградным спиртом. Провозгласил:


– Да здравствует Его Императорское Величество Кайзер Германии Кёнинг Пруссии генерал-фельдмаршал и гросс-адмирал Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский – Вильгельм Второй Гогенцоллерн! Да здравствует Германия!


Выпили.


Барон фон продолжил:


– Германцы! В Берлине известно о сложном положении, сложившемся в последнее время для немцев в провинции Исфахан. Метрополией будет оказана посильная помощь своим колонистам, своим первопроходцам. Обстановка изучается. Виновные будут наказаны, герои – награждены. Будем помнить заветы немцам, данные нашим Кайзером в его коронационной речи: «…лучше положить на месте все восемнадцать корпусов немецкой армии и сорок два миллиона немецкого народа, чем отказаться от какой-либо части территориальных приобретений Германии». Нам, германцам, не следует подражать изнеженным грекам, исповедовавшим принцип «возлюби врага своего», не сумевшим защитить свою империю Византию, сдавшим на милость победителей турок-османов свой Константинополь, который сегодня известен миру как Истанбул! Нам лучше помнить о древности нации, нации, сложившейся из могучих племён истевонов, герминонов, ингевонов, готов, лангобардов, кимвров! Эти племена ещё в дохристианские времена Рима величайшим завоевателем Гай Юлием Цезарем были названы германскими, что были объединены общностью языка, культа, обычаев, а главное – любовью к своей стране, храбростью в бою и беспощадностью к своим врагам! Именно эти, а не какие другие качества германцев позволяют и нам гордо именоваться немцами!



Этот спич был встречен аплодисментами, криками «ура», «да здравствует кайзер».



– Не будем забывать,– продолжил фон Реайнхардт, – будущее любого государства принадлежит его детям. Будем не только заботиться о них, но и воспитывать из них патриотов своей страны, воинов, подобных как легендарным готам, герминонам, лангобардам, так и доблестным средневековым рыцарям Тевтонского ордена меченосцев!



Фельфебель сделал знак бармену. Бармен опустил иглу граммофона на пластинку. Собравшиеся бюргеры вздрогнули от первого аккорда «Полёта валькирий». Кто сидел – встал. Кто стоял – замер в благоговейном оцепенении. На глазах женщин слёзы. Глаза юных скаутов горят огнём! Восемь минут музыки Рихарда Вагнера в записи исполнения симфоническим оркестром Мюнхенской оперы сделали с аудиторий то, что не смогли бы сотворить самые блестящие ораторы рейхстага за часы выступлений. В «Данциге» уже не разношёрстное собрание жителей-обывателей, а организованное сообщество одного народа, среди которого – ни чужих, ни сомневающихся.



Клаус Пенк был раздавлен. Он понял, для чего разыгран этот короткий, но блестящий спектакль. Он предвидел, что его ждет.



***



Документ № 55.


«Дневник»


Александра Георгиевича Кудашева.



Извлечение:



… «Зима, декабря дня 1, года 1937 от Р.Х.


Княжество Киштвари.



…Не урони в траву степи своей прокуренной трубки Сечи Запорожской полковник Бульба, уходивший в бешеной скачке от преследовавших его ляхов, не скрутили бы его враги. Не подвесили бы старого Тараса высоко над Днепром для смерти лютой в пламени костра, не выкрикнул бы он, объятый огнём тех своих последних слов, что спасли многие жизни сотоварищей...


Воистину, значимое и ничтожное, большое и малое, радостное и горестное идут по жизни рука об руку, и не вычеркнуть из Книги судеб человеческих ни одну ничтожную запятую!



Покинь я усадьбу военно-санитарной службы в ту злосчастную ночь октября 23 1912 года на две-три минуты раньше, не пришлось бы мне услышать крик Джамшид-баба на фарси: «Доктор Джон! Где вы!». Не вернись на крик, так и по гроб жизни был бы уверен, что погибла Кунигунда, объезжая жеребца, купленного мне, Кудашеву, в подарок. Многое сложилось бы по-иному. Лучше или хуже – кто знает?


Стоит ли прожить жизнь земную, не зная жизни земной, не ошибаясь, не обжигаясь, не получая радостей земных, без любви, без наслаждения, без боли, без горя?..


И что есть лучшее?


Достаточно вспомнить «Диалоги» античных философов:


« – Осуждаемо ли воровство?


– Осуждаемо!


– Осуждаемо ли воровство оружия у врага?


– Не осуждаемо!


– Осуждаемо ли воровство оружия у врага для убийства своего военачальника?


– Осуждаемо!


– Осуждаемо ли воровство оружия у врага для убийства своего военачальника, продавшегося врагу и готового предательски открыть пред ним ворота города?


– Не осуждаемо!»…



Нет истины в многословии!



..........................................



Сказано в Писании: «…что высоко у людей, то мерзость пред Богом»!


____________________________________________


* Евангелист Лука. «Евангелие от Луки». 16:15.


____________________________________________



Блажен ли ничтожный торговец смертью, набивающий свои подвалы золотом, полученным от продажи пороха, взрывчатки, ядовитых газов, гаубиц, аэропланов и броненосцев в жизни высшей? Если не в жизни вечной, то в жизни имени его? Торговец, завещавший своё состояние на благие дела? Как человек, знающий ужасы войны не из газет, для кого миллионы павших не строка в газете, а те, кого он знал живыми, жаждущими жить, но превратившимися в трупы смрадные, не могу себе позволить прикоснуться к сверкающим золотом медалям и кубкам с именами этих "меценатов".


И из всех орденов воинских более других почитаю Орден Святого Георгия Победоносца, коим награждают за истинную храбрость на поле боя за родную землю!



Благословенно знание истинного учения, что вошло в плоть и кровь с опытом жизненным путём эмпирическим, слившееся воедино с плотью и кровью человека, ставшее его сущностью неотъемлемой. Увы, не всем дано прожить жизнь долгую до седых волос в ясном разуме. Гораздо более тех, кто гибнет едва встанет на собственные ноги в вихре страстей и в погоне за призрачными благами. Блажен тот, кто получил эти знания путём сакральным всё и сразу с небес в самое своё сердце. Нет среди избранных свыше тех, кто использовал бы этот небесный дар во вред людям, но все они были гонимы людьми и погибали, в трудах своих, пытаясь образумить безумное человеческое общество!



.................................................



Не было в истории великого и величественного, что не было бы оболгано и осмеяно людьми ничтожными.


Исторические инсинуации, подогнанные к текущему политическому моменту.



Анекдоты, куплеты, пародии.


"Мона Лиза" Леонардо да Винчи на шоколадных обёртках. "Давид" Микель-Анжело - в полосатых костюмах для плавания на рекламных плакатах модного трикотажа!



У каждого "Цезаря" всегда найдутся собственные "Брут и Кассий"!



Однако, кто без греха? Пусть первым бросит камень!



Собственный жизненный путь всё пытаюсь отразить на бумаге, да слов не хватает. У военного, носившего погоны, особенно из наших, что в "голубых мундирах", так не любимых поэтами и мыслителями, вряд ли когда ангельские крылья вырастут. Остаётся утешиться словами Спасителя: «Не судите, да не судимы будете!». Утешиться? Или спрятаться за этой истиной? Ну, это для тех, кто ещё не окончательно потерял честь и совесть!



Писал, писал… Вроде, складно получалось! Как перечитал, задумался. Нужно проще. Дорого бы дал, чтобы дневник этот попал в руки моих сыновей. Опыт предков никогда не был вреден потомкам!



***



Эту последнюю ночь Александр Георгиевич и Уна провели в спальне под тюлевым пологом в объятиях друг друга.


– Ты меня любишь? – спрашивала Уна.



– Да, – отвечал Александр.



– Что есть «да»? – переспрашивала Уна.



– Люблю, – отвечал Александр.



Через минуту Уна снова спрашивала Александра, любит ли он её. Диалог повторялся без вариаций. Взаимным ласкам не было конца.



– Тебе не больно? – спрашивал Александр.



– Больно, – отвечала Уна.



– Тебя полечить? – спрашивал Александр.



– Лечи, лечи меня! – отвечала Уна и поцелуями закрывала рот любимому.



Под утро, в полном изнеможении, Кунигунда, положив голову на грудь Кудашеву, отдыхая, рассказала историю своего «воскрешения».


Её рассказ не расходился с изложенным грумом сипаем Музаффаром. За одним исключением: её позвоночник цел и невредим, переломов нет, сотрясение мозга, если и было, то незначительное. В русской больнице Красного креста её быстро привели в чувство. Пробыла в больнице двое суток. Чувствует себя почти здоровой, но большой синяк на спине ещё держится! Музаффар стал жертвой уличных слухов, так как в больницу его не допустили. Кстати, где он? Вернувшись в Исфахан, Кунигунда не смогла попасть в свой запертый дом с окнами, закрытыми ставнями изнутри. Похоже, там никого не осталось. Да! Телеграмму о смерти из Генерального консульства Великобритании в Тегеране никто не давал. Похоже, эта телеграмма тоже рук фон Пенка!


Кудашев от рассказа о своих собственных злоключениях воздержался. Предупредил: с рассветом должен уехать. Надолго. Обещал не забывать. Но… Правды сказать не посмел. Лгать не стал. Однако, разве можно с любимой и любящей женщиной говорить недомолвками?!


– Кто ты? – спросила Уна.



– Я люблю тебя, – сказал Александр.



Для Кунигунды это признание уже не было ответом на поставленный вопрос. Она решительно поднялась с постели, подошла к окну. Светало. Первый солнечный луч коснулся её волос. Золотым светом запылали волосы вокруг прекрасного лика любимой женщины.


– Господи! – застонал Кудашев. – Уна! Картина кисти гения! Стой там, дай на себя полюбоваться. Ты, словно девственница Артемида, богиня охоты древней Эллады! Я люблю тебя!



В этот момент в соседнем окне вдребезги разлетелось стекло. В спальню влетел увесистый камень.



***



Барон фон Реайнхардт не присутствовал на казни Клауса Пенка, приговорённого к смерти новоизбранным Советом тринадцати почётных граждан немецкой диаспоры Исфахана, короче – просто «Советом тринадцати» во главе с самим фон Реайнхардтом. Клаусу Пенку было предъявлено обвинение – "...при полной потере бдительности утрата совершенно секретных документов, сокрытие факта потери убийством уполномоченного связного из Кенигсберга". В связи с совершенной секретностью судебной процедуры протокол заседания суда не вёлся. В Кенигсберг ушла короткая справка, за псевдонимом барона «Tiwaz» – «Тюр». Так в дохристианские времена звали германского бога воинской доблести, сына Одина. В Кенигсберг ушла короткая справка, за псевдонимом барона «Tiwaz» – «Тюр». Так в дохристианские времена звали германского бога воинской доблести, сына Одина.


Организация казни была возложена на старшего шуцмана Петера Фроста и его помощника – фюрера юных следопытов-скаутов Генриха Диде-младшего. Местом казни была избрана мало кому известная пещера в предгориях Загросса под названием Грот с гейзером. Временем казни назначено утро среды октября дня 23-го 1912 года, шесть часов четыре минуты местного астрономического времени – момент восхода солнца.



К месту казни отряд из пяти шуцманов и тринадцати скаутов, сопровождавших обречённого на смерть Клауса Пенка, выдвинулся заблаговременно. Затемно. Пока позволяла дорога, использовался «Мерседес» Клауса Пенка, пара фаэтонов и собственные кони шуцманов. По горной тропе пришлось идти пешком. Зажгли факелы. Клауса Пенка несли на носилках. У него связаны не только руки, но и ноги. Прострелянная больная нога со здоровой. Чисто немецкая педантичность и предусмотрительность. Рана слабо кровоточила. Пенк переносил боль без стонов.



В гроте Пенка усадили на камень спиной стене, лицом к выходу из пещеры.


Генрих Диде-младший, используя в качестве живой лестницы спины своих скаутов, куском мела нарисовал на камне стены, несколько выше головы Пенка, древнепрусский символ бога Солнца, имя которому было – «Svaixtix» – Свайкстикс.



Четверо шуцманов несли дозор на свежем воздухе. Петер Фрост находился в гроте. Тринадцать скаутов окружили приговорённого кольцом. С интервалом на вход, позволяющем видеть восход солнца. Каждый скаут в куртке военного образца, рубахе защитного цвета, таких же шортах, домашних гетрах без соблюдения единства цвета. На их шеях косынки-галстуки, так же, у кого какая нашлась. Время формы, единой для всех по всей Германии, ещё не наступило. Однако, было у скаутов и новшество, не предусмотренное примерным уставом отца международного скаутского движения Баден-Пауэлла: кожаный армейский пояс каждого оттягивал настоящий боевой штык винтовки Маузера в металлических ножнах. У левофлангового через плечо на широкой ленте парадный военный барабан.



Старший шуцман Петер Фрост глянул на карманные часы. Ровно шесть. Кивнул вождю скаутов: пора! Генрих отдал команду «смирно», махнул рукой барабанщику.


Клаус Пенк понял: его не ждёт казнь, как военного моряка, давшего на верность присягу Кайзеру и Фатерлянду. Его ждёт ритуальное убийство по древнему, забытому нормальными людьми обряду поклонения Свайкстиксу!


Что ж, придётся показать этим щенкам, как должен умереть немец, рождённый и выросший на задворках Данцига! Прощайте все!


Ударил барабан. Из-за дальнего горизонта, не закрытого горами, встало солнце. Первый луч нового дня. Последний луч солнца последнего дня для Клауса Пенка. Луч, под которым вспыхнул белым светом нарисованный мелом Свайкстикс.



Первым ударил Пенка в правый бок своим штыком левша Генрих Диде-младший. Пенк не охнул. Только качнулся. Припутанный к тяжёлому камню, он не мог упасть.



– Следующий! – скомандовал Генрих.



Пенк получил второй удар штыком в живот. Дёрнул лицом, но не закрыл глаз. Он не смотрел на скаутов. Стиснув зубы, и сжав последним усилием воли челюсти, смотрел на восходящее солнце. После пятого удара из его рта пошла кровь. Клаус Пенк умер. Его борьба была окончена. Но его тело продолжало получать удары штыками. До тех пор, пока последним не нанёс свой удар левофланговый барабанщик, тринадцатилетний сын пивовара Адольф Шульц.


Каждому, нанёсшему свой удар штыком, вождь скаутов наносил на правую щёку кровью Клауса Пенка руну «Зиг», символизирующую имя Тора, бога войны, власти, энергии и борьбы. На щёку Генриха руну нанёс Петер Фрост. Сам Фрост пачкаться кровью не стал. Но понял, новый оберст повязал молодёжь кровью, субстанцией, которую невозможно смыть простой водой!



Тело казнённого Пенка освободили от пут. Шестеро скаутов с большим трудом подтянули труп к колодцу и сбросили его в зияющую чёрную беспросветную глубину. Лишь через одиннадцать секунд Генрих услышал звук глухого удара тела и всплеск воды.


Солнце встало. День начался. Немцы, выполнив приказ оберста, возвращались в свой маленький мир в большом персидском Исфахане. Успели как раз к завтраку.



***



В тот же день в пять двадцать пять пополудни кавалерийский разъезд Отдельного батальона разведчиков-скаутов индо-британской военной экспедиции в Персии во главе с самим командиром этого батальона майором Джеймсом Фитц-Гилбером обнаружил в Гроте гейзера труп Клауса Пенка, выброшенный из земных недр мощным фонтаном тёплой сернистой воды. Гейзером, что четыре минуты извергается раз в сутки в одиннадцать семнадцать утра.


Поднятый по тревоге известием о ночном нападении на усадьбу военно-санитарной службы экспедиции, разыскивая пропавшего протектора этой службы доктора Джона Котович, Джеймс Фитц-Гилбер никак не ожидал обнаружить в пещере труп Клауса Пенка.


Первой мыслью было отправить одного вестового в расположение 23-го Пенджабского пехотного полка за подкреплением и фотографом, второго с донесением Полицмейстеру города с требованием прислать криминалиста, третьего – в городскую прокуратуру. С отправлением сообщения о смерти Пенка в немецкую слободу решил повременить. Успеется. Сначала – действия уголовно-процессуального характера. Только потом – дипломатического!


Однако, майор не принадлежал к числу тех людей, что опрометчиво действуют по первому, пришедшему в голову импульсу. От команды воздержался. Осмотрелся. Приказал своим кавалеристам ничего не трогать.


Пересчитал брошенные догоревшие факелы. Ого! Восемнадцать! Ноги убитого связаны. На одной ноге кавалерийские бриджи разрезаны, нога забинтована. Бинты в потёках замытой водой крови. Китель в порезах. Били, по всей видимости, штыками. На груди шрам зигзагом. Типа росчерка шпагой Зорро, только сверху вниз. На стене полусмытый рисунок мелом – ведический крест-свастья. В Индии на подобные символы солнца и вечного движения майор успел наглядеться. На каждом шагу.


Задумался. Не свалили бы немцы это ритуальное убийство на сипаев индо-британского экспедиционного корпуса. С них станется. Мастера провокаций. Для такого дела и собственного полковника не пожалели бы. Первый, обнаруживший труп – первый подозреваемый! Аксиома. Лучше оставить всё как есть. Природа сама об убитом позаботится. К следующему утру от Клауса Пенка не останется ничего.


Для принятия решения не понадобилось много времени. Отдал покойному честь. Военный человек, всё-таки. Снял и надел фуражку. Приказал своим кавалеристам:


– Едем дальше. Это не доктор Котович!



Ехал и думал о превратностях судьбы. Да, Пенк, запутался ты, парень! Бог тебе судья. Впрочем, всем судья. Вот, и Джон Котович куда-то пропал. Если жив – ещё объявится! Не сегодня, так через десять лет. «Иншалла!», как говорят на Востоке.



Глава XVII.


Штурм усадьбы военно-санитарной службы. Бегство, погоня, смерть Уны. Кто вы, Гюль Падишах?! Ночной обряд испытания майора Найдёнова.




Уна поднялась с постели, подошла к окну. Светало. Первый солнечный луч коснулся её волос. Золотым светом запылали волосы вокруг прекрасного лика любимой женщины.


– Господи! – застонал Кудашев. – Уна! Картина кисти гения! Стой там, дай на себя полюбоваться. Ты, словно девственница Артемида, богиня охоты древней Эллады! Я люблю тебя!



В этот момент в соседнем окне вдребезги разлетелось стекло. В спальню влетел увесистый камень.



Кунигунда прижалась к стене. Кудашев бросил ей охапку одежды:


– Без паники. Быстро одеваться!


Начал одеваться сам.



В дверь постучал Джамшид-баба:


– Доктор Джон! Там толпа. Они убили Сабу Чандра. Забросили во двор его голову! Связи нет, провода оборваны.



– Чего хотят?



– Нашей смерти. Говорят, мы жрецы тёмных сил. Мы наслали на город полчища скорпионов!



– К оружию! – Кудашев бросил Маузер Кунигунде. Джамшид-баба без команды взял с полки английский двуствольный штуцер.


– Подождите, Джамшид-баба! Вам не нужно стрелять. Оттянем время, пока толпа не сорганизовалась и не пошла на штурм. Подожгут усадьбу – нам конец. Возьмите деньги. Поднимитесь на дувал, поговорите. Бросайте в толпу деньги. Это их отвлечет на некоторое время. Мы с леди Баррат попробуем уйти верхом на рывок! Не будет главного виновника, не будет убийств! Пусть потом громят, пусть грабят. Им нужно только это! Поставьте садовника у ворот. Откроет их по моей команде! Уна! Захвати и винчестер… В конюшню. Бежим!



Никогда в своей жизни Кудашев не запрягал лошадей с такой поспешностью. Кунигунда села в коляску, вогнала патрон в патронник. Кудашев, поставив штуцер между ног, уже сидел на козлах. Сказал по-русски:


– С Богом, ура.


Обернувшись на Кунигунду, на инглиш:


– Не раздумывая, стреляй в каждого, кто попробует запрыгнуть в коляску. Это смерть!


Ударил лошадей вожжами. Покатили по двору. На заборе уже сидели двое или трое. Один из них выстрелил из мультука в бассара, с рыком бросающегося на дувал. Джамшид-баба и садовник распахнули ворота. Кудашев щёлкнул кнутом. Кунигунда дала пару выстрелов в воздух. Кони понесли. Толпа раздалась. Нашёлся смельчак, ухватил правого жеребца за оголовье, повис на нём. Кудашев огрел удальца кнутом, сбил под колёса коляски. Кунигунда сделала ещё два выстрела в воздух из винчестера, остановив двух-трёх вооружённых кинжалами мужчин, пытавшихся уцепиться за коляску сзади. Вспомнила мистерию праздника Ашура, вздрогнула. Хорошо, что эти люди не вооружены винтовками!



Кони пошли по тракту на пределе своих сил. Усадьба и толпа остались позади. Так получилось само-собой, что путь их теперь лежал на юг, на Шираз. Кудашев прикидывал в уме: через версту – можно свернуть от источника под старым чинаром налево и прибыть к летнему лагерю 23-го Пенджабского полка. Там, наверняка, его возьмут под стражу. Не беда. Зато Уна будет в безопасности. Самому в Хорремшехр под защиту лорда Фальконера не прорваться, арестуют ещё в Ширазе, там штаб индо-британской военной экспедиции. Да и лорда Фальконера в сегодняшнем положении компроментировать нельзя. Захочет – поможет сам! Можно уйти в горы, свернуть направо к каравансараю Билбил-дех, сменить внешность, раствориться в бесконечной толпе странников, торговцев и паломников. Не пропадут Кудашевы никогда и нигде!



Не знал и не мог знать Кудашев одного: всё это время за ним велось самое пристальное визуальное наблюдение. Двухэтажный дом семьи Барратов, расположенный в двухстах метрах от усадьбы, принадлежащей Барратам же, был самым высоким домом на южной окраине Исфахана.


Дом был необитаем, покинут своими хозяевами. В ночь на 23 октября он был использован под командный и наблюдательный пункты. По приказу нового старейшины немецкой диаспоры в Исфахане. Полковник вермахта Зигфрид-Рейнгольд барон фон Реайнхардт провёдший бессонную ночь, встретил утро на его чердаке.



Крыши жилых домов в Исфахане, как почти на всём Востоке – плоские. Крыша дома Барратов, выстроенного в традиционном викторианском стиле по своей высоте равнялась высоте жилого этажа. На крыше у трубы прочно обосновался наблюдатель с биноклем в руке – помощник полковника. Со своим начальником он связан полевым телефоном. Сам барон с комфортом расположился у чердачного окна с подзорной трубой на устойчивой треноге. Правда, его сектор обзора был более ограничен, он мог наблюдать только территорию усадьбы, её ворота, да небольшой участок дороги.



Рывок Кудашева из ворот на коляске, запряжённой парой гнедых, его безнаказанный уход от разгорячённой толпы фанатиков, готовых растерзать слугу шайтана, наславшего на город скорпионов, барон оценил несколькими ударами в ладоши. Принял из рук своего фельдфебеля чашку кофе. Поблагодарил. Кивнул в сторону усадьбы:


– Учитесь, фельдфебель Штильман, у этого русского. Супер грамотные действия! Он сумел сделать невозможное. Дайте команду южной группе заслона. По плану: живым не брать!



– В плане не учтена женщина, экселенц! Что делать с ней?



– Штильман! В бою противник не разделяется на части подлежащих уничтожению и неприкосновенных по половому признаку. В её руках оружие. Дайте команду!



Фельдфебель покрутил ручку телефонного аппарата. Сказал в трубку:


– Красная ракета в сторону южной группы!


Помощник барона, сидевший у трубы на крыше, исполнил приказание.



Оберст Зигфрид-Рейнгольд барон фон Реайнхардт мог бы гордиться своим планом операции ликвидации русского военного агента-нелегала действующего под прикрытием чиновника индо-британской службы военной санитарии. Этот план, продуманный до мелочей, не позволил бы мыши ускользнуть из раскинутого окружения. Этот план мог бы стать предметом отдельной лекции в Академии Генерального Штаба. Мог бы, если бы план исполнялся немцами, и объектом операции был бы немец. Увы, и объектом операции, и его исполнителями были люди совершенно иного менталитета по рождению и воспитанию, нежели сам барон фон Реайнхардт.



Идея исполнения ликвидации чужими руками, так любимая британскими службами разведки, не была чужда и германской. Немцы тоже изучали историю европейского влияния в Персии. Знали, кто стоял за толпой фанатиков, растерзавших русского посла Александра Грибоедова. Реайнхардт использовал исторический опыт, обновив его содержание, и добросовестно проработав детали. Объект обложен со всех сторон сотней исполнителей. Дикарями, подогретыми обещанным вознаграждением, добрым куском пешаварского гашиша, распалёнными идеей расправы с неверным сына шайтана, пославшим на город скорпионов. Объект был обречён на неминуемую смерть. Тем не менее, возможность прорвать окружение, вырваться из осаждённой усадьбы, была предусмотрена. Две группы верховых кочевников – северная и южная – блокировали участки тракта соответственно по направлениям на Тегеран и на Шираз. Их задача была проста: по сигналу «красная ракета» от усадьбы перекрыть дорогу и уничтожить объект, мужчину европейской внешности без бороды, но с бакенбардами, двигающегося хоть верхом, хоть в автомобиле.



Группа южного заслона в десяток оборванцев-головорезов ждала своего часа на окраине города в большом абрикосовом – мишмиш – саду. Хозяин сада, впустив басмачей в ворота, которые никогда не закрывались, уселся на осла и, отбивая его бока каблуками сапог, направился куда-то в предгорья лишь бы от греха подальше.


Конечно, ни дозора, ни боевого охранения курбаши этого отряда выставить и не подумал. Про красную ракету знали все. Кони были наготове, но в седле – ни одного всадника. Сидели кружком на корточках, играли в альчики – в «джа» – на деньги, которые ещё не заработали. Прислушивались к рёву толпы, собравшейся вокруг усадьбы инглизи-ференгов. У курбаши болел живот. Время от времени он уходил вглубь сада и облегчался. За эти занятием его и застали выстрелы, прозвучавшие от усадьбы. Курбаши и не подумал поторопиться. Только крик одного из басмачей: «Красная ракета, Санджар-бек!», заставил его подняться. Басмачи садились в седла, подбирали полы халатов, поправляли оружие. Ждали своего сардара. Сардар – он всегда впереди. На лучшем коне! Правда, если сам не решит иначе.



Не успели джигиты Санджар-бека перекрыть тракт. Коляска, влекомая парой английских жеребцов, молнией промелькнула мимо ворот абрикосового сада, мимо головорезов «Южного заслона», столпившихся в воротах. Санджар-беку только и оставалось, что ударить своего коня камчой.



Началась погоня. Под дикие вопли, улюлюканье и выстрелы на всём скаку по движущейся мишени.



Кудашев оглянулся. Спросил:


– Сколько их?



– Не больше десятка, – ответила Кунигунда. – Кони местные, «персы», только командир на «арабе». Саблями машут. Пока вижу только четыре ствола.



– Пополни обойму пистолета для ближнего боя! Приготовь винчестер. Постарайся снять того, что впереди. Без курбаши отряд не боеспособен!



Через минуту Кунигунда была готова. Персидский тракт – не набережная Темзы. Без рук в экипаже на всём скаку не удержаться. Шёлковым шарфом, использованным в качестве страховочного леера, Уна сумела обезопасить себя в движении от толчков и крутых поворотов. Обернувшись, не облокачиваясь на спинку сидения, держа непростой баланс, сделала один за другим два выстрела. Первому – в курбаши помешал камень под колесом экипажа. Зато вторым был выбит из седла головорез, скакавший рядом. Ещё два выстрела, ещё на одного преследователя меньше. Беспорядочные выстрелы со стороны басмачей пока сделали только одну дырку в чёрном полированном дереве английского экипажа. Кунигунда осмелела. Ещё один выстрел – ещё одна жертва!



– Браво, Артемида! – крикнул, обернувшись, Кудашев. – Ещё минут пять, и мы будем под защитой пулемётов Пенджабского полка! Жаль, мы без кучера. Вдвоём с ними быстрее бы разделались!


Увы, выпустить из рук вожжи при такой скачке – верная гибель.



Санджар-бек про Пенджабский пехотный полк знал тоже. Как знал, что ференги направляют своих коней именно к лагерю. В лагере не только пехота, там дислоцируются и хорошие кавалеристы, с ними шутки плохи. Лошади мощные, рослые, быстрые и выносливые. Вот, впереди уже виднеется крона старого чинара у поворота налево, к лагерю.



Курбаши сделал манёвр, отсекая ференгов от поворота. Потянул повод влево, срезая диагональю прямой угол, надеясь успеть выйти наперерез преследуемым. Его отряд, растянувшись цепочкой за своим сардаром, без особого успеха продолжал стрелять по экипажу.


Манёвр удался. Кудашеву повернуть к военному лагерю не удалось. Правда, этот манёвр обошёлся курбаши в потерянные двести метров дистанции от преследуемых. Но Санджар-бек знал, кони, запряжённые в экипаж, выдохнутся быстрее, чем его верховые. И тогда в голой степи ференгов ничто не спасёт!



– Эй, братья мои! – крикнул курбаши своим басмачам. – Учитесь стрелять у этой женщины. Но бойтесь убить её! Она будет первым подарком тому, кто убьёт мужчину! Вперёд, смелее!


Но сам скакал уже в арьегарде своего поредевшего отряда. Так положено. В Азии вождь никогда не идет в бой впереди своего войска.



– Джон! – крикнула Уна. – Брось мне штуцер! Винчестер пуст!


Поймав английский дробовик, поняла, для её рук он тяжёл. Видно, и отдача будет соответственно не по её плечу.


– Держись, – крикнул Кудашев, – поворачиваем в горы, к каравансараю Билбил-дех! Там найдём, где укрыться.



Ещё одна бандитская пуля изуродовала кожаную стёганую спинку сиденья экипажа, пробив её рядом с Уной.


Мало-помалу, семь всадников нагоняли беглецов. Впереди скакал, бросив поводья, бородатый мужчина с бритой головой, потерявший в скачке свой войлочный колпак. Он двумя руками целился не в женщину, которая уже была его вожделенной добычей, но в возницу.



Кунигунда навскидку выстрелила в бородача. Он вылетел из седла. Но и Уна не смогла удержать штуцер двенадцатого калибра. Боль в правом плече. Штуцер на полу экипажа. Шелковый шарф, обмотанный вокруг талии и связанный концами за подлокотник сиденья, не позволял дотянуться до оружия.


Дорога пошла в гору. Слева – стена скал и каменных осыпей. Справа – крутой спуск метра в два-три к ручью, каких в горах Загросса хватает. Похоже, скачке скоро придёт конец. Кудашев знал, дорога до Билбил-деха проходима для экипажа, но не на скорости. Он выбирал место, где можно было бы остановиться, и, используя прикрытие, держать оборону.



Басмачей уже не сдерживало расстояние. Их сдерживал «маузер» в руках маленькой белокурой отважной женщины! Ещё двое басмачей пали, попав на мушку её пистолета.



Преследователи разделились.


Санджар-бек пришел в ярость. Отдал приказ «не стрелять, возьмём живыми!». Первым, не спешиваясь, спустился по крутому спуску к ручью. Погнал коня по мелководью с намерением атаковать в лоб с фланга, обогнав экипаж на очередном повороте. За ним – ещё двое.



За поворотом дорога неожиданно пошла под гору. Кудашев увидел: впереди каменные стены караван-сарая с дозорной башней на пригорке. Ударил кнутом. Лошади ускорили свой бег. Но и курбаши вырвался вперёд, обогнав экипаж на конский корпус. Настолько, что позволило ему сделать роковой выстрел. Снизу вверх.


Правый запряжной жеребец на всём скаку встал на дыбы и опрокинулся навзничь, ломая дышло, обрывая ремни упряжи. Кудашев камнем, выпущенным из пращи, полетел со своих козел. Ударился спиной о двойной ствол молодого кипариса и упал, потеряв сознание на каменное крошево осыпи у дороги. Левый жеребец упал под тяжестью опрокинувшегося экипажа, замолотил копытами, пытаясь освободиться. Ещё мгновение, и упряжка вместе с коляской, переворачиваясь в воздухе, рухнула с дороги в ручей.



Басмачи спешись. Расстреляли искалеченных упряжных коней. Обрезав перепутанные ремни упряжи, перевернули разбитый экипаж.


Кунигунду искать не пришлось. Белокурая женщина в сиреневом европейском одеянии для верховой езды, в бриджах и в сапогах без головного убора в безвольной позе лежала, привязанная за талию белым шарфом за подлокотник сиденья. В её руке пистолет «маузер» с затвором в заднем крайнем положении. Без патронов. Она не дышит. На голове рана. Белокурые волосы в крови.


Один из басмачей подёргал Кунигунду за ногу, убедился в безнаказанности своих действий и начал снимать с её ноги сапог. Второй разжал ей пальцы и забрал «маузер».


Санджар-бек поднялся по осыпи на дорогу, подошёл к неподвижно лежащему ничком Кудашеву. Несколько раз ударил ногой по телу, потом нагнулся, приложил два пальца к сонной артерии.


Подумал: «Что ж, операция окончена. Можно ехать к немцам за расчётом, везти голову мужчины европейской внешности без бороды, но с бакенбардами! Правда, давно не брился. Уже и усы и борода пробиваются. Ничего, это можно поправить, чтобы у заказчика не было сомнений».


Услышать пульс помешал стук копыт. Поднял голову.


Успел увидеть всадника в тёмно синем бурнусе с лицом, на половину прикрытом концом чёрного тюрбана, дуло винтовки. Успел подумать: «Алжирский туарег…». Увидел вспышку. Упал в воду ручья навзничь с головой, пробитой пулей винтовки «Ли-Энфильд».


Ещё четыре всадника в одинаковых синих бурнусах, сделавших по выстрелу, покончили с оставшимися мародёрами.


Кудашева удалось привести в чувство. Он был жив. Сильные опытные руки старшего туарега прощупали его конечности, рёбра. Переломов не обнаружили. Но Кудашев, сделав несколько глотков воды из предложенной походной фляги, придя в сознание, не открыл глаз. Он бредил.



В караван-сарае, находящемся на расстоянии в пределах прицельного выстрела из винтовки, не нашлось любопытных смельчаков, любителей даром поглазеть на трагедию, разыгравшуюся в предгориях Загросса. Так что, свидетелей произошедшего преступления не было.



Пять всадников в бурнусах алжирских туарегов не вернулись в караван-сарай Билбил-дех. Они похоронили найденное тело женщины, завернув его в чёрный кашмирский халат раненого мужчины. В скальном грунте копать могилу было невозможно. Её тело отнесли от дороги подальше и обложили сначала крупными камнями, потом поменьше, воздвигнув холм в половину человеческого роста. Такой, какой уже возвышался рядом, проросший горными травами, над телом безымянного путника… Бог Велик. Омин!



Скоро к туарегам присоединились ещё трое всадников на конях и два верблюда с пешими погонщиками тоже в синих бурнусах. В такой же синий бурнус был обряжен и Кудашев. Часть поклажи с одного верблюда перегрузили на второго. На освободившееся место устроили, как могли, найденного незнакомца. Тронулись в путь по старой караванной дороге, не предназначенной для колёсного транспорта. На Восток.



Через час неторопливого путешествия караван туарегов встретил кавалерийский разъезд Отдельного батальона разведчиков-скаутов индо-британской военной экспедиции.


Старший из туарегов, не останавливаясь, поднял над головой развернувшийся под тяжестью золотой печати, болтающейся на шнурке, пергаментный свиток. Нараспев, громко оповестил:


– Дипломатическая миссия Его Величества, да хранит его Всевышний, султана Хамиз-Али-Маруфа Великолепного и Благочестивого!



Майор Джеймс Фитц-Гилбер читать грамоту не стал, осматривать груз не посчитал нужным. Винтовки английского производства «Ли-Энфильда» за плечами туарегов говорили сами за себя. Это не контрабандные «маузеры». Беспокоиться не о чем. Отдал честь туарегам.



***



К этому времени сипаи-скауты Отдельного батальона разведчиков уже успели выстрелами в воздух рассеять толпу мародёров, грабивших усадьбу военно-санитарной службы. Три десятка задержанных мужчин в состоянии наркотического опьянения в разных вариациях, но в сущности, твердили одно: «Мы никого не трогали, никого не убивали. Сын шайтана, наславший на Исфахан скорпионов, бежал от народного гнева!».



Ни живых, ни мёртвых в усадьбе не обнаружили. Три трупа были найдены в конюшне, что находилась на территории дома Барратов: тела сипая субедара Музаффара, прикомандированного к семейству Барратов в качестве ординарца, его жены. Третье тело без головы было опознано, как труп нового помощника протектора военно-санитарной службы субедара Сабу Чандра. Его голова найдена не была. Ни один из задержанных, нападавших на усадьбу, не признался в совершённом убийстве. Ни один не дал показаний, указующих на убийц. Под конным конвоем мародёры со связанными за спиной руками были препровождены в городскую тюрьму и переданы в руки городской юстиции. Попыток освобождения задержанных не было. Обошлось без народного гнева и волнений. Двое суток мародёров выдержали в зловонной яме зиндана, кишащей клопами и блохами. Суд был коротким: отсечение правой руки каждому. Потом помиловали. Больных и немощных месяц подержали в колодках, заставляя просить подаяние у сердобольных жителей Исфахана, затем выпустили. Здоровых мужчин приговорили без срока к каторжным работам на медных и серебряных рудниках. Тем дело и кончилось.



Розыск профессора доктора биологии исполняющего обязанность протектора военно-санитарной службы результата не дал.


Леди Кунигунду Баррат никто не искал.



Командир добровольческого отряда кочевников, призванный на помощь в защите немецкой слободы от предполагаемых народных волнений, обозначенный как «начальник группы Северного заслона» в «Отчете» барона фон Рейанхардта, через день был выловлен в Зайенде-Руд у моста «Тридцати трёх арок». При нём был обнаружен кулёк с гашишем размером в детский кулак.Командир второго отряда Санджар-бек, равно как и все головорезы его «группы Южного заслона», по документам Исфаханского Управления полиции никогда не проходили. Исчезли сами по себе, как будто их не было никогда.


Однако, к «Отчёту», посланному в Кенигсберг, были приложены две расписки на фарси в получении вышеназванными «начальниками» вознаграждения по одной тысяче туманов золотом, скреплённые не только их "собственноручными" именными подписями, но и чернильными отпечатками пальцев. Личный интерес - прежде всего. Не умеешь ловить рыбку - не мути в пруду воду попусту!



Барон фон Рейанхардт был доволен проведёнными им операциями. Менее, чем в одни сутки ему силой удалось стабилизировать политический и экономический дисбаланс созданный вокруг немецкой диаспоры разведками России и Соединённого Королевства Великобритании!



Этот новый баланс продержался по июль 1914 года.


Со вступлением в Великую войну Соединённое Королевство Великобритании ввело индо-британские войска на территорию Персии в полном соответствии с «Планом мобилизации».


Подданные Дойче Кайзер Рейха, как все немцы по Европейским странам, воевавшим против Германии, были интернированы. В концлагеря не сгоняли, но свободы передвижения без мандата оккупационных комиссаров лишили. Банковские счета были заморожены. Контрабанде был положен окончательный конец. Сладкая колониальная жизнь в тёплом климате закончилась.


Барон фон Рейанхардт, разумеется, отбыл из Персии заблаговременно.


___________________________________________



* Хронология начала Великой войны. Даты приведены по «старому» стилю.



• 15 июня 1914 в городе Сараево Боснии (Босния – земля Австро-Венгерской Империи с 1908 года, имевшая свой сейм и бюджет) убит наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд. (По своей юридической сущности, уголовное преступление, внутреннее государственное дело). Убийца – серб по национальности девятнадцатилетний Гаврила Принцип, подданный Австро-Венгрии. За преступление, совершённое сербом, по логике Германии и Австро-Венгрии должно было ответить независимое государство Королевство Сербия (парламентарная монархия, парламент – Скупщина), не причастное к этому преступлению.


• 15 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Под давлением Германии. Столица Сербии Белград подверглась артиллерийскому обстрелу.


• 16 июля 1914 года Россия начала мобилизацию в пограничных с Австро-Венгрией военных округах.


• 17 июля 1914 года Россия объявила всеобщую мобилизацию.


• 18 июля 1914 года Германия потребовала от России прекратить мобилизацию. Россия требование проигнорировала.


• 19 июля 1914 года Германия объявила России войну.


• 22 июля 1914 года Соединённое Королевство Великобритании, Ирландии и Индии, вместе со своими доминионами — Канадой, Австралией, Новой Зеландией, Южно-Африканским Союзом объявило войну Германии.


___________________________________________




***



Холодной ночью Кудашев проснулся от едкого запаха тлеющего в очаге кизяка. Отчаянно болела голова. Не сразу понял, где он и что с ним. Медленно соображал. Явно, не дома. Темень, хоть глаз выколи. Кроме как кизячным дымом, пахнет мокрой верблюжьей шерстью. Верблюд… Да, днём, как будто, на верблюде ехал. Качало, как в шлюпке! А до того? Вспышка в сознании. Вспомнил: выстрел, вставший на дыбы жеребец, перевернувшийся экипаж, беспамятство. Резко встал на ноги, покачнулся. Закружилась голова. Кто-то в темноте дважды проскрипел рифлёным колёсиком зажигалки о кремень. Огонёк заставил на несколько мгновений зажмуриться. Но сознание прояснилось окончательно. Он в палатке кочевника. Чёрный шерстяной полог. Твёрдая постель. Стук капель по тенту. Видно идёт долгожданный осенний дождь.



Позвал:


– Уна! Уна, где ты?!



Открыл глаза.


Перед Кудашевым человек с зажигалкой в руке. Где-то его видел. Синий бурнус, чёрный тюрбан…



Туарег откинул конец чалмы, скрывающий его лицо. Приветствовал Александра Георгиевича на русском:


– Здравствуй, Кудаш-бек! Очнулся? Рад тебя видеть!



Кудашев закрыл лицо двумя руками. Без сил опустился на своё войлочное ложе.


Господи, Боже мой! Закончится ли когда это наваждение? Как говорится, наконец-то встретились в приватной обстановке лицом к лицу!


Снова – Гюль Падишах-Сейид!



Оторвал руки от лица. С трудом преодолел судорогу, на мгновение сковавшую рот. Ответил на приветствие:


– Мир и тебе, Гюль Падишах. Взял меня в плен? Загонщики гнали меня, как волка, в твои сети?! Не мог просто пригласить на разговор?



Алан Фитцджеральд Мак’Лессон не обиделся. Устало улыбнулся. Сказал как можно мягче:


– Не в первый раз наши пути пересекаются, Кудаш-бек. Не было необходимости встречаться с тобой раньше. Теперь, думаю, наши прежние встречи случайны не были. Сегодня я шёл своей дорогой по своим делам, о тебе не думал. Высшим силам было угодно, чтобы успел помешать разбойнику с большой дороги перерезать твоё горло. Так уж случилось. Я не мог себе позволить не вмешаться. Зато теперь могу предложить тебе место в моей палатке, блюдо плова и пиалу чая! Утром закончится дождь, получишь коня, сможешь уехать по своим делам. Поступай, как знаешь.



Кудашев слушал Гюль Падишаха, с некоторым усилием внимая его словам. Спросил:


– Так я не пленник?



– Ты мой дорогой гость, Кудаш-бек! Нет в этом мире воина, ни из друзей, ни из врагов, который был бы так любезен моему сердцу, как ты. Прошу, раздели со мной хлеб-соль, отдохни. Подумай. Как решишь сам, так и будет.



Кудашев окончательно пришёл в себя. Спросил:


– Где моя женщина? Со мной была молодая англичанка, дочь британского полковника.



– Она погибла, Кудаш-бек. Погибла в бою с оружием в руках. Её не осквернили шакалы, преследовавшие вас. Мы видели их трупы по всему пути от места катастрофы до тракта. Хорошо стреляла. Настоящая амазонка! Мы не смогли взять с собой её тело. Похоронили в горах. Набросали над телом высокий каменный холм…



У Кудашева слёзы шли из глаз потоком без рыданий, без грудных спазмов. Губы шептали:


– Уна, Уна… Смесь лягушонка с белой козочкой… Не богиня охоты Артемида, сама воительница Афина Паллада стояла в бою рядом с тобой в колеснице! Ты защищала меня до последнего патрона, а я не смог удержать лошадей!



Гюль Падишах вышел из палатки, отдал приказание на арабском. Вернулся. Кудашев сидел, скрестив ноги, покачивался, закрыв глаза.


Потом старые знакомые, непонятно, враги ли ещё, друзья ли уже, ужинали, пили чай. Молчали.


По-хорошему молчали. Без злобы, без старых обид. Оба думали.


Думали об одном и том же. И оба знали, о чём именно!




***



В ночь на 5-е мая 1980 года.


Афганистан. Ваханский коридор. Ущелье Кафири.



Тринадцатую ночь со дня десантирования начальник разведгруппы майор Внутренних Войск Александр Георгиевич Найдёнов, военный советник при МВД Демократической Республики Афганистан, провёл в качестве субъекта некоего мистического обряда на скале, балконом нависшей над пропастью.


В центре площадки – грубо отесанный в форме скамьи камень. Место то ли казни, то ли испытания непонятно на какой предмет. Пятеро с пиками за спиной. На морозном воздухе ещё пахнет жертвенной кровью зарезанного козлёнка. Вокруг Найдёнова скала окроплена кровью.


Кровь и на лбу самого Найдёнова. Старший с пикой постарался, провёл черту.



Кровь, это что? Приманка для зверя или хищной ночной птицы?


Возможно.


Мальчишка, сопровождавший их от кишлака Кафири агнираширов, зарезавший козлёнка, бежал от места жертвоприношения по скользкой заснеженной тропе со всех ног, как будто за ним гнались!



Пылающие алые солнечные сполохи на снежных уборах Гиндукуша погасли.


Ночь вступила в свои права.



Медленно, очень медленно тянулось время.


Не было смысла гадать, чего именно ждут эти люди с пиками – то ли конвоиры, то ли новые друзья, нашедшие несчастного советского офицера, замерзающего на горной тропе Гиндукуша в проклятом пуштунами и таджиками ущелье Кафири – ущелье неверных язычников-огнепоклонников агнираширов.


Лучше привести в порядок собственные мысли. Если впереди конец, нужно подвести итог.



Майор Найдёнов не забыл плановую задачу спецоперации.



Задание было и простым, и сложным одновременно.



Задача первая, с которой были ознакомлены все участники операции. Пройти маршрут максимально скрытно. Не инициировать никакие контакты ни с местным населением, ни с частями сороковой армии ТуркВО. В случае невозможности уклониться от военных патрулей ограниченного контингента либо нарядов царангоя, предъявлять предписание МВД. Уточнить, какие участки дорог, переправы, мосты, перевалы и прочие объекты – кем и каким образом охраняются. При встрече с вероятным противником, по возможности, уклониться от боестолкновения. При невозможности, уходить к ближайшему населённому пункту, прикрываясь огнём. Выходить в эфир, докладывать, вызывать вертолётную группу огневой поддержки.



Задача вторая, совершенно секретное задание, касалось только самого майора Найдёнова. В определённом квадрате он должен был встретиться с нужным важным человеком. Об этом человеке не должен был знать никто из группы. Тем более, его никто не должен был увидеть. Найдёнов должен был получить от человека капсулу с микрофильмом. Во что бы то ни стало вернуться живым и доставить капсулу в МВД Демократической республики Афганистан. Во что бы то ни стало. Ни с чем – не считаясь!



План операции, можно сказать, был почти выполнен. Встреча с лицом, определёном заданием, состоялась. Точно в нужное время в нужном месте.



Этим человеком оказался ни много ни мало, как по его словам: Его Королевское высочество наследный принц Королевства Киштвари милостью Божией Александр Фитцджеральд Алан Мак’Лессон Гюль Падишах Искандер Зулькарнай, хранитель большой золотой печати, боевого меча и Великого Кидара объединённых царств Греции, Персии, Индии и Египта, великого жреца храмов богов Диониса, Афродиты и богоравного Геракла, завоевателя Мира Искандера Зулькарнай – Александра Македонского!



Встреча и разговор закончились получением золотой капсулы с микрофильмом, предназначенным для Правительства Союза ССР!



На обратном пути группа попала в засаду и была уничтожена. Самому Найдёнову удалось спасти жизнь, представившись полевому командиру моджахедов Абдулло Вахобу американским военным советником, с базовым пунктом связи и координации действий в Пешаваре.


Надеясь получить вознаграждение за спасённого «американца», Абдулло Вахоб решил лично доставить пленника в Пакистан.


Однажды ночью Найдёнову, воспользовавшемуся неожиданным стихийным бедствием – землетрясением и наводнением, уничтожившим афганский пограничный пост Дех-Зартихон-Сархад у перевала Барогиль, удалось бежать.



Выжить без одежды и пищи в горах Гиндукуша было не просто.


Выйти на подразделение советской 40-й Армии не удалось. Голодного, раздетого и полузамёрзшего, его нашли на своей территории ущелья Кафири, куда никогда не заходили мусульмане, местные жители, агнираширы – воины древнего племени язычников, поклонявшихся богам огня и солнца.



От старейшины племени Найдёнов получил предложение: принять участие в некоем исторически сложившемся обряде. По его результату с ним мог быть продолжен диалог о возможном сотрудничестве. В случае отрицательного для агнираширов результата, который мог быть понят ими по завершению обряда, Найдёнову предлагалось покинуть племя.



Согласился. Был заинтригован. Что оставалось делать? Знал, безопасное самостоятельное без прикрытия, без пищи, без транспорта, путешествие по Афганистану, охваченному войной – немыслимо. С другой стороны появилась перспектива установить крепкие дружественные взаимоотношения с племенем, именующим себя народом Агни-Ра. Стать его представителем. Это перспективная работа, которая стоила риска. Кроме того: не завершена миссия золотой капсулы, что в левом ухе. Её он должен был выполнить, во что бы то ни стало!



В этих мыслях текла ночь.


Александр Георгиевич Найдёнов и в тёплом овчинном тулупчике агнираширов почувствовал, что значит ночь, хоть и майская, на границе вечных льдов Гиндукуша. Тревожные мысли и борьба с морозом ко сну не располагали.


Пожалел, отобрали у него моджахеды часы. Сейчас уже должно быть минут двадцать шестого. Пора бы взойти солнышку!


Лишь подумал, в одно мгновение непроглядная чернота ночного неба обрела цвет. На иссиня-лиловом небосводе нежно-розовым светом окрасились снеговые вершины, нависшие над скальным балконом.



Найдёнов даже привстал от неожиданности.


Вдруг, из-за кромки обрыва взвился медно-красный столб, сверкнувший искрами собственного света, словно сказочная золотая рыба невиданных размеров, своими чешуйками.


Александр Георгиевич собственным лбом ощутил теплое и влажное прикосновение. Словно кто-то банной губкой провел по его лбу.


Видение исчезло без звука, как и появилось.



Найдёнов повернулся к своим конвоирам. Они стояли на коленях, прижав к ним лица и обхватив головы руками.


Вопроса, висевшего на кончике языка, Найдёнов агнираширам не задал. Серьёзный человек не суетится. Сами расскажут, сами ответят.



– Великое счастье! – поднял голову, не поднимаясь с колен, старший. – Это был Он, наш господин! Мы его ещё называем – «Тот, которого может увидеть только человек чистый сердцем»!


И заплакал.



Назад в кишлак Найдёнова несли на импровизированных носилках из пик с серебряными наконечниками.


Это было сигналом агнираширам.


Найдёнову устроили триумфальную встречу. Праздновали не только благополучное завершение для пришельца обряда испытания. Праздновали само появление «Того, которого может увидеть только человек чистый сердцем»!



День праздника – день отдыха. Ночь спокойного сна.


Разговор состоялся только на утро следующего дня.


Первый вопрос задал старейшина:


– Дорогой Искандер-сардар! Надеюсь, ваше испытание, с таким достоинством, волей и силой духа выдержанное вами, позволило вам принять наше предложение?



– Да, – ответил Найдёнов, я испытал незабываемое состояние духа!



– Готовы ли вы некоторое время своей жизни посвятить нашему маленькому народу, помочь ему в одном деле?



– Почему бы нет? Ознакомьте меня с этим делом, с этой проблемой. Мне не хочется начинать работу, которая мне будет не по силам!



– У нас есть основания предполагать, что вы с этой работой справитесь. По окончанию работы мы щедро вознаградим вас, обеспечим вашу безопасность и доставим в целости и сохранности в любой город любой страны мира!



– В чём суть работы?



– Сначала вы скажете, согласны или нет. Если «да» – будете допущены к великим тайнам мира, если «нет» – вас проводят до выхода из ущелья. Такая постановка вопроса – одно из условий выживания нашего народа в этом жестоком мире. Вы должны понять нас, уважаемый Искандер-сардар! Наше взаимное доверие будет гарантировано взаимным интересом. Если вы узнаете то, что не должен знать не только враг, но просто чужой человек, попробуете покинуть нас, не выполнив своего обязательства, вас снова отведут на место жертвоприношения. Но оставят одного. «Тот, которого может увидеть только человек чистый сердцем» решит вашу участь.



– Согласен! – коротко и твёрдо сказал Найдёнов.



Старейшина протянул руку Найдёнову.


– Союз заключён! Мы будем называть вас по имени – Искандер-сардар. Согласны?



– Согласен! – подтвердил Найдёнов



– Меня будете называть Лак-Перун Агни-Ра! – представился старейшина.



– Перун? – удивился Найдёнов. – У дохристианских славян – бог грома и молнии, небесного огня!



– Что здесь удивительного. Перун и в Индонезии Перун!



Лак-Перун Агни-Ра хлопнул в ладоши. В дом вошел воин, что-то сказал на агни-ра.


Найдёнов прислушался, запомнил. Подсознательно понял примерный смысл фразы: «Всё готово, господин!».



Так и было.


Старейшину Лак-Перуна и майора Найдёнова ждали два роскошных лохматых белых яка, взнузданных и осёдланных для верховой езды. Сели, поехали. Найдёнову дали повод в руки, но править яком ему не пришлось. Яка тянул один из воинов с АК-47 на плече за толстую верёвку из разноцветной шерсти, привязанную к кольцу, продетому через носовую перегородку животного. Предосторожность не лишняя в горах на узкой тропе. Сёдла высокие, деревянные. Мягкие подушки и под седлом, и на седле. Стремян, подобных тем, что применяются во всем мире, тоже не было. Вместо них – деревянная разножка, как на табурете. В общем, медленно, но комфортно.


Там, где позволяла тропа, Искандер-сардар и старейшина Лак-Перун ехали рядом, разговаривали. То, что услышал Найдёнов, его и взволновало, и порадовало. Он уже ни в малой степени не жалел, что дал согласие на сотрудничество, не зная его предмета.



Старейшина Лак-Перун рассказывал:



– Давным-давно, осенью в год семи тысяч четырёхсот тридцати шести лет от Сотворения Мира в Звёздном храме по Даарийскому календарю, в нашем ущелье Кафири остановился на зимовку караван из ста вьючных лошадей. Караван-баши был очень сильный человек, имя которого ты скоро узнаешь. Караван шёл из Великой Северной Страны – Руссии, охваченной в те годы смутой, страны, где был убит император и его наследник, где из сердец людских изгонялись не только имя, но и сам образ Создателя. Караван вёз великие сокровища. На всём пути его атаковали басмачи, мародёры, разноплемённый сброд разбойников. Но караван-баши был мудр, предусмотрителен, находчив, смел и твёрд. В бою ему не было равных. За всё время великого пути он не потерял ни одного вьюка.


В Кафири его приняли как гостя, караван расположился на зимовку. Караван-баши прошёл испытание, которому подвергся и ты. Однако, видишь сам – Кафири – ущелье высоко в горах, это не долина Вахана, где могут перезимовать сто коней! Лошади пали. По весне мы смогли помочь ему собрать новый караван из сотни с лишним яков, дали проводников и помощников. Караван ушёл далеко в поднебесные горы Хималайа. Туда, где живут наши братья по крови и духу – в Киштвари.


Караван-баши щедро расплатился за гостеприимство и полученных им яков. Обещал вернуться. Вернулся только через двадцать три года в год семи тысяч четырёхсот пятидесяти девяти лет от Сотворения Мира. Один. На верховом яке с двумя вьючными. Поздней осенью. Потерял девять своих воинов, четырёх помощников. Он был стар и болен. Сил двигаться в Руссию уже не было. Прожил у нас три года. Много писал. Лечил агнираширов. Наблюдал звёзды. Скоро будем на месте. Увидишь его жилище. Будешь читать его рукописи. Понял ли меня? Ничего не хочешь спросить, уважаемый Искандер-сардар?



Найдёнову рассказ понравился. Спросил:


– Нельзя ли соотнести летоисчисление по Даарийскому календарю к современному, принятому в Европе? Сегодня на дворе год одна тысяча восьмидесятый.



– Можно. Идет год семи тысяч четырёхсот восьмидесяти восьми лет от Сотворения мира в Звёздном храме по Даарийскому.



Найдёнов решил задачку в уме:


– Так, понятно. Караван-баши из России появился в Кафири в одна тысяча восемнадцатом году от Рождества Христова, от рождения Иисуса или Исы-Пророка. Вторично прибыл к вам в одна тысяча сорок первом году. Мне эти даты ближе для понимания.


Спросил:


– Согласно Ветхому Завету летоисчисление человечество ведёт от Сотворения Мира самим Всевышним! А Даарийский календарь – от Сотворения Мира в Звёздном храме. В чём разница?



– Не торопитесь. Вам предстоит узнать многое. Пока отвечу коротко. Разница в Памяти. Человечество в отдельных его составляющих не раз стирало из памяти своих сынов чисто в политических целях его историю. В том числе и знание о древности рода человеческого. Каждый раз начинало с чистого, как казалось, листа. Нет Памяти, нет Жизни. Однако, ещё сохранились кое-где, в том числе и в Кафири, осколки древних знании!



– «Да, похоже на истину, – подумал Найдёнов, – Как мы пели? «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим»… В Кафири стоило попасть только за этой, утраченной Памятью.»!



Старейшина Лак-Перун продолжил:


– Наш календарь содержит точную дату Большого ледникового периода, что ледяным панцырем задавил Европу. В Даарийском календаре эта эра называется «Великой стужей». Его начало определено годом в двенадцать тысяч девятьсот восемьдесят восемь лет до дня сегодняшнего. Я расскажу вам ещё о тайных знаниях, сохранённых агнираширами. Многое вы сумеете прочесть сами. Однако, заканчиваю. Мы у цели!



Тропа, то расширяясь, то сужаясь, поднимаясь в гору и опускаясь ко дну ущелья, извиваясь в горной теснине, вдруг, словно вырвалась на простор открытой широкой долины, которую можно было обозреть с высоты планирующего орла.



Тропа привела к широкой площадке правильным полуовалом, окружённой скалами, амфитеатром поднимающимся в морозное голубое небо.



В каменной стене природного амфитеатра хорошо виден тёмный правильный прямоугольник, явно вырубленный руками людей, вход в пещеру. Над входом – в натуральную величину изображение: барельеф – всадник, поражающий копьём Змея.



– Святой Георгий Победоносец! – вырвалось у Найдёнова на русском.



– Да, – отозвался на фарси, словно понял восклицание Искандер-сардара, старейшина Лак-Перун. – Это изображение целый год выбивал в скале сам караван-баши. Правда, не успел закончить. Наши мастера завершили работу, подняли рельеф. Каждый год по весне обновляем: коня окрашиваем белым, Змея – красным. Так хотел он! Мы приехали. Можно войти.


Спешились. Из пещеры на площадку вышли двое мужчин почтенного возраста в чёрных шерстяных плащах. Низко поклонились старейшине и Найдёнову.



– Хранители, ваши слуги на всё время, что вы здесь будете жить и работать. Их имена просты – Первый хранитель и второй хранитель. Можно звать короче, без «хранителя». Пройдёмте, Искандер-сардар! – пригласил старейшина.



Вошли. Глаза Найдёнова не сразу привыкли к полумраку. На стенах масляные бронзовые многофитильные светильники. Первая комната геометрически правильной формы с углами в девяносто градусов. Сразу видно: работали профессиональные каменотёсы. Читал: в Индии существуют целые храмовые комплексы, вырубленные в скале! Связь культур чувствуется.



За первой комнатой вторая, за второй – третья. Крепкие резные двери выдержанного дерева, кованые железные петли, тяжёлые засовы.



– Рабочий кабинет, библиотека, – пояснил старейшина Лак-Перун.



Найдёнов огляделся. Вдоль стен ромбообразные ячейки полок от пола до потолка, с аккуратно уложенными книгами и рукописями. Каменные и бронзовые скульптуры богов индуистского, на первый взгляд дилетанта, пантеона. Письменный стол с чернильным прибором и американским «Ундервудом», настольная электрическая лампа. Кресло. Тахта для отдыха, накрытая выделанными ячьими шкурами, цилиндрической формы цветные подушки в восточном стиле. Каменный пол устлан в несколько слоёв коврами.



– Электричество? – спросил Найдёнов, указывая на электролампу.



– Да, единственный прибор на Кафири. Установил сам караван-баши. Работает от ветряка, либо от колеса, в котором будут поочерёдно бегать Первый и Второй. Им полезно. Теперь к делу!



Лак-Перун подвёл Найдёнова к одному из стеллажей.


– Смотрите, Искандер-сардар! Это рукописи на языке руси. Их много. Большая часть привезена из Киштвари, другие – написаны здесь. Вам задание: перевести эти письмена с руси на фарси. Потом мы переведём их на агни-ра. Торопиться не нужно, но не стоит и терять время понапрасну. Однако, если вы захотите читать иные рукописи, они в вашем распоряжении! Правда, тексты на санскрите, старомонгольском или на урду. Не страшно. Первый и второй хранители должны работать с вами. Быть чтецами и переводчиками. Вам это интересно?



– Да! – коротко ответил Найдёнов.



– Не откажите мне в просьбе. Прямо сейчас попробуйте прочесть любой текст на руси!



Найдёнов протянул руку, взял одну из пожелтевших тетрадей. На серо-голубой обложке – портрет Пушкина, типографским шрифтом отпечатано: «Тетрадь ученика реального училища». Раскрыл. Увидел рукописный текст мелким каллиграфическим почерком. Старорежимный стиль изложения и дореволюционная орфография с «ером», «ятью», «фитой» и «ижицей». Начал читать, иногда запинаясь, вслух. На русском, разумеется!



«Дневник начальника Красноводского жандармского охранного отделения ротмистра Отдельного корпуса жандармов Георгия Александровича Кудашева.


Секретно.


О событиях 1 сентября 1911 года:


… Правильно говорят, только в беде узнаёшь истинную цену людям, их поступкам, и даже таким мелочам, как стальной порт-сигаръ! Спасибо Владимиру Георгиевичу Дзебоеву за подарок. Еще корнетом Красноводского отряда он подарил его мне, бывшему узнику хивинского хана, в день освобождения 29 мая 1873 года…».



Остановился, не веря своим глазам. Это что – рука деда?! Нет, отец был Кудашев Георгий Александрович. Значит – дед – Кудашев Александр Георгиевич. Следовательно, это «Дневник» прадеда!


Было головушке от чего закружиться.


Встал, вернулся к полке. Взял сшитую суровыми нитками большую кипу бумажных листов ручной работы. Вернулся к столу, откинул картонную обложку. Совсем другой почерк. И орфография уже советская. Да, есть дата: 1937. Понятно. Это уже дед! Караван-баши…


Снова начал читать вслух:


«… Покинь я усадьбу военно-санитарной службы в ту злосчастную ночь октября 23 1912 года на две-три минуты раньше, не пришлось бы мне услышать крик Джамшид-баба на фарси: «Доктор Джон! Где вы!». Не вернись на крик, так и по гроб жизни был бы уверен, что погибла Кунигунда, объезжая жеребца, купленного мне, Кудашеву, в подарок. Многое сложилось бы по-иному. Лучше или хуже – кто знает?


Стоит ли прожить жизнь земную, не зная жизни земной, не ошибаясь, не обжигаясь, не получая радостей земных, без любви, без наслаждения, без боли, без горя?..


И что есть лучшее?..».



Остановился. Точно, нет сомнения. Это «Дневник» деда. Есть фамилия – Кудашев!!!



– Достаточно, – положил свою руку на руку Найдёнова старейшина племени Агни-Ра Лак-Перун. – Я услышал имя, которое ты должен был прочесть. Убедился, ты читаешь, и очень быстро, на руси. Теперь работай. Чем быстрее закончишь перевод, тем быстрее покинешь нас. Если, конечно, не захочешь остаться хранителем этих сокровищ навсегда! Еще раз подтверди, согласен добросовестно исполнить свои обязанности по нашему договору?



– Да, – сказал Найдёнов. Ему уже не терпелось читать, читать и читать эти рукописные хроники ротмистра Кудашева Александра Георгиевича.


Но не выгонять же из помещения старейшину племени Агни-Ра!



Лак-Перун Агни-Ра собрался покинуть Найдёнова сам. Он был доволен. Обнял Найдёнова. Стал прощаться:


– Оставайся, Искандер-сардар, работай! Не будешь ни в чём нуждаться. Раз в семь дней будем встречаться. Располагайся. До свидания. Да хранит тебя Агни-Ра!



Найдёнов вышел проводить старейшину. Смотрел вослед удаляющемуся Лак-Перуну Агни-Ра, пока он и его маленький отряд не скрылись за поворотом тропы.


Но видел свою родную бабушку – Найдёнову Елену Сергеевну. Такой, какой видел её в последний раз, на собственных проводах в командировку в Душанбе. Маленькую, сильную, спокойную, всегда уравновешенную и доброжелательную старшую медицинскую сестру хирургического отделения Ашхабадской областной больницы номер два, которую жители, как и до революции, продолжали называть просто «Красным Крестом». Ветерана труда, работающую пенсионерку, депутата горсовета… Любимую бабулечку.


Ах, баба Лена… Елена Сергеевна!


Вот кому бы в руки эти дневники! Дневники, как письма, которые она ждала всегда, всю жизнь, зная, что не придут они.


Не зная, где и когда нашёл свой конец её муж, отец сыновей, русский офицер Александр Георгиевич Кудашев.


Единственный любимый Саша...




*** ***** ***



КОНЕЦ ЧЕТВЁРТОЙ КНИГИ


из пяти книг историко-приключенческого романа "Меч и крест ротмистра Кудашева"

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ


Книга V


«Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота».





ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги