Кудашев сел на походный табурет, поискал глазами артиллерийского капитана, шёпотом попросил:
– Если можно, пол стакана воды, сэр!
Речь Кудашева произвела впечатление. Председатель закрыл заседание суда, предложил обсудить речь профессора Джона Котович.
Заговорили все одновременно. Не по-британски эмоционально. Сигары задымились сами собой. Графин виски пошёл по кругу. Что поделать, военный лагерь в колониальных тропиках – не Военное Министерство в Лондоне. Здесь свои обычаи!
«Прения» закончились резолюцией:
Первое: Стенограмму речи протектора военно-санитарной службы приобщить к материалам первого протокола заседания военной коллегии для расследования всех обстоятельств совершённого в Ков-Ата преступления и организации задержания преступников.
Второе: Перенести слушание дела о дезертирстве кавалеристов Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков на три месяца.
Третье: Передать в ведение военному чиновнику доктору Джону Котович, протектору военно-санитарной службы, для использования по всем вопросам деятельности вышеназванной службы восемнадцать кавалеристов Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков. Организацию оперативно-розыскной деятельности временно созданного подразделения возложить на него же. Впредь подразделение именовать словом «группа». Сохранить военное командование группой за майором Фитц-Гилбером. Положенное содержание и места постоянного пребывания за вышеназванными кавалеристами согласно списку сохраняются.
Четвёртое: Составить план оперативных и организационных мероприятий, проводимых военной коллегией. Исфаханскую Военную Коллегию впредь именовать как в устной речи, так и в письменной форме, аббревиатурой «IsMB» - «Isfahan’s Military Board» - «Ис-эМ-Би».
Пятое: Протектором «IsMB» назначить капитана Уильяма Баррата. Делопроизводство и обеспечение секретности операций «IsMB» возложить на капитана Уильяма Баррата.
С резолюцией были ознакомлены все двенадцать членов военного суда, военный атташе капитан сэр Уильям Баррат и доктор Котович.
За резолюцию из девяти членов «IsMB» голосовали все девять.
Артиллерийский капитан остался недоволен. Он предпочёл бы расстрелять дезертиров из орудий.
В этот же день «треугольники» с плаца были убраны.
Проштрафившиеся кавалеристы-скауты были полны раскаяния, диктовали писарям прошения о помиловании, заверяли командование в своей готовности служить Англии и лично Его Величеству, не щадя сил и самой жизни, в любом своём новом качестве, на самом опасном рубеже!
Военный атташе капитан сэр Уильям Баррат был истёкшим днём доволен. Он входил во власть. У него появился почти официальный советник!
Кудашеву прибавилось забот. Его рабочий день теперь на многие месяцы вперёд будет начинаться с восходом солнца, заканчиваться поздней ночью.
Мышами и клещами Гагринский будет заниматься самостоятельно. Мыши исправно подставляли свои белые тельца кровососущим клещам, но болеть энцефалитом отказывались. Хоть плачь. Нет результата!
***
Июля 16. 1912. Исфахан.
Последний вечер пятнадцатого июля осиротевшая Кунигунда провела с мамой. Собирала вещи. Вместе со служанкой и домоправительницей укладывала бесчисленные чемоданы, сундуки и саквояжи. Несколько раз звонила в усадьбу. Услышав голос Джамшид-баба, вешала трубку. В полночь трубку взял сам Кудашев. «Слушаю!»… Кунигунда не ответила. Зашла к брату, спросила, на ходу ли автомобиль. Услышав, что забота об автомобиле на плечах хорошо оплачиваемого техника, выписанного из Лондона, пожелала братцу «спокойной ночи»!
Ночь на шестнадцатое июля Кунигунда провела под антимоскитным пологом в постели Александра Георгиевича. Без сна. Наслаждалась каждой минутой близости. Каждым прикосновением. Под утро Кудашев ненадолго уснул. Уна, приподнявшись на локте, легкими поцелуями ласкала его грудь, плечи, веки закрытых глаз.
Ни он, ни она ни разу так и не заговорили о любви. Оба чего-то боялись. Наверное, боялись самих себя.
Поднялись с рассветом.
– Жди меня, Джон,– на прощанье сказала Уна. – Постараюсь вернуться в конце сентября. Если не смогу, будем общаться по телеграфу. До самой весны…
Потом заплакала.
– Не хочу ехать. Не могу оставаться… Ничего не знаю. Ничего не хочу.
Кудашев проводил Уну домой. С парадного крыльца она обернулась, послала Кудашеву воздушный поцелуй.
Кудашев ответил тем же.
Уна сбежала с крыльца, подбежала к нему и, обняв своего Джонни, прижалась к нему всем телом. Кудашев поцеловал её в губы раз, другой… И вдруг, что-то в нем сломалось. В глазах потемнело. Долгий поцелуй горячей медовой волной наполнил всё его тело. Уна бессильно уронила свои руки. Ещё немного, и она потеряла бы сознание…
Их обоих привели в чувство чужие бесцеремонные руки. Вышедшие на улицу домоправительница миссис Браун и служанка мисс Ева с трудом пытались разжать объятия доктора Джона, в которых млела их дорогая молодая хозяйка. Тормошили Уну.
– Сэр Джон! Прекратите, отпустите леди Кунигунду! Леди Уна, хватит, остановитесь, ваша матушка спускается. Автомобили уже поданы, а вы не одеты для дороги!!!
Кудашев с трудом вернулся из райского состояния блаженства в бренный земной мир. Выпустил из рук Уну, которую женщины тут же увели в дом. Покачнувшись, чуть было не упал сам. Кто-то поддержал его за локоть. Это был Уильям.
Кудашев молча смотрел на молодого Баррата. Пытался понять, где он сам, и что он здесь делает.
– Не расстраивайтесь, Джон, – сказал Уильям. – Она вернётся. Никуда не денется! Мы будем ждать её вместе!
Кудашев помотал головой, словно прогонял наваждение. Окончательно пришёл в себя. Поздоровался с Уильямом.
– Мы берём обе машины, – предупредил Баррат. – За рулём одной я сам. Вторую ведёт наш техник мистер Стивенс. Под багаж и свинцовый гроб с телом папы Генеральное консульство выделило наш отечественный грузовой автомобиль «Кроссли» – «Crossley». Спокойно тянет более полутора тонн. Лишь бы выдержал дорогу. Едем в порт Бендер-Аббас через Шираз! К ночи, если ничего непредвиденного не случится, будем в порту. На борт поднимемся сразу, но теплоход уйдёт в море только семнадцатого в полдень. Так что завтра ближе к ночи я вернусь.
– На всё воля Всевышнего! – сказал Кудашев на фарси.
– На всё воля Всевышнего! – согласился Баррат на английском. Драгоман, Уильям владел фарси лучше Кудашева.
Кудашев протянул Уильяму ключи от своего «Роллса». Грум-сипай Музаффар подвёл к Кудашеву взнузданного и осёдланного гнедого английского жеребца, на котором верхом обычно прогуливалась Уна.
Баррат сел за руль. Кудашев поднялся в седло, собрался уезжать, не хотел долгого прощания с Уной. Вдруг повернулся и спросил Уильяма:
– Скажите, появлялся ли в вашем доме фон Пенк со своими соболезнованиями?
– Да, появлялся. Ни с кем не встречался. Далее прихожей не пошёл. Оставил миртовый венок с черной шёлковой лентой и расписался в траурном альбоме.
Кудашев покачал головой. Молча повернул коня и галопом взял с места. Его путь лежал в лагерь 23-го Пенджабского пехотного полка. Его ждали кавалеристы-скауты.
Кудашев в новом качестве и с новыми возможностями продолжал свою партию в Большой Игре. Но и Большая Игра, казалось, сама вела свою собственную игру!
***
На плацу в назначенный час протектора военно-санитарной службы члена секретного подразделения «IsMB» Джона Котович ждал майор Джеймс Фитц-Гилбер, командир Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков и восемнадцать спешившихся сипаев – кавалеристов-скаутов, держащих в поводу своих коней. Кудашев, бессознательно спешился так, как его учил отец: сидя в седле, поднял правую ногу почти вертикально, перекинул её налево через голову своего жеребца и сошёл с коня. Тут же понял, в Англии такой приём экзотичен.
– Браво, профессор! – майор Фитц-Гилбер похлопал стеком о голенище своего сапога. – У вас посадка и приёмы верховой езды настоящего скифа. Вы, сэр, этому в канадском университете выучились?
– Не только, ещё – читать и писать!
– Не обижайтесь, доктор Джон, если позволите себя так называть. Я пошутил от зависти. Мне так не сделать. Как и всего остального. Пишу ещё время от времени рапорты и отчёты, но последний раз пробовал читать Диккенса лет десять назад!
Кудашев пожал майору руку. Вышли из-под тени полотнятого навеса на солнцепёк плаца.
Правофланговый в строю подал команду «смирно».
Майор Фитц-Гилбер лениво поднял руку, прикоснулся двумя пальцами к шлему.
– Скауты! Представляю вам вашего непосредственного начальника на ближайшие три месяца. Будете служить под его руководством. Мгновенно и добросовестно исполнять каждый его приказ. Малейшее неповиновение – и негодяй вернётся за решётку гаупт-вахты ждать своего смертного часа, когда его тело будет разнесено в клочья пушечной картечью! Понятно вам, дезертиры?!
– Да, сэр! – в одно дыхание выдали восемнадцать кавалеристов.
Кудашев сделал шаг вперёд, обратился к строю:
– Моё имя Джон Котович. Обращаться ко мне будете «сахиб протектор»! Понятно?
– Да, сэр!
– Прикажете сделать перекличку, доктор Джон? – обратился к Кудашеву майор Фитц-Гилбер.
– Я начну с индивидуального знакомства с каждым членом группы, – ответил Кудашев.
***
Документ № 55.
«Дневник»
Александра Георгиевича Кудашева.
Извлечение:
… «Осень, октября дня 29, года 1937 от Р.Х.
Княжество Киштвари.
… «Майор Джеймс Фитц-Гилбер поддержал идею использования в розыске опасных преступников своих скаутов – раскаявшихся дезертиров, подняв при голосовании свою руку. Но в глубине души отнёсся к этой идее скептически. В том числе и к моему персональному назначению начальником этой группы. Не в правилах опытного боевого офицера обсуждать распоряжения высокого начальства. Особенно такого, как распоряжение генерал-майора Уилфреда Маллессона. Фитц-Гилбер просто «умыл руки» – сбросил на меня восемнадцать дезертиров, участь которых была на тот момент практически предрешена – жестокое наказание плетьми и увольнение из армии. Выжившим после экзекуции, разумеется.
Таким образом, в моём подчинении оказались восемнадцать кавалерийских скаутов-разведчиков индийской армии. Сильных ловких молодых мужчин от двадцати семи до тридцати пяти лет. Каждый из них владел не только родным языком – хинди, урду, бенгали, но и английским, в разной степени разговора и понимания, конечно. Почти все были грамотны, но на инглиш могли написать толковое донесение только трое. Для майора Джеймса Фитц-Гилбера этот недостаток (или достоинство?) не имел значения. Фитц-Гилбер был способен прочесть донесение, написанное алфавитом санскрита хоть на языках сантали или кашмири!
Каждый из них был профессиональным воином.
Не просто воином – разведчиком. Эта военная профессия требует хорошей физической подготовки, мастерского умения обращаться с любым оружием, в том числе и с оружием противника. Быть смелым, находчивым, разумным в инициативах, хладнокровным во взрывоопасных ситуациях, уметь всё видеть и помнить, уметь быть невидимым самому, уметь читать, уметь считать, ориентироваться по карте и составлять кроки местности. Уметь разговорить собеседника и не проболтаться самому. Уметь быть обаятельным и привлекательным, и уметь нагнать страх на врага!
Одно дело, ходить в рекогносцировки на горячих конях, сеять панику в тылу врага и, вернувшись, править штабные карты, нанося на них реально существующие укрепления, батареи, пропущенные картографами естественные преграды для продвижения войск.
Совсем другое, быть своим среди чужих. Слышать то, что должен был услышать, увидеть то, чего не видят другие, найти то, что лежит у всех на виду, и ничего при этом не потерять, не потеряться самому, суметь вернуться назад, и ничего не забыть!
В чём именно и насколько серьёзно можно было положиться на этих людей?!
Начал с индивидуального знакомства. Двадцать, тридцать минут беседы, доверительного общения с каждым!
Солдаты, они только в строю кажутся одинаковыми. В штыковой атаке нет индивидуальностей. Есть строй, взвод, рота, батальон… Отдельный солдат тогда личность, когда она может проявиться не как элемент строя, а как индивидуальность. Как герой, поднявший Знамя. Как герой, закрывший грудью своего командира… Слава героям!
В разведке нужны индивидуальности. Чтобы каждый был героем в душе. Чтобы каждый в нужном месте и в нужное время совершил подвиг. Стал Героем! И совсем не обязательно – посмертно.
Были интересные индивидуумы и в боевой группе «IsMB»! Работа должна была показать, чего на деле стоит каждый из них. Чего стоил я сам.
Мои беседы выявили скаутов, владевших как персидским, так и афганским фарси. Это порадовало.
В мои планы входило разделение группы на отделение «нелегалов», владеющих фарси, которые должны были быть заняты сбором информации под прикрытием рабочих, занимающихся очисткой колодцев. Это прикрытие одновременно лило воду на мельницу военно-санитарной службы! Второе отделение должно было исполнять свои прямые обязанности скаутов. Вооружённая конная группа должна была осуществлять силовое прикрытие «нелегалов» и самостоятельно проверить возможные караванные пути через Загросс, ведущие из Турецкой Месопотамии в Персидский Исфахан.
Разумеется, генеральной задачей обеих групп была обязанность поиска и задержания убийц.
Ключей или ниточек, ведущих к убийцам было немного. Почти их не было совсем. Обломок подковы с клеймом литерой "S" мог вывести на убийцу, но мог принадлежать и иному конному путнику. Версия о контрабандистах, использовавших пещеру, как склад хранения контрабанды, пока не имела под собой ни одного предметного доказательства. Доказательства нужно было искать и найти. А для этого слушать и слышать, осторожно направляя собеседника к интересующей разведчика теме. Это ещё и уметь нужно! А сколько может на такую работу уйти времени? В три месяца? Если просто повезёт.
Своим помощником и сахибом над остальными скаутами я назначил уже знакомого по трагедии в Ков-Ата индуса-раджпута Раджа Лаклака, капрала, что на хинди – ланс-дафадар. Время показало – в выборе не ошибся.
Восемнадцать скаутов были разделены на четыре мобильные группы по четыре человека в каждой. Две мобильные группы состояли из трёх, условно названных, «нелегалов», переодетых в поношенное персидское платье. «Нелегалы» находились под охраной одного конного скаута при оружии. Скаут был готов оказать силовое прикрытие или доставить в «IsMB» срочное донесение. Эти группы реально выполняли задания военно-санитарной службы экспедиции, имели на руках соответствующее письменное предписание. Исследовали источники городского водозабора на предмет пригодности к употреблению воды, чистили сами либо понуждали базарных управляющих очищать колодцы, клоаки, вывозить мусор.
Две другие группы на конях и при полном снаряжении и вооружении занимались проверкой селений и каравансараев, открыто опрашивая встречных, но тайно вели учёт проходящих караванов и отдельных личностей, занимающихся перевозкой товаров на линии, которую условно можно было бы назвать «Исфахан – Месопотамия».
Двое оставались при мне. Жили в усадьбе санитарной службы. Капрал Радж Лаклак осуществлял общий надзор за группами, а самый молодой из скаутов грамотный пакистанец Риш Чинар переводил и переписывал ежедневно получаемые донесения в виде записок на языках Хиндустана.
Сам я каждую ночь принимал устные подробные отчёты от старших групп, работающих в городе. Время от времени получал донесения от конных групп скаутов, работающих в горах.
Днём, как правило, работал в библиотеке, помогал молодому Уильяму Баррату. Переведён из драгоманов в военные атташе Генерального консульства. Не освобождён от обязанностей переводчика.
Бумаг – море. Поступивших – не разобранных, написанных – не отосланных. А не написанных – и того больше.
Подумать только, будущий вице-консул без штата секретарей. Правда, есть две пишущие машинки, шифровальная клавишная приставка к телеграфному аппарату, два телефона. Посоветовал ему найти грамотного парня из рядовых англо-британской армии, оформить как прикомандированного! Увы, российские хитрости на английский ствол не прививаются.
Быстрого результата от работы не ждал. Такими мизерными средствами можно было управляться только на участке «наиболее вероятного нахождения противника». Но противник мог быть совсем в ином месте. Персия – страна большая и открытая со всех сторон! Увы.
Тем не менее, результат появился гораздо раньше, чем я мог предполагать.
***
Июля 18. 1912. Исфахан.
Во втором часу пополуночи в кабинете начальника – протектора, как подобные должности именуются в английской иерархии чиновников – военно-санитарной службы англо-британской военной экспедиции в Исфахане доктора Джона Котович горит свет. Опасения на этот счет ушли в прошлое. Усадьба надежно по всему периметру ограждена отремонтированным и поднятым на полуторный рост человека забором. По двору и саду ночью без цепей и намордников разгуливают два пса – огромные пастушеские овчарки Белуджистана – бассар. Они уже освоили свою территорию двора и сада, окружающих дом, познакомились со всеми его обитателями. На это не ушло много времени. Кормят бассаров двое – Джамшид-баба и Гагринский. Для собак они хозяева, пастухи. Остальные обитатели и постоянные гости – просто стадо, которое нужно охранять. Днём собаки спят. Не тронут, хоть на лапу наступи. Но с заходом солнца чужому в пределах усадьбы без сопровождения лучше не появляться. Нападение будет бесшумным, молниеносным, смертельным. Лаять собаки будут только на сильного хищника – волка, тигра. Вся остальная живность, не исключая человека, для бассаров не достойна голоса.
В кабинете Кудашева ночной гость.
С докладом подъехал ланс-дафадар Радж Лаклак, капрал, помощник сахиба протектора и начальник боевой группы «IsMB». Пьет чай с молоком, сахаром и душистым перцем, заедает варёным всмятку яйцом и лепёшкой-нун с коровьим маслом. Отдыхает. Докладывает.
Скаут Риш Чинар записывает, сказанное Лаклаком на плохом инглиш вперемешку с хинди, по ходу исправляя донесение на правильный английский. По окончанию доклада этот документ будет подписан и подшит в дело.
Кудашев внимателен. Слушает, попусту не перебивает. Лишь иногда просит пересказать какой-либо эпизод. Вот, именно такой случай.
– С этого места далее поподробнее. Опишите внешность человека, потребовавшего у вас документы в немецком посёлке.
– Белый ференги. Красный волос. Усы маленькие смотрят вверх. Нос, как у орла. Сам большой, сильный. Немножко пузо есть, но на коне хорошо держится. Фарси не говорил, только инглиш. Своих позвал, на чужом языке кричал.
– Может, руси?
– Нет, руси знаю, здесь руси мало, все фарси говорят, умный, вежливый. Этот ференги сам на кинжал просился, я еле сдержался…
– Бумагу давали ему читать? В ней требование показать колодцы с чистой водой, места сбора мусора, уборные…
– Я знаю! Могу на память и на инглиш и на фарси всё повторить!
– Дальше!
– Ференги кричал по-своему. На крик бежали мужчины. Много. У всех винтовки Маузер! Я один на коне. Есть Веблей, сабля, кинжал. Мои трое – без оружия. У них два ведро, два метёлка, один багор, один лейка карболка. Мы ушли. Бумагу ференги мне не отдал. Я не смог забрать, прошу простить меня. Был приказ – ни с кем не ссориться!
– Правильно сделали. Ссориться ни с кем не надо. Бумагу новую сейчас Риш Чинар напишет, я подпишу и печать поставлю. Рассказывай, что в посёлке ещё видел.
– Посёлок хороший, богатый, чистый. Двадцать три дом один этаж. Один дом – два этаж. Крыша красный глина, как горшок, крыт. Дорога – камень. Пыль нет. Деревья, цветы.
– Женщины, дети?
– Конечно, и женщины, и дети… Всё есть!
– Военных не видели? В военной форме?
– Все мужчины военная форма! Может один был просто рубаха.
– Только белые? Персы, курды?
– Только белый ференги. Персы, курды нет!
– Хорошо. Благодарю за службу. Распишитесь на донесении, получите новое «Распоряжение». Завтра что по плану?
– Завтра назначен встреча. Будем «Бозорг» чистить. Там работа много. Сами мусор трогать не будем. Базарчи заставим. Посмотрим. «Бозорг» много нищий есть, дервиш тоже. Поговорим. Они много видят, много слышат! Два дня. Меньше нельзя. Третий день за реку пойдём, Джульфа пойдём, армянский посёлок.
– Последний вопрос. В немецком посёлке хоть что-нибудь видели необычное? Ну, то, чего там не должно было бы быть? Постарайтесь меня понять. Ну, как сказать… Может овца на базаре кур продавать? Может собака по деревьям лазать?
– Понял! Видели такое. Араб верблюд любит. Персиян верблюд не боится. Военный англичан верблюд ездит. Тот белый ференги верблюд не любит. Только конь, только автомобиль.
Кудашев привстал над столом. Сделал «стойку», как сказал бы полковник Дзебоев.
– Радж Лаклак! Вы что, в немецком посёлке верблюдов видели?
– Нет, не верблюд. Верблюжий навоз. Свежий. Там чисто, а навоз убрать не успели. Караван был. Ушёл. Верблюд двадцать, может немного больше.
– Таак!... Ещё раз уточним. В какое время вы въехали в немецкий посёлок?
Радж Лаклак вынул из нагрудного кармана кителя серебряные плоские часы без крышки на шерстяном витом шнурке. Поднёс к уху, убедился, что они на ходу. Показал Кудашеву.
– Могу сказать точно: в восемь утра!
Кудашев встал, потер руками уставшие глаза. Сказал вслух, но самому себе:
– Значит правда. Караван прошёл ночью. И вышел ночью до восхода солнца. Объяснение может быть только одно: груз был тайным! Пора устанавливать наружное наблюдение. Завтра этот вопрос и вынесу на совещании.
Обернулся к Лаклаку:
– Ещё раз спасибо. Всё нормально. Отдыхайте.
Стукнул в стену:
– Мистер Саймон! Проводите нашего гостя, придержите собак.
От ворот послышался сигнал клаксона. Кудашев узнал: «Роллс-Ройс» Уильяма Баррата!
Собаки бросились к воротам. Вышел и Джамшид-баба. Выглянул в калитку. За ней стоял Уильям Баррат.
– Не отпирайте ворота, – сказал он, – позовите доктора Джона.
Кудашев вышел.
Не здороваясь, не говоря ни слова, Уильям открыл заднюю дверцу салона автомобиля.
На сиденье полулежала в весьма неудобной для дороги позе Кунигунда, закутанная в тонкий шерстяной шотландский плед. На полу салона, на подушке, снятой с переднего сиденья авто, сидела мисс Ева, обняв обеими руками свою госпожу.
***
Глава немецкой общины в Исфахане герр оберст Клаус фон Пенк не допустил на территорию поселения уполномоченных военно-санитарной службы экспедиционного корпуса Армии Вице-Королевства Индии. Повестку, присланную на его имя секретарём Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане, проигнорировал.
Генерал-майор Уилфред Маллессон ежедневно получал информацию о ходе расследования, но пока от оценки проводимой работы «IsNB» и её группы воздерживался, советов не давал.
Генеральный консул в беседе со своим военным атташе в мягкой, но настойчивой форме попросил Уильямом Баррета до поры не обострять сложившиеся нейтральные взаимоотношения с немецкой общиной, пока в руках коллегии не будет достаточных веских доказательств в совершении преступления немецкими подданными.
– Дорогой Уильям, – сказал ему полковник сэр Уильям Фредерик Треверс О’Коннор, – немецкое поселение в Персии не имеет своего юридически значимого статуса. Об этом статусе немцы пока только мечтают. Они действуют, используя практику уже свершившихся прецедентов на Африканском континенте. Как было в Камеруне, в Того? Сначала торговые фактории, потом приобретение земельных участков у местных туземных вождей, затем строительство поселений, городских, портовых промышленных объектов недвижимости, рождение немецких детей на новой осваиваемой территории… А потом, используя первый конфликт либо с местным населением, либо с иной колониальной державой, будь то Италия, Франция либо Великобритания, обращаются за военной защитой к Дойче Рейху! В нашей ситуации мы воздержимся от силового решения проблемы. Фон Пенк ещё не дорос до серьёзной провокации. Но ваш отец, незабвенный полковник Баррат, знал ему истинную цену. Пенк не пожалеет ни крови чужой, ни своих немцев для достижения амбициозных целей Дойче Рейха. Пока…
– Мы не можем допросить его, сэр? Пусть, не допросить, хотя бы побеседовать. Не ехать же мне к нему в посёлок без приглашения! – молодой атташе был явно расстроен.
– И о чём вы его спросите в первую очередь, Уильям? Не ему ли принадлежит найденный в пещере использованный огнемёт? Сами можете ответить, почему ваш отец пригласил фон Пенка на домашний ужин?
– Увы, сэр, отец не делился со мной своими соображениями, касающимися службы. Повод мог быть любой… Допустим, показать новый английский автомобиль, превосходящий своими характеристиками «Мерседес-Бенц» фон Пенка. Причина, конечно, была иной. Отца беспокоила набирающая силу немецкая диаспора в Исфахане! В случае военного конфликта этот посёлок станет военной базой, военным укрепленным форпостом Германии. И прежде всего мощной политической картой в Большой Игре, сэр!
О’Коннор с интересом взглянул на молодого Баррата. Ого, этот мальчик мужает на глазах. Что ж, сталь под молотом становится только прочнее! Однако, прежде, чем закончить деловой разговор, посоветовал вчерашнему драгоману, но сегодняшнему атташе:
– Прошу вас, сэр Уильям Баррат, освежить в памяти регламент дипломатической переписки! Сожалею, но Форейн Офис рекомендует не тревожить на стадии расследования иностранные государственные учреждения, имеются в виду Персия, Турция, Германия, Россия. Я жду от вас конкретных доказательств, с помощью которых можно было бы составить объективную картину события преступления. На этом сегодня разговор закончим, Уильям!
Военному атташе осталось щёлкнуть каблуками, отвесить Генеральному консулу поклон и, по-военному повернувшись через левое плечо, покинуть кабинет.
***
Душу свою, измученную последними событиями, Уильям Баррат отвёл в разговоре с Джоном Котович.
Кудашев появился в его кабинете ближе к обеду.
Первым вопросом к профессору был тот, что тревожил больнее иных:
– Как Уна?
Кудашев вздохнул, протянул Уильяму пробирку с чёрным комочком внутри, залитую формалином и заткнутую пробочкой.
– Что это?
– «Чёрная вдова», паук женского пола, в Азии повсеместно величаемый каракуртом. Я нашёл его в белье леди Уны. Мисс Ева от моего требования была в шоке. Но когда я нашёл в сорочке, приготовленной к стирке, раздавленного паука, и показал его служанке, она упала в обморок! Пришлось заниматься и ею тоже. Врач, сопроводивший Кунигунду от Бендер-Аббаса, предполагал всё что угодно, от приступа малярии до острой дизентерии. Он в Азии две недели. Живого скорпиона ещё не видел не только каракурта! Но ему великая благодарность. Не растерялся. Место укуса нашел, прижёг головкой спички. Сделал укол «аллокаинума», блокировал место укуса. Поддерживал сердце валерьяновыми каплями. Сберёг организм от обезвоживания. Уна теперь сама выкарабкается. Она сильная, сердце молодое, выдержало. Отлежится, встанет. Будет жить!
– Слава Богу! Сейчас же дам телеграмму на борт, мама бедная плывёт в полном ужасе!
– Да, не задерживайтесь. У меня ещё есть новости. Сегодня будет много работы.
***
Июля 20. 1912. Исфахан.
Работы у военного атташе и без его участия в «IsMB» было действительно много. Несмотря на то, что все сотрудники Генерального консульства в Исфахане владели минимум тремя языками, никто капитана Уильяма Баррата от обязанностей драгомана не освободил. С утра до позднего вечера он только и успевал поворачиваться на оклики: «Капитан Баррат! Сэр Уильям Баррат! Дорогой Вили! Баррат! Уильям!»…
На ком ещё лежат обязанности перевода донесений с языков Индостана? С персидского и афганского фарси, с немецкого и с русского языков на английский и обратно?! Обязательное присутствие синхронного переводчика на многочасовых переговорах. Обязательное участие в качестве члена свиты Генерального консула в его поездках в Тегеран либо по приглашениям на местные праздневства, устраиваемые бахтиарскими ханами либо персидскими принцами. По неопытности молодого офицера добровольно принял на себя обязанности библиотекаря, к которым как-то незаметно сами собой добавились обязанности архивариуса. Ладно, справлялся. Справлялся до дня, когда на него обрушились сначала трагическая гибель отца, вице-консула военного атташе полковника Баррата, а потом по наследству и сама должность военного атташе!
Сказать, что у полковника Баррата дела были в безупречном порядке – значит солгать. Для лавины входящих и исходящих документов не хватало ни чернил, ни бумаги, ни шкафов, ни помещении!
Эта картина канцелярской пучины была Кудашеву очень хорошо знакома. Он вспомнил, как в свой первый же день знакомства с полковником Дзебоевым, провёл ночь в его кабинете, разбирая скопившиеся бумаги, разбирая их и сортируя по степеням важности, подведомственности, срочности исполнения, необходимости перевода, секретности и прочего, включая источник и конечный адресат.
Был в военном атташате консульства и помощник-письмоводитель – пожилой пешаварец Сальман Дауд. Всегда в белых широчайших шароварах и длинной рубахе ослепительной белизны, в тяжёлых очках в роговой оправе он имел вид служителя культа. По дороге на службу или со службы он шёл с самой величественной осанкой, какую можно только вообразить. Со скоростью верблюжьего каравана среди гигантских барханов Кара-Кумов – три версты в час! Работал тоже с такой же скоростью. В его личных достоинствах каллиграфа присутствовали великолепные почерки от арабской вязи до английской средневековой готики и умение клеить изумительно элегантные конверты, варить сургучи самых разных окрасок для приватной корреспонденции! Но главным достоинством было одно: Сальман Дауду в «Бозорге» – Исфаханском базаре – и на улицах города не только оказывали знаки вежливого почтения. Ему доверяли. Время от времени Сальман Дауд приносил своему шефу потрясающую информацию, которую можно было бы не проверять.
Вот и сегодня он с час, молча и важно, смотрел, как белые сахибы в четыре руки раскладывают по диванам и креслам папки с документами, сброшюрованные стопы рукописей, отдельные листы бумаги и нераспечатанные конверты. На каждом таком кресле или диване были приколоты булавками четвертушки бумаги с небрежно набросанными надписями: «Политич. разведка», «Военн. разведка», «Тегеран», «Форейн Офис», «Канцел. в Дели», «Военное министерство», «Управление Ген. Шт. в Индии» и прочие.
На письмоводителя сахибы внимания не обращали: время было дорого. Сальман Дауд обратил на себя внимание господ сам. Просто сказал:
– У каравайсарая по пути к Большому перевалу Загросса, что у кишлака Билбил-дех, люди видели четверых всадников. Один, верно, немец. Другие – араб, перс и курд. Люди обратили внимание на них по причине сильного запаха керосина от потников двух лошадей. Все лошади с тавром «крест».
Из рук капитана Баррата на пол посыпались неразобранные бумаги. Кудашев со своей стопкой документов так и застыл, словно по команде «Замри!». Потом медленно повернулся к письмоводителю.
Сальман Дауда сахибы спросили одновременно:
– Когда?!
– В день четырнадцатого июля, примерно в два часа пополудни…
Уильям Баррат словно подкошенный плюхнулся на диван, заваленный бумагами:
– Надо же… Если бы сразу организовали преследование, взяли бы убийц горячими.
Кудашев промолчал.
В дверь постучал и вошёл дежурный сахиб субедар:
– Ваше превосходительство! К вам на доклад просится капрал из скаутов ланс-дафадар Радж Лаклак! Привёз кого-то связанного на запасной лошади.
Баррат и Кудашев переглянулись.
– Не надо в консульстве проводить допросы, – сказал Баррат.
– Точно, – согласился Кудашев. И, обращаясь к дежурному, приказал: – Пусть везет задержанного в военный лагерь. Мы тоже туда приедем!
Через час задержанный давал показания. Это был владелец каравансарая у кишлака Билбил-дех. Он слово в слово повторил то, что Кудашев и Баррат уже слышали от письмоводителя Сальман Дауда. Информация была подтверждена свидетелем-очевидцем. Допрос проводился в присутствии трёх свободных от службы членов «IsMB». Владелец каравансарая Абу Арслан дал подробные словесные портреты подозреваемых, причастных к событиям в гроте Ков-Ата в день 14 июля. На вопрос, не имел ли человек европейской внешности орлиный профиль, ответил отрицательно. Нос, как нос, не большой, не маленький. Обыкновенный. Протокол был подписан пером и скреплён отпечатком пальца подданным Персии владельцем каравансарая Абу Арсланом. Извиняться перед каравансарайщиком за его доставку в Исфахан в связанном виде, с мешком на голове, никто не стал. Он был рад, что легко отделался.
Дорога, есть дорога. По ней много разного люда в обе стороны двигается!
Кудашев и Баррат вернулись в консульство. Продолжили работу. Через час Уильям предложил сделать перерыв на обед.
По дороге в усадьбу Кудашев поделился пришедшими в голову мыслями по вопросам организации делопроизводства в атташате:
– Много лишней работы. Нельзя ли упростить некоторые операции с документами?
– Например? – спросил Баррат.
– Система движения документов по инстанциям очень громоздка! Понимаю, миссия в Исфахане подчиняется Управлению Форейн Офис в Индии. Почему документ из Исфахана, направляемый по своему смыслу и подведомственности в Форейн Офис в Индии, должен быть на учёте в Тегеране, потом пересылаться из Тегерана в Форейн Офис в Лондоне. Так? Из Лондона его копия (!) должна пересылаться в Представительство Вице-Королевства Индии в Лондоне, из которого пойдёт в канцелярию Вице-Короля Индии, и только потом после стольких мытарств и при такой колоссальной потере времени будет принята в Управлении Форейн Офис в Индии!
Уильям Баррат улыбнулся:
– Это было бы очень смешно, если бы не было грустно! Поверьте, этот порядок – узаконенный веками регламент – идеал. Он не всегда правильно исполняется. И каждый чиновник, нарушивший его по острейшей необходимости, может быть привлечён к ответственности, попасть под следствие, быть обвинённым в чём угодно вплоть до государственной измены!
– Так серьёзно? – спросил Кудашев.
– Серьёзней некуда! – продолжил Баррат. – Поверьте, за каждой инструкцией по делопроизводству стоят некие прецеденты, реальные исторические события. В том числе – народные восстания, заговоры против королей, отрубленные головы. Одним словом, противостояние абсолютной монаршеской власти и парламентаризма. Тема для историка интересная… Ещё никем не исследованная. Спасибо, Джон, за идею. Если доживу до отставки по возрасту, начну работать. Сегодня у меня другая идея. Собираю материал по истории британских колониальных войн. Начну с Индии. Уже есть кое-что. Как-нибудь, почитаю вам. Может, поможете мне советом, свежим взглядом. Скучным не покажется! Хорошо?
– Хорошо, – согласился Кудашев.
После обеда в усадьбе, заглянули в дом Баратов. Их на пороге гостиной встретила поднявшаяся со своего больничного ложа, исхудавшая за эти три дня, бледная, виновато улыбающаяся Кунигунда.
– Буду жить, – сказала она.
Щёку Кудашева, заросшую бакенбардой, обожгла непрошеная слезинка.
*** ***** ***
Глава IХ
Встреча с Дзебоевым. Чем интересна половинка подковы. Русские кузнецы армянской Джульфы. Допрос свидетелей. Цель снайпера – женщина по имени Жасмина. Так, Клаус или Вольфганг? Бриллиант в шесть каратов. Проблемы с «немецкой слободой».
Июля 20. 1912. Исфахан.
Ближе к ночи у ворот усадьбы остановилась видавшая виды давно не крашеная коляска, запряжённая старым уставшим одром. Возница постучал в запертые ворота:
– Во имя Создателя, Всевышнего милостивого и милосердного! Здесь живёт доктор? Помогите, нужен срочно врач, табиб. Эй, кто-нибудь!
Джамшид-баба открыл калитку, Гагринский придержал собак. Одну, ту, что постарше, взял за ошейник. Вторая сама легла рядом.
Для бассаров – пастухи вышли, пока нет опасности, пусть разбираются сами!
Из коляски не без помощи возницы с трудом спустился пожилой турок в красной феске. По знаку Кудашева управляющий помог пройти турку в дом. В гостиной Джамшид-баба наскоро приготовил традиционное в Азии ложе. На двойном ковре с подушкой-мутака уложили ночного гостя. Кудашев накапал в стакан холодной кипячёной воды сорок капель валерьянки. Эту норму полковника Дзебоева Кудашев знал хорошо. Конечно, это был Владимир Георгиевич. Джамшид-баба приготовил чай, принёс поднос с засахаренными финиками и чёрствой лепёшкой. Кудашев понял, разговора здесь не будет.
– Спасибо, братья, – тяжело вздыхая после каждого слова, поблагодарил турок. – Я забыл в Куме свои лекарства. Думал, не страшно. Я доктор филологии, преподаю в университете Истанбула. Пишу трактат о средневековой персидской поэзии. В Шираз еду. Хочу своими глазами увидеть мавзолеи Саади и Хафиза, поклониться их праху! Простите за ночное беспокойство, я сейчас продолжу свой путь. Здесь, в Исфахане, в европейской гостинице «Аббаси» меня ждёт номер!
– Как хотите, уважаемый эфенди, но вы могли бы переночевать и здесь!
– Благодарю за вашу доброту, не буду ею злоупотреблять, доставлять беспокойство. Мне лучше. Поеду.
Кудашев и Джамшид-баба проводили эфенди до его коляски. Возница помог подняться своему пассажиру на высокое сиденье. Уехали.
Кудашев направился в свою спальню. Начал было раздеваться, но его потревожил Джамшид-баба. Не говоря ни слова, показал Кудашеву забытый турком дорожный ковровый саквояж. Развёл руками.
Кудашев покачал головой. Жестом попросил раскрыть саквояж. Ничего не трогая, заглянули внутрь. Кое-что из одежды, паспорт, кожаный портмоне…
– Нужно вернуть, – решил Кудашев. – Его в гостинице без денег и документов не примут. Снова сердце болеть будет. Поеду, найду, передам!
Поглядел на часы.
– Если кто из скаутов придёт с донесением, пусть ждут. Постараюсь не задерживаться.
Вышел, завёл автомобиль. Приказал открыть ворота. Мощные английские фары вспороли исфаханскую ночь. В двухстах метрах от усадьбы Кудашев на своём «Роллс-Ройсе» обогнал пустую коляску. Через версту – «Рено» полковника Дзебоева. Его водитель Илларион помахал Кудашеву. Остановились. Потушили огни. В темноте Кудашев вернул Дзебоеву «забытый» им саквояж. Передал собственный бурдюк из шкуры серого козлёнка с синематографическими плёнками. Пояснил:
– Мой отчет. Здесь много всего. Работаю, пока фартит!
– Как с деньгами? – спросил Дзебоев. – Не стесняйся.
– Я не в гвардии служу, – ответил Кудашев. – В Исфахане за медный шахи десять мер риса отвесят! Читайте, у меня новые возможности для работы. Но боюсь наружного наблюдения. Враги появились весьма серьёзные. Всё, нет времени. Поезжайте. Я на связи, у меня всё в порядке!
– Спросить ничего не хочешь?
– Хочу. Много чего хочу спросить. Но не сейчас. Долгий разговор нужен. Только намекну: не возьму в толк, почему мне без конца дорогу Гюль Падишах переходит? Как кошка с мышью играет! Почему его воспитанник Карасакал в живых остался, а остальные погибли? Почему в его руки попал Калинин?! Почему Гюль Падишах, он же Мак’Лессон, опознав Кудашева, не сдал его англичанам, не убил его, когда была такая возможность? Где ответы?!
– Отвечу коротко. Более подробно при следующей встрече. Я переслал Евгению Фёдоровичу Джунковскому самый подробный отчёт о событиях в каравансарае на реке Атрек. О Калинине. О непонятной роли Гюль Падишаха. Он воспринял эту информацию, как ожидаемую.
– Что сами думаете?
– Джунковский не только настоящий разведчик, он один из организаторов Большой Игры. Кукловод. Без эмоций, без сантиментов, без политических убеждений. Для него люди – только фигуры на шахматной доске. Ну, ты его теорию лучше меня знаешь. Не забыл его шахматные «этажерки»?! Возможно, фигура Гюль Падишаха тоже используется им. Нам с тобой просто так этого ребуса не решить. Время покажет, кому какая роль отведена. Всё, до свидания, Саша. Бог с тобой! До связи.
Разъехались. Через сорок минут Кудашев был дома.
Вернувшись в усадьбу, Александр Георгиевич был так измотан, что уснул в кресле, успев лишь стянуть с ног сапоги. Выспаться и в эту ночь не удалось. На этот раз Кудашева поднял на ноги злобный лай его белуджских бассаров. Вышедшие на шум Джамшид-баба и Гагринский не спешили унимать собак. Нужно было ещё понять, что за причина заставила их изменить стереотип своего обычного поведения. Скоро стало понятно. Над забором показалась голова капрала кавалерийских скаутов.
– Сахиб протектор! – кричал он. – Выходите. Едем в лагерь. Мы их поймали!
Джамшид-баба зажёг «летучую мышь», обогнал Кудашева, направлявшегося к калитке, отворил её. Вышли на улицу. У ворот четыре всадника из боевой группы «IsMB» во главе с ланс-дафадаром Раджем Лаклаком.
На пятой лошади двое. Мужчины крепко связаны спина к спине, примотаны арканом к седлу. Их ноги стянуты кожаным ремнём, пропущенным под животом лошади. Головы скрыты полотняным мешком.
Что за личности сокрыты под мешком, Кудашев выяснять на улице не стал. Ночь ночью, но вражеский глаз и в темноте зорок.
– Мы нашли! – на ухо Кудашеву горячо прошептал Радж Лаклак, сунул в руку Кудашеву твердый и тяжёлый предмет.
– Что нашли?
– Вторую половинку подковы, что из Ков-Ата! Нашли в армянской Джульфе, в тамошней кузнице. Задержали кузнецов!
– На гаупт-вахту их,– приказал Кудашев Лаклаку. И, обернувшись к Джамшиду-баба: – Коня мне! Срочно позвоните капитану Баррату. Пригласите его от моего имени в лагерь на заседание коллегии.
Через полчаса Кудашев со своими скаутами и армянскими кузнецами был в лагере 23-го Пенджабского пехотного полка.
***
Июля 21. 1912. Исфахан.
Расположение 23-го Пенджабского пехотного полка. Летний лагерь.
Пять утра. Рассвет. Спать хочется зверски. Так можно и уснуть в седле. Хорошо, что на авто не поехал. Кудашев бросил поводья дежурному сахиб субедару, пошёл к водопою. Умылся. Обернулся к коновязи, вытирая платком мокрое лицо. Отнял платок от глаз и увидел такое, что заставило снова на несколько секунд прижать платок к лицу.
В кругу оцепления верховыми кавалеристами, под дулами восьми винтовок «Ли-Энфильда» с примкнутыми штыками четверо скаутов без оружия, заломив за спину руки арестованных, накрепко вязали их к надёжному брусу коновязи. Стянули с задержанных сапоги, осмотрели их на предмет утаённого оружия либо иных предметов. Голые ноги обвязали выше щиколоток ремнями. Радж Лаклак обнажил пленникам головы, стянув с них мешки.
Перед сахибом протектором доктором Котович стояли оборванные и окровавленные в рукопашной схватке со скаутами казаки Первого Таманского Казачьего полка, что дислоцировался до 1911 года в ауле Кеши на окраине Асхабада Закаспийской области Российской Империи. Оба в рабочих рубахах мастеровых с пятнами угольной сажи и свежими кровавыми потёками. Это были вахмистры жандармерии, прикомандированные к Особому отделу Управления Полиции области, личная охрана ротмистра Александра Георгиевича Кудашева. Ошибки быть не могло, это были Дмитрий Брянцев и Дмитрий Митрохин! Митьки. У обоих кровь на лицах. Кровоточащая переносица и фиолетовый синяк под глазом у Брянцева. Небрежно забинтованная голова у Митрохина.
Кудашев отвернулся к воде. Намочил голову. Утираясь носовым платком, не глядя на арестованных, прошел в палатку штаба. Устало присел на подставленный сахиб субедаром стул. Рядом сел капитан Баррат. Не здоровались. Для обоих время уже потеряло своё привычное течение. День с ночью перемешались.
Один за другим в палатку входили офицеры, члены «Исфаханской Военной Коллегии» – «IsMB».
Капитан Баррат оглянулся, пересчитал присутствующих. Девять. Все в сборе, можно начинать. Обратился к самому молодому офицеру:
– Первый лейтенант Гордон!
Офицер поднялся с места:
– Я, сэр!
– Я полагаю, у вас, как у выпускника «Сандхёрста» по первому разряду, отличный почерк. Прошу занять место за столом. Будете вести протокол допроса!
Продолжил:
– Господа! Прошу простить меня за то, что побеспокоил всех в такую рань. Дело не терпит отлагательств. Первая неделя розыска дала некоторый результат. Полагаю, сегодня есть чем отчитаться веред коллегией и выслушать мнения и пожелания присутствующих. В случае, если у кого-либо есть служебные более неотложные дела, он имеет право покинуть заседание и ознакомиться с делом по письменному протоколу.
Все молчали. Баррат продолжил:
– Дело доложит член коллегии доктор Котович.
Кудашев поднялся с места, вынул из полевой сумки два обломка конской подковы.
– Господа офицеры! Этот обломок подковы с клеймом литерой «Z» – «зет», найденный близ места убийства у второго выхода из грота «Ков-Ата», стал первым вещественным доказательством, приобщённым к делу. След, слабой тонкой ниточкой тянувшийся от этого обломка, боевая группа отрабатывала в первую очередь. Шансы на успех были невероятно малы. Но мы не могли игнорировать этот след. Сегодня эта ниточка пройдена по всей её длине. Одно из отделений боевой группы, работавшей под прикрытием военно-санитарной службы, проводила рейд по выявлению очагов бактериологической опасности, проще говоря – скоплений мусора – в армянском районе Исфахана Джульфа. В местной кузнице в груде железного лома был найден второй обломок.
Кудашев продемонстрировал соединение обломков в целую подкову.
– Как видите, места облома идеально подходят друг к другу. Это нельзя сфальсифицировать. Находка запротоколирована при свидетелях. Кузнецы доставлены на допрос. Они должны вспомнить, кто и при каких обстоятельствах оставил у них в кузнице второй обломок подковы.
Артиллерийский капитан поднял вверх тяжёлый кулак с зажатой в нём трубкой:
– Привязать негодяев к жерлам орудий и расстрелять!
Офицеры оживились:
– Допросить их! Доставить сюда немедленно! Треугольники на плац! «Кошками» спустить шкуру! Всё расскажут!!!
Кудашеву пришлось повысить голос до командного:
– Господа офицеры! Изыскание доказательств –долгий и изнурительный путь. Потерять доказательства проще простого!
С места поднялся и капитан Баррат:
– Я отдам под суд каждого либо как сын погибшего отца пущу в ход револьвер, но не позволю волоса упасть с головы арестованных до той поры, пока они либо будут обвинены в преступлении, либо, как свидетели, не укажут путь к истинным убийцам. Прошу успокоиться.
Обращаясь к дежурному унтеру:
– Привести одного из задержанных на допрос!
– Почему одного, а не обоих? – спросил артиллерийский капитан.
– Потому, что так завещал проводить допросы библейский царь Давид, – ответил Кудашев. – Среди нас, к сожалению, нет юристов, а военная прокуратура будет цепляться к каждой запятой в протоколе. Помните, в Библии, где девица Сусанна обвинялась двумя старцами в блуде? Царь Давид допросил старцев по одному. Каждому задал только один и тот же вопрос: "под каким деревом в саду они возлежали с девицей?". Первый старец ответил: «под яблоней». Второй: «под грушей». Всем понятно? Потом сверим показания, разберёмся, где ложь, где истина. Торопиться не будем. Разбирательство будет очень дотошным, обещаю. Возможно, и в один день не управимся.
Члены коллегии пороптали, но ни один из них не поднялся со своего места.
***
Допрос, действительно, занял по времени весь световой день. Последние ответы задержанного, на вопросы, заданные сахиб протектором доктором Котович, секретарь первый лейтенант Гордон записывал уже при свете электрической настольной лампы Ирвинга Ленгмюра в двадцать четыре ватта.
Устали все – и конвой, и допрашиваемые, и господа офицеры, члены «IsMB». Но дело того стоило.
Обедали и ужинали, не покидая палатку штаба, устраивая перерывы по двадцать минут четырежды. О задержанных Баррат также побеспокоился. Им выдали по солдатскому сухому пайку и по кружке кипятка. Полковой врач оказал необходимую помощь. Смазал обоим ссадины йодом, наложил стерильную повязку на голову кузнеца, назвавшимся Егором Архиповым из России, из Забайкальской Читы.
Более других устал капитан Баррат. Ему, драгоману миссии, пришлось самому переводить и задаваемые вопросы, и получаемые ответы. Баррат мучился, подчас психовал, но от работы не отказался.
На вопрос одного из офицеров, видевшего возникающие трудности перевода, действительно ли допрашиваемые являются русскими по национальности, Баррат в сердцах ответил:
– Конечно русские! Только диалект у них, наверное, сибирский! Это не язык Пушкина и Толстого, это чёрт знает что за «кокни»!
Отвечая на реплику Фомы неверующего, Баррат не мог предположить, что через два с половиной часа ему придется допрашивать цыганку, с её весьма цветистым изложением простых вещей на сложной смеси тюркского, фарси и хинду!
Тем не менее, выяснить в процессе допроса удалось многое.
Кудашев, объявив очередной перерыв на полчаса, трижды перечитал протокол, добросовестно исполненный первым лейтенантом Гордоном, пожал ему руку, и сам принялся составлять его заключительную часть, которую озаглавил коротко: «Резюме».
***
Документ № 63
Совершенно секретно.
«Исфаханская Военная Коллегия» – «Ис-эМ-Би».
«IsMB» – «Isfahan’s Military Board».
ПРОТОКОЛ ДОПРОСОВ
Июля 21. 1912. Исфахан.
Извлечение:
……………………………………………………..
РЕЗЮМЕ:
В присутствии всех членов «IsMB» в количестве 9-ти человек под председательством члена «IsMB» капитана сэра Уильяма Гай Баррата, который участвовал на допросе и в качестве переводчика с английского на русский и обратно –
по Делу «Об умышленном убийстве подданных Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Вице-Королевства Индии:
– вице-консула Генерального консульства в Исфахане военного атташе полковника сэра Гай Генри Баррата;
– квартирмейстера Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков – элитной кавалерийско-пехотной части Британской Индийской Армии первго лейтенанта Джеймса Карнеги;
– командира полуэскадрона скаутов хавильдара– сержанта – Риши Сапхалта –
проведен ДОПРОС:
– подданного Персидской Империи христианина русского по национальности Архипова Ивана 1885 года рождения; паспорт Персии выдан в городе Исфахан Полицейским управлением в 1906 году.
– подданного Персидской Империи христианина русского по национальности Архипова Егора 1887 года рождения; паспорт Персии выдан в городе Исфахан Полицейским управлением в 1906 году.
Иван и Егор Архиповы родные братья, рождены в Сибири в городе Чита.
Иван и Егор Архиповы приведены к присяге на Библии «Говорить правду, только правду и ничего кроме правды».
Иван Архипов и Егор Архипов допрашивались раздельно, в индивидуальном порядке. Вопросы задавались одни и те же. Ответы, полученные от допрашиваемых, разногласий не содержали.
Иван Архипов и Егор Архипов – кузнецы. В России работали в городе Чите в мастерских Забайкальской Железной Дороги. После беспорядков восстания в 1905 году, опасаясь привлечения к уголовной ответственности за участие в забастовках, из Читы бежали. В Персию попали через Серахс с купеческим караваном. Паспортов российских не имели. Паспорта Персидские получили без проблем: умелые кузнецы и слесари в Персии пользуются большим спросом. Армянская община Исфаханской Джульфы за Архиповых ручается.
На вопрос, что им известно о событиях в гроте Ков-Ата отвечали:
– Ничего не известно.
Предъявленный им обломок подковы опознали, не отрицали факт его находки в их кузнице в железном ломе.
На вопрос, откуда этот обломок появился в их кузнице, не колеблясь дали один и тот же ответ:
– Приводила перековывать коня пожилая цыганка. Конь хромал. Цыганка пояснила: взяла коня на неделю, обязалась вылечить. За работу дала кран серебром. Правда, сначала хотела за работу гаданием расплатиться, уверяла, что знает тайны движения созвездий. Мы отказались. Она не настаивала. Конь с новой подковой, не хромая, пошёл за ней!
На вопрос, как это у цыган кузнеца своего не оказалось, ответили:
– У цыганки муж кузнецом был, пошел с контрабандистами в Турцию, не вернулся.
На вопрос, где можно найти эту цыганку, чтобы она подтвердила их показания, ответили:
– Откуда она – не знают, таких вопросов ей не задавали, ранее не встречали и потом – тоже.
На вопрос, что это был за конь, какой масти, отвечали:
– Конь породистый, вероятно английский, гнедой масти, лет пяти-шести от роду
Дали словесный портрет цыганки – лет пятидесяти, седая, дружелюбная, улыбчатая. На ведьму не похожа. Носит большие золотые серьги кольцами индийской работы. Одевается тепло для Исфахана, носит кашемировую красную шаль.
Более ничего по делу добавить не могли.
Протокол допроса каждый в отдельности подписал русскими буквами – «Архиповъ».
Иван Архипов и Егор Архипов от дачи показаний не уклонялись. Отвечали охотно, по существу. Их показания были проверены в этом же заседании и подтверждены по всем пунктам. Среди членов коллегии были мнения признать Архиповых свидетелями по делу, помогающими следствию. Однако, в целях безопасности их собственной жизни, принято решение, задержать обоих до особого распоряжения под стражей с содержанием на гаупт-вахте полка.
Коллегиально было принято решение разыскать цыганку, как звено, через которое можно выйти на хозяина коня, чья подкова с клеймом «Z» имела несчастье сломаться и потеряться у грота Ков-Ата.
Член «IsMB» протектор доктор Котович высказал предположение, что цыганка из табора, который несколько дней назад можно было наблюдать в предгорьях Загросса у каравансарая рядом с кишлаком Билбил-дех.
За цыганкой немедленно была отправлена боевая группа во главе с капралом Раджем Лаклаком. С инструкцией – не ошибиться, разыскивая её по словесному портрету, говорить с ней вежливо, обещать вознаграждение.
Через один час сорок минут цыганка была допрошена. Отвечала на фарси.
Назвалась она именем Жасмина из кочевого народа Банджарас. Паспорта, естественно, не предъявила. Мало у кого в Индии и в Персии есть паспорта!
Была приведена к присяге на Библии. Не отказалась.
На вопрос, приводила ли она перековывать гнедого коня в кузницу, что в армянском квартале Джульфа в Исфахане, ответила положительно. Далее без вопросов подробно рассказала, что кузнецы, очистив больное копыто от сломанной подковы и криво забитых гвоздей, протянули ей обломок, но она сама бросила его в кучу лома.
На вопрос, откуда у неё конь, так же подробно рассказала:
– Сама обратилась к белому сахибу с предложением погадать. Он ответил, что ему нужны кузнец и ветеринар, а не гадалка. Показал на коня, который стоял, поджав заднюю правую ногу. Конь был очень хорош, но ехать на нём было невозможно. Предложила оставить коня у неё на несколько дней. Она найдёт кузнеца, и сама окажет коню медицинскую помошь. Белый сахиб был готов согласиться, но как ему идти в Исфахан пешком? Сахиб показал Жасмине десять кран, в руки дал пять. Жасмина привела ему коня своего старшего сына. Взяла деньги и гнедого жеребца. Белый сахиб сел на пегого коня и уехал. Обещал заехать за конём примерно через неделю. Так и сделал. Сегодня утром вернул пегого. Осмотрел копыто гнедого, поцеловал его в лоб. Дал Жасмине шесть кран! Хороший человек! Имени своего ей не сказал. Говорил с ней на плохом фарси.
На вопрос, почему она называет этого человека «белый сахиб», а не «инглизи», или «руси», ответила:
– Он не англичанин и не русский. Такие люди приходят из Турции вместе с караванами, которые везут в Персию и в Индию оружие.
На вопрос, может ли она словами описать внешность белого сахиба, дала следующий ответ:
– Большой, сильный, белый с красным лицом с коричневыми точками на лице, с красными усами с кончиками вверх, с носом как у орла.
На вопрос, часто ли она видит караваны из–за границы на горной дороге, ответила:
– Через перевал идут кони, верблюды там не пройдут. Очень трудный путь. Много людей работает. Существуют постоянные места ночёвок, этапы. Путь охраняется. Чужаков не любят, убивают. Там, наверное, убили и её мужа. Жаловаться не кому. Верблюды ждут у кишлака Билбил-дех. Там на них перегружают ящики с оружием. Верблюжий караван идет в Персию, в Индию, куда ему нужно. Караваны приходят и уходят два раза в неделю.
На вопрос, не встречала ли она четверых мужчин на конях, которые были клеймены тавром «крест», отвечала:
– Этих людей видела неоднократно, последний раз в день 14-го июля в полдень. «Белый сахиб» с орлиным носом разговаривал с другим «белым сахибом» на языке ей не известном. От потника коня второго «белого сахиба» пахло керосином. Его спутниками были мужчины разных национальностей – араб, турок и курд.
На вопрос, откуда ей известно про оружие, ответила:
– Все знают, и муж говорил, он ушёл в Турцию и не вернулся. Она год ждёт. Через месяц закончит ждать, будет перебираться назад в Индию, где родилась.
Со свидетельницы по имени Жасмина из кочевого народа Банджарас взята подписка о неразглашении своих показаний, данных ею свободным волеизъявлением без принуждения. Обязалась по первому вызову присутствовать на процессуальном действии – опознании человека, которого на допросе называла «белый сахиб».
Протокол допроса «подписала» приложением маленькой ониксовой печатки с вырезанным на урду именем «Жасмина».
Подписи членов «IsMB».
Всего девять подписей.
***
Документ № 64
Совершенно секретно.
«Исфаханская Военная Коллегия» – «Ис-эМ-Би».
«IsMB» – «Isfahan’s Military Board».
РЕШЕНИЕ
в Дело
Июля 22. 1912. Исфахан.
Извлечение:
1. Направить в разведку боевую группу «IsMB» в количестве 12 человек во главе с капралом Раджем Лаклаком по маршруту всего участка караванного пути (вьючной тропы) от кишлака Билбил-дех до границы с Турецкой Месопотамией с задачами:
– Установить факт регулярного следования караванов, как конных, так и верблюжьих по маршруту.
– Выявить и установить личности караван-баши – начальников этих караванов, численность гужевого транспорта, примерный объём перевозок каждым караваном, местонахождения этапов ночёвок, лиц, обслуживающих этапы, возможное боевое охранение караванов и этапов.
– В конфликты не вступать, боестолкновения не инициировать.
– О чрезвычайных происшествиях докладывать вестовыми.
– Исследовать с нанесением на карту места возможного устроения постоянных военных постов для контроля и безопасности на маршруте, не менее двух, а также пограничного и таможенного постов на границе с Месопотамией.
– В цыганском таборе у кишлака Билбил-дех предъявить женщине по имени Жасмина из кочевого народа Банджарас четыре фотографии на предмет опознания мужчины белой расы, как человека, который оставлял ей на лечение своего коня. Фотографию по которой он будет опознан, Жасмина обязана отметить на оборотной стороне своей печаткой, либо отпечатком пальца. Фотографию немедленно отправить в штаб вестовым.
Ответственность за исполнение настоящего задания по всем его пунктам возложить на майора Джеймса Фитц-Гилбера, командира Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков.
……………………………………………………..
Подписи членов «IsMB».
Всего девять подписей.
***
Документ № 65
Совершенно секретно.
«Исфаханская Военная Коллегия» – «Ис-эМ-Би».
«IsMB» – «Isfahan’s Military Board».
Донесение капрала Раджа Лаклака.
в Дело
Сахиб майору Джеймсу Фитц-Гилберу
Июля 23. 1912.
Переведено и отредактировано на приемлемый английский капитаном У.Барратом.
Настоящим докладываю:
В кишлаке Билбил-дех разыскать женщину по имени Жасмина не удалось. Её семья в количестве 14-ти человек свернула свои шатры и покинула стоянку в неизвестном направлении. Допросили владельца каравансарая, с которым Жасмина поддерживала отношения. Он рассказал, а потом сам написал (записку прилагаю), что Жасмина была убита выстрелом из винтовки у ручья, где берут обыкновенно воду для питья.
Мы проверили территорию. Установили место засады снайпера – примерно в полумиле от цели. Не исключаю, что использовался оптический прицел. В двух футах от места лёжки снайпера при тщательнейшем осмотре была найдена стреляная гильза винтовки Маузера.
Капрал Радж Лаклак.
***
Июля 23. 1912. Исфахан.
Штаб 23-го Пенджабского пехотного полка.
Открывая заседания «IsMB», капитан Баррат зачитал последнее донесение капрала Раджа Лаклака. Устало спросил присутствующих:
– Что скажете, господа офицеры?
С места поднялся майор Джеймс Фитц-Гилбер.
– Что говорить, мне начальнику подразделения, чьи скауты допустили гибель своих непосредственных командиров и полковника Баррата? Оправдания им по военным законам нет. Тем не менее, понять их состояние в тот момент можно. Полагаю, своей работой, проведённой за прошедшие восемь суток, они существенно приблизили день неотвратимого возмездия убийцам. Я не имею права обещать им полного прощения в случае задержания либо уничтожения преступников, но скауты, как дети, надеются на наше милосердие, господа. В отношении «Дела». Все нити материального расследования и дедуктивного анализа ведут в немецкую слободу к старшине общины Клаусу Пенку, известному как Вольфганг фон Пенк. Мне удалось купить чиновника-архивариуса в Управлении Полиции Исфахана. Он в 1907-м году выписывал Персидский паспорт на имя подданного Дойче Рейха Вольфганга фон Пенка. За пять туманов чиновник выдрал из Дела Пенка два документа, подшитые вместе. Это прошения о выдаче паспорта. Первое прошение, как черновик – Клауса Пенка. Второе – Вольфганга фон Пенка. Оба написаны на немецком языке одной рукой. Второе прошение на обороте листа содержит перевод на фарси. Паспорт этот Пенк нигде и никому, по моим сведениям, официально не предъявлял. Но полученная таким образом немецкая приставка к фамилии «фон», открыла ему путь в аристократические дома европейского сообщества в Персии, во дворцы туземной знати. Прошу приобщить к Делу.
Капитан Баррат оживился:
– Спасибо, сэр, хорошая новость. Это нам на руку. С приставкой «фон» понятно, проще простого. Его за представителя прусской элиты никто и не принимал. Был нужен, с ним общались. Но вот имя просто так не меняют. Я сделаю соответствующий запрос, не находится ли Клаус Пенк в розыске, как уголовный преступник?! В любом случае, в Германии нет подданного кайзера «Вольфганг фон Пенк»!
Капитан Баррат принял бумаги, передал их секретарю коллегии первому лейтенанту Гордону.
– Кто ещё?
– Позвольте мне, – поднял руку артиллерийский капитан Гринмор. – Не бойтесь, я не стану марать стволы своих орудий такой мразью, как Пенк. Но кто мне объяснит, почему мы не можем вызвать этого рыжего удода с его клювом и кайзеровскими усами в эту палатку и потребовать от него объяснений?
– Такая попытка была сделана, сэр, – ответил Гордон, – на его имя была отправлена повестка, в весьма вежливой форме приглашавшая именно «фон Пенка» прибыть на беседу. Пенк проигнорировал её!
– Что нам мешает привести Пенка силой, как привезли каравансарайщика из Билбил-деха? Разве так называемый «немецкий посёлок» обладает хоть какой-либо экстерриториальностью? – продолжил ставить вопросы ребром капитан артиллерии Гринмор.
Капитан Баррат ответил достаточно жёстко:
– Экстерриториальностью обладает только территория Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане Персии, которое мы в просторечии называем просто «консульство» или «миссия». Да и то по периметру ограждения его территории! Усадьба семьи Барратов – недвижимое имущество на праве частной собственности – экстерриториальностью не пользуется, равно как и территория этого военного лагеря, как территория армянского квартала Джульфа, как немецкая слобода, как стоянка цыганского табора!
Капитан Баррат занервничал. На его бледных щеках заиграл нездоровый румянец. Он сделал глоток воды из стакана, предложенного секретарём, и продолжил:
– Немецкая слобода для того и создана, для того растёт и процветает, чтобы в один прерасный момент заявить о своей автономии, получить статус экстерриториальности, запросить военную защиту всей мощи Дойче Рейха, стать официальной колонией Германии! Силовой арест Пенка станет поводом военного вторжения германского вермахта в Персию… Он именно этого и добивается…
Две последние фразы Уильям Баррат проговорил чуть слышно. Потом как-то обмяк и медленно сполз со стула на пол.
Срочно вызванный полковой врач с первого взгляда безошибочно поставил диагноз: приступ тропической малярии!
Глава Х
Завтрак у Барратов. Русские кузнецы на свободе. Секретная переписка. Признание в любви по-немецки. Бриллиант в шесть каратов. Тревожная телеграмма. Кара Господня – энцефалит.
Июля 24. 1912. Исфахан.
С утра пораньше Кудашев поехал к Барратам. По русскому обычаю больных с пустыми руками не навещают. Поехал через «Бозорг». Оставил «Роллс» на прибазарной площади под присмотром фарраша. Дал ему кран. Фарраш от монеты не отказался, перестал прогуливаться и тут же присел на подножку автомобиля, поставив между ног берданку, всем своим видом изображая живое воплощение идеалов Порядка, Справедливости и Неподкупности.
Пройтись по базару простым неприметным покупателем Кудашеву не удалось. При его появлении у прилавка продавцы прекращали голосить, расхваливая свой товар и зазывая ранних покупателей. Кудашеву со всех сторон низко кланялись, здоровались:
– Салам алейкум, сахиб протектор!
– Ассалам алейкум!
– Эссалом алейкюм!
– Шнурагх алутюн, мелик-джан!
У прилавка, с которого его назвали по-армянски «князем», Кудашев остановился. Чуть было не ответил на языке Хачатура Джугаэци, автора трактата «История Индии». Вовремя спохватился. Приказал на фарси:
– Мацони, творог чор тан, масло, лаваш!
В минуту корзинка ивовых прутьев была наполнена свежими продуктами: мацони и масло только что с ледника, лаваш – из раскалённого тамдыра!
– Арцах, бастурма? – спросил Кудашев.
Нашлось и это. Хорошо, базар большой, бить ноги и глазеть по сторонам здесь до вечера можно.
– Мёд и лимоны! – закончил покупки Кудашев. Расплатился. Оставил медные шахи сдачи на прилавке. Вышел, провожаемый низкими поклонами. Уже на площади у самой машины его нагнал базарный староста в роскошном зелёном шёлковом халате. Вслед за ним бежал с большим коробом из тростника, покрытым белым платком, чёрный, как африканская ночь, слуга-арап.
– Саиб протектор! Саиб протектор! – зачастил старшина-базарчи. – Хочу пригласить вас на обед! Приготовим всё, что пожелаете – кебаб по-персидски или шашлык по-карски, барашка на вертеле, козлёнка в молоке! Халва, пахлава… Только прикажите. Если захотите, будет музыка, кеманча, сазандар. Красивые пери, совсем девочки. Гашиш кашгарский!
Кудашев жестом остановил поток слов. Спросил:
– Подвалы от мусора очистили? Крыс извели?
– Да! Мусор вывезли, мясной ряд кипятком два дня мыли, торговли не было. Ещё кошек взяли. Они с крысами разделаются. Ядом травить не можем. Народ узнает, никто ничего не купит! Бояться будут. Простите нас, будем чисто жить!
– Хорошо, – сказал Кудашев, тронулся с места. Арап не успел поставить свой короб в машину.
***
На звонок от парадного в доме Барратов Кудашева встретил грум-сипай Музаффар-джи. Кудашев приветствовал его на хинди, Музаффар-джи ответил с поклоном на английском. Принял протянутую ему корзинку, приоткрыл закрывающий её платок, довольно улыбнулся, поклонился ещё раз. Позвал кухарку, свою супругу – бахен Каришму. Увидев Кудашева, Каришма поклонилась, сказала «намасте», сложив ладони рук, поднесённых к губам в ритуальном приветствии белого сахиба.
К больному Уильяму Кудашева не пропустил ночевавший в доме полковой врач военный чиновник Роберт Олдвуд.
На первый вопрос: «Что с капитаном?», ответил:
– Будет жить. Но пять-семь дней – постельный режим. Вовремя начали лечить. Пропусти мы первые два -три дня, и за благоприятный исход ни один врач не поручился бы.
– Что прописали? Хинин?
– Слава Богу, что медицина, и полковая аптечка в частности, имеют хинин на вооружении. Пока других средств нет. Простите, сэр, я попрошу два дня к больному не входить, ничем его не беспокоить. Он еще тяжёл, сейчас спит, вечером будет приступ. Пользую капитана не по справочникам. У меня большой опыт работы с малярией и по Индии, и по Экваториальной Америке. Даю хинин. Но не в порошках, а для большей эффективности ввожу, как делают в Бразилии, сразу в кровеносную систему, внутривенно. Привёз из Рио капельницу. Вчера – ударная однократная доза в один грамм, через шесть часов еще пятьсот миллиграмм. Выдержал! Сегодня и до пяти дней – однократно по семьсот пятьдесят миллиграмм. На шестой день наш капитан будет, как новенький! Ещё раз прошу – не тревожьте его ни сегодня, ни завтра. Послезавтра – видно будет!
На голоса из своей спальни вышла Кунигунда. Немного смущаясь врача, протянула Кудашеву руку для поцелуя.
– Доброе утро, доктор Олдвуд. Доброе утро, доктор Котович! Будем завтракать?
От завтрака джентльмены не отказались.
Врач Олдвуд взял Кунигунду за руку, достал из жилетного кармана часы, просчитал пульс. Попросил показать язык. Остался доволен.
– Хорошо. Могло быть хуже. Вас спасло здоровое сердце. Постарайтесь не подвергать его перегрузкам в ближайшие две недели. Однако, бледны, леди. Здесь не горная Шотландия. При таком цвете лица похожи на призрак, оставшийся от леди Кунигунды Баррат. Никаких голодных диет, конных прогулок, танцевальных вечеров и прочее! Рекомендую хоть первую неделю хороший стол, свежий лимонад и хоть глоток виски за завтраком!
Служанка миссис Ева раскрыла двери гостиной.
– Завтрак на столе!
– О, что-то новенькое в нашем меню! Никаких пудингов, яичниц с ветчиной. Но пахнет… Есть хочу!
– Сегодня у нас армянский завтрак. Я с утра побывал на «Бозорге», проверил работу санитарной службы. Не в претензии. Прошу: холодное кислое молоко с коричневой «томлёной» пенкой называется мацони, солёный сыр – брынза, лепёшки, тонкие, как писчая бумага – лаваш! Сливочное масло представлять не нужно, свежайшее. Яичница без свинины, но с жареным луком, брынзой и помидорами. Есть и горячее блюдо – долма! Это тефтели из молодого барашка с рисом в молоденьких листьях кишмишного винограда!
– С ума сойти! Вы что, специалист по армянской кухне?
– Я не повар, я, иногда, просто гурман. Если будет ваша воля, леди Баррат, завтра у нас будет ужин по-гречески или по-японски!
Музаффар в белых перчатках. Он прислуживает за столом. В три бокала плеснул на два пальчика тёмно-рубинового арцаха. Потянулся к ведёрку со льдом, хотел было насыпать в бокалы по ложке колотого льда, но Кудашев остановил его руку.
– Налейте нам лучше по второму бокалу лимонада из свежих лимонов!
Выпили. Кунигунда даже не ойкнула, но сразу запила огненый арцах холодным лимонадом.
Мистер Олдвуд опустошил свой бокал в три приёма, смакуя, распробывая каждый глоточек. Сказал:
– Вери стронг!
И после паузы:
– Вери гуд!
Кунигунда и Кудашев рассмеялись.
Мистер Олдвуд посмотрел на Кунигунду:
– О, леди Баррат! Порозовели. Я вижу, у вас есть собственный хороший доктор… биологии!
Встал, отёр салфеткой свои седые коротко подстриженные усы. Поблагодарил:
– Замечательный завтрак, сэр, леди! И вкусно, и сытно, и познавательно! Благодарю. Прошу прощения, Иду к сэру Баррату. Ему тоже не мешало бы позавтракать. Правда, этот армянский бренди мы разрешим ему не ранее, чем на шестой день!
В полураскрытую дверь постучали. В гостиную заглянула бахен Каришма, что-то быстро сказала на диалекте хинди своему мужу. Музаффар обратился к Кудашеву:
– Сахиб протектор! Из штаба полка прибыл вестовой с конвертом для вас!
В синем служебном конверте лежала короткая записка от майора Джеймса Фитц-Гилбера:
– «Уважаемый доктор сэр Джон Котович! Мои пожелания скорого выздоровления капитану Баррату. Со вчерашнего дня новостей от капрала Лаклака нет. Я принял решение, согласованное с большинством членов «IsMB» – получить необходимые подписки, в т.ч. и о добровольном сотрудничестве по «Делу», со свидетелей – кузнецов Архиповых из Джульфы. Если вы не имеете ничего против, напишите одно слово: «Согласен». Если есть иные планы, кузнецы останутся на гаупт-вахте. Майор Джеймс Фитц-Гилбер».
Что Кудашев и сделал. Расписался на обороте записки: «Согласен». Перезапечатал конверт и вернул его вестовому.
Лишь вестовой сделал свой манёвр «налево кругом», как Кудашев почувствовал на себе руки Уны и поцелуй в щёку. Повернулся к ней. Долгий поцелуй в губы…
– Мне нужно развеяться, – сказала Уна. – покатай меня по городу, пока жара нас под крышу не загонит! Верхом я, пожалуй, ещё слаба.
Кудашеву идея понравилась.
– На часик, не больше. Ладно? Доктор заругает! Одевайся. На всякий случай захвати свой маузер, постреляем в предгорьях!
Врач лёгок на помине. Вышел из спальни Уильяма, поманил Кудашева к себе жестом:
– Капитан Баррат просит зайти к нему, сэр. Прошу не волновать его, если у вас будут дурные новости. Я присутствовать при разговоре не буду, но через три минуты попрошу вас покинуть больного.
Капитан Баррат был плох. Лицо изжелта серо-белое в испарине. Губы белые, обмётанные лихорадкой.
Кудашев взял его за руку:
– Держись, Уильям. Мы с тобой! Уне легче, уже ходит, звтракали вместе. Сейчас часик покатаю её за городом, подышим воздухом, и домой!
Баррат с трудом разжал сухие губы. С одышкой, останавливаясь после каждого слова, сказал:
– Маме не сообщайте… Дайте от нас телеграмму: «Любим, помним, скучаем, целуем!», и всё.
– Хорошо.
– По работе новости есть?
– Скауты маршрут изучают. Пока без конфликтов. Кузнецов под подписку освободили. Я снова со своими белыми мышками и микроскопами!
– Есть просьба. Мы начали разбирать архивный хаос… Нужно довести дело до конца.
– Доведём. Работы на день!
– Поезжай без меня. Передай письмоводителю, я приказал. Поработайте сегодня вдвоём. Меня этот хаос в бреду преследует. Задыхаюсь в бумажной лавине…
– Как прикажете, сэр. Будет исполнено, сэр! Через час начну. Ближе к ночи закончим!
Без стука зашёл врач. Знаком показал Кудашеву на дверь.
– Выздоравливай, Уильям, – попрощался Кудашев с Барратом, легко пожал его слабую мокрую от холодного пота руку.
Прогулка с Уной тоже не задалась. Через полчаса она устала и попросилась домой. Однако, Кудашев успел отстрелять по сухому дереву пять патронов из маузера, подаренного Кунигунде фон Пенком. Гильзы собрал, сунул в карман. Уна к оружию не притронулась.
Через час Кудашев уже работал в библиотеке миссии. Вместе с письмоводителем военного атташе разбирали груду бумаг. Согласно классификации документов.
***
Документ № 66
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу, Персия, Тегеран.
Донесение (Расшифровка).
Совершенно секретно.
Срочно.
«HW-1» – «SG-1».
Извлечение:
Настоящим имею честь передать следующие документы: копии с подлинных секретных и конфиденциальных документов.
А именно:
– информационные и организационно-распорядительные документы Правительства Соединённого Королевства и Правительства Индии;
– Военного министерства;
– Генеральных штабов Соединённого Королевства и Вице-Королевства Индии;
– Министерства иностранных дел – Foreign Office;
– отчеты, донесения, справочники, дневники, военные крупномасштабные карты территорий Персии и Месопотамии; списки личного состава подразделений экспедиционного корпуса Британской Индийской Армии в зоне влияния Соединённого Королевства в Персии; некоторая личная переписка всех субъектов упомянутых инстанций.
Источник: военный атташе Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане капитан Уильям Гай Баррат.
Перечень:
1. Документы ведения Политической разведки.
Исходят из:
• Правительство Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Индии.
• Министерство Иностранных Дел – Foreign Office.
• Правительство Индии, Политический Отдел –Government of India Political Department.
• Иностранное Управление при Правительстве Индии.
• Генеральное консульство Соединённого Королевства в Тегеране. General consulate of the United Kingdom in Teheran.
• Генеральное консульство Соединённого Королевства в Исфахане. General consulate of the United Kingdom in Isfahan.
2. Документы ведения Военной разведки.
Исходят из:
• Генеральное консульство Соединённого Королевства в Исфахане. General consulate of the United Kingdom in Isfahan.
• Военно-оперативное Управление Генерального штаба Индии;
• Разведывательный отдел Главного штаба Индийской армии.
• Разведывательный отдел Штаб-квартиры Британской армии в Вице-Королевстве Индия.
3. Документы ведения Военного министерства.
Исходят из:
• Военное министерство Соединенного Королевства. Лондон. The Military Ministry of the United Kingdom. London.
В том числе:
• Из ежегодных – Политический Правительственный отчет Индии за 1910 год – раздел «Персия».
• Выборочные страницы из Консульских дневников из Мешхеда, Решта, Исфахана, Шираза за период с 1900 года по 1911-й.
• Новейшие географические справочники, книги маршрутов, военные отчеты военных атташе по Исфахану, Ширазу, Керманшаху.
• Справочник: «Биографии Ведущих Лиц в Персии».
• Ежегодные спправочники: «Кто есть кто в Персии» за период с 1905 года по 1911 год. Содержат информационно-разведывательные данные о внутренней политике Правительства Персии, достаточно подробные – об этнических меньшинствах народонаселения Персии, племенных группировках, лидерах, иерархии, о фактах соперничества в борьбе за влияние, за власть, о наиболее ярких личностях, потенциально способных к организации масс.
• Доклад о доходах туземного населения провинции Исфахан за 1910 год.
• Доклад о доходах иностранных концессионеров в провинции Исфахан за 1910 год.
• Меморандум информации по делам межплеменных разногласий персов, курдов и арабов на берегу Персидского залива.
• Списки пропавших без вести подданных Великобритании.
• Поимённые списки личного состава военных частей Британской Индийской Армии:
А именно:
– 14-ый Бэкингемширский полк;
– 17-й Уланский Герцога Кембриджского полк;
– 1-ый Гуркский стрелковый пехотный полк в Варанаси;
– 2-ой Пешаварский полк пограничной стражи;
– 23-ий Пенджабский стрелковый пехотный полк;
– Отдельный батальон разведчиков-скаутов элитного кавалерийского полка Бенгальской кавалерийской бригады;
– продолжение следует:……..……………………………
– …………………………………..……………………………
• …………………………………..…………………………………..…………………………………………………………
Носители информации:
Копии сделаны с подлинных документов путём фотографирования аппаратом фирмы «Кодак» на синемаленту, светочувствительную, надлежащим образом обработанную. Всего тридцать лент, свёрнутых и упакованных в вощёную бумагу и фольгу. Всего восемьсот сорок изображений-кадров, хорошо читаемых при увеличении с помощью «волшебного фонаря».
Примечание: плёнки боятся влаги и открытого огня!
«HW-1»*.
______________________________________
* Кудашев.
______________________________________
***
Документ № 67
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу, Персия, Тегеран.
Донесение (Расшифровка).
Совершенно секретно.
Срочно.
«HW-1» – «SG-1».
Извлечение:
Настоящим посылаю подготовленный мною «Предполагаемый План мобилизации Армии Индии (включающей чисто британские части и части туземные с английским командованием) и резервов на территориях Индостана и Персии на случай военных действий, затрагивающих интересы Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Вице-Королевства Индии».
Источник информации:
Документ составлен на основе компиляции сведений, полученных из разного рода подлинных источников – консульских дневников, списков личного состава, резюме военных ведомств, приказов по супер-интендантству. Ссылки указываются.
Носители информации:
Синемаплёнка. Всего восемьсот сорок изображений-кадров.
Резюме:
Армия Индии может быть увеличена в 2,8 раза призывом резервистов в срок двух месяцев – 60-ти календарных дней.
В срок четырёх месяцев на театр военных действий, а также на территории временной оккупации – может быть выставлено до одного миллиона военнослужащих пехоты, кавалерии и артиллерии.
Территории дислоцирования войск: Персия по всей территории, в т.ч. важнейшая в стратегическом отношении зона Персидского залива; Турецкая Месопотамия, Северный Курдистан, Кавказский Апшерон и Закаспийская область Российской империи.
«HW-1»*.
______________________________________
* Кудашев.
______________________________________
***
Документ № 68
Военный агент-резидент Владимир Георгиевич Дзебоев, Персия, Тегеран – начальнику РО Штаба Войск ТуркВО полковнику Джунковскому Евгению Фёдоровичу, Российская Империя, Туркестанский край, Ташкент –первому обер-квартирмейстеру Главного управления Генерального штаба генерал-майору Монкевицу Николаю Августовичу.
Донесение (Расшифровка).
Совершенно секретно.
Срочно.
«SG-1» – «TS-8» – «AA-2»
Извлечение:
… В качестве Советника Президента Русского Ссудного Банка в Тегеране Персии имел доступ к нижеприлагаемым в копиях банковским документам, которые должны заинтересовать наше ведомство.
Некий подданный Российской Империи, постоянно проживающий в городе Хива Хивинского ханства, по имени Иманулло-Сардар при посредничестве российскоподданного Александра Лисевич-Кутафьева, финансового консультанта Московской конторы Государственного банка России, постоянно проживающего в Москве, Тверская-Ямская, 6, открыл в Русском Ссудном Банке депозитный счёт на своё имя. Личность Иманулло-Сардара подтверждена Российским паспортом с отметками таможни Красноводск. На депозит наличными положено пятьдесят тысяч российских рублей золотом. Банку предъявлен Контракт на русском и немецком языках, в котором Иманулло-Сардар именуется «Покупателем», а «Продавцом» – некий подданный Германии Клаус Пенк, постоянно проживающий в немецкой слободе города Исфахан Персии, домовладелец. Предмет Контракта согласно «Приложению» орудия сельскохозяйственного труда – мотыги, серпы, кузнечный и слесарный инструменты, швейные машинки «Зингер». Товар должен поставляться пятью равными партиями. Соответственно оплачиваться по факту поставки пятью траншами переводом в Германию – Дойче Рейх – в Берлин на счёт, указанный Клаусом Пенком, принадлежащему некоему «Обществу за немецкую колонизацию». Товар должен быть передан продавцом Клаусом Пенком покупателю Иманулло-Сардару на территории Персии в городе Мешхеде провинции Хорасан в каравансарае Хаджи-Кудрат-бия, что у «Новых Ворот».
В самом договоре и вообще в подобных торговых отношениях нет криминала. Имею следующие основания предполагать, что настоящий Контракт является документом, гарантирующим оплату товара. Однако, есть сомнения, что предмет товара будет соответствовать описи. Уверен, это будет оружие. Иманулло-Сардар не является купцом. Иманулло-Сардар – Мюнбаши – «тысячник» – начальник войск хана Хивы, Его Высочества Мехмет Рахим-Бахадур-Хана Второго.
Прошу Вашего распоряжения Туркменской сотне милиции иррегулярного Закаспийского полка, дислоцированной в настоящее время в Хорасане, блокировать на предмет досмотра караваны двигающиеся из Турецкой Месопотамии в Мешхед. Только те, что будут гружены тяжёлыми деревянными ящиками.
В ящиках, несомненно, будут винтовки Маузера и боеприпасы к ним.
Источник дополнительной информации военный агент «HW-1». (Ал. Кудашев – прим. авт.).
В его присутствии на званом ужине в Исфахане, в усадьбе вице-консула военного атташе Гай Генри Баррата ужинали Клаус Пенк, Лисевич-Кутафьев и Иманулло-Сардар, который был представлен как Начальник личной гвардии хана Ахал-Текинского оазиса Махтум-Кули-хана – подполковник русской армии Ораз-Сардар. Истинный Ораз-Сардар знаком «HW-1» лично. После ужина Клаус Пенк, Иманулло-Сардар, Лисевич-Кутафьев и полковник Баррат уединились в домашнем кабинете последнего. «HW-1» на разговоре не присутствовал. Через некоторое время они усадьбу покинули.
Поутру полковник Баррат решил лично проверить некий грот Великого Змея, упомянутый за ужином в разговоре Клаусом Пенком. Этот грот обозначен на картах, находится в восьми милях от Исфахана в предгорье Загросса и носит название «Ков-Ата», что по-курдски означает «Отец-Змей». Баррата сопровождали индусы кавалеристы-скауты (разведывательного батальона).
Предполагаю: Заключенная сделка на поставку оружия из Германии через Турецкую Месопотамию и Персию в Российский Закаспий не могла быть осуществлена без надёжного прикрытия. Таким прикрытием мог бы стать полковник Баррат. Возможно, Клаус Пенк имел какие-либо основания для переговоров с Барратом. Возможно, сам Баррат провоцировал его с целью получения информации. Игра не удалась. Что-то не сложилось. Баррат от участия в сделке отказался. Пенку пришлось Баррата ликвидировать. Подавая личный пример, полковник Баррат первым спустился в пещеру, где, возможно, рассчитывал найти склад контрабандного оружия, но был сожжён из огнемёта немецкого производства. Разведчики-скауты разбежались, будучи уверенными, что полковника поразил огнедышащий змей. В настоящее время проводится расследование. Состав военной коллегии, расследующей дело, утвержден лично генерал-майором Уилфредом Маллессоном. Коллегию возглавляет сын полковника Баррата драгоман консульства капитан Уильям Баррат, принявший должность отца – военного атташе. Наш агент «HW-1» так же является членом вышеназванной коллегии. Жду от него следующей информации по делу.
«SG-1» *.
______________________________________
* Дзебоев.
______________________________________
***
Документ № 69
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу, Персия, Тегеран.
Донесение (Расшифровка).
1. Удалось отстрелять пять патронов из пистолета Маузер номер М712 1906, калибра 7,65 (шнеллерфойерпистоле), полученного от Кунигунды Баррат, ранее принадлежащего Вольфгангу фон Пенку. Стреляные гильзы собраны. Пробитые капсюли гильз отфотографированы. Фотографии отпечатаны с увеличением в 50 раз. К сожалению, вмятины – следы от ударника на гильзах, отстрелянных из пистолета Маузер номер М712 1906 не идентичны следам от ударника на гильзах, собранных на месте расстрела в каравансарае на реке Атрек.
2. Версию присутствия фон Пенка в каравансарае на реке Атрек можно исключить. Там мог быть и иной офицер германского вермахта. Только в немецкой слободе Исфахана проживают более сотни мужчин немецкой национальности, способных носить оружие. Тем более, что кетхуда не опознал фон Пенка по фотографии.
Вывод: Расследование продолжается. Появляется ещё один подозреваемый – человек немецкой национальности на коне, клеймённом тавро «крест». Предполагаемый убийца полковника Баррата.
Посылаю фотографии.
«HW-1»*.
_____________________________________
* Кудашев.
______________________________________
***
Июля, 30 дня, 1912 г. Исфахан.
С утра в усадьбу к Кудашеву прискакала Уна. Верхом. В сопровождении своего сипая-грума Музаффара.
Крикнула на весь двор:
– Джон! Где вы? Уже позавтракали? Если «да», то собирайтесь, поехали кататься. Я в постели скорее зачахну, мне адреналин для нормальной жизнедеятельности нужен!
– Здравствуй, Уна! Поздравляю, «черная вдова» с тобой не справилась. Давай вместе хоть по чашке чая выпьем. Я один не буду, а без маковой росинки во рту до обеда – тяжко!
Кунигунда не отказалась. Болезнь ушла, молодой организм брал своё. Белые зубки перемалывали всё, что успевал подавать на стол Джамшид-баба. А розовые губки беззвучно шептали Кудашеву: «Люблю! Люблю! Люблю!»!!!
Кудашев молчал, но улыбался. Его сердце пело сладкой болью. Но губы не могли себе позволить ответить тем же словом.
– Как Уильям? – поинтересовался Кудашев.
– Для малярийно инфицированного – нормально. После обеда почти здоров, но его вечерние приступы и меня вгоняют в фамильный склеп! После прогулки навестите его. До шести вечера, не позже.
От ворот к веранде донёсся автомобильный сигнал, потом – стук в калитку. Кудашев и Кунигунда поднялись из-за стола, вышли встречать гостя. Им был знаком двойной сигнал в кварту клаксона «Мерседес-Бенца» фон Пенка.
– Бог мой! – не удержалась Кунигунда при виде старого знакомого.
Вольфганг фон Пенк впервые появился перед леди Кунигундой Барратт-Скотт, сменив свой неизменный военный мундир старшего офицера без погон на аристократический чёрный смокинг, а коричневые сапоги с белыми отворотами при шпорах – на лакированные туфли с белыми гамашами на чёрных кнопках. Он без оружия, без привычного стека, но и без джентльменской трости.
Свой цилиндр фон Пенк смиренно держал в руках.
Остановился за три шага до ступеней крыльца открытой веранды. Полупоклон леди Кунигунде, кивок в сторону доктора Котович.
– Что ж вы встали, Вольфганг! – Кунигунда рукой пригласила фон Пенка к столу. – Джамшид-баба! Ещё один прибор!
– Леди Баррат, доктор Котович! Прошу прощения, я к вам по серьёзному делу. Доктор Джон, если вы позволите мне поговорить с леди Баррат три минуты наедине, я буду вам очень признателен. У меня несчастье, я поделюсь с вами после…
Кунигунда Баррат-Скотт не была бы женщиной, если бы не ожидала от старого знакомого своего отца Вольфганга фон Пенка подобного завершения своих с ним дружеских отношений. Повернулась к Александру Георгиевичу, демонстративно прижалась к нему, поцеловала в щёку. Сказала Кудашеву на ухо:
– Немец пришёл свататься. Наверное, овдовел. Бедненький, долго ждал! Ты позволишь?
Что оставалось Кудашеву? Он ответил:
– Йес…
Уна спустилась во двор.
– Прогуляемся, Вольфганг? Рассказывайте.
Не позволила взять себя под руку. Пошли по дорожке, выложенной каменной плиткой, вокруг дома. Не позволила свернуть в сад.
– Здесь не выкошена трава. Боюсь змей. Никак не добьюсь красоты классического английского газона!
В три минуты немец не уложился. Его инглиш был тяжёл, как поступь гренадерского полка вермахта, фразеология сложна, как двигатель Дизеля. Через три минуты Уна устала его слушать.
– Господи, Вольфганг! Мы до вечера не управимся. Говорите, в конце концов, с чем пришли. Достаточно соболезнований. Я видела ваш миртовый венок, читала запись в траурном альбоме. Хотите меня снова заставить плакать? Вы за этим ко мне пришли?!
Фон Пенк остановился. Вервые этот большой сильный человек с профилем рыцаря героя нордического эпоса выглядел жалким и маленьким.
– Я всё скажу. Простите маленькую хитрость, в три минуты не уложусь. Выслушайте меня, пожалуйста!
– Да.
Фон Пенк вздохнул. Он был похож на человека, готового броситься в холодные тяжёлые волны северного моря. Начал говорить:
– Начну с главного. Не убивайте и не прогоняйте меня после моей первой фразы. Дальше для меня будет проще!
– Я слушаю вас, Вольфганг! Признавайтесь. Жизнь гарантирую!
– Леди Кунигунда Баррат! Я люблю вас! Это чувство – основа всех иных взаимоотношений, которые могут сложиться между нами в дальнейшем!
Увы, Кунигунда не та женщина, что была бы способна долгими вечерами сидеть над «Страданиями юного Вертера» со слезами на глазах. Этот труд Уна прочла на языке Гёте ещё в свои собственные семнадцать лет. Не без колкости спросила:
– А как же ваша гроссфрау Марта фон Пенк? Вы согласовали с ней это признание? Или успели в Персии сменить вероисповедание на то, которое позволит вам иметь четыре жены? Я не стану вашей любовницей. На этом предлагаю закрыть тему беседы!
Этот удар фон Пенк выдержал не напрягаясь. В бою он чувствовал себя легко, как альбатрос в штормовом небе. Кунигунда без труда вывела его из розового тумана. Сантименты закончились. Пошла деловая проза. Здесь он был в своей стихии.
– Одно ваше слово «да», леди Кунигунда, и фрау Марта получит развод. Ради вас я изменю не только строку в паспорте. Вероисповедание, равно как и участие в какой либо человеческой общности – ничто для меня не будет иметь значения. Сегодня я – самодостаточный человек. Мы сможем жить без забот в любой стране мира, наслаждаться тем, что нам сможет дать за наши деньги человеческая цивилизация либо госпожа природа. Мы можем заниматься творчеством, благотворительностью, писать книги, статьи, просто ходить под парусом между островами в вечно лазурном море, охотиться… У нас будут именные ложи в самых знаменитых операх мира! Я сватаюсь к вам!
Фон Пенк вынул из жилетного кармана коробочку зелёного сафьяна с выпуклой, как у старинного сундучка, крышкой. Нажал кнопочку. Крышка откинулась под музыку «Ах, мой милый Августин!». В коробочке сверкало бриллиантом платиновое кольцо.
– Шесть карат, амстердамская огранка Иосифа Асскермана, леди Кунигунда. Не волнуйтесь, не краденый. Я – акционер «Де Бирс»!
Леди Кунигунда поняла, что стоит в преддверии очень серьёзного испытания. Куда делся румянец с её щёк! Она не протянула руки за подарком.
Разговор, с таким трудом начатый фон Пенком, был прерван на самой серьёзной ноте.
– Мэм сахиб! Простите, мэм сахиб! – к Кунигунде бежал, размахивая листом бумаги, её грум Музаффар. – Вам срочная телеграмма из Англии, мэм сахиб!
Кунигунда распечатала телеграмму, прочла её и, не в силах стоять на собственных ногах, схватилась за столбик веранды. Фон Пенк поддержал её за локоть.
Кунигунда вырвала руку и решительно направилась к крыльцу веранды, где, неподвижен, как столб, стоял, облокотясь о перила, Кудашев. Она протянула телеграмму Кудашеву. Читала её второй раз вместе с ним, и не понимала её смысла:
– «… НАШ ДОМ ПЕТЛАНДЕ И ЗЕМЕЛЬНЫЙ НАДЕЛ ПРИ НЕМ АРЕСТОВАНЫ СУДЕБНЫМИ ПРИСТАВАМИ ЗПТ ВЫСТАВЛЕНЫ НА ТОРГИ КРЕДИТОРОМ ПЕТЛАНД БЭНК ТЧК СУММА ИСКА ДЕВЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ШЕСТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ ТЧК ПАПУ ПОХОРОНИЛИ ОБЩЕМ КЛАДБИЩЕ ТЧК МАМА ТЧК».
– Этого не может быть! – прошептала Кунигунда. – Мама не могла влезть в такие долги! А папа не имел никаких прав закладывать дом, дом – фамильная собственность мамы!
Тихо, не спеша подошёл к крыльцу фон Пенк. Достал портсигар, закурил. Сделал несколько затяжек. Обратился к Уне:
– Простите, леди Баррат, я догадываюсь о содержании телеграммы, что так вас расстроила. Прошу, не волнуйтесь. Эти сведения несколько устарели. Я уже выкупил у банка задолженность покойного сэра Баррата. Барристер, нанятый мною, улаживает дела в Эдинбурге. Леди Мария Эллен Баррат сегодня будет ночевать в собственном доме.
Фон Пенк повернулся лицом к Кудашеву:
– Простите меня, сэр, что не сразу обратился к вам. У меня большое горе и неотложное дело!
С этими словами фон Пенк протянул Кудашеву стеклянную рюмку, заклеенную по верхнему краю бумагой. В рюмке что-то чернело. Кудашев вынул из кармана лупу.
– Это клещ. Самка. Брюшко раздувшееся, напившееся крови… Где вы её раздобыли, герр оберст? Это что, подарок в мой «зоопарк»?
– Это не подарок, – уважаемый доктор Котович. – Мне сегодня не до шуток. Наш старый немецкий врач Краузе обнаружил эту тварь в паху моего сына. Сумел извлечь клеща живым без повреждения, обработав кровопийцу миндальным маслом. Мальчик без видимых причин потерял сознание. Впал в кому. Я не могу сказать, где и когда он подцепил это чудовище. Прошу вашего согласия поехать со мной в мой дом. Наш врач не в силах назначить какое бы то ни было лечение!
Кудашеву не потребовалось много времени на принятие решения. Посмотрел на Уну.
– Прогулка отменяется, леди Уна. Я еду к фон Пенку. Возвращайтесь домой. Ещё созвонимся, увидимся!
– Нет, – решительно сказала Уна. Не обращая внимания на фон Пенка, добавила: – С сегодняшнего дня я всегда и во всём с тобой вместе!
Кудашев вызвал Гагринского, передал ему склянку с клещём. Вывел к воротам «Роллс-Ройс». Кунигунда поручила своего жеребца заботам Джамшид-баба. Села рядом с Кудашевым. Грум Музаффар не оставил свою госпожу, поехал следом. Впереди пылил «Мерседес-Бенц».
Фон Пенк был мрачен.
На глазах Кунигунды снова стояли слёзы.
Сердце Александра Георгиевича в кровь драли большие чёрные кошки.
Не было доброго настроения и у Музаффара, верного сипай-грума Кунигунды. Он не заблуждался, предполагая, что сытая жизнь его семьи без госпожи закончится очень быстро.
С этим грузом мыслей и ехали. И неизвестно, чей груз был тяжелее.
Чтобы попасть в немецкий посёлок, Исфахан нужно было пересечь с юга на север. Нормальной езды на второй скорости не более двадцати, двадцати пяти минут. Однако, попали в «пробку». Не в автомобильную, конечно. Исфахан – не Нью-Йорк. В менее опасную, но в более неприятную. Козьи стада с севера на юг, овечьи – в обратном направлении. Пыль, запах, шерсть, крики пастухов! Двадцать минут испытания. Однако, эта «пробка» дала возможность Кунигунде и Александру Георгиевичу переговорить без помех.
У хорошего журналиста, как у лингвиста, профессиональная память. Уна Скотт была хорошим журналистом. Журналистом «Таймс», а не какой-нибудь газетки в четверть листа типа «Челси Ньюс». Она пересказала предложение, сделанное ей фон Пенком, слово в слово.
С минуту оба молчали.
– Почему молчишь, Джон? Не веришь мне? – спросила Уна. – Мне не нужен ни сам Вольфганг, ни его бриллиант в шесть карат, ни его золотые горы, ни его имя!
– Молчу, не значит – не думаю! – ответил Кудашев. – Трудно поверить, но я предполагал многое из того, что Пенк подтвердил собственными словами. Виноват, сам себе не верил, сомневался в правильности собственных умозаключений. Давай так, сейчас смотрим, что случилось с этим несчастным мальчиком. Думаю, много времени это не займёт. Ничего по нашим делам не говорим, ничего не обсуждаем, в дискусии не вступаем, по всем поступающим предложениям берём на ответ тайм-аут! Тебя прошу особо: никаких активных действий. Постарайся успокоиться. Уверяю тебя, мы не тратили время даром, расследование продвинулось вперёд весьма успешно. На Пенка собран интересный материал, который может разрушить все его козни! Я располагаю необходимыми связями с весьма влиятельными персонами. Сегодня же по телеграфу обращаюсь к ним за помощью! Помни, ни одного слова, ни одного действия без моего ведома. Дело не в одном убийстве полковника Баррата, дело в серьезном межгосударственном противостоянии. В этой предвоенной драме цена живым отдельным людям, как цена фигуркам, вырезанным из бумаги. Будешь меня слушаться?!
Кунигунда прижалась к Кудашеву:
– Да, Джон, да. Да, мой любимый!
Дорога, наконец, освободилась. Автомобили двинулись. Вскоре свернули с пыльной дороги на улочку немецкого посёлка, надёжно покрытую добротной каменной брусчаткой. Глинобитные мазанки и полуразрушенные дувалы сменились аккуратными одноэтажными домиками «фервахт» и яблоневыми садами. У этого маленького посёлка не было имени собственного, как у посёлков русских на севере Персии. Он был просто «немецким».
Глава ХI
Диагноз – «энцефалит». Цена «Плана мобилизации». Снова генерал-майор Уилфред Маллессон. Тайна «гулак-хана» Большого базара. Месть Матери-Нагайны.
В тот же день – июля, 30 дня, 1912 г. Исфахан.
В просторную детскую спальню на втором этаже дома старшины немецкой общины в Исфахане леди Кунигунда Баррат и Кудашев поднимались под «Отче наш» на немецком в лютеранском богослужении.
– Unser Vater in dem Himmel! – возглашал молодой сильный голос.
– Unser Vater in dem Himmel! – отвечал стройный хор, в котором угадывались голоса как взрослых, так и детей.
– Dein Name werde geheiligt. Dein Reich komme. Deine Wille geschehe auf Erde wie im Himmel.
Unser t;glich Brot gib uns heute.
Und vergib uns unsere Schulden, wie wir unsern Schuldigern vergeben.
Und f;hre uns nicht in Versuchung, sondern erl;se uns von dem ;bel.
Denn dein ist das Reich und die Kraft und die Herrlichkeit in Ewigkeit.
Amen.
– Амен! – ответил хор.
В спальне четыре кровати. Три – детские, четвертая для взрослого. На ней в постели белоснежного белья, украшенного голубыми шёлковыми ручной вышивки васильками, юноша. Подросток.
У кровати стоят двое мужчин. Оба в чёрных парах, оба с белыми воротничками из-под сюртуков. В руках одного из них книга с простым без затей крестом на обложке – Библия. Это пастор. Второй со стетоскопом в одной руке и карманными часами в другой. Это врач. Фон Пенк называл его – доктор Краузе.
На коленях женщина. Фрау Марта фон Пенк. Она плачет, уткнувшись лицом в край подушки. Пытается своими руками согреть холодные руки своего сына.
Кунигунда подходит ближе к кровати, смотрит на больного. Знает его ещё с зимы. Наследник фон Пенка. Иосиф. Иосиф Прекрасный. Умирающий Иосиф.
Матово белое лицо. Синие полураскрытые губы. Дыхание почти не прослушивается. Восковые неподвижные руки поверх одеяла. Светлые давно не стриженые волосы, непокорный вихор, светлые ресницы и брови.
Тяжёлое зрелище. Кунигунда вспомнила лицо своего брата в беспамятстве в тяжёлом малярийном бреду. Тут же в сознании на миг всплыло и исчезло обезображённое лицо отца…
Из глаз Кунигунды брызнули слёзы. Она, не в силах сдержать себя, громко в голос зарыдала. Одна из женщин, находившихся у постели больного, поддержала Кунигунду.
– Гретхен, проводи фройляйн в умывальник, успокой её! – приказал фон Пенк служанке.
Они ушли.
– Что нового? – спросил фон Пенк у врача.
Доктор Краузе беспомощно развел руками.
– Медицина ещё не имеет противоядия от клещей! Пульс сорок четыре…
В разговор вступил пастор:
– Мужайтесь, Вольфганг!
Фон Пенк взорвался:
– Я только и делаю, что мужаюсь! Дальше некуда. Если можете, отдайте ему моё сердце, если нет – убирайтесь!
Кудашев сделал шаг к кровати. Те три минуты, что он провёл в этой спальне, его мозг старательно, слово за словом поднимал из глубин памяти и воспроизводил всё, что он читал о клещах и энцефалите в бесчисленных справочниках, энциклопедиях, лекциях и журнальных публикациях.
Круто повернулся к фон Пенку. Крепко взял его за руку. Спросил, глядя в его глаза:
– Если меня привезли для оказания помощи больному, я готов! Только напоминаю вам: я – биолог, не врач! Но у нас мало времени. Если доверяете – жду команды!
– Да! Да, доктор Джон! Работайте. Спасите Иосифа, сохраните мне сына!
Кудашев был рядом с больным. Приложил два пальца к сонной артерии, считал слабый пульс. Окликнул врача, собиравшегося покинуть спальню:
Уважаемый доктор Краузе! Вернитесь! Действительно, пульс сорок четыре. Не обижайтесь на Вольфганга. Давайте работать вместе. Мы не дадим Иосифу умереть!
Краузе поспешил вернуться.
В сущности, это был просто пожилой человек, смертельно боящийся фон Пенка, которого в сами немцы в слободе за глаза с оглядкой звали «Der tollw;tige Stier» – «Бешеным быком»!
Краузе поклонился Кудашеву:
– Я готов, профессор, располагайте мною, как вам будет угодно!
Кудашев принял командование на себя:
– Стол к кровати! Чистую клеёнку. Таз. Большую миску. Холодную кипячёную воду, крутой кипяток, нашатырный спирт, раствор марганцовки, сердечные средства! Быстро, как можно быстрее!
Поднялась суматоха. Домашние засуетились. Действительно, немецкий порядок и дисциплина, как организационные факторы – в критической ситуации многозначимые. Без паники, без лишних слов и расспросов каждый из слуг и домашних, делал то, что был должен делать. Через минуту приказания Кудашева были исполнены.
Кудашев продолжал:
– Перевернуть больного на живот! Нельзя на спине. Доктор, очистить ему желудок. Быстрее! Аккуратнее! Вентилятор есть? Несите! Так. Воздух в лицо больному! Еще вентилятор! Очистили? Умойте его. Чаю больному. Крепкого чёрного с лимоном сладкого. Ни в коем случае не горячего. Тёплого. Из ложечки. Давайте, давайте. Он теряет влагу. Здесь дышать нечем! Пол стакана. Через час – ещё хоть четверть! Доктор, что у вас есть для поддержания сердечной мышцы? Зачем кипяток? В грелку. Грелку в ноги. Под одеяло!
Вольфганг фон Пенк стоял у кровати на коленях. Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, не осознанно, впервые в жизни сам без принуждения читал вслух «Отче наш» на родном языке, так, как когда-то читал перед сном в приюте Святого Мартина Лютера! Заканчивая словом «Амен!», начинал сначала: – «Unser Vater in dem Himmel!»…
Очнулся от того, что кто-то достаточно крепко тряс его за плечо. Поднял вверх глаза. Перед ним доктор Краузе. Он серьёзен, но его глаза светятся надеждой:
– Вольфганг! Пульс пятьдесят одна секунда. Пятьдесят одна! Будет жить!
Фрау Гретхен, провожала Кунигунду к умывальнику, поддерживая её одной рукой за талию, а другой за локоть. Думала с простотой крепкой немецкой женщины: «Ох, уж эти англичанки! Красота лица без силы в теле! Как только они умудряются рожать мальчиков, которые вырастают в сильных мужчин?! Ведь, полмира, говорят, под английским флагом»…
В умывальной комнате налила в таз чистой питьевой – не речной! – артезианской воды. Достала из бельевого шкапа чистое полотенце.
– Битте, фройляйн!
– Данке шен, фрау Грета! – поблагодарила служанку Кунигунда. Перестала плакать. Начала умываться.
Гретхен прислушалась. Со второго этажа её явно звали:
– Грета! Фрау Грета! Где вы? Ставьте кипятить воду. Быстро!
Кунигунда подняла к служанке мокрое лицо:
– Идите, фрау Гретхен, вас зовут. Спасибо. Я теперь сама.
Умывшись, вышла в коридор. Попыталась понять, в какой части дома находится. Так, здесь кладовая. Туда – тупик. Вот дверь. Отсюда входили, нет? Вышла во двор. Понятно, чёрный ход для прислуги. Вернулась в дом. Значит, по узкому коридору дальше. Вот поворот в знакомый широкий коридор первого этажа. Наверху суматоха. Команды, беготня. Что-то делается!
На второй этаж лестница ведёт через гостиную. Правильно. Нужно быстрее. Нельзя оставлять доктора Джона одного! Кунигунда ускоряет шаги. Однако, у первой полуоткрытой двери в какую-то комнату останавливается.
Знать бы заранее, чем может обернуться простое женское любопытство!
Заглянула в комнату.
По обстановке – письменный стол, стеллажи с книгами – догадалась: рабочий кабинет фон Пенка!
Словно кто-то невидимый подтолкнул Кунигунду в спину. Сделала шаг, другой…
Не поверила своим глазам: у стены стальной сейф! Между дверцей и проёмом щель в палец. Ключ в замочной скважине. Обернулась – никого. Коридор и в одну, и в другую стороны пуст. Мгновенно просчитала: у неё есть не менее шестидесяти-восьмидесяти секунд. В Кунигунде взыграл журналистский кураж. Такой шанс может быть предоставлен Провидением только раз в жизни!
Вошла в кабинет. Протянула руку в белой шёлковой перчатке к сейфу. Вдруг, что-то пискнуло, звякнуло, потом ритмично застучало за спиной. Кунигунда вздрогнула, у неё перехватило дыхание. Оглянулась. В углу кабинета автоматом заработал телеграфный аппарат. Белая лента кольцами спускалась на паркет пола. Кунигунда потянула на себя тяжёлую дверцу сейфа. Открыла без шума. Первое, что бросилось в глаза – массивная папка синего коленкора толщиной в кирпич. На обложке аккуратно вырезанный листок с восьмушку листа писчей бумаги с надписями: «Vollkommen das Geheimnis. Den Plan der Mobilisierung...».* Дальше читать было некогда.
____________________________________________
* «Совершенно секретно. План мобилизации...».
____________________________________________
Кунигунда сняла с себя куртку амазонки, вынула из сейфа и завернула в куртку папку. Толкнула плечом дверцу сейфа. Легко, на цыпочках, как танцовщица, выскользнула из кабинета. Пролетела, сдерживая дыхание по коридору.
Дверь во двор открыта. На крыльце сидит её грум Музаффар. Увидев госпожу, без слов принял у неё потяжелевшую амазонку.
Кунигунда шепнула в ухо сипая:
– Спрячь где-нибудь. В усадьбе. Понадёжнее! Сюда не возвращайся, жди меня на дороге!
И сделала резкий жест рукой, который можно было понять однозначно: «Убирайся!».
Поднимаясь в детскую спальню к постели больного, на лестнице столкнулась со спешащей с пустым чайником фрау Гретой. Увидев Кунигунду, фрау обрадовалась, спросила, как фройляйн себя чувствует. Не дожидаясь ответа, вручила Кунигунде пустой чайник, попросила срочно принести из умывальника чистой холодной воды. Повернулась и бегом поднялась наверх. Через три минуты Кунигунда поливала холодной водой деревянные полы в детской спальне. Фон Пенк лично отобрал у Кунигунды чайник.
Сказал:
– Фройляйн Уна! Я глубоко благодарен вам и за сочувствие, и за помощь. Но, поверьте, в этом доме полно бездельниц, кому я плачу серебром за работу!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги