На следующий день Лавров, Чуринова, Кулдзиня и Степаненко рано утром отправились на передний край. Через оптические прицелы внимательно изучали высоту, мокрую низину, которая вела к топкому болоту.
— Вот тут мы и пойдем сегодня ночью, — сказал Лавров. — Видите — на краю болота дерево расщепленное? Кстати, там немецкий снайпер прятался, на которого мы с Людой Михайловой охотились. Еще дальше, на склоне, — дзот. Дзот есть и на вершине высоты. Это наши основные цели. В ходе боя, конечно, появятся и другие. А сейчас — домой, готовиться. Мой совет: обязательно возьмите запасные портянки, что-нибудь еще из тряпья. Вымокнем по пояс. Надо подумать, как уберечься от простуды. Здоровье на войне дороже вдвойне. Да рассортируйте патроны, чтобы знали точно, где лежат трассирующие, где — бронебойные, зажигательные. Протрите их масляной тряпочкой. Винтовки приспособить на вещмешках, чтобы лежали вдоль плеч. Пришейте специальные завязки. Я потом покажу, как это делается.
С наступлением сумерек вся ударная группа была построена неподалеку от штаба батальона. Проводить ее прибыли майоры Воронков, Стороженко, тут же находился и капитан Портон — командир второго батальона.
— Ну как настроение, товарищи? Боевое? — с улыбкой спросил майор Воронков.
— Боевое! — ответили вразнобой солдаты.
— К утру высота должна быть взята. Во что бы то ни стало! Это раз. А во-вторых, надо удержать ее до перехода в наступление основных сил полка. Задача сложная. Но мы верим, что вы с ней успешно справитесь. Больные или сомневающиеся есть? — Строй молчал. Тимофей Егорович с минуту выждал, потом повернулся к Стороженко: — Пожайлуста!
Начальник штаба сделал шаг вперед и скомандовал:
— Равняйсь! Смирно! Напра-во! — Прислушался. И снова: — Нале-во! — Еще прислушался. — Кру-гом! — Подошел к строю, поискал кого-то глазами. Нашел. — Вот вы, — указал, — выйдите сюда.
Из строя вышел солдат в нахлобученной пилотке, доложил:
— Рядовой Мургалиев.
Майор осмотрел его внимательно, потрогал поясной ремень, вещмешок и сказал:
— Плохо подогнали снаряжение, товарищ Мургалиев. Котелок лязгает обо что-то, лопата при движении задевает за диски автомата. Так не годится. — И уже обращаясь ко всему строю: — Прошу командиров отделений, каждого солдата еще раз тщательно проверить все, подогнать. Запомните: главное при переходе болота — тишина. Не заметят фашисты — победа наполовину обеспечена. Заметят — пиши пропало. Окопа в болоте не выроешь, за бугорок не ляжешь, в воронку не спрячешься. Потому должна быть мертвая тишина. Избави бог, чтобы что-то звякнуло, лязгнуло. Один разгильдяй может погубить всю роту, — майор выразительно посмотрел на стоявшего рядом солдата и приказал ему стать в строй. — И еще. Идти след в след. Впереди разведчики. Они проверили маршрут. Болото топкое. Уклонитесь в сторону — трясина засосет. Ясно? Вопросы есть? Нет. Полчаса на устранение недостатков. Разойдись!
Улучив момент, когда майор Воронков отошел в сторону от офицеров, сержант Лавров обратился к нему:
— Товарищ майор, я написал письма родителям Дины Абрамовой и Наташи Самсоновой.
— Хорошо. Давайте посмотрю. — Развернул лист, прочитал. Быстро пробежал и второй. — Ну что ж, неплохо. — Положил планшетку на колено, подписал оба. — А в отделении знают об этом?
— Да, мы все вместе писали.
— И какая реакция у девушек?
— Даже и сегодня у всех приподнятое настроение. Говорят, вот всем бы такие письма домой посылать.
— Что же вы ответили?
— Сказал, что теперь обо всех отличившихся обязательно будем сообщать домой.
— Правильно. Не забудьте: как только придет ответ, обязательно зачитайте всем. И мне покажите. Письма — это ценнейшие документы.
— Еще одно дело у меня есть, — сказал Лавров и протянул Тимофею Егоровичу заявление. — Рекомендация пока одна, от старшего сержанта Николаева. Старший лейтенант Мамонов обещал дать от комсомольцев.
Замполит взял документы, улыбнулся:
— Ну что ж, а третью я дам. Поздравляю с правильно принятым решением. Не сомневаюсь, что в бою будете вести себя так, как подобает коммунисту.
Через полчаса тронулись в путь. До переднего края шли по лесу. Команды передавались шепотом от одного к другому. Усиливался ветер. Небо сплошь было затянуто тучами. Начал моросить дождь.
За первой траншеей рота разделилась на три группы. Одна уклонилась влево, другая — вправо. Старший лейтенант Петров, а вместе с ним взвод лейтенанта Павлова, разведчики Муравьев, Кологривов и Ушаков, снайпера двигались прямо. Дождь уже хлестал вовсю. Сгущалась тьма. Около болота приостановились. Командир роты дал возможность подтянуться отставшим. Потом взглянул на часы и махнул рукой — вперед!
Первыми ступили в воду разведчики, за ними — остальные солдаты. Лавров, Степаненко, Чуринова и Кулдзиня были в числе замыкающих. Вот и они вошли в хлипкую жижу. Резиновые подошвы кирзовых сапог заскользили по какому-то гнилью. В нос ударил тяжелый смрадный запах. Холодная вода хлынула уже за голенища. По телу побежали мурашки. Вадим оглянулся. Он боялся, что кто-нибудь из девушек ойкнет. Но нет, они шли молча, затылок в затылок. Всплесков воды не было слышно. Лишь хлестал дождь, свистел в камышах ветер и постанывало болото.
Вода доходила до пояса. Лавров несколько раз натыкался на коряги, саднили изодранные о кустарник руки. С каждым шагом идти становилось все тяжелее. Хотелось присесть на что-нибудь или просто остановиться, передохнуть. Увы! Стоило на мгновение задержаться, как ноги засасывало тиной, и вытаскивать их приходилось с большим трудом.
В одном месте Марина споткнулась о корягу и, падая, схватилась за сержанта. Тот еле устоял. Еще мгновение — и оба они окунулись бы в воду. Помогла Надя. Она шла сзади Марины и быстро схватила ее за вещмешок, потянула к себе.
Дальше шли без приключений. По-прежнему лил дождь, свистел в камышах ветер. Справа все чаще стали доноситься гулкие разрывы снарядов. Лавров знал — по приказу командира полка, чтобы отвлечь внимание фашистов от болота, на правом фланге будет имитирована атака. С артподготовкой, криками «ура». Наверное, она уже началась. Вон как застучали пулеметы, зачастили орудия и минометы.
Болото кончилось неожиданно. Лавров чуть не упал, вдруг не ощутив сопротивления движению ног. Вслед за ним на берег вышли и девушки. Помогли друг другу снять вещмешки, отстегнуть винтовки. Кусты ольшаника, где остановились, мало спасали от хлеставшего дождя. Но переобуться все же надо было. Вылили из сапог воду. Отжали портянки, вытерли ими внутри сапог оставшуюся влагу, достали сухие. Обулись. Постепенно стало приходить тепло.
На обратной стороне высоты, не стихая, гремела канонада. Старший лейтенант Петров то и дело посматривал на фосфоресцирующие стрелки часов. Вот-вот начало атаки. Первый взвод должен уже изготовиться для удара с тыла, третий — во фланг, вдоль первой и второй траншей. Павлов пойдет отсюда прямо к вершине. Одной паре снайперов приказано вместе с разведчиками блокировать дзот, другой — по указанию командира роты уничтожать внезапно появляющиеся опасные цели. Выполнение этой задачи было поручено Чуриновой и Кулдзине. С разведчиками будут действовать Лавров и Степаненко.
С шипением взвилась красная ракета. Это сигнал вперед. Но, как и было условлено, в атаку поднялись без стрельбы, без криков «ура». Подъем хоть и не крутой, но ночью, после болота, да еще с полной выкладкой, он был очень тяжелым. Ноги скользили по мокрой траве. От натуги перехватило дыхание. Неожиданно справа, где наступал третий взвод, раздалась резкая автоматная очередь. Ей ответили сразу несколько. И пошло! Все ясно: фашисты обнаружили наших. Пульсирующим язычком пламени дал о себе знать дзот, к которому пробирались Муравьев, Кологривов и Ушаков.
Над высотой почти все время висели осветительные ракеты. Они взлетали одна за другой. В их то ярко-оранжевом, то мертвенно-зеленом, то кроваво-красном цвете все вокруг казалось нереальным, фантастическим. То тут, то там вспучивались и с треском рвались большие огненно-бурые шапки. Сотни ярких светлячков носились в воздухе, впиваясь то в дерево, то в человеческое тело…
Выбрав позицию около поваленного дерева, Лавров и Марина залегли. Вадим не отрывал глаз от окуляра оптического прицела, указательный палец лежал на спусковом крючке: может, что-то покажется в амбразуре. Но там кроме дергающегося факела на стволе пулемета ничего не было видно. Решил все же выстрелить. Огонек на какое-то мгновение погас, а потом снова запульсировал. Лавров еще два раза выстрелил по амбразуре, но проку никакого не было. Снайперам ничего не оставалось, как сменить позицию. Обусловливалось это еще и тем, что к дзоту уже приблизились Кологривов и Ушаков. У них было по связке толовых шашек. Это «рационализация» Ушакова. К фашистской гранате с длинной ручкой он привязывал две или три толовых шашки по двести грамм каждая. Сначала это сделал, чтобы рыбу в озере глушить, а потом испробовал в бою. Довольно эффектно получилось — от землянки, куда он метнул свое изобретение, осталась куча дров и песка. А вот что получится сейчас?
Не переставая на чем свет крыть дождь, темноту и оккупантов, Ушаков полз к дзоту. Метрах в пятнадцати от него свалился в глубокую воронку, наполовину заполненную водой. Вслед за ним там же очутился и Кологривов.
— Бросай, — отплевываясь от попавшей в рот грязи, подтолкнул Ушаков своего напарника. Тот приподнялся и со всего размаха бросил связку. Она упала за амбразурой. Раздался сильный взрыв. Пулемет вроде бы захлебнулся, но тут же снова застрочил.
— Сила есть — ума не надо, — зло проговорил Ушаков. — Мазила! А ну-ка, прикрывай меня. — И со словами «Двум смертям не бывать…» метнулся к дзоту. Метров через пять упал, прижался к земле. Затем резко привстал и с хрипом: «На, мать вашу…» послал толовые шашки с гранатой прямо под язычок огня. И тут же горячая волна воздуха отбросила его назад.
Тем временем Лавров и Степаненко переместились влево и взяли на прицел ход сообщения, который вел от дзота к траншеям. После первого взрыва один гитлеровец кинулся было к дзоту, но его тут же уложила Марина. После второго, теперь уже из дзота, выскочили три фигуры. Далеко уйти они не успели. Два выстрела сделал Вадим, один — Марина.
Ушаков лежал, раскинув руки, Кологривов осторожно поднял его голову, спросил:
— Ваня, ты жив?
Разведчик молчал. Кологривов вынул из чехла флягу, отвинтил крышку и влил напарнику в рот немного водки. Тот поперхнулся, дернул головой.
— Ваня, так ты жив?! — обрадованно воскликнул Кологривов.
— Почти, — еле слышно ответил Ушаков и добавил: — Дай еще пару глотков, а то у меня давно кончилась. — И только он взялся за флягу, как над их головами тоненько просвистели пули. Кологривов плюхнулся рядом с товарищем.
— Гранату в дзот бросай. Чего рот разинул? — неожиданно рассвирепел Ушаков. — Подползай ближе и глуши, а я прикрою.
Через несколько секунд в дзот одна за другой полетели гранаты. Но стреляли не оттуда, а из траншей. С дзотом было раньше покончено.
В небо продолжали взмывать ракеты. То тут, то там темноту ночи прорезали огненные трассы снарядов. Вот впереди справа гулко застучал пулемет. Где он? Лавров, а вслед за ним Степаненко переместились метров на двадцать в сторону. Не видно. Еще метров на десять перебежали. И тогда увидели вспышки. По ним определили и расстояние. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Вражеский пулемет мгновенно смолк.
Рота, охватив высоту полукольцом, настойчиво продвигалась к вершине. По сути дела, оставалось заткнуть глотку только одному дзоту. Он вел огонь почти беспрерывно. И расположен был для обороняющихся очень выгодно. На подступах к нему не было ни кустарника, ни деревца. Наверное, специально вырубили.
Вадим с Мариной залегли около вывороченного пня и стали методически бить по амбразуре, по пляшущему языку пламени. Задача: не дать фашистам возможности вести прицельный огонь, отвлечь их внимание, ибо с другой стороны к дзоту уже подкрадывались Муравьев с двумя солдатами из взвода лейтенанта Павлова. Проходят пять, семь минут, и вот уже слышны треск автоматов, гулкие хлопки гранат. Огонек в амбразуре гаснет, будто сбитый ветром.
Миновав вершину, рота продолжала очищать высоту. Под уклон дело пошло лучше. Первая часть задачи, можно сказать, была выполнена. По приказу старшего лейтенанта Петрова солдаты, достигнув подошвы, стали зарываться в землю. Все понимали: фашисты не смирятся с потерей столь выгодного объекта и попытаются вернуть его.
Дождь, на какое-то время приостановившийся, снова пошел, затем усилился. Маленькими ручейками вода бежала в наспех отрываемые окопы. С немецкой стороны раздался скребущий душу залп реактивного миномета — «ишака». Мины густо рванули на вершине. Открыла огонь и артиллерия.
Лавров и Степаненко быстро орудовали лопатками, расчищая воронку. Песчаный грунт был мягок и податлив. Копая, Вадим изредка поглядывал на Марину. Ее мокрая смятая пилотка съехала на затылок. Волосы прядями прилипли к лицу. Вид крайне усталый, но работает старательно. Испытание для нее, конечно, суровое. Но она молодец. Ни разу не пожаловалась, что тяжело. Все время старалась не отстать, не потеряться в темноте. И стреляет метко.
Справа и слева от них окапывались другие солдаты. Только один кто-то не стал этого делать, а уполз метров за пятьдесят вперед и залег за валунами. Удобное прикрытие избрал. Кто же это смекалистый такой?
Небо уже начало сереть. Близился рассвет. С каждой минутой усиливался огонь фашистов. Вокруг творилось что-то невообразимое. Тяжко вздыхала земля. Тело ее било мелкой дрожью. По всему чувствовалось, что гитлеровцы вот-вот перейдут в контратаку.
— Марина, приготовься! — крикнул Лавров. — Старайся бить офицеров, пулеметчиков и наиболее рьяных, которые рвутся вперед.
Когда склоны высоты были так перепаханы, что, казалось, ничего живого там не оставалось, гитлеровцы бросились в контратаку. Их подпустили метров на сто пятьдесят и ударили из пулеметов. Снайпера били выборочно. Не торопясь, спокойно вела огонь Марина. И вдруг она ойкнула, стала сползать на дно воронки, закрыв лицо руками. Вадим — к ней. Отнял руки, взглянул. Ничего страшного. Несколько мелких щепочек впились в щеки, лоб.
— Немножко потерпи, — сказал он девушке. — Сейчас я их удалю. — Тут же одну за другой выдернул занозы. Отмотал от индивидуального пакета кусок бинта, подал: — На, протри им лицо… А теперь тампоном. Слегка пощиплет, я его спиртом смочил. Зато потом все будет хорошо. Вот так… А что же с винтовкой? — Подтянул ее к себе. М-да! Цевье разбито, ствольная накладка — в щепки. Стрелять из нее уже нельзя. Повернулся к Марине: — Все, отработала она свое. Получишь новую. А сейчас лежи и не высовывайся. — Снова прильнул к окуляру прицела.
Фашисты залегли. Лишь изредка поодиночке короткими перебежками приближались к кустам. Очевидно, накапливались там для очередного рывка. Светлело. Вадим уже хорошо видел соседа справа. Тот часто прятал голову за бруствер окопа, а когда высовывался и нажимал на спусковой крючок автомата, то выкрикивал какие-то слова. В солдате сержант узнал Керима Мургалиева, которого майор выводил из строя. Молитву он, что ли, читает или заклинание какое произносит? Первый бой, страшновато. Подбодрить бы.
— Керим, — крикнул Лавров, — ты на кого ругаешься?
— Песню пою.
— Песню?! Какую?
— Друг научил. Сказал, когда бояться будешь, пой: «Систем берданка первый номер, прицелился, нажал — фашист помер».
— Хорошая песня! Подползай ближе ко мне, вот тут воронка есть. Вместе петь будем.
— Залпом, да? — Солдат переполз, залег. Огонь он вел экономно, короткими очередями, приговаривая: — Прицелился, нажал — фашист помер. Нажал — фашист помер… фашист помер… Тьфу, собака, не помер! Такой толстый буржуй — и не попал. Систем берданка… О, теперь помер!
— Молодец, Керим, вот так и бей их.
— По-русски, да? — улыбался в ответ молодой казах. Страх прошел, он уже освоился и чувствовал себя в своей тарелке.
Гитлеровцы еще раз поднялись в контратаку, но под шквальным огнем пулеметов и автоматов снова залегли. Особенно досаждал им Иван Ушаков. Спрятавшись за валунами, он с близкого расстояния сек их беспощадно. Фашисты давно заприметили его, но убрать никак не могли: укрыт солдат был надежно. Тогда они открыли сильный огонь по тому месту, чтобы Ушаков не мог даже голову поднять. А тем временем три гитлеровца ползли к валунам.
Жгучий удар в плечо заставил Ивана резко повернуться. Метрах в двадцати от него был вражеский автоматчик. Ушаков тут же нажал на спусковой крючок и выпустил длинную очередь. Немец ткнулся лицом в землю, но, полежав немного, стал поворачиваться. Выходит, жив. Ушаков вскинул автомат, но, бахнув одиночным, оружие замолкло: кончились патроны. Иван выхватил гранату, бросил. Упала она недалеко, осколки фашиста не задели, и тот, чуть оторвав голову от земли, стал медленно направлять автомат на разведчика. Ушаков сжался в комок. Глаза неотрывно следили за черным отверстием ствола. Руки лихорадочно шарили в карманах, рядом по земле. Хотя бы один патрон… Неужели конец? И вдруг словно током ударила догадка: сзади за поясом ракетница, каждому разведчику перед ночным боем дали. Выхватил ее, взвел курок и, почти не целясь, выстрелил. Гитлеровец дико взвыл: сноп огня ударил ему прямо в лицо.
Нервный смех бил Ивана, в груди у него все клокотало — ведь всего несколько секунд назад он был на волоске от смерти, можно сказать, почти видел ее своими глазами.
Только не кончились на этом испытания разведчика. Не знал он и не ведал, что с другой стороны подползли и затаились за валунами два вражеских солдата. Заметили их Лавров и Кологривов. Вадим, не дыша, смотрел в прицел, ждал, когда хоть один из них на мгновение покажется… Кологривов же не стал ждать развязки, пулей выскочил из своего укрытия и — к Ивану. Не добежал, упал. Тут же приподнялся и со всего размаху метнул противотанковую гранату. Она перелетела валуны и рванула так, что от гитлеровцев мало что осталось.
— Я не зашиб тебя, Ваня? — подползая к другу, спросил. Кологривов.
— Не-е, испугал только. Ты чего, тол, что ли, с гранатой шуранул?
— Противотанковую, чтоб поменьше осколков и ненароком тебя не задеть… — Кологривов осмотрелся. — Хорошая у тебя позиция. Если побольше патронов да гранат, да вдвоем, чтоб не было скучно… В общем, я перебираюсь сюда. — И только сказал это, как неподалеку брызнула осколками мина. Простонав, Кологривов схватился за бок.
— Ты что, Саша? Ранен? — Ушаков схватил руку Кологривова, отнял ее от бока. Она была вся в крови. Осколок по касательной сантиметров на десять распорол брюшину. Кишки обнажил, но, к счастью, не задел. Иван принялся перевязывать друга.
В горячке боя никто не заметил, что дождь давно кончился. Сквозь «окна» облегченных облаков проглядывало бледно-голубое небо. По остаткам кустов, по траве стелился туман. Молочной пеленой он пытался прикрыть изрубленный осколками, обгорелый лес.
На бреющем полете над высотой прошла эскадрилья штурмовиков. По соседству нарастал гул артиллерийской канонады. Значит, полк перешел в наступление. Скоро рота старшего лейтенанта Петрова, выполнившая свою задачу, будет отведена во второй эшелон. Снайпера и разведчики возвратятся под начало майора Стороженко.
— Марина, готовься домой. — Лавров повернулся к девушке. Она же в ответ не произнесла ни звука, лежала, скорчившись, на дне воронки. Что с ней? Неужели убита? Осторожно повернул за плечо. Спит! Натуральным образом спит! Натянула края пилотки на уши, подложила ладонь под щеку и посапывает. Что это? Усталость или своеобразная реакция организма на пережитое? Потряс за плечо. С трудом открыла глаза. Несколько секунд моргала, ничего не понимая. Потом, очевидно, дошло. Хотела вскочить. Вадим попридержал ее: бой-то продолжался.
— Как же я так? — изумленно воскликнула она. — Даже не заметила. Свернулась, чтоб теплее было, немного согрелась — и все, больше ничего не слышала. Вы уж, товарищ сержант, не говорите девочкам, а то засмеют.
Обтекая высоту справа и слева, в атаку шли первый и третий батальоны полка. Снайперам и разведчикам было приказано вернуться назад, собрать имущество и дальше двигаться вместе со штабом полка. Старший лейтенант Петров, передавший это распоряжение, от души поблагодарил Лаврова за помощь.
— Честное слово, — говорил он, — никогда не думал, что снайпер — такая сила в бою. Ведь только одна Чуринова два пулеметных расчета уничтожила. А сколько еще всякой нечисти они с латышкой на тот свет отправили! Били без промаха.
— Так у снайперов же пули зрячие, — вставила Марина.
— Как это — зрячие? — не понял старший лейтенант.
— Очень просто: перед боем мы им глазки рисуем, чтобы каждая видела, куда летит.
— А-а, — улыбнулся Петров. — Знаю я эти глазки: бьют наповал. В общем, всех вас буду представлять к наградам. Достойны. — Хотел идти, задержался, спросил чуть тише: — Как там Люда, поправляется? Обязательно привет ей передайте.