Танцы в лабиринте

21

Когда Адашев-Гурский, повесив трубку, вернулся на кухню, стол был уже накрыт, Элис с аппетитом уписывала мясо с картошкой, а Герман все еще возился у плиты.

— Чего это ты, — взглянул он на Гурского, — лицом-то переменился?

Элис подняла голову и тоже тревожно посмотрела на Александра.

— Джеки украли, — коротко сказал Гурский, сел за стол и достал сигареты.

— Как это украли? — Герман выключил на газовой плите огонь и снимал с себя пестрый фартук. — Не по-онял…

— Ну как… Короче, звонит сейчас баба, говорит, что нашла записку, а в ней — твой телефон. И просьба позвонить. Какой-то, мол, Жаклин просит передать, что его похитили.

— Погоди-ка, — Герман, услышав звонок в дверь, вышел в прихожую, впустил в дом Вениамина, держащего в руках литровую бутылку водки, и вернулся на кухню. — Что за баба? Как это она записку нашла? Где?

— Рассказываю, — Гурский закурил сигарету. — Она говорит, что шла, мол, вчера на работу, рано утром, и увидела, как из форточки кто-то выбросил кассету магнитофонную, аудио, в коробочке. Она подняла, открыла, видит — кассета новая, хоть коробочка и треснула. Ну, она постояла, посмотрела в разные стороны, сунула кассету в сумку и пошла. Чего добру-то пропадать? А работает она сутки, дежурит где-то. Вот сегодня пришла домой, кассету сыну отдала. Он сунулся, а там, ну на вкладыше этом, картонном, изнутри, чем-то накорябано: «Меня похитили, квартира шесть. Позвоните по телефону…» А дальше — твой телефон и подпись: «Жаклин».

— Ни-и хе-ера себе… — нараспев произнес Герман. — Слушай… а почему сюда? Почему не в менты звонить? И… квартира-то — шесть, а дом? Улица?

— Улица Кирочная, дом двенадцать. Кассета же у бабы этой прямо перед ее носом, говорит, шмякнулась. То есть окна-то она не заметила, конечно, она же наверх не смотрела, но… Дом, говорит, большой, арка еще там такая — она как раз мимо нее проходила, когда кассета на асфальт упала. И ветра, говорит, никакого не было. Не могло коробку ветром от соседнего дома снести. Короче, дом двенадцать, улица Кирочная. Квартира шесть.

— Ну? — Герман вытер руки полотенцем.

— Почему она просила именно сюда звонить? Ну… может, потому, что здесь Элис. Может, она именно от нее помощи ждет, а ментам нашим не доверяет? Здесь же, по ее понятиям, хоть и не империя зла уже, но все равно для нее и не дом родной. Короче, чего гадать? Хорошо еще, что про записку эту сообразила, как ее на волю выбросить и чтобы ветром не унесло. И чтобы обязательно поднял кто-нибудь, не затоптал. Значит, мыслит здраво. И значит, хотела, чтобы именно до Элис сообщение дошло, а не к ментам. Может, шуму лишнего поднимать не хочет. Может, ее бой-френд какой-нибудь очередной взаперти держит. Да как угодно может быть, мало ли…

— А если нет?

— Что нет?

— Если не бой-френд? — Герман отложил полотенце. — Слушай, надо ехать.

— Да подожди ты… — Гурский погасил сигарету. — Ты чего, дверь там выносить будешь?

— И очень просто.

— Записку она вчера выбросила. А сегодня ее, возможно, уже там и нет. Ты дверь вынег сешь, тебя же и свинтят.

— А ты что предлагаешь?

— Не знаю. Петьке нужно дозвониться. Он профессионал, в конце концов. И адрес грамотно пробить сможет, и вообще…

— Ну так звони. Чего сидеть-то? Гурский ушел к телефону.

— Александр вообще-то прав. — Веня свинтил крышку с большой бутылки. Тут иди ментов нужно туда засылать немедленно, или… если, может быть, она этого не хочет… подумать сначала надо. Как вы полагаете, Элис?

— Я не знаю… — растерянно взглянула на него Элис.

Герман машинально подвинул ближе к ней миску с салатом.

— Хорошо еще, что она хоть так, но дала о себе знать. Все какая-то определенность.

— А я бы все-таки ОМОН туда вызвал. — Вениамин крутил в руках пустую рюмку. — На всякий случай.

— Ну? — вскинул Герман вопросительный взгляд на вернувшегося из гостиной Александра.

— Да не дозвониться до него. У него вообще телефон барахлит — то работает, то нет, — Гурский сел к столу. — Господа, возможно, это и бестактно, но я почти двое суток ничего не ел. Ничего, если я немного картошечки?..

Герман поставил перед ним чистую тарелку, открыл холодильник и достал из него стеклянную банку кабачковой икры.

— На вот, — снял он с банки капроновую крышку, — это тебе можно.

— Спасибо, — поблагодарил Гурский.

— В конце концов, записку она выбросила вчера, а дозвонились до нас только вот сейчас. Больше суток прошло. Я думаю, большой беды не будет, если мы еще с четверть часа… э-э… подумаем.

— Я тоже так считаю, — поддержал его Веня.

— Ну, — Герман положил себе и доктору по куску сочного жареного мяса с гарниром, а Гурскому одной картошки. Затем сел за стол и налил в рюмки водки, давайте… э-э… подумаем.

— Собственно, — рассуждал вслух Гурский, — у нас всего два варианта на рассмотрении. Первый — мы звоним в милицию и сообщаем, что, как нам известно, по такому-то адресу бандиты удерживают заложника. Менты туда приезжают, выносят все двери и окна и освобождают Жаклин из заточения. Плюсы — оперативность и надежность. Минусы — мы привлекаем всеобщее внимание к американской группе. А если Джеки на самом деле держит взаперти какой-нибудь ненормальный ее любовник и мы туда ментов с автоматами направим, то и вовсе скандал получится. Вот, мол, как иностранные студенты свое свободное от занятий время проводят, вместо того чтобы интересоваться бессмертным культурным наследием великого города-музея. Могут и вообще всю эту программу свернуть. Очень даже просто. Нам это надо? Возможно, именно поэтому Жаклин и просила позвонить не в милицию, а сюда. Логично?

— Пока логично, — согласился Герман. — Но, с другой стороны, она бы тогда в записке написала не «похитили», а… ну я не знаю… «заперли», «не выпускают», «помогите», в конце концов. А она ведь написала именно «похитили».

— Ну, во-первых, все многообразие и оттенки синонимов русской словесности ею, положим, пока в совершенстве не изучены. А во-вторых, если она хочет идти домой, а ее не пускают, то для нее это уже киднеппинг, то есть похищение. Так? — взглянул Александр на Элис.

— Так, — кивнула она.

— Это у нас незаконное удержание, — продолжал Гурский, — а у них киднеппинг, и все тут.

— Может такое быть, — опять согласился Герман.

— Далее. Вариант второй — Петр. Это было бы просто идеально. Он все сделает быстро, чисто и без огласки. Одни сплошные плюсы. Минус только один нам его не достать никак. Он на телефон свой наступил недавно, и теперь у него там контакт какой-то постоянно отходит. Можем звонить до посинения. То ли дозвонимся, то ли нет, неизвестно. А время тем не менее дорого.

— Ну? — взглянул на Гурского Герман.

— Да, — кивнул Александр. — Можем и сами поехать. Но, опять-таки, во-первых, если нам не откроют, а мы дверь ломать станем, нас в ту же милицию и сдадут немедленно. И поди потом доказывай. А во-вторых, если и откроют, а ее там нет? Может, там, на самом деле, какая-нибудь серьезная запутка, и ее перепрятали? Мало ли во что она могла вляпаться по недопониманию реалий нашей сегодняшней действительности? Им же там, дома, внушают, что, мол, если у тебя американский паспорт, то тебе в любом Занзибаре обязаны в пояс кланяться. Глупые… У нас же не Занзибар. У нас здесь гораздо горячее. С этим самым паспортом здесь сгореть можно в шесть секунд, как не фиг делать. Даже золы не останется.

— Как… сгореть? — не поняла Элис.

— Денег он стоит, — Гурский отложил вилку. — Понимаешь, Алиса? Де-нег. Американский паспорт — «вездеход». Ну… так называется. Потому что с ним в любую страну мира, ну, почти в любую, практически без визы въехать можно. А уж фотографию-то нашим умельцам переделать… И вот законный обладатель паспорта после этой манипуляции вроде как бы и не нужен уже никому вовсе. Потому что он уже лишний получается на этом свете. Мешает. Под ногами только путается. Можно его, конечно, чеченам в рабство продать, но… хлопотно. Проще закопать. Поняла? Так что ты осторожней здесь этим паспортом размахивай. Очень у многих у нас тут земля под ногами горит, особенно в последнее время.

— Не нагнетай. Не пугай человека. — Герман выпил рюмку и потянулся за сигаретой. — Ты короче говори.

— А что тут говорить? Откроет нам дверь баба какая-нибудь, глаза вытаращит и скажет: «Какая-такая Жаклин? Вы что, охренели? Да идите вы… Нет тут никого и не было». И дверь у нас перед носом захлопнет.

— Ага. Я ей захлопну… — Герман сделал затяжку в полсигареты.

— Ну правильно, ~ кивнул Гурский. — Мы выносим дверь… Дальнейшее уже обсуждалось. Выше.

— Ну и что ты предлагаешь-то, в конце концов?

— По-моему, надо вызывать ОМОН, — негромко произнес доктор Вениамин.

— По зрелом размышлении — да, — согласился с ним Гурский. — Больше ничего не остается. К сожалению.

— Это очень плохо, — покачала головой Элис.

— А ке фер? — пожал плечами Гурский. — Фер-то ке еще?

— Чего? — не понял Герман.

— Ну, что делать?

— Может, ты и прав, — он погасил сигарету в пепельнице. — Только не с моего телефона.

— Это понятно. — Гурский встал, отодвинул стул и пошел в переднюю. Звонительные принадлежности есть у кого? — обернулся он.

— Я дам карта, — поднялась из-за стола Элис.

— Я, наверное, позвоню и сразу туда и поеду, — Гурский натягивал на себя куртку. — Посмотрю там на месте. Что да как.

— Я тоже, — сняла с вешалки свою куртку Элис.

— Вот еще. Чего тебе там делать?

— Я поеду, — упрямо повторила она.

— Герман, ну скажи хоть ты ей… — обернулся Гурский.

— На самом деле, Элис, чего тебе там светиться?

— Я хочу, — она решительно оделась. — Мне надо сама… видеть.

— Ну ладно, — Александр распахнул перед ней входную дверь. — Летс гоу…