Через четверть часа неподалеку от дома двенадцать по Кирочной улице остановилась белая «восьмерка» с помятым передним крылом. Из автомобиля выбрался ветеринарный доктор Вениамин с саквояжем. Сидевший за рулем Герман нажал на кнопку, запирающую правую дверь, вышел из машины, запер ее и подошел к Адашеву-Гурскому.
— Где это? — спросил Герман.
— Вон, — кивнул Александр на парадную, — справа от подворотни.
— Пошли? — Герман поправил что-то под курткой.
— А как войдем?
— Да уж войдем как-нибудь. Один он там, говоришь?
— Да это не я, менты говорят.
— Тем более.
— Ну пошли…
— Элис, — Герман протянул девушке ключи от машины, — посиди-ка.
— Я пойду.
— Куда?
— С вамы тоже.
— Не валяй дурака.
— Я пойду, — повторила Элис и пошла к парадной.
— По-моему, бороться с этим бессмысленно, — повернулся к Герману Адашев-Гурский.
— Элис! — окликнул девушку Герман. — Ну и куда ты пошла?
Элис остановилась и обернулась, взглянув исподлобья:
— Я пойду вместе, — непреклонно сказала она.
— Хорошо. Только не суйся ни во что. Вчетвером они вошли в парадную, поглядывая на номера квартир, поднялись на третий этаж и остановились у квартиры номер шесть. Глазка на двери не было.
— Ну. А дальше? — ни к кому не обращаясь, тихонько произнес себе под нос доктор Вениамин.
Гурский предостерегающе прижал палец к губам и решительно утопил кнопку звонка. Герман взялся левой рукой за дверную ручку.
За дверью послышались шаги, они приблизились, и мужской голос спросил:
— Кто?
— Откройте, — жестко сказал Гурский, — милиция.
— Так были ведь уже, сколько можно… — донеслось из-за двери.
— Сколько нужно, столько и можно. Открывайте!
— Сейчас… — Раздались звуки отпираемого замка, затем дверь приоткрылась наружу, и в проеме возник невысокий мужчина, которому на вид было где-то под тридцатник.
— Вы кто? — он растерянно взглянул на незнакомцев и попытался было захлопнуть дверь.
Герман дернул дверь на себя и, одновременно толкнув хозяина широко раскрытой ладонью в лицо, зашвырнул его вовнутрь прихожей. Тот мячиком отлетел к противоположной стене, сильно ударился о нее спиной и ошарашено выпучил глаза.
— Вы кто?! — еще раз с трудом выдохнул он и застыл, широко раскрыв рот.
— Жак Ив Кусто… — Герман вынул из-под куртки обрез охотничьего ружья и засунул стволы ему в рот. — Бибикнешь, мозги вышибу. Понял, шоферик? Кивни…
— Тот послушно кивнул.
— Вот и хорошо.
— Давай его в комнату. — Гурский запер за собой входную дверь и прошел в квартиру.
Он заглянул в туалет, ванную, на кухню, затем вошел в большую комнату со скудной обстановкой. Взял стул, поставил его на середину, вынул из брюк узкий кожаный ремень и, обернулся к Герману, держащему за шкирку хозяина дома, не вынимая у того стволов обреза изо рта:
— Сюда, — кивнул Адашев на стул. Герман подтолкнул мужика, и тот плюхнулся на указанное ему место. Гурский завел его руки за спинку стула и крепко связал их ремнем.
Вениамин подошел к стене и внимательно разглядывал висящую на ней картину, которая являла собой покрытый мебельным лаком большой прямоугольный кусок тонкой древесно-стружечной плиты. Посредством разноцветных металлических опилок и проволочек на ней был. изображен пруд с лебедями.
— Гротеск? — Вениамин обернулся к мужику и кивнул на картину. Понимаю… Элис прошла в соседнюю комнату.
— Ну? — спросил ее вошедший следом Александр. — Думаешь, она обронила что-нибудь?
Элис пожала плечами и оглядывала комнату.
— Надо вот здесь смотреть, — Гурский подошел к окну и присел на корточки возле батареи отопления. — Есть такая традиция… вот, видишь? — Он указал пальцем на трубу, подходящую к радиатору. — Тут краска содрана. Может, и наручниками… А может, и нет.
Он поднялся и вернулся в большую комнату.
Хозяин дома, со связанными за спиной руками, сидел на стуле и испуганными глазами смотрел на Германа.
— Где девка? — вкрадчиво спросил Герман. — Не знаешь, конечно?
— Да… какая девка? — сглотнул мужик.
— Ага… в молчанку играть будем, да? В отказку идти?
— Да вы кто? На самом-то деле…
— Понятно. Ну что? — Герман взглянул на ветеринара. — Давай, что ли…
Тот вышел на кухню, вернулся с двумя табуретами, подошел к стулу, на котором сидел связанный хозяин, и поставил их рядом, плотно сдвинув один с другим. Затем он, щелкнув замками, раскрыл саквояж, вынул из него и поставил на пол наполовину пустую литровую бутылку водки. Вслед за ней вынул из саквояжа кусок светло-коричневой прорезиненной клеенки и такой же фартук. Клеенкой накрыл табуретки, фартук надел на себя. Убрал бутылку обратно в саквояж и вынул из него большую блестящую металлическую коробку. Поставил ее на один из табуретов, снял крышку, положил, перевернув так, что получилась кювета, рядом и стал, вынимая из коробки, выкладывать на нее хирургические инструменты.
— Надо бы подстелить под него что-нибудь, — не поворачивая головы и холодно звякая инструментами, сказал он Герману. — Обоссытся.
— Да и наорать, — пожал плечами Герман. — А ты не забрызгаешься?
— Так у меня же фартук…
— Ну смотри.
— Штаны надо снять. А рубашку не обязательно, ее просто расстегнуть можно.
— Подержи-ка его, — кивнул Герман Гурскому.
Тот подошел и, тяжело опустив мужику руки на плечи, крепко прижал его к спинке стула. Герман положил обрез на пол, наклонился и стал расстегивать на сидящем брючный ремень.
— Да вы!.. — судорожно дернулся хозяин дома. — Да вы это…
— Что? — вскинул на него глаза Герман. — Может, так скажешь? Пока не калека…
— Да что говорить-то?!
— Повторяю свой вопрос: «Где девка?»
— Да не знаю я никакой девки! Что вы все, на самом-то деле… Те вломились с автоматами, теперь вы… Какая девка?!
— Та самая.
— Да не знаю я ничего!
Неожиданно, дважды тренькнув, раздался звонок в дверь.
Хозяин дома с отчаянной надеждой бросил взгляд в сторону прихожей. Гурский предупреждающе вскинул руку. Вениамин, в одну секунду отхватив скальпелем кусок пластыря, залепил мужику рот.
Звонок повторился.
Гурский поднес палец к губам. Герман, осторожно наклонившись, поднял с пола обрез и уткнул стволы сидящему на стуле в пах.
Все замерли.