Танец теней (СИ)

Глава IV. Песня о войне

В кабине лимузина настроение было приподнятым, музыканты отпускали весёлые тосты за успех нового альбома Эльпиники, который сегодня утром побил рекорд по продажам во всей Ойкумене. «Музыка Океании», над которой они трудились последние несколько месяцев, теперь звучала изо всех радиоприёмников. Успех был неоспорим, вот только Ника не могла проникнуться радостью победы. За окном роскошного салона была всё та же Харибда — зубастая всепоглощающая бездна, из которой они с Эльпис так и не смогли выбраться. И фасады роскошных домов центрального квартала ни за что не могли обмануть Нику, она слишком хорошо знала, что за ними таятся ужасные трущобы с тысячами несчастных душ. И теперь они обречены сгинуть здесь, вместе с ними за компанию.

Вместе с ней.

Эльпис протянула к Нике свой бокал, приглашая чокнуться и присоединиться к веселью. Сегодня был хороший день. В хорошие дни Эли улыбалась и делала вид, что всё отлично. Заставляла притворяться и её. И Ника всегда подчинялась смене настроений, именно такой была отведённая ей роль. Флигель, который вовсе не имеет своей воли, а лишь следует за ветром.

Она нехотя ответила на тост. Бокалы тихонько звякнули, но Ника не нашла в себе настроения на то, чтобы пригубить игристое. Ощущение надвигающейся бури не покидало её уже несколько дней, а по большому счёту, с того самого момента, как они вернулись из Пацифиды. Она упорно продолжала чувствовать, что подруги упустили свой единственный шанс на счастливый конец. Все дальнейшие действия будут лишь затягивать всё глубже в ту трясину, в которую они угодили с агентством «Оморфия».

С самым беззаботным видом Эльпис опустошила свой бокал и засмеялась в ответ на шутку их клавишника, Махаона, Ника была слишком напряжена, чтобы вслушиваться в их весёлые разговоры. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Эльпис опять подсела к ней, оставив музыкантов в их весёлых беседах.

— Ники, выдохни и дыши нормально, — попросила певица. — Иначе получишь кислородное голодание.

— Я в порядке, — отозвалась она.

Эльпис взяла её за руку и положила голову на плечо, так что мягкие локоны её волос расплескались по груди Ники. Воздух наполнил тёплый, чуть колючий запах её духов. Лилии и орхидеи — конечно, Эли могла пахнуть лишь как самые неугомонные цветы.

— Всё будет хорошо, — пообещала Эльпис тихо, но даже в её голосе брякнуло звено сомнений. — Мы же так решили… что будет хорошо.

Тем временем машина подъехала к зданию выставочного зала, где они сегодня должны были присутствовать на торжественном вечере в честь открытия выставки. У входа Эльпинику уже поджидала толпа журналистов.

— Надо же! — восхитилась Эли, — сколько народу собралось. Мы становимся иконами.

— Ты всегда была и будешь звездой, — ответила Ника. — Самой гениальной певицей, которую знала Ойкумена.

— Ну вот, ты всё-таки улыбнулась, — обрадовалась Эльпис. — Пошли, покажем им класс.

С небывалой лёгкостью она отворила дверь лимузина и выпорхнула на бордюр, моментально приковав к себе внимание. В воздухе зажглись ослепительные вспышки фотокамер. Сегодня Эли была в умопомрачительном красном платье с глубоким декольте. На плечах лежала горжетка из шкуры песца. Она часто носила меха после их возвращения из Пацифиды. Говорила, что это положительно работает на продвижение альбома, в котором присутствуют такие яркие северные образы.

Она улыбалась так естественно и свободно, словно никогда не знала ни бессонных ночей, ни нервных срывов. Она сводила с ума журналистов, камеры обожали её. Эльпис уделила время каждому, чтобы все периодические издания Харибды получили свою персональную музу. Вокруг красной дорожки столпились и фанаты, которые стали выкрикивать возгласы восхищения и петь припевы полюбившихся песен. Эльпис плыла по дорожке, подписывала протянутые к ней фотографии, с радостью позволяла дотронуться до её тонкой изящной руки, чем приводила публику в восторг.

Следом за Эльпис на дорожку вышли музыканты, урвав и свою минуту славы. Каллимах приветственно махал рукой фотографам, Гермес, взявший с собой тимпан, отстукивал по нему ритм, повергая толпу в восторг. Ника вышла последней, стараясь не привлекать лишнего внимания, как послушная тень. Девушку устраивало её скромное положение.

Внутри выставочного зала пред ними предстал роскошный холл. На входе им сразу же предложили по бокалу шампанского. Эльпис, судя по всему, вела приятные разговоры с приглашёнными гостями. Широкая мраморная лестница с балюстрадами вела на второй этаж, где происходила непосредственно новая выставка. Нике тоже вложили бокал в руки. Пить не хотелось совершенно, поэтому она осталась стоять с ним, ожидая, когда Эльпис закончит разговор с представительного вида мужчиной. Пока она стояла в некоторой растерянности, к ней подошёл Каллимах и чокнулся с ней бокалами.

— Ты знаешь, иногда можно позволять себе расслабиться. Не стоит всегда быть такой нервной.

Каллимах пригубил бокал и кивнул Нике, вынуждая её сделать то же самое.

— Ты знаешь, кто это? — спросила Ника, указав на мужчину, с которым беседовала Эльпис.

— Никто не знает, кто все эти люди, — ответил он загадочно. — И они сами не хотят, чтобы их знали в лицо.

Ника не сразу поняла, что Каллимах имел в виду, но потом до неё дошёл смысл сказанных слов.

— Он из Акрополя?

— Один из представителей власти. — Кивнул кифарист. — Один из тех великих людей, которые управляют нашей прекрасной страной.

Должна ли Ника была беспокоиться из-за этого? Она вдруг быстро догадалась, что Пигмалион пригласил их сегодня сюда далеко не ради выставки, и даже не из-за успеха нового альбома. Она вспомнила «Песню о китобоях». Что он задумал? Он метит куда-то наверх? Хочет не только богатств, но и власти?

— Да, ты всё правильно поняла, — Каллимах заметил её замешательство. — Сегодня Пигми демонстрирует высшему свету свою красоту.

— Зачем? — спросила Ника, всё ещё не найдясь с ответом.

— Хочет продвинуть её? Планирует для неё большое будущее? Может, хочет отдалить от тебя? Кто же знает?

Ника внимательно разглядывала лицо мужчины. Намеренно старалась запомнить его. Волосы уже седые, ему должно быть не меньше пятидесяти лет. Морщин почти нет, лицо гладкое, мужественный, выдающийся вперёд подбородок, маленькие холодные глаза, которые не торопились выдавать помыслов своего хозяина. Эльпис была совершенно поглощена беседой, настолько, что не обращала внимания на Нику. Девушка сделала щедрый глоток из бокала. Кисловатый привкус зелёных яблок наполнил рот.

— Нет, она не отдалится от меня, — с уверенностью сказала Ника, отдав пустой бокал проходящему мимо официанту. — Мы вместе прошли через очень многое. Она не оставит меня.

— Знаешь, я тоже так думал. А потом Орифия однажды просто пропала из дома. Из нашего дома.

Ника была поражена услышать такое.

— Я думала, вы расстались…

— Потому что я так сказал. — Ответил Каллимах. — Проще сказать, что тебя просто бросила девушка. Сложнее объяснить, куда она делась.

— Она не оставила записки? Не предупредила никого?

Он покачал головой.

— Собрала совсем немного вещей. В основном тёплую одежду и все деньги, какие были в доме. И всё. Больше ничего. Ни свои тетради с песнями, ни инструменты, ни детские вещи, которые хранила. Не взяла ни одно из украшений, ни единого платья. Только свитера. Всё.

— Ты искал её? Может, уехала к родителям?

— Нет, её там не было. Я искал везде, где мог. — Он тоже допил шампанское и ещё какое-то время смотрел, как остатки напитка стекают по стенкам бокала. — Два варианта. Либо она что-то скрывала, за что её насильно депортировали из города, либо резко сорвалась искать Океанию.

— Но куда они могли её депортировать?

— Не знаю. — Пожал Каллимах плечами. — В «Чёрную гарпию». Зачем ещё могли понадобиться зимние вещи?

«Чёрной гарпией» называлась колония строгого режима на севере страны. Ника слышала, что пока никому из заключённых не удавалось отсидеть свой срок до конца. Люди попросту не были в состоянии пережить настолько тяжёлые условия.

— В этом случае, у неё бы не было времени собраться. — Предположила Ника.

— Ну, тогда, сбежать ей было гораздо важнее всего остального. Важнее, чем…

Ника знала, что Каллимах хотел сказать: «Важнее, чем я», но не смог найти в себе решимости закончить фразу.

Ужасное чувство тревоги обуяло её. Оказывается, люди пропадают. Вот так в никуда. Просто не приходят домой. Забирают деньги, но не личные вещи. Растворяются без следа. Ника подошла к Эльпис и потянула подругу за руку. Эли обернулась к ней, на лице цвела улыбка.

— Ники… — она смутилась на мгновение. Синие глаза стрельнули на кириоса. — Подожди секунду, хорошо? — Мягко попросила она Нику, затем опять что-то защебетала мужчине. В конце разговора он сам подозвал её поближе и что-то шепнул в ухо, после чего отвесил Нике сдержанный кивок головой и удалился. — Прости, — улыбнулась Эльпис, развернувшись к девушке.

— Кто это был? — спросила Ника обеспокоенно.

Эльпис оглянулась через плечо и проводила мужчину взглядом.

— Он не представился. Ну… ты понимаешь, кто он…

Конечно, понимаю. Горстка людей, которые управляют всем континентом. Никто не знает точных имён, никто не знает, чем они занимаются, и какие именно должности занимают. Странные загадочные люди в строгих пиджаках. Её передёрнуло. Ника подумала, что и Пигмалион вполне подходил на роль одного из этих людей.

— О чём вы говорили?

Эльпис буднично отмахнулась.

— Да так… Ни о чём таком, — ответила она. — Он сказал, что его жена в восторге от нашего альбома. Выразил свои восхищения.

— Понятно… — Нику не покидало тяжёлое гнетущее чувство.

— Пошли, посмотрим, что там наверху? — Предложила Эльпис, устремившись к лестнице.

— Хорошо, — смиренно согласилась Ника.

Вдвоём они поднялись по мраморным ступеням. Эльпис без устали улыбалась и здоровалась с прочими гостями. Ника отвлечённо разглядывала поручень, плавно водя по нему рукой и словно изучая рисунок на резных перилах.

— Всё хорошо? — Эльпис просканировала подругу взглядом, когда они поднялись на второй этаж.

Ника пожала плечами.

— Волнуюсь за тебя.

Эли насупилась.

— Да хватит. Что ты, правда, как туча сегодня? — Она слегка ткнула Нику в бок. — Я же в порядке.

Не я туча. Я чувствую тучу, которая вот-вот разразится грозой.

— Ладно, давай смотреть выставку, — предложила Ника.

Они углубились в зал. По периметру были расставлены скульптуры в стиле футуроклассицизма — фигуры древних богов с геометрическими частями тела, врезанных в мраморные блоки, раскрашенных кислотными цветами. Вазы, стилизованные под старину с изображениями современных благ цивилизации. Чёрно-белые фотографии, которые было сложно отличить от фресок. Эльпис с интересом изучала композиции, разглядывала картины, двигаясь между рядами экспонатов и здороваясь с кириосами в деловых костюмах.

Они остановились возле скульптуры двух китов, устремлённых к потолку зала. Из спин животных выстреливал фонтан, очертаниями больше напоминавший крылья.

— Провокационно, — сказала Ника. Ей становилось не по себе при виде статуи.

— Это смело, — заявила Эльпис. — Как думаешь, все в зале догадались, что это не брызги воды?

— Тот, кто разрешил выставить это в зале, точно не догадался, — сказала Ника, разглядывая китов.

Крылья были под запретом во всей Ойкумене. Возможно, что и в Гиперборее. Запрет был таким древним, что даже Ника точно не знала, откуда он взялся и в чём его причины. Скорее всего, что-то связанное с религией. Образ ангелов или пегасов ассоциировался с порицанием божественной власти. При этом запрет накладывался только на окрыление людей и животных, на само свойство полёта запрет не влиял.

— Что сделают с художником, если догадаются? — спросила Ника с затаённым страхом.

Эльпис пожала плечами.

Может, спросишь, у кириосов, с которыми так любезничаешь?

— Каллимах признался, что его девушка просто пропала без вести.

Эли испуганно вздрогнула от этой новости:

— Как? — удивилась она.

— Просто исчезла.

— Люди не исчезают просто так. — Возразила Эльпис.

— В современной Харибде всё возможно. Прошу тебя, будь осторожна. — Попросила Ника.

— Ты из-за этого так завелась сегодня?

— Возможно…

Нике самой было сложно понять характер её беспокойства. Предчувствие неизбежного. В ней словно роилась буря.

— Я не исчезну, обещаю, — шепнула она Нике, приобняв подругу за плечо.

Её руки были тёплыми. Родными. Как бы Ника хотела на всю жизнь остаться в этих объятьях, не бояться осуждения и косых взглядов. Но миг их счастья не мог длиться вечно. Ника увидела, как, подобно рифовой акуле, между гостей к ним приближается главное препятствие, лежащее на пути их любви. Пигмалион сегодня выглядел неотразимо. Разумеется, она никогда не видела его без костюма, но этим вечером он попросту блистал в строгом фраке и галстуке-бабочке.

— Моё сокровище, — поздоровался он с Эльпис и поцеловал протянутую ему руку. — Ты бесподобна сегодня!

— Ты мне, как всегда, льстишь! — Эльпис вновь включила свои заигрывания.

— Ничуть. Ты затмила собой даже экспонаты. Такую красоту нельзя держать без витрины.

Эльпис засмеялась, но Нике шутка совершенно не понравилась. Такие, как Пигмалион, умеют ценить красоту бабочки только в том случае, когда она нанизана на иглу и помещена в деревянную рамку под стекло.

— А уж как они обрадуются, услышав твой голос, — продолжил он хвальбу.

От этой фразы смутилась даже Эльпис.

— Услышат голос? Я буду петь сегодня?

— А ты думала, я просто так пригласил тебя в компании всей группы? Выставка чудесна. И Эльпиника станет лучшим украшением сегодня.

— Мы просто не… обсуждали этого. — Замялась Эльпис.

— Муза моя, всего одну песню из твоего альбома.

— Хорошо, я могу исполнить «Песню о китах», — Эльпис указала на статую. — Будет соответствовать выставке.

Ника затаила дыхание. Лицо Пигмалиона своим выражением не сулило им ничего хорошего.

— Нет, — сказал он достаточно мягко, но при этом безапелляционно. — Милая, посмотри вокруг. Здесь не зря собралось столько важных кириосов. Они пришли не просто хорошо провести время. Они хотят послушать главный голос Ойкумены. Поэтому ты споёшь сегодня «Песню о китобоях».

— Что? Нет! Я не стану петь её! — воскликнула Эльпис.

— Станешь, это часть твоего альбома. И это важная песня для всех нас, — настоял Пигмалион. — Группа уже предупреждена, они готовятся в подсобке. Иди к ним, выступление будет через полчаса.

Он взял Эльпис за предплечье и подтолкнул к дверям с надписью «ДЛЯ СОТРУДНИКОВ». Как только Ника попыталась последовать за Эльпис, Пигмалион мягко остановил её.

— Сегодня она справится одна.

— Я так не думаю, — Ника не собиралась отпускать подругу, но Пигмалион в прямом смысле загородил ей проход.

— Не лезь! — осадил он её, шепнув на ухо. — Иди, смотри выставку.

— Я нужна ей сейчас! — Ника не планировала так просто сдаваться.

— Я здесь решаю, когда ты нужна, а когда нет. — Пигмалион схватил её за предплечье и притянул к себе. — Если я говорю не лезть — ты не лезешь.

Его рука — клешня чудовища, сжала крепко, цепко, пальцы сдавили кожу, впились в мышцы так, что ей стало физически больно. Это был первый раз, когда Пигмалион позволил себе дотронуться до Ники. Первый и последний! Резким поворотом плеча она вырвалась из его тисков, но не осмелилась возразить словесно.

— Не смей мне перечить, — сказал он категорично. — Тогда останешься при своём.

Она, молча, развернулась и ушла в сторону сцены, ожидать выступления Эли.

***

Эльпис хотела заплакать, но гримёрша запретила. Ей подправили макияж, широкие красные стрелки на пол лица, ресницы до бровей с крошечными пёрышками на кончиках. Сегодня она была похожа на искру пламени, только вот в сердце теперь ощущала настоящую бурю.

— Двадцать минут до выхода, — крикнула Леда, суетящаяся в коридоре.

— Как пластырь, — утешающе шепнул ей Каллимах.

— Где Ника? — спросила у него Эльпис, на что музыкант лишь повёл плечом.

— Я видел, как она пыталась пройти, но уважаемый кириос не пустил, — отозвался Махаон.

— Чёрт! — Эльпис спрятала было лицо в руки, но гримёрша в последний момент одёрнула её.

— Не смей трогать лицо руками!

— Вы знали про это? — спросила Эльпис требовательно у группы.

— Конечно, Пигми лично приехал и рассказал всё в деталях, а потом мы подписали соглашение, — с иронией в голосе ответил Каллимах.

— Если тебе хотя бы сообщают в последний момент, то с нами обходятся, как с холопами, — съязвил Евр.

— Поверить не могу! — Эльпис вымученно стукнула кулаком по столику, так что тюбики с помадами резко попадали на бок. Карандаш для глаз укатился под стол.

— Эй! — возмутилась гримёрша, но её проблемы сейчас не волновали Эльпис.

Она взяла листок с текстом «Песни о китобоях» и ещё раз посмотрела на него с ужасом. В каждой строчке ей виделись волны вспененного от крови моря.

— Каллимах? — Позвала вдруг она. — Ника рассказала мне про Орифию. Я… хотела сказать, что мне жаль.

На лице музыканта возникла скорбная тень.

— Почему ты не рассказал никому?

— А что бы это изменило? Что ты можешь сделать, могущественная Эльпиника? Вернёшь её? Это невозможно.

— Я… — Эльпис вся сжалась внутри.

Орифия пропала в никуда. Либо сбежала сама, либо её похитили. Причем, не преступники, а правительство. Что им могло не понравиться? Что она пела антивоенные песни? Что однажды нарисовала граффити с именем Алкида на стене здания? Орифия, как и многие, была настроена против войны с Гипербореей, но, в отличие от остальных, не боялась высказывать свою позицию. «А что они мне сделают?» — говорила она.

Что теперь? Сделали они, или она сбежала сама? Примкнула к Сопротивлению в отменённых землях, уехала в погоне за Океанией? Или её посадили… Но ведь при любом раскладе, виновник один… И ради этого виновника она должна была сейчас переступить через свои принципы и исполнить заказную песню, за что потеряет уважение к себе.

Сколько ещё людей должно кануть в смуте? Сколькие умрут ради удовлетворения желаний горстки людей?

А она что могла сделать?

Эльпис нагнулась и подняла с пола карандаш для глаз. Красный, как кровь невинных. Она ещё раз посмотрела на текст «Песни о китобоях».

— Пятнадцать минут до выхода! — крикнула Леда.

— Что я могу сделать? — прошептала Эльпис самой себе.

Хотя бы что-то я могу. — Решила она уверенно.

***

Выступление началось без задержек. Когда под шум аплодисментов Эльпис вышла на сцену, Ника почувствовала, как у неё ёкнуло сердце. Что-то странное было в лице музы. Полчаса назад она была в ярости, как загнанный в клетку зверь, которому оставалось лишь безысходно метаться из угла в угол на потеху толпе. Теперь же её лицо выглядело на удивление спокойным и решительным. Что-то недоброе затаилось в её глазах, словно она была готова сигануть в бездну, стоя на самом краю крыши.

— Добрый вечер! — Сказала она, подойдя к микрофону. Ника сразу ощутила кожей разницу между собравшимися в зале кириосами и их обычной публикой. Если вторые ловили каждое слово и вздох Эльпиники, прощали ей любые ошибки, то эти смотрели на сцену, словно стоя на верхней ступеньке стремянки. Нет, они вообще не превозносили её, они превозносились над ней. — Я рада приветствовать вас всех сегодня. Чтобы этот вечер стал незабываемым, я спою для вас песню.

Ника направилась ближе к сцене. Кроме неё, никто не стремился подойти так близко, большинство гостей чопорно стояли в центре зала, с бокалами вина и внимательно следили за происходящим. Эльпис положила руки на микрофон, и что-то в её пальцах привлекло внимание Ники.

Что это?

Она подошла вплотную к сцене. Пламенная искра. Её руки были испачканы красной краской.

Музыканты заиграли мелодию «Песни о китобоях». Ника поймала взгляд Эльпис. Попыталась задать ей немой вопрос. В ответ на него Эли лишь решительно кивнула и вдруг запела в такт:

Жадные руки в горло вгрызались

И сеяли дурман.

Они удушали и насмехались,

Ставя хищный капкан.

Ложные мысли буйством цветочным

Засеяли поля,

Они прорастали и вытесняли

Мою веру в себя…

Нет! Только не это! Ника остолбенела. К горлу подкатила страшная тошнота. Она переписала текст песни! Выходка Эльпис вызвала в ней одновременно и восхищение, и страх. Что она задумала?

Они нагнетали нам час молчанья

И рвали все языки,

Но в час тишины я спою вам песню —

Эту песню войны.

Эльпис вошла в припев, полностью отдавшись захватившей её волне, закрыв глаза и мягко покачиваясь под музыку, словно огонёк свечи. В каждую строчку она вкладывала столько смысла и боли, что у Ники сковало горло.

Я буду петь

Песню мёртвых детей,

Я буду петь

Песню живых матерей,

Я буду петь

Песню о гневе людей.

И я не замолчу

В этом танце теней.

Она открыла глаза и обожгла взглядом зал. Казалось, что ей удалось посмотреть в глаза каждому, кто собрался здесь сегодня. Второй куплет был ещё более дерзким и смелым, чем первый, в нём Ника слышала ничем нескрываемый вызов.

Вам не заставить меня измениться

И изменить себе!

Я воспарю, как вольная птица —

Спою о своей борьбе.

Клич о свободе и о надежде

Я посею в миру,

Мир будет моим, будет как прежде,

Я его отберу!

Вдруг она посмотрела вниз, на Нику и подмигнула ей.

И только вместе мы выживем в зиму,

Мы доживём до весны,

Чтоб в свете солнца я спела вам песню —

Песню моей войны!

Последний припев Эльпис пела на надрыве. Слившись вместе с музыкой в единый организм, став продолжением каждой ноты, она произносила страшные роковые слова:

Я буду петь

Песню из груд костей,

Я буду петь

Песню безумных вождей,

Я буду петь

Песню тысяч смертей.

И я не замолчу,

Я не стану твоей!

Ника знала Эльпис уже много лет, но ещё никогда не видела её такой, как в финале «Песни о войне». Она была великой, мощной, страшной и грозной, как истинная богиня. Как только стихла музыка, она громко зааплодировала своей музе, но тут же осеклась. Позади весь зал пребывал в тишине. На миг Нике даже показалось, что все разошлись, что они одни во всём здании, а может, во всей Харибде. Она обернулась. Лица зрителей выражали смятение, обеспокоенность. Эльпис же задыхалась после такого сложного эмоционального выплеска. Она изумлённо оглядывала собравшихся. На памяти Ники это была первая песня, после которой Эльпиника не была удостоена аплодисментов.

На сцене нарисовался Пигмалион. По его лицу Ника не могла ничего понять. Он улыбался, участливо распростёр руки на встречу к Эльпис и приобнял её, когда она, обессиленная, практически легла в его объятья. Пигмалион отвёл её за кулисы и, подойдя к микрофону, провозгласил:

— Иногда всем нам необходимо выпустить пар. — Попытался смягчить он углы. — Наслаждайтесь вечером. Специально для вас организован банкетный стол в Малой галерее. — Вся его напускная самоуверенность не скрыла нервно дрогнувшего голоса. У Эли получилось! Ей удалось самое главное — смешать ему карты. Или даже лучше — Унизить его! Весь риск этой выходки стоил вида Пигмалиона на сцене, того, как он извивался, будто угорь, подбирая слова, способные загладить неловкий момент.

Ника была уверена, что сегодня вечером они с Эли будут праздновать победу. Триумф воли над послушанием.

Осталось лишь дождаться её после концерта. Ника хотела поздравить подругу немедленно. Она караулила служебный ход и ждала.

Через четверть часа вышли музыканты.

— Где Эли? — спросила Ника, поспешив к ним.

Махаон и Гермес, молча, пожали плечами.

— Понятия не имею, — обронил Каллимах.

— В смысле? Вы только что были на одной сцене! — Напряглась Ника.

— Пигмалион, наверное, задержал её. — Негромко ответил ей Евр с таким видом, словно не хотел, чтобы кто-то ещё его услышал.

Ника заметила, что парни двигались вниз по лестнице.

— А куда вы идёте? — Спросила она, удивившись их странному поведению и преградив путь.

— Домой. — Ответил Махаон. — Нас именно туда и направили.

— Где Эли? — Волнение Ники резко усилилось.

— Евр сказал тебе… — начал было Каллимах, но Ника остановила его, схватив за грудки пиджака и заглянула в глаза.

— Я спрашиваю: где она? — Повторила Ника.

— Ники… — позвал её Гермес, вызвав вспышку гнева.

— Сначала меня не пускают в гримёрку, потом вы выходите без неё и с беззаботным видом идёте на выход. Я не отстану. Говорите, где она!

— Ники, слушай, — Каллимах снял её руки с лацканов пиджака. Он хотел было что-то ответить, но тут переменился в лице в последний момент. — Мы не будем говорить об этом здесь. Тебе нужно ехать домой.

— Я никуда не поеду без неё. — Заверила его Ника.

— Ники, — Каллимах нагнулся к её уху и прошептал, — Она просила тебя об этом. Она сказала — «пусть Ники едет домой». Пожалуйста. Не усложняй сейчас.

— Но… — вырвалось у Ники.

— Домой. — В голосе Каллимаха она услышала не просто просьбу, а настоящую мольбу. Настроение всех было пугающе-гнетущим.

Ника почувствовала, что не хочет больше находиться здесь. Ладно, я дождусь её дома, если так надо. — Смирилась она и пошла за парнями вниз по лестнице. Её не покидало чувство, что она потеряла что-то важное, но ключи и кошелёк были на месте. А вот сердце — нет…

Дома было как никогда холодно и пустынно, Ника проторчала целый час на балконе. Курила, смотрела на проносящиеся в темноте фары машин. Она ждала. Эльпис не приходила. Ника лежала в кровати и вслушивалась в тишину, ждала, когда в соседней квартире щёлкнет ключ звонка. Либо ждала, когда в дверь позвонят их тайным кодом. Ника ждала. Эльпис не приходила. Сон сломил её под утро. Ника проснулась и первым же делом пошла на лестничную площадку, постучаться в соседнюю квартиру. Она звонила и стучала, но дверь так никто и не открыл.