Танки - вперед!

Стоят в строю советские танкисты

[1]

Как тянет гарью из-за Эльбы —

Напоминание о черных днях.

А наш рабочий день —

учения и стрельбы

Порядок в танковых войсках!

Е. Долматовский

29 — 30.09.1983 г. ГДР. Военный городок Альтес-Лагер

Николай шел, иногда опуская взгляд на блестящие, бросающие во все стороны солнечные зайчики, носки отдраенных до сияния сапог.

«Не умеют все же западники форму носить, обезьяны, — беззлобно ругнулся он про себя, вспомнив недавно увиденных в Берлине французских пехотинцев. Конечно, для советских офицеров посещение столицы Германской Демократической Республики категорически запрещалось. Но некоторые счастливчики сумели побывать там, правда, в основном на вокзалах, имея на руках официальное разрешение на проезд. Иногда при этом им выпадала возможность пройтись по улицам столицы. Не считая офицеров особой Берлинской мотострелковой бригады, конечно, которые посещали город свободно. Но то были избранные и совершенно ортогональные большинству служивших в ГСВГ люди. Зато Николаю Бергу повезло — он сумел получить командировочное с проездом через Берлин. Ему удалось даже слегка прогуляться по центральным улицам столицы, попить пива в ближайшем гасштете, посмотреть на Стену и Бранденбургские ворота с той самой точки, с которой на них смотрел его дед, дошедший до «логова врага» в сорок пятом. — Да, после Афгана служить здесь — просто удовольствие… И народ интересный служит, вспомнил вдруг Николай вчерашний поход в гасштет «У Марты», где они неплохо посидели с летчиками из соседнего полка. «Интересный мужик, этот мой тезка. Судя по разговорам — где-то за границей полетал. Но всего лишь майор… видимо неурядице по службе…» Мысли старшего лейтенанта переключились на предстоящие служебные заботы — утреннюю поверку и учебные занятия. Но ненадолго.

— Привет, Коля! — окликнул его неожиданно вынырнувший из-за угла казармы лейтенант Хабибулин. — Новости слыхал?

— Какие? — заинтересовался Берг. Юрий Хабибулин жил в одном подъезде со штабными прапорщиками, поэтому через свою жену, дружившую с их женами, всегда был первым в курсе происходящего в части.

— Шефа забирают наверх. На его место ставят нашего «Шкафа», — к комроты все лейтенанты относились неприязненно, слишком уж он был требователен, причем придирался обычно по пустякам, а не по делу. — Ну, и тебя можно поздравить, ешкин кот. Кандидатура на повышение одна, так что скоро будешь командовать нами. С тебя проставка. Но учти… Пока все временно, так что не зазнавайся, — он подмигнул.

— Обрадовал, — мрачный тон ответа диссонировал новостям настолько, что Юрий даже слегка споткнулся на ровном месте. — Нафига мне такое «счастье», прямо как лошадке лишний груз. Да еще и временно…

— Брось, Коля, — улыбнулся Хабибулин. — Ешкин кот! Ты же знаешь, нет у нас ничего более постоянного, чем временное. А там, глядишь, и приказ придет. Роту «Шкаф», надо признать, застроил неплохо, так что особых проблем у тебя не будет. Да и мы поможем. Все-таки у нас Германия, а не Забудь Вернуться Обратно (шутливая расшифровка аббревиатуры ЗабВО — Забайкальский Военный Округ).

— Хех, — улыбнулся Берг, — ты, Юра, в Азии не служил. «Есть на свете три дыры — Кушка, Ашхабад, Мары»…

Юрий открыл рот, но шутливая пикировка так и закончилась, не успев начаться. Мимо них проскочил «козлик» начштаба полка и, переглянувшись, офицеры перешли на быстрый шаг, чтобы оказаться в казарме не позднее начальства.

Подъем, утренний осмотр, зарядка и завтрак прошли спокойно, без каких-либо косяков и происшествий. Только комроты, капитан Нечитайло, по прозвищу «Шкаф», полученному за солидные, отнюдь не танкистские, габариты, сегодня вел себя непривычно мягко, не придираясь даже к мелким огрехам, вроде сбившейся во время прохождения в строю с ноги третьей шеренги. Или это показалось посвященному в тайну Николаю? Старший лейтенант, стоя на разводе, попытался разобраться в поведении капитана, но быстро отвлекся, вслушиваясь в неожиданно длинную речь начштаба, зачитывавшего один приказ за другим. Однако ожидаемого им распоряжения по личному составу так и не прозвучало. Впрочем, Николая это теперь нисколько не волновало. Мысленно он уже настроился на предстоящие занятия.

В парке развернули четыре учебных места. Рота разделилась на пять групп, во главе с взводными, старшиной и «Шкафом». Группы разошлись по местам и занятия начались. Старшина отвел свою группу на учебное место по эксплуатационным материалам: виды масла, топлива, применяемые смазки и другие материалы, меры безопасности при работе с ними. Установили стенд с пробирками и баночками, в каждой образец материала. Плакат с необходимыми пояснениями, видно было, как старшина рассказывает, активно действуя указкой. Второе учебное место — силовое отделение танка. Крышу трансмиссии подняли, застопорили, плакатик опять же подвесили, и Хабибулин — руководитель. Третье учебное место — сам ротный рассказывал о вооружении и устройстве боевого отделения. Четвертое — отделение управления — у одного из учебных танков лейтенант Канторович рассказывал заинтересованно, несмотря на то, что занятие отнюдь не первое, слушающим солдатам об особенностях управления танком.

Группа Берга сегодня занималась танкострелковой подготовкой на двух из трех учебно-боевых танков.

— Экипажи к машинам! К бою!

Только что стоящие ровной шеренгой солдаты и прапорщики поломали строй и, стараясь не мешать друг другу, помчались к танкам, точнее изображающим их тренажерам. Топот сапог, грохот закрывающихся люков сливаются в привычную какофонию звуков. Наконец самый крайний мехвод, привычно подхватившись рукой за ствол, нырнул в люк. Щелкнув секундомером, Николай с тоской поглядел через бронестекло на посыпанную песком дорожку, ведущую от штаба. «Черт побери, расслабились воины! Пять секунд сверх норматива. Ну, я вам устрою, товарищи тунеядцы и алкоголики…» — ругнулся про себя Берг — Из танков, — скомандовал он в ларингофон, выдернул розетку. Остановился, ожидая, пока экипажи покинут танки и построятся.

— К бою!

Едва успевший выстроиться, взвод снова разбежался по танкам. И так несколько раз. Наконец Николай удовлетворенно захлопнул крышку секундомера. — Второй раз подряд семь секунд. Молодцы. Перекур десять минут, — скомандовал он, глядя на раскрасневшиеся и потные лица бойцов.

Мгновения отдыха пролетели быстро. Новый обязательный элемент — загрузка трех артиллерийских выстрелов в конвейер. Сначала Николай на личном примере показал, что загрузить эти три боеприпаса в танк за «отличное время» — не такая уж проблема. Он влетел в командирский люк (стоя до того в положенных пяти метрах за танком) примерно за четыре секунды. Загрузка трех выстрелов в механизм у него заняла около минуты.

Когда он все это показал, сначала в боевом темпе, а потом медленно по элементам, сразу нашлось достаточно охотников побить рекорд. Тут пришлось специально сдерживать обучаемых, чтоб не допускать спешки. Ведь механизм заряжания не человек и ошибок не прощал. Он мог искорежить сам себя и искалечить человека, если последний не имел навыков в работе с ним. Пришлось запастись терпением и тренировать ребят упорно, добиваясь не просто автоматических, а именно осознанных действий.

Обед наступил, внезапно, хотя и строго по распорядку. Пока старшина, старший прапорщик Загорулько, строил срочников, лейтенанты собрались в курилке.

Только что приехавший из Союза Петр Канторович очередной раз рассказывал, что теперь можно спокойно сходить в магазин в нерабочее время. Зато в рабочее — не стоит, ибо проверить документы могут неожиданно и в любое время.

— Ну и отлично, — заметил Николай. — Привыкли вместо работы по магазинам мотаться. А настоящие работники после работы ничего не купить не могут, все днем расхватают. Да и торговцев давно пора приструнить. Привыкли, понимаешь, все по блату распихивать.

— Это, конечно, правильно, — согласился Юра. — Но вот Петр говорит, что и выйти просто так без отпускного никуда нельзя. Это что, получается нельзя без надсмотрщиков, что ли?

— Ну ты и даешь, Юр. В рабочее время надо что? Работать…, — возразил Берг. — Распустились люди, сознательности не хватает. Вот и приходится к трудовой дисциплине приучать строгостью. Не так, что ли?

— Так оно так, да уж как-то… чересчур, — возразил Хабибулин.

— Кто на обед, товарищи? — глянув на часы, прервал их разговор Канторович.

— Пойдем все, — предложил Николай. Они неторопливо двинулись к столовой вслед за строем солдат.

После обеда оба танка выехали из ангара на директрису. И началось одно из любимейших занятий танкистов — стрельбы. Конечно, со стрельбой штатным снарядом не сравнить, но все же…[2]

Танк мчался вперед. Время от времени его подбрасывало и качало с боку на бок. Но орудийный ствол, благодаря работе системы стабилизации неподвижно уставлен в глубину мишенного поля, где неожиданно появилась едва различимая мишенька на скате холма, похожая на танк. Берг сымитировал нажатие на кнопку на маленьком пульте, условно «выбирая тип снаряда»…

— Прямо. Тысяча триста! Танк!.. — врывается в наушники голос старшего сержанта Конюшевского.

— Кумулятивный! — скомандовал Николай.

— Кумулятивным готово! — ответил наводчик.

— Огонь!

Выстрел осуществлялся с правой кнопки под указательным пальцем на пульте наводчика, на которую штатно заведён электроспуск от пушки и, соответственно, подключённого к нему вкладного ствола. Резко, но негромко щелкнуло, совсем не похоже на выстрел танковой пушки. Мишень исчезла…

День постепенно катился к вечеру, а неделя — к воскресенью и очень долгожданному выходному. Тем более, что комроты обещал отпустить Николая на весь день, без присутствия на подъеме, и Берг уже спланировал поездку утренней электричкой в Потсдам. Прогуляться по городу, заглянуть в знаменитый парк и дворец Сан-Суси, поискать «дачу Штирлица»[3]. Юрка, уже побывавший в городе, уверял, что нашел этот дом и только жалел, что не взял с собой фотоаппарат, чтоб наглядно подтвердить свои слова. Коля был уверен, что лейтенант как всегда слегка привирает, но в глубине души все же хотел сам удостовериться в этом. Интересно же…

После вечернего построения и совещания в канцелярии роты, капитан Максим Нечитайло, он же — «Шкаф», неожиданно попросил Берга задержаться.

«Вот оно, — подумал Николай, — сейчас, наверное, поделится новостью».

Но капитан оказался верен себе. Нудно отчитав Берга за слабое соблюдение техники безопасности, из-за чего прапорщик Воробьев получил травму (попросту ободрал кожу на указательном пальце), он ни словом не намекнул на возможные кадровые перестановки. Зато «обрадовал» тем, что завтра, в субботу, вместо паркового дня, два взвода роты, Берга и Загорулько, отравятся на тренировку по легководолазной подготовке.

— Хабибулин со своими заступает в караул. Я буду занят на подготовке к наряду, поэтому вы, Николай Игнатьич, назначаетесь старшим. Подача транспорта на семь — ноль-ноль, так что завтракаете сразу, без физо и выезжаете. А сегодня проконтролируете вечернюю прогулку. Вопросы? — закончив, «Шкаф» исподлобья посмотрел на стоящего почти по стойке смирно старшего лейтенанта. Поняв, что любой его вопрос повлечет за собой еще не менее четверти часа нуднейшего монолога, Берг только буркнул: — Есть! — и, попрощавшись, почти строевым вышел из канцелярии. По пути «застроив» слегка оборзевшего дневального, видимо забывшего, что еще не все офицеры ушли из казармы.

— Деревянко, ты в наряде, или где? Спишь на посту? Знаешь, чем такой сон может закончиться? — напомнив ему и афганские истории с вырезанными казармами и полностью уничтоженный во время событий горячего лета пятьдесят третьего в ГДР диверсантами советский госпиталь, расположенный от казарм полка всего в трех километрах, старший лейтенант неожиданно вспомнил о пропущенном ужине. — Смотри, увижу еще раз — получишь по полной… Понял? — Дождавшись ответа оправдывающегося изо всех сил Деревянко, Николай, на ходу отвечая на приветствия вернувшихся с ужина бойцов, вышел из казармы на улицу.

Стоял неплохой осенний вечер, теплый, словно лето еще не собиралось сдавать свои позиции ни зиме, ни наступившей по календарю поздней осени. Пройдя по вымощенным брусчаткой еще при Гитлере (а может раньше, однако по слухам, ее укладывали советские военнопленные) улице между казармами, мимо штаба, за здание склада, Николай вышел через малоприметную калиточку в заборе прямо к недавно построенному панельному ДОСу[4], где ему, несмотря на холостяцкое положение, выделили комнату в двухкомнатной квартире. В соседней комнате жил еще один старший лейтенант — связист, но его не было уже полмесяца — уехал в командировку, в Союз, сдавать в ремонт технику.

Поэтому ужинать Николаю пришлось в одиночестве, под сопровождение телевизора. Начало программы время он пропустил, готовя стол, а вот международный раздел прослушал довольно внимательно. Новости звучали тревожно. Военный переворот на Гренаде и возможность вмешательства США, очередная вылазка «контрас» в Никарагуа, нелепая «шутка» Рейгана, заявившего при включенных микрофонах о приказе начать атомную войну через пять минут…

Сообщение ТАСС по поводу очередной выходки американского президента прозвучало резко и отнюдь не улучшило настроения Берга:

«ТАСС уполномочен заявить, что в Советском Союзе с осуждением относятся к беспрецедентно враждебному выпаду президента США. Подобное поведение несовместимо с высокой ответственностью, которую несут руководители государств, прежде всего обладающих ядерным оружием, за судьбы собственных народов, за судьбы человечества».

«Новый Секретарь — это не Брежнев. Он такие шуточки без ответа не оставит. «Империя зла», теперь вот этот «приказ». А еще ракеты в Европе…, - собираясь на вечернюю прогулку, размышлял Николай. — Но тогда выходит, что война может разразиться в любой момент… Хорошо, что я холостяк — мелькнула неожиданно выскочившая из подкорки мысль, и он переключился на воспоминания о своей первой и на сегодня последней неудачной любви. Света, «красавица, комсомолка, спортсменка», с которой он познакомился сразу после поступления в училище и встречался все время учебы. Резко охладевшая к нему, как только узнала, что новоиспеченный лейтенант распределен в Среднюю Азию. — Теперь она наверняка пожалела бы о своем решении — усмехнулся лейтенант, — Группа Советских Войск в Германии куда перспективней поселка Ново-Ахмирово в Казахстане».

На прогулку он успел впритык, старшина уже строил роту возле казармы, а от соседней вместе с грохотом сапог по брусчатке уже неслось: «Броня крепка и танки наши быстры…». Эти звуки словно подтолкнули остальных и грохот шагов, смешавшись со словами строевых песен доносился уже с нескольких направлений.

— Рота, смирно! — перекрывая гул, скомандовал Николай. — С места, с песней! Шаго-о-ом… арш!

Слитно ударили подошвы по камням брусчатки и рота, отозвавшись на команду, словно единый организм, этакая многоголовая и многоногая гусеница, устремилась вперед. Запевала выдал первый куплет, тотчас же подхваченный остальными солдатами:

— Майским утром в сорок пятом

Завершив Победой трудную войну,

Полземли пройдя, советские солдаты

Принесли в Берлин весну!

Николай шел сбоку, поглядывая то на идущего впереди совсем не похожего на себя Загорулько, то на строй солдат. Но рота шла без единого сбоя, а дружно льющийся припев гимна ГСВГ забивал все сторонние звуки:

— А мы стоим здесь на задании

Всегда в дозоре боевом, за рубежом.

Солдаты Группы Войск, Советских войск в Германии,

Покой Земли мы бережем!

Рота шла, песня вольно гремела, отражаясь от стен казарм и устремляясь вверх. За ней, без перерыва, последовала следующая, с крамольной, с точки зрения любого замполита, строчкой.

— Гремя огнем, сверкая блеском стали

Пойдут машины в яростный поход

Когда прикажет нам товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет…

Казалось, не стало уже отдельных людей, ни солдат, ни старшины, ни Николая. Все они слились в один единый организм, готовый ко всему, способный на все, даже на чудо. Поступит приказ, и они пойдут вперед, «гремя огнем, сверкая блеском стали»…

И это, неожиданно возникшее, чувство единения не оставляло старшего лейтенанта даже на пути домой, половину которого он прошагал молча.

— Николай, Заявление ТАСС слышал? — прервал молчание Загорулько.

— А как же, — подтвердил Берг.

— Как думаешь, война будет?

— Честно? А кто его знает. Похоже, американцы вообще с катушек слетели. Если уж их президент такие шутки отпускает…, - лейтенант помолчал пару секунд. — Очень даже может быть. Не зря они свои «Першинги-2» в Европе разместить хотят. Представляешь, пять минут на удар…

— Представляю. Мы и проснуться не успеем, — вздохнул старшина. И тут же сменил неприятную тему на житейскую. — Ты в воскресенье в Потсдам едешь?

— Собираюсь, если ничего не изменится. А что?

— Ну… есть у меня адресок одного магазина. Не сможешь заехать и купить для меня «мадонну»?[5]

— Хорошо, куплю, — охотно согласился Берг. Тяжесть небольшая, а старшина его не раз выручал. Поэтому, почему бы и не помочь человеку. В части «мадонны» распределялись по талонам, с многочисленными подковерными интригами и ссорами между женами офицеров и прапорщиков, а тут такая возможность…

— Деньги я тебе завтра передам, — довольный легким решением вопроса, добавил старшина, прощаясь.

Однако поутру Николай проснулся не от звонка будильника, а от тревожной сирены в подъезде. Вообще-то в Советской Армии, как уже давно уяснил себе старший лейтенант, о любой «внезапной тревоге» предупреждают за несколько дней, в крайнем случае — за сутки до ее объявления. Никому из начальства не хочется получать «дыни», которые не сладкие плоды из семейства тыквенных, а вовсе даже наоборот. Проще «незаметно» для проверяющих предупредить личный состав и получить хорошую оценку. Не отличную, ибо любой проверяющей и в этом случае найдет к чему придраться. Всё как в известном армейском анекдоте про проверку пожарного щита. Когда проверяющий, увидев образцово укомплектованный щит, начинает придираться к лопате: «Первое — плохо заточена, второе — рукоять не ошкурена, третье…», а умный командир снимает лопату и выбрасывает, говоря: «Пишите одно замечание — нет лопаты».

Поэтому к сигналу тревоги самые ушлые успевают умыться, побриться и даже позавтракать. Чего сейчас в полном объеме Николай проделать не успевал. Решив, что небольшая щетина никого в таких условиях не потревожит, он выбрал возможность перекусить парой бутербродов и стаканом холодного чая. После чего подхватил тревожный чемоданчик и выскочил на лестничную площадку. По лестнице уже вовсю топали сапоги успевших собраться раньше него коллег.

С посыльным он столкнулся уже на улице.

— Тревога! — крикнул солдат на бегу и помчался дальше — отрабатывать маршрут оповещения.

Николай бегом домчался до дежурного, по пути отметив, что механики, уже спешат в парк. Одним из первых получив оружие, он, не дожидаясь прибытия остальных офицеров роты, тоже побежал к боксу своего взвода.

«Таак — вроде бы сделано все как учили: подогреватели работают, троса, смыкающие передний и задний ряд машин уложены на штатные места, механики деловито осматривают машину, отметил он, переодеваясь в комбез, — Что за шум? Ясно — прибыли остальные члены экипажей». Дальше все потекло по накатанной — загрузили имущество в машины, командиры танков проверили связь, приняли доклады механиков. Доложили Бергу, он передал доклад комроты. Потом командиры танков с флажками вышли на площадку перед боксом — это значило, что машины готовы к выходу, экипажи на местах. После этого только одна команда — «Вперед!». Но тревога учебная, из парка техника не выводится, если только выборочно по команде комбата или комполка, поэтому такой команды и не поступило. Пришла обычная команда отбоя и, после приведения техники в исходное состояние, офицеры отправились на разбор мероприятия. Наступал новый день, один из множества будничных армейских дней…

29.09.1983 г. СССР. Москва

По утренней, еще просыпающейся Москве, промчался кортеж, скрывшийся в Боровицких воротах Кремля. За ним проследовал еще один. Машина проехала ворота и покатила по чисто выметенным асфальтовым дорожкам. Внутри Кремля все было освещено, на асфальт из темной выси небес падали редкие, задумчивые снежинки. Зима еще не вступила в полную силу, но первое дыхание ее уже чувствовалось.

— Смотри-ка, разъездились, — стоявший на остановке одинокий, по раннему времени, прохожий с удивлением проводил взглядом уже вторую группу правительственных ЗИЛов, пронесшихся по улице. — Опять кто-то умер, что ли? — К восемьдесят третьему в Союзе уже привыкли хоронить престарелых начальников одного за другим, поэтому и первая реакция на все необычные события была именно такой. Однако на этот раз прохожий ошибся. Никто из членов Политбюро пока не умер, хотя одному из них осталось жить совсем немного — до конца месяца, о чем пока не подозревал ни будущий покойник, ни его коллеги.

Впрочем, сегодня, как и обычно, присутствовали не все. Первым прибыл многолетний «хозяин Москвы» Гришин, за ним — министр иностранных дел Громыко, а потом уже — Алиев, Романов, Устинов, Черненко и Щербицкий. Последним появился глава правительства Тихонов. Кроме того, в приемной сидели председатель КГБ Чебриков с большой красной папкой в руках и начальник Генштаба маршал Огарков, что сразу заставляло всех входящих насторожиться.

Все собрались в традиционно предназначенной для заседания высшего органа управления Советским Союзом (если не по закону, то — фактически) комнате. Сегодня на заседании присутствовал «Сам» — Генеральный Секретарь Андропов. После недавнего изменения методики лечения[6] он выглядел намного лучше, явно пойдя на поправку. И, как говорили «широко известные в узких кругах» люди, переехал из больницы в Кунцево, в которой лежал до этого несколько месяцев, домой.

Дождавшись, пока все рассядутся, Андропов встал, блеснув линзами очков на в прорвавшемся сквозь занавески солнечном луче.

— Товарищи, я срочно собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, — тут Юрий Владимирович замолчал на несколько мгновений, видимо осознав явный плагиат известного всем произведения. В комнате стояла вязкая тишина. Все сидящие за столом почему-то смотрели не на стоящего Генсека, а на сидящих рядом с ним главу госбезопасности и начальника Генштаба. Многие выглядели взволнованными.

— Напомню, что в мае 1981 года на заседании Политбюро мы узнали о том, что США планирует ядерный удар по СССР. Силами КГБ и ГРУ была начата операция «РЯН» (Ракетно-Ядерное-Нападение). Целью этой операции было выявление приготовлений к нанесению ядерного удара по СССР и поиск возможностей для его предотвращения. К сожалению, — опять ненадолго замолчал Генеральный, — получены тревожные сигналы о возможном начале войны в ближайшее время. Прошу вас, Виктор Михайлович, — обратился он к Чебрикову.

Председатель КГБ встал, дождался, пока Генсек сядет, неторопливо открыл папку и столь же неторопливо начал доклад.

— Товарищи, новая администрация США демонстрирует свою агрессивность и готовность к развязыванию ядерной войны. Напомню, что с тысяча девятьсот восемьдесят первого по сентябрь текущего года военные суда США и НАТО неоднократно проводили демонстрацию силы в Балтийском и Чёрном море. Американские бомбардировщики несколько раз в неделю совершали полёты по направлению к советской границе и только в последний момент меняли курс. В конце марта текущего года три американских авианосца проводили учения возле Алеутских островов. Четвертого апреля шесть штурмовиков А-7 нарушили воздушное пространство СССР и провели условное бомбометание по наземным целям на острове Зелёный. Военные провокации против СССР сочетаются с политическими. А как, если не провокацией, можно назвать речь Рейгана, произнесенную восьмого марта, в которой он окрестил Советский Союз «империей зла»? Но все эти провокации никогда не сопровождались разведывательными признаками готовности к началу боевых действий, такими, как смена кодов в сообщениях между странами НАТО, увеличение числа таких сообщений, как между правительствами, так и между органами военного управления. В настоящее время разведкой КГБ зафиксировано увеличение числа шифрованных сообщений между США и Великобританией. При этом использованы новые, гораздо более сложные шифры, которые пока расколоть не удалось. Не зная содержания этих сообщений можно лишь предположить, что идут консультации о применении ядерного оружия. Таким образом, есть подозрения, что под прикрытием предстоящих учений готовится полномасштабное ядерное нападение.

— Вы уверены в достоверности этих сведений и вашей интерпретации их? — спросил Черненко. — Паритет по нашим стратегическим вооружениям с США, — добавил он, — сделали прямое столкновение лоб в лоб бессмысленным и безумным — обе стороны будут просто уничтожены в ядерной войне.

— Неужели они настолько безумны, чтобы заняться самоубийством? — добавил Громыко. — Не надо суетиться — это признак слабости. Иногда ничего не делать означает сделать очень много. Пока есть только косвенные признаки, которые могут объясняться и просто подготовкой к заявленным учениям…

— В сорок первом тоже не доверяли «косвенным признакам» — перебил его Устинов. — Надо хотя бы армию подготовить.

— Какие будут предложения? — взял управление на себя Андропов.

— Готовиться надо, — поддержал министра обороны Алиев. — Чтоб опять не застали врасплох. Но осторожно, не спровоцировать бы самим. Однако объекты номер один и два я бы расконсервировал.

— Другие предложения будут? — Андропов обернулся к Чебрикову. — По вашей линии, я думаю необходимо дать соответствующие указания резидентам.

— Неплохо бы провести дипломатическую проверку, — предложил Громыко. — Например, через Гельмута Коля[7].

— Обязательно, — отметил Генсек, — займитесь.

— Министерство Обороны уже получило указания, — хмуро заметил Устинов. — Не так ли, Николай Васильевич?

— Так точно, — подтвердил, поднявшись, маршал. — ГРУ сориентировано, ГУКС получило распоряжение на активизацию космической разведки.

Устинов, кивнув Огаркову, заметил.

— Николай Васильевич подготовил небольшую справку по соотношению сил. Есть предложение заслушать.

— Кто за, товарищи? — оглядев присутствующих и еще раз блеснув линзами очков в солнечном луче, спросил Генеральный. — Единогласно, — тут же подвел он итог. — Слушаем вас, товарищ Огарков.

— Товарищи, — начальник Генштаба открыл папку и начал доклад, практически не заглядывая в нее. — Соотношение сил в настоящее время характеризуется паритетом между стратегическими ядерными силами нашей страны и США. Советские стратегические ядерные силы насчитывают 1398 пусковых установок МБР (из них 576 — с разделяющимися головными частями индивидуального наведения), 950 пусковых установок БР на 62 подводных лодках (128 ракет с разделяющимися головными частями индивидуального наведения) и 156 тяжелых бомбардировщиков, способных доставить 10850 ядерных зарядов. В США в составе таких сил насчитывается 1053 пусковые установки межконтинентальных баллистических ракет, 656 пусковых установок баллистических ракет на 40 подводных лодках, 570 тяжелых и 65 средних бомбардировщиков. По оценке Генерального штаба, только стратегические ядерные силы США могут поднять в одном пуске-вылете двенадцать тысяч зарядов общей мощностью 3400 мегатонн или примерно сто семьдесят тысяч Хиросим, — он несколько секунд помолчал, чтобы дать возможность слушателям оценить масштаб описываемого. — Наш потенциал практически равен американскому, поэтому, по нашим оценкам, тотальная ядерная война будет самоубийством для самих американцев, не говоря уже об уничтожении всего живого на Земле. Поэтому два года назад американцами была выдвинута теория «ограниченной ядерной войны». Не вдаваясь в подробности, отмечу, что одной из входящих в нее идей является признание возможности ведения ядерной войны на ограниченном театре военных действий, например в Европе. Таким образом, американцы надеются избавить свою страну от ядерных ударов. Именно на основании этой теории планируется начать развертывание с ноября этого года ракет «Першинг-2» и «Томагавк» в Европе.

— А что у нас в Европе? — перебил докладчика Громыко.

— Страны — члены Организации Варшавского Договора и государства — участники Североатлантического союза располагают на европейском континенте большим количеством самых различных систем вооружений, в том числе ядерных; крайне высока здесь и концентрация вооруженных сил. В общей сложности страны НАТО имеют около 850 носителей ядерного оружия — 162 ракеты и примерно 700 самолетов, из них около 650 американских бомбардировщиков и истребителей-бомбардировщиков. Большая их часть базируется на наземных аэродромах, меньшая — на американских авианосцах. В качестве ответных мер на действия стран НАТО нами созданы ракетные системы средней дальности. Кроме ракет, у нас имеются и средние бомбардировщики, всего 465 единиц. Общее число носителей средней дальности на настоящее время составляет около 930 единиц. Кроме того, обе стороны располагают и тактическим ядерным оружием — авиабомбами и артиллерийскими снарядами. Для систем средней дальности и оперативно-тактического назначения Соединенные Штаты завезли в Западную Европу в общей сложности более 7000 ядерных боеприпасов. Дополнительно к этому ядерные боеприпасы для своих национальных систем имеют Англия и Франция. Соотношение по ядерным зарядам, выводимым на цели за один пуск-вылет всеми носителями стран НАТО (США, Великобритании, Франции) и СССР, составляет 1,5:1 в пользу НАТО. Что касается соотношения вооруженных сил и обычных вооружений стран ОВД и НАТО, то существуют различные оценки. Нет и единой системы самих оценок соотношения обычных вооружений и вооруженных сил. И это понятно: любой арифметический подсчет, например численности личного состава сухопутных войск, связан с определенными объективными трудностями. Из исторически сложившихся различий в структурах вооруженных сил стран НАТО и стран Организации Варшавского Договора вытекает разный подход, например, к вопросу, какие части следует относить к сухопутным войскам. В одних странах ракетные части или наземные комплексы ПВО включаются в сухопутные войска, в других — в ВВС. Если все же обратиться к количественным данным, то общая численность вооруженных сил: НАТО — 4 998 тысяч человек, Варшавского Договора — 4 821 (соотношение 1,04: 1 в пользу НАТО); в том числе в сухопутных войсках в Европе: НАТО — 2125, Варшавский Договор — 1664 (соотношение 1,28: 1 в пользу НАТО). На европейском континенте 89 дивизиям НАТО (с учетом вошедшей в прошлом году в блок Испании их число составляет 94) противостоят 78 дивизий стран Варшавского Договора. При этом численность развернутой американской дивизии составляет 16–19 тысяч, а западногерманской — более двадцати тысяч человек; дивизия армии стран Варшавского Договора насчитывает максимум одиннадцать тысяч человек. Таким образом, в Европе НАТО имеет перевес над нашими силами, за исключением незначительного превосходства в танках, остающегося на нашей стороне. По оценке Генштаба, это позволяет НАТОвским стратегам надеяться на победу в ограниченной или безъядерной войне…

— Атомные подводные лодки с ракетами в море надо выводить. Постепенно, чтобы не спровоцировать, — предложил Устинов.

— Полагаю, можно отдать соответствующую директиву, — согласился Андропов. — Если моряки докажут, что американцы не примут массированный вывод лодок за подготовку нападения.

— Проведем совещание, наметим мероприятия по маскировке выхода, — заверил Устинов. — Предлагаю еще провести встречные учения армии и флота, — добавил он. — А группы войск и РВСН приказным порядком привести в повышенную боеготовность с началом их учений.

— Не маловато будет?

— Можно еще часть сил из центральных округов выдвинуть на полигоны у Западной границы, тоже под видом учений, — предложил Огарков.

— Тогда уж точно спровоцируем удар, — недовольно заметил Громыко

Обсуждение предлагаемых военными мер было довольно бурным. Но в конце длительного, изматывающего совещания. Генсек и военные добились единодушного согласия на выполнение предлагаемых мероприятий.

29.09.1983 г. ГДР. Альтес-Лагер

Николай вышел из кабинета врача и с облегчением выдохнул. Не придрался лепила, пропустил. Строго говоря, мог и отстранить от полетов после вчерашнего, тем более в первоначальном плане полетов майор и не стоял. Просто приболел один из опытных летчиков и его попросили слетать на «провозных» для восстановления навыков с комэской[8] второй эскадрильи, недавно вернувшимся из отпуска. Майор выходил от врача и поэтому не удивился, уловив доносящийся с ЦЗТ[9] ровный гул — началась предполетная газовка[10]. Как взлетел разведчик погоды, он естественно отсюда услышать не мог. Как и его возвращения.

Предполетные указания Федорченко прослушал без всякого интереса, привычно выделяя важные и необходимые для него данные. «Первый вылет днем в зоне — неплохо. И самолет хороший — борт пятнадцать, родной, закрепленный по боевому расчету. Что ни говори, и ни пиши про современную стандартизацию, но все же каждый самолет все равно имеет свои особенности, даже, если не придираться к словам, привычки. Один с неохотой входит в правый вираж, на втором на мгновение позже включается форсаж, третий вообще предпочитает прямой полет и неохотно выполняет любую фигуру пилотажа». «Пятнадцатый» в этом отношении был идеалом. Причем Николаю иногда казалось, что самолет улавливает его мысли и переходит в нужный режим даже чуть раньше, чем он нажимает на ручку или шевельнет педалями. Летать на такой машине очень приятно, даже для уже подсчитывающего оставшиеся до пенсии годы и ко всему привыкшего летчика. Поэтому на первый вылет Николай вышел неожиданно для самого себя в очень приподнятом настроении, казалось бы, давно уже погребенном под привычной армейской рутиной. Техник самолета старший лейтенант Телепнев, опытный, и тоже, как Федорченко, дослуживающий оставшиеся несколько лет до пенсии, заметил его хорошее настроение.

— Самолет к полету готов, — вытянувшись и отдав воинское приветствие, доложил он. — Егорыч, что такой веселый? От дочки что пришло?

— Спасибо, Петрович, — ответил, поздоровавшись с техником, Федорченко. — Пока ничего, — жили они в одном доме, дружили и Телепнев знал, что дочка майора, живущая в Союзе, собиралась рожать. — Просто настроение хорошее. Да и погода…

Погода действительно не подвела. В полном соответствии с предсказаниями метеорологов, несмотря на СМУ в зоне, на аэродроме стояла отличная, напоминающая позднюю осень средней полосы России погода.

— Погода хороша, — вежливо согласился Телепнев. Николай, молча кивнув в ответ, наработанным за время службы маршрутом обошел самолет, проверяя внешнее состояние ПВД (приемник воздушного давления), обшивки, шасси, сопла, консолей. Вернулся к кабине, расписался в журнале подготовки самолета и привычно забрался по стремянке в кабину. Поднявшийся Телепнев помог пристегнуться, выдернул чеки катапультного кресла и спустился вниз. Почему-то все эти привычные, практически рутинные действия сегодня выглядели новыми, словно этот вылет был первым, а не… Николай попытался припомнить, какой это у него вылет, но как-то неожиданно забыл об этом.

Фонарь плавно опустился, щелкнули штыри замка, зашипел воздух, герметизируя кабину. И время, как обычно, словно замедлилось. Установив РУД на малый газ, майор нажал кнопку пуска. Турбостартер отработал положенный цикл, раскрутив основной двигатель. Запуск, сзади зашумело пламя, вырываясь из сопла. Дрогнули стрелки приборов. Запуск, проверка систем под привычный речитатив техника. Наконец Федорченко связался с КП, запросив разрешение на выруливание.

— Восемьсот пятидесятый, старт разрешаю!

Самолет, едва заметно покачиваясь на швах между аэродромными плитами, вырулил из ряда, проехал по ЦЗТ и вырулил на взлетно-посадочную полосу (ВПП).

— Десятый восемьсот пятидесятому. На исходном, прошу разрешения на взлет.

— Восемьсот пятидесятый, взлет разрешаю!

Слышно даже в кабине как загудел установленный «на максимал» движок. Самолет рванул вперед, разгоняясь. Скорость росла, Николай, привычно удерживая машину по центру ВПП, быстро и четко переключил РУД на «форсаж». Взревел двигатель. Самолет, словно получив толчок сзади, резко ускорился. Несколько мгновений аппарат несся по бетону, а затем взмыл вверх. Перегрузка привычно прижала Николая к креслу…

Погода испортилась задолго до зоны полетов. Пришлось перейти к пилотированию по приборам и удвоить внимательность. Германия — это не Забайкалье и не Средняя Азия, где можно спокойно уклониться от заданного эшелона и курса, все равно ближайший «коридор» с пассажирскими авиалайнерами где-то в нескольких сотнях километров в стороне. Впрочем, для Николая это особой трудности не представляло. Даже иллюзия «перевернутого полета», обычная при таких обстоятельствах, когда вокруг самолета не видно ничего, кроме клубящихся облаков, ему не мешала. Пара виражей, разворот, кабрирование… Упражнение шло по накатанной колее, как вдруг его вызвал руководитель полетов.

— Восемьсот пятидесятый, десятому. Сто двадцать четыре!

— Восемьсот пятидесятый принял, — мгновенно среагировал Николай. Переданные цифры означали неожиданную вводную — перехват учебной цели по командам системы управления. «Лазурь» исправно выдала информацию на приборы и Федорченко полупереворотом вышел на курс перехвата. Для обеспечения скрытности локатор он включать не стал, ограничившись теплопеленгатором ТП-23, работавшим в режиме поиска. Мастерство, как известно, не пропьешь, и учебная мишень появилась на индикаторе практически в рассчитанный им момент. Причем ничего не подозревающая «цель» летела прямо, не ставя помех и не пытаясь ускользнуть от атаки.

Николай включил локатор, загнал метку цели в кольцо. Дождался сигнала захвата. И несколько секунд с удовлетворением наблюдал, как «противник» усиленно маневрирует, пытаясь вырваться из зоны пуска. Но было уже поздно — на ФКП остались четкие снимки в течение времени, достаточного для поражения «радийной» ракетой[11].

— Десятый — восемьсот пятидесятому! Перехват закончен. Остаток тысяча восемьсот, прошу разрешения на возврат на аэродром, — доложил майор.

— Восемьсот пятидесятый, разрешаю, — немедленно откликнулся руководитель полетов.

Николай ввел самолет в вираж, разворачиваясь на обратный курс. Одновременно отметив, что тучи расходятся, и погода явно улучшается. Так что второй и третий вылет пройдут точно по плану.

03.10.1983 г. ГДР. Альтес-Лагер

Николай сидел дома и смотрел по немецкому каналу ЦДФ какую-то глупую американскую комедию. Лично он предпочел бы боевичок, или какой-нибудь хороший советский фильм, но передачи первого канала советского телевидения уже закончились, а боевики и вообще более-менее интересные фильмы немцы крутили пораньше, в самое удобное для их зрителей время.

Вот чего не отнимешь на этом «загнивающем западе», так именно вот этого стремления сделать все для удобства потребителей. Так что загнивали они красиво, ничего не скажешь.

Впрочем, сейчас старшему лейтенанту было не до абстрактных рассуждений и просмотр кинокомедии никак не мог успокоить напряженные нервы. Слишком нехорошей была обстановка в мире. При внешнем спокойствии в газетах и телевизоре, иногда прорывавшемся очередным сообщением ТАСС об очередном заявлении американского президента. А если к этому добавить происходящее в гарнизоне, причем не только в части Николая, но и у соседей… Внезапные, без обычных для проверок предупреждений за несколько дней, подъемы по тревоге, «рекомендации» не покидать гарнизоны даже в выходные, а самое главное — полная проверка всех танков, боекомплекта и даже НЗ[12] на складах, под предлогом предстоящих больших учений, заставляли думать совсем о другом. Временами Николай думал, что почти так же чувствовали себя наши командиры в сорок первом, ожидая войны.

Не слишком радовало даже подтверждение слов Хабибулина. Роту Николай получил и, похоже, впереди маячило звание капитана. Конечно, здоровый карьеризм — это как некий первичный мужской половый признак, он должен быть у каждого офицера, хотя и не стоит его публично показывать. Но что такое карьеризм на фоне возможной ядерной гибели всего мира. Какой смысл радоваться лишней звездочки, если завтра по всему миру вырастут, поднимаясь в небо, ядерные «грибы» и вся жизнь закончится в пламени пожаров и темноте засыпанных обломками убежищ. Или еще хуже — в чаду и блевотине последних дней радиационной болезни. Конечно, он и его друзья имеют возможность прожить подольше и перед смертью отомстить противнику, вырезав таких же уцелевших вояк с той стороны. Но утешение от этой возможности слабое…

«Военные, если они умные профессионалы, ненавидят воевать еще больше гражданских. Поскольку великолепно понимают, что такое война. Что это отнюдь не те красочные сражения, с красивой героической смертью, которые показывают по телевизору. Война — это кровавая, грязная, страшная и непрерывная работа. На которой ты теряешь друзей часто быстрее, чем приобретаешь новых. А возможная Третья Мировая грозит не просто гибелью друзей или даже тебя самого, в конце концов, каждый профессиональный военный должен быть готов рано или поздно погибнуть в бою. Нет, Третья Мировая грозит гибелью всего человечества. А эти американские недоумки во главе с бывшим актером видимо полагают, что происходят очередные съемки очередного боевика, — раздраженно переключив канал с надоевшей глупыми шутками комедией на какой-то непонятный, но абсолютно нейтральный фильм, подумал Берг. — Точно доиграются до войны. Хорошо, что наши, кажется, это тоже понимают, — решил он неожиданно, — не зря же нас так тренируют. Может, американцы увидят, что мы готовы к отпору, и сдадут назад, как при Хрущеве?»

Звонок в дверь перервал его размышления. Выключив телевизор и отчего-то сразу прихватив тревожный чемоданчик, Николай пошел открывать дверь.

Предчувствие его не обмануло — на пороге стоял прапорщик Иванов, полностью экипированный по тревоге.

— Давай, ротный, в казарму. Собирают «распорядительным порядком», так что можешь не спешить, — сказал он, усмехаясь и бросая красноречивый взгляд на стоящий у ног старшего лейтенанта чемодан.

— Только сбор? — уточнил Берг.

— Ну, ходят слухи, что с выходом в районы[13], - ответил прапорщик. — Но сам понимаешь… Пока сказали, только в казарму…, - прапорщик развел руками и, не прощаясь, развернулся и помчался вниз по лестнице.

— Ладно, понял. Пойду собираться, — крикнул ему вслед Берг.

Прибыв в казарму, Николай неожиданно для себя обнаружил, что вся его рота уже стояла в строю, ожидая только своего командира. Как сразу выяснилось — его подчиненные собрались первыми и без единого замечания, что несколько обрадовало новоиспеченного ротного. Едва Берг успел прибыть и уточнить состояние дел, как всех офицеров вызвали к комбату. А через четверть часа закружилась карусель тревоги. Ревели сотни двигателей танков, потревоженные внезапным ночным грохотом, с криками взмывали в небо вороны. По дорогам ползли, подсвечивая темноте узкими лучиками прикрытых по-боевому фар, танки. Ползли, разбредаясь по заранее назначенным районам, тревожа не только птиц, но и мирное немецкое население.

И рота Николая двигалась в этой же колонне — три тройки первого, второго и третьего взводов, с командирским танком во главе строя. Все на месте и все при делах, отбросив прочь ненужные мысли и забытые сомнения. Полк, несколько мгновений назад напоминавший мирный городок, неожиданно изменился, одевшись в сталь и встав на колеса и гусеницы. Показав, наконец, свое истинное обличье, двинулся, сотрясая землю и небо, отсекая мирное время от тревожной неизвестности.

Примечания:

[1] Марш советских танкистов. Музыка — Д. Покрас, слова — Б. Ласкин

[2] Во время танковых стрельб на гарнизонном стрельбище используется вкладной ствол под патрон 14,5 мм, заряженный на три выстрела, положенных на упражнение. Выстрел осуществляется с правой кнопки под указательным пальцем на пульте наводчика, на которую штатно заведён электроспуск от пушки и, соответственно, подключённого к нему вкладного ствола. МЗ заблокирован и конвейер не проворачивается, а значит, и снаряд не подаётся. Стрельба производится по реальным мишеням, поднимаемым в поле. Отработка выбора снаряда имитируется на пустом конвейере без производства выстрела.

[3] На самом деле «дом Штирлица» снимался в Восточном Берлине, на улице Генриха Манна, 17

[4] Дом Офицерского Состава

[5] Популярный в СССР столовый фарфоровый сервиз производства ГДР с изображениями в стиле 17 века. Считался «дефицитом» и все, служившие в ГСВГ стремились приобрести один, а то и два сервиза, часто для последующей перепродажи в СССР

[6] В нашей реальности врачи отказались менять методику лечения и здоровье страдавшего почечной недостаточностью Андропова стало ухудшаться, что привело к его смерти в феврале 1984 г.

[7] В описываемое время — канцлер ФРГ

[8] Профессиональный сленг. Комэска — командир эскадрильи. «Крайним» — в авиации слово последний не произносят, чаще всего заменяя словом крайний. СМУ — сложные метеоусловия.

[9] «Централизованная заправка топливом» — специальная площадка на военном аэродроме, на которой установлены колонки, позволяющие заправлять самолеты топливом и подавать на них электропитание постоянного и переменного тока.

[10] Опробование двигателей и систем самолета на земле с целью выявления возможных неисправностей, авиационный сленг.

[11] Ракеты с полуактивной радиолокационной ГСН (головкой самонаведения) не имеют своего собственного излучателя. ГСН принимает отражённый от цели сигнал РЛС самолёта-носителя ракеты. Сленговое название — радийные, как и ракеты с активной головкой, в отличие от ракет с инфракрасной головкой самонаведения, или «тепловых».

[12] Неприкосновенные запасы.

[13] Район рассредоточения после сбора по тревоге в предвидении возможного ракетно-авиационного удара противника.